Полустанок

Поезд, замедляя ход, лениво пересчитывал колёсами стыки рельс. Металлический скрип тормозных колодок заполнил душное пространство тесного купе. Ещё раз заунывно пропели тормоза и, выдохнув сжатый воздух, затихли. Поезд остановился у какого-то маленького, затерянного в прибрежной степи, полустанка. Седьмой вагон оказался напротив низкого, одноэтажного здания вокзала с поблекшими стенами неопределённого цвета, окружённого высокими пирамидальными тополями.
Борис вышел в тамбур; молоденькая, хрупкая проводница с большими синими глазами протирала поручни.
- Долго стоим? – спросил он.
- Две минуты, встречный пропускаем, далеко не отходите!
- Да я здесь, у подножки, свежим воздухом подышу, – ответил Борис, спрыгнув на низкий, усыпанный гравием, перрон.
Из дверей соседнего вагона высунулась пузатая сумка с колёсиками, за ней показалось миленькое личико её молоденькой владелицы. Борис взял сумку, поставил на перрон, подал девушке руку.
- Спасибо, – тихо сказала она, и улыбнулась улыбкой Джоконды.
- Удачи Вам, – ответил Борис, вернулся к своему вагону, провожая девушку взглядом, она шла к зданию вокзала, отделенного от узкого, низкого перрона линией первого пути, волоча сумку за собой. 
Осторожно! Там встречный проходить будет! – крикнула проводница вслед девушке, и та ускорила шаг. Сумка, жалобно поскрипывая маленькими пластмассовыми колёсиками, прыгала по рельсам и шпалам. И когда девушке оставалось лишь подняться на перрон, сумка зацепилась колёсиком за последний рельс. Отчаянно и нервно дёргала девушка сумку, но та не поддавалась. Тревожный, резкий гудок тепловоза больно резанул слух. 
- Сумку бросай! Беги! – крикнула проводница.
Широко раскрытые глаза девушки были полны ужаса и отчаянья, руки её судорожно вцепились в сумку. Борис понял – сумку она не выпустит, страх парализовал её.
Он бросился на помощь, одной рукой рванул сумку на себя и вверх, другой обхватил девушку и выскочил с ней на перрон, оттолкнув подальше от рельс. Мимо пронёсся тепловоз, обдавая их ревом сирены, жаром и грохотом. Потянулась длинная цепь товарных вагонов и цистерн, закрыв пространство.
Девушка стояла неподвижно, судорожно вцепившись в ручку сумки, чуть не сгубившей её. Она была бледна, и не могла произнести и слова благодарности в адрес своего спасителя. Но Борис и не смотрел на неё, он напряжённо вглядывался в пространство, мелькающее между вагонами, отделявшими его от второго пути, на котором остался его поезд. Когда, наконец, последний вагон с грохотом и скрипом пронёсся мимо, открывая унылый степной пейзаж, Борис увидел – его поезда у перрона не было.
Выжженная июльским зноем степь, блестящая на солнце сталь рельсов, черные просмолённые шпалы, и всё… Поезда нет. Борис кинулся на перрон – последний вагон растворялся в белёсом, выгоревшем пространстве. Он остался один на чужом, затерянном полустанке, без денег, без документов.
Отделения милиции, куда он хотел обратиться за помощью, в здании вокзала не оказалось. Даже кассирша, закрыв кассу, ушла – больше поездов сегодня не будет. Вокзал опустел. Единственным человеком, к которому он мог обратиться, была спасённая им девушка, но и её нигде не было видно. Когда она ушла, и в какую сторону, Борис не заметил. Оставаться на опустевшем полустанке не имело смысла, следующий поезд будет только завтра, и Борис решил побродить по посёлку, не имея ни определённой цели, ни надежды на случай, способный разрешить ситуацию.
Сразу же за низким, невзрачным зданием вокзала начиналась единственная, узкая, мощеная булыжником улица, ведущая к морю. Сквозь неровный, местами вываленный булыжник проросла трава, и казалось, по этой улице давно никто не ездил. По обеим сторонам её тянулись одноэтажные дома под красной черепицей, скрытые высоким забором из серого ракушника, поросшего мохом на стыках камней;  сверху забор был украшен осколками битого стекла.
Эта улица без тротуаров, с редкими деревьями у ворот домов, привела Бориса  к обрыву, обозначавшему берег. Там, внизу, между глыбами скал жёлтого, исхлёстанного ветрами, обожжённого солнцем, ракушника синело море. Борис сел на скалу и стал смотреть на волны, обдумывая, как дальше быть. Ничего разумного в голову не приходило. Он не помнил, сколько времени прошло, может час, может два, может больше, когда он почувствовал, что справа от него кто-то стоит. Борис обернулся, и увидел её. На скале, на самом краю обрыва стояла девушка с улыбкой Джоконды, та самая, которую он спас от летящего тепловоза.
Она тоже заметила Бориса и повернула голову.
- Ой! Это Вы?! Простите, – сказала она, – я так растерялась, что не смогла Вас поблагодарить.
Вместе с этой девушкой, таинственно исчезнувшей, и так неожиданно возникшей на диком морском берегу, появилась надежда.
- Хорошо, что я Вас встретил, ведь все мои вещи, документы и деньги остались там, в поезде. Я никого не знаю в этом городе.
- Это я виновата во всём! Такая нелепость! Теперь, вот Вы из-за меня пострадали. Скажите, чем я могу Вам помочь?
- Не могли бы Вы одолжить мне немного денег на билет? Я доберусь на следующем поезде до Приморска, потом вышлю Вам долг.
- Вы ехали в Приморск?
- Да, хотел провести отпуск у моря, в горах, а оказался на этом полустанке.
- Если бы Вы не оказались здесь, на этом полустанке, то, страшно подумать, меня уже бы не было в живых! Мы завтра на яхте плывём, небольшой морской круиз. Зайдём в Приморск. Хотите с нами? Пока Ваш поезд будет петлять по берегу, мы Вас доставим по назначению. Согласны на такое предложение?
- Предложение принимается, – Борис улыбнулся, всё оказалось не так уж плохо: и море, и эта таинственная незнакомка с улыбкой Джоконды, и предложение путешествия на яхте. – Яхта, конечно, под парусами, и называется «Бегущая по волнам»?
Девушка тихо засмеялась.
- Нет, яхта не парусная, просто комфортабельное частное судно, называется «Аризона». Очень красивая яхта!
- Кому же принадлежит эта красавица?
- Одному богатому человеку, его сын – парень моей подруги, она меня пригласила с ними в круиз.
- В таком случае, Ваше предложение может не понравиться хозяину яхты.
- Кому, Вадиму? Да, что Вы! Он не сможет отказать, он сделает всё, что Таня попросит, он просто обожает её. Они вместе учились, с первого класса, это уже потом отец его разбогател, а сперва они все жили в этом посёлке. Мы с Таней и Вадимом решили провести лето в море, на яхте, вот я и приехала сюда.
- Так, Вы не здешняя? Не местная?
- Нет, я живу в городе, а с Таней мы в университете познакомились, учимся там на юридическом.
- И Вадим с вами учится?
- Нет, что Вы! Он в Англии обучается, сейчас здесь на каникулах. Вечером его друзья приедут, а завтра мы уплываем.
- Как бы там ни было, но Ваше предложение, боюсь, опрометчиво, следовало бы согласовать всё это с Вадимом и его друзьями.
- Да, ерунда. Я сейчас Тане позвоню, я уже говорила ей про Вас. Как Ваше имя, таинственный рыцарь?
- Меня Борисом зовут, я, моряк-подводник, служу на Севере, вот отпуск хотел на юге провести.
- Как здорово! А я, Ира, студентка второго курса, да, уже третьего! Сейчас позвоню.
Ира достала из сумочки мобильный телефон, который, как заметил Борис, явно не соответствовал престижу владельца частной яхты, и позвонила. В процессе разговора выражение лица её менялось от весёлого к серьёзному, и напротив; судя по тому, что окончила она разговор с улыбкой, – ей не отказали.
- Ну вот, всё улажено, – радостно сообщила она, – Вадим не возражает, так что решено, плывёте с нами! Идёмте, здесь до причала совсем не далеко.
Тропа вилась между скалами, она, то поднималась, открывая морской пейзаж, то опускалась, затиснутая высокими стенами. Борис и Ира шли рядом, продолжая разговор.
- Невероятно! – ответил Борис. – Ещё час назад ситуация казалась безвыходной, а теперь мне предлагают романтическое путешествие в компании с очаровательной девушкой! Удивительная штука – жизнь!
- Да нет, – вздохнула Ира, – жизнь, довольно пошлая штука.
Её лицо погасло, взгляд стал тусклым, невыразительным. Резкий переход настроения показался Борису неестественным.
- Простите, я чем-то обидел Вас?
-  Нет-нет, Вы здесь ни при чем. Просто я жизнью разочарована.
- В вашем-то возрасте?
- Возраст не имеет значения. В жизни или везет, или нет.
- У Вас ещё всё впереди, однажды и в Ваш порт войдёт корабль под Алыми парусами, и Вы встретите своего капитана Грея.
- Зачем? Для того, чтобы стирать ему грязные носки? Готовить еду, ходить на базар за продуктами, воспитывать детей? Продавать на рынке заграничные тряпки, которые мой капитан привезёт из дальних стран? Вы скажете, что всё это жизнь, да это жизнь, и всё это глупо и пошло! Разве для этого ждала бедная Ассоль корабль под Алыми парусами?
Она взглянула на Бориса с вызовом, зайдя на шаг вперёд, склонив голову на бок, вполоборота остановилась перед ним. Остановился и Борис, ещё не зная, как воспринимать этот вызов, как предложение игры, либо серьёзное неприятие романтических сторон жизни, какое бывает у людей, умудрённых печальным опытом. Но учитывая юный возраст своей спутницы, решил продолжить разговор, как игру. 
- Ну, может быть, Вы Золушкой отправитесь на бал, где найдёте своего принца?
- Принцу не нужна Золушка, ему нужна принцесса. Чтобы готовить пищу и выгребать золу из печи, есть прислуга. А хрустальный башмачок Золушки годится только для того, чтобы бросать в него окурки.
 - Ну, зачем же бросать окурки в хрустальный башмачок? Для этого существует пепельница.
- Дело не в этом, дело в том, что Золушка никогда не станет принцессой! Одним жизнь дарит всё, другим – ничего, тогда и придумывают сказки о Золушке, и об Алых парусах, но все это только сказки, сказки, и больше ничего.
Борис взял Иру под руку, и пошёл вперёд, увлекая за собой.
- Это мечта, Ира, мечта, красивая мечта. Рано или поздно мечта сбывается, но не каждый может увидеть это. «Мы плывем мимо туманных берегов несбывшегося, толкуя о делах дня» – говорил Грин.
- Красивая мечта, говорите? – Ира освободила руку, и посмотрела Борису в глаза, взгляд её стал резким и злым. – Танька скоро выйдет замуж за Вадима, у неё будет всё: и достаток, и няня, и домработница. А чем она лучше меня? Ей всё, а мне что? Хрустальный башмачок? Сказочка про Ассоль? Нет, никогда Золушка не станет принцессой!
Ирина говорила резко, зло, будто предъявляя претензии судьбе, так несправедливо обделившей её. Борис не понимал, откуда у юной, обворожительной девушки, не искушённой жизненным опытом, столько горечи и зависти, не так много лет разделяло их, но пропасть непонимания казалась неодолимой.
- А разве для счастья нужно непременно стать принцессой? Говорят, с милым и в шалаше рай. И разве не любовь делает Золушку принцессой?
- Принцессой в шалаше? Не смешите меня! Лучше жить во дворце с нелюбимым, чем с любимым в шалаше. Любовь проходит, а шалаш остаётся, остаётся грязная посуда и нестиранное бельё. Моя подруга, она гораздо старше меня, вышла замуж по любви. Ах, какая это была любовь! Все завидовали, хоть романы пиши о такой любви! И что Вы думаете? Любовь прошла, осталась стирка, кухонная плита, да пьяный муж на диване. А Вы женаты? Или у Вас в семье всё по-другому?
- Нет, я ещё не встретил свою Ассоль.
- Потому Вы и верите во все эти романтические бредни. Любовь! Семейная жизнь – это стирка, уборка, мытьё посуды, а вовсе не любовь. Нет, пусть мой муж меня не будет любить, будет изменять, таскаться по бабам каждый день, лишь бы у меня был дворец, а не шалаш, чтобы не приходилось считать каждую копейку, как делают мои родители, и думать, что будем есть завтра.
- Бытие определяет сознание.
- В смысле?
- В смысле того, что через год такой жизни, а может и раньше, Вы взвоете, и проклянёте этот дворец, потому, что не будет у Вас в жизни самого главного – любви.
- Вы считаете, что главное – это любовь? Главное – это удачно устроиться в этой жизни! А вообще-то, жизнь ничего не стоит. В этой жизни одни поедают других, и если не хочешь, чтобы съели тебя, надо быть кошкой, а не мышкой. 
- Когда мы возвращались из похода, в одном отсеке лодки произошла авария, все ребята там погибли, погибли, но лодку спасли. Они погибли ради того, чтобы жили мы. А Вы говорите, что жизнь ничего не стоит. Если кто-то может умереть ради жизни других, значит чего-то эта жизнь всё-таки стоит. И не работает тут Ваша философия котов и мышей. Оставшиеся в живых должны жить так, чтобы не было стыдно перед мёртвыми.
- Всё это только слова, если бы кто-то умер ради того, чтобы я жила, не думаю, чтобы жизнь моя обрела какой-то смысл. Когда-то в школе нам говорили красивые слова: долг, честь, любовь, отечество – и что? Что теперь за всеми этими словами? Пустота! Слова утратили смысл, а может, смысла никогда и не было? Нам просто морочили голову?
- Смысл был, есть и остаётся. Слова наполняются смыслом в зависимости от смысла жизни. Одни видят его в служении отечеству, другие – в служении деньгам.
- Они служат не деньгам, а себе. Деньги дают свободу.
- Это иллюзия, деньги не дают свободу, деньги порабощают. Если смысл жизни человек видит в накоплении денег, то становится их рабом.
- Вы считаете, что иметь деньги плохо? А что, лучше быть нищим?
- Я не считаю, что иметь деньги плохо, я говорю: плохо, когда они становятся смыслом жизни.
- А смысла жизни вообще нет. Не смысл жизни нужно искать, а своё место в ней. Главное – это хорошо устроиться. Вы думаете, зачем я согласилась на это морское путешествие? Романтика моря, Алые паруса? Всё это бред! Там, на яхте будут очень состоятельные молодые люди, причем не женатые, так что есть шанс устроить свою судьбу соответствующим образом.
Борис не ответил. Тропа, очередной раз выйдя из тесноты каменных стен, привела их на возвышенность, откуда открывался прекрасный вид. Они остановились.
- Вон там, внизу причал, – Ира показала рукой в сторону небольшой бухты, в которой у причалов стояли лодки и та самая яхта, на которой им предстояло провести несколько дней.
Борис молча рассматривал бухту.
-  Осуждаете меня? – спросила Ира.
- Да нет, – ответил Борис, – пытаюсь понять.
- А что тут непонятного? – сказала она с раздражением. – Нужно реально смотреть на жизнь!
- Каждый идёт своим путем; ладно, давайте спускаться к причалу.
Крутая тропа петляла по склону, поросшему выгоревшей травой и редким, низким кустарником, местами она проходила по террасам, разрезающим склон жёлтыми шрамами обнажённого камня. Заканчивалась тропа на небольшой асфальтовой площадке, от которой шаткая, металлическая, поржавевшая лестница вела к причалу. У пятого пирса, выдающегося в море метров на тридцать, стояла яхта с чёрными бортами и белыми надстройками, длинной не менее двадцати метров. Возле яхты их ждали парень с девушкой; Ира представила Борису Вадима и свою подругу, Таню. Вадим, совсем ещё юноша, с несколько удлинённым лицом, тонким носом, чёрными глазами и тонкими, нервными губами, протянул Борису руку и пожал её. Рукопожатие было вялым, небрежным. Таня, круглолицая блондинка, с длинными, вьющимися волосами, мило улыбнулась Борису и Ире. Ветер развевал её волосы, и было заметно, что блондинкой она была не всегда. 
- Идемте на судно, – пригласил гостей Вадим. – Посмотрите, какая прелесть! Девятнадцать метров длины, два двигателя, ход двадцать пять узлов! Вам, как моряку, она должно понравиться! Четыре каюты, кстати, одна из них Ваша, вот, пожалуйста, можете вещи свои оставить. А где Ваши вещи?
- Мои вещи в поезде остались.
- Ах, да! Ира же говорила мне! Ну, как Вам яхта?
- Впечатляет, красивое судно, – ответил Борис, поднимаясь на палубу.
Вадим представил Бориса капитану, человеку лет сорока пяти, с проседью, тронувшей чёрную шевелюру, и выцветшими,  усталыми глазами.
- Наш кэп, Иван Семёнович, как говориться, прошу любить  и жаловать.
- А это, Борис, Ваш коллега, военный моряк, покажите ему наше судно.
Иван Семёнович обстоятельно знакомил Бориса с яхтой, как будто тот должен был сменить капитана на его посту, показав и трюмные помпы, автоматическую и ручную, и двигатели, и навигационное оборудование. Закончил он экскурсию в капитанской рубке, где, кроме рабочего места рулевого с дисплеями, располагались по бокам два дивана.
- Ну, как, нравится? – спросил он.
- Мне трудно судить, я не специалист по судам данного класса, – неопределённо ответил Борис. – И каков состав экипажа?
- Да, я один. Вообще-то, подобные суда могут обходиться без профессиональной команды, владелец вполне может справиться с управлением, всё на автоматике. Но ни хозяин, ни его сын не имеют ни опыта в морском деле, ни желания обучаться, вот и пригласили меня.
Капитан достал карту, разложил его на рабочем столе.
- В бортовом компьютере есть электронные карты, но я предпочитаю бумажные.  А теперь идите к своим друзьям, мне нужно подготовиться, сегодня в ночь отходим.
- Почему именно в ночь? Разве нельзя дождаться утра?
- Молодые люди желают встретить рассвет в открытом море. Ну, ладно, отдыхайте, а я тут ещё поработаю.
Борис вернулся в кают-компанию к Вадиму и его спутницам и, увидев, как те накрывают стол для ужина, вспомнил, что с утра ещё ничего не ел. Вскоре стол был накрыт, но ожидали ещё двоих друзей Вадима, что должны были прибыть с минуты на минуту. Ждать долго их не пришлось. Двое молодых людей с походными сумками на плечах возникли перед яхтой.
- Эй, там, на шхуне! – крикнул молодой человек с чёрными усиками и озорным взглядом. Он был среднего роста, худощав с короткой аккуратной стрижкой. Второй был явно постарше, лет тридцати, невысок, полноват, с лысиной; лишь на висках его сохранились остатки былой шевелюры. Первого звали Виктором, второго Игорем.
- Привет ребята! – отозвался Вадим. – Во-первых, это не шхуна, а яхта, а во-вторых, чего вы торчите на причале? Поднимайтесь на борт! Давно вас ждём, что так долго?
- Искали в вашей провинции хоть какую-нибудь автостоянку, надо же было где-то машину оставить.
Татьяна утонула в дружеских объятиях  Виктора, и протянув руку Игорю, сказала:
- Говорила же вам, надо было машину у нас во дворе оставить, я и родителей предупредила, а вы дурью маетесь.
- Машина должна стоять на стоянке, где есть лицо, официально несущее ответственность за сохранность.
- Лицо! – хмыкнула Татьяна. – Во-первых, не лицо, а пьяная морда, а во-вторых, с этой морды, в случае чего, ты и рваного рубля не возьмёшь.
- Не скажите, не скажите, красавица, – возразил Игорь. – Я ведь юрист, если что, по судам затаскаю, мало не покажется, и не эту пьяную морду, как Вы, сударыня, изволили выразиться, а владельца стоянки.
- В нашем посёлке, да будет вам известно, сударь, никаких автостоянок вообще нет!
- Да, в этом мы убедились, – сказал Виктор.
- Так, где же вы машину оставили?
- Как где? – наигранное удивление возникло на лице Игоря. – У тебя во дворе.
- Ладно, давайте ужинать, а то есть уже хочется, а мы вас ждем, искателей автостоянок, – сказал Вадим.
Все действительно проголодались, и долго уговаривать никого не пришлось. Вадим взялся разливать спиртное: женщинам шампанское, мужчинам кое-что покрепче.
- Вам что? – спросил он Бориса. – Водка, коньяк, бренди, виски? Вот прекрасное шотландское виски, не желаете?
- Нет, нет, я не пью, – ответил Борис.
- Как? – удивлённо спросил Вадим.
- Да так, совсем не пью, не употребляю ничего спиртного, – спокойно сказал Борис.
- Вот это да! – воскликнул Вадим. – Что бы офицер-подводник, и не пил?! Такого я ещё не видел! Такого просто не бывает!
- И много Вы видели офицеров-подводников? – с лёгким ехидством спросил Борис.
- Ну…
- Так откуда же такая убеждённость в том, что офицер-подводник обязательно должен пить? Люди-то разные – кто пьёт, кто не пьёт.
- Да, как говорится, суровая служба, вдали от родных берегов, необходимость снятия стресса.
- Иногда подобное снятие стресса очень дорого обходится. Есть у Визбора такая песня, про то, как рыбаки в море выходят: «Матросов своих, наименее пьяных, я ставлю на вахту, стоять на ногах». Так вот, однажды, такие рыбаки на морозильном траулере из бухты выходили, в три часа ночи. Вся команда пьяна вдрызг, судно без ходовых огней, вышли без разрешения, надеясь, что, как в песне Визбора, в море протрезвеют. А в это время заходила в порт подводная лодка, не атомный крейсер, а обычная дизельная лодка из похода возвращалась. Надводным ходом шла. Траулер этот, судно довольно крупное, перерезал лодку пополам, и ушёл, не оказав помощи. Лодка затонула со всем экипажем, спасти не многих удалось. Там, на этой лодке и мой отец погиб, я ещё в школе учился. Тогда и дал себе слово, что никогда, ни при каких обстоятельствах, не притронусь к спиртному.
- Извините, кто ж знал, –  Вадим налил виски Игорю и себе. Виктор выбрал коньяк, а дамы шампанское. 
После нескольких тостов ужин перешёл в то состояние, когда молодые люди, уже не трезвые, но ещё не утратившие ощущение реальности от выпитого, почувствовали лёгкость, и свободу рассуждать на любые темы, причём каждый считал своим долгом побыстрее высказать всё, что он находил особо важным. Не успевал первый рассказчик окончить фразу, как его перебивал второй, и так далее. Все вели себя непринуждённо, и лишь в поведении Ирины была заметна некоторая натянутость и напряжённость. Однако, после определённой дозы алкоголя, напряжённость эта прошла.
Следя за ходом разговора, Борис понял, что Виктор был сыном совладельца банка, который принял активное участие в политической карьере отца Вадима. И Виктор, и Вадим учились в Англии в одном учебном заведении, на одном факультете, и между ними возникли отношения не то чтобы дружбы, а скорее необходимости друг в друге для достижения успеха. Оба держались независимо и свободно, но было заметно, что ведущую роль в отношениях играет Виктор, он задавал тон в беседе, мог оборвать любого на полуслове, чтобы продолжить свою мысль, и в манере говорить было заметно чувство собственного превосходства. Игорь являлся руководителем юридического отдела банка, и держался весьма независимо, в разговор вступал редко, высказывался веско и убедительно, этому способствовал жизненный опыт, который отсутствовал у молодых людей, и видимо, то положение, которое он занимал в банке, намного большее, чем положение начальника отдела. Из коротких, уверенно сказанных фраз было ясно, что он подчеркивает свое влияние на владельца банка. Было ли это простой бравадой подвыпившего клерка, либо соответствовало положению, Борис не понял.
 Вадим достал из кармана пачку «Мальборо» и предложил гостям закурить. Все потянулись за сигаретами, в том числе и Ирина, хотя после первой затяжки стало ясно, что прежде она никогда не курила, и взяла сигарету, лишь для того, чтобы не казаться чужой в этой компании. Борис, не выносивший табачного дыма, поблагодарил за ужин, извинился, и вышел на палубу.
Капитан яхты, Иван Семёнович, стоял у борта и смотрел на закат. Увидев Бориса, он спросил:
- Что, не вдохновляет компания современной молодежи?
В ответ Борис только махнул рукой.
- Посмотрите, какой закат, – продолжал Иван Семёнович, – не иначе, как шторм будет.
Над горизонтом висели тяжёлые, чёрные тучи, окрашенные по краям тёмно-красным цветом заходящего солнца, один край его уже утонул в воде, второй ещё скрывали облака, и казалось, кто-то пролил красное вино, расплескав его по небу и морю. 
- Не нравится мне всё это, ох, как не нравится! И плавание это не нравится. Первый раз иду без хозяина, с его сыночком.
- Хозяин впервые доверил яхту сыну?
- Да, но мало того, он подарил судно ему на день рождения. Как Вам этот Вадим?
Борис пожал плечами.
- Вот именно, никак, – сказал Иван Семёнович. – В принципе, парень неплохой был бы, если бы не отцовское положение и деньги, чувства меры нет, от вседозволенности голова кругом пошла. Иногда, особенно по пьянке, такие амбиции проявляются, почище папашиных. Отец его хоть здравый рассудок не теряет, а этому море по колено. Если шлея под хвост попадёт –  что угодно может сотворить. А Вы как оказались в этой компании?
- От поезда отстал, предложили с ними до Приморска, – Борис рассказал капитану свою историю.
- А…а, понятно, а я-то смотрю, не кажетесь Вы в этой компании своим. Всё не мог понять, кем Вы Максимову приходитесь?
- Кому?
- Фамилия Вадима – Максимов, отец его, Анатолий Петрович, – губернатор области, сам родом из этого посёлка.
- Да нет, никакого отношения к ним не имею, я ведь случайно в этих местах. На Северном флоте служу, в отпуск решил на юга податься.
 - И в каком звании?
- Капитан-лейтенант, а Вы как оказались здесь? Вижу, не по душе Вам эта работа.
- Это уж точно, не по душе. Знаете, как сейчас дела с работой у моряков обстоят? Своего флота нет, сходил в рейс на одном судне, потом снова ждёшь, ищешь варианты. Вот однажды в бюро по трудоустройству предложили рейс на этой яхте, а потом Максимов уговорил на постоянную работу остаться. Сначала ничего было, а сейчас, видимо, Петровичу морская романтика надоела, по полгода и больше у причала стоим, никакой работы, хотя зарплату платит, не жалуюсь, но не по мне это. А с молодым Максимовым не сложились у меня отношения. Вот схожу в этот рейс, и уволюсь, к чёртовой матери. Настоящую работу нужно искать.   
Солнце уже скрылось за горизонтом, небо погасало, и вместе с наступающей темнотой, возникало в душе неясное беспокойство, странное, не поддающееся объяснению чувство. Ветер стих, и лишь шум моря да нестройные голоса подвыпившей компании нарушали вечернюю тишину. Борис ушёл в свою каюту, лёг, но уснуть никак не мог. Пьяные голоса постепенно утихли, компания угомонилась, и лишь волны плескались у борта. Взошла луна, и свет её, отражённый волнами, рисовал на потолке каюты странные блики, дрожащие, колеблющиеся, будто призраки, возникающие из иных, не здешних миров, пугающие неясностью очертаний и непредсказуемостью.
Борис уснул, будто провалился в темноту, и проснулся от монотонного гула двигателей, да мерного покачивания идущего судна. Солнце ещё не взошло, но бледный утренний свет уже заполнил собой пространство каюты. Борис встал, оделся и вышел на палубу. Холодный ветер охватил его, проник под одежду, прогоняя остатки сна. Восход солнца наблюдать не удалось, небо было покрыто облаками. Капитан, увидев Бориса на палубе, крикнул:
- Доброе утро! Поднимайтесь сюда, в рубку, прохладно ещё.
- Приветствую Вас! – ответил Борис, входя в рубку.
Вся компания, после вчерашней весёлой попойки ещё спала, так и не поднявшись к восходу солнца, ради которого Вадим потребовал от капитана столь раннего отхода.
- Получено штормовое предупреждение, – сказал капитан, – будем возвращаться, надо переждать шторм.
- Конечно, лучше не рисковать, это ведь не океанский лайнер.
- О, – сказал Иван Семёнович, – а вот и молодежь наша проснулась.
В рубку вошёл Вадим, держа в руке открытую бутылку пива.
- Доброе утро, кэп! Как дела? Где находимся?
- Да вот, Вадим, получили штормовое предупреждение, будем возвращаться домой.
- Как домой? Вы что, сдурели?! Эта яхта выдерживает любой шторм! Она ни при какой волне не может перевернуться! Мне отец говорил! Вперёд! И никакой самодеятельности! Это же океанская яхта! Какой шторм?!
- Поверь моему опыту, Вадим, лучше вернуться в бухту.
- Я запрещаю возвращаться! Запрещаю! Слышите?
- Вадим, – вмешался Борис, – послушайте капитана, не стоит напрасно рисковать.
- А Вы не вмешивайтесь, здесь я хозяин!
- Хозяин ты, но я отвечаю за безопасность плавания, за жизнь всех находящихся на борту, в том числе и за твою. Я принял решение возвращаться! А ты иди в каюту, и смотри, чтобы никто на палубу не высовывался, волнение усиливается, не хватало только, чтобы кого-то из вас за борт волной смыло!
Вадим сделал несколько глотков пива из горлышка, и заорал на капитана:
- Что…о!? Ты, что себе позволяешь?! Кто ты, и кто я! Да, мой отец тебя в порошок сотрёт! Я приказываю идти вперёд! И никуда не уйду отсюда! Эй, ребята! Тащите сюда ящик пива!
Виктор с Игорем принесли ящик пива, и уселись на диванчике, переливая содержимое бутылок в свои, не успевшие переварить вчерашнюю еду, желудки.
- А девчонки где? – спросил Вадим.
- В каюте, укачало их с непривычки, – ответил Виктор.
- Ха-ха! – пьяным голосом произнёс Вадим. – Бабы есть бабы! А мы, крутые пацаны! А? – он похлопал по спине Виктора и Игоря. – Нам все опасности по фиг!
Борис заметил, что пьяная бравада Вадима никак не гармонировала с его тонкими, почти девичьими чертами лица, молодой человек старался казаться «своим парнем» в компании друзей.
Волнение усилилось, лёгкое судёнышко раскачивалось, временами вода заливала палубу. Вадим, Виктор и Игорь, утомлённые качкой и алкоголем, спустились в каюту. В рубке остались Иван Семёнович и Борис. Шторм разыгрался не на шутку, возвращаться было поздно, время упущено, оставалось только удерживать судно носом к волне. На пульте управления трюмной помпой вспыхнула красная лампочка тревоги, взвыл зуммер – помпа включилась автоматически, в трюм поступала вода. Шло время, помпа не отключалась, уровень воды не падал. Борис спустился в трюм, чтобы на месте определить, что случилось.
Ни владелец яхты, купивший её у одного иностранца за приемлемую цену, ни капитан не знали, что прежде, чем попасть к Анатолию Петровичу Максимову, судно уже побывало в переделках. Океанская яхта, разрекламированная производителем, как «непотопляемая», на всём ходу напоролась на коралловый риф, разодрав правый борт в носовой части, и затонула. Судно подняли, пробоину кое-как залатали, зашпаклевали, яхту покрасили и продали, а сейчас, при хорошем шторме, наспех залатанная обшивка правого борта дала течь. Автоматическая помпа не справлялась с поступающей забортной водой, Борис помогал ей ручной, но и это не спасало. Оставалось одно – подойти к Песчаной косе, и посадить яхту на мель, но до Песчаной косы было часа два хода, а вода в трюме всё прибывала.
Тяжёлые волны поднимали лёгкое судно, обдавая палубу потоками воды, и снова швыряли вниз, навстречу следующей волне, которая закрывала собой горизонт, и, казалось, достигала неба. Первыми в рубку поднялись перепуганные девушки, и сказали, что на полу каюты, которая располагалась в трюмном пространстве, появилась вода. Капитан пытался успокоить их, заявив, что течь незначительна, и вскоре яхта окажется у песчаного берега, в безопасности. Он приказал девушкам надеть спасательные жилеты и перебраться в кают-компанию, которая размещалась над палубой, под капитанской рубкой, но они попросили разрешение остаться. Иван Семёнович не возражал, он послал Татьяну разбудить Вадима и его друзей, чтобы те надели спасательные жилеты и покинули каюту. Но сделать это было не так-то просто, приняв значительную дозу алкоголя, молодые люди спали беспробудным сном, на настойчивый стук в дверь никто не отзывался. Капитан передал девушкам запасные ключи от каюты, и попросил их обеих заняться эвакуацией молодых людей из трюмного пространства. Девушки открыли дверь каюты, и принялись тормошить каждого по очереди, пытаясь привести в чувство. Первым очнулся Игорь, выпивший менее своих товарищей, и, увидев воду  на полу, не задавая лишних вопросов, стал поднимать Виктора и Вадима. Придя в себя, и поняв всю серьёзность положения, молодые люди, как бывает нередко в таких ситуациях, вмиг протрезвели. Они поняли, что капитан был прав, приняв решение вернуться в бухту, а их необоснованная, пьяная бравада, привела к тому, что яхта могла затонуть, так и не дойдя до безопасного места. Они молча выполнили распоряжения капитана, надели спасательные жилеты.         
Бывает, что люди, возомнившие себя весьма важными персонами, и относящиеся к другим с некоторым превосходством, в состоянии опасности готовы полностью и во всём подчиниться тому, к которому ещё недавно относились с пренебрежением, видя, что лишь его опыт и воля могут указать путь к спасению. Молодые люди выполняли все распоряжения капитана, поочерёдно сменяя друг друга у ручной помпы, чтобы усталость мышц не снижала темпа откачки воды.
Тяжёлые, темные тучи, внутри которых всё клокотало и клубилось, низко летели над вспененным морем. Вдали, у самого горизонта, по курсу яхты солнечные лучи прорвали облака, падая на воду разрозненными потоками света. И там, в темно-синей мгле, где солнечный свет озарял кипящие волны, угадывалась Песчаная коса. По тому, как волны стали резче, становилось понятно, что желанная мель уже близка. Капитан сравнял темп движения судна с темпом волны, и яхта на гребне её выскочила на Песчаную косу, расчертила форштевнем песок, и, накренившись на правый борт, замерла. Всё стихло: и мерный гул моторов, и качка, и удары волн о борта, и скрип снастей, – только шум прибоя заполнял собою пространство. Все молчали, лишь Ира плакала, громко всхлипывая и что-то бормоча, Татьяна нервно теребила локон волос, наматывая его на палец, Вадим пытался закурить, но сигареты промокли, он швырнул пачку на пол и грубо ругнулся.
В облаках возник просвет, сквозь который проявился кусочек синевы, и стало видно многоярусное нагромождение кучевых облаков, ежеминутно меняющих свои очертания, и стремительно летящие, тёмно-синие до черноты облака нижнего яруса, постоянно меняли форму и размер просвета, то затягивая его полностью, то вновь открывая пространство синевы. Шторм выдыхался, устав от бешеного ветра и проливного дождя, остатки его уползали на юго-восток, на западе появилось солнце. Песчаная коса в этом месте была около двухсот метров шириной, и волны ослабевшего шторма уже не достигали яхты.
Грозящая опасность миновала, не было более необходимости подчиняться Ивану Семёновичу; к Вадиму и его друзьям вернулась былая уверенность, и чувство превосходства над тем, кто по долгу службы обязан был спасать их от разгулявшейся стихии.
- Как будем выбираться отсюда, кэп? – спросил Вадим, осматривая безлюдную, дикую местность.
- Я подал сигнал бедствия, его приняли, когда шторм утихнет на столько, что шлюпка сможет причалить к берегу, нас заберут отсюда. С яхтой сложнее, прежде чем снимать её с этой косы, нужно устранить течь.
- Вот-вот. Да, дайте же, кто-нибудь сигарету, чёрт возьми! – крикнул Вадим.
- В каюте, в тумбочке блок сигарет, он, должно быть, не пострадал от воды, – ответила Татьяна, и пошла в каюту.
- Так вот, кэп, – продолжал Вадим, – как думаете, во сколько обойдется ремонт, и сколько надо бабок, чтобы стащить эту посудину в море? Надеюсь, Вы понимаете, что всё это Ваши проблемы, и ремонт тоже за Ваш счет?
- Разве я не говорил тебе, что нужно вернуться в бухту? Переждать шторм? Это ты, Вадим, ты и твои друзья виноваты в том, что произошло! Хочешь ремонтировать яхту? Я обеспечу и ремонт, и спуск на воду, но ни копейки не заплачу! Ты виноват – ты и плати!
- А кто докажет, что виноват Вадим? – к разговору подключился Игорь. – Я, как юрист, могу заверить Вас, если Вадим подаст на суд, то выиграет это дело, и тогда Вам придется оплатить не только стоимость ремонта, но и судебные издержки, и моральный ущерб.
- Но есть же свидетели!
- Какие свидетели, простите? Витя, ты слышал, как капитан настаивал на продолжении рейса, а Вадим говорил, что надо возвращаться?
- Естественно! – ответил Виктор.
- Вот, видите, капитан, и я подтвержу то же самое. Да и Татьяна подтвердит, правда Татьяна?
Татьяна в это время поднялась в рубку, держа в руке пачку сигарет, предыдущего разговора она не слышала, но с готовностью согласилась подтвердить, сама ещё не зная что.
- Хватит ломать комедию! – Борис ударил по столу кулаком. – Я свидетель! Я всё слышал и видел, и Вам не удастся обвинить Ивана Семёновича! Хоть остатки совести у вас сохранились? Да, он же вам всем жизнь спас!
- Такого понятия, как совесть, в юриспруденции не существует. Что Вы видели? Что Вы можете подтвердить? Трое свидетелей против одного. Суд примет решение в пользу Вадима, так, что платить придётся.
- Вот мразь! – Борис сжал кулак, и ударил по колену.
- Оскорблениями Вы ничего не добьётесь. Ведь Вы же интеллигентный человек, Борис, к чему такие слова?
- Но у меня нет таких денег! – крикнул Иван Семёнович.
- Продайте квартиру.
- Молокососы! – голос Ивана Семёновича дрожал от возмущения. – Буду говорить с твоим отцом, с тобой нам не о чем разговаривать.
К вечеру ветер утих, облака ушли, очистив вымытое дождями небо, а наутро и растревоженное ветром море успокоилось и затихло. Волны больше не набрасывались в ярости на косу, ощетинившись белыми гребнями, а тихо набегали на песок, и, оставив на нём мокрые следы, клочья белой пены да коричневые нити водорослей, так же тихо уходили обратно. Капитан сообщил, что спасательное судно уже направилось к Песчаной косе, и не позднее полудня, прибудет, чтобы забрать их в Приморск. По аварийному трапу, напоминающему верёвочную лестницу, все путешественники спустились на песок, прихватив с собой вещи, и стали ждать судно. Вскоре оно появилось на горизонте, и, подойдя к косе настолько близко, насколько позволяла глубина, стало на якорь. Спустили шлюпку, и она, управляемая двумя матросами, достигла косы, ткнувшись носом в песок. Один матрос выпрыгнул на берег, и подтянул шлюпку, используя набежавшую волну.
Матросы осмотрели яхту, переговорили с капитаном, по-деловому, без суеты разместили всех спасённых в шлюпке, и, столкнув её в воду, запрыгнули и сами. Усевшись на кормовое сидение, один из матросов запустил двигатель, и направил шлюпку к ожидавшему их судну. Шлюпка причалила к трапу, опущенному с правого борта, и когда все пассажиры яхты и её капитан поднялись на борт, шлюпку подняли, и судно направилось в Приморск.
Судно шло слегка раскачиваясь на пологой волне, делая не менее двадцати миль в час, и Борис прикинул, что пожалуй к утру, они окажутся в Приморске. Он стоял у борта, и смотрел, как Песчаная коса таяла в синеватой мгле, и вскоре она вовсе исчезла из виду. Он думал о том, что приключение, начавшееся так необычно, оканчивается так мерзко и гадко. И эта девушка с улыбкой Джоконды, показавшаяся ему с первого взгляда очаровательной незнакомкой, сошедшей со страниц Грина или Блока, оказалась практичной юной хищницей, цепляющейся за любую возможность как можно лучше устроиться в жизни. Унижение человека, который благодаря своему опыту и самообладанию, спас их всех от верной гибели, она восприняла, как нечто естественное, оправданное превосходством господ над рабами. И сама ещё не принадлежа к этой элите, она готова принять как должное всё, что бы эта элита ни сотворила в отношении людей, стоящих гораздо больше, но оказавшихся по своему положению ниже, беднее. Заметив некоторую натянутость в поведении Ирины, когда сознание её не было затуманено алкоголем, Борис надеялся, что она не сможет переступить ту черту, которая отделяет честного человека от подлеца. Но она переступила её, с нежностью прижавшись к Виктору, и улыбнувшись улыбкой Джоконды, когда тот давал «свидетельские показания» против капитана.   
По прибытии в Приморск Вадим взял билеты на круизный теплоход, который вечером следующего дня отправлялся в десятидневное плавание. Иван Семёнович ушёл в порт решать проблемы с ремонтом и снятием с косы повреждённой яхты. К полудню он возвратился, и по спокойному выражению его лица Борис понял – дела обстоят не так уж плохо, он рассказал, что встретил старых друзей, с которыми когда-то довелось плавать. Вадиму он доложил, что после своего возвращения из круиза, тот найдет яхту у причала вместе с его заявлением об уходе.
- И во сколько Вам это обойдется, кэп, можно поинтересоваться? – ехидно спросил Вадим.
- Да будет тебе известно, так, на всякий случай запомни, что есть ещё на свете люди, для которых не всё измеряется деньгами, и слова: дружба, честь и достоинство – ещё кое-что значат.
Вадим расплылся в сальной улыбке, и произнёс:
- Ну-ну. Считайте, Вам повезло, кэп, что у Ваших друзей остались ещё совковые принципы.
Иван Семёнович не ответил, он повернулся к Борису, протянул ему руку, и сказал:
- Ну, вот и всё, прощай, Борис, удачи тебе. Кто знает, может, когда и встретимся.
- Прощайте, Иван Семёнович, и Вам удачи, я на вокзал, надеюсь отыскать свои вещи.
Капитан ушёл, и Борис, небрежным кивком простившись с остальными, повернулся, чтобы уйти, но Ира окликнула его:
- Постойте, не обижайтесь на нас. Она подошла к нему и улыбнулась, улыбнулась той загадочной улыбкой, как и при первой встрече, у подножки вагона.
- Вы с ними? – спросил Борис.
- А с кем же ещё? Мир жесток, и нельзя упускать то, что уже наметилось, появилась реальная возможность устроиться в этой жизни, Виктор богат, и кажется, он неравнодушен ко мне.
- Но Вы понимаете, что Вы предали капитана?
- Да, ладно, ведь всё обошлось. Ему не придётся продавать квартиру.
- А Вы? Вы хоть понимаете, что заплатили честью и достоинством за возможность устроиться в жизни?
- А что они значат, честь и достоинство, когда вокруг только бедность, нищета? А тут такой шанс, другого может и не быть, да я ведь ничего не сделала, в сущности. Ничего не сказала, когда они разводили капитана на деньги. Таков уж мир, и ничего тут не поделаешь.
- Но есть и другой мир, есть Иван Семёнович и его друзья, есть люди, для которых: честь, достоинство, дружба – не пустые слова.
- Я сделала свой выбор.
- Тогда прощайте.
Борис ушёл. Он поднимался по пыльной улице, по обеим сторонам её росли платаны, сплетая свои ветви над дорогой, низкий, покрытый пылью кустарник отделял от проезжей части тротуар. Улица петляла, поднимаясь вверх, наконец, она выровнялась, и уткнулась в площадь, на которой сквозь ветви платанов проступало увенчанное шпилем здание железнодорожного вокзала. Борис вошёл в здание, и очутился в круглом зале, посередине которого в небольшом бассейне с фонтаном плавали рыбы, справа располагались билетные кассы, слева – окошко дежурного администратора, именно здесь решил Борис разузнать о путях решения своей проблемы. Женщина средних лет, дежурный администратор, выслушав Бориса, протянула ему записку, в ней был адрес, написанный ровным, красивым почерком.
- Второй железнодорожный проезд, – сказала она, – это сразу за вокзалом, пройдете два квартала, там двухэтажный дом.
Он поблагодарил, ещё раз внимательно изучил записку, и отправился по указанному адресу. Он легко нашёл дом, вошёл в подъезд, унылый, мрачный, с облупившейся местами краской панелей, поднялся на второй этаж. Запылённое тусклое окно наверху с трудом пропускало свет, падающий на аккуратно убранную, но давно не знавшую ремонта лестничную клетку. Борис позвонил. Дверь открылась, и полумрак лестничной клетки озарила синева – огромные синие глаза хрупкой, милой девочки, той самой проводницы седьмого вагона, с влюблённым восторгом смотрели на него.