Император Филипп Араб 244-247гг

Месопотамия, февраль 244г.

         Пурпурный шатер императора, вынесенный за ограду лагеря, ярко выделялся среди унылого пустынного ландшафта. Облеченный в порфиру, Араб взошел на высокий помост и построил войско кругом себя полумесяцем. Тут стояли верхом на конях все те, которые имели при императоре какое-либо начальство. За ним были знамена избранного войска, золотые орлы, императорские изображения и списки легионов и когорт, начертанные золотыми буквами. Все эти знаки были высоко подняты на высеребренных древках копий. При таком пышном церемониале, император ожидал посольство персов. Вскоре должен был явиться самолично персидский царь Сапор. Война подходила к концу. Стороны были готовы заключить мир.
           Римские солдаты, командиры, чиновники переговаривались в ожидании и любопытстве увидеть грозного царя варваров. Перессказывались истории о Сапоре, его богатстве, о наложницах, а также о бывшей у него диковинной птице попугае, которая, как говорили, жила при Сапоре уже десять лет, с тех пор, когда он еще не был царем. По рассказам, этот попугай приводил в изумление всякого тем, что не оставлял без подражания почти ничего из того, что делалось людьми в его присутствии. Он плясал, пел, называл людей по имени и так далее.   
          Сапор явился в сопровождении конного отряда телохранителей, закованных в чешуйчатую броню, с разноцветными лентами и флажками на древках копий. Филипп, вместе с конными преторианцами и отрядом германцев-наемников, двинулся навстречу.   
- Император Марк Юлий Филипп Август, принцепс римского народа, приветствует Сапора, царя персов!
- Сапор, царь царей Ирана и не-Ирана, приветствует повелителя римлян!
          Противник Филиппа, столь знаменитый и славный своими деяниями, отнюдь не выглядел грозно. Одетый в просторное белое платье и атласные алые штаны, в мягких красных сапогах, с длинными завитыми волосами и большими черными глазами, подведенными сурьмой, Сапор не производил впечатления грозного государя, наводившего ужас на все окрестные народы. На голове царя возвышался высокий остроконечный кидар, (1) но простой ткани и без украшений — видимо, походный. 
- Итак, согласно нашей договоренности, мы встретились, царь, чтобы обговорить условия, на которых могли бы заключить мир.
- Да.
          Филипп сделал жест пальцами. Из рядов свиты вынесли приколотый на деревянной подставке лист папируса. Сапор, тяжело вздохнув, приготовился слушать условия, выдвигаемые победителем.
 "...признавать власть римского государства над Сирией, Осроеной и Месопотамией, городами Карры, Нисибис, Эдесса, Сингара, Амида, Дура-Европос...
...признавать протекторат римского государства над Арменией...
...чтобы союзники обоих государств, сохраняли постановленные условия и чтобы ни союзные с персами народы не вели войны против римлян, ни союзные с римлянами — против персов...
... торгующие какими-либо товарами римляне или персы и все купцы обязаны вести торговлю по существующему обычаю через определенные таможни...
... посланники и гонцы с известиями, как приезжающие из Персии в римские владения, так и из римских — в персидские, должны быть принимаемы так, как прилично их званию; им будет оказано должное попечение. Они обязаны оставаться недолго в земле, куда приезжают. Товары, которые везут с собой, могут они менять беспрепятственно и беспошлинно...
... утверждено, чтобы какие бы то ни было торговцы варварских народов, зависящих от обоих государств, не проходили дорогами необычными, но следовали через Нисибис и Карры, а также чтобы они без позволения правительства не ездили в чужие области; а если дерзнут поступать против того, что постановлено, то есть провозить товары мимо таможни, и будут пойманы начальствующими на границах вместе с товарами, которые везут с собой, то имеют быть переданы властям для должного наказания»
            Молча, Сапор снял с пальца перстень с личной печатью и, окунув в поднесенный сосуд с краской, приложил к папирусу. Продолжать войну царь не мог. У него почти не было войска, а почти неминуемый прорыв римлян к Ктесифону сулил лишь новые бедствия и еще более тяжелые условия. Царь прекратил борьбу, согласившись с выдвинутыми Филиппом требованиями.   
               Когда все это было принято и приведено в порядок, то приставленные к делу писари и переводчики внесли грамоты в две книги и долго рассматривали текст, сравнивая в точности слова, а потом были сделаны точные копии. Подлинники были свернуты и утверждены печатями. Десять переводчиков - пять римлян и столько же персов, передали друг другу мирный договор: писанный по-персидски выдан римлянам, а писанный на латыни - персам.
          Лично Филиппу от Сапора была преподнесена в подарок жертвенная чаша с изображением солнца, а также замечательный слон – замечательный потому, что в римских землях эти животные были невиданной диковиной.

          Взорвались римские трубы и горны, приветственные крики в адрес императора заглушили собой все. Лица приближенных Филиппа сияли радостью. Сапор молча сел на коня и, в сопровождении своих, быстро скрылся прочь. Война была закончена.

          Армия возвращалась домой. Легионы и вспомогательные войска расходились по своим постоянным местам стоянки. Филипп с преторией и двором спешил в Рим. Трясясь по дорогам империи в закрытой повозке, он имел много времени на то, чтобы поразмышлять в одиночестве. Араба терзала тень раскаяния за совершенное цареубийство; он стремился заглушить голос совести посмертными благодеяниями, оказанными Гордиану III. Филипп не испытывал злобных чувств к своему предшественнику. Просто он очень хотел власти, а тот ему мешал. Добившись же власти, Араб всячески ублажал тень покойного. На гробницу у Цирцезия он не пожалел плит из белоснежного кизикского мрамора, как в Галикарнасском мавзолее, чуде света. Эти плиты проделали долгий путь от берегов Пропонтиды (2) до Евфрата — царственный постоялец гробницы был достоин такой чести. Красивое место там, на берегу...      
       В столице Филипп, первым делом, устроил пышные поминовения для своего предшественника. На Форум Романум, главной площади Рима, у мраморной трибуны построили деревянный помост. Под крышей, опирающейся на колонны из золота и слоновой кости, установили катафалк в окружении роскошных пурпурных ковров, расшитых золотом. На катафалке возлежала каменная статуя Гордиана III в одеянии триумфатора — отнимать у него славу победителя персов Филипп не стал. Фигура была удивительно похожа на умершего императора, и, чтобы еще больше усилить сходство со словно бы заснувшим августом, стоявший рядом слуга медленно и величаво отгонял павлиньим опахалом якобы досаждавших тому мух. Филипп с женой Отацилией и сыном Филиппом, за ними сенаторы с женами приблизились к катафалку, к ним медленно присоединялись прочие должностные лица и простые горожане, все в траурных одеждах. Началась торжественная церемония. Сначала прошествовали скорбящие, которые несли статуи знаменитых римлян минувших столетий. Затем несли бронзовые статуи, символически изображавшие покоренные Римом народы, убранные в национальные одежды. Потом появились статуи, изображавшие римлян, прославившихся либо наиболее достойным образом жизни, либо достопамятными деяниями. Затем проследовали отряды пехоты и конницы; воины были в полном вооружении. Следом пронесли дары покойному от Филиппа, сенаторов, их жен, отдельно дары от городов и селений, от цехов ремесленников. В заключение пронесли позолоченный алтарь из Индии, украшенный слоновой костью и драгоценными камнями. Когда торжественное шествие закончилось, на трибуну поднялся сам Филипп и зачитал похвальное слово Гордиану III.
      Покойный император был обожествлен, а новый император провел реформу администрации, сделал новые назначения, и не всем они пришлись по душе. Своего брата Филипп назначил наместником восточных провинций, а зятя – наместником провинций на Дунае. Свой родной захудалый городок в Аравии – Бостру, император возвел в ранг колонии, предоставив, тем самым, большие права и привилегии. Такое кумовство было римлянам пока в диковинку и считалось некоей восточной дикостью. Но потом недовольство постепенно сошло на нет. Новый император вел себя вполне умеренно, не проявлял склонности к тирании, правил в согласии с сенатом.
               Филипп построил за Тибром водоем, поскольку эту часть города тяготил недостаток воды, и тем совершил благодеяние для горожан.
              Затем Филипп решил озаботиться нравами граждан и запретил продажных мужчин.  Их он отправил в ссылку в Африку, причем некоторые из них утонули во время кораблекрушения. Некоторые римляне были не в восторге от воспитательных мер Араба, но вскоре недовольство сошло на нет, ибо император подарил народу самое желанное – зрелища.


Рим, 247г.

            Так получилось, что на четвертый год правления Филиппа пришлась знаменательная дата – городу Риму исполнилась ровно тысяча лет. Естественно, все ждали праздника. И Араб не обманул ожиданий.
               Праздник был совмещен с триумфом самого императора, с победой возвратившегося из похода на Дунай. Предыдущие два года отнюдь не были для империи спокойными. Готы, разгромленные Гордианом III и Тиместеем, сидели тихо, но севернее Дуная на римскую Дакию напали карпы – варвары, жившие в предгорьях Карпат близ римского лимеса. Наместник провинции и его шеф, зять Филиппа, надзиравший за всем дунайским регионом, ничего не могли поделать, и в поход направился сам император с армией.
         Сражения с карпами длились почти два года. Филипп очистил от них римские территории, а затем перенес военные действия на земли варваров. Карпы скрылись, запершись в больших каменных крепостях, взять которые, несмотря на долгую осаду, войскам Филиппа так и не удалось. В конце концов, император распорядился снять осаду и увел армию назад, в римские пределы. Война была закончена, и Филипп был настроен отпраздновать по этому случаю триумф. Что и было сделано по возвращении в Рим. Одновременно праздновалось и тысячелетие самого города.

          Прибытие Филиппа в столицу, как и после персидской войны, снова было торжественным и пышным. Он направился на Капитолий, окруженный сенаторами, одетыми в тоги, и лучшими из сословия всадников, жрецами, одетыми в претексты. Перед ним шли воины в парадном облачении и толпы народа. Несли пятьсот золоченых копий и сто знамен, не считая знамен коллегий, драконов, значки храмов, легионов и вспомогательных частей. Кроме того, шли переодетые люди, изображавшие разные племена: готов, сарматов, карпов, персов, так что в каждой группе их было не меньше двухсот. По обеим сторонам от колонны вели по сто белых быков с золотыми перевязями на рогах, по двести белых овец, а также десять слонов, которые были тогда в Риме – их доставили еще из персидской кампании. Был показан диковинный зверь камелопард (3) — причудливая помесь, как говорили, пантеры с верблюдом. Вели прирученных диких животных разных пород, с множеством украшений. Следом ехали крытые повозки с мимами и всякого рода актерами, шли кулачные бойцы, бившиеся между собой расслабленными ладонями, а не по-настоящему. Скоморохи разыгрывали представления. На всех улицах стоял шум от игр, криков, рукоплесканий.   
          При Филиппе в Риме было десять слонов, десять лосей, пять тигров, тридцать прирученных львов, пятнадцать прирученных леопардов, пять гиен, три гиппопотама, один носорог, пять жирафов, двадцать диких ослов, сорок диких лошадей и много других животных. Всех этих животных Филипп либо раздал, либо позволил убить в цирке во время зрелищ и цирковых игр.
          Акробаты, развлекая толпу на арене, играли с медведями и львами в опасные игры, ловко прячась от них за вращающимися дверями или в корзинах, которые вертелись вокруг столба. Были и те, кто при помощи шеста перепрыгивал через медведей либо забирался на шаткие конструкции, под которыми носились хищные звери. Зрители были в восторге.
          Филипп устроил в цирке Флавиев совершенно необычную охоту. Зрелище это было такого рода. Мощные деревья, вырванные вместе с корнями, были прикреплены к соединенным между собой бревнам. Затем сверху была насыпана земля, и весь цирк был засажен этим подобием леса. Через все входы туда были впущены страусы, олени, кабаны, лани, горные козлы и другие животные. Затем внутрь были выпущены простые граждане, и каждый хватал себе то, что хотел. На следующий день Филипп выпустил в амфитеатре сразу десять львов с косматыми гривами. Все они были убиты в поединках с гладиаторами-бестиариями. Затем были выпущены десять леопардов, десять львиц и тридцать медведей. Всех их ждала та же участь. Было выпущено сто пар гладиаторов, причем тут сражалось много варваров, которых вели в триумфе, а также несколько захваченных разбойников.
        Завозились лучшие лошади из Персии, Аравии, Фракии, Испании. Трибуны заваливались цветами, зрителей обносили вином, хлебом, фруктами. Над амфитеатром Флавиев взлетали позолоченные, украшенные лентами голуби.

           Рим праздновал. А за его пределами жизнь шла своим чередом. Император, в свободное от торжеств время, разбирал письма, поступавшие на его имя со всех концов необъятного римского государства.
- В благословенные времена вашего правления, о добродетельнейшие и благороднейшие из императоров, - писали Филиппу и его сыну арендаторы-колоны из какой-то деревни во Фригии, - Все остальные радуются спокойной и мирной жизни, так как все зло и угнетение прекратились, одни мы терпим бедствия, которые не подобают счастливым временам; поэтому, мы направляем вам следующую просьбу. Мы, моля о помощи, отдаемся под покровительство ваших величеств, о, святейшие императоры! Нас неслыханным образом мучают те, долгом которых является защищать народ. Эти люди, командиры, солдаты, государственные магистраты и их чиновники, приходят к нам в деревню и мешают нам работать, реквизируя у нас волов. Они у нас отбирают то, что к ним не относится. Вот так мы страдаем от больших притеснений и тягот!
           В прежние времена у трудящихся на земле были и сундуки добра, и одежда, и деньги, и браки у них заключались с приданным. Все изменилось, и сам Филипп во время своих военных походов мог это видеть, проезжая по провинциям мимо обедневших селений, обветшавших вилл, запущенных полей, которые привело в упадок взыскание податей с пристрастием.               
           Зверствовали в провинциях сборщики налогов. Чиновники, составляя опись земли и людей, записывали детей как взрослых, покойников как живых, хилых стариков как работоспособных мужчин. Только за большие взятки можно было от них откупиться. А денег у крестьян не было. Их давно забрали сборщики податей. Тех же, кто не мог внести в срок налоги или выполнить повинности, жестоко бичевали. Чтобы избежать наказания, приходилось идти на поклон к соседу или ростовщику и просить взаймы денег, зерна или вола. В долг давали, но требовали огромных процентов или залога. Залогом был скот крестьянина, его земля и даже дети. Когда бедняк не мог расплатиться, его дети становились рабами, земля переходила в собственность кредитора. Особенно стонал от этого Восток, отданный императором на откуп своему брату. Уже поговаривали там иногда, что лучше было бы отдаться персам.      
               Сделав распоряжение разобраться, Филипп спешил вернуться к зрелищам и
празднествам. Императору хотелось отдохнуть от забот и пережитых тягот предыдущих лет. Не все было в порядке и со здоровьем – от постоянных переживаний у Филиппа открылась желудочная болезнь, время от времени заявлявшая о себе сильными болями. Прямо как у покойного Тиместея, тестя покойного же императора Гордиана III, которого… Нет, Филиппу не хотелось вспоминать об этом. И не хотелось думать, что может постигнуть и тот же конец, что и Тиместея, раз уж довелось подхватить ту же болезнь. Яд вместо лекарства. И кто может его подать? Да мало ли кто. Приближенные и друзья, сегодня славящие и улыбающиеся в глаза, завтра, при случае, легко могут воткнуть нож в спину и спокойно занять место. О, Рим, вертеп, яма с ядовитыми змеями! И что же не жилось раньше, без пурпура, без власти, без забот и тревог, без вечного ощущения опасности рядом. А может, все это – кара богов? За злодейство, ценой которого был захвачен пурпур? Филипп не знал ответа на этот вопрос. Думать об этом не хотелось, и император спешил поскорее отвлечься вновь, вернувшись к радостям дня сегодняшнего.

1. кидар — персидский головной убор,
2. Пропонтида — Мраморное море,
3. камелопард — древнее и средневековое название жирафа,


Иллюстрация: император Филипп Араб