Первый поцелуй

К Михаилу Петровичу с Марией Федоровной пришли в гости его брат Николай Петрович с женой, Зинаидой Николаевной. А дочка хозяев, девятиклассница Рита, делает уроки. Сын их Витька во дворе гуляет. Витька учится в третьем классе.
Сели, выпили и тут звонок. Мария Федоровна снимает трубку, и тут ее лицо вытягивается в улыбку, и она, зажав микрофон трубки, произносит гостям: «Витька с девчонкой Люсей спрашивает у меня, можно ли целовать Люсю».
Зинаида Николаевна, не удержавшись, восклицает: «Вот дурак!»
Мария Федоровна чуть обиженно за сына, говорит: «А почему дурак? Может, мальчик стесняется.»
Зинаида Николаевна ей: «А что стесняться ему, если девочка согласна? Мы же знаешь какими были, об этом и не говорили. Нам все было понятно».
Мужчины переглянулись, и муж Зинаиды Николаевны не без злорадства спрашивает ее: «А что тебе было понятно? Ты же до замужества уверяла, что не целовалась?»
Зинаида Николаевна поняла то, что зря так опрометчиво рванулась на позывы юности, попалась в капкан воспоминаний, и стала оправдываться: «Да я не в том смысле произнесла «все понятно», а целоваться или нет, а в том, что на это обращать внимание, если главным было в наших отношениях дружба, верность и, - тут Зинаида Николаевна никак не могла найти нужного слова, и потом вспомнила, - любовь».
Это слово произвело на всех впечатление, и Рита произнесла: «Я так понимаю то, что любовь была, а остального не было, то у вас любовь была без секса».
Все посмотрели на Риту как теперешнее поколение понимает то, что происходит у них, а Зинаида Николаевна, доказывая свою правоту, воскликнула: «Да при чем тут секс! Мы все наши вопросы решали в коллективе. Групповым методом. Ни у кого не было никаких тайн друг от друга. Все чувства и материальные стороны жизни были у всех на виду!»
Рита с серьезным взглядом посмотрела на Зинаиду Николаевну и спросила: «Что, у вас был групповой секс?»
Все так и сели, а мать спросила Риту: «Как тебе такое могло прийти в голову, что у нас был групповой секс?»
Рита сказала матери: «Но вы сами говорили то, что действовали коллективом.»
Мария Федоровна сказала ей: «Но при чем тут секс? У нас на заводе работало не быдло какое-то, а великосветское общество. У нас каждый выбор, кто кого выбирал, был на виду. С точки зрения может быть этикета при дворе царя. А передовик токарь Гришка Федотов висел на доске почета, так он имел общественное значение в умах граждан больше, чем олигарх!»
Рита не поверила матери, сказала ей: «А сколько он зарабатывал, что положение выше имел, чем олигарх, простой токарь?»
Зинаида Николаевна стала объяснять ей: «Тогда олигархов не было, и люди имели значение по значимости их труда, положения в обществе. Директор за руку здоровался с этим Гришкой токарем. Я уж не говорю о съездах передовиков труда, на которых этот Гришка сидел на виду и иногда выступал с трибуны».
Тут Михаил Петрович не удержался, сказал жене: «А ты ведь целовалась с этим Гришкой!»
Виктор Петрович с Зинаидой Николаевной не удержались, рассмеялись в ответ на слова Михаила Петровича, а Мария Федоровна с возмущением в тоне уже не в первый раз воскликнула в ответ: «Опять? Я же сказала, что поцеловала при всех на собрании передовиков, когда вручала ему грамоту, как ударнику труда. Но не по каким-то углам, а как специалисту, когда он выточил коленчатый вал взамен вышедшего из строя на станке, и план был выполнен.»
Виктор Петрович сказал брату: «А ведь признайся, Михаил, здорово тебя достал этот Гришка. Ведь гусар. Как он на аллее глядел с портрета не только как герой труда, но и как завоеватель с правом считать себя одним из главных лиц в этом обществе. Квартиру получил, а зарабатывал не меньше директора.»
Михаил Петрович, чуть поостыв от подозрений к жене, представив как смешно сейчас, через столько лет, выглядит в роли ревнивца к этому Грише, задумчиво сказал: «Да, тогда он для нас выглядел как двигатель истории, как выразитель диктатуры пролетариата, и вид у него был такой грозный, когда произносили цитату Маркса о том, что пролетариат сбросит оковы и завоюет мир. А ты не знаешь, что сейчас сталось с Гришей? Ты тоже какое-то время работал на нашем заводе,» - спросил Михаил Петрович у брата.
Виктор Петрович ответил брату: «Ты знаешь, Миша, я и сейчас по делам бываю на этом заводе, и ты знаешь, встречаю этого Гришу. Так же работает токарем. Только уже не пролетариат, потому что больше, чем на троих им таким теперь не собраться. Не знаю, как теперь из назвать. Работник по найму. Стоит за станком. Точит дешевые однотипные гайки. Взгляд у него такой, что не отличишь от взгляда мусорщица какого-нибудь».
Михаил Петрович выпалил в ответ: «И что, что-нибудь хоть осталось у него от прежнего Гришки? Ведь я помню, как и с Машей только что познакомились, пошли к нему выяснять от отдела технический вопрос по заготовке, а он на наших глазах взял заготовку, выточил из нее одним проходом шахматную фигуру ферзя и преподнес Маше. И глаза у него сверкали, так был горд собой».
Виктор Петрович ответил брату: «А что же случилось с ним? Я думаю, Маркс оказался провокатором, что восстановил пролетариат против капиталистов, потому что без капиталистов пролетариат стал никем. Его теперь уничтожают как класс чиновники-рейдеры. Вроде Ельцина, кто сам в каске выражал волю пролетариата, а потом дал приказ расстрелять Белый дом с Верховным советом в нем как главнокомандующий, что эти чиновники-рейдеры пришли к власти. А знаешь, что страшно им?»
Михаил Петрович пожал плечами, ответил: «Думаю, что пролетариат снова возьмет власть».
Виктор Петрович со злорадством на лице ответил ему: «Как это ни странно звучит, но пролетариату надо привязаться к этому капитализму, иначе он утеряет это свое значение как пролетариат. И держать за горло, как советы в Германии, что там капиталисты бастуют из-за них, из-за непомерных налогов.
Или как в Китае, где власть этих рейдеров-чиновников расстреливает. Знаешь, в чем ошибался Маркс? В том, что прибавочная стоимость признак эксплуатации трудящихся, а не признак гения производства, чтобы и трудящиеся получали зарплату, и все фонды были выплачены».
Михаил Петрович сказал ему: «Ну ты диссертацию пишешь на эту тему. А я сожалею на эту тему, что пролетариата нет. Гришки в его прежнем виде, и пусть будет капиталист хозяин предприятия так, чтоб оно было рентабельным.»
В это время вошел Витька, мать спросила его: «Ну что, поцеловал Люсю?»
Витька с загадочным видом сказал: «Не скажу».
Все рассмеялись, а мать сказала: «Молодец!»