Глава 4. Машкин самурай. часть I

Глава 4.В деревне

 Машка проснулась от яркого луча солнца, который, пробиваясь сквозь щель занавески, бил ей прямо в глаза. Она хотела вытянуться на всю длину кровати, расставляя широко руки, как это она делала почти каждое утро по своему обыкновению. Но, когда её рука упёрлась в самурая, который спал рядом с ней, она вдруг опомнилась и тихонько выскользнула из-под одеяла. Юркнув  из комнаты, накинула на себя тёплый полушубок, который висел на огромном старом гвозде около двери в сенцы. Сунув ноги в валенки, она выбежала на улицу и подставила солнцу своё лицо. Машку распирало от счастья, ей хотелось прыгать и кричать во весь голос.
 - Маш ты хоть своему суженому показала, где у нас тут нужду справляют?
 - Бабушка! – осуждающе отреагировала Машка.
 - Это ты у нас всё в облаках летаешь. Не мне же его в уборную водить.
 - Баб, ну что ты всё!..
 
Машка сама сбегала в упомянутое сооружение и на обратном пути в дом заметила, что мудрая бабушка уже затопила баню для гостя.
 - Бабуль, какая же ты у меня сводница.
 - Эх, Машка, ведёшь себя, как будто тебе сына ветром надуло, - и добавила: - Горячий он у тебя! Когда вчера в избу ворвался, меня так его жаром и обожгло… Да ещё и не нахальный, всю ночь у вас в комнате тишина была, – поделилась своими наблюдениями бабушка.
 
Машка, поднимаясь по лестнице на крыльцо, растерянно смотрела на бабушку и не знала, что ей и сказать.
 - Иди мальца покорми, скоро проснётся, – снова заговорила старушка.
 
И только она это произнесла, как до них донёсся голос плачущего ребёнка.  Машка тут же побежала в дом, снимая на ходу тулуп и сбрасывая в стороны валенки. Босоножкой, в ситцевой длинной рубахе, она влетела в комнату и увидела, как самурай бережно берёт на руки сына. Ребёнок уже перестал плакать, как будто только и ждал, когда отец приедет к нему и возьмёт на свои руки.  Машка смотрела на них и ощущала внутреннее ликование, которое щекотало ей грудь и наполняло её неповторимым чувством своей необходимости этому человеку. Самурай посмотрел на вбежавшую Машку:
 - Проснулся, – произнёс он, купаясь в своей отцовской гордости.
 - Нужно поменять пелёнки и покормить, – сказала Машка, вероятно, больше для себя.
 
Ребёнок артикулировал своим маленьким ротиком, пытаясь произнести какой-нибудь звук, но у него мало что получалось. Он искал глазами знакомый образ мамы, и, когда Машка попала в поле его зрения, улыбнулся и вскряхнул, в своём детском восторге, дёрнув всем телом. Суча ручками и ножками и что-то урча, он радовался новому дню. Машка не знала, как подступиться к сыну и поэтому ждала, что дальше сделает её самурай.
 
Они вместе сменили мокрые пелёнки и Машка, взяв на руки ребёнка, присела на край кровати, повернувшись спиной к гостю, и начала кормить сына.
 
Пригревающее солнце топило снег на крыше, и крупные капли, свисая с хрустальных сосулек, падали в рыхлый белый покров. Природа всем своим великолепием пыталась напомнить зиме о её неизбежном уходе. С улицы до молодых доносилась бабушкина весенняя песня:

Не летай стрела, выше города, ой ли ой лёли выше го…
Не убивай стрела, добрага молайца, ой ли ой лёли добрага мо…
А по добра молайцу да некому плакати, ой ли ой лёли дай некому пла…
Матка старенька, сестра маленька, ой ли ой лёли сестра ма…
Жёнка молодёшеника йна не умееть плакати, ой ли ой лёли стесняется пла…
И де матка плакала, там река бяжить, ой ли ой лёли там река…
Ай де сестра плакала, там колодеси, ой ли ой лёли там коло…
А де жёнка плакала, там роса стоить, ой ли ой лёли там роса…
А той реченьке дай выбегу нетути, ой ли ой лёли дай выбегу не…
А тому колодезю дай выбору нетути, ой ли ой лёли дай выбору не…
Солнце выблеснет, роса высохнет, ой ли ой лёли роса вы…

 Уже вечером, когда начало быстро темнеть, бабушка и Катя уже выходили из бани.
 - Маш, ну теперь ты. Давай попарь гостя. Он, небось, в русской бане-то никогда и не был. А за мальцом мы присмотрим,- сказала бабушка.
 
Машка сразу залилась краской, и пошла собирать принадлежности для бани.
Когда они с самураем зашли в предбанник, Машка быстро сбросила с себя одежду и проскользнула в парилку. Там она замочила берёзовый веник и постелила полотенце на лежанку. На подножку она поставила ведро со студёной водой.
 - Ложись. Сейчас буду тебя парить, – сказала она входящему самураю.
 
Он послушно лёг на полотенце, и Машка начала поддавать пару, подливая из ковшика настой от веника, не задумываясь, что веник ещё не успел отдать весь свой сок. Самурай оказался выносливым, Машка от волнения со всего маха хлестала по его телу веником.
 - Если закружится голова, можно окунуть руку в ведро и провести по лицу, - сказала она, опомнившись.
 
Когда Машке самой стало невыносимо жарко, она бросила это занятие и выбежала на улицу. Там она плюхнулась в снег. Самурай вышел вслед за ней. Машка вскочила и, как ребёнок, подбежав к самураю, толкнула его в снег. Тот,  обалдев от неожиданности, но тут же очнувшись, быстро поднялся и стал догонять Машку, чтобы отомстить. Она лихо увёртывалась от него, заразительно хохоча и, похоже, вошла в кураж, забывая о своём стеснении. Затем она вбежала обратно в парилку и, закрыв за собой дверь, стала её придерживать, чтобы не дать самураю её поймать. Юноша полностью и искренне включившись в её игру, начал ломиться в баню. Понимая, что она не устоит от его натиска, Машка, в конечном счёте, отпустила дверь и быстро отбежала к стенке. Замерев, она смотрела на своего самурая, который уже изрядно охладился на морозе. Когда он спокойно подошёл к ней, она обхватила его руками, чтобы согреть дрожащее тело юноши.
 - Как хорошо, что ты приехал,  -  прошептала она.
 
Самурай молчал, отогреваясь и растворяясь в её объятиях. Когда он уже согрелся, Машка отпустила руки и отошла, чтобы налить в таз воды и ополоснуться. Она вылила на самурая несколько ковшей тёплой воды. Перехватив у неё ковшик, юноша тоже стал поливать Машку водой, разглаживая струйки воды по её телу. Потом он стал рассматривать её, коснувшись рукой её ключицы. Проводя пальцами по её шее, опустился ниже и, любуясь её набухшей грудью, стал нежно водить по ней, обходя соски, из которых сочились капельки молока. Он пытался вспомнить её тело, которое он видел в первую их ночь, и явные изменения вызывали в нём ещё больший трепет и желание. Он провёл по округлившимся бёдрам и небольшому животику, который выдавал недавнюю беременность. Всё это щекотало у него в груди, и, еле справляясь с собой, он стоял от неё на расстоянии, не решаясь опорочить всего этого.
 - Уже можно, – пытаясь подбодрить нерешительность своего любовника, сказала Машка.
 
Он приблизился к ней вплотную и, положив правую руку ей на плечо, поцеловал её кожу в промежутке между своим большим и указательным пальцем. Затем подвёл Машку к скамейке, держа её за талию, и, сев на скамью, посадил молодую женщину на свои колени, помогая Машке обнять его своими ногами. Она крепко обхватила руками его шею, а самурай нежно гладил Машкину кожу, наслаждаясь её свежим запахом. Постепенно они уводили друг друга в свой маленький мир, о котором скучали вдали друг от друга.

 
Пока молодых не было, бабушка, удостоверившись, что правнук заснул, подошла к дочери.
 - Кать, а ты, что всё молчишь? Сказала бы что-нибудь Машке.
 - А что я могу сказать? Чему я могу научить её? Я даже семьи нормальной не смогла создать.
 - Ведь твоя же дочь, сколько я буду за старшего. Ведь не станут они на расстоянии …
 - Мам, успокойся, не маленькие. Видишь, приехал, значит серьёзно Машка его зацепила. А теперь, узнав, о сыне, и вовсе прикипит. Парень толковый. Сообразит, что делать.
 - Ох, Кать, неправильно тебя отец воспитывал. Всё сказками кормил, вот ты всю жизнь принца и ждала.
 - Ничего, переживу. Сказка всегда должна быть в сердце. Вон, Машка своего  дождалась.
 - Тьфу-тьфу-тьфу. Не сглазь. Выдрать бы эту Машку хорошенько, а то  решила за двоих!.. Если он так и будет ей потакать, то ничего путного из этого не выйдет.

 
На следующее утро, когда Машка кормила сына, самурай вышел на улицу и сел на скамейку, недалеко от крыльца.
 
Увидевшая его бабушка решила подойти, воспользовавшись его одиночеством. Глядя на подходящую к нему старушку, самурай подвинулся на край скамьи, чтобы освободить ей место. Та охотно присела, заглядывая в его рисунок.
 - Хорошо у тебя получается, - сказала бабушка, разглядывая вырисовывающийся набросок на белом листе ватмана, напоминающий пейзаж вдалеке от них. – Пальцы не заморозишь? – спросила она, заметив его озябшие руки.
 - Нет. Всё в порядке.
 - А мой Васенька на гармошке играл. Бывало, сядем на лавочке, он играет, а я подпеваю.
 - Вы замечательно поёте.
 - Ой, так это для тебя Машка тогда меня мучила? Спой, говорит.
 - Получается, для меня.
 - Нравишься ты мне. Спокойный, решительный. И душа, похоже, у тебя большая. Располагаешь к себе… Мы-то давно уже без мужика живём. Я для Кати и отцом и матерью была… Убили моего Васеньку. Он следователем работал, а тут вышел на шишку из руководства. Тот его подкупить пытался, а мой Васенька принципиальный, за правду боролся всю жизнь. Вот его и убрали, чтобы этот подонок в тюрьму не сел.
 
Они помолчали некоторое время, и бабушка продолжила:
 - Я смотрю, у тебя серьёзные намерения. Увози Машку отсюда.
 - Я думал об этом. Но ещё не говорил с Машей.
 - Нечего её спрашивать. Она и так чуть дров не наломала.
 - Я не смогу её силой увезти.
 - Ничего, я тебе подсоблю. Вдвоём мы быстро её уломаем.
 
Самурай улыбнулся бабушкиной настойчивости.

 
Бабушка сбегала к Михалычу в другой конец деревни, чтобы позвонить в сельсовет. Там она долго ругалась с председателем и требовала, чтобы расчистили дорогу до их деревни. Потом договорилась с Михалычем, чтобы тот на своей «Ниве» довёз Машку с ребёнком и кавалером на вокзал.
 - Негоже им с мальцом пешком до автобуса ноги стаптывать. Да и таксисты как угорелые по трассе носятся! Пусть спокойно на поезде до города доберутся, – причитала бабушка.
 - А с тобой Виктор, мы сочтёмся. В долгу не останусь.
 
Вернувшись в избу бабушка незаметно подозвала к себе самурая и обрисовала ему всю картину действий:
 - Остальное за тобой, милок. Скажешь: «едем и всё!». С ней только так нужно. А я тебе поддакивать буду.
 - Спасибо Вам.
 - Потом меня благодарить будешь.

 
Машка особо не сопротивлялась, и всё произошло по бабушкиному сценарию. Чтобы иметь связь со своими дорогими женщинами, Машка целый вечер обучала мать пользоваться мобильным телефоном. На следующее утро, когда расчистили дорогу, Катя сбегала за Михалычем. Тот, закончив свои дела, подъехал к самому дому семейства Воробьёвых. Ребёнка завернули в ватное одеяло старым дедовским способом, и повязали розовой ленточкой, той самой, которая была приобретена, когда бабушка встречала Катю с Машкой из роддома. Самурай погрузил Машкины вещи в машину. Когда наступило время прощаться, Катя подошла к самураю.
 - Береги их, – сказала она, протягивая ему руку. Когда его рука соединилась с её, она долго смотрела в его карие глаза, пытаясь почувствовать, сможет ли он защитить Машку и сына. Ей очень хотелось верить, что глаза его не лгут. Тем более юноша уже во второй раз подтвердил своим приездом, что её дочь много для него значит. Потом Катя подошла к дочери.
 - Будь счастлива Машенька, не забывай свою непутёвую мать, – и обняла Машку с внуком. Кате даже не хотелось плакать. Видя, как у Машки горят глаза, она понимала, что для дочери происходящее является самым важным событием в её жизни. Что Машке лучше ехать с самураем, чем оставаться возле неё и прозябать в этой забытой богом деревне.
 - Скажешь тоже, мам. Я же не на вечность уезжаю.
 
Когда уже все простились, Машка с ребёнком уселась на заднее сидение, а самурай сел рядом с Михалычем. Бабушка, вспомнив, подошла к Машкиной дверце и постучала в стекло:
 - Маш, не забудьте мальца записать. Михалыч вас к ЗАГСу подкинет.
 
Уже в Гдове, после юридических уточнений, работница ЗАГСа всё же выдала Машке свидетельство о рождении на сына, где красовалось имя его отца. Также пожурила мать за то, что та не сразу оформила ребёнка. Машка хотела сказать, что дорога не чищена, и дел было невпроворот, но всё же промолчала. Тем более желанное свидетельство было уже у неё в руках. Регистрировать брак инспектор не стала, сославшись на свою некомпетентность в данной ситуации. Но подсказала, что в Питере они могут попробовать оформить его на улице Фурштатской, где этим должны заниматься.
 
Как и обещал, Михалыч подвёз Машкино семейство до вокзала и дождался отхода поезда. Когда поезд тронулся, Машка замахала руками дяде Вите, в его лице прощаясь со своей прошлой жизнью. Поезд набирал скорость, а Машка всё всматривалась в знакомые места. Проносящиеся мимо кусты и деревья сменялись речками и полями, засыпанными белой пушистой шубой. Они тоже прощались с ней.