Роза. Глава 5

 

   Ее многие   спрашивают, почему не уехала, особенно удивляются   русские подруги. Удивляются, потому что сами мечтали об этом и сами, не задумываясь, уехали бы со своей хваленой Родины, когда б было к кому. Она могла бы уехать, конечно, ее многие звали и сейчас зовут, но это было, как у тех русских подруг - в никуда, потому и не уехала. Нет никого у нее там, никого из родных. А бросить, выстраданную почти всей жизнью её родителей, квартиру и подселиться в Израиле к  престарелому дяде, - увольте… ей страшно было примерять к себе  те мытарства, которые перенесли   подруги, выехавшие  в числе первых. « Это же кошмар», - думала Роза,  представляя   все,  что   довелось пережить эти несчастным, пока   получили жизнь хоть более-менее на что-то похожую. Нет, все эти краски радуги  она не вынесет.

   И все-таки, она никак не могла поверить, не могла представить, что будет так плохо, как сейчас. У нее была отличная пенсия, квартира двушка с мебелью и книгами, есть, когда нужен, и друг - хоть поболтать, отвести душу, хоть еще чего. Ну, и зачем ей было уезжать?! Знала бы, что так гадко будет - не враг же она себе, куда-нибудь, к кому-нибудь, конечно же, уехала бы. Теперь   поздно: нет ни сил, ни здоровья строить лучшую жизнь. Да и не все же уехали! Есть и такие, кто очень недурно вписался в новое время. Только ей от того ни холодно, ни жарко.

   Мысли, мысли, - голова пухнет. Хорошо 2-й этаж. Дом без лифта, пятиэтажкам лифт не положен, а что толку в лифте? Вон - в 14-этажке напротив? Лифт есть, а ходят пешком, уж который год. Вот была бы потеха, живи она там, на 14 этаже. Как только люди терпят, а хотя…  куда деваться, - это ей еще можно найти куда, а всем остальным. «Какое мне дело до остальных, какое дело им до меня? - спрашивала себя Роза и себе отвечала: - А никакого. Это раньше все были на виду, ни один пенсионер даже не оставался без открытки к празднику, теперь вон в соседнем доме умер человек, так через месяц только заметили, причем, даже не соседи, а мужики, с кем во дворе в домино играл».  Достала ключ, открыла дверь. Вот оно гнездо ее кровное, приватизированное. Не успела войти, как телефон.  «Кто это соскучился? Алё! Маара! Здравствуй, дорогая, подожди, я сумку поставлю, только как зашла из магазина». Роза не торопясь ставит сумку и начинается разговор. Этот звонок из Америки, оттуда регулярно звонят человек пять, звонят, конечно,   из Израиля, из Германии, из Канады. Звонят подруги. Им как бы неловко, что бросили Розу одну на явную погибель, вот   и звонят, подбадривают разговорами и не только разговорами, практически каждый месяц получает Роза долларовые приветы и часто не по мелочам – новая бронированная дверь, полы отциклевала, евроокна поставила – все это ее подруги оттуда. За пенсию ничего такого не сделаешь, а больше ей взять не откуда.   Но почему-то не радует все это Розу. Нет, хорошо, конечно, и окна поменять и дверь, и денег на то на се хватает, но не так она хотела, не приучена она к подачкам.

   Зачем, по какому такому праву, у нее отняли будущее, она шла к нему всю свою жизнь. Сделали бы лучше -  кто бы возражал.   Кому-то, конечно, стало лучше, но  не  ей, Розе.   Она до этой демократии нищих видела в последний раз году в 50-м, это были безногие солдаты, так тогда было всего пять лет, как война закончилась, а сейчас она к мусорнику подойти стесняется,   ей становится неловко перед бомжами, оттого что выбрасывает все негодное.   И какое не выберет она время  мусор выносить, а все равно, на кого-нибудь да наткнется возле тех вонючих баков. А как быстро привыкли все к этому бесчеловечью, молодежь так и подавно считает, что так должно быть. Говорят, что к хорошему привыкают быстро, а к плохому еще быстрее. А вот она никак не может привыкнуть и не столько к ухудшению своей жизни и полной безнадеги на какие-то улучшения, а к воцарившему неравноправию и несправедливости.  Может быть, имей она доход раз в сто превышающий ее пенсию, так ей тоже было бы все равно: справедливо – несправедливо, было бы плевать на равноправие, а бомжей она и не видела бы.   Ну и что, что она еврейка! Может быть, где-то ей от этого было бы лучше и веселее, но не здесь. Здесь всем одинаково хреново. В силу своего воспитания она не представляла, как можно быть радостной, когда вокруг одна сплошная тоска смертная.

   «Господи, как тяжело все время считать деньги, все время только о них думать. А как о них не думать…Хотя хоть думай, хоть не думай, что от этого меняется? Больше их не станет…Больше-то не станет, но стоит чуть забыться, купить какую мелочь, хоть чулки, - и сразу на хлеб-воду, - не привыкла Роза к такой жизни, деньгами и раньше не сорила, но и не дрожала над каждой копейкой, а если что, всегда могла занять. - Сейчас и занять не у кого. Даже если у кого и есть (есть такие, что и на машину дадут),   занимать не буду, не хочу, чтобы они себя выше  меня видели, пусть думают»…

далі http://www.proza.ru/2012/09/13/62