Глава 3. Школа

Глава 3. Школа.
В фойе школы мы попрощались – Анюта с Тёмой поднялись на третий этаж, территорию младших, а я поплелась в кабинет истории, где уже через десять минут должен был начаться урок.
Иногда мне казалось странным, что я посещаю школу. Все мысли были обычно заняты другим: где бы ещё подработать, как втолковать маме, что пора бросать алкоголь, сколько денег сэкономить и на чём… По сравнению с тем, что творилось в моей жизни, учёба казалась детской забавой. Некоторые мои одноклассницы стонали: «О, легче пойти в армию, чем сдать экзамен по математике!», а другие расстроенно поддерживали их, говоря, как трудно с школе. Эти слова одновременно вызывали во мне жалость, непонимание и откровенное бешенство. Да чёрта с два тут трудно! Эти избалованные сытые девочки даже понятия не имели о настоящих трудностях. Посмотрела бы я на них, если бы им пришлось заботиться о семье из шестерых человек! Впрочем, знала ли я, что такое испытания? Возможно. Но всё в мире относительно, и найдётся не один человек, который назвал бы мою жизнь раем. Голодные детишки в Африке, нищие, оставшиеся без дома в буквальном смысле на улице, смертельно больные люди, солдаты, вынужденные сражаться на войне, ветераны и герои Великой Отечественной… Кто я такая по сравнению с ними и что прошла? Так, девчонка. Однако я с трудом сдерживала раздражение, когда кто-то из девочек начинал жаловаться на жизнь.
Они меня недолюбливали, стараясь избегать – впрочем, я и сама на их месте не стремилась бы подружиться с угрюмой молчаливой девчонкой со странным взглядом, которая не может нормально поддержать ни одну тему. Некоторые раньше смеялись надо мной, «остроумно» подшучивая на тему моего папы, но стоило мне прижать одного из шутников к стенке и как следует припугнуть его, как все нападки прекратились. Трусы… Хуже всего была их жалость. За грустные сочувствующие взгляды не ударишь, да от этого они и не исчезнут. Многие девочки жалели меня – ещё бы, большая семья, разлука с папой, отсутствие денег! Для них это лишь слова, каноны. Они и представить себе не могли, что это такое на самом деле. Я злилась, хотя это было неразумно. Всё-таки они не виноваты, что их жизнь сложилась более удачно, чем моя собственная, и относились ко мне с добротой. Но не как к равной. Впрочем, я тоже не считала их ровней себе. Мы слишком разные. Они живут, а я – выживаю. И поэтому мне не найти друзей в классе. Я сама поставила на это табу. Я не имею права подпускать кого-то слишком близко к себе. Не думаю, что мне стоило привязываться к кому-то, потому что потом непременно последуют разочарование, непонимание… Да и вообще, у меня нет на это времени.
Зайдя в класс, я заняла своё привычное место на первой парте – никто не любит сидеть там, а мне, напротив, нравится. Ведь я сюда учиться хожу, а не развлекаться, так откуда ещё лучше видно ход урока? Я даже списывать за годы учёбы не научилась, как ни странно. Точнее, ловко списать с учебника или конспекта мне порой удавалось, но вот одноклассники, великодушно помогавшие друг другу, выручали меня крайне редко и с неохотой. Поначалу, классе в пятом, я страшно злилась, слыша в ответ на просьбу что-то вроде: «мне неудобно сейчас», «я не знаю» и «не мешай, некогда!», в то время как другим на такие же вопросы они сразу строчили ответ. В конце концов, мне это надоело, и на каждый урок я стала готовиться идеально. Так, чтобы не пришлось ничего ни у кого просить. Результата долго ждать не пришлось – вскоре на контрольных тыкали уже меня, умоляя подсказать, но я оказалась довольно мстительной и припомнила «милым одноклассникам» их отношение ко мне. Наверное, эта обида до сих пор живёт внутри, мешая нормально жить. Однако простить я не могла, просто не могла. Пренебрежительные взгляды, равнодушный тон, желание отвязаться, холодность – всё это выжглось в душе калёным железом. Как и поступок папы, забывшем о нас. И как мамино поведение. Вся боль, которую я испытывала когда-то, оставалась, чтобы всплыть при малейшем воспоминании и резать, резать… Она привязывала к одному месту, не позволяя ни забыть, ни простить, ни хотя бы притвориться.
Так как запасными ручками и карандашами делиться никто тоже не спешил, я исправно носила с собой целый набор «на все случаи жизни» - и циркуль, и транспортир, и штрих, и даже несколько стирательных резинок всегда лежали в пенале. К счастью, мама работала в отделе канцелярии, и поэтому трудностей с школьными принадлежностями у нас не бывало. Хотя иногда я думаю, что было бы лучше, если она продавала продукты. Ну, только в конце месяца, разумеется…
Стоило только разложить на парте вещи, как рядом приземлилась моя соседка. Пожалуй, она – одна из немногих в классе, кто относится ко мне хорошо. Она сама, её лучшая подруга, которая сидела позади нас, и ещё одна девочка. Но она всегда была особенно доброй ко мне. Впрочем, с чего бы ей злиться на кого-то? Умная, из замечательной семьи, общительная, доброжелательная ко всем без исключения, Кристина Варнавская была ещё и красивой. Длинные мягкие пепельные локоны, всегда гладкие и лежащие волнами, большие серовато-синие глаза – совершенно обычные на первый взгляд, обыкновенной формы и разреза, но излучающие мягкий свет и теплоту, нежное утончённое личико и хрупкая, грациозная фигурка – она была само изящество. Я не умела рассуждать о красоте и вообще, кажется, плохо в ней разбиралась, но эта девочка, безусловно, обладала прекрасной внешностью. Ею хотелось любоваться, словно произведением искусства, талантливым портретом. Да уж… Художник – то есть, сама природа, - явно не пожалел мастерство, создавая хорошенькую, точно фарфоровую, Кристину. Не то что на меня… Создавалось ощущение, что над ней поработал кто-то умелый, настоящий гений, а надо мной – впервые взявший в руки инструмент ученик. Я слишком тощая, даже косточки немного торчали, как будто на фигуру пожалели материала. Кожа тонкая и бледная из-за нехватки красок, а черты лица, за исключением губ, кажутся резкими и заострёнными – так получается, когда быстро делают набросок карандашом… Особенно нос. Его, наверное, планировалось сделать аккуратной «пуговкой», однако вместо этого «пуговка» тоже вышла какой-то островатой, слишком делённой на плоскости. Глаза непропорционально большие, опять же следствие незавершённости, впрочем, на этот раз – удачное. Это выглядело хоть сколько-то красиво, даже их тёплый зеленоватый цвет нравился мне. Да, пожалуй, глаза и густые каштановые волосы это единственное, что действительно удалось во мне. Только вот вряд ли это спасает общую картину…
Сегодня Кристина оделась в пастельно-розовую шифоновую блузку и обтягивающие серые брючки, должно быть, обновки, потому что раньше этой одежды я не замечала. На лице, как всегда, сияла довольная улыбка; присев, девочка поцеловала меня в щёку, как если бы мы дружили. Но Варнавская всех считала своими друзьями, вот и я не стала исключением.
- Привет! Как твои дела? – обычным вежливым тоном осведомилась она. Из-за голода я не смогла заставить себя улыбнуться в ответ и равнодушно буркнула:
- Лучше всех. Твои как?
- Замечательно! А как ещё могут быть дела в мой день рождения? – и девочка засияла ещё сильнее. Ах вот в чём дело… У неё день рождения, вот почему она такая счастливая и пришла в новой одежде… Да, точно! 4 октября, а я и забыла.
- С днём рождения тебя, Кристинка! – на этот раз совершенно искренне я обняла её, почувствовав приятный аромат духов. Уж какое бы ни было у меня настроение, я не имела права омрачать им праздник такой чудесной девочки, как Кристина. Она слишком искренняя для этого мира, но жила в другой среде, а там можно было позволить себе быть мягкой. Кристину я на самом деле уважала за доброту и понимание, умение общаться со всеми, никого не забывая согреть своим теплом. Теплом, которое заставляло чуть подтаять холодность даже такой чёрствой девчонки, как я. Да, ей было за что быть благодарной… Чисто человечески. Варнавская – маленькое солнышко нашего класса, которое нельзя не ценить.
- Спасибо, милая! – растрогалась девочка, внезапно отстраняясь от меня. – Погоди… Я принесла шоколадки и сок, по традиции! Будешь?
Я только качнула головой. Нет. Нельзя. Даже от неё – нельзя ничего брать. Тепло, мягкость, честность – всё это остаётся при ней, а вот вещи… Нет.
- Да нет, спасибо…
Кристина с удивлением вскинула на меня глаза и весело хихикнула:
- На диете, что ли? Тебе-то зачем? Ну ладно-ладно, не буду тебя мучить в таком случае…
Да уж. Пусть думает, что я на диете, пусть. Если рассказать ей, что чувствуешь голод по той причине, что еды нет, она сразу же бросится жалеть меня и кормить. Зачем это нужно? Промолчав, я поворачиваюсь обратно к парте.
***