16. Утопление Лёньки в проруби и его счастье

16. «Утопление» Лёньки в проруби и «его счастье…»

Зимой Лёнька любил смотреть на звёзды.
Он выходил на улицу в десять часов вечера, когда на улице никого не было и когда все дети уже спали или ложились спать.
Мама проверяла его серо-зелёную трофейную шубку, валенки, шарф повязанный поверх воротника и лопоухий треух с красноармейской звездой и говорила: «Поздно уже, Лёничек! Все дети уже спят! Не уходи далеко от крыльца!»
- Хорошо, мама! Я буду здесь! – и он выходил. Подмораживало. Звёзды  сияли ярко в перевёрнутом стеклянном тазике неба, месяц, как лимонная долька желтел над сараем, а снег искрился и скрипел под ногами как капуста в бочке, когда её перетирал сильными руками папа Федя.
Сейчас только Ленькин скрип валенок в калошах «Красный треугольник» нарушал тишину, да яркие огни в окнах отбрасывали тени, оставляя белые квадратные следы на снегу. Ленька даже остановился и замер, слушая не скрипит ли снег от этого света падающего из окон.
Но всё затихало и Ленька хрустко шагал дальше, стараясь дольше перекатывать подошвы «Красных треугольников», наслаждаясь скрипом.
Калоши и в самом деле внутри были ярко-красные, даже малиновые, похожие на мякоть арбуза, который привозил с юга его старший друг дядя Нил. Но почему треугольник, если калоши круглые и никаких угольников или треугольников в помине не было. Это ему объяснял папа про треугольник.
Эх, если бы калоши были острыми угольниками! Он снег резал бы как лыжами, но жаль, у него не было таких калош, как и таких лыж. Ему ещё было мало лет. Лёнька вздохнул и, выставив вперёд руку, похрустел по указанному им направлению. Он немного потоптался и поскрипел у Юркиного окна, у Люськиного окна, но ничего не наскрипел. Его друзья, наверно, уже спали. Тогда он решил идти на север, как великий путешественник Пржевальский, прямо в направлении конюшни. «Может сделаю открытие, как и он», - подумал Ленька.- Он ведь открыл лошадь». Хоть он уже и взял направление, но решил всё-таки действовать правильно, как этот великий путешественник.
Недавно мама Аня рассказывала ему про Пржевальского и пятнадцатилетнего капитана Дика.
Правда Лёньке показалось, что они были друзья и никак не мог понять, почему в пустыне было море. Зато там были лошади и зебры, и поэтому сейчас Лёнька тоже был, как великий путешественник и сейчас сам их откроет для людей. Он задрал голову и стал искать на небе «север», чтобы попасть к лошадям. Он знал, что север на небе – это Полярная Звезда, а к ней можно придти из ковша, если сделать пять правильных шагов из двух крайних звёзд.
Лёньке было уже скоро пять. Он замечательно считал до двадцати и знал: «У Лукоморья» - наизусть, а ещё «Мойдодыр». Он звонко пел:«В лесу родилась елочка…», правда, только первый куплет. Дальше он сбивался и пыхтел, но потом бойко начинал снова: «В лесу родилась ёлочка!» - и, когда заканчивал, начинал хлопать себе в ладоши, говоря всем: «Хлопайте, хлопайте! Это – концерт!»
Вот и сейчас Ленька нашёл ковш Большой Медведицы, поискал Малую у неё на хвосте и, проложив по небу пять шагов, нащупал глазами яркую Полярную Звезду и, вытянув вперёд руку, снова пошёл прямо, не сворачивая, по маршруту «великого путешественника Пржевальского», о котором вчера читала мама Аня.
Поэтому ему пришлось преодолеть сыпучий сугроб, пересечь расчищенную дедом Митрием дорожку к сараю, пока он не упёрся своей красноармейской звездой в широкие ворота конюшни: «Правильное путешествие!» - подумал Лёнька и осмотрел ворота. Они были закрыты на длинный железный засов: «Понятно, лошади тоже спят! Открытие сделать не удасться. Пойду к сажалке, за конюшню, на север! Там наверно будут - неизведанные тайны»
Он обогнул деревянный настил перед воротами конюшни и по вытянутой вперёд руке спустился на берег «сажалки» так здесь называли замёрзший пожарный пруд. «Северный маршрут» привёл его к проруби, откуда днём брали воду, когда не работал «качательный журавль» - железная колонка с длинной кривой ручкой и толстым соском из которого тугими прозрачными порциями выталкивалась вода, в подвешиваемое на сосок, оцинкованное ведро.
Ленька иногда помогал качать мама Ане, но она говорила, что ей трудно поднимать его, Леньку, повисающего на длинной ручке и просила лучше подержать ведро. Колонка часто ломалась, тогда из города приезжала машина с рабочими и они огораживали колонку, что ничего не было видно.
Прорубь к ночи уже замёрзла и Лёньке интереснее было покататься в новых галошах на расчищенном льду. Он разгонялся и скользил, разгонялся и скользил, но новые калоши не хотели далеко скользить. «Хорошо, что Юрка не видит, иначе он бы меня переспорил из-за этих новых калош» - подумал Лёнька. Один раз он даже упал из-за сильного тормоза.
Ему стало весело, голова взмокла: «Мама будет ругаться!» - подумал он и уже собрался идти домой, но, проходя мимо проруби, он решил пяткой попробовать лёд: «Пробью лунку, чтобы завтра утром легко было брать воду тете Марусе!» – подумал он.
Он встал на край проруби одной ногой, присел и второй ногой ударил. Лёд оказался тонкий и, как стекло, провалился в чёрную воду. Лёнька, теряя опору, начал падать, проваливаясь одной ногой пока другая не соскользнула с края проруби. Махая руками в воздухе, как крылья ветряной мельницы деда Корзина, он, как колобок, упал в прорубь. Лед всплыл и стеклянными осколками мелькал перед глазами.
Ярко светила луна отбрасывая короткие тени на серо-голубом снегу, звёзды мерцали и искрились вокруг, указывая путь. Вода обжигала лицо. «Да, прорубь была не по направлению и я сбился с пути!» - подумал он, барахтаясь в ледяной воде. Он ещё ничего не понял и продолжал свой путь, обдумывая маршрут.
Шуба ещё не успела промокнуть, и только под шарф начала затекать ледяная вода, как вдруг какая-то сила дёрнула его за концы длинного шарфа, да так, что Лёнька, не успев испугаться, снова оказался на берегу проруби.
- Серёга-а-а! А-а-а! – узнал он старшего брата Юрки Сергея Масарского. – Я провалился, что скажет мама-а-а! И слёзы потекли у него из глаз. Это задним числом начал просыпаться испуг от случившегося и выходить из Лёньки в виде слёз.
- Ты, чуть не утоп! – сказал Серёга, - это хорошо, что я мимо пробегал из «вечерки». Кто бы тебя спасал!? Вокруг никого, все – спят!
- А-а-а-! Всхлипывал Лёнька и слезы замерзали на щеках, превращаясь в тонкую корку, которая отшелушивалась и оставалась на варежках.
- Ладно, Лёнька, побежали, а то замёрзнешь, небось валенки - полные воды, - сказал он, просовывая ладонь в каждый валенок, поочерёдно, - смотри-ты, сухой, повезло! – сказал он.
- Побежали! Я тебя домой отведу пока ты не замёрз, - сказал Серёжа, держа его за шарф и они побежали «на юг», как понял Лёнька, ориентируясь по звёздам. Где-то в этом направлении и его крыльцо.
Серёжа постучал в дверь и сказал перепуганной мама Ане, открывшей входную дверь:
«Тетя Аня, принимайте своего морехода, Лёньку! В «сажалке» плавал!»
- Ай-яй-яй! Леничек! Как же это ты!? Ты же сказал рядом с крыльцом будешь – запричитала она.
- Я путешествовал «на север!»
Это понятно! Спасибо тебе, Серёженька!
- Пожалуйста! Спокойной ночи! – ответил юный герой и помчался домой.
Но спокойной ночи у Лёньки не было. Его раздели и усадили на стул около плиты греться., а ноги поставили в таз с горячей водой и горчицей.
В одну руку ему дали огромный бутерброд «со счастьем»: с пышным, ноздристым белым хлебом, маслом и пахучей краковской колбасой, который он очень любил и ел по праздникам или в детском саду, тоже по утренникам. Во вторую руку – кружку с утёнком полную какао со сливками.
Лёнька был счастлив: «Всегда бы так А то, только по праздникам, и вот, после ныряния в прорубь на «сажалке».
«Я же нечаянно провалился, значит, и «счастье» - нечаянное!?» – подумал он, наслаждаясь вкусом, который останется с ним на всю жизнь, как символ и как вкус «счастья».
Дрова весело потрескивали в печке, охваченные синими языками пламени, мама стояла рядом и гладила его упрямые русые вихры на голове и помогала уплетать «его счастье» - любимый бутерброд с какао, вытирая масло из уголков его рта.
Лёнька был счастлив - жизнь ему улыбалась…

09.08.2012г.