Окружение

                Окружение.(Из воспоминаний Кузьмина Виталия Васильевича)

      После возвращения из штаба Столетов приказал готовиться к выступлению на Рудку.
      Он раскрыл полевую сумку, посветил фонариком на карту и расстроился. Деревня раскинулась на берегу Выжовки. Попасть в неё можно было из Новой Выжвы просёлками через другие деревни, продвигаясь по берегу реки. А ещё по грунтовке, через большой массив леса.
      Деревенские дороги немцы могли легко простреливать с холма на противоположном берегу. Через лес было неудобно добираться, особенно ночью, к тому же луговина перед деревней представляла не менее трёхсот метров открытого пространства.
      Но приказ, отбивать Рудку, был. Выдвигаться к населённому пункту предстояло в самое ближайшее время.
      Расстояние до Рудки предположительно вёрст пять. Время, отпущенное на то, чтобы прибыть в окрестности деревни, ночью, в условиях незнакомой местности, было не предсказуемо. Вот и озаботился командир батареи.
      Около десяти вечера оставшиеся в живых пушки дивизиона, прицепленные к зарядным ящикам, выстроились в колонну. Давыдов самолично отдал команду к движению. Возницы цокнули, и лошадки неспешно затрусили по весенней, подмерзающей, грунтовке, огибая Новую Выжву с юга.
      Исправных пушек в дивизионе всего десять, а снарядов на пушку сохранилось не меньше трёх боекомплектов
      У нас в батарее уцелело два орудия. Столетов верхом на лошадке трусил впереди, стараясь не отстать от идущей в голове второй батареи.
      К ночи окончательно похолодало. Дорога заледенела. С северо-запада задувал пронизывающий ветер, больно стегающий колючими снежинками в правую щёку.
      Деревни перед Рудкой огибали по полям и луговинам, зарастающим  кустарниками. Притихли деревни. Ни огонька, ни лая собачьего, ни шороха постороннего. Словно испугались нашего или немецкого нашествия. Лишь вдалеке, над Рудкой, немцы не ленились вешать осветительные парашюты. Полагаю, всё-таки опасались ночной атаки на деревню.
      Перед небольшим лесочком дорога раздваивалась. Правый просёлок отворачивал на запад. Столетов от второй батареи приотстал. Наверное, слегка закемарил в седле и по инерции проехал прямо, не повернув за ушедшей вправо батареей.
      Соответственно, все остальные пушки проследовали за нами. Одумался комбат лишь после того, как мы миновали два перелеска, продвинулись километра на два и оказались на перекрёстке.
      На развилке никого не было. Командир батареи рискнул покричать, но лишь угадывавшийся впереди лес тяжело шумел ветром.
      Подсветив карту фонариком, выматерился Столетов. Понятно стало, что увёл часть дивизиона в другую сторону, а сам дивизион поставил на грань срыва боевой задачи.
      Подошёл комбат-три, старший лейтенант, недавно вернувшийся из резерва. Тоже матернулся, поминая Столетова недобрым словом. Командиры поспорили, разглядывая карту, поругались и решили выслать конную разведку вдоль леса на север и ещё один разъезд назад, по пройденной уже дороге.
      Посовещавшись, объявили привал, в надежде, что разъезды быстро вернутся. Но, увы,  не получилось быстрого возвращения. Ни разведка, ни разъезд даже спустя час не вернулись.
      Дальше ждать уже не было возможности. Старлей,  взявший управление в свои руки, приказал поворачивать на северную дорогу и двигаться вдоль леса на Рудку.
      Когда прошли две версты, впереди неожиданно началась пальба. Небо озарилось всполохами от разрывов и запущенных немцами осветительных ракет.
      В ночной тишине отчётливо слышались разрывы гранат, снарядные подрывы, пулемётные очереди и суховатый треск винтовочных выстрелов. Наши пошли на штурм Рудки.
      В перелеске перед Рудкой колонна наткнулась на взбешённого Давыдова. Не дослушав мямлившего оправдания Столетова, комдив рявкнул, чтобы разворачивали орудия в боевой порядок и двигались вперёд, в ряды наступающей пехоты.
      Лейтенант, чувствуя собственную вину, лично нахлёстывал чуть замешкавшихся лошадок второго орудия батареи.
      Небольшая деревня – Рудка. Домов, наверное, два-три десятка. Ветряная мельница к востоку на стометровом отшибе, на речном берегу.
      Стрелковый полк, усиленный нашим дивизионом, к вечеру прошедшего дня выбитый немцами из деревни, брал её обратно.
      Тремя обескровленными батальонами, в каждом, от силы, человек по двести, с трёх сторон наступал он на деревню.
      Не любили немцы воевать ночью. В темноте не разглядишь толком, кто и где находится, сколько наступающих, и откуда они идут в атаку. Оттого и страх у противника, от неясности в положении дел.
      Не успели немцы толком организовать оборону. Самоходные орудия побоялись переправить с левого берега  Выжовки по ненадёжным деревенским мостам. И всё же первый отпор нашему наступлению дали.
      Слегка откатились фашисты от первой линии домов, но оседлали перекрёстки, пулемёты установили, фланги укрепили. На мельнице пару пулемётов поставили. Отсекли огнём задержавшиеся сзади, приотставшие, роты. Уложили в огородах первую линию наступающих, пресекая на корню любые попытки продолжить атаку. Установили миномёты, начали наступающих минами закидывать.
      Залегли славяне. Пулемёты частят, не давая голову поднять. Мины воют, осколки посвистывают.
      Командир полка рвёт и мечет. Нечем атаку усилить, тыловиков полка в наступление не очень-то пошлёшь. Свою артиллерию ещё вчера профукали.
      Одним словом, упросил командир полка нашего Давыдова поддержать наступление огнём.
      Честно сказать, наши пушки для поддержки огнём плохо подходят. Заряд в снарядах слабенький. Если противник окопался, его противотанковыми пушками из укреплений не выковырнешь.
      Давыдов приказал пушки на прямую наводку выкатить и подавить огнём вражеские пулемётные точки.
      Столетов батарею против мельницы поставил. На мельнице у немцев опорный узел. Пулемётов несколько, больше взвода солдат, а то, поди, и до роты.
      На опушке перелеска, недалеко от дороги, установили мы  пушечки. Зарядили осколочно-фугасными. В темноте я с трудом отыскал силуэт мельницы, навёл пушку и стал команды дожидаться, на открытие огня.
      Тут ведь какое дело, против пулемётов сражаться на близком расстоянии тоже не очень удобно. По прямой до них триста-четыреста метров. Если первыми выстрелами не накроешь, сам можешь в зоне их огня оказаться. Прицельного огня.
      Немцы – стрелки хорошие. Засекут по вспышкам орудие, огонь с нескольких направлений сосредоточат – головы не поднимешь.
      И картечью по ним не выстрелишь. Расстояние уже приличное, убойная сила картечи недостаточна. Это не на сто или двести метров картечью бить.
      Взвились красные ракеты, поднялись славяне в атаку, стебанули наши пушечные выстрелы. Первым же снарядом попал я в мельницу, и вторым, и третьим тоже. Замолкли мельничные пулемёты.
      Пехота передышкой воспользовалась, ворвалась в деревню с правого фланга. Не выдержали немцы напора, побежали на западную окраину села. И на север, по мостам через речку улепётывали.
      К утру окончательно выкинули немцев из Рудки.
      Тут Столетов решил отличиться. Вину свою загладить. Разыскал Давыдова, упросил разрешить батарее на левый берег переправиться, на плечах, скажем так, отступающего противника. Плацдарм захватить.
      Командир полка рядом стоял, слушал. Ему идея понравилась. Мало того, что деревню отбили, так ещё и плацдарм для будущих наступлений отвоевать появилась возможность.
      Давыдов предложению не обрадовался. Оно, конечно, заманчиво – оседлать перекрёсток. Вроде как дополнительный рубеж обороны организовать перед мостами. Но при этом предстояло отдать две пушки теперь уже из восьми оставшихся.
      Неясно было, каковы силы у немцев, что от них ожидать утром, потому дальше ослаблять уже и так потраченные возможности дивизиона не хотелось. Мало того, переправленные туда пушки изначально оказывались в ловушке. Немцы, судя по всему, натиск снижать не собирались, и срубить, сбросить нас с плацдарма большого труда бы им не составило.
      Наверное, не согласился бы Давыдов пушки послать, но командир полка уговорил, пообещав в усиление батарее придать роту бойцов.
      Переправлялись на левый берег без сопротивления со стороны немцев. Не задержались фашисты на развилке, не стали окапываться. Дальше, в тылы, умчались.
      Столетов приказал срочно зарывать орудия в землю, разгружать боеприпасы, готовиться к обороне.
      Боеприпасы скинули, лошадей отправили в Рудку. Принялись закапывать орудия, окопчики для прислуги отрывать.
      Земля замёрзшая, не отошла ещё. А тут и предутренним морозцем прихватило.
      Позиция хреновейшая. Место голое, что тебе плешь поповская, в низине. Лишь  камыши и тростник прошлогодний вокруг, чуть затоплены по нерастаевшему льду водой весенней реки.
Впереди и слева затянутое льдом болото с чахлыми кустарниками. За ним ущербный, нарастающий месяц слабо подсвечивал тёмный массив леса. Справа луговина, постепенно забирающаяся на плоский холм. До вершины с версту, наверное. Мы внизу, как на ладони. Направо уходила дорога в сторону Старой Выжевки, налево – к  Новогуту.
      Старлей, командир пехотной роты, подошёл к Столетову. Прикурил в рукав шинельки, затянулся, бросил зло:
      -Ну, што, прощай родина!? Довыслуживался? Своей жопой дорогу прикрывать будешь?! Пехоте даже окопаться негде. И твои пушки сверху хорошо видать.
      Надо сказать, что бойцов в роте всего-то человек тридцать осталось. Правда, два дегтяря приданы были для усиления.
      Кое-как разместилась пехота по бокам дороги, в придорожных сугробах ячейки поотрывала, тростника натаскала для лежанок.
      Пушки тоже тростником замаскировали. Но толку? Всё равно с бугра в хороший бинокль разглядеть, наверное, можно.
      Под утро удалось пару часов покемарить. Пехота впереди, по дороге на Старую Выжевку, выставила заслон, в сотне метров, поэтому неожиданного наступления не опасались.
      Перед самым рассветом загремели котелки в пехоте, ихний старшина еду принёс в термосе. А через несколько минут пришёл и дивизионный помощник повара. Принёс горячего супу и по буханке черныша на брата. Кто тогда мог предположить, что последний раз на многие месяцы вперёд хорошо покушаю.

      Засветлело на востоке. И только через час, наверное, из-за холма сквозь утреннюю серость проклюнулось солнце. Осветило голые верхушки деревьев, крыши домов и сараев в Рудке, чадящие ещё развалины сгоревших в бою строений. Тихо было вокруг. Ни с нашей, ни с немецкой стороны никакого движения.
      Незадолго до полудня от Старой Выжевки выползли на вершину холма немецкие самоходки. Присмотрелся я в бинокль - похоже, новые самоходки «Фердинанды», которые раньше только на картинке видел.
      Самоходки несколько минут простояли недвижно. Потом из стволов вырвались белые дымки, просвистели снаряды и встряхнули разрывами землю на окраине Рудки. Минут десять вели они беглый обстрел деревни, а потом отползли за бугор.
      В Рудке забегали, засуетились наши солдатики, подбирая раненых и убитых.
      А ещё через несколько минут налетели немецкие штурмовики. Выстроившись в цепочку, лапотники (Ю-87) срывались в пике, сбрасывали бомбы, расстреливали из пулемётов деревню.
      Рушились дома и сараи, вспыхивали пожары. И всё это творилось на наших глазах в какой-то паре сотен метров от нас.
      Нашу позицию и мосты через Выжовку немцы не бомбили. Надеялись, наверно, сохранить для своих войск.
      Улетели немцы неожиданно. Вышли из очередного пике, построились по установленному порядку и ушли на запад.
      Когда дым от пожаров немного рассеялся, оказалось, что с западной и юго-западной стороны от леса в несколько цепей к деревне движется вражеская пехота, сопровождаемая на отдалении несколькими бронетранспортёрами.
      Немцы в цепях не стреляли, но бронетранспортёры вели сильный пулемётный огонь.
      От крайних построек несколько раз тявкнуло противотанковое орудие. Один из бронетранспортёров остановился и задымил, но остальные неуклонно приближались, расстреливая с пологого склона деревню.
      Немецкие пехотинцы уже достигли западных окраин. Коротко постреливая из автоматов, они неспешно продвигались по двум параллельным улицам с запада на восток, вытаскивали за шиворот из подвалов прятавшихся там наших солдат, отбирали оружие и ремни, сбивали в группы и отправляли в свой тыл.
      Они захватили половину деревни, когда с восточных окраин, скрываясь за пожелтевшими зарослями тростника, небольшими группками побежали славяне.
      Бронетранспортёры вкатились в деревню, стреляя из пулемётов по отступающим вдоль реки советским бойцам.
      До взвода вражеских солдат повернуло в нашу сторону. Они неторопливо продвигались по дороге к мостам, полагая, что, увидев их победу в Рудке, мы разбежимся или сдадимся в плен.
      Столетов приказал развернуть орудия, зарядить картечью и приготовиться к отражению атаки.
      Немцы приближались к первому мосту.
      -Огонь! – Скомандовал командир батареи.
      Пушки негромко тявкнули. Картечь со свистом и шипением умчалась к переправе, снося вражескую пехоту.
      Фашисты гортанно закричали. Разбежались с полотна дороги, оставляя раненых и убитых.
      Отлично было видно, как они спешно отбегали назад, к деревенским постройкам, выбирая их себе в защиту.
      Ближайший из бронетранспортёров повернул в нашу сторону, сосредоточив пулемётный огонь вдоль дороги. Несколько пуль попали в щиток моей пушки, противно взвизгнули, отрикошетив в небо. Я крикнул заряжающему подтащить ящик осколочно-фугасных снарядов.
      Столетовская пушка выстрелила и разворотила бронезащиту на месте водителя бронетранспортёра. Машина замедлила ход. Я нажал спуск. В ту же секунду увидел, как разрывом снаряда у бронетранспортёра оторвало правое переднее колесо.
      Бронетранспортёр покосился и окончательно встал, перегородив дорогу к мостам.
      -Ну, што, закрыли дырку! – Бодро выкрикнул Столетов. – Получи фашист гранату!
      -Рано радуешься, - охладил его пыл подошедший старлей. – Ты чё, не понял, артиллерия?! В окружении мы!
      -Да, пожалуй, - сразу сникнув, согласился лейтенант. – Что будем делать, пехота?
      Старлей закурил самокрутку. Пыхнул дымком и неспешно ответил:
      -Тут два момента: темноты дождаться, переправиться через реку и уходить в лес. Либо прямо сейчас, вдоль реки, на Новую Выжву. Авось пока ещё там наши?
      -Как же я-то уйду? Без приказа!? – Загрустил Столетов. – Если пушки брошу, комдив заклюёт. И так уж сегодня не с лучшей стороны отличился.
      -Ладно-ладно! – Ухмыльнулся старший лейтенант. – Ты думай пока. Есть ещё время. Немчура сейчас вряд ли сунется.
      Немцы, захватив деревню, успокоились. Мы не стреляли в их сторону, и они нас  не трогали.
      Часа в три пополудни на бугор снова взобрались самоходки. Минут десять выцеливали, а потом открыли огонь по нам.
      Мы для них, как на ладони. В несколько выстрелов разбили, разметали наши пушечки.  Затем, заурчав моторами, неспешно двинулись вниз, в нашу сторону.
      Пехотный командир дал своим команду на отход. На север, через болото в сторону леса.
      Пехота, быстренько подхватившись, короткими перебежками помчалась по подтаявшему болотному льду к окраинному кустарнику.
      Столетов скомандовал и нам выбираться следом.
      Прихватив карабин и вещмешок, я с остатками взвода рванулся по льду вслед за пехотой.
      Самоходные орудия, заметив наше отступление, открыли беглый огонь по болоту. Взрывами разрывало лёд, подбрасывало в воздух болотную муть, чахлые кусты и пни деревьев.
      Было ли мне страшно? Не знаю. Под обстрелом всегда страшно. Всё время, кажется, что в тебя снаряд летит. Но вот тут что-то со мной случилось – совсем не думал, попадут ли в меня снарядом. Одна мысль в голове вертелась – добежать бы до леса.
      Совсем плохо помню, как добрался до подлеска. Очнулся лежащим на спине под сосной. Над головой голубое весеннее небо, облака рваные, ветер шумит в ветвях, осыпая изредка иголками. Солнце наклонилось к закату, и тишина какая-то нереальная.