Как Лялька чуть не съела Алиску

                КАК ЛЯЛЬКА ЧУТЬ НЕ СЪЕЛА АЛИСКУ

                Как Лялька чуть не съела Алиску — рассказ особый...
   
                Случилось это, аккурат, в дни, когда из добрых побуждений ее посадили на диету; пусть, дескать, лишних пару - тройку килограммов сбросит, не напрягаясь.

                Лялька мужественно держалась пол дня, не выдавая своего истинного настроения. Так же бегала за хозяевами по пятам, с удовольствием принимала их ласки. Все вокруг тоже были приветливы и доброжелательны. Мопсиха не вызывала у окружающих особых опасений за свое драгоценное здоровье и потому активно участвовала в общей жизни. Так же «пылесосила» фигурные плитки брусчатки в надежде, что кто-то обронил ненароком хоть что-нибудь завалящее. Делалось это не пропитания ради, а лишь по привычке к аккуратности. Лялька совершенно не терпела, когда хрустики валялись бесхозно на полу и следила за чистотой с маниакальной нацеленностью.

                Они составляли прекрасную китайскую парочку: вечно сытый  шарпей Артур и ненасытная мопсиха Лялька.

                Сытый Артур - звездное счастье  всегда был достаточно сбалансированной личностью, и его абсолютная нежадность и умеренность в еде, вызывала едва ли не восхищение. Никому бы и в голову не пришло избавлять его от лишних килограммов, которых у него попросту не было. Красив, поджар, грациозен. Истинный воин императорского войска шарпеев.

                И только ненасытная  Лялишна частенко завидовала его вечно полной чашке, где горой возвышались хрустики и вкуснючие подушечки с начинкой. Подставка, на которой стояла чашка была так недсягаемо высока для коротенькой мопсихи, что та не смогла бы ее достичь ни за что, не смотря на свою уникальную прыгучесть и гнучесть. И потому свои порции она съедала мгновенно, скорее затягивая пищу как пылесос, и после этого смотрела на всех недоуменным взглядом, словно вопрошая:

      - А что?? Разве что-то было??

                Видимо, хозяев  наконец заела совесть или что там еще может заесть, и они стали кормить мопсиху без ограничения. И все пошло на лад, но в последнее время Лялька что-то заленивилась, откровенно пролеживая дни и ночи напролет на своих мягких велюровых подушках в отдельно отведенной комнате. Она сопела и храпела, как мопсячий паровоз на полных парах, словно отсыпаясь за всю оставшуюся жизнь. Отказывалась идти гулять и тупо подчинялась только грубой силе, которая проявлялась в насильственном  выдворении ее из теплых подушек на улицу. Иногда ей было лень даже дотянуться до свинячьих ушек, что лежали практически перед ее носом, а уж пожева-а-ать их... Челюсти маленькой собачки отяжелели и не хотели двигаться вовсе.

                Ляльку удовлетворял сам по себе тот факт, что ее вытаскивали из подушек и несли, почесывая атласное брюшко, прямо к миске с хрустиками и мясными кусочками. Ее уговаривали поесть, протягивали на ладони зернистый творожок и заманивали свежей сметанкой. Суетились по поводу здоровья и самочувствия. А Лялька, полузакрыв глаза, лениво тыкалась в еду, и насытившись, прямо-таки отваливалась от миски, едва в нее хрюкнув. Ей лениво было все. Даже желания Ляльки заплыли жиром.

              Жировое существование мопса закончилось в момент, когда весы натужно крякнули и нехотя показали неприглядную правду.

       - Лялька ваша не больна. - Словно говорили они, упорно тыкая стрелкой в отметку одиннадцать килограмм.

              - Она просто ожирела до неприличия. И вы, дорогие товарищи, повинны в ее состоянии. - Стрелка грозно плыла в сторону цифры двеннадцать.
              - Ах, - забеспокоились дорогие товарищи, округляя глаза  и становясь похожими на их драгоценную, залоснившуюся мопсиху.
      
      
                - Ох, - задумались хозяева над рационом своего питомца и без лишних колебаний посадили ее...
 
              Да не на цепь... Какая же цепь выдержит бесконечное визжание и подвывание, сопровождающие крутеж вокруг своей оси... Правильно, только велосипедная. А на велосипедную цепь, как нам известно, собак не садят. Даже больших, не говоря уже об этой мелкой шкодине по имени Лялька. Вот по этим причинам мопсиху и посадили снова на диету. И еще пригрозили, что если не сбросит лишние килограммы сама — отвезут ее к бессовестному ветеринару, который тотчас же найдет у нее тысячу и одну болезнь. И начнет брать бесконечные дорогие анализы, которые в итоге пригодятся только ему самому.

              Какая чушь...
                - Ой, я это вслух обронила или загадочно подумала про себя? - У Ляльки вдруг нестерпимо зачесалось за ухом, сложенным в аккуратный конвертик.

              - Сама. Все сделаю сама, - тяжело вздохнула собачка и расстроенно уселась на свою замечательную каппучиновую попку с кренделем хвоста, представив унылые зимние вечера на голодный тоскливый желудок. Зима сразу же показалась бесконечной и безрадостной.  И еще эти снежные поземки, что настырно заметают дороги, сворачивая свои хвосты кренделем...

              - Нет, пожалуй  сравнение хвоста  с кренделем здесь как-то неуместно. Бесспорно, слово крендель само по себе такое вкусное... такое вкусное, - Лялька  даже причмокнула, привычно закусив нижнюю губу, и заулыбалась своим собачьим мыслям. - А уж свежеиспеченный или хотя бы в виде булочки из Макдональда, - тут уж мопсиха просто развеселилась, вспоминая ритуальные угощения младшей хозяйки...

              Но... тут же взяла себя в лапы и прогнала провокационные мысли как назойливых мух. Вот так, цоп лапкой, а затем хлоп другой лапкой... и прогнала. Вся переполненная решимостью бороться с вредными килограммами, Лялька вскочила с мягких подушек и проделав замысловатую комбинацию из вращений по кругу за своим хвостом, вновь улеглась уже на две подушки разом. Все. Борьба, так борьба.
                *  *  *

                За окном  темнело. Редкие снежинки ложились на черную, еще теплую землю и, не успев образовать даже маленького сугроба, мгновенно превращались в холодные капли. Их словно кто-то спускал одну за другой на невидимых ниточках  без остановки. Редкие листья, болтающиеся на ветру уж который день непрочитанным пергаментом, отяжелев, срывались наконец вниз и почти бесшумно приземлялись в ворохи листвы, что  устилала  корни оголенных деревьев.

             - А что, очень даже уютная мирная картинка складывается, - скажите вы.

             Конечно же да, если в этот момент ты утопаешь в велюре подушек, и бездумно прислушиваешься к треску горящих поленьев в огромном камине, прихлебывая душистый травяной чай. Все хорошо. Лялька довольно вздохнула,  готовясь вздремнуть, притуманенно глядя на огонь, в отблесках которого так чудесно лежала вверх белым пузиком общая любимица домашняя кошка. Алиска сладко растянулась на ковре, вытянув вперед лапку в белоснежной перчатке. Сейчас она напоминала ярко - апельсиновое боа, небрежно сброшенное на спинку кресла и соскользнувшее в истоме прямо на толстый ворс ковра. Напольные часы важно пробили шесть пополудни. Размеренное похрапывание мопсихи органично дополняло атмосферу домашнего уюта.

             Только вот погода за окном некстати испортилась. Задул ветер. Завыли протяжно каминные трубы. Огонь ярко вспыхнул и потянулся языками пламени вверх, словно его стала засасывать черная утроба камина. Заскрипели испуганно старые яблони в саду. Зашумели метелками развесистых крон огромные ивы над прудом. А милые и такие доверчивые еще минуту назад снежинки застучали вдруг дерзким градом по прозрачным потолкам бассейна, за считанные минуты превратясь в сварливые, недобрые слезы ноября. От таких изменений всем стало грустно, ну, совсем нехорошо; как-то безнадежно, неуютно и даже одиноко. Где-то забухали раздраженно собаки, наверное рассердившись на колючие осколки, что посыпались сразу отовсюду. У кого-то сдали нервы, и в непогодный вечер ворвались тонкие надсадные подвывания...

             А ветер уже вовсю лупил кристалликами льда по испуганно дребезжащему стеклу, швырялся  ледяной крупой в огромные окна домов и белыми вихрями несся навстречу всему живому, угрожая сбить с пути. Переохлажденные капельки воды коркой оседали на густой шерсти  сторожевых собак, больше похожих на живые тулупы, и словно боясь расстаять на горячей собачьей коже, превращались в некое подобие ледяного панциря. Собаки трясли и мотали головами в попытке освободиться от ледяной корки, совершенно не желая становиться собако -бронтозаврами. Но снежной массы становилось все больше и вскоре весь мир скрылся в неуютной, снежной пелене.

              Мопсиха тяжело вздохнула и перевела взгляд с темного проема окна на яркие языки пламени в камине. И на собачьей душе как-то разом потеплело, словно кружевной тюль надежно защитил ее от уличной непогоды. И мысли появились о простом, домашнем, насущном... Простые мысли домашней собачки легко кружились в маленькой изобретательной голове, украшенной огромным серым бриллиантом и широко раскрытой в улыбке пастью. Этой улыбкой она очень напоминала мурену,  высунувшуюся из расщелины морской скалы и застывшую в ожидании начала охоты.

                - Мурены ведь дышат практически как мопсы,- удивленно подумала она.- По крайней мере со стороны это сходство становится очень заметным.

              Действительно, эти змеерыбы открывают беззвучно пасть, усеянную игольчатыми зубьями, как если бы человек со сведенной челюстью открывал свой человеческий рот, а потом напрягал желваки, с усилием двигая их назад в том же сведенном состоянии, при этом еще и улыбаясь. В результате таких «нехитрых» открываний и закрываний рта, простите, пасти и получается та самая, загадочная улыбка мурены. Мопсы делают то же самое. Только поскольку у мопса пасть короче, то и мопсячья улыбка получается более эффектной и загадочной. Эффект этот усиливается активным в своем постоянстве, почти надсадным  дыханием собаки и рыбы, очень похожим на йоговское «дыхание огня». От этого сходство этих «милых девчушек» становится настолько очевидным, что дрожь пробегает по телу и липким страхом  подпитывает проснувшиеся опасения за собственную безопасность.
 
              Этим-то дыханием Лялька в данный момент и упражнялась. Неизвестные человечеству мысли сплетались в этой хорошенькой собачьей головке в змеинные клубки и надсадно шипели, выползая наружу, отчего конвертики аккуратно сложенных ушей непроизвольно подрагивали. Лялька напряженно оглядывалась вокруг: что-то где-то настырно и нудно журчало. Непонятно отчего это журчание так напрягало и раздражало мопсиху. Она крутила головой в поисках объекта звуков, но узреть истинный источник журчания так и не смогла. В камине ровно трещали березовые поленья. На толстом ворсе ковра бесшумно растянулась апельсиновая кошка, сосредоточенно разглядывая мелькающие картинки на экране телевизора.

                Делала она это с особинкой; картинки не казались Алиске такими уж привлекательными и потому она рассматривала их в новом ракурсе. Вот так, лежа на спине и задрав  мордочку с шевелящимся пучком усов вверх, как если бы она делала упражнение мостик, встав на который, забыла вернуться в прежнее естественное состояние. А может именно в такой изогнутой вопросительным знаком позиции ей и виделся истинный смысл происходящего на экране. И в этом даже с кошкой нельзя не согласиться, ведь наше телевидение, где все давно перевернуто с ног на голову, можно без досады  воспринимать только в измененном состоянии сознания. И тогда досада тает сама по себе, оседая копотью на чугунных решетках камина.

              Тишина и покой в домашнем мире означали только одно; ни камин, ни телевизор, ни Алиска не имели абсолютно никакого отношения к источнику раздражающего журчания. Лялька  округлила и без того пуговичные глаза и затрясла головой, словно пытаясь таким образом освободить свои ушки от противных звуков. Но не тут-то было. С каждым усилием мопсихи избавиться от раздражающей вибрации, журчание только усиливалось, вызывая дополнительные спазмы в желудке. Вдруг что-то щелкнуло внутри Ляльки и вырвалось наружу  громким иком.

                - Ик..Ик...Ик.. - судорожно икала мопсиха, сотрясаясь всем тельцем от очередной порции судорог.

                Алиска проворно подняла голову и посмотрела удивленно в сторону мопсихи, вцепившейся когтями в мягкую телячью кожу кресла, напоминавшего большую сливочную помадку.

                Лялька напряженно прикрывала пасть за очередным иком, что вырывался из глубины ее собачьей натуры. Лязганье челюстей, не поспевавших за проворным иком, больше напоминало щелканье костящек бухгалтерских счет. Возможно Лялька посчитывала расход иков. Не иначе. Алиска успокоенно мяукнула, открыв в зевоте розовую пасть с острыми иголочными зубами, и вернулась к просмотру бессмысленного мельтешения на экране, перед этим как-то особенно аппетитно зевнув. У Ляльки от неожиданности даже прекратилась икота и она удивлено уставилась на кошку. Вдруг это все же Алиска журчит? Лялька ловко спрыгнула с кресла и оказалась рядом с кошкой. Точно, точно, Алиска журчала, но как-то особенно утробно. Как маленький живой генератор... Журчала, но у себя внутри. Да, да, у себя внутри, отчего рядом с ней становилось особенно уютно и радостно.  Алиска генерировала радость.

              Лялька наклонилась к морде кошки и детально ее обнюхала. Она искала явно что-то другое. Кошка настороженно глянула своими чайными глазами на черные мармеладины собачьих глаз и отчего-то почувствовала себя очень неуютно. Лялька как зомби продолжала нависать над ней, медленно наклоняясь с алискиной морде. Журчание непонятного происхождения усилилось. Кошка быстро перевернулась и отскочила от мопсихи, изогнув спину. Шерсть ярко-апельсинового цвета встала дыбом. Лялька словно вцепилась в кошку мгновенно остекленевшим вглядом и как маленький дорожный каток медленно, но верно, продолжала надвигаться на нее. Ее окаменевший взгляд что-то очень напоминал... Алиска удивленно вскинула бровки, округлив от ужаса глаза и зафырчала, понижая звук до шипения. Задыбленная шерсть ее превратилась в ежинные колючки и Алиска стала похожа на ерш для мойки бутылок. Ерш из кошки приготовился отразить нападение.

              В воздухе явно запахло бедой...

                Лялька напряженно, как робот, вдруг отклонилась назад и стремительно бросилась прямо на кошку, пытаясь притиснуть ее капканом острых зубов, придушить и припечатать к розовому ковру как моль. Но тут словно что-то подкинуло кошку пружиной в воздух и в следущее мгновение она уже исчезла за высокой спинкой дивана. Лялька чудом затормозила, избежав  прямого попадания в стену с глухим  звуком «упс-с», глупо вякнула от неожиданного удара и медленно села на свою каппучиновую попку, с недоумением оглядываясь вокруг. Все произошло в считанные секунды и стороннему наблюдателю многое осталось непонятным. Но не старшей хозяйке, «живущей рядом с»... Этот остекленевший взгляд Ляльки она уже видела, когда та механически жевала несчастного скворушку, не обращая ни малейшего внимания на крики испуганных людей вокруг.
 
                ...Тогда эта почти игрушечная собачка с шелковистой шерсткой также следила за происходящим совершенно бессмысленным взглядом потускневших пластмассовых глаз и только размеренно работала совершенно не игрушечными челюстями древней акулки... Растопорщенные крылышки птички вползали все глубже в каток собачьих челюстей. Головка пернатого, безжизненно болтающаяся на тонкой шейке, словно соглашалась с криками растревоженных родителей скворцов, что как угорелые метались перед носом монстра, который медленно, но верно поглощал их малыша...

              Хозяйку Ляли передернуло от воспоминаний...

              «Мопсиха наша - еще та жучиха», - недружелюбно вдруг подумала она и вошла в каминный зал, где еще минуту назад могло произойти непоправимое. Алиска была явным фаворитом среди домашних животных в силу полного отсутствия плохих привычек... Ну, за исключением царапанья стволов деревьев, которые представлялись ей когтедерками. И потому Ляльке пришлось бы ответить по полной...

              А обиженная мопсиха с закушенной вкривь губой все также глупо озиралась по сторонам, пытаясь осознать зачем же она предательски напала на дружелюбного кота, с которым жила в мире и ладу уже несколько месяцев. Что толкнуло ее на преступление против кошачьей жизни? Голова от удара о стену соображала необычно туго... Но это противное журчание вдруг возобновилось... И  звук тот  шел прямо из собачьей утробы... Лялька почувствовала как соленая слеза доползла до ее короткого носа, слизнула ее  и ... завыла от жалости к себе, не в силах бороться с проклятым желудочным урчанием...

              - Боже мой, - всплеснула руками хозяйка, наконец постигшая причину Лялькиных завываний. - Собака-то оголодала не на шутку...

              Лялька понятливо затихла и подняла полные горечи глаза на женщину, в надежде на помощь, которая приходщит как всегда во время...
    
                - Иди сюда, диетчица ты наша горемычная... Иди хрустиков дам...- дальнейшие слова мопсиха не разобрала, потому как с радостным лаем поскакала на кухню к своей любимой фарфоровой миске, украшенной веселыми червячками.

              Алиска с опаской выглянула из-за дивана и осторожно пошла на кухню. Увидев мопсиху, погрузившую морду в собачью миску, кошка вдруг успокоилась и встала рядом со своей чашечкой, до краев наполненной молоком. Так они и стояли рядышком; еще минут пять назад непримиримые антогонисты на пустой желудок... и сытые, довольные друзья. Наверное, это противоествественно садиться на диету, когда за окном хмурь и всяческая непогода.

                *  *  *
                А мокрый снег за окном все  падал, падал и падал... И вскоре от его настырности не то, что следов, а даже клочка чернеющей земли или же асфальта почти не осталось, за исключением редких тепловых пятен вокруг чугунных люков колодцев.
 
                Но Лялька уже не думала ни о чем грустном... Она довольно сопела, уютно уткнувшись в нагромождение велюровых подушек дивана, на вершине которых устроилась урчащая кошка ярко-апельсинового окраса. Но это журчание не тревожило, а лишь убаюкивало и располагало к длинным ночным сновидениям.

                В камине мирно потрескивал огонь...