Уж девять месяцев, а месячных все нет...

На улице дождь.Не радует даже чашка горячего кофе.
- Ну что будем делать пpи такой погоде?-Спросил я.
- У меня есть идея,-говоpит Она.-Достань монетку, и мы сыгpаем
в оpел или pешку.Если выпадет оpел - будем делать то, что я захочу,
а если pешка - что ты захочешь. Начинай бpосать монетку, а я тем
вpеменем пpиготовлю постель...
        Сегодня было так темно и так холодно... Я тихо умирал в этой тьме, и не мог даже закричать, хотя меня гладил по спине страх. Я хотел умереть, и одновременно противился смерти. Я хотел умереть, потому что жить было незачем, а жизнь без цели слишком тяжела; я хотел жить, потому что это естественно, как и надежда на чудо. И я находился где-то между жизнью и смертью, в глубокой депрессии.
  Я видел в окружавшей меня бесконечной тьме тусклые отблески далеких звезд, и этот призрачный свет освещал мне грозно-унылую громаду города. Этот город замер далеко за пределами времени, в этой царящей повсюду тьме, и мерцание звезд лишь слегка освещало его улицы. Я видел, как под мелким моросящим дождем, по замощенным плитками дорогам двигались цепочки теней. Они шли в одном направлении, но иногда на их пути возникали провалы или ступени, и первая тень падала, увлекая за собой остальных. Эти тени были слепы, и их вели такие же слепые, как и они сами. Между цепочками слепцов двигались другие, в основном одиночки, и они явно были зрячими. Они обходили все то, что останавливало их слепых собратьев, и тоже шли куда-то в одно место. Постепенно из нескольких теней-одиночек формировались небольшие группки, и они продолжали свое движение куда-то в глубину города. Я открываю глаза.
  Звезды мерцали так тускло, что я сам был почти слеп и двигался вместе с ними наугад. Вокруг было черно и темно, и во мне все было точно так же. Я брел в темноте, погруженный в меланхолию, и тени скользили мимо, не замечая меня. Рядом со мной проплывали одиночки или проходили длинной чередой слепцы, но ни один из них не обратил на меня ни малейшего внимания, будто меня не было здесь. Они шли, игнорируя меня; им не было до меня никакого дела. Я заглянул в глаза нескольким теням - они были пустыми, холодными и равнодушными.
  Я шел среди теней, и вязкая, плотная тишина поглощала эхо от моих шагов. Я двигался беззвучно, не слыша даже своего дыхания и биения своего сердца, и меня будто бы не было. Тени все так же безучастно скользили рядом со мной, и их глаза глядели сквозь меня.
  Мне было страшно; тишина давила на меня, разрывала мою заполненную темнотой душу. Я видел эту пустоту в слепых и зрячих глазах теней, и меня наполнял неимоверный ужас, от которого я сходил с ума. Я хотел повернуть назад и бежать, бежать от этой тишины и пустоты как можно дальше, но улицы города за моей спиной уходили в бесконечную, пустую тьму и терялись в ее горестном мраке - бежать мне было некуда. Тени же по-прежнему скользили мимо меня.
  Я подбежал к одной из них, попытался остановить ее, но тень прошла мимо, никак не отреагировав на меня. Я бросался к медленно двигавшимся теням, пытаясь заставить их увидеть меня, обратить на меня внимание, показать им, что я здесь, что я есть - но они все так же шли куда-то вперед.
  Я зажал руками рот, чтобы не закричать от страха, и побежал вперед по одной из улиц. Я бежал и бежал, пока у меня еще были силы, и, наконец, я упал на колени у ступеней собора. Храм устремлялся в недосягаемую высь, как пламя свечи, и казалось, что он вот-вот улетит прочь из этой тьмы, из этой тишины. Я, едва не падая, взбежал по ступеням, толкнул тяжелые створчатые двери и вошел вовнутрь. Все так же темно, все так же тихо... Я подошел к огромному органу и хотел было сыграть мелодию, как вдруг увидел сидящую за ним тень; она играла, но ни звука не было слышно. Страх почти парализовал меня; я обернулся - на скамьях сидели тени, державшие в руках молитвенники. Губы теней шевелились, будто они молились; тени перелистывали страницы - и все та же мертвая тишина, в которой нет ни намека на звук, царила под сводами храма... Я покинул храм в страхе, куда большем, чем тот, что привел меня сюда.
  Я вновь шел по темным улицам, и тени проходили совсем рядом со мной, я чувствовал их прикосновение к своей коже, а они даже не двигали руками, дотрагиваясь до меня, даже не поворачивали головы. Ужас нарастал во мне волнами океана, он затапливал мой рассудок; тишина терновым венцом, стальным обручем сдавливала мою голову, и в конце концов я упал на колени и закричал, пытаясь хоть как-то заявить о себе, доказать что я существую - пусть не другим, пусть себе... Мой крик летел к несуществующим небесам, тонул в темноте и тишине, и никто не слышал его.
  Я упал на мостовую лицом вниз и зарыдал от боли, обиды и страха. Я рыдал часами, днями, сотнями и тысячами лет, когда на мое плечо легла вдруг чья-то рука.
  Я поднял голову и увидел ее - дитя чистого, первозданного света. Она улыбнулась и потянула меня за собой - прочь от тишины, прочь от теней, прочь от тьмы.
   
 
  Все вокруг было серым и черным; я стоял на холме, окруженный стеклянными стенами, и ждал. От стекла веяло холодом, я уже почти замерз, но мне не оставалось ничего, кроме как ждать. Либо я выйду из этой клетки стекла и одиночества, либо... либо я продолжу беспомощно бить руками о ее стены. Увы, скорее всего, меня ждет второй вариант, ведь первый слишком похож на чудо, а чудо со мной случалось лишь однажды - когда она внезапно появилась рядом со мной и вывела меня из той тишины и темноты. А после... какие чудеса?.. Все как обычно - страх, молчание и слезы.
  Я так хотел бы не испытывать этот страх - но он сильнее меня; я боюсь всего, что за стенами этой клетки, но и перспектива оставаться внутри страшит меня не меньше. Я хотел бы быть с ней... О, да, этого я хочу больше всего.
  Я так хотел бы говорить с ней, рассказать ей о своем желании - но не могу.
  Мой удел - слезы ночами напролет и дни в мучительной надежде - может быть, она все-таки услышит мою душу... но это ведь невозможно.
  Мне и сейчас хочется плакать. От страха, от горя, от безумной радости - от любви...
  Господи, я ведь должен быть рад, что полюбил - и я действительно рад. Но как же это больно... почему?..
  Может быть, потому, что я просто недостоин любви такого человека, как она. Она - свет, святой и предвечный свет моей души, а кто я?.. Я даже сам не знаю ответа на этот вопрос.
  Я так хотел бы говорить с ней, но - ни слова... совсем ничего. Я могу окликнуть ее, но стоит ей повернуться и посмотреть на меня, как сразу же пропадают все слова, накатывает растерянность и восхищение, безграничное восхищение этим чудом в человеческом облике. И я не могу вымолвить даже несколько простых слов, не могу сказать ей, как люблю ее. Как же это больно... Я день за днем мечтаю, ночь за ночью плачу, и не могу ничего с собой поделать. Единственное, на что я осмелился, это письмо, но я уже почти не надеюсь, что она придет.
  Наверное, я зря написал то письмо. Все равно она не любит меня, и вряд ли полюбит когда-нибудь - кто я такой, чтобы она меня любила? Ее 'нет' разобьет то, что осталось от моей души. Лучше уж молча прожить эту любовь, загнать ее в глубину себя. Я не хочу, чтобы моя душа вновь разлетелась на осколки - маленькие, колючие, как крохотные кусочки льда. У меня и так слишком мало ее осталось... Но письмо написано, и оно, вероятно, - мой приговор. Ее нет, и, наверное, не будет... а может быть, она придет - чтобы сказать то самое 'нет'.
  Или чтобы вознести меня в свой свет?..
  Я вложил свое сердце в ее ладони, хотя она может бросить и разбить его. Ведь у меня есть шанс - чудо... но это все-таки шанс на ее любовь.
  Да, только чудо... она ведь даже почти не знает меня. Так, несколько коротких, смятых диалогов и кивки при встрече, если не считать того, что она сделала для меня в самом начале. Но она будто и не помнит об этом, и просто иногда обращает на меня свое внимание. Я благодарен ей уже за это. Она - свет, а я лишь тихо сижу в ее тени; разве имею я право претендовать на большее? Нет... а ведь все же претендую. И, наверное, скоро я окончательно сожгу свою душу и вновь погружусь в темноту и тишину.
  И зачем только я написал письмо?.. Может быть, мне действительно уйти - прямо сейчас?.. Но если она все-таки не скажет 'нет'?..
  Или это все - глупые надежды?.. Что ж, если и так, то им уже недолго осталось жить - а в таком случае, немного времени и у меня. Зачем же мне жить после того, как сгорит сердце?..
  А и правда, зачем?.. Невольно бросаю взгляд на руки - вены подходят так близко к коже, так легко будет их перерезать - и почти не больно... Так просто это сделать. Я хочу умереть... наверное. Но что, если она все-таки замечает меня?.. Может быть, не стоит пока умирать, может быть, нужно остаться жить - для нее, ради нее?.. Я не знаю...
  Как же хочется плакать... Хотя нет, не просто плакать. Я больше не могу, не хочу плакать в пустоту, и чтобы мои рыдания слышали лишь стены! Если бы рядом со мной кто-то был... Если бы здесь был какой-нибудь друг, которого у меня нет, или - если бы здесь была она... Я просто хочу выплакаться. Я хочу, чтобы хоть кто-нибудь услышал мои слезы, понял, что я есть, и что я страдаю и люблю, и что я - один!.. И я хочу, чтобы меня тоже любили - ведь я человек, я нуждаюсь в любви так же, как в воздухе... Наверное, поэтому я и не выдержал, написал то письмо...
  А ее все нет и нет... Наверное, она все же не придет, и я останусь в своей стеклянной клетке, в ледяной темноте и пустой тишине, и никто не увидит меня и не выведет меня оттуда, потому что чудо не повторяется.
  И я уже почти не жду ее; черное небо постепенно светлеет, но превращается в серое.
  Мне больно; душа горит в пламени разочарования, а сердце просто разрывается от слез, которые уже не текут по щекам - у меня нет сил, чтобы плакать. Я смотрю сквозь стеклянные стены своей тюрьмы, и надежда во мне умирает.
   
  Я сижу в окружении этих проклятых стеклянных стен, и боль медленно убивает меня. Это так горько - испытывать разочарование; это так страшно - терять последние крохи надежды...
  Но стены становятся тоньше, холод пропадает - и вдруг стекло падает, разлетаясь на осколки, которые тают в небесах... И свет - мягкий и нежный свет; он обволакивает и ласкает меня, и вот уже по моим щекам бегут слезы - слезы счастья, потому что я знаю, что увижу, когда повернусь... Однако оборачиваюсь я все же с замиранием сердца, которое тут же исчезает - там действительно стоит она, и она улыбается, и по ее щекам тоже катятся слезы, а в руке она еще сжимает мое письмо...
  Несколько секунд мы стояли и просто смотрели друг на друга, а потом она бросилась ко мне, обняла меня и зарыдала, как человек, которого остановили в конце последнего танца со смертью. Я тоже обнял ее, еще не веря, что она теперь действительно со мной, и ее свет наполнил мою душу.
  Внезапно начался дождь; мы подняли головы, посмотрели вверх, и она вдруг рассмеялась.
   - Посмотри на дождь!.. А теперь на небо!.. - воскликнула она.
  Дождь был серым, а небо стремительно синело.
  Она протянула руки вверх, будто ловя дождь или приветствуя небеса. Серые капли скользили по ее коже, а небо становилось все более и более прекрасным, окрашиваясь в золото, будто вся серая краска стекала с него, превращаясь в этот дождь.
   - Как прекрасно... - прошептала она. - Спасибо тебе.
  Она прижала свои мокрые от дождя ладони к моим щекам и поцеловала меня.
  Когда я вновь посмотрел на нее, она нежно улыбалась. Капли дождя - уже не серые, а прозрачные - бежали по ее лицу, искрясь в свете восходящего солнца.
   - Ты выпустила меня из клетки, - произнес я.
   - А ты подарил мне мир. Пойдем! Я хочу его рассмотреть.
  Она потянула меня за собой, и я покорно зашагал вслед за ней. Я тоже хотел узнать, каким же может быть мир за пределами моей тюрьмы, мир, окрашенный яркими красками.
  Она поскользнулась на влажной траве и рассмеялась, а потом лукаво посмотрела на меня и побежала вниз по склону холма. Я бросился вслед за ней, догнал и закружился с ней в вальсе под слышную только нам двоим музыку. Когда же мы устали, она подбросила монетку и ласково взяла меня за руку, и мы пошли по жизни вперед, навстречу восходящему солнцу.