Женщина среднего возраста

Лицо человека не было молодым. Оно было подержанным, уже бывшим в употреблении у мужчины и причем, несколько десятков лет. Лицо застыло в одном выражении - крайней брезгливости к происходящему вокруг него. Остальное тело у человека было неважной деталью бытия. Люди с уважением относились только к Лицу человека. Когда с ним говорили, то смотрели на него с любопытством, посмотреть было на что.  Лицо было продолговатым с провисшими веками, впалыми глазами, синими мешками под глазами, грушевидным носом с красными прожилками, тонкими губами и жирным подбородком, который висел на шее кожаным мягким мешочком. И каждая морщина кричала о крайне брезгливом отношении к окружающему миру. 

Сложно было рассказать о прожитых годах этого Лица, но можно было вполне предположить, что оно испортило жизнь ни одной, и даже не двум-трем  женщинам. А многим, если не сказать очень многим женщинам оно испортило молодость, и зрелость, и даже почтенные годы жизни. На старости лет Лицо осталось одно.  И сегодня оно возвышалось над скамейкой в парке, а вокруг него степенно ходили старички, резво бегали дети, и их мамы важно исполняли свои родительские миссии. Лицо бесстрастно взирало на мир, и ничего не могло оживить его взор,  и изменить выражение крайней брезгливости.

Лицо повернулось направо, и заметило на другой скамейке женщину среднего возраста, и дрогнули  провисшие веки, а крайне брезгливое выражение сменилось просто брезгливым выражением. Взгляд человека, а этот человек представлял из себя, только, и лишь только Лицо, охватил весь образ женщины сначала в общем целом, а потом стал детально рассматривать женщину среднего возраста.

Чуть полноватая, чуть стареющая, но отчаянно сопротивляющаяся этой старости. Юбка до колен и блузка на груди узка, не по размеру. Губы слишком ярко накрашены, брови тоже накрашены и скорее всего их нет вообще, значит, нарисованы и искусственные ресницы. Да эта женщина почти вся искусственная, но ей очень хотелось быть настоящей и как можно дольше оставаться женщиной среднего возраста, балансировать и не шагать в старость. Хотя, похоже, она лет пять назад шагнула, и уже глубоко шагнула в старость. Но об этом нельзя говорить. Лицо бесстрастно наблюдало за женщиной среднего возраста и бесцеремонно, и проникало в самые потайные стороны ее души.

У женщины были толстые ноги, и туфли на каблуках, пухлые руки с перетяжками, словно у младенца. Круглые плечи, и дряблая кожа на шее. Но, шею закрывал газовый шарфик, а короткая юбка смело бросала вызов возрасту. Дама смотрела вдаль и думала о чем-то приятном. А вокруг бушевала осень, сентябрь тоже бросал вызов надвигающейся зиме  горячим солнцем и горожанами в летних нарядах.

Лицо осталось бесстрастным к сентябрьскому вызову зиме, и вызову к возрасту женщины, что сидела на скамейке напротив фонтана, с чугунными фигурами барышень и кавалеров. Взгляд, было, оживился, но потом потух. Вяло пробежался еще по фигурам сидящих людей на скамейках в парке у фонтана, и вдруг споткнулся, и замер, она, другая женщина среднего возраста, но эта была на самом деле моложе своего возраста и не молодилась. Она была сама собой, потому прекрасна. И коса цвета пшеницы спелой лежала на спине, хотя была не такая толстая и длинная, как в молодости, но все же была, сохранилась.

Лицо сменило свое обычное брезгливое выражение на любопытствующее. И долго рассматривало образ женщины, пока та не ушла. Тогда Лицо вернуло свое привычное брезгливое выражение и закаменело в морщинках.

Рядом на скамейку присоседилось еще одно лицо, по которому можно было водить экскурсии и показывать судьбу человека, ранее очень страстного и прожигающего жизнь, а потом вдруг задумавшегося над смыслом жизни и так и оставшегося задумавшимся  и потерявшим интерес к развлечениям и сильным чувствам вообще. Лицо было круглым, с подтянутой кожей на широких скулах и вытянутым мясистым носом. Большие темные подглазины говорили о его образе жизни, он мог сутками читать или смотреть в экран монитора, а лоснящийся подбородок о его пристрастии к жирной пище. Это лицо было слишком открыто и его было легко читать, перипетии его судьбы оставили на лице свои четкие следы, шрам на виске, разорванная и неровно сросшаяся ноздря. И лицо не доминировало у человека, тело было не менее примечательным, сильные руки и круглый живот, плечи приподнятые, словно на них лежала тяжелая штанга. Нет, блуждающий взгляд любопытствующего человека вряд ли остановился бы на таком образе. Скорее бы вернулся снова к Лицу с крайне брезгливым выражением.

Светлый день дает возможность разглядеть у прохожих  лицо, а вот темнота вечера и ночи и раннего утра,- нет. В темноте можно увидеть только фигуру человека, темный силуэт. Но на лице можно прочитать судьбу человека, а силуэт только сообщает, что это человек.

Лица возвышаются над скамейками в парках, двигаются по улицам города, через площади и  по набережным. Лица нарисованы самой судьбой, а тела формирует возраст. Круглые и продолговатые, худощавые и мордастенькие все лица в городе вдруг сливаются в одно с неуловимыми чертами, но внимательным взглядом седых глаз. Пристальным взглядом, который присматривает и за самим городом. Именно это общее лицо опустило взгляд на парк с фонтаном и неподвижными чугунными фигурами и нашло Лицо с крайне брезгливым выражением.

И, все происходило как будто всегда и каждый последний день жизни каждого человека, лица возвышались над скамейками, живописно сидели женщины среднего возраста, они притягивали взгляды и отталкивали эти взгляды. Била вода в фонтане, бегали дети, за ними следовали их родители, ходили пожилые люди, все было оживленно как всегда. И только взгляд всеобщего лица города остановился на секунду на Лице, с крайне брезгливым выражением, как на секунду все замерло, и пронзительная тишина оглушила чугунные статуи у фонтана. А потом все вдруг ожило и продолжило свои движения. И только Лицо с крайне брезгливым выражением, на котором были нарисованы все пороки человечества, что могли только быть, осталось неподвижным. А люди и их лица вокруг мертвого Лица ничего не заметили и продолжали активно жить, двигаться. И живой мир как-то вдруг наложился на мертвый и получился отличный двухслойный пирог мироздания. При ближайшем рассмотрении он распался на отдельных людей, одни сидели на скамейках, другие ходили, бегали, также и лица в городе рассыпались на: круглые, овальные и продолговатые.

Но что-то в городе было не так, не совсем привычно. Да, одно Лицо в парке, что располагалось над скамейкой, и оно уже не было живым. Но было ли оно мертвым, это тоже вопрос, без ответа. Причем рядом на скамейке сидела женщина среднего возраста, чуть поодаль сидела еще одна женщина среднего возраста и еще одна. Рядом с мертвым Лицом сидели странными силуэтами именно женщины среднего возраста. Возможно, это были те, которых он когда-то предал, когда-то бросил, обманул. Они вдруг собрались и присутствовали на первых минутах его смерти. По их лицам нельзя было прочитать, как они относились к нему, и какие испытывают чувства. Ровно 40 минут они находились рядом с ним, а потом как-то ушли под разными предлогами и по разным надобностям.

Вечерело, все разошлись, и только Лицо, у которого тело вдруг сразу проявилось и оказалось телом старика с узловатыми пальцами на руках и суковатой палкой, что валялась рядом. Лицо как-то стерлось, и на скамейке рыхло сидел старик, ко всему прочему он был и мертв. В парке на скамейке у фонтана сидел мертвый человек, и было его просто жаль. Не важно, что в жизни он был подлецом, и в конце жизни презирал людей. Не важно. Его путь закончился, а какой он был, кто и помнит. Те люди, которые помнили, тоже уже умерли. Не важно, быть хорошим человеком, важно быть живым. Город стер эту последнюю мысль, что пришла от этого человека, и тут же забыл про него. Ничего больше не напоминало о жизни этого человека. Ведь всегда долго помнится только хорошее, а плохое и злобное быстро забывается. И не надо его запоминать. Плохого человека лучше сразу забыть.