Друг мой, курица

В детстве я дружил с курицей.

У кого-то из моих сопливых сверстников были собаки, у кого-то жили кошки. Некоторые юные социопаты разводили аквариумных рыбок, часами наблюдая за их бессмысленным бульканьем.  У меня же дома жила самая настоящая курица. Кстати, позже, в более сознательном возрасте, я ненадолго увлёкся разведением муравьёв, но об этом я расскажу в другой раз.

Курица появилась в моей жизни неожиданно, благодаря нашей соседке, тёте Саре. Ребёнком я был умным, в детский сад ходить категорически отказывался – считать разноцветные палочки, спать как бревно в «тихий час» и лопать в обед перловый суп мне было неинтересно. Мне было интересно играть во дворе в футбол, а дома читать книжки про космонавтов. Милосердные родители не возражали и, уходя на работу, поручали меня заботам двух наших соседок по лестничной площадке – Марье Ивановне и тёте Саре. Соседки зорко следили за мной из окон, вовремя загоняли домой пообедать и вообще, занимались моим культурным и интеллектуальным развитием. Возможно, именно благодаря соседкам  мой нынешний уровень интеллекта немногим отличается от того, что был в те далёкие годы – я и сейчас предпочёл бы до одурения играть во дворе в футбол и читать книжки о космонавтах вместо того, чтобы работать и оплачивать коммунальные счета.

Марья Ивановна и тётя Сара, несмотря на внешние и внутренние кардинальные различия, в моём представлении были двумя головами одной гидры. Они обе, будучи личностями высокодуховными, всю жизнь проработали маляршами, а выйдя на пенсию, со всем пылом отдались такому полезному занятию, как сидение во дворе на лавке. Их гуманизм и человеколюбие не знали предела – так, любимым и наиболее часто употребляемым выражением тёти Сары, вне зависимости от адресата, было «Пусть сдохнет!». Мариванна (в те годы я думал, что её зовут именно так), как были уверены многие, вообще не умела говорить – во всяком случае, речью её неандертальские напевы назвать было сложно. Парадоксально, но меня эти милые старушки действительно любили и присматривали за мной от души. Регулярно угощали чем-то, на их субъективный взгляд, вкусным, и дарили подарки. Об одном из них и пойдёт речь.

В один прекрасный весенний день тётя Сара, известная всему району спекулянтка, взяла меня за руку и повезла в зоомагазин. Завеса прожитых лет и ранний склероз не позволяют мне вспомнить, за каким чёртом её туда понесло - но из магазина мы оба вышли довольные и счастливые. Тетя Сара, пыхтя и желая скорейшей смерти всем прохожим, тащила на себе какой-то туго набитый мешок. Я, с радостной улыбкой дебилушки на челе, нёс клетку, в которой пищали трое подаренных тётей Сарой цыплят. Сказать, что родители, вернувшись вечером с работы, пришли в восторг – значит не сказать ничего. Каждый бы на их месте был бы рад тому, что в квартире теперь будут жить куры, а может быть и петухи.

Однако, пронесло – двое цыплят покинули сей мир довольно скоро. Косвенной причиной их скоропостижного ухода был я, вернее мои уроки по аэронавтике. Я искренне верил в то, что куры могут летать, и учил цыплят полётам, подбрасывая их в воздух и наблюдая за их посадкой. Двое быстро смекнули, что к чему, и предпочли уйти в Вальгаллу. А одна выжила…
… и превратилась в огромную, поджарую, рыжей масти курицу. Среди её предков явно наличествовали кавказцы – об этом красноречиво говорил характерный клюв и необузданный темперамент. Круглые сутки эта дура носилась по квартире, играла со мной в прятки, клевала всё что ни попадя и гадила где ни попадя. Чем, разумеется, несказанно радовала маму – при виде курицы её натруженная рука автоматически тянулась за оружием возмездия - веником. Хитрое пернатое, понимая, что расправа неминуема, неслось прятаться ко мне.

Курицу переселили жить на балкон, и тут я с изумлением понял, что мои уроки аэронавтики, несмотря на понесённые жертвы, не прошли напрасно – курица, действительно, научилась летать! Гордо вспрыгивала она на перила балкона (мы жили на втором этаже), огненным взором обозревала окрестности, и ястребом бросалась, на улицу. Где тут же принималась гоняться за окрестными кошками, пытаясь их заклевать до смерти. А за ней, проклиная всё на свете и периодически цитируя тётю Сару, неслась моя мама. Над этим апокалипсисом возвышался я, рыдающий на балконе второго этажа: «Мама, курица улетела! Мама, спаси курицу! Мама, можно мне мороженого, чтобы умерить скорбь?»

Жертвой куриной страсти к полётам пала и сама тётя Сара. Одним воскресным утром весь дом содрогнулся от её классического истошного вопля «Пусть сдохнет!». Под покровом ночи ненаглядная курица перемахнула на её балкон (какая там куриная слепота, не смешите!) и поклевала все яблоки, которые соседка приготовила для каких-то своих спекулятивных целей. Мы поняли, что помимо кавказских кровей в жилах курицы текла украинская – яблочки были поклёваны по чуть-чуть, но все. Исключительно спелые.

Кризис назревал и был неизбежен, как перевыборы Президента России. Курица научилась противно и громко кудахтать, испортила мамино вечернее платье, опрокинула на себя флакон папиного лосьона после бритья, после чего я стал относиться к ней с сыновним чувством уважения, клюнула Мариванну в пятку. И грянул гром. Мне сообщили, что на лето мою курицу собираются отправить на отдых в Воронеж, к родственникам Мариванны. Мол, поедет на поезде, с проводником, отдохнёт, наберётся сил, а потом вернётся поумневшая, похорошевшая и отучившаяся гадить. С лёгким сердцем я отпустил свою воспитанницу, наказав ей вести себя хорошо. И никак не связал это событие с прекрасным куриным бульоном, который с удовольствием слопал в тот же вечер…

Пробежало лето, наступила осень, мне исполнилось 6 лет, я пошёл в школу. Периодически ещё,  по старой памяти, вспоминал про курицу, интересовался её судьбой, на что мне постоянно отвечали что мол, всё хорошо, растёт, учится, обратно не торопится. И лишь спустя годы меня осенило, как ударом молнии, как обухом по голове – я понял всё, и связал воедино Воронеж, куриный бульон  и инфернальную ухмылку на лице Мариванны.

Давно уж нет на свете ни курицы, ни Мариванны с тётей Сарой. Пронеслись годы, поседела моя голова, давно уж я не играю в  футбол во дворе и не читаю книжки про космонавтов. Но иногда, знойным летним вечером, нет-нет да выглянешь в окно, и пригрезится гордый рыжий силуэт, машущий крылами, от одной тени которого в ужасе разбегаются дворовые кошки, грозный контур, летящий в сторону Воронежа. А куриный бульон я с тех пор не ем.