Времена

         
                Если нет смысла в вопросе,
                зачем искать ответ
                ………………………………



            - Эй, молодёжь! Не угостите старика  пивом? У меня и стаканчик  пластмассовый с собой есть.
            - Иди, куда шел, старик. Не мешай кайф ловить.
            - Ну, что вы сразу гоните? Я вас чем-то обидел? Оскорбил вас своим внешним видом?
            - Нет, на бомжа ты не похож, а вот всё же ходишь, попрошайничаешь.
            - Так ситуация такая. Денег нет. Пенсия только-только из-за горизонта показывается, а вчера дружок зашёл: такой же, как и я – нищий пенсионер, но мы бормотухой полирнуться умудрились. Наскребли мелочи на бутылочку, вот сегодня оттого и голова бо-бо. Подлечиться надо бы. Вы каждый по капле плеснёте - и вам не в убыток, а мне – стаканчик лекарства.
            - Ну-у-у, тогда наше пиво тебе не поможет.
            - Это почему?
            - Безалкогольное потому что.
            - Как пиво и... безалкогольное?
            - А так. Мы ничего алкогольного не пьём. Принципиальные трезвенники.
            - Трезвенники? Ну да, ну да... Только принципиальная трезвость – первый шаг к алкоголизму. Ну, хоть сигаретку дадите?
            - Пять баксов!
            - Баксы – это доллары? Откуда у старика доллары?
            - Это шутка такая.
            - А давайте, баш на баш? По-вашему - бартер будет: вы мне - покурить, а я вам – быль, как сказку расскажу. Идёт?
            - На, кури, дед! И валяй, трави свою байку, а мы послушаем.


            - Во времена, когда ваши бабушки ходили с косичками и пионерскими галстучками,  в одной номенклатурной семье, жил-был мальчик, Костя Степанов…
            - Старик,  ты давай без своего сленга объясняйся, чтобы понятней было. Что значит – «номенклатурной»?
            - Номенклатурной семье? Ну, сейчас это, типа, в семье крутого бизнесмена, который оптом торгует водкой и нефтью.
            - Теперь ясно. Уже интересно.  Давай дальше.
            - Мама у него, Людмила Михайловна,  была по тем временам ответственной женщиной – завлаб, кандидат химических наук. С высокой степенью допуска к секретным материалам. Под её присмотром трудилось около сотни человек...
            - Опять замутил по-своему?  Кандидат, от какой партии? Или она шпионка была с секретными материалами?
            - Не шпионка! Ей государство доверяло свои секреты. Лаборатория такая - секретные дела разрабатывала. А партия тогда была одна – КПСС.
             - Так почему она – кандидат?
             - Кандидат в доктора.
             - А говорил – крутой химик! Оказывается, простой врач. Как так?
             - Ну, не знаю, как вам объяснять. Раньше как было?  Средняя школа, ВУЗ – «вышка» по-вашему. Потом, если с головой дружишь – аспирантура и кандидатская диссертация. По выбранной науке. А потом человек пишет «докторскую», защищает её и получает высшее научное звание - доктор. Может быть доктором юриспруденции, может – медицины или технических наук.  И так далее. Понятно? Тогда доктор – это не обязательно врач, чтобы людей лечить. Доктор мог и радиоэлектроникой заниматься и мосты строить…
            - Понятно! Понятно ещё, что та химическая тётка  «бабками» ворочала немереными. Вон у Кольки отец командует в фирме, где всего пятнадцать человек, а через два года с «Лады» на «Лексус» пересел. А у неё "под пяткой" сто человек - можно круто развернуться.
           - Зарплатой её государство не обижало. И за кандидатское звание приплачивало проценты. Но «Лексусов» тогда не было. Да и нельзя. Номенклатурные работники ездили на «Волгах». Только цветом «Волги» отличались. Чёрные, белые, серые. Она ездила на серой.
           - А на черной кто ездил?
           - Первый секретарь обкома партии.
           - А что, отец у этого Кости отсутствовал?
           - Нет. Был отец! Павел Петрович, занимал незаметную должность секретаря партийной организации завода. Но директор этого огромного завода, ни одного решения не принимал, не посоветовавшись с ним.
           - Крутой мужик – Павел Петрович! Директором командовал.
           - Можно и так сказать, но дело не в этом.
           - Не тяни, старик.  Давай дальше.
           - А это ещё не история - только пролог.
           - На тебе ещё сигаретку, и – вперёд!


           - Костя учился в ВУЗе. Тогда все дети номенклатурных работников учились в ВУЗах.
           - Конечно, у мамы-папы «бабла» чемоданами. Чего не в вышке не светиться?
          - Нет, он учился бесплатно - государство институты содержало.
          - Бюджетником, что ли,  Костя числился?
          - Считай, что так. Так вот, на третьем курсе Костя взбунтовался. Мол, не хочу на третий год оставаться секретарём комсомольской организации курса. Переизбирайте меня. И срочно. У меня любовь и все дела. Мне некогда ваши взносы собирать и субботники устраивать. Отдохнуть от этих ваших игр хочу.
          - Молоток! Девочки ждать не будут!
          - Ну,  конечно,  придумали срочное комсомольское собрание, и давай его прорабатывать. Что значит – «игры»?  Что значит – «не хочу»? Тут ему и папу партийного припомнили, и про маму не забыли. А Костя «закусил удила» и ни в какую! Нет и всё!
          - Во, даёт!  Серьёзный чел!
          - В те времена такие взбрыки не прощали. Навалились на Костю всей солидностью организации. Слово за слово и Костя перед собранием однокурсников бросил свой комсомольский билет на стол, показал фигу секретарю городского комитета комсомола и хлопнул дверью аудитории.
          - Не захотел, значит, под ихний трек рэп топтать? Респект ему!
          - Не захотел. Мало того, утром встал возле входа в институт с самодельным плакатом «Имею право не быть комсомольцем». И целый день простоял. Никто его не трогал и даже однокурсники  не подходили.
          - И всё?
          - Нет, конечно. Система такое не прощает - из комсомола его турнули. Через неделю декан показал документы, по которым оказалось, что Костя стал зачинщиком коллективной драки в холле общежития института. Разбил зеркало, поранил осколком вахтёршу, и в пьяном виде орал непристойные песни. Оправдываться и рассказывать декану, что в "общагу" институтскую с самого начала занятий даже не заходил, было бесполезно. Факт дебоширства был подтверждён свидетельскими показаниями однокурсников и заявлением вахтёрши в милицию. Из института его отчислили, и  внесли в чёрный список.
          - Чёрный список? А что это за маза? Врагов фиксировать?
          - Да, почти так.  Негласный список неблагонадёжных людей. Люди из этого списка в продуктовый магазин грузчиком и то не всегда могли устроиться, а о дальнейшей учебе в ВУЗе и речи не могло быть.
          - Сурово! И что дальше?
          - А дальше Людмиле Михайловне объяснили, что занимать такой высокий пост в лаборатории она больше не имеет права. Пусть научится воспитывать своих детей, а потом  людьми будет руководить. И даже уборщицей её оставить здесь не могут - всё-таки, допуск  к государственным секретам лишь бы кому с неблагонадёжной репутацией доверять нельзя.
          - А с папой что?
          - Павла Петровича перевели в токари третьего разряда на том же заводе. Но за десять лет у руля партийной организации завода он потерял квалификацию: план не выполнял, начал пить на работе, и его уволили по тридцать третьей.
          - Тридцать третья - что это?
          - Это номер статьи из Кодекса законов о труде. Увольнение за прогулы, за пьянку и прочие нарушения трудовой дисциплины. Жили они в ведомственной квартире, от завода. Отца с завода уволили и их попросили освободить помещение.
           - Куда? На улицу?
           - Нет, на улицу, как сейчас,  тогда не выгоняли. Без шума и скандалов с милицией и ЖЭКом из просторной, специальной квартиры переселили всю семью в комнату общежития в пригороде.
           - И всё?
           - Ну, да, всё! Жизнь, считай, закончилась - ни достойной работы, ни жилья, ни возможности продолжать учёбу.
           - Да уж – мрак! Старик! А ты откуда это всё знаешь с такими подробностями?
           - Ах, да! Я же не представился. Константин Павлович.
           - Тот самый Костя?
           - Да, тот самый.
           - Ну и ужасы вы нам рассказали, Константин Павлович! Вот это были времена! Жуткая жесть!
           - Ужасы? Нет, парни, это ещё не ужасы – это такая жизнь.  Вот настоящий ужас в том, что когда-то заслуженная учительница  сейчас доедает перед пенсией последний пакет пшёнки. И на улицу выйти не может потому, что ноги больные. И врачи скорой помощи к ней отказываются приходить потому, что  полгода лифт не работает, а она живёт на девятом этаже. И живёт совершенно одна. Дети про неё забыли. Родственников нет. Вот так и догнивает в своей однушке одна, одинёшенька. Вот это настоящий ужас!
           - Так время сейчас такое. Теперь каждый за себя!
           - Вот и я говорю – времена – они разные, а люди должны оставаться людьми. И, если бы я тогда не начал выпендриваться со всем запалом молодёжного максимализма, а хорошенько подумал своей головой, то и мама, и папа дожили бы свою жизнь в "шоколаде", безбедно.  А я сейчас руководил бы каким-нибудь банком или холдингом, как и все бывшие комсомольские вожаки. Но, к сожалению, история не признаёт сослагательного наклонения! И все эти "если бы" не возвращает. Спасибо за сигаретки, ребята. Пойду я...