В конце сентября

Он, наверно, всё же cвихнулся, Матвей... Прежде о нём так не говорили. Прежде, когда он шёл по селу с улыбкой во всё лицо и с букетом полевых цветов в руках, о нём говорили: влюбился. Хотя, и тогда о нём можно было сказать, что он, Матвей, слегка не в себе. Потому как в селе с цветами ходили  исключительно дети, да и те - только в начале учебного года и в его конце. И не с полевыми – для данных событий в каждом дворе весной, летом  и осенью цвели ухоженные нарциссы, пионы, тюльпаны, георгины и астры. Матвей же за цветами ходил в поле. Матвей любил чистое поле и Любку Завражину. Он с этого поля, похоже, перетаскал Любке все цветы. Весной – весенние, летом – летние, осенью – осенние. И каждый божий вечер шёл по селу с улыбкой во всё счастливое лицо. Даже в дождь или в какую-нибудь другую непогоду... Идёт, влюблённый, и улыбается. И встречные люди, глядя на него, тоже все улыбались:

- Хорошо тебе, Матвей?

- Хорошо.

- Ну-ну! Значит, и нам хорошо... Крепко любишь?

- Люблю.

- Ну, дай Бог! Любовь, брат, – дорогое богатство!

- Знаю. Дороже ничего не бывает.

- Так-то вот, знай!..

Или в какую-нибудь непогоду:

- Ух, парень, где это видано, чтобы в дождь и в грозу так сияло на улице солнце!

- Где?

- Да вот же, с цветами в руке!

- А!

- Ну да! Опять к своей Любке идёшь?

- Да. К Любе. К моей...

И только Витька Крылов при встрече, бывало, кривил рот в непонятной гримасе:

- Не проще было б тебе, Матюха, всю траву скопом скосить, чтоб не носить по былинке? Ботинок своих не жалко?

- Не жалко. А тебе?

- Что мне?

- Да вот дом свой двухэтажный всё строишь и строишь. Рук не жалко своих?

- Ну, сравнил! Это ж дом! А у тебя что?

- А у меня – царский дворец!

- Из травы?

- Из цветов.

- Ну, как знаешь. А то могу дать на прокат свой грузовик для перевозки сена.

И расходились. Матвей – с неизменной улыбкой влюблённого, а Витька – с непонятной гримасой на своём лице. Матвей шёл по улице к лесу, у которого стоял заветный сруб Завражиных, а Витька – в свою сторону.

Все же остальные люди ждали Матвеевой свадьбы. И гадали: зашлёт Матвей по старинке сватов к родителям Любки этой осенью или же по-современному просто уведёт Любку в районный ЗАГС. Зашлёт сватов или...

От этих долгих гаданий листья в садах стали желтеть и опадать потихоньку.  Смотришь, там зажелтело. Смотришь, там. По улицам села зашмыгали слетевшие с деревьев редкие листья. Когда, например, дунет ветром слегка, они, листья, cбиваются в дружные стайки и хороводят, хороводят. А, если тихо кругом, то лежат на земле неподвижно. Ждут собратьев своих, которые вот-вот к ним слетят...

И те, конечно, однажды слетели. В конце сентября. Когда в селе были убраны все огороды и когда над заборами чистых дворов закраснели ягоды гроздьев рябины. Когда небо выкрасилось в ярко-голубой сказочный цвет и стало высоким-высоким, с жёлтой пуговицей солнца посередине себя.
 
Тогда и грянул в селе ни кем невиданный прежде городской оркестр. C голосистыми трубами, с ласковыми кларнетами, с говорливыми барабанами и c кривошеим саксофоном в придачу. Оркестр, который заказал Витька Крылов на свою свадьбу с Любкой Завражиной.

У его наконец построенного  двухэтажного дома, под весёлые звуки оркестра собралось всё село. Длинные, в белых скатертях столы, поставленные в просторном дворе, ломились от бутылок спиртного и от вкусных кушаний. И все односельчане, как-то так, мимо воли, про Матвея c цветами забыли... Потому что он, наверно, всё же свихнулся, этот Матвей.