Белый танец

Рассказ озвучен на проекте "ПослеSLовие"  http://viboo.ru/component/mtree/audioknigi/209

   В подземелье от наших шагов взмывала пыль и металась как скопище растревоженных мошек. Пыль - это хорошо. Значит, в каменные лабиринты попадает воздух. Так сказал Богдан, поклонник истории, дотошный и немного занудный. Этого долговязого, как нарочно придуманного таким, чтоб всюду лазать и проникать, паренька прозвали историком. Казалось, он больше знает древних персонажей, чем окружающих людей и чувствует среди них себя комфортнее. И сейчас вот с воодушевлением спускался в подземелье.
   Шаги глухо отзывались в сводчатых коридорах. Молчание давило, но разговаривать не хотелось.
   - Вот здесь, - почти шёпотом сказал Макс.
   Луч фонаря высветил переплетённых змей на щите и кованую дверь с замысловатым узором.
   - Дальше не ходил. Хотел, чтобы вместе, - усмехнулся Макс. Испуганно так усмехнулся. Ещё бы! Найти прямо в центре города лаз в подвал, который совсем не подвал, а целый лабиринт.
   - Почти у выхода, - изумился Богдан.
   Мы с Максом переглянулись. Слово "выход" нас однозначно больше радовало, чем "вход". Но историк не разделял наших смутных желаний. Он посветил на дверь и обнаружил слова:
...qui invenire aeternam amor

   - Которые находят вечную любовь, - перевёл он.
   Я глубоко вздохнул, но вспомнил, что дыхание каждого слышно, и скрыл выдох.
   - Идём, - то ли спросил, то ли скомандовал Богдан и взялся за входную ручку. Дверь легко отворилась.
   - Какие высокие подвалы, старая кирпичная кладка, - пробормотал под нос историк. - Всё как я и думал.
   Он не заметил, как ускорил шаг, мы едва за ним поспевали. Такое чувство, что он здесь и не первый раз.
   Макс сначала подумал, что нашёл подвал какого-нибудь старого, снесённого здания. "Неплохо, будет, где потусовать летом, а то всё одно и то же...", - так он рассказал нам о своём открытии. Как именно обнаружился вход, Макс предпочёл не распространяться. Только что-то невнятное про пиво на улице, погоню от полиции и необходимость укрыться. И попросил Богдану не рассказывать. Понятно почему - романтический образ сразу бы разрушился, а Макс замыслил очаровать находкой Маринку.
   Хрупкая смугляночка оказалась неприступной скалой. Ради общения с ней Максу (о, ужас!) пришлось сходить в библиотеку и сделать вид, что он занимался. Ага, как же! В университете ему нужны только девушки и девушки. И, надо сказать, атлетичному улыбчивому парню мало кто мог отказать. Маринка как раз попала в те самые "мало". И ещё Маринка сразу заинтересовалась Богданом. И вот тут уже Макс завёлся не на шутку.
   Мы прошли галерею тёмных щитов с белыми крестами и переплетениями змей. За третьим (я считал!) поворотом начался пологий спуск и потолок взмыл вверх. Я схватил историка за руку.
   - Богдан! - стены отозвались гулом.
   Макс вжал голову в плечи и поёжился.
   - Ну,- с недовольным видом обернулся историк, будто его оторвали от важной работы.
   - Ты помнишь, как мы шли?
   Историк остолбенел.
   - Нет, не совсем.
   - Хватит нестись как угорелый! - шёпотом прокричал я.
   Богдан молча захлопал глазами.
   - Там зал должен быть, я помню, - сказал он и осёкся.
   - Эх ты, мечтатель, - покачал головой Макс. - Думаю, на сегодня хватит, а?
   - Да сам ты... - хотел огрызнуться Богдан, но передумал. - Ладно, нам нужна верёвка, тогда не заблудимся.
   - Резонно, - подытожил я. - Ну что, братья-масоны, на свежий воздух?
   Историк демонстративно затопал в обратном направлении, затем остановился, пропустил меня вперёд. Макс поравнялся с нами. Честно говоря, выбраться наружу получилось гораздо легче. Показалось, словно какая-то неведомая сила вытолкнула нас, выгнала из подземелий. Или это просто инстинкт самосохранения? Который не сработал у историка... Богдан на прощание погладил старую красную пыльную кладку.
   Тёплый воздух лета сделал своё дело - древние подвалы остались блеклыми отголосками прошлого.
   - Ну что, сказать Маринке? - загорелся Макс. Скоро должна была подойти наша красавица, а горе-ухажёра так и подмывало предстать перед ней героем.
   - Успеется, - брякнул историк.
   - В каком смысле? - опередил я Макса, воспарившего на крыльях любви, но сбитого на взлёте беспощадным словом.
   - Ещё ничего не ясно, - важно сказал он. Будь у него очки - непременно поправил бы пальчиком! - Выясним, а то получится как в прошлый раз.
   В прошлый раз Макс хотел соблазнить неуступчивую Эм познаниями в истории, решив, что фильма "Гладиатор" и пары словечек от Богдана вполне достаточно для охмурения. И нарёк себя Максимусом. И поведал девушке о пунических войнах, которые назвал пучиническими. И, конечно, ничего не вышло.
   - Спасибо, что напомнил!
   Макс поджал губы и хмыкнул. То есть согласился с Богданом. Вот так мне и приходилось между ними всё время дипломатом работать.
   Точёная фигурка Марины замелькала среди прохожих. Эх, Маринка, до чего ж ты ладная!
   - Привет всем! - миниатюрное сокровище предстало глазам искателей приключений. Я невольно заулыбался. Макс стал играть в матерого соблазнителя, отправил ей воздушный поцелуй.
   А Богдан просто сказал:
   - Привет, Маринка.
   Может, дело в том, что он единственный честно смотрел ей в глаза? Она кивнула. И перевела своё внимание на жертву пученических войн.
   - Максимус, ты что-нибудь новое открыл с тех пор?
   Эх, вот так бывает! Макс не удержался и всё выложил девушке. Маринка перевела взгляд на историка и расценила его молчание как подтверждение.
   - Где нашли? - спросила она.
   - Тут недалеко, - засмущался Богдан. Наверное, девчонка ему всё же нравилась. - А у тебя верёвка есть светлая и тонкая?
   - Есть, - Маринка вопросительно нахмурилась.
   Пришлось объяснить.
   В общем, сюрпрайз не удался. На следующий день в урочный час мы собрались в скверике, что скрывал в себе тайну прошлых веков. Маринка в спортивном костюме выглядела не менее притягательно, чем в юбке.
   Разумеется, у лаза, едва заметного под замшелой плитой, Макс превратился в любезного джентльмена, желавшего страховать хрупкую девушку.
   - Я помогу, - Макс приготовился узнать талию девушки.
   - Спасибо! - кивнула Маринка и юркнула во тьму. Мы переглянулись и рванули за ней.
   Под входом никого не оказалось.
   - Ну и где она? - гулом отозвался голос Макса.
   Лучи фонарей заметались по стенам и наткнулись на девушку.
   - Маринка, - облегчённо вздохнул я.
   - В глаза не свети, - ответила шутница.
   Прижавшись к стене, миниатюрная красотка насмешливо разглядывала нас.
   - Я сама скажу, если нужна будет помощь, - с достоинством добавила она.
   - Понятно, - пробубнил Макс.
   - Что за выходка? - пришёл в себя историк. - Может, сразу закончим поход?
   Макс бросил на него умоляющий взгляд. Планы захвата девичьего сердечка в который раз рушились на глазах.
   - Пожалуйста, - с вызовом ответила девушка.
   - Народ, народ, народ, - встрял я. - Мальчишки и девчонки, спокойно, вы все мне дороги, люди мои.
   Я посмотрел внимательно этой бойкой девчонке в глаза. В этом деле главное - не моргать и говорить уверенно.
   - Маринка, мы здесь второй раз, в этом лабиринте. Мало ли, что! Так что давай на будущее, и это всех касается, - я обвёл взглядом компанию, - Не пугать. Согласны?
   Маринка кивнула.
   - Хорошо. Богдан, мы можем продолжить поход? - спросила она кокетливо.
   Историк опустил голову и ответил:
   - Достань, пожалуйста, верёвку.
   Моток вверили разматывать мне.
   Только мы миновали галерею щитов, и начался спуск на глубину, Богдан перестал следовать собственным правилам. Он то ли принюхивался, то ли прислушивался и нашёптывал что-то. Мы шли грузно, напряжённо, а его шаг был лёгок и быстр, и страх не давил на плечи.
   - Потише, Богдан, - хотел утихомирить друга Макс.
   Историк оглянулся.
   - Разве вы не слышите? - в недоумении спросил он.
   Маринка схватила его за руку.
   - Слышите что?
   Богдан отмахнулся от неё, как от досадливой мухи. Лицо сияло от восторга и блаженства.
   - Не отставайте! - закричал историк и понёсся во тьму.
   Маринка и затем Макс ринулись за ним. Я старался не потерять их из виду, одной рукой удерживая нить, а второй освещая путь.
   В круге света передо мной исчезали за поворотами и появлялись две спины, пятна от фонариков метались по каменному зеву подземелья, и впереди маячил Богдан. Он растворялся во тьме, и мы успевали лучом света выхватить его силуэт. И почему-то историк оставался недосягаемым для Макса.
   Окрикивать его было бессмысленно, историк спешил как безумец, будто знал наизусть лабиринт. В конце концов, мы его потеряли и бежали по голосу, пока не наткнулись на развилку.
   Гул от пения историка шёл, казалось, отовсюду. Больше всего хотелось на свежий воздух, где потолок неба высоко-высоко, и где можно не думать о смерти.
   Я собрался сказать, что нужно разделиться, а Маринку оставить на развилке, потому что с каждым мгновением шансы вернуть Богдана таяли. Сколько поворотов, сколько разветвлений можно удержать в голове?
   Но из левого хода призраком выплыл историк. Маринка вскрикнула и прикрыла рот руками.
   - Ну, быстрее! - укоризненно произнёс Богдан и устремился обратно, но я успел крепко схватить его за плечо и отгородить от гнева Макса. Разборки - наверху, когда все будут точно живы.
   Глаза у историка блестели, зрачки почти закрывали радужку глаз. Словно пьяный он заторможено обернулся, неожиданно ловко извернулся и скрылся во тьме. Мы рванули за ним.
   Коридор шёл прямо, и мы не теряли из виду Богдана. Он вальсировал, отчего сделалось жутко.
   Ход закончился большим помещением, похожим на школьный спортзал. Мелькнула фигура Богдана. Он будто танцевал с кем-то. В пустоте гулко отзывались шаги. И резонировал счастливый смех.
   - Богдан! - окликнул историка Макс и окаменел. Я проследил за его взглядом и потерял дар речи.
   На стене от света фонаря упали две тени - Богдана и женского силуэта с длинными, летящими за танцем волосами.
   Пятно света задрожало, взметнулось к потолку и маленькой лужей разлилось возле моих ботинок - Макс выронил фонарик.
   - Тсс... - Маринка прижала палец к губам Макса. Он молча захлопал глазами.
   Я провёл лучом по дальней стенке. И различил зыбкие и тут же исчезающие тени. Они прямо на глазах стали разноцветными и объёмными, разместились по площади бального зала. Танцующие пары, дамы в пышных платьях, которые взметнулись в очередном па, джентльмены, сбившиеся в кучки и оживлённо беседовавшие о последних веяниях моды и сплетни. Дама с ярким, присыпанным блёстками платьем важно прошествовала рядом, с любопытством оглядев мою скромную персону. Следующий танец, несомненно, не застанет меня одиноким. Симпатичная шатенка соизволит оказать мне честь. Я не сведу с неё взгляд, и белый танец юная богиня подарит мне.
   Хлопок! И щека запылала болью. Фигуры расфокусировались как в калейдоскопе. Цветные пятна размазались по стенам и почернели. Ещё одна пощёчина, и я заметил перед собой Маринку.
   Макс стоял рядом с обвисшими, словно плети, руками.
   - Вытаскиваем Богдана, соберитесь, - сквозь зубы сказала Маринка.
   Историк поклонился невидимой партнёрше. А затем, разводя руки, мол, почему не присоединились к веселью, направился к нашей остолбеневшей компании.
   - Видите? - удовлетворённо спросил Богдан и красноречиво показал взглядом на пустоту. - А я и правда подумал, что мы что-то нашли, а тут они... - он замолчал, кисло усмехнулся несбывшейся мечте.
   - Хороша, да? - проводил он взглядом пустоту. - Я решил, была - не была, и пригласил, а она, представляете, этот ангел, смутилась, и призналась, что давно ждёт меня! Мы с ней столько времени не виделись...
   - Богданчик, - Маринка бережно погладила его по плечу, - Здесь никого, кроме нас.
   - Не одобряешь? - нахмурился историк. - Да ты её совсем не знаешь!
   Богдан прислушался и приветливо заулыбался в темноту.
   - Белый танец, господа.
   В повисшем молчании прозвучал резкий и жёсткий голос Маринки.
   - Богдан! Можно пригласить вас?
   - С удовольствием, - расшаркался перед ней историк и подхватил в танце.
   Стараясь попасть в ритм, Маринка сжала губы, распахнула глаза, но историк понял это по-своему:
   - Не бойся, просто танцуй.
   А я опустил фонарик, посмотрел, сколько у нас осталось верёвки, не натянута ли она. Но, кажется, я автоматически разматывал её размеренно всю дорогу.
   Больше ничего не оставалось, как смотреть за вальсирующей парой. Движения Богдана становились ломкими, нескладными, он замедлялся. И, наконец, остановился.
   - Маринка? Где мы? Почему танцуем?
   Он с удивлением огляделся. Маринка от души влепила ему пощёчину.
   - Я чем-то тебя обидел? - возмутился Богдан. - Что я сделал-то, можно узнать?
   - Снаружи поговорим, - ответила тоном, не терпящим возражений, Маринка. - Идём.
   Она взяла его за руку.
   Мы направились в обратный путь. Резкими но аккуратными движениями я сматывал верёвку. Ступор окончательно прошёл, и нахлынул страх.
   В сумрачной тишине было слышно, как над нами журчит вода. Это река, что обрамляет сквер. Как же далеко и глубоко мы залезли! Хотелось бежать, куда глаза глядят - лишь подальше от этого проклятого зала! Руки задрожали. От страха ли, игры света, змеи на щитах шевелились, переползали, сливались одна с другой. Судя по оторопевшему взгляду, Маринка тоже это заметила, но боялась признаваться.
   А воображение нарисовало картину, как нашу путеводную нить привидения переместили в тупик, как мы заблудились в лабиринте, а тени настигли нас, свели с ума и утащили в царство радости и веселья. Или верёвочка оборвалась и потихонечку побежала навстречу нам. Я помотал головой и отогнал наваждение. Макс задышал часто, захихикал, я почувствовал, что он сейчас закричит, и тогда всё, мы пропали. Но Маринка отдавила ему ногу, и Макс, шипя, закосолапил, чуть замедлив бегство.
   Наконец мы упёрлись в тупик. Дверь, та самая дверь, рядом с выходом, в десятке метров от синего неба и свежего ветра, наглухо захлопнута. Мотка хватило, дальше верёвка не нужна, да уже вообще ничего не нужно!
   - Закрыто, - сказал я, не оборачиваясь, чтоб ребята не увидели моего отчаяния.
   - Закрыто? - переспросил Богдан. Поинтересовался, как будто спросил у прохожего сколько времени. Он ещё не в себе. А Макс стал причитать.
   - Ну-ка взялись! - скомандовала девушка.
   Мы навалились вместе. Дверь застонала как живая и поддалась. В узкий проход я просунул ногу, расширил проем, боком пролез в щель и упёрся в косяк, приоткрывая ловушку.
   В лазейку прошмыгнули Маринка, историк и очумелый Макс, и затем выдернули меня. Тут же всё прекратилось. Дверь легко отошла к стене, будто пригласив на увлекательную прогулку. Этого было достаточно, чтоб вернуть нам силы.
   Поворот, ещё поворот, и я почуял свежий воздух. Вот он, спасительный выход! Макс вылез первым. Да, как бы там ни было, но кажется, Маринку он потерял навсегда. Мы с историком подсадили Маринку, и выбрались сами. На улице была глухая ночь.
   Историк с удивлением смотрел на циферблат часов.
   - Ведь прошло не больше часа...
   Мы молча вышли на аллею. И тут у всех затрезвонили мобильники. Десятки неотвеченных вызовов. Родители, друзья, незнакомые номера... Не сговариваясь, мы отключили телефоны. Впереди много объяснений, но сперва надо успокоится. Мы дошли до ближайшей круглосуточного магазина и взяли две бутылки сорокаградусного лекарства.
   Сели на скамейке. Всё равно, если загребут. По крайней мере, в КПЗ будут люди.
   - За возвращение, - сказала Маринка и поднесла чокаться пластиковый стаканчик. Я подхватил её почин. Всё-таки первые слова за полчаса. А разговаривать надо.
   - За любовь, - неожиданно подал голос Богдан.
   Макс глыбал горилку как родниковую воду, ни на что не обращая внимания. Водка, зараза горькая, какая ж ты сладкая! Долгожданное забытьё, сколько стаканов ещё до тебя? Воспоминания не поблекли, а мы стали пьянеть только после первой бутылки.
   Беседа не завязывалась. Историк начинал было объяснять, что он чувствовал себя почти как дома, но никто не хотел возвращаться к теням даже мысленно.
   - Значит так, - оборвал я попытки общения. Все обернулись на меня. - Этого просто не было, понятно? Мы никуда не лазали, ничего не видели. Ну загулялись, наплевали на всех, такая уж нынче молодёжь пошла.
   - А мобильники? - спросила Маринка.
   Всё-таки она очень красива... А я очень пьян.
   - Были в мёртвой зоне, не работала связь, а мы не знали, не смотрели на них, - предложил я.
   - В мёртвой зоне... - повторил историк.
   - Ну, не знаю, придумай сам! - не выдержал я.
   Все снова замолчали. Разлили по последней.
   - За тебя, Маринка, спасительница наша, - сказал я.
   Она внимательно посмотрела на меня, вздохнула и перевела взгляд на Богдана. Да понятно, я не претендую, хотя...
   На следующий день стало проще. Родители успокоились, узрев пьяное в зюзю чадо, и решили не придумывать наказание. Наши имена за прошедший вечер выучили в полиции, больницах, морге... Но за то, что мы были живые, нам почти всё простили.
   Макс по телефону сбивчиво объяснил, что его посадили родители под домашний арест, и как он на ночью читал библию. Я позвонил историку, чтобы рассказать, каково казанове. Долго слушал гудки. Наконец трубку взяла его мать.
   - Миша, Богдан не может говорить, он... - всхлипы мешали ей говорить. - Ты можешь приехать, пожалуйста?
   Она зарыдала и бросила трубку.
   В дверях квартиры Богдана я в тишине слышал своё частое от переживаний и спешки дыхание. Вспоминалось подземелье, танец теней...
   Дверь отворила убитая горем женщина. Я с трудом узнал мать Богдана.
   - Проходи.
   В бесцветном голосе проглядывались ужас и недавние слезы.
   - Здравствуйте, - запоздало поздоровался я и почувствовал себя идиотом.
   Она захлопнула дверь за мной.
   - Когда будила, по стене тень к окну шмыгнула. Девичья тень. Еле добудилась мальчика моего, он уже бледнеть стал, губы такие синие-синие... - проговорила она. - Мальчики, что вы натворили-то?
   Раз всё так серьёзно - выкручиваться поздно. Я рассказывал про подземелье. А она просто кивала. Пока я не дошёл до того, как Маринка пригласила на танец Богдана. Взгляд матери светлел, становился сосредоточенным. И сама она менялась, как будто в ней зажигалась надежда.
   Не теряя времени, я позвонил нашей отважной девчонке. Маринка обещала мигом добраться.
   Мать Богдана металась по квартире, то садилась на кухне и, обхватив локти, медленно раскачивалась, уставившись в одну точку.
   - А вечером священник. Освятить. Любые деньги, - бормотала она.
   Я прокрался к Богдану.
   Он недвижно сидел на застеленной кровати. Даже не обернулся, когда я зашёл в комнату. Ноги вместе, руки на коленях. Как примерный мальчик.
   - Привет, - нарушил я тягостное молчание.
   - Привет.
   Он медленно обернулся, с любопытством младенца оглядел меня и вернулся в прежнюю позу. Только теперь я заметил, круги под глазами, даже нет - синяки, и взгляд отстранённый, будто человек мыслями далеко-далеко.
   - Это из-за Маринки?
   - Из-за Маринки. Она обиделась, - холодно ответил историк.
   - Да брось ты, - обрадовался я. Если друг влюбился, значит всё поправимо. - Маринка если честно сама на тебя заглядывается. Так что не кисни, а думай, как к ней подкатить, Богдан.
   Историк вздрогнул от своего имени, будто оно не принадлежало ему.
   - Она обиделась из-за Маринки, - сказал он. - Это был её белый танец, она уже шла ко мне, и тут Маринка перехватила... - глаза его затуманились.
   - Да ты чего, Маринка спасла нас! - я почти перешёл на крик.
   - А ночью... - продолжал историк, будто не слыша меня, - она приходила, и я согласился идти. Моя девушка, я раньше знал её. Мы созданы друг для друга. Это любовь, понимаешь? Я взял её за руку, а это оказалась рука будящей матери.
   Он снова вздрогнул.
   - Почему вы хотите меня удержать? - голос стал жёстким.
   - Потому что иначе ты умрёшь, - ответил я.
   - Неужели, чтобы быть счастливым, нужно жить? - ухмыльнулся Богдан.
   Я вскочил, подошёл к нему и тряханул за плечи. Как же хотелось, чтоб историк стал прежним! Надежда была только на Маринку. Я обрадовался, что дождался её.
   Богдан даже не оглянулся на Маринку, когда она вошла в комнату.
   - Это из-за тебя, - сказал Богдан вместо приветствия.
   - Богдан, - Маринка нежно взяла за руку, посмотрела в лицо. - Я знаю, извини. Но у меня есть оправдание. Я люблю тебя.
   - Люблю? - переспросил он.
   - Люблю, - ласково повторила Маринка и поцеловала историка.
   Богдан часто заморгал.
   Самое время уйти третьему лишнему!
   Мать Богдана потом звонила, расспрашивала, что это за девушка Маринка. Весело так расспрашивала. Ну я честно поведал, какая она умная, прилежная и хорошая.
   На неделе видел её в сквере с Богданом. Историк смеялся, историк балагурил, а Маринка цвела от счастья. Влюблённые часов не наблюдают, влюблённые других не замечают... Обо мне никто не вспоминал - оно и к лучшему. Маринка очень хорошенькая, не хотелось смотреть, как она целуется с Богданом. Стыдно признаться, но я завидовал.
   Поэтому и удивился, когда через неделю Богдан пожаловал в гости. За чашкой чая он поведал, что не хочет делать больно никому.
   - Объясни, что я не виноват, что я влюбился, - сказал он.
   Я молча кивнул.
   - Пойми меня правильно, - проникновенно сказал Богдан, - я не могу без неё, я пробовал. Но стоит закрыть глаза - вижу её... Невозможно жить без неё.
   Я закрыл глаза, чтобы скрыть досаду. В велеречивости мне удалось спрятать собственные чувства. Нельзя ему показать даже капельку недовольства, он только-только отошёл от края бездны!
   - Думаю, Макс уже не очень жаждет быть с Маринкой. В общем, это уладится, в крайнем случае я объясню ему... - рассуждал я, раскладывал по полочкам, а историк грустно улыбался, как будто был далеко-далеко. И смотрел добрыми глазами.
   Постепенно разговор сник. И я с облегчением вздохнул, когда Богдан попрощался. До сих пор помню его глаза, полные света.
   Вечером позвонила обеспокоенная Маринка. Спросила, что с Богданом. Он сослался на усталость и просил никого не беспокоить, мол, надо выспаться. И во сне умер.
   Через пару месяцев Макс стал совсем чужим. Подземелье навсегда изменило нас, разладило общение. А вот с Маринкой мы с тех пор хорошие друзья. Её тянет со мной общаться. Правда, следа не осталось от той бойкой девчушки, будто в ней что-то надломилось. Она стала серьёзной, скупой на эмоции. Мне горько на душе. Позавидовал - и не понял друга. Хотя, честно говоря, для меня историк остался живым. Вспомнилась надпись в подземелье: ...которые находят вечную любовь. А дверь открыл именно Богдан. И нашёл любовь. Я чувствую, что он рядом, с любимой. Может, смерть - это переход в другой мир? А может, я убаюкиваю совесть, потому что люблю Маринку и хочу быть с ней? Правда, пока об этом не может быть и речи. Слишком тяжело забывается гроб.
   В день прощания с историком мать Богдана рыдала и убивалась, остальные подавленно молчали. Даже похоронщики ошеломлённо смотрели на покойника и отворачивались. А зеваки-прохожие съёживались будто от холода. На лице покойника, на мёртвом лице, застыла счастливая живая улыбка.


Рецензии