Плененный дух

                ПЛЕНЕННЫЙ  ДУХ



Действующие лица:
                Ворчливый наблюдатель
                Доброжелательный наблюдатель
                Человек в бурке

(События развиваются,.. впрочем,  где они “развиваются“, не совсем понятно, но они происходят. При всей крайности суждений, видно, ни один из наблюдателей не равнодушен к объекту своих замечаний. Это странно, и одновременно отрадно. Театральные пистолеты мечутся от одного наблюдателя к другому, чтобы в какой-то момент остановиться на фигуре человека в бурке. Временами, когда это всего лучше для зрителя, звучит вальс Арама Хачатуряна к драме «Бал-маскарад»)

 
ВОРЧЛИВЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:   
- … Он дух изъял из века разом.
Так, извините, любить его за что, за 
                это?..

ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
- Он дух собою поднял в выси.
Так как, позвольте, не любить его!..

ВОРЧЛИВЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
- Он смерть искал, алкал, как
                ищут…         

           (не зло смеется)

Разве что святые или блаженные.

ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
- Быть может, но
Он смертию своею с гор   
                Кавказских,
России дали озарил.
И свет, спустя года,
И ныне в нас приходит.
Что ж тут дурного,
Друг мой, подскажи?

ВОРЧЛИВЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
- Он «свет России нес»?
Позвольте не поверить.
Напротив, своею меланхолией
Россию объял, отравил!..
Как видно, лавры гения другого,
Того, кто жег глаголом всё и вся,
Лермонту не дают покоя.
А я-то думал, сей «ирландец»,
Давно осевший средь Росии,
Освобожден от зависти глухой.

ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
- Поверь, Лермонт другой,
Совсем не тот, что выдал ты.
Он если и пленен, то только Музой,
Что день за днем его ведет.
 
           (после паузы)
   
Да что мы спорим, самый час
Умолкнуть нам, в тень отступить.
И дать Поэту говорить,
И трепетать его ретиву.
 
(Свет софитов переходит на человека в бурке, с печальным лицом и грустными глазами. Однако, не  смотря на то, что в нем уже давно и немыслимо натянута струна жизни, всем видом своим дает понять, что он еще не готов пасть духом и подчиниться Року)
.
ЧЕЛОВЕК  В  БУРКЕ    (некоторые зрители, опережая намерения автора пьесы, спешат узнать в нем Михаила Лермонтова, русского поэта-романтика, служившего в начале ХIХ века в действующей армии. Пожалуй автор не станет разубеждать их в обратном):

«Душа моя мрачна. Скорей, певец, скорей!
                Вот арфа золотая: 
Пускай персты твои, промчавшися по ней,
                Пробудят в струнах звуки рая.
И если не навек надежды рок унес,
                Они в груди моей проснутся,
И если есть в очах застывших капля слез –
                Они растают и прольются.

Пусть будет песнь твоя дика. Как мой венец,
                Мне тягостны веселья звуки!
Я говорю тебе: я слез хочу, певец,
                Иль разорвется грудь от муки.
Страданьями была упитана она,
                Томилась долго и безмолвно;
И грозный час настал – теперь она полна,
Как кубок смерти, яда полный.»  (1)

 

ВОРЧЛИВЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
- Вот, видишь, говорил я прежде,
Безумен он, причем немало!

ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
-  Угомонись, «серьезный» критик.
Послушать дай, что изречёт Поэт!…

ВОРЧЛИВЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ (подхватывая):
-  … Известно, меланхолией своей   
                удавит,
Разбередит, поранит душу.
Такое слышать более не могу.
Поэт живет, ой! жил…
С пленённым духом!
И всех, повсюду, он казнил,
Что долю выбрал для себя ту.
 
ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
-  Свет знает доброту твою.
Но чтоб понять тебя, ворчливая 
                душа,
Терпения не хватит никакого!..
Ты метишь то,.. что лишь тебе   
                понятно,
А скрытое, не ухватив, злом 
                нарекаешь
И, недобрым словом,
Пред светом скоро выставляешь.
 

(Ворчливый наблюдатель пытается возражать, но Доброжелательный наблюдатель жестом его останавливает, показывая, что теперь желает слушать Поэта)

ЧЕЛОВЕК  В  БУРКЕ:
«В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана,
                По капле кровь точилася моя.

Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их желтые вершины
И жгло меня – но спал я мертвым сном.

И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.

Но, в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;

И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди, дымясь, чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струей.»  (2)

 
СВАРЛИВЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
- Вот видишь, беспросветна
Печаль в душе его.
И все в ней объято тоскою,
А впрочем, сам ли он живой?..

ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
- Живой, живой,..
Не торопись с заупокойной, 
                «тонкий» критик,
И ровно так не торопись
Поэта окунать в безвременье,
Не торопись…

СВАРЛИВЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
- Я что, я – ничего!..
Смотри, смотри, как сам он
Себе отходную поет…
 

ЧЕЛОВЕК В БУРКЕ:
«Не верь, не верь себе, мечтатель молодой,
    Как язвы, бойся вдохновенья…
Оно – тяжелый бред души твоей больной
    Иль пленной мысли раздраженье.
В нем признака небес напрасно не ищи:
    То кровь кипит, то сил избыток!
Скорее жизнь свою в заботах истощи,
    Разлей отравленный напиток!

Случится ли тебе в заветный, чудный миг
    Открыть в душе давно безмолвной
Еще неведомый и девственный родник,
    Простых и сладких звуков полный, -
Не вслушивайся  в них, не предавайся им,
    Набрось на них покров забвенья:
Стихом размеренным и словом ледяным
    Не передашь ты их значенья.
Закрадется ль печаль в тайник души твоей,
    Зайдет ли страсть с грозой и вьюгой, -
Не выходи тогда на шумный пир людей
    С своею бешеной подругой;
Не  унижай себя. Стыдися торговать
    То гневом, то тоской послушной,
И гной душевных ран надменно выставлять
    На диво черни простодушной.
 
Какое дело нам, страдал ты или нет?
    На что нам знать твои волненья,
Надежды глупые первоначальных лет,
    Рассудка злые сожаленья?
Взгляни: перед тобой играючи идет
    Толпа дорогою привычной;
На лицах праздничных чуть виден след забот,
    Слезы не встретишь неприличной.

А между тем из них едва ли есть один,
    Тяжелой пыткой не измятый,
До преждевременных добравшийся морщин
    Без преступленья иль утраты!..
Поверь: для них смешен твой плач и твой укор,
    Своим напевом заученным,
Как разрумяненный трагический актер,
    Махающий мечом картонным…» ; (3)

 
СВАРЛИВЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
- Ну, каково!..

ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
- Да, ничего…
Ты главного, друг мой,
В печали той глухой не углядел.
Поэт превыше мук иных
Томится муками Любви.

СВАРЛИВЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
- Всего-то?..
А что «любовь»? Зачем она??
Что, нет занятия иного?..    
Не верю. Полагаю:
Поэт… безделием себя изводит.
Так что, «портрэт» его мне ясен!

ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ:
- О, да, известны свету
Все толкования твои.
Горазд всё упрощать?
Меж тем, Поэт творит историю            
                души,
Которую услышать ты не в силах.
Всё спит в тебе давно. Как жаль…

                ЧЕЛОВЕК  В БУРКЕ:
                По небу полуночи ангел летел,
                И тихую песню он пел;
                И месяц, и звезды, и тучи толпой
                Внимали той песне святой.
                Он пел о блаженстве безгрешных духов
                Под кущами райских садов;
                О боге великом он пел, и хвала
                Его непритворна была.

                Он душу младую в объятиях нес
                Для мира печали и слез;
                И звук его песни в душе молодой
                Остался – без слов, но живой.

                И долго на свете томилась она,
                Желанием чудным полна;
                И звуков небес заменить не могли
                Ей скучные песни земли."  (4)

 
СВАРЛИВЫЙ  НАБЛЮДАТЕЛЬ
    (с раздражением):
- Ах, чудосветен сей пиит,
Он с высока поди глядит на мир,
Тогда как надо вниз опуститься.               
                только и всего!..
Душам телесным  сделать 
                одолженье,
Спуститься всё же вниз
            к земным заботам!
………………………
Так нет, алкает счастия безумец,
Тогда как несовершенен всюду.
Ум, душа его и тело
Подчинены идее невозможной.
Взялся за дело он,
Которого поднять не в силах.
Где надо и не надо слезы льет  -
Фу, не гусар, а «баба», право!
 
 
(Человек в бурке, не подозревая о существовании Сварливого наблюдателя и Доброжелательного, и их диалоге, задувает на столе свечу. Тут же комната, где еще минуту назад дрожащими тенями на стене оживали спорящие, погружается во тьму. Диалог наблюдателей прерывается, впрочем неизвестно на сколько.  … И даже темнота не останавливает  ж и з н ь,  и Человек в бурке, как все остальные, до конца дней своих будет пребывать в не размыкаемом круге бесконечной череды событий. Событий на столько разных, что в них всему остаётся место, в том числе и пленённому духу).      

12.10.2000


М. Ю. Лермонтов Стихотворения. Поэмы. Маскарад. Герой нашего времени/Серия «Классики и Современники. – М. Художественная литература. – 1985.

(1)- Еврейская мелодия (Из Байрона) 1836. – Там же - С. 70.

(2)- Сон, 1841.  – Там же. – С. 130.

(3) -  Не верь себе, 1839. – Там же. - С. 91.

(4) – Ангел, 1831. – Там же. – С.42.

; -  стихотворению предпослан следующий эпиграф:
           «Que nous font apr;s les vulgaires abois
           De tous ces charlatans, qui donnent de la voix.
           Les marchands de pathos et les faiseurs d’emphase
           Et tous les baladins qui dansent sur la phrase?»    (A. Barbier)
/«Какое нам, в конце концов, дело до грубого крика всех этих горланящих шарлатанов, торговцев пафосом, мастеров напыщенности и всех плясунов, танцующих на фразе?»   
О. Барбье. (фр.)./