Лунтик. Рассказ второй. Ад

"Смотрите! даже самый густой дым, самая грязная копоть не сможет заволочить всё небо, не сможет спрятать бессмертные звёзды. Поверьте! даже самые высокие небоскребы, башни и арки не смогут укрыть бесконечности горизонтов. Помните! даже самая вязкая грязь не спрячет чистоты и невинности мира. Знайте! даже последнему кругу ада не по силам сломить душу праведника...".

Ладони приятно покалывает контраст вечернего холода и пыла разбушевавшегося костра, язычки которого слегка дотрагиваются до кончиков моих пальцев. Я есмь. Я здесь. Я существую.
Газеты верещат о наступающем конце света, вбивая последние гвозди в гроб веры в светлое завтра. Кто-то уже вспарывает живот своему старому обидчику, кто-то взрывается слезными молитвами и раскаяньем, пряча детей в чулан, кто-то, не страшась наказания, сжигает машины и разбивает ветрины. А я сижу у костра, смотрю на звезды. Я просто надеюсь встретить этот конец достойно.
Зовут меня Лунтик. Если вы еще помните, то да, это имя я позаимствовал у довоенного мультяшного героя. У меня не синюшная кожа, не топорщатся острые уши на лысой макушке, я не дружу с придурковатыми пчелами и, высунув голову из маминого влагалища, я не кричал: "я родился!". Просто каждый шаг, каждое новое солнце я понимаю, что живу не на своей планете. Здесь всё не так, как должно быть. этот мир - тяжелый камень брошенный в хрупкую грудь детской мечты. здесь люди друг другу в спину вгоняют острые ножи, детей топят как котят, сжигают соседские дома, здесь завтракают амфитаминами, а ужинают человеческой плотью, здесь беспричинно грабят, разрушают, уничтожают... Я знаю точно, что этот мир не мой.

"это хруст сохнущей коры лысых деревьев или глОток, в которые вцепляются зубы бывших друзей? это воют дикие собаки или плачет ребенок брошенный матерью в голодном лесу? Это еще наш мир или уже лестница к бурлящему котлу?"

У меня почти ничего не осталось. Моей крышей стало высокое небо, а стены растеклись в беспредельности горизонтов. Я бросил вечнопьяную мачеху. Я бросил опустевший отцовский дом, впитавший запах блуда и смрада гниющей надежды. Я бросил свой уставший компьютер, кучку потрепанных книг и веру в счастливое будущее в стенах бетонного мира. Пропало всё то, что никогда не имело смысла. Осталась лишь фотография мамы, тоненький дневник В., который он хранил на седьмой странице Кафки, и грязные кеды с дыркой на большом пальце. И пока облитые кровью глОтки неумолкающих проповедников вещают в каждой подворотне о грядущей гибели Земли, я просто иду вперед - туда, к краю этого мира и началу нового...

Вечер сегодня холодный. Не такой холодный как вчера, но ноги едва согревает костер. На небе уже вылупляются первые звезды, а где-то там, вдалеке, шумит старый поселок, еле слышным гулом машин, сиренами и чахнущими заводами. Тут нет людей. Тут только вызженная земля, в которой стоя умирают лысые дубы. Одинокие и беспомощные. Кое-где пробиваются пучки зеленой травы сквозь холодный слой битого стекла и дроблённых костей. Я сижу под корнями наклонившегося дерева нависшими над моей головой немыми пальцами покойника. Костер трешит и вырисовывает язычками пламени странные фигуры, закручивая яркие вихри и растворяясь в вечернем воздухе. Я перелистываю страницу дневника дяди В. и продожаю читать...


"...лишь потому, что родители, ростившие в нас доброту и благодетель, резали глотки нашим обидчикам. Лишь потому, что люди, выходившие на демонстрации за Новый мир по ночам подушками душили своих детей. Потому, что те, кто кричали "не убей" и молились богу, раздавали нам ружья и ножи"

Сегодня или завтра у меня день рождения. Вот-вот наступит совершеннолетия, даруя мне убогие права: от возможности прилюдно травить себя до шанса купить водительское удостоверение, чтобы на следующий день нечаянно сбить соседского ребенка. Но какими бы убогими ни были подарки, скорее всего это мой последний праздник, а, значит, есть повод не пойти на работу и хорошенько выпить. Правда, жаль, что у меня нет работы, а дно фляжки высохло неделю назад... Ну Вот Прошло почти 5 лет, как я ушел из дома. Вообще трудно уследить за временем, когда любые купленные мной часы работают не больше пары месяцев, а самодельные календари режут глаз ошибками и неточностями. Я гуляю по стране с пустым рюкзаком, пытаясь где-то что-то заработать, где-то украсть. Хорошие люди, о которых писал в своем дневнике В., редко встречаются, а точнее - вообще никогда. К примеру, в меня стреляли два раза и четыре раза вгоняли в мой живот нож. Без особой причины. Просто так. Но ни разу просто так я не получал ни крошки хлеба. Слухи о грядущем конце света разжигают в людях не добро и сострадание, а, наоборот, лишь дикую ненависть и страсть к разрушению.

"Добрые люди еще существуют и будут существовать. Они создают Бога, а Бог создает их. Стоит исчезнуть последнему праведнику и весь бесконечный космос сожмется обратно в маленькую песчитнку"

Небо черное с гроздьями теплых звезд-светлячков. Их больше миллиона, больше даже миллиарда. Они мягкой дланью творца рассыпаны по всему небу, в каждом углу этого бесконечного черного полотна уже есть своя маленькая горящая родинка. Костер трещит и искры, извиваясь теплыми змейками, бегут вверх, к небу, но не пройдя даже одной миллиардной пути, растворяются в небытие. Звезда. Чуть ниже луны. Такая яркая. Я никогда не видел таких ярких звезд...
- Простите, - тишину разрывает робкий женский голос за спиной, и я вздрагиваю от неожиданности. Высокой волной японского цунами меня захлёстывает страх. я теряюсь. Разворачиваюсь медленно. Кулак до боли уже сжимает деревянную рукоядь ножа.
Руки трясутся. Сердце стучит в ушах, так сильно, что, кажется будто голова вот-вот лопнет от напряжения.
Передо мной девушка. Хрупкая девушка с испуганным взглядом. Хрупкая девушка с испуганным взлядом и дрожащими от страха обветренными губами. Тепло-рыжие волосы трепет ветер, бросая их ей на белое лицо. Ее круглые голубые глаза переливаются слезками испуга.
- Я.. Я.. - заикаясь, начинает растерянно мямлить, - я только... я только увидела огонь костра... костёр увидела...
Я стою в недоумении. Стою, пытаясь взять себя в руки и оценить ситуацию. Ведь это всего лишь девушка. Но почему она одна? Что может делать одинокая девушка посреди холодного бестравного поля?
- Вы меня убьете? - наивно, с дрожью в голосе спрашивает она. Ее взгляд бегает от сжатого в руке ножа к моим удивленным глазам.
Я прячу ледяное лезвие обратно в чехол. И становиться как-то неприятно от такого приёма, пусть и нежданного гостя.
- Нет, что вы? - говорю, демонстрируя пустые ладони, - я просто... просто не ожидал кого-нибудь здесь встретить. Что ты тут делаешь?
Она ступает коротким осторожным шагом вперед и под подошвой пыльных кед хрустит стекло.
- Я часто прихожу сюда из поселка посмотреть на небо, посчитать звезды... А вы? я впервые вижу вас. Вы не местный?
Пожимаю плечами.
- Я уже пять лет нигде не местный. У меня нет дома, и вряд ли когда-нибудь я его найду...
- Прямо как будто и планета не ваша, да? - она игриво морщит веснушчатый нос.
.
- Да! - воодушевленно срывается с моих уст, - как будто эта земля не моя и нет для меня тут ни единого уголка...
- Как будто, - подхватывет она, - любая планета будет роднее и ближе этой!
Я улыбаюсь. Улыбается она.
- Я Лунтик, - протягиваю ей ладонь.
- А я Зора, - её хрупкая кисть обвивает мою, - очень приятно...


"Потерявший в пылу чужих грехов под ногами тепло родной земли обретает Бога, но потерявший Бога никогда не обретет родной земли."


- Лунтик? Я бы рассмеялась, услышав твоё имя, только вот моё тоже слегка ненормальное, - она, обняв медную кружку ладонями, делает осторожный глоток горячего чая.
- Это не настоящее имя. Просто меня так называла мама.
я подбрасываю в костер хвороста. Угольки уютно трещат выплевывая искры.
- А тебя почему так зовут?
- Мой папа еще до войны был астрономом, и...
- Астрономы изучают звезды? - перебиваю её.
- Да, да. Так вот... Он называл меня Зорой. Самой красивой и яркой звездой, которая нашла себе место не так далеко от солнечной системы. Когда я была маленькой, папа показывал снимки разных звезд и туманностей... Ну он делал их с телескопа. он говорил, что внутри меня живет свет ярче и сильнее света этой звезды. В то время это звучало так воодушевляюще. Я искренне в это верила.
Я улыбаюсь.
- Это мило.
- Да, спасибо. - она уводит растерянный взгляд к небу, - Только его расстреляли за неделю до войны за антигосударственную агитацую или что-то вроде того... Никому толком ничего не объяснили. И вот, у меня осталась только бабушка.
- Сочувствую, - шепчу, - тебе, вижу, тоже не обошла горечь потери родного человека.

"Боль очищает только сильных. В слабых же она сеет зёрна зла и ненависти, ломая любые замки, построенные добром в их сознании."

Неугасно горит костер, жадно сжирая сухие ветки. Мы сидим с Зорой и говорим о звездах. Говорим о жизни. Говорим о Боге. Говорим о любви. небо спокойно тушит звезды. А я просто не могу оторвать от нее взгляда. Я никогда не встречал такой воистину чистой красоты. Мне интересно с ней, так приятно когда она рядом. От кончиков ярких волос до подошвы потрепанных кед она пропитанна теплом и свежестью летнего моря. Кажется, в Азии это называют аурой. Её хрупкие ладони нежно обвивают медную кружку с малиновым чаем и порой поправляют непослушные рыжие волосы, частенько падающие на белоснежное лицо. Игриво и воодушевленно блистят голубые глаза. Порой она морщит свой слегка вздернутый носик с парочкой веснушек. Обветренные алые-алые губы постоянно в движении. Они то растягиваются в милой улыбке, то косятся от удивления.
- Знаешь, - говорит она, указательным пальцем убирая с глаз непослушный волос, - похоже всё это скоро закончится. Папины прогнозы оказались верными. быть может... это и к лучшему...
- Ты о чем?
- Ну а разве ты не видишь? - хлюпнув носом, говорит она, - взгляни вокруг! Все эти листовки, плакаты о грядущем аппокалипсисе,  все эти безумцы, визжащие на каждом углу о том, что конец близок... Ведь это не просто так. Ведь это же не массовый психоз и не очередной правительственный заговор, это не газетная утка и не гипноз какого-нибудь колдуна. Это уверенно идущая к нам смерть. - Зора прямо взрывается набухщим комком недовольства, повышая голос. на ее тоненокой шее набухают дрожащие жилки. -  Всё сущее нутром чувствует свою грядущую погибель! Оно прямо гадким, иссохшим без жрачки, глистом в кишках вселенной в агонии цепляется за жизнь.   Но по-моему... по-моему слишком поздно... Все эти заводы, все эти бесконечные паутины труб, качающих нефть, они дожирают останки некогда цветущей планеты. Рано или поздно всё должно было закончится.
Плюясь этой резко вскипевшей злостью и страхом, Зора даже начала бледнеть. В её голубых глазах переливаются хрусталики накатившых слез.
- О каких прогнозах отца ты говоришь?
- Папа, - она робко опускает взгляд, - он говорил... он же был астрономом... он говорил, что к Земле движется огромный метеорит... или астероид... или что-то в этом роде... он говорил, что именно от него погибнет человечество. и что это случится очень скоро. он все просчитал. правда, мало кто его слушал. ведь то время было временем становления могучей державы, крепкой, нерушимой. Кому хотелось слушать что совсем скоро ничего не останется от этого якобы бессмертного замка?
- И когда это должно произойти по рассчетам твоего папы?
- Не знаю. завтра, сегодня, вчера...Но точно могу сказать, что время уже пришло. Да и разве это так важно?
- Ну да...
Мы молчим. Ветер раздувает пепелище угасшего костра.
- Знаешь, - достав из кармана пальто часы, говорит Зора, - мне уже наверно пора.
Она слегка расстроенно смотрит на меня. Неувернно шепчет: "мы увидимся еще?"
На горизонте уже появляются первые лучи солнца, небрежно рисуя силуэты уродливых домов старого поселка. Оживают машины. Просыпаются люди. "Никуда не уходи. Останься тут. Со мной. Прошу. Мне просто нужно, чтоб ты была рядом." - мысли застревают в голове, не успевая вырваться сквозь плотно сжатые губы. "Может быть... увидимся" - растерявшись, отвечаю ей. Поселок всё громче напоминает о своем существовании этому гниющему миру. Солнце карабкается всё выше. Я смотрю вслед уходящей Зоре. Ветер трепет её рыжие локоны, жёстко играет с воротником пальто. Она, как цыпленок нахохлившись от холода, осторожно идет по битому стеклу и дробленым костям. Замерзшие руки она прячет в глубокие карманы пальто. Под первыми лучами только что проснувшегося светилы её тонкий силуэт выглядит как-то необычайно красиво.

"Глупец писал библию, выдаваю эту мерзкую книгу за глас божий. Ибо только слабый человек способен возлюбить незримого бога сильнее жены и ребенка. Но возлюбивший жену и дитя своё сильнее всего на свете может узреть Истину."

Дядя В. Даже когда в его грудь крепко врезался последний камень. Когда с последнем выдохом по его разбитым губам потекла кровь. Когда его взгляд застыл навсегда, в то время как озверевшие дети готовили новые камни. Он не умолк. При жизни он показал мне мир в том свете, в котором раньше я его не видел. Он уберег меня от смерти, расскрыв новые пути. И даже сейчас он ведет меня. Он хотел, чтобы я дышал, дышал полной грудью. Чтобы я видел свет сквозь тучи пропитанные ядовитым дождем. Чтобы я чувствовал вкус кислорода среди чернейшей копоти и дыма. Чтобы я узрел жизнь через километры гниющих останков забытых солдат. Он просто хотел, чтобы я жил, вкушая сладость каждого мгновения. Даже когда времени на жизнь останеться совсем чуть-чуть. Поэтому я попрошу Зору остаться со мной. Если у человечества в запасе всего пару секунд, то я хочу провести их с ней. Нельзя упустить этот шанс. Ведь он может оказаться последним...
- постой! - кричу ей вслед, пытаясь догнать. Острые осколки впиваются в тонкую подошву кроссовок, - постой, Зора!
Она оборачивается.
- Зора, а вдруг это правда? Вдруг мир закончится через пару минут?
- Может быть... - говорит она в полголоса и, тихо вздыхая, опускает голову.
Робость и страх сказать какую-нибудь глупость тяжелым комом застревают в горле. Я сглатываю. Сглатываю. И чувствую как вместе со слюной ком падает на дно желудка.
- Ну... Как бы выразиться... это... гмм... - как ребенок жую слова, пытясь сказать нечто по-настоящему важное.
- Что? - она смущенно улыбается, шагнув мне навстречу.
- Ну ведь... Скоро конец света... Я просто... Ты просто... Очень... Мы... - хочется крепко ударить себя кулаком по голове. Идиот. Болван.
Она смотрит на меня не отрывая взгляда. Смотрит так искренне-нежно. Мгновенье я молчу. Жду. Небо разгарается всё ярче. На его бескрайнем полотне появилось второе солнце. Оно растет всё быстрей и быстрей, ярче, сильней. Видимо, отец-астроном был прав. И времени явно меньше чем, я думал. 
- Зора, - говорю, собрав лужу растёкшихся мыслей воедино, - я просто хочу чтобы ты осталась. Пожалуйста. Плевать, что мы только что познакомились. Я знаю, что роднее человека уже не найду. Я как и всё живое на этой планете, чувствую что Конец уже слишком близко. Не хочу жалеть, что не встретил его с тобой...
Она улыбается. И как в старых романтических книжках, как в красивом довоенном кино, случается это... Ее алые теплые губы касаются моих. Так тихо. Так нежно...
Казалось, я видел всё в этом мире и нечем меня удивить, но, похоже, я ошибался. Никакой, даже самый нежный бриз у самого спокойного моря не был так мягок и приятен как ее дыхание. Даже самый лучший мед не был так сладок как ее губы. Даже самая крупная победа в моей жизни не была такой яркой как её поцелуй. Мои пальцы осторожно скользят по контуру ее лица, ощущая это невыразимо прекрасное тепло и нежность белоснежной кожи. Я слегка дотрагиваюсь до ее мягких волос, шеи, мочки уха. Мои глаза закрыты, но я вижу ее ярче чем когда-либо, я пропитан ей, я чувствую каждую ее малекулу. Вселенная бесконечна, а размум породивший материю не подвластен времени. В это мгновение я чувствую себя бессмертным. В это мгновение в моей груди разгораются все эти бесконечные хороводы звезд, которые раньше светили с никем не покоренных высот.
Жаль только у смерти нет слово "пощада", а у романа, прочтенного до переплета, нет продолжения. стремительно нарастает острый шум, застилает остальные звуки, дробит ушные перепонки. Всё сильнее и сильнее, сильнее и сильнее. Ну вот оно и пришло. Земля дрожит, ноги теряют опору. Растет температура. Становится невыносимо жарко. Нечем дышать. Мы закрыли глаза. Мы просто слились в поцелую, забыв об уже наступившем конце. Небо больно опаляет плечи. Очень ярко. Грохочут разъяренные небеса. Воздух становится для легких битым стеклом. Свет прорезается сквозь закрытые веки. Похоже толстая книга истории человечества на этой странице захлопнется навсегда. Вот и всё.
 
 "Этот мир уверенно идет к своему завершению. Шагая по обагренным кровью шипам, взрощенным похотью и развратом, животной яростью и всеобщей слепостью, мир погибает. Осознав неизбежность печального финала, он горько застонет зверем попавшим в капкан, но без боя примет свою смерть. Человечество падет. Только лишь единицы, узревшие Истину, останутся невредимы. Ибо смерть не посмеет притронуться к их озареным вечным светом телам. И именно праведникам будет дана возможность построить новый чистый мир на руинах старого ада..."