9 СОН мистическая сага

               
                Реприза. Побочная Партия
                (мистика, симфония в прозе)
   Свора свирепых собак,
   Одичавшая от одиночества, окружает
   Нас. Насколько… нет, несколько

   Резких выкриков – адреналин от страха зашкаливает, - куда там эндорфинам! – и они, почувствовав исходящую в ответ агрессию,  расступились, образовав небольшое кольцо вокруг людей, пропитанные ненавистью животные тела. Вожак,
   Единственный – поджарый пёс с сильной мускулатурой, переливается она под шкурой с огненно-рыжим окрасом шерсти волнами. Глаза – источают флюиды ненависти и неприязни;
   Пасть ощерена, с клыков стекают тонкие струйки слюны. Взгляда его достаточно, чтобы понять, ничего хорошего ждать не приходится. Единственное верное
    Решение, которое можем принять, вдруг из индивидуального ставшего общим разума – прорываться силой. Достижение нами определённых высот развития, не даёт перевеса сил и не идёт сейчас ни в какое сравнение с животным разумом. Естественность
   И простота брали верх перед веками культивируемым превосходством разума homo sapiens над остальным животным миром. Противостояние –
    Затягивается. Мы ждём и ждут псы. Безразличные глаза десятка животных наполнены злобой. Минута промедления, и они ринутся вперёд. «И вечный бой, покой нам только снится»1. Чья возьмёт, вопрос не нами решённый. Далеко не спорный вопрос – останемся ли мы в живых. Судя по виду вздыбленных загривков – участь наша предрешена. Не ими – псы орудие в чьих-то руках – кто направляет их.
   - Ату! – вдруг взвыл истошно стоящий рядом со мной товарищ, вздулась и забилась в панике вена на шее и покраснели белки глаз. Видимо, с перепугу перепутал «Ату!» и «Ура!». Но команда была правильно всеми принята к действию. Визг, хрип, стоны, крики… кровь на одежде… кровь на шерсти…

   Первые жертвы, первая кровь только усилили жажду битвы. Как сильно изголодавшиеся по смерти, бесстрашно лезли псы поверх трупов своих собратьев к телу человека. Люди взалкали безумия пенный напиток сражения. Кровь… Повсюду кровь… Не
   Остудил жар битвы начавшийся дождь. Тугие струи, как острые стрелы, больно кололи даже через одежду. Скулёж собак… Тяжёлое дыхание человека на грани усталости… Кровь отравила разум. Инстинкт – основное правило выживания. Сейчас им руководствовались звери: звери-люди и звери-псы.
   Бился в истерике пульс. Нервно билась рыбёшкой на крючке синяя жилка на виске. Кровь от смерти на волосок, быстро плелась за собою след в след. Психуя, протягивая вибрирующие руки, трясся в исступлении боец. Битве – конец. Драке – конец. Победителей – нет. Некого судить. В проигрыше – все. Суд ждёт не земной. Мелированная кровью огненно-рыжая шкура вожака, выделанная, эпилепсично переливалась в лучах заходящего солнца, виясь как знамя на ветру.
    «Ох, рано. Встаёт охрана»2.
    «Чёрт возьми! Нет, ну надо же!» - выругался я и проснулся, ощупывая дергающимися в конвульсии руками тело. «Что случилось, тигрёнок!» - проворковала нежно случайная попутчица на выстланной шипами прыщавой дороге любви. «Сон приснился». «Да-а-а! я даже знаю какой! О! я вижу!» - она погладила меня тёплой, слегка влажной, нежной ладошкой ниже живота и охватила мягко пальцами перст. «Да! я чувствую! Хороший сон! Ты в полной боеготовности, неутомимый мой perpetuum mobile». Хотел убрать её руку. Передумал. Напряжение жезла через руку наивной попутчицы отдавалось расплавленной струёй металла в затылке. От сладкой истомы перед глазами поплыли корабли-картинки, стремительно летя по неспокойному морю с вяло наполненными грустной страстью парусами. Моя трепетная попутчица продолжала сжимать, то усиливая, то ослабляя мой жезл. Как нежна её хищная хватка! Нервные токи стремительно неслись ураганной конницей, сметая на своём пути хлипкие баррикады сомнения. Я посмотрел в её глаза и растворился в них. Не убирая с древка ладони, продолжая его массаж, лишённая целомудрия за комильфотное поведение в школе моя трогательная попутчица осторожно легла на спину. Развела широко ноги, чуть приподняв над постелью колени. «Пронзи меня!» - прошептала медитативно она. – «Пронзи – меня – им – насквозь!» Сижу, не меняя позы. Она ускоряет массаж. «Пригвозди меня им к жертвенному ложу любви!»
       «Нет у нас другого пути, чтоб идти», - говорю сквозь картавый туман наслаждения, скользя вверх по наклонной, устремлённой вниз. «Не жалей сил. После они нам уже не пригодятся». Она втянула медленно небольшой животик; задержала дыхание; выгнула аркой спину; как огоньки маяков по обе стороны бухты заалели соски на упругих мраморных полусферах. Как во сне, когда сон не про сон, но он все-таки сон, нащупываю нож, он леденит горячую руку. Без инфантильных размышлений и душевных затруднений, по самую рукоятку, отточенным движением, противно скрипя кожей, вбиваю в  тело нож чуть ниже красивой груди в левое межреберье. Она закусила нижнюю губу, только тихо
    Ахнула. Изумительной красоты бирюзовые глаза подёрнулись едва заметной поволокой бессмертия. Вокруг гарды выступило алое кольцо. Чуть позже из раны нерешительно побежала, заструилась, почувствовав свободу тока кровь. «Не данной мне властью граждан Рима и сената, освобождаю  тебя из кожаных пут жизни –
   Я!»

   Постель – плаха. Палач – прокурор. Он без страха устремляет взор. Небо цвета её глаз. Облака – цвета её кожи. Ветер лёгкий – её шаловливые мысли. «Пустите! Пустите же меня к ней! Без неё мне нельзя на верёвке конопляной повиснуть…» «Акробат?» «Эквилибрист». «Да, поди ты!» «Жизнь моя – чистый лист. Мы с ней давно уже квиты». «Сумрак». «Плесень». «С чего бы это?» «Слышал давненько про это старинную песню».
    «Ассоциации…» «Бункер. Наручники. Плеть». «Очень удачные». «Так тоже считаю; время пришло умереть».
    «Рано». «Неужели?!» «Что, слышишь, мерзость, ангельский хор?» «Отнюдь. Объявили мой приговор».
   Теперь, согласно рецепту, две пятых чернил из жженых и растёртых в пудру семян борщевика и чистотела, соединяем с одной пятой органического клея и двумя же пятыми пороха. Далее по инструкции следует… ага!.. Плавными движениями перемешать ингредиенты в однородную массу. Полученной краской нанести рисунок. Смотреть в приложении. «Милая, тебе нравятся тату?» «Этим вопросом прежде не задавалась». Обмакиваю колонковую кисть и начинаю выводить первую линию. Обретает рисунок форму. От бёдер он плавно подымается вверх вслед за кистью. «Тебе смешно?» «Нет, ворс кисточки слегка щекочет». Вывожу старательно тонкие и толстые линии, создаю объём. Они соединяются в удивительный орнамент. Он своими чёрными крылами обнимает в поцелуе  пупок и стремится по животу вверх. Резкие, уверенные, не торопливые движения рукой. Отличная моторика – результат долгих усилий. Кисть роняет капли краски. Они ретушируют невидимые недостатки, приводя зрение в восторг от увиденного. Меж упругих грудей разлеглась виноградная кисть. Свежо заиграл на налитых созревших ягодах неоновый свет фонарей, бесстыдно крадущийся сквозь газовые шторы вовнутрь тёмной комнаты. Левую грудь украсил виноградный лист, закрыв её полностью и захватив в придачу тайное место подмышки и левого бока. Грудь едва заметно вздрагивает. Это учащённо бьётся сердце – верный показатель жизнеспособности организма. Правую грудь лист другой украсил наполовину. Оставил свободным от краски алый сосок. Тонкие усики, переплетаясь арабеской, мягко прильнули к чувствительной шее да там и остались. «Я тебе нравлюсь такой?» Я – молчу. Я – созерцаю свой несовершенный шедевр на изумительном красоты теле. «Молчишь… Как расценивать: да или нет?» Продолжаю молчать. Продолжаю упиваться лицезрением тела. «Что ж, пусть будет как есть». Резюмирует она и смотрит на меня. Её взгляд совокупляется с моим. Очень медленно. Медленно. Взгляд входит в взгляд тяжело. Напряжение настойчивости встречает сопротивление упрямости. Перекрещивающиеся желания. Никто не хочет уступить. «Расслабься», - прошу я. «Только после тебя», - отвечает она. Вода камень точит; тёмные делишки обыгрывают ночью. Движения становятся ритмичнее. Они вошли в резонанс. Быстро! Очень быстро! Ещё быстрее! Нелегко удержать волком вспугнутую лошадь. Неземной красоты взрыв, наполненный переливающимися красками, заполнил мой разум. «Как расценивать твоё молчание?» Оставшуюся краску, больше половины литрового кувшина под её пристальным взглядом начинаю   на себя. Матово играя, краска по волосам стекает по лицу на грудь, на плечи. Она течёт, самопроизвольно украшая моё тело картинками искусства раннего палеолита, насыщенного позитивностью наива. Разукрашенный, наклоняюсь над ней. Капли не засохшей краски падают на её тело. Чиркаю спичкой. Робкий огонёк выхватывает из затаившихся сумраков комнаты на мгновение наши тела. Следующая следом вспышка огненным алчным зевом поглощает нас.
    «Итак, ваша честь и господа присяжные! Что следует из всего вышесказанного?» Тишина контролирует ход суда. «Оно констатирует асоциальность данного лица. Его чётко выраженную животную агрессию. Стремление во всём показать своё Alter Ego – доминирующее над прочим». Тишина. Тупо и настойчиво бьётся о стекло муха рядом с открытой форточкой, упрямо ту не замечая. «Достаточно, господин прокурор. Суд удаляется на совещание». Плоский удар деревянного молотка. «Господа присяжные, пройдите в совещательную комнату для определения вины наказуемого». Громко хлопают одна за другой двери. Судья вошёл в резные дубовые. В попроще – присяжные. В зале суда мгновенно установился устойчивый гул. Немногочисленные писаки-репортёришки быстренько строчат  в блокноты, записывают мимолётно ускользающие образы. Фоторепортёры просматривают отснятые кадры; посмеиваются, показывают большой палец друг другу – хвастаясь удачным кадром. Прочая скучающая публика не удостаивает героя – меня – ни малейшим взглядом. Зачем? Я для них пустое место. Им я не интересен, скучен и безразличен. Но мне не безразлична она. Я ищу её среди собравшихся взглядом. И – нахожу. «Как тебе понравился мой татуаж?» «Нахожу его интересным». «Прости, причинил тебе боль». «Через боль и страдания познаётся радость». «Как красиво ты говоришь! А в целом, как считаешь, всё прошло гладко?» «Без сомнений. С порохом ты, явно, переборщил. Но это мелочи». «Прости! Говори, не умолкай!» «Да! Я оставила на память нож. Мне нравится его рукоятка в форме твоего копья в боевом положении». «Отлично! Скажи,  считаешь меня виновным?» «Свою вину ты признал сам». «Да-да! Я помню! Запамятовал… А всё-таки?» «Зла и обиды не держу. Я люблю тебя!» «Люблю тебя тоже –
    Я!»
1 А.Блок
2 строка из м/ф «Бременские музыканты»
                16 августа 2012г.