Рыбка

Сначала сестры Люся и Валя прошлись по рынку вдоль мясных рядов и выбрали теплого мясца. Весы весами, а надо же еще потрясти в руках его для верности. Потрясли обе, поглядывая в глаза друг другу – должно хватить. Потом долго привередничали у знакомой с нужной рыбинкой. За ними тут же образовалась очередь, но Фаинка терпеливо нахваливала все новые рыбины. Наконец выбрали, и уже удовлетворенными основными покупками пробежались по остальным рядам, «похватав» всего для салатиков, для нарезки на стол и фрукты.

Дома, наскоро попив чайку, занялись приготовлением праздничного ужина – сын Люси обещался приехать и забрать матушку погостить у себя. С приездом на недавний ее день рождения у него не получилось. Жил он недалеко – на машине часа четыре в пути, но виделись редко. Не простой был у сына характер. Да и сама жизнь стала не простой – желаний и возможностей выдавалось теперь больше. Этому бы радоваться, – а вздыхаем.

При всем уважении к мясу, рыбка у сестер считалась блюдом фирменным. Поэтому и большую часть времени они уделили именно ей. Долго разделывали, полоскали, тщательно, но таинственным способом удаляли косточки, шинковали ручками нужные овощи, тушили раздельно, потом все вместе. С мясом все проще: помыли, порезали, постучали и на сковородку. Мясо оно и есть мясо – каждый мужчина его и в простом виде уважает. Салаты готовить с современной техникой, совсем уж минутное дело, если закуплено все верно – накидал в пластмассу, нажал на кнопочку, вытряхнул в хрусталик, помазал, помешал и готово угощеньице. Потом еще раз позвонили на карманную трубку  гостям дорогим и ждали, поглядывая на стол – сегодня все радовало.

 Он приехал один, как всегда уставшим и малоразговорчивым. Правда, улыбаться не забывал, отпускал короткие шутки, которые они никогда не понимали, но старательно улыбались им. Заночевать сын сразу отказался – дела. Поэтому выпили только женщины.  Ему же по-хорошему и трех минут помолчать за столом не дали – все скажи им да расскажи, как они там? Да нормально пока все – откуда только озабоченность такая? Ты давай не отталкивай, когда спрашивают – расскажи, если просят. Мужчине это не нравилось – да отъезжаем же к нам, все и увидишь, узнаешь! Мать уже с неудовольствием смотрела на него и понимала, – что-то случилось:

– Где Норка, говори мне сейчас, а то никуда не поеду. Что за моду взяли без жен разъезжать?

– Каких еще жен – тут одна помратила, а – ты жен?.. Что ты, матушка?

– Я же вижу, какой прикатил – что опять натворил?

– Я натворил?! Тут из-за баранки не вылазишь, дела обделываешь – когда творить только? Ну, не хватает вот часу дня – и все тут!

– Почему же один?

Он уже со скукой смотрел на раскрасневшихся женщин и  догадывался, как только созреет к иронии – попросят выйти. Им хочется сказки. Всем хочется сказки! Только где же их на всех наберешься? Вот и близкие ему люди будто и живут только благодаря поиску чужой виновности. Но почему именно его – родного человека? Потому что не может рассказать всей правды даже им? Потому что, даже не имея за собой большой вины, простить себе не сможет объяснения? Радостных и добрых обманывать легче. И всегда было так – ошарашивал их какой-нибудь сумасшедшей новостью – вроде, как Норка двойню опять родила! И пока они разбирались в одной шутке, загружал другими, успевая хотя бы поесть. А нарушать правила не следует никогда  даже в ближайшем окружении. Об этом он почему-то сегодня забыл – отшутился изначально слабо.

– Где Норка?

– Ушла.

– Как ушла? Куда ушла? Почему жены не держатся у тебя – меняешь их как перчатки?

– А сколько можно одни перчатки носить – лет десять?.. По десять лет и относил.

– Ну ладно первая – суматоха и Гавришка была – одно слово. А Норка почему? Красавица, умница, мамой меня звала.

– Вот тут действительно, почему так получается – мамой звала ее? Где же тут правильность ваша женская, матушка, – раз в год по обещанию виделись внезапным наездом, мамой назвали и важнее сына сразу стали?

– Я и хочу узнать – в чем дело?

– А надо ли, мама? Я до сих пор не знаю, почему с отцом не ужилась – мал все еще?..

– Там уже прошлое и не важно оно нам теперь – пережили давно, на будущую нашу жизнь влияния не имеет. А у тебя еще все впереди. Кто я тебе – мать?

– Матушка, Веселка тебе скоро внука принесет!

 – И хорошо. Знаю. И только что с того – не уходи от признания? Новой твоей жизни это не было препятствием – Норка ее всегда привечала.

– Что ты, матушка, – что ты знаешь? Веселка беременна? Откуда знаешь? Я – вообще это сказал!

– А я как тебе ответила – без вообще?

Вступила в разговор и Валя, младшая сестра – услышала жесткие нотки и решила смягчить их немного, но против хозяйки идти не решилась.

– И мне Норка нравилась: всегда открытая такая для любого обсуждения. Люся, а, может, и зря ты так – кто живет не ссорясь. Помирятся, я думаю, и без нашего вмешательства.

– Вот ты и не вмешивайся, – а я мать!

– Простите, галдели, я ведь почему приехал – за тобой, матушка.

– Чтобы я в твоих хоромах одна сидела?

– Ну да – за домом присмотреть надо. У тебя здесь есть кому присмотреть.

– Пока Норка не вернется, ноги моей там больше не будет!

– Что ж, спасибо за угощение.

И он отодвинул тарелку, поднялся – и всем стало понятно – не остановить его теперь. Глаза их расширились в недоумении. Поглядывали то на него, то на стол, – а притрагивался ли он к чему?

– Спасибо, спасибо, может, засветло успею доехать. Повидались, значит. Помогли, чем смогли. Спасибо.

Люся смотрела на него, в который раз подмечая, как же похож ее негодный сын на отца: мирный и покорный до времени и непреклонный в своем молниеносном решении. Уходил навсегда и тот также, неожиданно склонившись к тому, о чем не задумывался еще, к чему подтолкнула его она, едва встретив, только-только усадив за стол.

– Как же там в своей командировке – много наблудил, девочек молоденьких наобманывал?

– Да брось ты, Люся, сама все знаешь – не дал бог другого таланта, как мужиков обманывать. А вас ни молоденьких, ни стареньких в жизнь не обманешь. Вам самим себя обманывать хочется – счастье через несчастье свое постигаете.

– Хорошо, кто там себя с тобой обманывал – рассказывай! Не отталкивай только – хочу знать сейчас!

– Люся, мужика сто дней не видела, а что несешь? Будто это ты не скучала тут?

– Я не скучала? А кому такой стол приготовила?!

– Что же тогда аппетит портишь? И вообще я устал – отстань, пожалуйста.

–  Нет, он устал! Скажи лучше – все еще сыт с чужих обедов! Голодному аппетит не испортишь! Признайся лучше кого в Тамбове завел – в какой раз в Тамбов ездишь? Люсе не собрать чемоданчик? А отправляйся опять туда, с чем приехал! Мальчик хочет в Тамбов!..

И он поднялся, глядя на нее с сожалением, почему-то вдруг потерявшую дар речи. Все еще можно было исправить, а она не исправляла, по-глупому открыв рот и провожая его только глазами. Но все равно будто говоря даже ими – на похороны – не приходи! Он и, правда, ушел только с тем, командировочным чемоданчиком. И, скорее всего, ничего серьезного у него в Тамбове не было. Потому что сначала прижился с одной здесь же. А уже потом уехал туда с новой женой. Она, Люся, была еще молодая, красивая и счастью их не мешала. Да никогда ей и не нравилась его разъездная жизнь. Смущало, правда, когда узнавала о нем, что в командировки он больше не ездит…
 
Вот и за сыном поспешила в коридор и дальше к машине только Валя, повторяя не самые удачные слова в этот момент, не осознавая их сама, но, искренне желая примирить родных людей:

– Валера, одумайся, она мать! Ну, что ты, в самом деле, как маленький надул губы, обиделся – она мать! Сам уже отец, должен понимать – переживает она за вас! Норка женщина ласковая, нравилась всем.

– Угу. Спасибо, Валя. Созвонимся как-нибудь.
 
Он сел в машину, в свой второй подвижной дом, завел мотор, махнул рукой тетке, и отъехал. Поморщился, снова вспомнив о Норке, которая была ласковая и нравилась всем. За что и была однажды лишена им работы и посажена под домашний арест. Только правильно говорят – не должен мужчина копаться в грязном белье – случайно все получилось. Она равнодушно спешила в какие-то длинные очереди по четвергам, а ему приспичило срочно постирать джинсы. Вынимал из стиральной машины уже заложенные вещи и... Как не противно было, а домыслил, что глупо спорить с собственными простынями.

Валя, вернувшись, застала сестру застывшей с тем же непониманием на лице. Скорее машинально задвигала тарелками на столе, повернулась к плите, стала открывать крышки на кастрюлях, и ахнула – рыбку так и не подали!..