Погружение в Казантип. Очерки с одного семинара

Йога, Казантип, позволение - три заветных слова, эдакий код моей поездки к Азовскому морю в августе 2012 -го.
Этот год у меня вообще проходит под знаком очень сильных глубинных перемен. Именно глубинных, связанных с принятием мира. Начиная с принятием всей себя.
Ничего не ждать и не загадывать - уже перестаёт быть привычкой. Наблюдать то, что происходит, не впечатляясь, а реагируя ровно так, как необходимо по ситуации, - привычкой становится.
Ехала на семинар к Ольге Звоновой, а получила свой собственный эксклюзив: жизнь разворачивалась через ситуации, принимая которые, я получала-получала-получала... И это было классно!
Первое время принималась, было, вести дневник, потом бросила - не хотелось фиксировать происходящее. Хотелось просто в нём пребывать. Посему сейчас пишу не про дни - про оставшиеся в памяти детали.
ЛЮДИ
С людьми я  лажу. И прежде тоже ладила, только прежде была нотка "хочу понравиться". Совсем в юности - не нотка даже, а мощный аккорд "примите меня, примите!". После всяческих самопознанческих практик аккорд ослабел, а после ЖС Алёны Соколовой я стала различать даже слабое звучание этого "понравится кому-то извне".
Себе понравится, прежде всего!
С этим, кстати, и ехала на семинар - дочистить неприятия себя "слишком толстой, неповоротливой, и вообще недостаточно "такой". Пусть это не фонила так сильно, как когда-то, но остатки были. Вот и отправилась дочищать.
И вот - еду в купе поезда Москва-Керчь. И неожиданно оказываюсь "плохой".
Села я в купе первая, свой тяжёлый чемодан определила под нижнюю полку. Следом вошли соседи, симпатичная супружеская пара (ох, везёт мне в последнее время на свидетельства супружеских пар со стажем, где между супругами  остался трепет чувств!). Едем вместе до Семи Колодзей, здорово! И тут появляется обитательница нижней полки, которая мигом разносит наш благодушный настрой. Это женщина лет за шестьдесят, очень взвинченная, с кучей поклажи. И первым делом она истерически начинает требовать убрать мой чемодан «согласно купленным билетам». Нижняя полка, мол, её, значит, и все багажные места – её, а я «первая пришли, всё тут заняли!". Читай – самозахватом.  Любые слова, что внизу – два багажных места для обоих пассажиров, а её мелкие сумки можно убрать наверх, просто не воспринимаются. В итоге сопровождающие её мужички устали от истерики, закинули ( с моего согласия) мой чемодан наверх, а попутчик пообещал снять его в Семи Колодзях.
А я залезла на свою верхнюю полку с ощущением себя-скандалистки и нелюбви к этой дуре-тётеньке.
Это был вечером. На следующий день наблюдаю картину: тётенька из моей большой бутылки с водой наливает в свою. Офигеваю.
 -Ничего, что это моя вода? – говорю. – Мне, конечно, не жаль, но всё-таки...
– Это моя вода! – вскидывается тётенька.
Я не верю: я же вчера рюкзак разгрузила, еду-воду вытащила и даже отхлебнула из этой бутылки!
Смотрю. И вправду, другая вода. То-то вкус мне вчера странным показался… А моя вода  тогда где? Лезу проверять в рюкзак... Там! Ну нифига себе, что-то с памятью моей... Прошу прощения, лезу к себе на верхнюю полку с ощущением себя-скандалистки. И кто из нас дура?
Нда, бывает...
В поезде знакомлюсь с попутчиками, кто тоже едет на семинар - мы предварительно обменялись контактами. Их трое. Мужчина с лицом, застывшем в любезной маске и сдавленным голосом. В сочетании с витиеватой речью (он оказался репетитором по математике) - тяжкое зрелище. Йогой он никогда не занимался, да и никакими другими практиками тоже. Едет «попробовать». Маленькая женщина, репетитор по русскому. У Звоновой она занимается полгода. Говорит загадочно: "Увидите, как там будет". Лично её результат полугодовых занятий – перестала избегать больших кампаний. Раньше они её напрягали, теперь – нет. Третья попутчица появилась уже почти перед прибытием. Женщина примерно моей комплекции и возраста, йогой занималась Выглядит тревожной.
Все мы раскиданы по разным вагонам, потому, выйдя в Колодзях, берём аж два такси на троих пассажиров. Они ж толпами у каждого вагона, вот мы обе и подсуетились – я и третья попутчица. Единственный в нашей компании мужчина наблюдает, как мы, оставив маленькую попутчицу заботам встречающей её подруге, устраиваем тендер своим таксистам. Садимся к тому, что согласился уступить в цене.
На "Лаванду" приезжаем к девяти вечера. На улице - темень. Звоним Звоновой, она нас находит у ворот и приводит к коттеджу. И вот тут начинается нечто для меня неожиданное…
Я сама и ездила по семинарам, и организовывала, и проводила. И для меня правило: организаторы народ встречают, общаются, помогают разместиться. Место ведь незнакомое, а они, как уже тут определившиеся, помогают вновь прибывшим войти в курс дела… Ну или, как минимум, замечают тех, кто пришёл.
Здесь всё было иначе. Приходим к коттеджу, и я вижу около него группу странных женщин. Все - в себе, курят задумчиво и индифферентно, мало реагируя на вновь прибывших. Одна из них - администратор. Разговор тоже странен. Нам разбираться с ночёвкой, а они не представляют, куда нас селить – мест в «Лаванде» им дали меньше заказанного. И барышни как-то вяло на эту тему размышляют. Тут подъезжает маленькая наша попутчица со своей подругой и с места в карьер истерит: «Срочно меня селите, я устала после поезда и хочу под душ"! Вялость резко сменяется руганью: администратор срывается в перепалку, подруга орёт  "замолчи, никто тут не обязан перед тобой прыгать". М-да… Забавно. В принципе, у меня с собой палатка. Но как-то темно её сейчас разбирать… И – комары! Господи, сколько здесь комарья, а я не взяла с собой никаких средств, не ожидала.
Впрочем, всё как-то устраивается. Мне сообщают, что завтра утром найдётся кому отвести меня в частный сектор «У нас одна девочка там живёт и там есть места», и я селюсь на одну ночь в комнату с девочкой из Воронежа. Девочке душно, она просит не закрывать окно и дверь, чтобы сквозило. Я разбираю спальник, ложусь и долго слушаю, как по коридору бегают соседи: в душ, в туалет, на крыльце поговорить. В раскрытую дверь слышно всё.
Засыпаю поздно, просыпаюсь рано - кто-то шумный протопал пописать, хлопая дверьми. Время - шестой час. Возмущения происходящим нет – проснулась и проснулась. Вон, у Алнашева на семинарах по пять часов спали, и ничего! И раз проснулась - пойду к морю встречать рассвет.
С морем я уже знакомилась накануне – вчера, устроившись и переодевшись, бегала окунаться в тёмную воду. Где-то вдалеке бушевала гроза, в небе вспыхивали сполохи. Сюда шторм долетал слабо – волны были, но несильные. И всё-таки входить в тёмную воду было страшновато. Я вошла до пояса и стояла, здоровалась: с местом, с землёй, с водой, с духами и богами. И теперь, с утра, я вошла в знакомую воду.
 Море в такую рань - пепельно-перламутровое, солнце - розовое. Красота!
Возвращаюсь, ложусь в кровать, но засыпать бесполезно - в коридоре шумная движуха. Поднимаюсь, собираюсь на утреннюю йогу. Говорю вернувшейся в комнату соседке:
– Я солнце встречала. Такая красота!
А она говорит:
– Если бы ты потише топала, я бы поспала на полчаса побольше!
Я теряюсь.
– Так тут и без меня желающих потопать предостаточно, – говорю.
Как-то это похоже на оправдание... А вообще я отвыкла, чтобы мне пеняли – давно такого не было. Похоже, пришло время вспомнить.
Девочка мне была никак, а теперь активно не нравится. Ладно, всё равно в частный сектор идти.
В частный сектор меня отводит Анжелика. Двор мне нравится: чисто, над головой виноград. Комната тоже симпатичная: второй этаж, вход с террасы, две кровати, шкаф.
И тут хозяйка говорит Лике:
– Ну, вот и селитесь вдвоём!
Вижу Ликино лицо и чувствую себя сволочью: она видит меня впервые в жизни, никак не рассчитывала на "вдвоём", и что придётся переезжать.
– Ты смирная? – спрашивает.
– Да, но могу вставать встречать рассвет, – говорю.
– Тогда вставай потише, я поспать люблю.
Впрочем, Лика договаривается с хозяйкой, что пока поживёт на прежнем месте, в домике с двуспальной кроватью, пока кто-нибудь не приедет туда заселяться.
Кроме нас с Ликой у хозяйки живёт ещё тихая девочка и две дамы моих примерно лет.  Одна из дам – миловидная негромкая блондинка. Вторая – брюнетка, громогласная, артистичная, картинная. Ходит в зеленоватом балахоне, сама похожа на индейца: чёрные волосы, нос с горбинкой, подбородок выдаётся вперёд. Брюнетка явно лидирует, блондинка у неё на подхвате.
Знакомимся. Мои соседки – психологини, приехали на семинар. "Индейца" зовут Татьяна, миловидную блондинку, что у неё на подхвате, – Наталья. Юную постоялицу тоже зовут Наташа. Ну, всё как всегда – Наташ полный комплект.
Татьяна зовёт утром на восходе петь с ними мантры. Я соглашаюсь - отчего бы не попеть?, хотя толком не поняла, с кем именно петь. С чего-то представляются какие-то незнакомые мне йоги, которые соберутся толпой на рассвете. В принципе, какая мне разница – спою и в толпе.
Ожидая вечерних занятий йоги, благодушествую одна в номере, раскрыв окна-двери и включив вентилятор. Хорошо! Вечером укладываюсь спать, распахнув всё. От комаров, которых в избытке, спасает сетка на окне и тюль в дверях. Прокалённые тридцатиградусной жарой стены остывают. А я балдею от вечерней прохлады – если бы не комары, ушла бы спать на улицу. Ну, спим! А то прошлую ночь толком не спала и завтра встаю раненько…
Заснуть не получилось: на ночь глядя приехали четверо, поселились в домике и в мой номер срочно вселяется Лика. И закупоривает всё: оказывается, она не может спать с раскрытыми окнами и дверями. Её продувает. А я не могу спать с закрытыми – задыхаюсь.
В итоге оставляем окно полуоткрытым и страдаем обе. Я в духоте сплю плохо. А она утром говорит, что уши болят – продуло.
Вот те и блин! И что теперь делать? Такая температурная несовместимость – самое ужасное, что с нами могло произойти. Предлагаю поменяться кроватями - моя у стены, может, туда не задует. Она как-то резко меня обрывает, мол, да, но сейчас давай не будем об этом. Ну, ладно… Встаю, одеваюсь в темноте, иду на кухню пить чай: готовлюсь к утреннему походу. И злюсь на эту мимозу, – угораздило же меня так влипнуть! Потом на кухню приходит и Лика. Оказывается, она тоже идёт петь мантры! И я чувствую к ней симпатию...
   ОМ
Никакой толпы йогов не было. Были мы четверо: Татьяна, Натлья, Лика и я, пришедшие на склон казантипского полуострова и усевшиеся меж камней.
Петь открытым голосом - люблю-люблю. Как открыла голос с Лёшей Колядой, так и люблю. Голос – это ведь больше, чем звучание. Голосом можно прогуживать тело, размывая напряжение. Можно пускать его вслед за чьей-то песней, даже не зная слов, и лететь вместе с этим кем-то.
Я не про эстрадную песню, само собой. И не про оперу. Я про открытый голос, таким в народе песни поют.
Так что можете представить моё изумление, когда мы пришли на склон казантипского полуострова, расположились с краешку от заповедника, чтобы егеря не гоняли, уселись с видом на море и камни через расщелину и Татьяна не просто завела"Ом, Гам, Гамапатайя, Намага", а запела это открытым сильным голосом, с опорой на нижние центры. Я встрепенулась, сонастроилась - по тембру мы рядом - и полетела!!!
Ганеше мы пели с просьбой устранить препятствия нашему делу, утреннему пению. А то и комары бесчинствуют, и егеря иногда в такую рань патрулируют. Да и вообще – нелишне с миром слиться. Потом пошла мантра солнцу: "ом, намо, бхагавате, рама чандрая". Потом 21 омкара, когда через Ом прогуживаются органы, тела, энергии.
И это было нечто! Ом звучал из самого низа живота, вибрировал в теле, раскрывался потрясающим объёмным обертональным звучанием. Никогда раньше не пела обертона. Тут, с Татьяной, запела.
Потом был индейский чанг земле под бубен – низкий, нутряной, горловой голос с опорой на матку. Бубен тоже принесла Татьяна и горловым звуком пела она.
Потом пропевали чакры, снизу вверх. Причём низ видели не только в мулдахаре (в промежности), но и в двух нижних чакрах, что располагаются в энергетическом хвосте, за пределами физического тела. У каждой чакры – свой звук и своя высота звучания. Самое высокое "и" в коронную чакру я выводила так высоко, что сама изумилась: откуда что взялось?
И в завершение - индейская же песня радости. Ну просто ух! Так и летала на Татьянином голосе, не отставая и только успевая удивляться: это я так вывожу? Это у меня хватает и силы, и дыхания?
И такая радость была у меня девять раз подряд, каждое утро. Вставали в пять и - на Казантип. Два часа пения – как двадцать минут, время словно прессуется.
Через голос я, похоже, снимала многое, что поднималось на йоге. И ещё работала со своим, женским.
Татьяна с Натальей здесь не просто так. Они обкатывают женский семинар и ждут со дня на день первых участниц. А пока разминаются, друг с другом и со мной. Кроме бубна у них с собой масса всякого полезного: например, колоды карт таро и ассоциативных карт. Что до меня, то одним из моих запросов на эту поездку был разобраться со своими страхами насчёт мужчин. Точнее, насчёт с их стороны сексуальной агрессии. А вышло так, что началось всё  для меня с усиления женского. С усиления собственного центра.
На третье, кажется, утро, Татьяна предложила нам практику маточного дыхания. Мы  вдыхали силу земли, разворачивая йони, энергетическую матку, всеми лепестками. Это было мощно – вдох-выдох, низкий звук, бубен. Набранную энергию распределяли по телу через малую орбиту. А после, дома уже, рисовали, что пошло. У меня случился синий ирис на розово-оранжевом фоне. Сбоку бутон, вокруг – острые ирисовые листики.
Розово-оранжевое - цвет маточных вибраций. А вот синее о чём?
– А ты знаешь, что беременная матка, набравшая сил, синего цвета? – огорошивает меня Татьяна. – У тебя там сейчас много силы, и ты дальше её не пускаешь. А что это наш цветочек так стыдливо скрывает сердцевинку? Боишься раскрыться миру? А вот это жёлтое – пыльца? А почему тогда не видно тут пестиков? А это, между прочим, фаллический символ. Не допускаешь?
Нечто фаллическое мы всё-таки обнаружили – то, что я рисовала, как бутончик, оказался похожим на маленький "прирученный" фаллос. На нестрашный бананчик. Зато листья – энергичные и устремлённые в небо – несли в себе вполне фаллическией знаки. Но – агрессивные, опасные, заострённые.
- Боишься мужской силы, - резюмирует Татьяна.
Ну... да.
В тот же день идём в лес звучать под бубен, пропевать чакры. Звучим долго, трижды взбираясь по чакральной «лесенке» снизу вверх (ух, ох, юй, ой, а, ай, эй, и) и словно на лифте скатываясь от высокого визгливого «и» к корневому утробному «ух» – заземляемся. На третьем заходе перед глазами встаёт цветок: лилия, оранжевая на голубом. Лепестки цветка раскрыты, центр виден, пестики и тычинки на месте.
После практики Татьяна предлагает нам написать первое, что пойдёт. У меня идёт "Я - сука, жизнь - говно". Изумляюсь. Откуда вылезло?
– Пишите левой рукой - говорит она. Пишу, и тональность надписи меняется. Я. Сука. Жизнь. Говно. Сравнения уже нет, остаётся бесстрастное перечисление и ощущение, что в этой жизни есть место всему. И у всего есть право быть. Просто быть. Безоценочно.
Дома я рисую лилии гуашью, получается мощно. Три раскрытых цветка, устремление снизу к верху. Листочки рисую тщательно-внимательно, получаются неострыми, и я внутренне с этим согласна. Такая вот прокачанная матка получается. Вешаю цветы на стенку.
Но с женской силой на этом не всё. Когда Наталья предлагают мне взять ассоциативную карту, я вытягиваю какую-то жуткую ведьму: чёрные волосы, длинный нос, коричневое лицо. В глазах и раззявленном рте – жёлтый свет. Первая моя реакция – страх, затем – интерес. Желание пройти за жуткую форму и рассмотреть тот свет, что из неё изливается...
– Кто это? – спрашивает Наталья.
– Таня с бубном, – ляпаю я. Действительно, в Татьянином голосе, когда она звучит горловыми звуками под бубен (будто шаманит), видна та же сила, что в этой тётеньке на карте.
– Это первобытная женщина, – говорит Татьяна. Кажется, моя ассоциация её задела. Хотя, возможно, только кажется. – В тебе есть эта сила, но ты её боишься. Прими свою тень, там очень большой ресурс!
Татьяна, не сказала ещё, – психолог, трансперсональный и арт-терапевт. И тантра-йогиня, пять лет занималась с Тетерниковым. И целительница – работает с чашами, прозванивая ими чакры и затыки в теле. И руками правит, если надо. И голосом. Стажировалась в Калмыкии, где и освоила горловое пение. Училсь в академии тибетской медицыны. Так что мне с ней встретиться повезло.
   ЙОГА
Второй день семинара отметился тем, что мне пришла смска: Люфганза списала с меня ещё 11 тысяч рублей за уже оплаченные билеты и на карточке 0. Начинаю метаться: как быть, куда бечь, кому звонить? Карта в Москве, и-нета тут нет, симку украинскую пока не купила. Металась полдня, а потом дошло: да и фиг с деньгами, расслабься. Если ошиблись – вернут. Если украли – уже украли.
И я оставила эти разборки до возвращения и полностью ушла в семинар.
Когда давным-давно, лет 15 тому назад, я выбирала систему для работы с телом, то выбрала цигун. Он мне показался менее напряжным. А йога – как физ-ра: насилуй себя, тянись, в узлы завязывайся…
И когда тело вдруг запросило в этом году растяжек, мир послал мне ссылку на семинар Ольги Звоновой, чья йога – вовсе не о том. Её йога – сплошь позволение. Делаешь асану – и слушаешь своё тело, как ему. Если нравится – сидишь в этом удовольствии, наблюдя, как перетекают потоки.
Ольга по ходу так и повторяла: смотрим, что просит тело и идём в это движение. Нет смысла себя заставлять, есть смысл увидеть, что просится. И выдвигала версии, что нынешние асаны в директивной йоге – ученические протоколы тех спонтанных асан, в которые когда-то входили учителя.
Очень женский подход. Текучий. Очень созвучно моим открытиям последнего года, что преодолнение – не женская тема. Наша задача течь.
И слово "тантара" – а Звонова показывает тантра-йогу, – тоже стало для меня темой для исследований.
Так получилось, что буквально накануне я купила книгу Марианны Кэплен "Ловушки просветления". Там она пишет, что такое тантра, и её определение перекликнулось с моей темой позволения:  тантра – это принятие жизни, как она есть, позволение всему случаться, видение мира зеркалом. Не усилие-насилие, а – поток, течение и постоянное присутствие внутреннего наблюдателя, который – вне боли, вне эмоций, вне напряжений. Абсолютно расслабленное тело пропускает через себя поток жизни и видит его не как вызов выживанию, а как материал для проживания, для исследования.
Это совпало с тем, что мне открывается в последний год и мало соотнеслось с тем, что я слышала о тантре раньше – преимущественно как о практике раскрытия и развития сексуальности. Да и с подачи ныне покойного Тетерникова, на чью клубную встречу меня, дремуче-провинциальную, занесло 12 лет назад, я в тантре увидела именно это: снятие всяческих ограничений с собственных сексуальных желаний. Мужики хотят и берут. Женщины – хотят и дают, моральные рамки аннулированы…
На мои табу и запреты это тогда подействовало катастрофически – я настолько не смогла переварить увиденное, что два дня просидела в туалете – несло. С тех пор немало чего просмотрела-откорректировала, с «греховностью» сексуальных отношений разобралась, и всё же «озабоченность» вызывает у меня желание дистанцироваться – не хочу быть сексуальным объектом. Поэтому и тантра была для меня чем-то таким вот, дистанцированным.
И вот – переворот. Всё гораздо шире! И много выше второго центра – по всем чакрам поток идёт, в небеса! Хотя и сексуальность тут тоже прорабатывается – ведь энергия жизни, причём телесная, корневая. И напрягов-запретов на этот счёт в нашей культуре – множество. Вот и застреваем.
Ольгина парная йога – это про раскрытие себя через тело. Парная – потому что в паре получается проработать напряжения, к которым в одиночку не доберёшься. И ещё в паре происходит различное смешение энергий (партнёры же различными центрами взаимодействуют), и через это – тоже раскрытие. Йога совершается в полном позволении. Если что-то мешает и не хочется туда идти – можно не ходить. Или пойти с настроем пронаблюдать, позволяя этому случаться.
Забавным контрастом в подходе была девочка Наташа, жившая в нашем частном секторе. Она тоже приехала на йогу, только к другому мастеру – на Казантипе одновременно куча семинаров шла. Мастер был строгий, мужчина, асаны давал конкретные, и надо было исполнить их в точности, стараться. И вся девочка в свой 21 год была именно такая – очень старательная. В полной и непрошибаемой дуре, зубрившей правила и сверяющей их с окружающими. В полном непозволении себе быть и в глобальной заботе выглядеть.
Когда девочка заводила разговор, мне очень быстро хотелось отделаться. В ней не было ничего собственного – трескотня, набор правил, где-то услышанных фраз и вычитанных примеров. Своими были только жалобы на жизнь, и это утомляло. Она настолько не проводила потки, что начинала вампирить при малейшем к ней внимании. Несчастная, по сути, девочка. Но йоговские асаны она выполняла старательно и  регулярно: с утра – возле комнаты, после обеда – на семинаре. Самое трудное, говорит, сделать всё идеально, как говорит мастер.
Могла бы ей рассказать про «быть» и «выглядеть», про образцы, что мимо жизни (и даже начинала немножко рассказывать), но – мимо. Не время ей ещё. Не слышит. Видимо у неё свои проработки сейчас идут насчёт идеальности…Время придёт – увидит.
А идеалов в жизни нет. Есть состояния, созвучные моменту. И то, что идеально сейчас, вряд ли будет идеальным через какое-то время – всё ведь меняется. Вижу мир (через себя. Пока себя не вижу, мир не вижу тоже) – и вписываюсь в его каждый раз чуть иной рисунок. Для меня сейчас так. И Ольгина парная йога – для меня как раз об этом. О слиянии с миром и людьми, с тем Единым, чьи мы части.
И всё же, и всё же, при всём при том, было в происходящем нечто, во что я не позволяла себе включаться. Тянулась, растягивалась, входила вниманием в тело, исследовала, что и как у меня работает, где откликается, куда пошло движение… И всё. Бывалые же тантрики тем временем прокачивались на всю катушку, с криками, охами и стонами. А я полностью отдаваться процессу не спешила – очень уж похоже на секс. А для меня слияние с миром –  это не про секс. Хотя зря, наверное – языческие же обряды предусматривали полное включение, в том числе и телесное слияние. Но пока я не иду туда. Есть ограничения.
На семинаре, в частности, мешало, что занятия проходили на песке и коврики не очень страховали. И ещё то, что вокруг были зрители – занимались мы в открытой беседке, рядом с палатками и игроками в пинг-понг. И хотя на «Лаванде» народ преимущественно йоговский и продвинутый, раскрывать свои глубинные зажимы при наблюдателях  не хотелось.
Может, дозрею ещё.
Мы с Ликой говорили об этом. Что процессы в паре, причём не важно, смешанной или «девочковой», могут быть настолько сильными и мощными по энергиям, что раскрытие идёт гораздо более полное, чем при сексе. При том, который «по настоящему».
Впрочем, иногда я позволяла случаться некоторым вещам. Приняла помощь одного из бывалых йогов, когда спина моя просто фонила, так просила контакта, и он тянул меня, растягивал и мял плечи-спину, а я – рычала, выпуская напряг. Парень видящий. Включался очень точно.
Однажды встала на руки – держали двое – и найдя сладостный прогиб в пояснице вырыкивала оттуда годами копившиеся напряжения. Я растягивала позвоночник, тазовые кости, раскрывая крестец и выправляя копчик. И потихоньку обретала текучесть.
 ЧУДЕСНОЕ
Казантип – место силы. Говорят, йоги его так любят, потому что сама земля помогает раскрыться. Не знаю, наверное. Для меня впрочем, чувство слияния с этой землёй было сродни тому, что я испытывала в Рязанских полях, топая километр до речки, любуясь разноцветьем и горланя русские народные песни. И здесь земля была родной, очень похожей на ту, где я выросла. А выросла я в Чимкенте, это Южный Казахстан. И здешняя растительность, полувыжженая трава, сухой горячий воздух – прямо-таки привет из детства.
А поход на сам Казатип, который Ольга Звонова собрала через неделю семинара, – почти пионерская вылазка в холмы возле лагеря «Синегорье».
Полуостров Казантип считается заповедником и вход туда – платный. Правда, билетов на тех тропах, которыми входили мы, никто не продаёт. Хотя риск встретить егерей реален – народ встречал и раскошеливался на 20 гривен. И вот мы, отложив денежку по кармашкам, собрались своей разношёрстной компанией и идём в место силы.
Кстати, собрались не все. Не вижу своего поездного попутчика «в маске». Мужичку тут, похоже, нелегко приходится. Он, сдаётся мне, приехал на семинар поправить личную жизнь (так и сказал, когда представлялись в кругу «Кстати, не женат»), а тут – про другое. Про раскрытие себя и убирание защитных механизмов.
А компания наша действительно весьма неоднородна. Я на всяких семинарах ездила, всяких людей видала, но чтобы настолько разные и несозвучные даже через неделю практик  вижу впервые. Мне это странно: при таком близком, с обменами энергиями и слиянием, взаимодействии ожидала увидеть более родственное друг к другу отношение. Но нет – вне парной йоги все сохраняют вежливую обособленность на уровне попутчиков в одном трамвае… И выглядят соответственно. Я и ещё несколько женщин – конкретные походницы, в штанах, соответствующей обуви и с рюкзаками. Ольга и опять же несколько женщин – в купальниках или с голыми ногами. Кто-то идёт в юбках и босоножках. Наташа В. и вовсе похожа на барышню с курорта: красный топик, красный шарфик, белая шляпа и белая шифоновая юбка. Блеск! Именно она ведёт нашу компанию к первому примечательному месту – к дольменчику возле кучки камней. Это родовой канал.
– Загадывайте, с чем вы приходите в мир, и пролезайте! – говорит  Наташа В.
А я тут же вспоминаю историю, что случилась с моими соседками.
Накануне своего семинара Татьяна с Натальей пошли на Казантип, и Татьяна на правах старожилки (она тут на семинарах у Тетерникова несколько лет подряд обреталась) повела Наталью к «родовому каналу». Сама шустро туда пронырнула и зовёт подругу:
– Лезь!
Та менжуется – сумками увешана, куда деть?
– С поклажей лезь! Тебе целиком надо родиться! – командует Татьяна. И видит, как по склону горы сползает чёрная метровая змея. Ползёт наискосок от женщин, потом замирает и резко меняет направление. Приползает к Натальиным ногам. Та вежливо отступает, и змея сама проползает в родовой канал и забивается в камни у выхода. Всё, проход окончен. Не пустила.
 Так что стою, смотрю на эту кучку камней и говорю Наташе В.:
– Может, палкой пошурудить? А то, знаешь ли…
– Знаю я эту историю! – обрывает она меня и смело лезет в канал первая. Ну да, за столько дней змея уползла. Хотя, наверное, она приползала именно к тем дамам и неслучайно. Не наша история.
Пока народ лезет в проход в дольмене, собираюсь с мыслями.  В какой мир я хочу перейти? В тот, где жить легко, вольно, радостно. С тем и настраиваюсь. Пока втекаю-протискиваюсь, слышу, как кто-то говорит:
–А почему только женщины роды принимают? Папу поставьте у выхода!
И вылезаю в руки мужчин. Меня приняли аж два папы!
Вижу в этом символику: я родилась благодаря папе, причём дважды. Сначала зачал, потом случайно встретил маму на улице, когда она шла на аборт. И такая вдруг идёт любовь к «принявшему» меня «родителю», что я обнимаю его, как отца.
Позднее, когда мы вошли в круг силы из камней и кандидат наук Миша из нашей группы рассказывал о теориях насчёт дольменов, меня вдруг прошибло.
А ведь тот мир, в который я загадала себе родиться – мир мужчин, их духа, огня. Именно папа принимает жизнь легко, вольно и радостно. А тревожность, страхи «как бы чего не вышло» у меня мамины. Так что в том мире, куда я родилась, мне предстоит принять мужчин и их видение жизни.
Первое принятие случилось сразу же. Следующий камень, куда нас привели – лингам, фаллический символ. Такая мощь! Такая устремлённость вверх! Такая сила! Никакая не «озабоченность» – гимн, слияние земли с небесами. Земля возле камня аж гудит, такие потоки. Стою, вбираю эту силу. Спиной, животом и, сев и раскрывшись, маткой.
Утром, когда пели с девчонками, мы как раз напитывались энергией земли, дышали через матку, распустив все лепестки йони. И вот теперь на ту силу – эта, и тело просто звенит!
Дальше – глубокая расщелина в земле. Говорят, что это – женское место. И если над ним постоять врастопырку, одна нога здесь, другая – там, то можно набраться женской силы. Женщинам – поправить здоровье, мужчинам – поправить свои отношения с женщинами.
Растопыриваюсь. Или здоровья у меня и так в избытке, или ещё чего, но сквозняк снизу пугает. Такое ощущение, что из меня выдувает нечто нужное. Ухожу. Кое-кому тоже так почувствовалось, а некоторым дамам, наоборот, сила снизу пошла. Соседняя группа камней – каменный цветок. Сначала я туда не пошла, потом мне сказали, что там хорошо открывается двойка, центр сексуальности. Отправилась слушать – и вправду вибрации, и сильные. Что ж, работаем! Села на камень и стала пропевать вторую чакру звуком «юй». Мощные камни, мощные. Хочется нарисовать.
Голыши.
Последним пунктом нашего похода была бухта, где водится чёрная грязь. Народ её выковыривает из морского дна и натирается ровным слоем. Потом высыхает, потом смывает. Типа, оздоравливается. В купальниках натираться – нонсенс, потому все раздеваются.
Тут вообще к голизне относятся спокойно – уж этот стыд тантрики убирают в первую очередь. На пляже у «Лаванды» можно наблюдать, как голый народ загорает, раскинув ноги. Рядом сидит напряжённая публика в купальниках.  (А нечего сидеть, у «Лаванды» давно уже слава нудистской базу отдыха). И как переходный вариант – барышни топлесс. Между голыми и полуголыми снуют продавцы пирожков и кукурузы («Молодая, горячая кукуруза!»), голых и не очень отоваривают одинаково.
А ещё по пляжу иногда бродит озабоченный милиционер. Сначала я слышала про него рассказы, а потом как-то увидела воочию. Мужик в синей рубахе и серых ментовских брюках ходит по пляжу и велит загорающим надеть трусы. «Этот пляж – общественное место, и вы своим видом оскорбляете и нарушаете!». Рассказывали, что одна девушка после его внушения накинула парео, так он опять пристал: «Наденьте трусы!». А у неё нету, она так пришла. Мы долго потом гадали, с чего у мужика рвение: идейный, извращенец или импотент?
И впредь, собираясь купаться, я старалась прибиться к  группе «голышей». Во-первых, не всегда брала с собой на занятия купальник, а бежать домой-обратно лень. Во-вторых, даже если брала, предпочитала в нём загорать, а в море входить в натуральном виде. Не люблю валяться в мокрых тряпках, б-р-р. А кабинок на этом «общественном пляже» не предусмотрено.
Ну так вот, возвращаясь к походу. Посчитав бухту вполне уединённой, мы разделись, обмазались чёрной глиной с нефтяным запахом и улеглись обсыхать. Затем полезли в море смывать, как вдруг видим: со стороны побережья к нам плывёт катер. Экскурсия. И катер этот вплывает в нашу бухту, снижает обороты и медленно идёт вдоль берега. На котором лежат наши обсыхающие чёрные «голыши». Мы что, вошли в число экспонатов?
Кстати, местные к голым отдыхающим уже вполне привыкли. Ну, ходят какие-то «пидарасы» (местный слэнг) голожопыми, и пусть ходят. Хотя поначалу, когда это всё началось несколько лет назад, офигевали.
Хозяйка Людмила пересказала случай, как её малыш-племянник предупреждал:
- Баба, ты туда, на пляж не ходи, там мудисты!
- Да? И что они делают?
- Мудят!
Впрочем, когда я вернулась с Казантипа, пройдя обратный путь по полуденной жаре, и захотела в море, раздеваться не стала. Полезла в лифчике от купальника и трусах, что на мне были – переодеться же на пляже негде. Ох и наплавалась! Точнее, накувыркалась – море в Татарской бухте совсем мелкое, заколебёшься идти, где хотя бы по грудь.
Зато дно песочное.
И море очень доброе, прям родное.
   КУНДАЛИНИ
В то утро, что ходили на Казантип, я вытащила интересную карту Таро. Девчонки, Татьяна с Натальей, смотрели каждое утро, что обещает день. Мне в то утро попалась карта с голой женщиной, обвитой змеёй.
– Обнажённая, свободная, с подъёмом кундалини, – сказала я свои ассоциации.
Знаю ведь, что змея – её символ. Правда, что такое эта самая кундалини, так толком и не уяснила. Знаю, что разворачивается снизу и по всему позвоночнику с выходом в макушке, но если тело не готово, может как-то ушибить.
Ну, я-то, небось, готова! Очищение идёт такое – только держись. И йога, и голос, опять же, делают своё дело – сыпь пошла на горловой чакре, и спереди, и сзади. На груди пошла и между лопатками тоже. Так что все мои ощущения-прокачки, что случились возле камней, я отнесла как раз на счёт разворачивающейся во мне жизненной силы.
Обнажённая фигура тоже пригодилась: вечером того дня была баня. И я пошла и наблюдала за собой и своими состояниями. Полное расслабление и полное принятие. И ещё никаких заморочек, как я выгляжу в чужих глазах. Я просто есть. И было здорово. Было купание в ночном море – звёзды яркие и низкие, вода стекает искрами, так светится планктон. И когда лежишь на спине и смотришь в небо – растворение полное. Кстати, боязнь тёмной ночной воды (а такое было у меня в первый вечер – побоялась зайти в море далеко) – это боязнь своей теневой, непроявленной сути. Видимо, уже не боюсь.
Был массаж – всё тот же бывалый тантрик услышал зов моей жаждущей голой спины. Среди множества незнакомых людей, в том числе и мужчин, я не чувствовала никакой угрозы, похоти или вожделения. Люди просто были. Мужчины делали женщинам  массаж, мыли их под душем. И всё это – спокойно, расслаблено, без подтекстов.  По крайней мере, при мне.
Знаете главное правило тантрической бани? Если женщина говорит «нет», это святое.
Так что спать я легла, уверенная, что утренняя карта себя исчерпала.
Картой следующего дня было равновесие: весы на фоне синего  павлиньего хвоста, который я увидела символом красоты, видения и принятия сути вещей. Равновесие – это центрирование. А когда я в центре, я вижу мир, а мир видит меня.
Когда мы вернулись после пения мантр, так мне спать захотелось! Я решила пропустить утреннюю йогу и отоспаться. Разделась почти полностью, легла. А потом вспомнила, что надо позвонить домой и приподнялась в кровати.
Рука при этом оперлась на что-то неожиданное. Я отпрянула, взглянула… И увидела гибкие полукольца змеиного тела, стремительно просачивающегося между стеной и кроватью.
Змея! Откуда? Не может быть.
Именно так – ни страха, ни визга, только безмерное удивление. Откуда тут, на втором этаже взяться змее? Мелькает мысль: вот тебе и карта. Я, почти голая, со змеёй. Может, привиделось?
Двигаю кровать, тумбочку. Вижу змеиный хвост. Не привиделась. Выхожу во двор, зову хозяев:
– У меня змея в номере!
– Ядовитая?
– Не знаю, я в них не разбираюсь.
– Длинная?
– Да около метра.
Размер змеи впечатлил: местные мужички, хозяин Алексей Василич и брат хозяйки Пал Иваныч, кидаются искать подручный инструмент. Хозяин нашёл каминные щипцы, брат – грабли. Отправились ловить мою змею, а я уже и не уверена, что она там. Может, уползла уже?
Но нет. Пока Пал Иваныч геройски стоит у входа в комнату со своими граблями, Алексей Василич отодвигает Ликину тумбочку. Змея свернулась под ней. Серая, с золотистой головой.
– Желтобрюх! – говорит Василич. – Он не ядовитый. Надо же, как он здесь оказался? Они же на Казантипе водятся!
Мистика. Змея с Казантипа в нашей комнате»! И мне уже хочется попросить, чтобы желтобрюха оставили. Он уже свой, как привычное домашнее животное. Но я думаю, что Лика вряд ли будет рада такому соседству, и не возражаю, когда хозяин подхватывает желтобрюха щипцами – тот царственно поднимает золотистую голову – и несёт его за ворота отпускать.
– Ну надо же, я бы обмер со страху, у другой бы ор стоял на весь двор, а она – спокойная, как слон! – говорил потом Василич своей жене Людмиле.
Я и сама удивилась своему спокойствию. Змея не ощущалась опасной. Она просто была. Возникла из неоткуда, как знак. И желание моё оставить её, оказывается, тоже было верным. Лика, узнав, долго сокрушалась, что змею отпустили. Она мечтала о ручной змее. До сих пор думает, что желтобрюх приходил к ней.
И опять мысль об утренней карте Таро – равновесие.  Встретив змею, я оставалась в равновесии.
Во второй раз тема равновесия поднялась после обеда, когда мы поехали кататься на лошадях. Девчонки – в третий раз уже, а я впервые, но с третьей попытки. Причём я решилась на верховую езду после их рассказов, как это здорово и не страшно.
Лошадей я перестала бояться с подачи Веры Вольновой. Она делала в Российском фонде культуры проект по орловским рысакам, таскала меня по конюшням. И лошади мне попадались дружелюбные, общительные. Я их кормила с руки, но из-за ограды стойла.
И здешние лошадки, пусть не шибко породистые, оказались такие же дружелюбные. Когда их выпустили на поляну, где сажают ездоков, они стали подходить к нам и нюхаться, ожидая угощения. Хозяин Артур предупреждал, что лошадкам нужно брать угощение, яблоко или морковку. Я пришла с морковками.
И вот картина: я стою, вокруг жеребята и взрослые лошади, все тянуться мордами. И я, как заправская лошадница, кого угощаю, а кого отпихиваю: не могу всё раздать, жду свою лошадку!
Мою лошадь звали Фисташка. Взобравшись в седло, я вместе с остальными ездоками получила от Артура инструкции: как сдерживать лошадь, как погонять, как направлять вправо-влево.
Лошади – это семейное дело Артура, его жены и кучи ребятишек. У него их девять. Старшие – девчонки, пацаны ещё мелкие, лет шесть-семь. Но шустрые, с лошадьми управляются запросто. Одного из них Артур сажает в одно седло с четырёхлетней малышкой – мама привела покататься. Сама мама, тоже впервые, едет на другой лошади.
Татьяна потом возмущалась: как так можно? О чём думал Артур? О чём думала мама малышки? А если бы она упала? Да кто бы отвечал? Таня много работает с посттравматическими и церебральными детками, вот и боится заранее. А я удивляюсь – видно же, что всё – правильно. И лошадь слышит малышей, и мальчик слышит лошадь, и может взять ответственность за младшую девочку. И мама в порядке, если не парит себя всякими ужасами, а даёт девочке возможность сделать то, что ей хочется. Малышку спрашивали, и снимали с лошади, когда она отказывалась, и сажали обратно, когда просилась. Она и мальчик возглавляли нашу неспешную процессию.
Так мы и отправились в часовую пешую прогулку по бухте Татарской. Мы с Фисташкой – в замыкающих.
Когда лошадь идёт шагом, держаться в седле просто. Расслабляюсь и пропускаю движение через тело, от копчика до макушки. И всё-таки лёгкое напряжение (в голове) остаётся – лошадью же нужно как-то управлять! Пусть она сама знает путь, идёт себе за остальными, но то и дело проходит под низкими ветками, а мне – уворачиваться. Или отстаёт, и чихала на мои пяточные подбадривания. Выручает выданный Артуром прутик – его щекотание Фисташка замечает и даже иногда рысит, что я решительно сдерживаю – к рысям я не готова. Так мы развлекаемся до соснового леска. А в леске меня вдруг пробивает: на размеренную лошадиную поступь хочется наложить песню. И я пою русское народное, всё, что вспоминается. И к четвёртой примерно песне у нас с Фисташкой полное слияние. Она идёт, я пою, мимоходом подёргивая поводья, когда нужно пройти подальше от дерева или пресечь её попытку закусить листьями по ходу дела.
Лошадь не возражает. У нас с ней полное равновесие.
Биоэнергетика и живопись
На одном из занятий Ольга показывала, как считывать поле человека. Для меня это непривычно, водить руками около. Привыкла уже касаться тела и слушать его через прикосновения. А так я особо жар не ощущаю и дальность распространения поля – тоже. Кстати, Ольга говорит, что когда поле большое, огромное, то оно как бы задевает других людей. И человек им о других трётся и раздражается. А вот когда поле выстроенное, оно никуда не торчит. И работая с полем можно выправить напряжения в теле бесконтактно.
«Щупаю» Лику. Не знаю, где у неё какого размера поле, руками не ощущаю. Но тепло над чакрами есть, да. Выстраиваю её канальчики, пропуская энергию по чакрам. Она расслабляется, почти спит.
Я, когда мы меняемся, тоже  почти засыпаю. Тело чувствует, где её руки, даже на расстоянии. Потом обмениваемся наблюдениями. Оказывается, у меня «поджата» вторая чакра, которая про сексуальность. Мощная манипура (это про волю), плотная горошина в сердечной чакре (горошина! А была почти плита!). И офигительная вишудха, коронная чакра. А как же, с моими-то открытиями без Высшего не обходится. Творю.
Кстати о творчестве. Когда ехала на Казантип, на всякий случай взяла свой живописный набор – мало ли как там меня разберёт, может, порисую. Разобрало как раз в тот же день, когда мы на лошадях ездили.
С утра над морем стояли потрясающие облака, я их сфотографировала. Да ещё в голове теснились воспоминания о камнях  Казантипа, хотелось их проявить. Вот и села рисовать облака и  гору над морем, имея в виду камни Казантипа. И картина получилась как-то сама. Вжик – и готова. И я офигеваю от того, что в ней проявилось. (А правополушарная живопись – она такая!)
На следующее утро опять села рисовать – очень уж манил засушенный букетик на столе кухни. Такая в нём была динамика, такое движение! И нежность. Решила, что нарисую картинку и подарю нашей душевной хозяйке, Людмиле Ивановне.
Пока рисовала, напротив сидел Пал Иваныч и прикалывался. Пал Иваныч – бывший спортсмен, массажист и айкидошник. Увидев такую кучу баб, сведущих в йоге вообще и в телесных практиках в частности (особенно его изумляла Татьяна) он прифигел. И в свободное от массажей время притуливался возле кого-нибудь из нас, общался. Вот и тут: я рисую, он сидит напротив. Не видя листа, чего-то там приговаривает, меня задирает, пока Лена, участница Татьяниного семинара, проводит фотосессию. Я рисую – она снимает.
Пятнадцать минут – букет готов.
– Фотографируй, – говорю. Показываю картинку.
И Пал Иваныч теряет дар речи.
- Это для Людмилы Ивановны, - объясняю.
И его прорывает:
- Наталья! Да как вы увидели! Это Людмила Ивановна и есть! Она именно такая!
Да? Вот уж не собиралась портрет рисовать… такая, значит – такая. Ему, брату, виднее.
-  А меня можете нарисовать?
- Пал Иваныч, я портреты не рисую.
- Тогда нарисуйте мне камень! Можете?
Ну, будет тебе камень. Попозже.
В тот день я опять не пошла на йогу – вроде бы, объявили свободный день (оказывается, как объявили, так и отменили, но я была не в курсе). Зато пошла на  мастер-класс по звучанию. Татьяна проводила для нашей тантрической группы.
И вот мы…
сделали комплекс по распусканию лицевых зажимов…
прогудели шишковидную железу и гипофиз….
а потом запели имена.
И это было новым мощным откровением!
Первым именем была Наталья. Все мы, кто Натальи, встали в круг, и народ запел.
казывается, у меня очень светлое имя – голоса прокачанных йогов звучали, как литургия. И ещё, оказывается, полное имя звучит от корня до макушки, с выходом в космос. А короткое имя останавливается в лучшем случае в серёдке.
Потом мы ездили в Щёлкино, и только вернувшись, я захотела опять рисовать.
Первым делом – обещанный Наталье морской пейзаж, сосна над морем. Такие картины, правда, маслом, в Щёлкино около трёх тысяч рублей стоят.
Затем – маленькие картинки, какие пошли. Дерево в поле. Ромашки в горшке. Берёзка с ромашками. Маки в горшке. Потом в руки попалась учебная картинка с московского семинара – чёрные пальмы на цветном фоне. Размыла её – получился сероватый фон – и вспомнила про камень для Пал Иваныча. Изобразила ему камень:  чёрное на сером, сполохи красного и синего, сбоку – золотистые стебли высохших цветов, серединки аж сияют. Видела такие вчера на Казантипе.
Пал Иваныч изумился: «Я такой? Вы меня таким видите?»  и долго приставал, чтобы я научила его «рисовать животом».
А потом я решила подарить картинки девчонкам с Татьяниного семинара. Маки – Анне. Ей очень  худо было в первые дни, от пропевок поднималось столько телесной грязи, что её и тошнило, и рвало. И маки, красные, открытые, были как поддержка её телесности.
Ромашки – Татьяне. Хотя она и сама художница, ведёт детскую изостудию («Наташа, чёрное в профессиональной живописи не используют!» «В моей технике используют, я не профессионал»), но ромашки – как раз для неё. Жёлтые, цвета воли, серединки, бодрые сияющие лепестки. А горшок под ними – словно прокачанная, наполненная земной силой матка…
Берёзка и ромашки – это для Ирочки. Она такая нежная, мягкая. И по-женски устойчивая, настоящая.
Последняя картинка осталась для Лены. Она такая же сдержанная и не полностью проявленная…
Угадала. Картинки понравились всем.
Татьяна на этой нашей волне нарисовала йони – матку с хвостом, который идёт в землю. Её хвост увиделся мне похожим на пламя, а сама энергетическая матка – на ракету, которая вот-вот взлетит. Пал Иваныч напросился посмотреть и получил «по сусалам» –от энергетики картины его замутило.
Я нарисовала йони позже, так, как она виделась мне. Лепестки и жгут хаоса – из земли в небеса. Жгут хаоса – это женский центр. (У мужчин стержень твёрдый, структурный). Это женская выстроенность. Центрированность. Состояние «мир – это я».
В то утро, когда рисовала «йони», я вытянула карту Таро «Свет». Солнце и раскрытая роза.
   ЗАВЕРШЕНИЕ
Когда рассказала Ольге Звоновой о змее, она увидела в том знак, что у меня пошла кундалини. Не знаю я, как она, кундалини, «ходит», но когда в последнее утро я попросила одного из парней меня потянуть, и он растянул меня на своей спине, то в копчике я почувствовала жар. Просто с припёком, как от солнышка. А потом стала отслеживать жар везде: в пояснице, между лопатками, в груди, в горле. Центры словно пропекались. И вправду пошла, что ли?
А на послеобеденной практике, последней перед моим отъездом, я рассердилась.
Подошёл ко мне один товарищ из бывалых – он прибился с середины семинара и как-то не особо участвовал. А тут пришёл, комплименты говорит: «Ах, какая девушка». Клеит, в общем. Изумляюсь, настолько это мимо моего состояния. И я не девушка, и парень моложе меня лет на 10-12. Да и на занятиях, насколько смогла уяснить, такие заигрывания не приняты. Собираюсь уходить – не хочу идти в процессы, ночью поезд. Но Ольга останавливает меня и ставит в пару с этим товарищем:
– Он опытный, он тебе поможет.
И этот «опытный» первым делом просит телефончик. А вторым не сонастраивается со мной, а тащится по мне.
Стою, наблюдаю. Может, у них, опытных, это так делается, а я в силу своих блоков-напряжений вижу что-то не то?
Практика, к слову, знакомая: запустить движение в тело партнёра и идти за движением, раздвигивая тело до спонтанной йоги и добавляя, где нужно, энергий. Мне знакомая, «бывалому», похоже, нет. У него какие-то свои практики: он постанывает позади меня и трётся. Очень похоже, как ко мне в юности в час пик онанисты в автобусах прижимались.
– Слушай, – говорю, – может, уже движение в плечи мне запустишь? Вон, как остальные делают.
Товарищ кладёт руки мне на плечи, начинает двигать. Движение идёт сильное. По движению пришла охота как-то потянуться, прогнуться. Я гнусь, и товарищ теряет контакт. Стоит, наблюдает. Блин, да что за фигня! Что ему тут, стрип-шоу, что ли?
Прекращаю процесс, предлагаю поменяться. И тут Ольга меня окорачивает:
– Оставайтесь, как были! Ты учись принимать, а он – отдавать!
И тут я свирепею. Всё, достаточно. Я могу принимать, но когда мне дают, а не когда об меня удовлетворяются, не видя меня и не слыша. Можно, конечно, слиться с ним и в этом экстазе, наблюдая за своим сопротивлением и растворяя его… Но мне не хочется. Я ухожу.
Дома Татьяна говорит, что знает этого «опытного», ещё по занятий у Тетерникова. Никто не встаёт с ним в пару – эгоист, видит только себя, не идёт во взаимодействие. И ещё всех везде клеит, предлагая своё умелое тело.
В общем, не настолько я просветлилась, чтобы слиться с этим.
У женщины есть право сказать «нет».
Возвращение.
С Ликой прощаемся сердечно. За эти дни мы буквально сроднились, а главное, никто не кому не мешает спать – выровняли свой температурный режим. Спим с открытым окном. Дарю ей картинку с сиренью и красные цветы, которые о прокачанной матке. Они ей очень нравятся.
Татьяна свой семинар проводит «за так» – он тестовый. Но выкладывается по полной. И я, прощаясь, не просто благодарю – кладу денежку. Нельзя такой вклад её силы оставлять не отдаренным, неправильно это. Ей приятно.
Прихожу прощаться с Ольгой Звоновой в девять вечера, а её нет. Уехала в Щелкино. Тогда прощаюсь с морем и с мужчиной, что помогал мне массажем и принимал меня, «родившуюся». В нём очень много силы, чувствую потоком.
Возле Ольгиного коттеджа тарарам – похоже, рассыпается одна приехавшая сюда пара. Всё, что между ними умалчивалось, тут обнажилось. И он ушёл куда-то с другой девочкой, чьи энергии ему пришлись по вкусу. А первая девочка истерит и кричит «ненавижу». Что тоже результат – до сих пор она молчала или говорила очень тихо.
В доме прощаюсь со всеми. Пал Иваныч приносит дары взамен картин: кусок сыра и травяной чай. Обнимаю его тоже. Кажется, я первая среди нас, кто его обнимает. И он, чувствуется, искренне рад. Душевный дядька.
Возвращаюсь в Москву я в ночь на 24-е. Билет покупала мистически удачно. Пошли с ребятами обедать в Мысовое, причём я вышла из своей избушки ровно тогда, чтобы встретится с ними на дороге. Синтуичила. Пообедав, поймали машину. И водитель бесплатно довёз их до Щёлкино, а меня – ещё дальше, до станции. Ему оказалось по пути. Билет я взяла последний оставшийся. Вернулась обратно легко, без накладок.
Обожаю, когда мир вот так откликается!
На станцию нас вызвался отвезти хозяйский сын, в полцены от таксисткой таксы.
Нас – это меня и Ольгу с нашего семинара, одна из тех, с кем я приятельствовала и которая, оказывается, тоже едет этим поездом.
По дороге вспоминаю скандальную тетку и казус с багажом. Вот, говорю, поезд вышел из Керчи, люди спят, как мне наверх закинуть свой чемоданище? И заказываю себе, чтобы всё устроилось легко.
Всё и устроилось – купе было пустое. И я пристроила чемодан внизу и спала тоже внизу, пока в полседьмого не пришли попутчики, бабушка, папа и дочка.
Мы доехали чудесно. И девочка в свои 15 лет оказалась чудесной, светлой, открытой, творческой, настоящей. И папа её, хоть и военный, вполне вменяемый, живой, юморной мужичок.
И вызванное на полчетвёртого утра такси домчало домой быстро и недорого.
Теперь мне каждое утро хочется заниматься йогой. И я стелю коврик и запускаю движение туда, куда просит тело.
Сейчас это плечи и место между лопатками. Кажется, у меня выправляется сколиоз.
А с «Люфганзой» всё уладилось – на месте мои деньги. И ещё мне вернули старый долг.
Собирается сила. Мир-это я.
Август 2012, Москва-Мысовое-Москва

Если появилось желание отблагодарить автора, то средства в поддержку можно перевести на карту Сбербанка 5469380013830798 или на Яндекс-кошелёк 41001562292843