Гематография

- Батюшки-сваты! Скорую! Вызовите скорую! – заверещала старушка на тротуаре. Вокруг быстро собралась толпа зевак, каждый из которых ничего не делал, просто наслаждался кровью на асфальте. Только одна девушка лет 25 сразу набрала на мобильном заветные две кнопки – «0» и «3».

Я особенно любил фотографировать в такие дни. Апрель еще не до конца вступил в свои права и с залива дул ощутимый ветер. На небе не было ни облака, и волны на реке сверкали первым весенним солнцем. На мосту кто-то неумело нарисовал пташку, она как бы вылетала из воды на свет солнца, и за ней клочьями падали выдранные перья. Может быть это были всего лишь капли воды скатывались с овального тела, на простеньком рисунке было не разобрать.

- Черт, у него асистолия! Сестра, 25 миллиграмм адреналина внутрисердечно!.. ммать, опять проваливается…  – сочно ругнулась тучная врачиха. Из окна было видно как дома танцевали свой  странный танец. Где-то наверху орала мигалка, выписывая своим синим зубом причудливые очертания.

Сегодня было особенно холодно. Ветер задувал под плащ, даже фотографировать не хотелось. Было приятно, что грязь под ногами успела высохнуть за выходные, можно было вдоволь нагуляться, не боясь подхватить простуду или какой-нибудь заморский грипп, названый в честь очередного животного. Но сюжеты, как будто сговорившись, не лезли в голову.

Лампочка, лампочка, лампочка… Тряхнуло – каталка заехала в лифт. Подъем. Опять лампочки. Подвесной потолок пробегает мимо. Яркий свет. Скальпель. Пинцет. В глазах муть. Ничего не чувствую. Где мой фотоаппарат?

Снимки, сделанные на прошлой неделе как-то поживее что ли... Они мне нравились больше, чем те, что я снял позавчера. Позавчера, правда, было особенно грустно. Я опять ездил на залив. Опять один. Опять без Верочки. Опять как дурак снимал волны около часа, потом все-таки стал искать приличный сюжет. А потом еще и пошел дождь, стало совсем зябко и я поехал домой. Снимки получились так себе.

Я открыл глаза. Еще немного полежал так, пытаясь понять где я, и что произошло. Голова не двигалась, на шею как будто заковали в цепи. Я пытался хоть как-нибудь пошевелить головой. Не получилось. Я приподнял торс, полусел на кровать. Точнее на койку. В палате было всего две койки, одна моя, одна моего соседа, он спал. На улице было светло, наверное, уже светло. Рядом с моей койкой сидела мама, спала, сложив руки на груди. Спала тревожно, левое веко то и дело дергалось. Я увидел часы на стене – полседьмого утра. Значит, мама пробыла здесь всю ночь.
На тумбочке, напротив койки я увидел ворох каких-то листков, мамину сумку, и… мой рюкзак! Там был мобильный и фотоаппарат. Рюкзак был в крови, вероятно - в моей, но сейчас это было не важно. Я переставил ноги на пол, окончательно сев, как вдруг мой взор затянуло мутной пеленой, а в ушах загудело. Я почувствовал свои руки на голове – так организм отреагировал на это помутнение. Через пару минут все прошло, и я обнаружил, что снова лег на койку, точнее, упал. Я решил не вставать, может быть мне нельзя, может быть будет хуже.
Я с трудом лег – руки тряслись и не слушались. Уставившись в потолок, я попытался вспомнить, что случилось. Я делал фотографии. Опять захотелось взять фотоаппарат, но я решил потерпеть – встать у меня не получиться, а маму будить не хотелось. Я делал фотографии, замерз и решил выпить кофе. Я пошел к метро, переходил дорогу… А вот какая машина меня сбила… Не помню. Помню, как летел через крышу, но не помню даже цвет. А еще помню, как неудачно рухнул грудью на заборчик у дороги – приложился прямо об угол. Я потрогал грудь – она была туго перевязана. Оттянул футболку – через бинт проступали капли крови. Видимо неплохо приложился, видно было не очень хорошо, мешала эта хреновина, которую мне наложили на шею, понятия не имею, как она называется. Вот мама обрадуется, наконец-то я сломал себе голову, как она и предупреждала. Я улыбнулся от этой мысли, но вдруг стало нестерпимо горько. Я посмотрел на маму. Она, наверное, проплакала всю ночь, а заснула совсем недавно. Я закрыл глаза и тоже попробовал заснуть.
---
Щелчки. Свет в глаза. Я проснулся, и увидел перед собой доктора. Такого, классического доктора, даже стереотипного – белый халат, борода, фонендоскоп висит на шее. Единственной чертой, не позволяющей назвать его Айболитом, был лазерный фонарик, которым он светил мне в глаз.
- Больно, – сказал я и попытался прикрыть лицо руками.
- Я же говорила, что он приходился в себя. – Взволнованно и радостно сказала мама. Из-за плеча врача появилось ее заплаканное лицо, доктор сразу же отступил. Мама поцеловала меня, хотела обнять, но побоялась. Вероятно, выглядел я так себе…
- Ну что же, как я и говорил – как и полагается, басом, заговорил доктор. С шеей все в порядке, зря волновались. Придется дождаться энцефалограммы, но я думаю, там все будет в порядке. Так что будем лечить проникающее ранение, и наблюдать вашу головушку, надо сказать, знатно вас приложило.
Мама стала выглядеть совсем глупо – улыбалась как дурочка, несмотря на то, что по щекам катились слезы. Глаза ее были совсем мокрые. Бедная моя мама, больше всех досталось ей. Я заметил, что моего соседа нет в палате, наверное, у него процедуры, или его состояние не тяжелое, и можно гулять на улице. Гулять и фотографировать.
- Мама, дай мне мой рюкзак, пожалуйста. – сказал я, как только доктор ушел. Я рассказал, что пытался встать, но не получилось, доктор посоветовал еще день отлежаться, а потом пытаться ходить.
- Все-то ты о фотографиях своих печешься, лучше бы скушал яблочко. – Ну конечно же, мама не могла на меня не наворчать, но тем не менее перестала выкладывать горы еды в тумбочку, и принесла рюкзак.
Вонял он, надо сказать, отвратительно, особенно внутри. Я извлек мобильный – вдребезги. Экран превратился в сплошную паутину из трещин в пластике, клавиатура лишилась большинства клавиш. Я все-таки попытался привести его в чувство – но, сколько я не давил на кнопку включения, реакции не было никакой. Жаль – придется снова стрелять телефоны у друзей. Хотя самый главный номер – Веры, я помнил наизусть. Или уже не помнил? Я взглянул на потолок. МТС, Мой первый комп, Защитники отечества и автобус до дома. 911-286-23-42. Помню. И славно.
Но не мобильный меня сейчас интересовал больше всего. И не пачка сигарет, и не свежий «FUZZ», и не заплесневелая булочка с маком, все эти вещи я сложил рядом с собой и достал его – мой фотоаппарат. Выжил он только благодаря крепкому футляру. А, может быть, просто повезло, уж не знаю. Я включил его и стал смотреть сделанные вчера снимки. Мост. Птица. Дорога. Люди. Вот здесь-то меня и сбили, чертово место, даже смотреть противно. Но удалять фотку было жалко, да и память позволяла не экономить место (Спасибо подаренной Верочкой карточке памяти). Провозившись еще около пяти минут я окончательно удовлетворился, чтобы все-таки поговорить с мамой.
---
Офигеть! Я был без сознания три дня! Целых три дня валялся овощем на больничной койке. Врачи даже успели надумать мне паралич, и еще черт знает что. Впрочем, пришли утешительные анализы. Вроде как просто ушиб, или черт еще знает что, короче бедная мама чуть не легла рядом со мной от таких новостей. И первый раз за три дня она уехала домой. Я велел ей не приезжать завтра, выспаться нормально, но, зная мою маму, можно с уверенностью сказать – припрется к открытию. Ну, может и к лучшему, мне вроде как полегче, когда она рядом. Рана в груди ноет, зараза. Приложился я не об угол, а об торчащий металлический прут, с него меня и сняли. Подростки-идиоты зачем-то отодрали часть забора, а оставшаяся часть так и осталась торчать вверх острым концом. Я, правда, как-то умудрился упереться руками при падении, вошел штырь неглубоко, если бы потерял сознание еще при ударе, то увезли бы меня не сюда, а сразу в морг. Повезло, можно сказать.
Сосед мой объявился только к обеду, когда мама уже уехала. Пашка тут лежал уже почти месяц – гопники запинали, мобильный вытащили, кошелек. Жалко парня, но он тут уже давно лежит, скоро на выписку. Я сфотографировал его на фоне кафельной стены, и тут случилось страшное – в аппарате села батарейка. Маме я позвонить не смогу – ни у меня, ни у Пашки телефона нет, а до городского я просто не дойду. Ладно, завтра попрошу маму, пускай принесет зарядку и ноутбук – Пашка вроде нормальный парень, а палата двухместная, можно не бояться – не украдут. И то повеселее будет. Лежать мне здесь еще долго.

---

Через день мама принесла зарядку для фотоаппарата и ноутбук. Я к тому времени уже стоял на ногах и даже мог пройтись по комнате, держась за стены. Мама была рада, я тоже. Пашка тоже подбадривал меня, когда я пытался ходить. Сейчас он опять куда-то ушел, и мы с мамой говорили наедине. Виктор Михайлович – местный доктор Айболит, в целом тоже был доволен моим состоянием, но почему-то с непонятным мне волнением ждал энцифалограмму мозга. Что уж у меня там может быть – неясно, я ведь чувствую себя хорошо. Ну ему виднее – он врач. Тем более что отлежаться мне бы было полезно, а дома мне этого не дадут. Ну как сказать не дадут… Сам же пойду на улицу, все таки в весну пылиться дома – просто глупо. Но в моем случае – необходимо.
Днем заглянула Верочка с подружкой. Побыла у меня около получаса, принесла каких-то фруктов. У меня вообще было впечатление, что скоро общий холодильник будет заставлен моей едой целиком, причем некоторое не поместиться. Ну да ладно, больничная жрачка все равно в горло не лезет – уж очень противно выглядит, так что хоть с голоду не помру, и то хорошо.
Наконец к вечеру зарядился фотоаппарат. Пашка читал книгу, а я смотрел фильм на ноутбуке, как вдруг заметил, что лампочка «Charging» перестала гореть. Я не удержался, поставил фильм на паузу, и пополз к фотоаппарату. Вставив аккумулятор, я включил его, и подошел к окну. Солнце садилось. Я сделал пару фото, и вернулся в койку. Не могу дождаться, когда уже можно будет прогуляться по больничному двору, поискать интересные сюжеты… Я включит аппарат, закат получился ничего. Назад. А здесь в кадр попала старая скамейка, вокруг которой все поросло травой. Назад. Ой, здесь очень слепит солнце. Меню. Удалить. Ок. Назад. А вот это хорошо. Назад. Кровь. Плоть. Куски мясо. Нет, это не мясо, это человеческое тело. Какого черта, что это вообще такое… И тут я понял. Позавчера я сделал фотку Пашки на фоне кафеля. Только Пашки не было, был кафель покрытый кровью и ошметки плоти. С потолка свисает что-то. Петля? Я приблизил, нет, не петля – крюк. Я посмотрел на ту стенку – в том самом месте с потолка свисала лампочка Ильича, банальная лампочка на проводе. Но на фото картина резко менялась. Я почувствовал, как трясутся руки. Вынул карточку памяти из фотоаппарата и засунул ее в ноутбук, закрыв окошко медиапроигрывателя, с фильмом, который я вероятнее всего уже не досмотрю сегодня, заодно позвал Пашку.
- Помнишь, я тебя сфотографировал? Полюбуйся! – я открыл на ноутбуке кровавую фотографию. Она все еще была такой же кровавой, хоть я в душе и надеялся, что брежу. У Пашки округлились глаза и отвисла челюсть.
- Что за ересь? – он посмотрел на меня – Это ты так прикалываешься?
- Мне не до приколов. Посмотри – стенка та же, пол не видно, все в крови, а вместо лампочки этот крюк. – На большом экране я рассмотрел, что крюк острый и на него надето сердце. Вероятно человеческое сердце.
Мы еще рассматривали фотографию как загипнотизированные, эти странные чары сбросил Пашка - захлопнул ноутбук, подошел к окну и закурил. Прямо в палате. Я тоже очень хотел, но было нельзя – доктор запретил.
- Они все такие? – Пашка обернулся.
- Нет, только эта. – Я открыл ноутбук, закрыл проклятую фотографию, скинул все остальные в папку на компе и выстроил их в рядок. Скамейка. Закат. Птица. Мост. Верка. Улыбается… Так… Так наивно что ли. И кровь на кафельной стене. Да что за черт? От греха подальше я удалил эту чертовщину и отформатировал флешку, уже потом осознав, что теперь нам никто не поверит.
Я долго не мог заснуть в эту ночь. То и дело казалось, что кто-то стоит над кроватью, я оборачивался, но ничего не было. Только кафельная стенка с потрескавшимися плитками.

---

Опять пришло ощущение, что кто-то стоит за спиной. Я отогнал дурную мысль, как  вдруг этот кто-то схватил меня за плечо. Я закричал, обернулся и увидел медсестру со шприцем в руках. Утренний укол, как всегда в 8 утра. Я извинился, сославшись на страшный сон, но всю процедуру сестра смотрела на меня как на умалишенного. Глупо получилось, что уж тут говорить. Пашки не было, опять свалил куда-то чертов конь. Проклятой фотографии не было тоже. Мне вдруг захотелось все-таки иметь доказательства, но восстановить удаленную фотографию не получиться никак. Нет, безусловно, есть программы, восстанавливающие удаленные данные, но без интернета их будет нелегко достать. А когда я доберусь до дома, может быть уже поздно. В голове внезапно сформировалась мысль, которая бродила вокруг меня всю ночь – если фото реально, здесь что-то происходит, и мы с Пашкой можем… нет, не надо таких мыслей. А если фото нереально? Тогда я псих. Но Паша тоже видел фотографию, значит мы оба психи. Звучит забавно. Но, как гласит детский мультфильм, с ума вместе не сходят, это гриппом вместе болеют, с ума сходят по отдельности.
Ходить получалось все лучше и лучше, я уже ходил по палате не касаясь стенок, и даже дошел до туалета в коридоре не пользуясь каталкой. Сам.
Приходила мама, принесла еще еды. Я уже не знал, как от нее отказаться – кусок в горло не лез. Про фото я, конечно же, ничего не сказал. Вот если бы не удалил, то, наверное, показал бы, а так… Подумает еще, что я слишком сильно головой приложился…
Паша предположил, что это фотоаппарат при падении повредился. Типа сфоткал внутренности рюкзака, пока там еще кровища моя была, а потом наложил это изображение на следующую фотку – Кафельную стену. Я сказал ему, что это идиотское предположение, потому что это, во-первых в принципе невозможно, а во-вторых было бы видно оригиналы. Ну, хотя бы его, стоящего на фоне кафеля. Уже потом я понял, что Паше еще более страшно, чем мне, ведь это он был на фото, и Паша пытается найти хотя бы какие-то объяснения, в то время как я просто брожу вокруг факта. Хотелось извиниться, но я так и не смог сформулировать, за что именно буду просить прощения.

---

Я пошел в туалет. Был уже вечер, несмотря на свет больничных ламп, было темновато. Я уже уверенно ходил, но все равно старался держаться поближе к стене, мало ли что. Большинство уже ложилось спать, да и я собирался. Свежий «Need For Speed» неплохо отвлекал от дурацких мыслей, да и время шло быстрее. У нас в палате появилось негласное правило – не говорить о той фотографии, прошло уже три дня, и ничего не происходило. Я уже совершил вылазку во двор, пофотографировал больницу, нашел живописно облупившийся забор – весьма интереный сюжет, сфоткал себя и кое-кого из персонала. Получилось неплохо. И никакой крови. И ни с кем на эту тему мы больше не разговаривали.
Я повернулся за угол и натолкнулся на девочку. Маленькую девочку лет десяти. Сначала перепугался до смерти, уж очень не ожидал никого встретить, но девочка была совсем непохожа на злобного гнома с топором в руках. Была просто маленькой милой девочкой, рыжей и полными веснушек полными щечками.
- Привет. Ты чего здесь стоишь?
- Пливет. Я жду маму и папу. Они сейчас придут за мной. – ответила девочка. Она была так мила, что я не удержался и продолжил разговор.
- А как тебя зовут?
- Юленька. Мне восемь лет, – предугадала она мой следующий вопрос. Вероятно, ее уже опрашивали многие по одной и той же схеме.
- А где ты, Юленька, живешь? – Уже не зная, что несу, продолжил я.
- Не говори с ним.
- С кем? – Я был удивлен резкой смене темы разговора.
- С ним. – Юля ткнула пальчиком куда-то мимо меня. Я обернулся и увидел Пашку с сигаретой в зубах.
- Почему это я не… - Начал я, но Пашка меня перебил.
- Мужик, ну ты где завис, я же зажигалку жду.
Тут Юлечка взвизгнула, как это могут делать только дети и побежала по коридору. Наверное, в палату. Я сначала опешил, а потом было уже поздно пытаться ее догнать.
Мы курили молча. Пашка смотрел в окно, а я выдымил две сигареты подряд смотря на него в упор. Потом все-таки зашел в туалет. Уже возвращаясь в палату, я окончательно решил, что ребенок так пошутил неудачно, а я сам себя накручиваю. Опять вспомнил фотографию. Сердце, висящее на крюке. Потрогал свежую перевязку у себя на груди. Может, на фото было изображено будущее? Тьфу, что за ерунда в голову лезет, черт надо заканчивать смотреть голливудские фильмы. А еще надо выспаться.

---

Фотографии уже почти перекинулись. Я закончил наблюдать за наполняющейся полоской на ноутбуке, отформатировал флешку, вернул ее в фотоаппарат, продолжавший заряжаться. Пашка, еще до моего пробуждения уткнулся в книжку. Я вышел в двор. Еще раз прошел вдоль забора, повторно прочитав, что Витька – Козел, а по номеру такому-то можно дозвониться отборным шлюхам. Сделал еще пару фото самых задорных надписей – и сюжеты на сегодня иссякли. Я вернулся к скамейкам и обнаружил на одной из них рыжую девочку Юлю, жмурящуюся на солнце. Казалось, лучики кипятили огненные капельки на ее личике, заставляя их гореть еще сильнее.
- Привет, Юля.
- Привет.
- Почему ты здесь одна сидишь?
- Мои мама и папа еще не пришли.
- Какие они у тебя, так долго не идут… - Я нашел в себе силы перейти к главному – А почему мне нельзя разговаривать с Пашей?
- Потому что он плохой. – Паша вечером сказал, что не видел эту девочку никогда раньше, когда я попытался аккуратно разузнать что и как.
- Он тебя обидел? – Поинтересовался я как можно более доброжелательным тоном
- Нет. Но он будет обижать тебя! – Юля ткнула маленьким пальчиком мне в грудь и вскочила со скамейки. Было немного больно. Юля же задорным голосом продолжила – Он тебе такого наговорит, что ты с ума сойдешь.
Тут Юля засмеялась и убежала в больничное крыло. Боль в груди расползлась черным зельем по груди, и я присел на скамейку, не став ее догонять.

---

Вечером я ходил по палате как лев в клетке. Было странное предчувствие. Но больше всего раздражало, как флегматично Паша перелистывал страницы своей дурацкой книги, и как флегматично отвечал, что никакую Юлю он не знает, что никого он не обижал, и что ничего рассказывать он не будет, якобы потому, что нечего рассказывать. Я взял пачку сигарет и пошел в курилку. Как только вышел за дверь палаты, решил взять еще и фотоаппарат, чтобы посмотреть сегодняшние фото. Паша проводил меня взглядом. Я сделал укоризненное лицо и сфотографировал его.
Я даже не удивился, что увидел Юлю в том же коридоре, что и первый раз. Лампочка здесь опять перегорела, весь свет шел от далекого фонаря на улице. Я подошел к Юле, встал на колено и взял ее за плечи.
- Только не убегай, ладно. Почему ты думаешь, что Паша желает мне зла?
Юля наклонилась ко мне и прошептала на ухо:
- Потому что он другой. Как и они – Юля сделала неопределенный жест головой, как бы показывая назад. У меня похолодела спина, но за девочкой никого не было, пустой коридор больницы.
- Кто, они? – тупо спросил я.
- Мои мама и папа. Они все-таки пришли за мной.
- Но здесь же никого нет – удивился я – где же они?
- Здесь. – сказала Юля, развернулась. Сделала пару шагов и развела руки, словно обнимая пустоту.
- Но почему же я их не вижу? – Я окончательно расслабился. Наверное, девочка и вправду все напридумывала, а мать просто не ходит к ней, и не прекращает ее баловство.
- Ты их не видишь, потому что ты не другой. – сказала Юля таким тоном, как будто объясняла мне абсолютно элементарные вещи.
- А ты, значит, другая?
- Нет. Я как твой фотоаппарат. Не другая, но вижу их.
В памяти опять всплыла чертова фотография. Я негнущимися руками включил фотоаппарат и сделал снимок Юли на фоне пустого коридора. Уже откровенно боясь, я включил режим просмотра фотографий. На фото стояла Юлечка, и обнимала рослово мужчину, лет тридцати, с бородкой, с осколками стекла, впившимися в лицо и сломанным, просто вырванным со своего мета носом. Рядом стояла женщина. Я понял, что это женщина только по платьицу в цветочек. Вместо лица была сплошная каша из костей, пластмассы и осколков стекла. У нее была сломана рука, и кость с кусками мяса торчала наружу. Меня трясло. Я вновь посмотрел на пустой коридор. Затем на Юлю, уткнувшуюся лицом в воздух. Фотоаппарат пикнул – это я случайно переключил фотографию на предыдущую. На ней была изображена Пашина койка. На койке лежал человек с отрубленной головой. Вся стена была в крови, а на полу лежал разбитый фотоаппарат. Мой фотоаппарат. Вдруг сзади меня я услышал Пашин голос, точнее крик:
- Убирайтесь! Убирайтесь отсюда прочь! – Паша пробежал мимо меня к тому месту, где стояла Юля и взял пустое место за грудки. Я успел подумать, что брежу. Паша как будто бы тряхнул того мужчину. Юля заплакала, закрыла личико руками и убежала, Паше как будто ударили по ногам, он упал. Я не дал ему встать, подскочил к нему, схватил за отворот рубахи уже его.
- Что ты творишь? – Орал я – Что здесь вообще происходит, я ничего не понимаю.
- Они приходят ко мне. Они приходят ко мне. – Тут Паша заорал что есть мочи – НО Я НЕ МЕРТВ! Я НЕ МЕРТВ.
Голова закружилась. Паша все смотрел на меня стеклянными глазами и орал свое «Я не мертв». Мир начало трясти, а может это у меня приступ какой-нибудь неведомой науке болезни, уж не знаю. Я хорошенько врезал Паше по челюсти с размаху, чтобы он заткнулся, но тут произошло то, чего я никогда бы не ожидал. Пашина челюсть оторвалась и упала на пол. Из нее выпало несколько зубов, и застучали по полу, как гильзы в дешевой компьютерной игре. Я отпустил Пашу. Он перешел на просто неразборчивый крик, глаза округлились от ужаса. Я наступил ногой в цветочный горшок, упал на пол, почувствовал боль, но все-же поднялся и побежал.
Забежав за угол коридора, я ударился головой во что-то твердое и опять упал. В глазах было мутно, но я прищурился и разглядел демона. Эта краснокожая тварь выглядела точь-в-точь как демон из ада. В руках был неизменный тесак, который уже начинал свой путь к моему телу. Я оттолкнулся ногами, вскочил и побежал в другую сторону. Побежал мимо Пашки, который протягивал мне свою левую руку, держа ее в правой. Челюсть его так и лежала на полу. Я увидел на другом конце коридора медсестру, с огромным шприцем в руке. Она зловеще улыбнулась и начала идти ко мне. Я посмотрел направо, на единственный источник света в этом аду – на фонарь. И, недолго думая, я прыгнул в окно.

---

Это был бы хороший сюжет для фото. Даже для полноценной сессии, уж очень много образов собралось в больничном дворе. Санитары быстро скрутили ползающего по двору молодого человека со сломанными ногами. Укушенная им сестра уже почти пришла в себя от такого шока, а избитому врачу уже почти остановили кровь. Непонятно, как вообще можно было все это сотворить, сломав обе ноги при падении с третьего этажа: Как можно было избить врача, крепкого в общем-то мужчину, Как можно было ползком догнать сестру и укусить ее за ногу. А главное – зачем? После укола успокоительного, больной поутих, перестал выкрикивать дурным голосов про демонов и про какого-то Пашку, который лежит без челюсти на холодном больничном полу. Неожиданно быстро приехали люди из «учреждения здравоохранения, осуществляющее лечение психических расстройств». То есть из «Желтого дома». Запаковали санитары юношу тоже довольно удало, уверенными движениями завязывая на спине рукава смирительной рубашки. Но самым ярким образом всей картины была маленькая девочка. Надув губки, это рыжее веснушчатое солнышко казалось еще более милой. Она сжала кулачки, и, наблюдая за картиной, приговаривала «Так тебе и надо».
---
- Виктор Михайлович, пора бы и собираться!
- Да-да. Леночка, сейчас закончу документы на нашего товарища. Я же говорил, с энцефалограммой не все в порядке, а он все домой выпорхнуть хотел. – Доктор вздохнул – Вот и выпорхнул…
- А чем дело-то кончилось. – Леночка зашла в кабинет, и засунув руки в карманы белого плаща, прислонилась к двери. Виктор Михайлович откинулся на спинку стула и провел рукой по волосам.
- Да ничего хорошего. Психоз, галлюцинации на почве повреждения головного мозга. Все-таки хорошо его, беднягу, приложило. Уж не знаю, что ему там мерещилось, но когда он на меня в коридоре вечером натолкнулся, видно было что парень очень напуган и бредит. Странно, Леночка, другое. Странно, откуда он Имя умершего пациента знает…
- Это которому гопота голову проломила? Который в той же палате лежал до него, но на другой койке? Как его звали?
- Павел Сергеевич Кутушкин, царство ему небесное. Так в сознание и не пришел. А наш пациент не только знал его имя и фамилию, но и мог описать его внешне, хотя матушка его сказала, что не знает такого парня.
 В кабинете на несколько секунд воцарилось молчание.
- Может историю болезни видел? Или амбулаторную? – Предположила Лена.
- История болезни в архиве. – Виктор Михайлович взял дужку очков в рот. – Да уж, странная история.
- Угу. – Промычала Лена в ответ, и стала уже открывать дверь, как вдруг вспомнила еще вопрос. – А что с тем поддонком стало, что его сбил? Не Павла, а этого, второго?
- А вот тут, Леночка, аккуратней на поворотах. – Доктор встал, подошел к чайному столику и не спеша стал заваривать чай. – о мертвых либо хорошо, либо никак. Не справился он с управлением, после столкновения, ну и влетел в столб. А скорость-то немаленькая была. С женой ехал – жена на месте умерла – не пристегнутая была, из лобового стекла вылетела, да лицом прямо в ларек с фруктами и угодила. А мужа к нам привезли, вместе с тем парнем и дочкой.
- Дочкой?
- Ну да. В машине еще дочка была. – Доктор отпил горячего чаю. – Славная девчурка. Ее с отцом привезли, да отец в машине помер. Рыжая такая, бедняжка. Куда уж она теперь – не представляю. В детдом наверное, родственники не объявились пока что. Юленькой звать. И чего этого дурака на дорогу понесло – не представляю.

Resp[a]wn, 28.04.2010.
Автор идеи - Илья Балабанов.