Экскурсии на английском

Настя еще в восьмом классе поставила перед собой четкую цель: школа, университет, аспирантура. Первые две ступеньки плана прошла  без особого  усилия. Школу окончила – с золотой медалью,  университет – с красным дипломом. На третью ступеньку не пришлось стать. Отсутствовала материальная база. В университете имела жилье – общежитие, повышенную стипендию. Переводила и выполняла курсовые для однокурсников и других, не пытающихся вникнуть в суть темы, тем более писать их на  английском. Платили. Писала. Аспирантура пока в будущем. В обязательном будущем. На данный момент главное – мама. В город - ни в какую, корни предков не отпускают с родной земли. С родового дерева осталась одна.  Все побеги (родственники) прижились в разных точках Земли и никоим образом о себе не заявляют.
Подкорректировав план, Настя возвратилась в родные  пенаты – к маме. Ни за что на свете не оставила бы ее одну. Ждала дочь целых пять лет. С работой - никаких проблем. Знали ее в районе, области, за ее пределами по олимпиадам, конкурсам, конференциям. Предложили работу в гимназии. Согласилась, несмотря на ежедневные поездки автобусом. И в этом  свой плюс. Есть время 35-километрового размышления о том, о сем.  Так в круговерти уроков, конкурсов, мероприятий, прошли два года. Два года устоявшейся, размеренной жизни и  мечте о будущем – аспирантуре.
Последний год работы отодвинул своей неожиданностью будущее на неопределенный срок. Вернее не год, а конкретная личность, появившаяся в стенах гимназии.  В первый предучебный педсовет встретились взглядами. И все… Коллектив  рассеялся, как утренний туман от первых лучей солнца. Директор говорил – не воспринимали. Слышали только себя – свои в унисон бьющиеся сердца, видели выросшие крылья (хотелось немедленного полета, прикосновения). В глазах - любовь, удивление, восхищение, сияние, радость, невероятная притягательность. Если бы вдруг в кабинете стало темно, то тьма осветилась бы  лучами любви и тепла  исходящими  от  их сердец.
После педсовета, лично не познакомились, только улыбнулись. В первый общепразничный день - первое сентября  - в поклоне вручил ей  благоухающий букетик цветов. Молодой историк изменил историю ее жизни – наполнив светом, любовью, очарованием. В школе и вне ее - внимание только ей и милые сюрпризы с учетом интересов. Маму обаял.  Красивый, внимательный. Если приезжал, помогал ей по дому. За Настенькой  часто присылал такси. Окончательно сразил, попросив у  мамы  благословения прежде, чем предложил руку и сердце Насте. И мама потеряла покой, готовясь к свадьбе. Засобиралась в город. Думали ехать автобусом. Юрий прислал такси. Такси – РОК! Встречный КАМАЗ – разбил, перевернул не машину, а жизнь людей, находящихся в ней. Водитель КАМАЗа, молодой парень, стал седым за несколько  минут. Сам вызвал «скорую», оказывал помощь как мог и чем мог, использовав  содержимое аптечек двух машин. Почти полгода – борьба за жизнь троих.  Водителя такси  и Настю выписали. За мамину жизнь боролись врачи, водитель КАМАЗа, его родственники, покупая необходимые лекарства и пригласив  известных травматологов.
Мама  изменилась до не узнаваемости: бледная, худая, непривычно тихая. Настя не могла смотреть ей в глаза. В них  боль и усталость. А у Насти от отчаяния, что не в силах помочь  – ком в горле, не дающий сделать вдох. Ощущение – придавлена толщей воды океана. Боялась потерять сознание как от кессонной болезни. Боялась дышать, чтобы не пропустить каждый пульсирующий тук-тук маминого сердца. Держала за руку, чтобы силу своего молодого сердца передать ей. Мама же в ответ улыбалась, пыталась успокоить дочь, что она будет жить и не оставит свою Настеньку одну.
Оставила. Солнце – не светило, не грело. Трава – поникла. Листья - потеряли упругость, цветы – аромат. Птицы - умолкли. Онемела. Только в душе невыносимая боль. Сердце билось не по ритму жизни.  Внутренний  крик заглушил все звуки мироздания. Кричал, превышая   все допустимые децибелы. Превысил. Потерян слух. Не верилось в худшее. Думала временно. Просто горе, стресс, отчаяние, сердце, бьющееся не по ритму жизни, заблокировали связь с внешним миром на миг успокоения. Поверила, когда не услышала рассветный клич петуха Петьки и лай Карата.
Остались вдвоем. Она и, связующей невидимой нитью в каждом уголочке дома, на каждом миллиметре пространства – МАМА…
Работать не могла. Требовалась повторная операция на бедре. Ходила с  тростью. Помогало мало. Больше лежала. Лежала как под снежной лавиной, обрушившейся с гор, втиснувшей ее во тьму и давящую тишину.  Пыталась осмыслить свое состояние. Юре боялась сказать, что не слышит.  Отправила  SMS, что у нее все хорошо, чтобы пока не приезжал, хочет побыть одна.
Приехал. Все понял. Договорился со знакомыми врачами о лечении. Вердикт: «Лечение не поможет. Необходима операция».
Повторная операция на бедре – отложена на потом…
Пришлось продать дом. Отговаривали. Настояла на своем. Прихрамывая и с тросточкой работать возможно, без слуха – нет.
Начался отчет нового времени, новое состояние души и тела. Иное мироощущение, ранее не знакомое, не понятное – в ТИШИНЕ!  Кричала, как и раньше, тоже тихо. В себе и для себя, чтобы никто не слышал и не видел ее слез.
Много читала. Книги приносили врачи, медсестры, соседи по палате, этажу. Разрешили в чьем-либо сопровождении выходить в город. Город ее прежней мечты - с музеями,
 галереями, домами изумительной архитектуры, церквями. Знала о нем очень много, посетила (не лучшим образом) впервые. Не пошла. Боялась. Оставила знакомство на потом. После операции. А после нее услышала – тихие, тихие, словно шепотом, по секрету, звуки. Тихие… НО  ЗВУКИ ЖЕ!!!
С больницы не выписали.  Осмотр приехавших  врачей  определил, что необходимо повторное хирургическое  действие. Отчаялась. Поддержки ни материальной, ни моральной. Юра не приезжал. SMS – редкость. Сама должна решить свои проблемы. Спустилась со своего этажа на первый (административный), где всевозможные банки  предусмотрительно разместили свои банкоматы, чтобы уточнить оставшийся от дома «капитал». Могла бы и не идти. Знала, что денег  осталось на полугодовую оплату за пребывание в больнице и на лекарства. Но не на операцию. Решила лечащего врача попросить вписать ее из больницы, чтобы на оставшиеся деньги снять жилье. Решила, но не сказала. По ночам не спалось. Мысли метались в поиске решения проблемы. Поиск определился неожиданно и быстро.
До полуночи получила  SMS  от Юрия. Прочитала. От шока, думала, потеряет возможность и видеть, а не только слышать. В висках стучало: «…полюбил другую…» Тело существовало отдельно от разума. Разум в одну точку – никому не нужна, сдана в архив жизни. И жизнь оказалась не той, что она о ней думала. Спланировала ее, разложила по полочкам. А она возьми да эти полочки со всем содержимым – вдрызг, на мелкие сколки. А осколки: в сердце, руки, глаза. Сердце – в сгусток крови. Руки – потеряли чувствительность. Глазам – темно. Провалилась сквозь толщу Земли до самого Оливкового пояса, не остановившись ни на одном из ее слоев, чтобы отдохнуть, осмыслить происходящее. Не дала жизнь ей такой возможности.  В минуты просветления пыталась реставрировать хоть одну из полочек, с самым важным содержимым – МАМА. Господи, ЕЕ  ЖЕ НЕТ! Полочки - Юра, аспирантура – реставрации не подлежат. Зигзаг судьбы – указующая стрелка компаса затрепетала в поиске: юг – север, восток – запад. Не нашла выхода из чащи. Пошла, куда глаза глядят. А глаза, чуть выбравшись из ударной тьмы, увидели одно направление…  Как сомнамбула, на негнущихся ногах дошла до гигиенической комнаты. Взяла табурет. С трудом взобралась на него.  Открыв окно, стала на подоконник, чтобы шагнуть в облегчение, освобождение от боли, отчаяния, одиночества…
Не дали. Медсестра схватила ее за руки, стащила с подоконника, прижала к себе. Гладила, успокаивала, плакала, что-то говорила. Но Настя снова ничего не слышала: ни шепота, ни шороха.  Только приобретающее  чувствительность тело прижалось к женщине - СПАСШУЮ ЕЕ ЖИЗНЬ, как когда-то к женщине – ДАВШУЮ ЕЙ ЖИЗНЬ!..
Прошептала: «МАМА» - и потеряла сознание.
Рассказывали, что неделю пребывала  в забытьи, полузабытьи. Выходила из него постепенно, этапами.  В начальных этапах – никаких ощущений. Прошлое – ластиком стерто. Чистый лист бумаги с чуть заметной шероховатостью от рисунка прежней жизни. Опекала ее спасшая жизнь медсестра и в дни своего дежурства, и вне их.
При более осознанном просветлении привычно потянулась рукой к тетради, с помощью которой «разговаривала». Ей писали, а она свои мысли озвучивала.  На  последней (открытой) странице прочитала: «Не волнуйся, все наладится. Вне больницы жить будешь у меня».
Прочитала написанное от первой до последней страницы. В процессе чтения сердце из льдинки, как от первых весенних лучиков солнца, оттаивало. Уходила безнадежность. Определилось  спасение. Татьяна Александровна нашла ей работу. Договорилась со знакомым директором галереи, что Настя  будет вести группы  иностранцев, говорящих на английском языке. Главный и лечащий врачи разрешили ей  уходить из больницы (можно сказать, дома).  Возил ее на работу знакомый  врача  таксист.
Настя окунулась в родную стихию – возможность разговаривать на английском языке(!), общаться с интересными, талантливыми художниками, искусствоведами. Последние поражались  глубиной ее знаний об изобразительном искусстве, его истории, художниках. Для общения, носила с собой несколько блокнотов и ручек. Проблем не возникало.
Предстояла очередная  операция. Не боялась. Привыкла. Верила врачам.
В один из ее выходных  в галерее дней в палату зашли лечащий врач, двое мужчин и женщина. Один из них Насте показался знакомым. Решила, что  очередной консилиум врачей по поводу ее состояния и предстоящей операции. Ошиблась. «Знакомый» мужчина, не спрашивая  ни у кого,  ни о чем – уверенно подошел к Настиной тумбочке, взял тетрадь и начал писать. Дал тетрадь Насте. Запись была на английском языке. И она по почерку вспомнила любопытного, веселого англичанина из самой первой ее группы.
Читала: «Сожалеем, что в этот приезд их и другие группы будут без Насти, ее знаний и обаяния.  Еще больше сожалеют  о состоянии ее здоровья и о предстоящей операции. И чтобы хоть как-то  помочь, несколько групп решили выделить немного денег ей на операцию».
Этого «немного», как сказал позже врач, достаточно не только на операцию.
Еще англичане взяли с Насти обещание, что она и впредь будет у них экскурсоводом, и не только в стенах галереи, но и переводчиком в их деловых поездках.
Настя, прочитав написанное, впервые за годы операций (а их было шесть, предстояла  седьмая) заплакала, никого не стесняясь, не скрывая эмоций. Слезы счастья смывали с ее  измученной души боль одиночества, безысходность, прошлое, повергнувшее ее в отчаяние и толкнувшее к последнему шагу…  Она не песчинка в пустыне. Человек, к судьбе которого не равнодушны врачи, медсестры, соседи по палате,  сотрудники галереи и по сути незнакомые ей люди!
Больничная палата  наполнилась теплом, светом, радостью. Настя плакала. Но это были слезы – СЧАСТЬЯ!
Судьба забрала у нее самое дорогое, а сейчас подарила неожиданную встречу с людьми,  изменившими ее жизнь.
Присутствующим не требовался Настин ответ.  Она сияла от лучей доброты человеческой. И все были уверенны, что и сама она будет  светлым лучом для других.