Поведение слов -1

Милый друг. Советский вариант

Вместо вступления

Молодой человек, действительно молодой.
Армия позади, прописка уже есть, в столице, повезло с тетушкой, позаботилась. Работать устроился в книжном магазине, устраивает. В том смысле, что он справляется с работой. И даже больше, он делает свою работу, как? – словами, по большому счету, не так уж много слов ему и требуется.
70-е, нужна не работа, нужен план, еще лучше перевыполнение.
«Магазин выгонял план» (Есин, с.50), приходилось выходить на улицу, поближе к метро.
Стол, стопки книг, нагрузка, под прилавком дефицит. Все, можно начинать работу, такая вот простая работа. Ей соответствуют простые слова: известный советский журналист, книга, Пеле. Погромче, зычно, и народ потянулся. «Бурлей уже по опыту знал: главное, чтобы вокруг прилавка сгрудилась толпа» (Там же). Бурлей = фамилия героя, собственно говоря, имя не требуется, при такой фамилии.
Есть нужные слова, есть толпа. Далее, возникшее скопление людей будет притягивать новых людей, «других покупателей, как магнитом». Толпа будет работать сама на себя, сама себя сбивать и возбуждать, только успевай «сдавать сдачу». Что же сбивает людей в кучу?
Слово, волшебное слово – это слово «дефицит», и даже звук его волшебен.
А кто такой волшебник? Человек, у которого это волшебное слово работает. Поэтому он умудряется выполнить любой увеличенный план. Но ведь кто-то увеличивает план? Большой волшебник. Ну а тот, кто может уменьшить любой, самый увеличенный план? Это уже высшая сила, почти небесная канцелярия.

Лето, где же сенсация, долгожданная, готовность № 1.
На этот раз за словом стояла (лежала?) книга, бразильцы, кудесники мяча, подробности.
«Народ стеной навалился на прилавок» (Там же). Был стол, обычный стол, стал прилавок. Он отделяет желанную книгу от людей. И народ ответил, выдал нужное поведение – образовал стену. Иначе нельзя, кто-нибудь шустрый прорвется, вынесет дефицит, буквально, из-под руки. «Особенно активны были пожилые женщины» (Там же). Не смотри, что старушки, бойцы, «в футболе эти пожилые женщины разбираются».
За спиной молодого человека тоже стена.
Настоящая стена, каменная. Иногда приходится стоять между двух стен. И в этом промежутке, очень коротком, но возбужденном, летают СЛОВА. Несколько слов, они нашли свое пространство. «Товар пошел ходко» (Там же). Все новые руки, и лица? Нет, лица не нужны, их как будто и нет, достаточно слов. «Бурлей уже не зазывал покупателей, а только отбивался, и вдруг ему пришлось прекратить всю торговлю» (Там же). Хотя "нагрузка" и сошла, но книги еще есть, лежат, и план ждет.
Зачем? Можно, если план не пострадает.
Просто на смену одним словам пришли другие: «Я бы купил у вас все оставшиеся экземпляры». От одних слов перейти к другим, бывает, совсем не просто, но герой справился: «Через мгновение Бурлей уже пришел в себя от парализующего изумления» (Там же). Пришел, теперь нужен крик, ибо только крик может рассеять возбужденную толпу. И толпа услышала отрезвляющий крик, стала расходиться.

Да, молодой человек делает работу, словами.
И тут он узнал, словами можно делать жизнь, понятно, жизнь необыкновенную.

1.
Где-то в столице, хорошая квартира.
Чистая отделка, обои положены гладко, без морщин, двери отделаны, пригнаны.
Не в каждой квартире возможны такие слова. Их говорит наш герой, он в гостях. Естественно, у того самого человека, который купил все оставшиеся экземпляры. Этот щедрый человек и обладатель хорошей квартиры = автор книги. Популярный комментатор, известный журналист, продаваемый писатель. Делится, щедро, опытом превращения обычной квартиры – в квартиру хорошую. И здесь мелькают те же слова, даже если их и не называют, да и зачем? Тот же план, тот же дефицит, в этой шкурке на сей раз «ремонт».
Как всегда и везде, толпа: «ведь лето, все ремонтируются» (Там же, с.52).
Контора по ремонту, на вахте «плотная приемщица», неужели и здесь стена. Начался обмен словами. Нужен ремонт, очень нужен. Очередь, ждите, три месяца. Здесь обмен словами может длиться бесконечно. Такие слова для того и выбраны, чтобы ими можно было обмениваться бесконечно. И люди здесь отобраны, соответствуют строгим словам, такие же непробиваемые.

Кроме приемщицы есть начальник конторы.
И надо же, какое совпадение. Этот начальник – молодой человек, загорелый, и белая рубашка у него сеточкой. По инерции начальник напоминает про очередь, для порядка. Ибо тут же меняет курс: фамилия? Внимательно ловит, не вы ли пишете о футболе, газеты? «Оказалось, что начальник – страстный любитель и болельщик, сам когда-то играл за один из московских дублей» (Там же). Куда идти писателю: «Я ему тут же подарил с автографом обе моих книжки» (Там же). Шел в рядовую контору, насчет ремонта. Но взял зачем-то с собой пару книг, сразу две книжки. Стоять в очереди скучно, видимо, хотел скоротать время.
И не ошибся, скоротал, да еще как,
«...и через две недели квартира сверкала как игрушка» (Там же).

Ожидаем реакцию молодого человека, должна быть.
Откровенно затосковал, еще бы, он-то остановился «на достигнутом», а надо идти дальше, надо расти, а куда можно расти в книжном магазине, да и нужно ли там расти. Но как человек действующий (= натура требует поступка) он решает начать новую жизнь. Он уже видит эту новую жизнь: «бросить курить, читать только полезные и нужные книги, заниматься французским и по утрам делать гимнастику» (Там же).
Слова увлекают его, кружат, и он бросается в омут слов.
Какое это наслаждение, сегодня же надо купить самоучитель, комплект пластинок.
Самое удивительное, он начал новую жизнь: «стал размашистей в жестах, говорил безапелляционно, свои суждения, хотя и не новые, произносил твердо и решительно, как взвешенное и продуманное мнение» (Там же). Сложилась репутация, в узком кругу: слов на ветер не бросает.
Он бежит к одним словам, старательно настраивает себя.
Но его влекут, выстраивают, незаметно для него самого, совсем другие слова.

2.
И он действительно начал новую жизнь.
Собственное участие (= делать себя) минимально, это упрощает задачу. Нужно позволить действовать словам. Вот они, немногие слова: «Я сделаю … телефон » (Там же), для одной знакомой, солистки балета. А дальше уже другие слова, не свои, чужие, но выглядят они как свои: ему их сказал писатель.
Считай, подарил.

Слова готовы действовать, но они требуют, непреклонно.
Подходящей среды, необходимых условий. Вне этих условий капризничают, отказываются работать, отказываются давить на психику. Ну что ж, ребята, будут вам условия. «Оделся он по-парадному: костюм из «Руслана», ботинки из обувной секции ГУМа, итальянский галстук, в одной руке японский зонт тростью…» (Там же). Условия есть, стоит ли тратить время на приемщиц и других мелких клерков: «Он пришел прямо к начальнику узла» (Там же). Два человека, вокруг стены, Слова начали свою работу.
Здравствуйте.
Телевидение и радио, я корреспондент.
Из-за рубежа, из-за границы, только что, Бразилия. А как воспринималось доверчивым начальником? Видимо, в обратном порядке: Бразилия, телевидение, здравствуйте.

Да, можно сказать «До свидания». Есть же деликатные способы: извините, как назло, мне надо, очень срочно, буду рад, если вы… Но в таких условиях (Руслан + ГУМ + Италия + Япония) все эти «извините» не то, что не работают, просто не живут, задыхаются. Если своих слов нет, приходится пользоваться заемными. Вернее, приходится внимать, слова ведут, следуй, постарайся не сбиться.
В вашем районе, моя мать.
Гастроли, моя сестра, она всегда на гастролях.
Телефон, я буду, спокоен, если смогу позвонить маме, в любое время. Здесь, видимо, инверсия не потребовалась: ваш район, гастроли, звонок. Кому? Да тому же начальству, знакомый порядок.

А что же сам начальник узла?
Слово «Бразилия», он, кажется, запомнил его сходу: «Мне очень нравятся ваши статьи  о футболе» (Там же). Слова даются легко, начальник их одолжил, улыбка составляет необходимый фон. Как и футбол, составляет тот необходимый фон, на котором слова руководителя какого-то заштатного телефонного узла звучат почти паролем.
Несколько суровых ноток, не забывай о дистанции, и благодарите народную игру.
затем удостоверить, вы с нами: «я подарю вам свою последнюю книжку» (Там же). Самая последняя, ни у кого еще нет, ну, или почти ни у кого, да и тираж ограниченный. Выходит, и здесь возбужденная толпа, почти как «у трона». И здесь та же очередь, наваливается стеной, а вы прошли без очереди.
Так кто же все-таки прошел без очереди, смеясь и ликуя?
Слова неожиданно перевернули ситуацию, да еще осчастливили занятого человека.

Дарственная надпись, размашистая подпись.
Сколько новых слов кружится в скромном кабинете, последнее «Кэмел».
Это даже не его слова, Бурлей их одолжил. Просто перетащил из квартиры писателя – на телефонную станцию. Там их не стало, здесь прибыло? Нет, он их размножил, теперь они и там, в квартире писателя. И здесь, в кабинете начальника узла связи. Их стало больше этих слов, намного больше. А скоро будет еще больше. Слова хотят жить, что ж, он поможет им, поможет им размножиться.
Начнут давить на стены? – вернее, стены начнут давить?
Он поможет им пробиться сквозь стены.

Что-то случилось, не слишком гигантское, но и не совсем рядовое.
Какое-то просветление. Вдруг возникла, в голове, чудесная картина. И сразу решение: я сделаю, и пошел делать. Но не скажешь ведь начальнику узла: загляни в мою голову, видишь, вот что мне надо. Иное дело слова, цепочка слов. Но одном конце молодой человек с хорошими манерами. На другом – начальник узла, с некоторыми полномочиями. Но сколь крепка, оказалась цепочка. Связанные одной цепью. Но может быть, висящие на этой цепи. Цепочка дергается, люди произносят требуемые слова, царит порядок.
Высокие люди, люди известные, просто наши люди, людишки.
Далее только 101-й километр или номер 101.

3.
скольжение чудесных картин, в бездну.
Приходится эти картины превращать в слова, слова класть на полки, хотя бы пытаться.
Но слова – жесткий материал. Вот они наплыли, сами собой. Программа, престижный вуз. И тонкая книжка, «Севастопольские рассказы», по страничке, каждый день. Но это не слова, это чудесные картинки, только пишутся они словами. Картинки – они и останутся картинками, утонут, растворятся. А слова, даже самые куцые, любят демонстрировать свой несносный характер.

Бурлей покинул ненужный узел связи, надо идти в магазин, «пошел пешком».
Почему бы и не пройтись. «Стояла ясная весна. Весело бежали застоявшиеся за зиму автобусы» (Там же, с.52). Автобусы, можно порадоваться за них. Но если они стояли, как же передвигались их пассажиры? Или их время тоже текло на стоянке. Слова увлекают, по следу молодого человека.
Ноги бегут, спортивные, удача с ним, он делает жизнь.
И вдруг он увидел двух молодых людей, юноша = Никита, девушка = Маня.
Когда-то они были знакомы, могли подружиться, но разошлись. Они поступили учиться, в приличный университет, Бурлей остался со своими картинками. Подойти? Между ними коляска, да это молодая семья! «И внезапно у Бурлея поднялась необузданная досада на Никиту, на то, что этот, как цыпленок, мальчишка, занял его, Бурлея, место возле Мани…» (Там же, с.52). Закружились Слова, понеслись в голове, они в одной квартире, читают одни книги, наслаждаются, а он, Бурлей, лишен этого. На деле, он лишен всего. «Цепкий оказался дворничихин сын!» (Там же). Прочной оказалась цепь, выдержала двоих, удержит троих.

Так он и терзался, между картинками и словами.
И тут он делает открытие: «Все же вытянула его Маня!» (Там же, с.52). Не сам Никита взобрался, нет. Это Маня его вытянула. Куда? Откуда! Из дворников. Но не это важно, главное в другом. И далее мелькнула чудесная картинка, которая может превратиться в настоящие слова. Если женщина, волевая, вытянула этого гаденыша, то тем более найдется женщина, которая сможет вытянуть его, Бурлея.
Должна найтись, непременно должна.

Картинки обрели четкость, резкость, ему уже двадцать пять.
Если нельзя пройти в будущее, солидное и обеспеченное, столбовой, официальной дорогой, то можно пройти потихоньку, «за спиной» необходимости, которая требует грамотности, стиля, нудных занятий. Кто сказал, толпа случайностей? Почему бы нам не перевернуть, не поправить классика, толпа необходимостей. И вес этих необходимостей сильно различается. Но ведут они, все до одной, на одну вершину. Потому, что вершина эта одна, единственная. Придется прибавить, поспешить, нагнать.
Нужный вес будет взят.

Театр эстрады, концерт, европейская знаменитость.
Трудно достать билет, значит, публика будет шикарная, глядишь, «встретится его избранница» (Там же, с.53). Что ж, он подготовился, очень хорошо подготовился. На руках, тонкие перчатки. На дне кармана бумажник, кожаный. Билет, конечно, «в партер». Разве его возможности, его вес уступает вот этим, которые приехали на машинах «с дипломатическими номерами»? Конечно, толпа густая, он умеет проходить сквозь толпу. Конечно, дорого, но и его услуги дороги, не менее. Он сам труднодоступен, поэтому и ему доступны девушки, не доступные всем прочим заурядным парням, всей этой московской шпане.
Вот он, реальный смысл обладания дефицитом
Это значит, здесь я свой.
Он в окружении Слов, он их держит, по этим словам его и узнают.
Кто снабдил (= вооружил) его нужными словами? Да ради Бога, слушайте, кто знает, может, когда и пригодится: «...изложил случайно встреченному приятелю точку зрения Ростислава Рудакова на репертуар Адамо» (Там же, с.53). Рудаков = знакомый музыкальный критик. Адамо = европейская знаменитость. А уж приятель понесет дальше, понесет уже его слова. Не только слова, будет знать, где источник.
Он держит слова, играет ими, фехтует.

4.
«Занавес призывно колеблется» (Там же, с.53).
Бурлей уже на месте. Он спокоен, выдержан, рассматривает публику, что там? Пиджаки, прически. Как будто случайно взгляд упал на соседнее кресло: «Молоденькая бесцветная девушка лет семнадцати в простеньком, чуть ли не школьном платье» (Там же). Да еще «заурядное лицо», большой лоб, испуганные глаза, как не разочароваться. «Бурлей сразу же отвернулся и забыл о соседке» (Там же).
Он еще не знает, что его уже выбрали.
Ну да это вопрос времени, недолгого времени. Почему же выбрали его? Сила картинок. Платочек, в боковом кармане. Красивая головка, отличная стрижка. Движения, свободные и непринужденные. Картинки завораживают. Последняя капля? Всего лишь сказать несколько слов, французских, он их говорит Адамо, не зря достал билет во второй ряд, не зря напрягал музыкального критика. «В зале начинается настоящий рев» (Там же, с.54). На то и толпа, это ее способ выражения чувств, сам же он несет, на лице, «ленивую улыбку».
Мимоходом отмечает «восхищенный взгляд соседки».
Впрочем, она ему не интересна.

Ну, что ж, пришло время кое-что узнать.
Не все же развешивать картинки, где-то в сумерках сознания. «Со своей соседкой Бурлей встречается у вешалки, в раздевалке» (Там же). Все тот же быстрый взгляд, почему бы не помочь скромной незнакомке. В конце концов, вечер пройдет быстро, один вечер. Неистребимая привычка, не смог пройти мимо, решился очаровать, проклятая привычка. «Чем привлекла Бурлея эта маленькая девочка…» (Там же). Какое будущее, о чем вы? – просто «рядом с нею Бурлей ощущал себя по-настоящему взрослым, бывалым» (Там же).
Можно говорить, все что хочешь, умничать.
А она терпит, вот и все.

А дальше обычный сценарий.
Слова вырвались из сознания, из каких-то потаенных глубин, помчались потоком.
Проводил, ее дом большой, чем-то походит на крепость. Не проблема, можно позвонить, она тут же выбежит. Или прибежит? Весна, лето, как много встреч. И как много слов, он о себе, она о себе. И полный простор для фантазий, для его фантазий. Еще одна неизменная привычка, расслабиться, дать волю словам, и будущее рядом. Но на это раз что-то новенькое, твердое. Каким-то образом картинки перетекали в слова, а слова давали уверенность: «…так оно и будет» (Там же, с.56).
Как-то зашли к нему, сорвалась пара слов, пригласил, она согласилась.
Девочка не заметила грязного подъезда, старого лифта, коммунальной квартиры. Подобный фон лишь подчеркивал красоту и мужественность ее избранника, она все еще жила картинками. Ну да, это ненадолго, скоро перестанет она собирать эти картинки, перестанет заполнять ими свое сознание. Иначе, начнется что-то похожее на засорение, мы ведь верили, количество обязательно должно перейти в качество.

Пришло время слов, ее слов, неужели прорвался крик?
«Голос ее не был взволнованным, не прерывался. Она сказала твердо, как о решенном:
– Значит, теперь, Валентин, мы поженимся?» (Там же).

действительно, зачем знак вопроса.
На первом плане, вдруг оказалось его имя. Что же случилось? Мир перевернулся, не большой мир, а их мир, маленький, уютный. Когда-то, как давно это было, во время случайной встречи в Театре эстрады, да еще в раздевалке: «Мысль о том, что Ирина может стать «мотором», может вывести его к другой жизни, эта мысль лишь промелькнула…» (Там же, с.54). Мелькнула, Бурлей отмахнулся, девочка с замашками средней школьницы, так, удобный фон для осознания собственной значимости.
Ирина = девочка с испуганным взглядом,
теперь он сам, его судьба – в надежных женских руках.
Она еще украдкой надевает мамину шубу, какой пустяк, она уже начала новую жизнь.

5.
Откуда такая уверенность, непременно будет новая жизнь?
Достаточно глянуть на дом, в котором протекает жизнь Ирины: «…поражал солидной ухоженностью, чистотой, старательной увлажненной зеленью» (Там же, с.56). Не двор жилого дома, а некий чудесный мир, «тихо, чисто, асфальт свеже полит, а с широких газонов пахло цветами» (Там же). В доме та же тишина, не хлопают двери, даже если бы кто захотел, не смог бы хлопнуть, так пригнаны. А лифт, какой там лифт, и он из другого мира: «…двигался бесшумно, не быстро, не медленно, а будто возносился» (Там же).
Метафора, более чем прозрачная.
Откуда же испуг, не превращается ли он в мальчика с испуганным взглядом?

Они входят в квартиру, настоящая, не коммуналка, с ее вечными ссорами и ремонтами.
Что же в квартире? – «плащ с генеральскими погонами». Ого, переплет, дверь еще не закрыта, рвануть бы, не останавливаясь, где-нибудь в толпе затеряться, ты живой в толпе, живи.
Неужели страх перед новой жизнью?
И все же Бурлей рванулся.
Вернее, попытался рвануть, в привычном для себя духе. Потекли картинки, совсем как живые, вот «он спустится вниз и из автомата наберет номер Иры» (Там же, с.58). Сколько раз набирал, так, иди, спустись, набери еще раз. Услышит ее голос, «тревожный, полный предчувствий». И тогда надо собрать все слова, в кучку, в упругий комок, и бросить этот комок, залепить «испуганные зрачки». Так собери, но здесь фантазия начинала буксовать, как-то тормозилась, а то и вовсе обрывалась. Слова выходили из подчинения, жесткие и малоподвижные, они вели в гору, только вверх, и тащили за собой совершенно растерянного молодого человека. По сути, мальчишку, забывшегося и забывшего о своей доле страдальца, «обиженного судьбой и обстоятельствами».

Здесь пути героя и автора разошлись.
Робкий герой двинулся навстречу новой жизни. Решительный автор вынес ему приговор.

Необходимое продолжение
1.
Обычный сценарий (= сюжет)?
Так оно и есть, имеется название: «Милый друг». Разумеется, Жорж Дюруа, Мопассан.
Вспомним. Тоже молодой человек, и тоже после армии, припоминает, как бывало, шалили. Он тоже в столице, Париж. И тоже мечты, полет фантазии. Куда катилась его обычная жизнь? Странный вопрос, есть самая обычная колея, по ней он и катится. И есть подозрение, катится куда-то вниз.
Плоскость плоской жизни.
Ему показалось, выпал шанс, старый друг. Вместе служили, а ныне, весьма прибавивший в весе друг заведует отделом политики в солидной газете. Обмен первыми словами, затем наступает время других слов. Такие слова иногда называют неписаными правилами. Скажем, такое: «Берейтор – это конец» (Мопассан, с.218). Понять нетрудно, если давать уроки молодым людям, из приличных семей, они никогда не смогут «смотреть на тебя, как на ровню» (Там же). Тонкость: не смогут, даже если бы захотели.
Если жить в коммуналке…

Нужна приличная работа, нужны некоторые начальные условия.
О чем вспомнит газетчик, конечно, слова: образование есть? Что-то среднее, достаточно. «Сойти за человека сведущего совсем нетрудно, поверь» (Там же, с.219). Бурлей не может сдержать улыбки: конечно, не трудно. Я проделывал это много раз. А что значит сойти за сведущего? Начни писать, как? Да так, начни, попробуй: «добывал бы для меня информацию, интервьюировал должностных лиц…» (Там же).
Итог известен, Дюруа тут же занялся журналистикой.
Бурлей пытался поднять планку: сначала факультет журналистики.

И как же началась новая жизнь для бывшего вояки?
Он на улице: «Ему хотелось бродить без цели по городу, мечтать, строить планы на будущее, дышать мягким ночным воздухом…» (Там же, с.240). И снова Бурлей смеется: он только и делал, что мечтал, строил планы, «заводил нужные связи, отсекал лишние».
Ничто не ново, этим же увлекся и Дюруа: «Он проник за кулисы театра и политики, в кулуары палаты депутатов и в передние государственных деятелей…» (Там же, с.269). Лики, лица, глазенки – те же картины, которые он переодевал в слова. Он отточил «на хронике свое перо», приобрел такт, стал замечательным репортером, и все это в короткий срок, месяцы, недели. Жизнь сделана? «Приближался сентябрь, а начало головокружительной карьеры, о которой мечтал Дюруа, казалось ему еще очень далеким» (Там же, с.270).

И вот тогда, Дюруа вспомнил слова старого друга:
«Женщины-то чаще всего и выводят нас в люди» (Там же, с.226), в большие люди.

2.
Так о чем же «Милый друг»?
Да о том же самом, одна из книг, в бесконечном ряду больших и малых книг.
Есть книги, в названии которых присутствуют слова – «путь наверх». Есть книги, скажем, «Красное и черное», там нет таких слов, в заголовке. Но и она о том же, как пройти (= взойти) наверх. Точно так же, «Милый друг» – неторопливый рассказ о восхождении. Есть социальный низ, есть социальный верх, а значит, должен быть путь наверх, хотя бы узкая тропинка. Отличие от других есть, оно невелико – способ восхождения. Самому не вырваться, значит, нужен «мотор», как говаривал Бурлей – им стала юная девушка.
Мопассан, роман + Есин, рассказ = путь наверх,
Способ восхождения = слова для женщины, ибо есть женщина бегущая за словами.
Точнее, картинки + слова = образ бегущей, а там словесную сеть, гуще, лишь бы выдержала.

Сюжет старый, затасканный, но времена-то разные.
И потому несопоставимые. Почему же тогда поведение Слов (и их действие) одинаково? Значит, времена возвращаются? Но может быть в этом вращении нет необходимости, просто сами люди не слишком меняются. Что такое сто лет для человеческой сущности? И что же тогда в центре человеческой сущности? Поиск пути, самого короткого пути, для превращения маленького клерка (товароведа) в человека большого, в легко узнаваемого социального персонажа = большой человек.
в очень большого человека.
просто эта суть была прикрыта советскими словами, и вдруг открылась.

«…ты хочешь знать, что такое Алжир?» (Мопассан, с.248).
Сергей Есин выносит герою приговор, куда ты лезешь, все одно придется услышать: «А ведь вы не любите мою дочь». Это должна сказать мать Ирины. Если уж дочь, после немалых сомнений, все же решила сделать из Бурлея хорошего человека, то мать не проведешь. Таков наш человек, он твердо верит в высшее предназначение советских людей, в конечно счете, это самые лучшие люди в мире. И он же непримирим, к любым недостаткам, особенно если они персонифицированы, будем бороться, до победного.
Действительно, что может сказать советский писатель, лучше предоставить словам самостоятельную жизнь. Самое главное он уже сказал: что такое московское общество середины 70-х годов, ты хочешь знать? Не толпа случайностей, напротив, толпа людская + неписаные правила игры. Жестокие правила, жестокие игры, и кого же они затягивают в свою орбиту? Есин не скрывает, напротив, проводит легкую черту, черточку: «…Внизу, в подъезде, ему перебежала дорогу кошка, а Бурлей, как и все трусы, был суеверен» (Есин, с.58).
Черточка превратилась в едва заметный крестик.

Тишина, отдельная взятая судьба определена, достаточно слова, одного короткого Слова. Все мелкие, маленькие червоточинки, а кто не грешен? – сошлись в одном неприглядном слове. Фокус судьбы, падай. На самом деле, не все так просто. Жестокие игры, и место (местечко?) для трусов, зачем?
К этому я еще вернусь.

Несколько заключительных слов
А пока небольшая аналогия, сначала основания.
Смутные 90-е. Известный социолог Наталья Римашевская дает описание одного, весьма интересного, но очень тревожного социального феномена: «Возникает своего рода социальная воронка: когда больные порождают больных, а бедные воспроизводят бедных» (с.8).
Что же описал (= наблюдал) Сергей Есин?
Теперь предположение: элита, то есть люди, входящие в состав элиты, порождают трусов.
Видимо, нужно смягчить: порождает людей, которые не желают рисковать, своей жизнью, ради будущего самой этой элиты. А ведь там, в будущем, дети этой элиты. Наследие переломных 60-х. Появилась новая элита, она начинает порождать не желающих рисковать в массовом порядке. Элита готовит свою гибель? – увы. Так начинается воронка, в которую соскальзывает элита, как это было в 17-м и 91-м годах.


Литература:
1. Есин С. При свете маленького прожектора // Юность, 1976, № 2.
2. Мопассан Ги де. Избр. романы в 2-х томах. Т.1. Жизнь. Милый друг. – М.: Художественная литература, 1974.
3. Римашевская Н.М. «Русский крест» // Природа, 1999, № 6.