Рыжая

По живописным берегам полноводной реки раскинулось не менее живописное село , окруженное лесом и уходящей вдаль степью. Жили здесь трудолюбивые люди, добывая хлеб свой насущный тем , что растили хлеб , занимались садоводством , животноводством , находясь в полной зависимости от небольшого ремесленного городка , куда сбывали плоды своего труда , а оттуда привозили разные изделия , так , необходимые , в крестьянском хозяйстве.

    Однажды, ранним утром, Варя , девочка лет тринадцати, четырнадцати, по поручению матери отправилась в город , за покупками . Она быстро шла по проселочной дороге , заросшей по обеим сторонам высокими бурьянами, задумавшись о чем то своем , не заметила, как оказалась перед стадом крупного рогатого скота . Испугавшись, бросилась в первый попавшийся дворик, огляделась, ей дворик показался, не по местному обычаю, ухоженным с цветочными клумбами , благоухавшими кустами роз . Девочка загляделась на цветы и не заметила, когда на пороге дома появилась девушка лет восемнадцати , в белом шелковом платье и, под стать ему, в белого цвета босоножках , с белой сумочкой через плечо .

      Когда хозяйка дома оказалась в лучах утреннего солнца, то Варя опешила ,разинув рот от удивления , не могла понять , как солнце могло так ярко окрасить кожу девушки. Она пылала ,как маков цвет, на фоне белого платья .Ее лицо , шея , руки , икры ног горели красным заревом , усыпанные мелкими красными веснушками , но что удивительно по верху мелких веснушек плыли красные горошины , величиной с копеечную монету.
    Варечка не разглядела ее лица , но ее общий облик потряс ее воображение и, когда та мягкой походкой приблизилась к ней , то она была настолько потрясена увиденным , что не могла вымолвить ни слова . Девушка посмотрела на нее раскосыми рысьими глазами, ярко желтого цвета, с вертикальными огненно черными зрачками. Густые красные ресницы длинными опахалами торчали вокруг этих необычных глаз , тонкие красные брови дугами взметнулись к львиной гриве огненно красных волос , чудом вмещавшихся на небольшой круглой головке , спадая красным водопадом крупных ,упругих колец до средины туловища . Маленький приплюснутый нос с узкими нервными ноздрями делал ее до такой степени похожей на большую кошку , что Варя еле сдержалась , чтоб не закричать. Пухлые, длинные, широкие губы, втянутая нижняя челюсть усиливали это сходство. Видя явный испуг девочки, девушка весело рассмеялась, обнажив ряд мелких острых, невероятной белизны, зубов. Варе показалось, что свет молнии осветил пурпур этого дивного, необычного лица. Гибкая, мягкая фигура девушки, затянутая в тонкой талии золотистым ремнем, прямо таки, кричала, что здесь не обошлось без нечистой силы.

     Широкие кисти рук с короткими, толстыми пальцами, с длинными ярко красными ногтями, напоминали кошачьи лапы. Она вперед Вари прошла к калитке, и, сощурив глаза, склонив голову на бок, хищно всматривалась в, проходящий мимо калитки, скот. Будь у нее хвост, он бы двигался из стороны в сторону, ударяясь о землю, точно, как у кошачьих, во время охоты. Сходство с кошкой заканчивалось маленькими острыми ушками настороженно торчащими, словно чуя добычу. Ярко красная грива волос, рассыпанная крупными кольцами по спине, шевелясь под дуновением ветерка, пожаром горела в лучах утреннего солнца. Варе захотелось убежать, спрятаться, звать на помощь, но, слава Богу, до таких крайностей не дошло - мелодичный певучий голос словно мягкое кошачье мяу- мяу вывел ее из оцепенения и они обе вышли со двора на свободную от животных улицу .

    Девушка, посеявшая своей необычной внешностью в душе Вари ужас, оказалась на диво общительной, не навязчиво любопытной, просто спросила имя девочки, интересуясь, чья она дочь, ведь в селах все друг друга знают.
     Варечка же не могла совладать с собой, на ее дружеские вопросы отвечала, как строгой учительнице, чем рассмешила свою односельчанку. Скосив лукаво глаза на девочку, она весело, необычно звонким голосом рассмеялась, а ее глаза при смехе превратились в узкие щелки, черный, вертикальный зрачок сузился, на фоне ярко желтой радужки, горя огнем. Продолжая смеяться, краснокожая девушка, между прочим, заметила, - А мы то с тобой тезки. Ты отрекомендовалась Варей, я тоже Вара, вникни, не Варя, а Вара, и только потому, что в детстве себя  сама  так назвала, да так Варой и осталась. Вара Рыжая, или Рыжая Вара. Небось, слыхала ? Меня на селе знают все от мала, до велика. Кто еще может похвастаться такой внешностью? Я одна такая.-
    Варечка кивнула в знак согласия, не понимая, гордится она своей внешностью или огорчается на свою оригинальность. Быстрее огорчалась, т . к . вздохнув, горестно добавила: - Что поделаешь, ведь заново не родишься, уж такой меня Бог создал. Приходится мириться и принять все, как насмешку судьбы. Но, милая деточка,- продолжала она : - Внешность не самое главное, сущность человеческая, его внутренний мир , вот что создает личность. Да, да это так и не надо смеяться, - горячо заверила она, увидев усмешку на губах Вари, и при этом непонятная волна тревожной грусти пробежала по ее лицу.

- А ты славная, точно цесарочка серенькая, птица такая есть, в белую и черную крапинку. Вот ты на нее похожа, а я кошка, - засмеялась она по- кошачьи сморщив нос .

- Действительно кошка, - согласилась Варя, глядя на ее короткие, широкие ступни, точно кошачьи лапы. - Ты даже лапы переставляешь, как кошка, будто отряхивая с них налипшую грязь. –
-
 Так как Вара тоже направлялась в город, то они, пошли вместе. Шли быстро, а летнее солнышко припекало все чувствительнее, становилось все жарче, а на небе ни облачка, роса, что хоть как- то, прижимала дорожную пыль, давно испарилась, и, раскаленная под солнцем, пыль позади них стояла серым облаком. Их тела покрылись липким потом, а рядышком прохладная водная гладь реки, так и манила в свои объятья. Девушки, не сговариваясь, остановились у тихой заводи, подковой вдавшейся в песчаную сушу, зачаровано глядели на манящую водичку, не отрывая глаз.
- Хорошо то как! Благодать то какая !
Варюша, давай искупаемся, совсем чуток, - видя колебание девочки, промяукала Вара, щурясь на воду, словно, вот - вот, фыркнет, выгнет по кошачьи спину, осторожно дотронется до воды, то одной, то другой лапой. Ее глаза при этом полыхали янтарем, вертикальные зрачки мигали светляками.

       Варя, взглянув на нее, оторопела, пуще прежнего, пугала схожесть с кошкой. Но Рыжая Вара так умоляюще смотрела своими бархатно янтарными глазами с колыхающимися зрачками, а они, то вспыхивали, то потухали, при чем, лицо так уморительно сморщилось, кошачий нос собрался мелкими морщинками, что девочке стало стыдно своей трусости, и она стала поспешно снимать с себя одежду, думая про себя:- С нею надо быть все время начеку, неизвестно, что она может вытворить в следующую секунду, но я не плохо бегаю, - и вновь застыдилась своих мыслей : - Что это я ? Как так можно? Разве она не человек? Пусть немного не такой как все нормальные люди, но это только мое личное мнение, но она человек, а не.. .ей не удалось реализовать свою мысль.

      Вара разделась быстрее нее самой и с удивительной ловкостью, с почти звериным задором, брызгалась, сверкая в водных каплях красным рубином под горячими солнечными лучами
.
      Варенька осторожно входила в реку, вскрикивая от прохладных водных струй , только намериваясь окунуться в воду, как увидела свою компаньонку в костюме Евы, бегущую на четвереньках , в изумрудных каплях воды, горящих рубинами на ее красном теле , казавшаяся не земным существом. Это фантастическое существо бросилось в воду , обдав Варю каскадом брызг , плавало вокруг нее с торчащей над водой, головой с каскадом красных волос, при этом ушки стояли торчком , глаза горели адским огнем , расширенные зрачки колыхались, растянутые в улыбке и, без того длинные , губы обнажили челюсть усаженную острыми зубами. Хищный зверь и все тут : - Львица, - подумала Варя .
 
       Она же поднялась ,обхватила цепкими руками ее за плечи , пожурила: - Зачем купаешься в купальнике ? Не с руки будет идти в мокром . Смотри. Ведь я в чем мать родила.- и встала над водой освещенная золотом солнечных лучей. Вода стекала струйками , скатывалась каплями по ее пещерным девичьим прелестям. Волосы красным водопадом спадали по плечам , упругим  грудям , захватывая круглые , упругие ягодицы . Расставленные полные , стройные ноги в бликах солнца, казались литыми, поддерживая ее дивное тело: с крутыми бедрами , тонкой, по кошачьи гибкой , талией, высокой , налитой , тяжелой грудью . Каждая из сисек топорщилась, отворачиваясь в бок своим крупным, темно бордовым соском .
    Эта человеческая самка своим видом походила на бронзовую допотопную статую, весь ее облик явно кричал , что это индивидуум с необузданным темпераментом , буйными страстями, о которых она сама даже не догадывается . Красоту ее тела подчеркивал упругий, выпуклый живот, оканчивающийся треугольником ярко красных, курчавых , как голова молодого барашка, волосиков в мелких брильянтовых капельках воды . Она ни с того , ни с сего резко отвернулась и напористо раздвигая воду , направилась к берегу. Упругие ягодицы при ходьбе двигались относительно друг дружки , напоминая сдобные, румяные булки . На суше , ее что то насторожило , она прислушалась , но , т . к все было спокойно , то по кошачьи , крадущейся походкой , направилась к куче песка, выбирая места для стоп ног , напоминавших кошачьи лапы . Подойдя к выбранному месту , с размаху упала в песок и , сощурившись до узких щелок, сквозь которые лились сияющие лучи из ее янтарных глаз , стала кататься на спине , урча от удовольствия . Видимо ей это занятие надоело , так как .став на четвереньки , принялась рыть яму , отбрасывая фонтаном песок , как это делают кошки ,когда хотят опорожниться .

Варя в панике от ее причуд , бросилась наутек , несясь что есть духу , только бы подальше от этой феноменальной девицы - кошки.
• Рыжая , не понимая , что могло напугать девочку, подумала , что она , что то видит не доступное ей самой , подхватив брошенные той вещи , помчалась вдогонку.

      Девочка оглянулась , завидев мчавшуюся прыжками нагую , сверкавшую рубиновой кожей Рыжую , с развевающимися на ветру волосами, образовавшими вокруг ее тела ореол красного пламени , казалось, что за нею гонится первобытная , пещерная бестия с искаженным , не то хохотом , не то плачем , лицом , закрыла лицо руками , рухнув на пыльное полотно дороги .

Возмущенная Рыжая , на бегу ругаясь на чем свет стоит, настигнув беглянку , плюхнулась задом прямо в пыль рядом с нею, смягчилась , видя страшный испуг девчушки , стала уговаривать те не бояться , погладила ее по волосам , отняла кисти рук от лица. Но Варя смотрела на нее, как на пришельца из космоса, дрожа всем телом. Рыжая поняла, что страх девочки связан с нею, смущенно посмотрела в ее испуганные глаза , просто спросила:
 - Ну , милая деточка, что с тобою происходит ? Скажи, только честно - неужели я такая страшная ?Ведь других тут нет , кого можно было бы так испугаться , значит , ты меня боишься? Скажи, за что тытак со мной? Подумать только, ты вся дрожишь, смотришь загнанным зверьком . Ведь я не кусаюсь , не царапаюсь, не съем же я тебя , чего же ты меня боишься ?-

     На Варю ее доводы не возымели действия, при виде ее коротких , широких кистей рук с толстыми , короткими пальцами с длинными , красными ногтями , страшилась ее еще больше, соображая как бы убежать, скрыться , стать в конце концов невидимкой , чувствуя своим нутром непонятную силу исходящую от нее , как от самки зверя.    Рыжая, поняв , что все таки она так удручающе действует на воображение девочки, растерялась , нервно покусывая свои пухлые губы , допытывалась :
 - Варя , ответь , только честно ,не кривя душой , неужели я вызываю такой страх в твоей душе ? Неужели я такая страшная уродка ?
- Не думай даже такого, - залепетала девочка, - ты вовсе не уродка , а даже слишком красивая , на меня не обращай внимания , я просто очень впечатлительная и мне показалось.. .и запнулась , опустив глаза .
- Ну, не молчи , договаривай , что тебе показалось, говори, я не обижусь , не бойся , не укушу .-
      -Только этого не хватало , что б ты кусалась , - мелькнуло в голове девочки и она посмотрела прямо в желтые , полыхающие не земным огнем , глаза своей мучительницы , от которых не возможно было оторвать глаз . Они , мигая, то увеличивались , то уменьшались в размере , вдобавок красные лохматые ресницы кидавшие тень на леопардовую кожу щек, дуги красных бровей взметнувшиеся к ярко красным волосам делали ее облик до того похожим на зверя, готового прыгнуть на добычу , что Варя , решив , что чему быть , тому не миновать , тихо произнесла :
    - Ты мне показалась большой кошкой ,- и видя , как Рыжая напряглась , пролепетала :
 - Прости , просто наваждение какое то , наверное я перегрелась на солнце.
При последних словах девочки Рыжая захохотала и потерлась о е плечо, как поступают кошки , от чего у бедняжки сердце ушло в пятки , стало на душе тоскливо , как бывает в безвыходном положении , и она отдалась на милость Рыжей . Та, не обращая больше внимания на свою попутчицу, прыгала то на одной , то на другой ноге, вытряхивая из ушей воду, то размахивала гривой волос , желая их подсушить, наклонялась до земли своим упругим , гибким телом , чему то улыбалась , радовалась. Так они и приблизились к городу , строения которого показались на горизонте , что страшно обрадовало Варечку . Хотя она не отрывала от девушки - кошки глаз , видя как та меняется каждую секунду , но уже на душе было спокойней .            
 Глава2
      В городе они расстались, сговорившись, домой возвращаться вместе. Но Варя не пришла на условленное место, короче , сбежала от своей попутчицы , мотивируя, тем , что и так натерпелась от нее , мало ли , что она еще выкинет . Долго не могла забыть их общего купания в реке , а когда уже успокоилась , посмеиваясь над своей трусостью, то судьба снова свела их .

      Дело было жарким летним днем, Варя, сидя в скверике, лакомилась мороженым , когда до слуха донеслось злорадное улюлюканье, свист , хохот и сквозь ажурную зелень кустов девочка увидела толпу уличных зевак потешавшихся над кем то , гримасничая , виляя бедрами , свистя , улюлюкая .Пожилая женщина пыталась их урезонить , но не тут то было, толпа только больше возбуждалась . Варя увидела и саму виновницу , возбудившую толпу , она бежала, оглядываясь по сторонам, как загнанный зверь . Кто то громко возмущался:
- Что делается , куда только полиция смотрит ? Они же затравят бедняжку, их хлебом не корми, дай только над кем то, посмеяться.

      Вдруг, Варя узнала в затравленной девушке, Рыжую Вару, несшуюся впереди зевак загнанным зверем, полыхая, точно красное полотнище знамени.
 
      Девочка всплеснула руками: - Как она могла ,сама вся красная, что рубин , вырядиться во все красное , конечно, своим вызывающим видом , привлекла праздно шатавшихся зевак.
   - Ее необычную фигуру, облегал ярко красный шелк, безукоризненно сшитого платья , переливаясь солнечными бликами на выпуклостях ее крутых бедер, упругой груди. Красные лаковые туфельки на высоком, тонком каблучке, подчеркивали красоту ее необычно полных, стройных ног. Копна огненно красных волос водопадом спадала по плечам, спине, груди, охватывая пожаром ее литую фигуру до круглых, упругих ягодиц .Но самым вопиющим, что привлекало внимание зевак , были ее полные , упругие груди. Они, казалось, жили обособленной жизнью, трепыхаясь , теснили тонкую ткань шелка, угрожая, разорвать ее и вывалиться наружу . Пухлые , длинные губы, накрашенные неслыханно яркой, красной помадой, растянулись в неземной улыбке, обнажая оскал острых зубов, готовых в кого то, вот — вот , вонзиться. Янтарь раскосых глаз с колыхающимися вертикальными зрачками дополнял ее сходство со зверем готовым броситься на добычу. Ее широкие кисти рук, точно лапы львицы , цепко сжимали букет ярко красных роз.

     Варя, потрясенная безобразием толпы, смело бросилась ей наперерез, и присоединилась к несчастной девушке.

      Рыжая, видя во всем подвох, казалось, была готова вцепиться девчонке в горло, но  признав ее,  страшно ей обрадовалась :
      -Господи , Варюшка, ты ? Наконец то хоть одна родная душа .Иди , иди со мной рядом , а то , видишь , шествие устроили , людей не видели: - Дикари ! Хамье !- кричала она, замахиваясь букетом на разъяренную толпу зевак, которых это еще больше зажигало . До того дошло , что хохот перекрывал гул проезжающих экипажей, легковых машин.

- Смотри , что делают , шагу не дают ступить . Что вам от меня надо ? Чему вы скалитесь ? Людей не видели ? А еще
очки напялил ! - кричала она на бородатого верзилу в темных очках. –
А толпа словно взбесилась, все больше заводилась , зевак все пребывало .
Варя, в душе злясь на Рыжую, зачем, мол, та бросает вызов людям , зная что не такая как все , ведь люди не любят не таких , как они сами, и не прощают им их индивидуальности, но в то же время всем сердцем жалела эту страстную , необузданную натуру , до смешного похожую не только внешним видом , но и повадками, на большую кошку, и в то же время столь красивую яркой , почти что' не земной красотой, вызывавшую грязные мысли, вожделение , пробуждавшее в простых смертных животный инстинкт.
Вара ухватилась за юную девушку, как утопающий за соломинку, и не ошиблась в ней , та, не взирая на свою хрупкость, смело встала между взбеленившейся толпой и ее жертвой , грозным судьей , став для них укором в их дикости , медленно отступая , увлекала Вару за собой .

       При виде девчонки толпа вначале опешила, угрожающе загалдела, но вскоре шантрапе стало не по себе и, устыдившись своей глупости, горлопаны начали расходиться, стараясь не смотреть в глаза друг другу, скрылись в ближайших переулках . Варя , облегченно вздохнула, глядя на кроваво красные розы , уже тронутые увяданием , спросила : -Для чего столько роз? Для кого такой роскошный букет ?- Рыжая - Вара, любовно глядя на довольно пострадавший букет кроваво красных роз, загадочно улыбнулась, словно видя перед собой что то самое дорогое, интимное, до боли приятное, открытое ею и принадлежащее только ей одной , полушепотом ответила, видимо, боясь спугнуть видение : -Жениха иду встречать, для него этот букет . Мы с ним договорились , что я приду его встречать одетая во все красное и с красным букетом цветов .Я выбрала розы, считаю , что роза цветок любви , а красная вдвойне .Он меня должен такой увидеть , узнать в толпе и , если возможно полюбить , ведь мы познакомились по письмам .-
-По письмам? -Изумилась Варя. - Разве такое возможно?-
- Как видишь возможно , - засмеялась Рыжая и ускорила шаг, шурша шелком платья, сверкая под лучами солнца, как драгоценный самородок , посматривая на часики, видимо боясь опоздать на жизненно важную встречу , если не роковую для них обоих .

   Варю разбирало любопытство , она горела желанием увидеть жениха.- Надо же , познакомились по письмам, романтика, иначе не назовешь .Что можно было писать в письмах, чтобы заманить молодого мужчину в нашу глухомань? Да еще  из самого Дальнего Востока, кажется, так она говорила. Не иначе урод какой то, или, просто напросто, чокнутый.

        -А вот и вокзал,- радостно сообщила Рыжая, перебив мысли Вари .
 Они успели к прибытию поезда. Перрон был переполнен встречающими , среди пассажиров шныряли жулики карманники , воришки багажа, но в основном публика была приличной, семейные пары с детскими колясками, матери встречающие отслуживших в армии сыновей, девушки своих возлюбленных. Было страшно шумно , галдели , толкались, все куда то спешили , тащили дорожные чемоданы , кули , казалось, не протолкнуться, но Рыжая, ловко маневрируя среди потных тел, пробралась к светофору, стала свечой , вскинув высоко над головой пламенеющий букет , размахивая им , подпрыгивала, становилась на цыпочки , боясь , что ее не увидят. Вагоны шли один за другим, в приспущенных окнах улыбающиеся лица , машущие руки , люди радовались , что отыскали в толпе своих. Но вот паровоз заглох, издав приветственный гудок .Пассажиры повалили , толкая друг друга, ругаясь, встретив своих близких, обнимались , целовались, всюду раздавались охи да ахи. А
 Вара стала вся внимание, напряглась струной, приветливая улыбка не сходила с ее лица, все тянула шею, казалось , вот - вот, взлетит над толпой, но к ней никто не подходил. Она на глазах стала тускнеть, растерянно озираясь, опустив букет вниз , держала , как веник. Но, со ступенек последнего вагона сошел молодой атлет в военной форме, с золотыми погонами, с сияющими пуговицами , мундир сидел на нем , как литой. Смуглолицый красавец, ростом метра два, с саженью в плечах с распростертыми объятьями бросился к нашей героине . Она пунцово вспыхнула, напряглась ,сияя янтарем глаз, белозубой улыбкой, кинулась на встречу статному красавцу и, подпрыгнув, оказалась в его объятьях так, что он фактически обнимал ее стройные ноги, а сама она находилась над его головой. Разметанные ветром волосы красным пламенем охватили ее сияющий облик, букет пурпурных роз пожаром пламенел над ее головой.

     Пассажиры, потрясенные столь необычным зрелищем, с восхищением, смотрели на необычную пару, собралась толпа зевак, но Вара не растерялась, принялась вытаскивать из букета розы и бросать в толпу, изгибаясь и хохоча, словно бес в нее вселился. Разделавшись с букетом, соскользнула между обнимавших ее рук, и впилась своими жаркими губами в упругие губы , приехавшему к ней богатырю с такой страстью, словно хотела влиться в него.

     Толпа, на глазах которой все это происходило, ахнула, пораженная столь яркой любовной сценой. Они же, передав в поцелуе трепет своих душ , оторвались друг от друга и встретились глаза в глаза. Встретились две пары глаз: черных , как ночь, и ясных, как день. Мужские черные, горящие внутренним огнем, неугомонной страстью, загадочностью впитывали в свои глубины щедрые солнечные лучи янтарных, сияющих, как ясный день, глаз доверчивой, мягкой ,как плавленый воск, молодой девушки, на глазах у публики ставшей настоящей жрицей любви.

      Вара в недоумении смотрела в глаза столь признательные ей, сморщив свой кошачий носик, а по всему телу прошла томная , горячая волна, руки, обвитые вокруг шеи Жоры, так звали нашего героя, мелко дрожали , каждая клеточка ее девственного тела ликовала, полнясь любовью. Ее тело дрожало мелкой дрожью, полнясь неземным блаженством, горело незнакомым, доселе, огнем. Она, млея, таяла, не понимая , что с нею происходит.

     При первом взгляде на Вару, красивую столь необычной красотой, в Жорином сердце вспыхнула горячая , страстная любовь, на какую способны только мужчины. Любовь с первого взгляда, что испепеляет прошлое, приобщая к прекрасному, дарит неземное блаженство, божественную радость, облагораживает душу, делая человека сильнее , добрее, отзывчивее, заставляет видеть мир в новом свете, преображая все вокруг. Говорят, что любовь с первого взгляда самая страстная и только она бывает настоящей, ее не выбирают, ею одаривает сам Всевышний.

     Сильные руки Жоры все еще покоились на тонкой талии Вары , касаясь ее крутых бедер, вся его сущность ощущала прикосновение ее упругой груди, прислушивалась к биению ее сердца, особому дрожанию каждой клеточки, жилки ее тела , а он не мог отделаться от мысли, что уже встречал ее, не важно где, в другой жизни, в другом измерении, на другой планете, во снах, но был уверен, что они давно знают друг дружку, только судьба разлучила их и они долго не могли найти один другого . Он понял, что она та единственная женщина, которую он искал всю свою осознанную жизнь, прижал ее трепещущее тело к себе и слился в поцелуе с ее жаркими полуоткрытыми губами, даря ей всего себя. После взял ее руки в свои, горя желанием познать ее тело, вдыхая его аромат, прошептал : - Я всякое мог представить, но о таком счастье даже помыслить не мог, ты, моя единственная, моя богиня, самая родная душенька в этом мире. - Толпа , поражаясь девственностью их чувств, молча отступила, точно приобщенная к чужой тайне, боясь навредить родившемуся счастью.

      Вара, потрясенная до глубины души свалившимся на нее счастьем, все смотрела в его глаза своими лучистыми, ясными ,как у младенца, глазами, боясь спугнуть свое счастье, а желтый, почти ощутимый лившийся из них свет проникал *в его сознание. Говорить она не могла, но зато слезы страстной любви, неиспытанной радости, благодарности, неземного блаженства брызнули, из этих столь прекрасных в данный момент, глаз.

      Ей впервые говорили слова любви, да она и не ждала их ни от кого, считая себя уродливой дурнушкой, не достойной, чьей бы то ни было любви, ведь всю свою, не такую уж длинную, жизнь ее, то и делали , что травили, унижали, при этом не стыдясь, обзывали обидными, унизительными прозвищами.
    С самого раннего детства она познала людскую несправедливость, враждебную отчужденность , ей давали понять, что она не такая , как все, и должна знать свое место, что ее очень огорчало, унижало, даже пугало. К ней относились, как к экзотическому зверьку, как к человеку низшего сорта, поэтому она не могла в данных обстоятельствах совладать со своими чувствами, не в силах утихомирить свое сердце, не могла понять огня охватившего ее тело. В ней бурлило, бушевало, все с большей силой разгораясь, всепоглощающее пламя, в ее девственном лоне расцвел яркий , огненный цветок и сладостной истомой жег ее нутро, порабощая ее мозг, будоража сознание.
      Она горела жарким пламенем и не умела скрыть своего состояния , с восторгом неопытной в любовных делах души, с томлением страстной любви , смотрела ему в глаза, освещая его лучами своих дивных, необыкновенных глаз . И, если раньше ее можно было назвать вульгарной, похотливой уродкой, то в данный момент она вознеслась над толпой, став богиней. Те же подонки, что травили ее, похотливо скалили зубы, потешаясь над ней, увидев ее сейчас, благоговейно преклонили бы перед ней колени . В одно мгновение она превратилась в жрицу любви, излучая божественное сияние, приблизилась к божественной тайне, т. е . тайне любви. Ведь чувство, зародившееся между мужчиной и женщиной, всегда тайна, чудо, диво, которое ни объяснить ,ни понять.
    Взявшись за руки, поглощенные друг другом ,они брели, пошатываясь от нахлынувших на них чувств, среди праздно гуляющей толпы, никого и ничего не замечая. Для них все мирское исчезло, стало ничтожно пустым, и кроме нахлынувшего чувства ничего не существовало. Мир стал другим : прекрасным, добрым, ласковым, солнце светило только для них, птицы пели только им, а бездонная синь небес так и манила, и им хотелось взлететь, растаять в этой небесной сини. Земля, в свою очередь, улыбалась яркой гаммой своего цветения, зачаровывала пением птиц, журчанием ручьев, словно пела гимн их чистой любви.

        Вара с гордым достоинством несла горящий в ее теле цветок любви, чувствуя каждой клеточкой, как в ее душу вливается священная сила, делая ее всесильной, и ее душа кричала:- Пусть меня презирают, считают уродливой, я теперь уверена, что я самая красивая, самая желанная для него , моего любимого, а мне большего не надо. Как прекрасно любить и быть любимой!- Она в этом не сомневалась.

   Их души полюбили, слились воедино, зажгли в их телах священный огонь, осветивший эти тела, делая их божественно прекрасными, необыкновенно возвышенными. Они любили, как боги в небесах, соприкоснувшись душами, зажгли в телах огонь неугасимой страсти, блаженства, а это является главным в любви. Тело без души мертво, только душевная любовь облагораживает союз мужчины и женщины, бывает настоящей, заставляет видеть мир в иных красках. Нет душевной любви, значит, ее нет вообще. Ведь можно смотреть с восхищением, любоваться, прекрасной мраморной статуей, но любить ее нельзя,  она бездушна и не пошлет встречной удушливой волны любви.

    Души наших героев видимо попали в одну и туже амплитуду времени, стали полными чашами, боясь выплеснуть хотя бы капельку своего содержимого, оберегая малейшую крупицу своего чувства, нахлынувшего так щедро; внезапно , негаданно.
Вара именно в этот момент вспомнила письма, которые писал ей Жора, вспомнила, как ей довелось увидеть в газете групповое фото ребят в военной форме, и как наугад взяла фамилию, имя, отчество одного из них и написала ему письмо. Этим молодым человеком оказался Жора. Ее ласковое, душевное письмо растрогало его, задело за живое, и он ей ответил, так завязалась между ними переписка, длившаяся около трех лет.

      Вара с нетерпением ждала каждую весточку от него, зачитывалась его письмами , перечитывая десятки раз . Ее душа ликовала уже при виде конверта с полевой почтой, а что творилось с нею, когда сидя одна в комнате, читала каждое слово по несколько раз, придавая особый смысл каждой точке, черточке , штриху. Дни, когда приходили письма, были самыми счастливыми, полными особого смысла, радости , вдохновения, отмечались красным кружком в календаре. После прочтения очередного письма, она бывала радостной, погруженной в себя, важной, чувствуя себя почти, что не земным существом. Проникаясь душевной добротой его писем, сама становилась чище, добрее, душевнее. Но как бы не ликовала ее душа, изнывая от счастья, от прекрасной грусти в мечтах о любви, о большом счастье она даже думать не смела, не говоря уже о том, что сможет вызвать любовь в его сердце и, когда он изъявил желание приехать к ней, чтобы познакомиться воочию, она даже помыслить не могла о взаимности, о любви, которая обрушилась на нее, как ураган. Она дала согласие на его приезд, только чтоб ускорить развязку, пусть, мол, приедет, пусть вволю посмеется над моим уродством, мне ли привыкать? Вот тогда и созрел план встретить его во всем красном и с красным букетом, думая: - Что я теряю? Чему быть, тому не миновать, пусть вдоволь посмеется надо мной. Выставлю себя в самом худшем свете, все свои уродства подчеркну, преувеличу, пусть обхохочется ,- и ,будучи первоклассной портнихой, сшила себе платье таким фасоном, чтобы те недостатки в своей фигуре, какие считала уродливыми, кричащими о ее неполноценности, а именно свою слишком полную грудь, крутые бедра, полные ноги, но самое главное еще больше подчеркнуть, выставить напоказ свою красноту, нарочно бросая вызов всему миру, ненавидя всей своей сутью красный цвет, выбрала именно его.

        Жора, как ни странно , тоже думал о переписке, благодаря которой и произошла эта встреча:- Теперь понятно, почему мне ее письма помогали жить, переносить трудности, давая особый настрой, заряд бодрости, ведь читая их, я был что путник в пустыне, изнывающий от губительной жажды, которому посчастливилось припасть пересохшими, истрескавшимися до соленой крови, губами к чистому источнику с прохладной живительной водой . Так, они оба, не сговариваясь, думали о своей переписке, которая соединила их судьбы, а полнота счастья распирала их сердца. Им смотрели в след, умильно улыбаясь, видимо вспоминая, что то, давно забытое свое. Их облик излучал полноту счастья и при взгляде на них, люди становились добрее, терпимее друг к другу . Они сами никого не замечали, словно находясь под стеклянным колпаком. Добираясь пешком к Варе, домой, они брели берегом реки,  у их ног плескалась вода, с небес светила луна, все пело в унисон их душам, весь мир принадлежал только им, а они удивлялись , что раньше не замечали его красот.

Глава 3
      Теперь уделим немного внимания жилью нашей героине. Вара жила с пожилым, безнадежно больным отцом в довольно приличном, комфортном для сельской местности доме. Если бы не болезнь отца делавшая его похожим на малого ребенка, то жизнь была бы даже сносной, т.к. Вара с семилетнего возраста осталась без матери и, благодаря своей смекалке и трудолюбию, с успехом вела свое незатейливое хозяйство, хотя много времени приходилось уделять больному отцу, глядя на которого говорили: - В чем только душа держится. -
    И так, дом отца и Вары был разделен на две равных половины, одну из которых занимали жилые комнаты хозяев, а другую гостиная. Двери жилых комнат выходили в гостиную. В пристройке дома ютилась небольшая кухонька, ванная комната и санузел. Одна из жилых комнат все время пустовала . Это была комната покойной хозяйки, матери Вары. Выполненная, в светлых серебристых тонах, она сохраняла интимность даже после смерти хозяйки, благодаря стараниям отца, который создавал хотя бы видимый уют для своей возлюбленной. На стенах горницы,  то ли как ее назвать, висели три не дорогие, но очень содержательные картины, отражая как в зеркале, душевное состояние своей хозяйки.
    На одной из них был изображен морской пейзаж, с печально летающими чайками над серыми волнами моря, на другой лес под ураганным ветром и серым небом, перечеркнутым зигзагами молний, на третьей и, на мой взгляд, самой трагичной, была изображена бескрайняя прокаленная палящим солнцем степь с одиноко растущей березой. Пейзаж, изображенный на картине просто кричал о страшном, одиночестве березы, что было сродни хозяйке этой комнаты.
       На другой стене, над изголовьем кровати, висел портрет юной девушки, изображенной во весь рост в белом воздушном платье. Голову ее украшал венок из ромашек поверх пушистых светло пепельных волос, спадавших шелковой волной по худеньким оголенным плечам. В чертах юного лица и во всем облике юной красавицы сквозила явная трагичность, казалось, над нею навис неотвратимый рок. На портрете была изображена хозяйка опустевшей горенки, покойная мать Вары.
      Осиротевшая комната была обставлена всем необходимым : изящный платяной шкаф был набит светскими нарядами бывшей хозяйки, здесь же хранились картонные коробки с модными в свое время шляпками, веерами, муфтами, ажурными перчатками.
        Широкая кровать из красного дерева, на которой ее хозяйка доживала последние дни, стояла аккуратно постеленная лазоревого цвета, бархатным покрывалом, отороченным серебристой бахромой.
      В одном из углов, стояла изящная этажерка с книгами в дорогих обложках, в другом углу туалетный столик , над которым возвышалось зеркало, обрамленное серебряным шнуром.
   На полу лежал ворсистый ковер бежевого цвета. Под потолком висела керосиновая лампа под лазоревым атласным абажуром. На окнах висели шторы из легкого серебристого шелка, прикрывая собой ажурные тюлевые занавеси. Не смотря на то,  что комната сохранялась в чистоте и постоянно проветривалась, чувствовалось , что она не жилая, специфичный затхлый запах прочно держался в ее стенах.
 
      Комнаты отца и Вары располагались по разные стороны с комнатой покойной. Узкая, длинная, в одно окно, комната принадлежала отцу Вары. Здесь не было никаких излишеств, кроме узкой деревянной кровати, письменного стола, одежного шкафа, даже вместо ковра на полу лежала медвежья шкура, подарок одного друга молодости. На одной из стен висело охотничье ружье, из которого давно не стреляли и несколько заржавелых ножей. Другую стену украшала картина в позолоченной раме,  изображавшая псовую охоту. Из убранства комнаты было видно, что отец в молодые годы был не прочь поохотиться.

      По другую сторону комнаты покойной хозяйки находилась комната Вары, являя собой точную ее копию, только здесь пахло розами, жасмином, мятой, дорогими духами, чувствовалось, что здесь живут, здесь по вечерам часто стучала швейная машина, раздавался девичий смех.

Как уже было сказано, добрую половину дома занимала гостиная в четыре окна, выполненная в золотистых тонах, она даже в пасмурную погоду была светлой и казалась теплой. Потолок ее был украшен ажурной лепкой, стены множеством недорогих картин, старинных гравюр в золоченых рамах, портреты родителей покойницы. Особое место занимало блестящее пианино черного цвета, два круглых табурета с мягкими сиденьями, когда то отец давал уроки музыки. Вдоль стен стояло с десяток мягких стульев с ажурными спинками, два мягких кресла с подлокотниками и по средине залы длинный деревянный стол, на котором и зимой, и летом стояла ваза с живыми цветами.
        Вечерами залу освещали две линейные керосиновые лампы из под золотистых абажуров. Отлично вощеный паркетный пол был всегда безукоризненно чистым. На окнах висели тяжелые темно зеленые шторы, легкие ажурные занавеси, придавая зале нарядный вид. Вот приблизительное описание жизненного пространства нашей героини.
      Во дворе, спереди дома все лето цвели кипами цветы на ухоженных клумбах, благоухали розы. Позади дома простирался сад, огород, ягодники до песчаных берегов полноводной реки.

       Вара с отцом жили открыто, ни днем, ни ночью двери их дома оставались незапертыми, и Вара с Жорой вошли в сени, где остановились, чтоб унять свое волнение, стараясь не шуметь да бы не потревожить спящего отца.
      Но отец не спал, его после захода солнца мучила непонятная все обволакивающая пустота, тяжесть в левом подреберье, беспокоило отсутствие дочери, поэтому, как молодые люди не старались, не тревожить его отдыха, сразу уловил их
присутствие и дрожащим прерывающимся голосом обратился к дочери: - Варенька, разве можно заставлять отца так волноваться? Где ты так задержалась? Ты совсем не жалеешь своего больного отца.
      -Папочка, прости , я действительно задержалась, не волнуйся, пап, отдыхай, я, как видишь, жива и здорова, и уже не маленькая, папуля .-

       Раздалось шарканье босых ног и отец, прозрачной тенью показался в дверном проеме своей комнаты, в длинной ночной рубахе, щуря подслеповатые, слезящиеся глаза от света пламени свечи, которую нес в руках, пламя которой колыхалось от его свистящего дыхания.
      Он стоял на дрожащих ногах, изможденный болезнью, состарившийся раньше времени, интеллигентного вида старичок, удивленно хлопая выцветшими глазами, окруженными темными тенями. Его белая, как одуванчик, голова на тонкой, жилистой шее подрагивала. Весь облик пожилого человека говорил о страшных телесных страданиях, а еще больше о душевных переживаниях. Хотя Вара с Жорой стояли рядом, он их не видел, глядя,  в темноту поверх их голов.
     - Папа, куда ты смотришь? Пожалуйста, папуль, познакомься, это Жора, - ласково обратилась к нему Вара, подталкивая Жору вперед. - Помнишь, папа, я тебе рассказывала о переписке с одним молодым человеком, так вот он приехал к нам в гости.-

       Атлет Жора с отличной военной выправкой, в идеальной военной форме, возвышаясь Гулливером над немощным старичком, со щемящей жалостью вглядывался в черты его лица, согнулся, бережно обнял его за худенькие плечи, поцеловал в белую макушку.
        Папаша от неожиданной ласки затрясся всем телом, слезы радости и умиления потекли по его поблекшим, запавшим щекам, хрипло прошепелявил беззубым ртом : - Вот , как хорошо , вот, как мило . Я то что, мы всегда рады гостям, добро пожаловать в наш дом. Вот только бы Вареньки не обидеть, а я рад, очень рад. Не буду вам мешать, дорогу молодым, счастья вам, дети,- прошамкал он, как то уж очень быстро, словно боясь не успеть, и отступил в темноту своей спальни, плотно прикрыв за собою дверь.

 глава4
        Вара завела Жору в свою комнату, которая ей служила и спальней, и жилой, и рабочей резиденцией. Здесь пахло чем - то неуловимо приятным, девичьим.
     Девушка подошла к окну, выходящему в сад, и открыла его. Из сада хлынул свежий , душистый воздух, настоянный на фруктах, ягодах, овощах, сена пахнущего разнотравьем. Величавая луна заглянула в распахнутое окно, придавая жилищу особое очарование.
      Жора стоял рядом, глаза его загадочно блестели и Вара чуть не задохнулась от нахлынувшей радости за свое неожиданное счастье, потянулась к нему. Он, нежно коснулся ее волос, заглянул в глаза и обмер, ее глаза горели ярким янтарным огнем.
      Она с легкостью подняла свое тело на подоконник и, как кошка, спрыгнула в сад. Он последовал вслед за ней, не забыв прихватить свой дорожный чемодан, где лежали подарки для нее, бутылка шампанского, два хрустальных бокала, специально купленные для того, чтобы отметить встречу вдвоем, ну и закуски разные, конфеты, шоколад.
      В саду было таинственно тихо, лунный свет, пробиваясь сквозь кроны деревьев, создавал особый орнамент на цветах, травах и, если бы не тихий шелест листьев под дуновением ночного ветерка, то можно было подумать, что они попали в райский сад Эдем, как наши прародители Адам и Ева. Трепетно взявшись за руки, они углублялись в гущу сада сквозь заросли малины, смородины, вдруг, в нос ударил пряный запах сена, щекоча ноздри. Вара лукаво заглянула в бездонные глаза своего любимого и увела его в угол сада, где сохла скошенная трава, превращенная солнцем в душистое сено. Девушка проворно собрала его в копну, и забравшись на нее, упала навзничь, захохотала, дразня своим поведением своего ошалелого друга. Он, дрожа от нетерпения прижать ее к себе, полез за нею, но она, заливисто смеясь, кубарем скатилась с копны и побежала к реке: - Пойдем, искупаемся, тут есть мое место, я его тебе дарю,- звонко зовя его, быстро удаляясь.

      Жора, как все служаки, понял ее досконально, разделся до плавок, одежду сложил аккуратной стопкой, достал из чемодана бутылку с шампанским, закуски, чемодан приспособил под стол, все на нем разложил, украсил веткой жасмина и кинулся за ней вдогонку. Пробрался сквозь кусты малины ,здорово исцарапался, но оказался на берегу, у тихой заводи, особо отгороженного большими валунами, закутка водной глади, от основной массы речной воды.
      Водная гладь заводи светилась серебром, отражая звездное небо, кроваво красную луну. Добрая ее половина находилась под развесистой кроной старой ивы, образовавшей над нею живой мост. Там, в тени, вода рябила лунным светом проникавшим сквозь ажурную крону дерева, ива, нависая шатром, касаясь тонкими ветвями водной поверхности, придавала этому уголку сказочное очарование.

      Вара забралась на живой мост, запрокинув голову, отягощенную снопом волос, тянулась к звездной выси, ища свою звезду, среди таинственно мигающих звезд.

      Жору потрясла ее необычная красота, удивляло то, что она все время представала в новом облике, становясь иной, а таинственная загадочность ночи вызывала в его теле томление, жажду подвига, хотелось, чтоб эта сказка длилась вечность, но окунув ноги в воду, он словно протрезвел, вода была холодной, купаться не хотелось вовсе.

      В это время Вара с кошачьей ловкостью спустилась с живого моста. Потрясенная, красотой его тела, в припрыжку подбежала к нему, на ходу обвила его шею горячими руками, стала покрывать его грудь частыми, горячими, как уголья, поцелуями, дотронулась влажным, горячим языком до его напрягшихся сосков, встав на цыпочки, потянулась к упругим губам. Удивительным было то, что у нее не было ни малейшего опыта в обращении с мужчинами, с Жорой она испытала первый поцелуй, но она поступала так, как ей подсказывала ее сущность.
      Он, в порыве невероятной нежности, охватил ее налитое тело, кольцом своих сильных рук, вдыхая запах ее волос, тела, покрывал горячими поцелуями лицо, шею, плечи. Она, извиваясь упругой змейкой, скользнула между его рук, и, смеясь, побежала к сооруженной ею, копне сена.
      Молодой, разгоряченный ее лаской, мужчина, не помня себя, гнался за нею с одним желанием догнать, сжать в объятьях до боли, зацеловать, заласкать.
      Но, она, ловко увертываясь, маневрируя между стволов деревьев, дразня его своим смехом, с разбегу забралась на копну сена. Упав навзничь, принялась кататься на спине, доводя его, чуть ли не до умопомрачения,. После чего перевернулась на живот, встала на четвереньки, прогнув спину, выпятив зад, стала забрасывать на себя ворохами сено, наблюдая, за ошалевшим от страсти, Жорой, горящими янтарным огнем, глазами.
      Ее поведение ему что то напоминало, но он не успел вспомнить, что именно, было таким знакомым в ее действиях, т. к. она подползла к нему, издавая мяукающие ласковые звуки, потерлась по кошачьи о его ноги, обвила их руками и, вжимаясь в них своими налитыми, горячими сиськами, змеей поползла вверх, ощупывая его тело теплыми, мягонькими, как кошачьи лапки, руками, покрывая страстными поцелуями его тело с ног до головы.
        Он, изнывая от желания, горя всем телом, сжал ее в страстных объятьях, подхватил на руки и понес к сооруженному им столику, где ждала их бутылка с шампанским. В миг ароматная, пенистая струя облила их, наполнив бокалы янтарной жидкостью. Обливаясь , смеясь, выпили . Шампанское горячительной волной разлилось по жилам, ударило в голову. Им стало еще веселее, они стали еще ближе друг другу. Звон хрусталя чарующим звуком поплыл по саду, вызывая перезвон в их сердцах.
Кинувшись в пылкие объятья, друг друга, они повалились в душистое сено, смеясь, борясь, кувыркаясь, изнемогая от нахлынувшего счастья.

      Жора, ощущая под собой упругое девичье тело, трепещущую нетронутую грудь, ее частое дыхание, мелкую дрожь каждой клеточки, каждой жилки этого столь желанного тела, не в силах совладать с горячей удушливой волной, ударившей в голову, разлившейся по всему телу, застлавшёй красным туманом глаза, не помня себя, рванул на ее груди платье. Шелк треснул, издав торжествующий звук. Трепещущие, круглые, как мячи, груди, оказались в мужских руках, трепеща, что голуби. Он дотронулся •горячим языком до их напрягшихся сосков, поцеловал ложбинку между них, стал покрывать страстными поцелуями живот, впился горячими губами в нетронутое, девичье лоно, вжимаясь всем собой в ее трепещущее тело. Она застонала, забилась в его сильных руках, желая одного слиться с ним, раствориться в нем. Трепещущая, жадная до ласки вжималась в него, предвкушая неиспытанное блаженство, задыхалась от горячей волны, захлестнувшей ее тело испепеляющим огнем, изнемогая от столь внезапно нахлынувшего счастья, боялась потерять сознание, умереть. А мужские жадные руки блуждали по ее телу, точно лепили скульптуру, трепетно скользили по упругому, девичьему животу, округлым, налитым бедрам, шелковые трусики под их напором треснули, поползли по бедрам вниз. Он напористо раздвинул ее горячие ноги, ласково дотронулся до ее девичьего естества и вошел в нее, напрягшимся мужским естеством. Глухой сладостный стон нарушил тишину ночи. Два любящих начала слились в одно. Волны неиспытанного блаженства переполняли тела влюбленных, переливаясь сжигающим огнем одного в другое.
Вара ощутила огненные струи, заполнившие низ живота и поплыла над землей, паря в невесомости, не отдавая себе отчета, что с нею произошло, утопая в блаженстве, провалилась в розовеющую бездну, плавно погружаясь во всепоглощающее не бытие.

      Сад, являясь невольным свидетелем божественного таинства, жил своей жизнью, будучи, безразличен к судьбам кого б то ни было. По кронам деревьев понесся легкий шорох, садилась роса. Луна давно покинула небосвод. В траве пискнуло, спросонья вскрикнула птица, восток зарумянился новой зарей. Светало. Рождался новый день.
      Вара проснулась, блаженно потянулась, чувствуя сладкую истому в теле, изумленно уставилась на обнаженного рядом мужчину, дивясь красоте его тела, вспомнила, что он с нею вчера вытворял, пунцово покраснела, вглядываясь в каждый изгиб его тела, сделала вывод , что во всем мире нет мужественнее и красивее этого нагого Адама. Вдыхая запах его тела, боясь его разбудить , торжествующе прошептала :- Этот красавец мой мужчина! Мой! Усомнившись в этом, сама себя спросила: - Неужели, и в самом деле, мой ?- Любуясь разлетом бровей, косым разрезом глаз, длинными густыми ресницами, восхищено воскликнула: - И представить себе не могла , что у мужчин могут быть такие шикарные ресницы! - Потрогала темный пушок над верхней губой, любуясь, как он выгодно оттеняет смуглую кожу его лица, убрала локон волос со лба. Ее любимый, улыбался во сне, продолжая, видимо, сжимать в объятьях ее тело. Она улыбнулась, собираясь уйти, и только тут обратила внимание, что сама в костюме Евы. Ее леопардовая кожа багровела в предрассветных сумерках. Схватив разорванное на груди платье, прикрыла кое как свои прелести, бросила последний взгляд на спящего, скатилась со своего брачного ложа, ощущая себя самой счастливой на свете, побежала к дому.

      Сад, ухоженный ее руками, после всего, что с нею случилось, стал во, стократ, родней, являясь немым свидетелем ее счастья. Наверное, Ева чувствовала себя соответственно ей в райском Эдеме. Вара видела все в новом свете, будто впервые. Жизнь для нее приобрела особую значимость. Сам смысл существования стал значительным. Ее сердечко ликовало, горя зажженным факелом любви, вся ее сущность торжествовала, то торжествовала в ней любовь, выплескиваясь через край, красота и премудрость жизни.

       Восхищенная красотой благоухающих роз, она наклонилась, опустила лицо в их благоухание, осыпая капельки хрустальных росинок, поспешила к дому , не чувствуя веса своего тела, казалось птицей летела над землей, ликуя душой. Теперь никому не поверю, что я не красивая уродина. Пусть не такая, как все, но вовсе не уродина. -

      У самого крылечка огляделась вокруг и на радостях ворвалась в жилые помещения. Натолкнувшись на твердый предмет, чуть было не упала, в ужасе поняла, что случилось страшное, непоправимое. В помещении еще стоял полумрак, но она увидела распростертое на полу тело отца.
       Он лежал лицом кверху, с широко раскрытыми глазами, вымученной улыбкой на бескровных губах. Его остановившийся взгляд, казалось, просил, кого то, обождать его.
       Вара при виде неподвижного тела отца, ахнула, тихо осела на пол, рядом с ним . Во внезапной его смерти, увидев знамение посланное ей свыше, страшно винила себя за свое безрассудство, легкомысленное отношение к его болезни, казалось, будь она к нему повнимательней и этого бы не произошло. Он был бы жив.

- Как я могла предаваться веселью, любовным играм, когда самый близкий, родной мне человек, можно сказать, единственный в этом божьем мире, умирал без внимания, сочувствия своих близких : без свечи, без исповеди, один на один со смертью, один перед Богом в самый трудный, свой последний час. Может, он просил помощи, а тут, даже стакана воды некому было подать. Может, жаждал поведать, близкому человеку о сокровенном для него, а рядом никого, кто бы выслушал, посочувствовал.- Прости меня, папа, прости, родной, свою неразумную, непутевую дочь. Зачем ты ушел именно теперь, когда я так счастлива? Кто разделит со мной мою радость? Кому я теперь изолью свою душу, отец ? Ведь только ты меня понимал и любил без всякой на то корысти, просто по - отцовски.- Так Вара изливала свое горе по упокоившемуся отцу. Слезы раскаяния текли по ее щекам, а то, вдруг, вскрикнула, тормоша неподвижное тело покойника : - Папа, а ты знал, знал, что уходишь, ты прощался со мной, правда, пап, прощался? Я глупая не поняла тебя, ослепленная нахлынувшим на меня чувством. Прости меня, отец, еще прошу тебя об этом. Ты ушел, стараясь никого не обременить, как только ты один умел это делать. Что же будет, папуль, со мной? Снова и снова спрашиваю:- Почему ты ушел , именно , теперь? Скажи, это знамение для меня свыше? Я так поняла, что это знак свыше, что в моей жизни должно произойти, нечто страшное, непоправимое. Чует мое сердце, что я недостойна счастья, надо мной завис рок,- в это время в гостиную вошел Жора и при виде своей возлюбленной ужаснулся, у неподвижного тела покойника он увидел совсем другую Вару. Она сидела убитая горем, даже не заметив его присутствия.

       Жора не пытался ее успокоить, зная , что в такой ситуации это бесполезно, что сама она должна осознать случившееся. Она же вбила себе в голову , что смерть отца случилась неспроста, ее мучила боль утраты, страх перед будущим, ведь она оставалась одинешенькой , круглой сиротой, кроме отца у нее не было никаких родственников. Откуда родители приехали в село, ставшее для нее родным, ни одна живая душа не могла сказать. Она же их об этом не спрашивала, они молчали. Создавалось такое впечатление,  что они от кого - то бежали и не хотели об этом вспоминать.
       Их прошлое для нее было покрыто тайной. Будучи слабыми здоровьем ушли в мир иной. Мать умерла совсем молодой, а теперь и отец ушел, оставил ее одну, несчастную самим своим рождением, непохожую на других людей, заставив тосковать , как тоскует зверь, один без сородичей. Но делать нечего, во дворе июль месяц, а тут покойник в доме. Вара понимала, что слезами горю не помочь. Надо было думать о погребении, как по быстрее, придать тело земле.

      И так в полной растерянности, убитая горем, виня себя в скоропостижной смерти отца, молодая девушка посмотрела правде в глаза, пришла в себя, точно проснулась, думая, с чего начать? Кто провожал своих близких в по ту сторонний мир , тот знает , что это такое. Так и ситуации Вары пришли на помощь соседи, посоветовали обратиться за помощью по месту работы, в швейную мастерскую.
       В мастерской приступали к работе рано, по вине жаркой погоды. Трудились там люди душевные, добрые сердцем, Вару любили за ее покладистый характер, душевность, трудолюбие, профессиональное мастерство. Портнихой она была первоклассной, работая с огоньком, полностью отдавалась любимому делу. Считалось за честь сшить у нее платье, костюм. Даже дурнушки смотрелись красавицами в нарядах сшитых ее руками. В общем, у девушки, как говорится, были золотые руки. Конечно, коллектив отнесся к ее горю с пониманием, сочувствием, помог и материально, и морально и делом. Но, основная работа по похоронам, легла на плечи Жоры, не говоря о соседях. Что бы Вара одна делала, молодая неопытная девушка, а при помощи добрых людей тело ее отца придали земле пристойно как полагается. А тут и отпуск Жоры подошел к концу, и ему необходимо было возвращаться в часть. Военная служба поблажек не дает, солдат есть солдат.

      Вара проводила его в трауре, в полной растерянности, страхе за будущее свое. Помня их с Жорой встречу, она особенно горестно смотрела в его глаза, пугаясь контраста между встречей и расставанием. Между ними не было больше физической близости, но они оба помнили свою первую ночь. На прощанье Жора обещал добиться у начальства перевода в воинскую часть, близлежащего городка, села, где жила она. Как то заикнулся, чтоб она ехала с ним, но она даже подумать не могла, чтобы оставить свежую могилку отца, могилку своей матери, только по этой причине договорились, что все же лучше будет, если Жора переведется служить на ее родину.
Он уехал, а она осталась опустошенной, растерянной, уже и последний вагон скрылся за поворотом, столб пара растаял на горизонте, а она все смотрела вослед составу, унесшему ее счастье, не замечая градом катившихся слез, думая, что Жору потеряла навсегда, что он больше не вернется, что кончилось ее счастье.

 Глава5

       Возвратилась домой уставшая не только телом, но  и душой,  а  жить, то, как - то надо. Приступив к работе , отвлекалась от тяжелых мыслей, зато дома давала волю слезам , выла волчицей от тоски по нем, от тяжкой потери. Сидя в одиночестве в своей комнатушке, терзала себя вопросами Почему так случилось? Почему , именно, тогда, когда все так хорошо складывалось ? Ведь должны были с Жорой пожениться, и все рухнуло. Может это и к лучшему ?Ведь отец почему то препятствовал  этому своей внезапной кончиной, - а, что он умер преднамеренно она не сомневалась, и никто не мог ее в этом разубедить.

       Время тянулось тягуче медленно, нудно , писем от Жоры все не было и она себя изводила : - Какая же я глупая, на что понадеялась? Уродка, ненормальная, не воспитанная дуреха, да и кому было меня воспитывать? А он красавец. Так, тебе несчастной дурнушке , и надо, уши развесила, поверила в любовь с первого взгляда.-

     Прошел месяц вечных тревог, почти не человеческих переживаний, наверное это был самый длинный месяц в ее жизни. Что она только не передумала за это время, даже подумывала руки на себя наложить, как, вдруг, поняла, что беременная . Эта новость вызвала в ее душе настоящий восторг, сделала самой счастливой женщиной в мире, дала осознать свою значимость, свое предназначение на святой Земле. Она поняла, что не все потеряно, что ее жизнь приобрела смысл, что она не зря коптит небо. Но, главное,  то, что он любит ее, коль оставил частичку себя и она эта частичка у нее под сердцем. А в скором времени и письма стали приходить полные надежды, любви, заботы, человеческого тепла, чего ей так не хватало.

         Сельские кумушки, наблюдая, как меняется ее фигура, не упускали случая позлословить в ее адрес. Посмотрите, только на эту уродину, красавца захотела, военного, простые смертные ей, не подходят. Ишь! Как несет свой грешный живот, другие при мужьях так не несут себя.-

      Варе было все равно, что о ней думают и говорят, придя после работы, домой, она все свое свободное время общалась со своим малышом, подключая к разговору Жору. Особое удовольствие доставляло шитье одежек для маленького, а т. к. она не знала кого носит под сердцем, то шила для двоих : и для дочурки, и для сынишки. В письмах к Жоре не обмолвилась ни словом о своей беременности. Не хотела его обязывать, пусть, мол, приедет из - за любви к ней, но не из за малыша. 'Заманивать его малышом у нее и в мыслей не было.

       Трудно приходилось, всякое бывало, но никто не слышал от нее, ни жалоб, ни упреков. Близилось время родов , а Жоры все не было. Он, по - прежнему, не знал, что станет отцом. Ее беременность протекала сравнительно легко, но
под конец срока появились отеки, мучительная изжога, тошнота, икота, болезненная тяжесть во всем теле.

         Добрые соседки навещали ее, даже сменные дежурства организовали по ночам, понимая, что роды могут наступить в любую минуту. А тут и письмо пришло от Жоры, в коем он сообщал о том, что добился перевода, а вскоре и телеграмма:- Встречай , целую. Жора.- От внезапно нахлынувшей радости  у Вары  начались схватки. Она засуетилась, поддерживая ползущий вниз живот, первой мыслью было бежать навстречу тому, кто был для нее дороже всего и всех на свете, но режущая боль в низу живота острыми иглами пронзила поясницу, повергла ее в ужас.

       Пораженная невыносимой, ни с чем несравнимой, терзающей болью, она как каждая впервые рожающая женщина, испугалась, что не выдержит родовых мук, умрет. Но, прошло немного времени, и боль утихла. Дав ей немного передохнуть, успокоиться, набраться сил и с новой, еще более свирепой силой стала терзать ее внутренности, повергая в еще больший ужас. Казалось, что раскаленными щипцами некто злой и коварный разрывает ее внутренности, выворачивает ее утробу наизнанку: глаза лезли из орбит, тело горело, кровь по жилам текла со слышимым шумом, а кто -то злючий, безжалостно дробит кости таза. Все тело кололо, зудило. Язык пересох, превратился в наждак. Чтобы хоть немного увести боль от живота и поясницы, она кусала до крови губы, рвала на себе волосы, щипала, впивалась зубами в руки свои, и все молча, без единого стона.

      Роды протекали на дому, в ее жилой комнате, на постланном на пол сене. По верху мягкого ложа был постелен плотный льняной холст. Тут было суждено появиться, на свет новому жителю земли, и мир должен был услышать его первый крик торжества жизни, а измученной, но счастливой роженице испытать счастье материнства, приложить к набухшей груди своего первенца.
 
       Минуя леса и болота, через всю страну шел железнодорожный состав, в одном из вагонов которого, глядя в окно, сидел молодой офицер. Наверное, вы узнали в нем уже знакомого вам Жору, отца, рвущего в мир, нового жителя земли. Молодой красавец ехал навстречу своей судьбе, сгорая от любви к женщине так мало знакомой, которая поменяла его мировоззрение, заставила увидеть мир другими глазами. Ему, казалось, что время остановилось, что поезд просто ползет и дорога никогда не закончится. А за окном мелькали перелески, дубравы, рощи, села, хутора.
       В купе стоял спертый воздух. Пассажиры, одни сходили, другие заходили, казалось, этому не будет конца. Но, вскоре мучениям молодого человека все- таки пришел конец.
       Поезд прибыл в положенное время к месту назначения. Жора вжался в оконное стекло, ища глазами заветный светофор, надеясь увидеть рядом Вару. Но там была другая влюбленная пара. Его это взволновало, щемящая тревога закралась в душу, сердце трепетно заекало, заныло, почему то зашумело в голове, в глазах двоилось, в животе появились колики. Он не понимал, что с ним происходит. Пробираясь сквозь толпу, искал свою любимую, но ее не было, она на встречу не пришла. Ему стало еще больше не по себе. Он понял, что произошло, что то из ряда вон выходящее, стал искать транспорт, не нашел, решил добираться пешком. Миновав город, вышел на берег реки, водная гладь которой успокоила, а свежий, влажный воздух взбодрил, уставший в длительном пути, организм. Он торопливо шагал, вдыхая бодрящий весенний воздух, в облачном небе летели журавли, на придорожных тополях строили гнезда грачи, пологий берег зеленел изумрудной травкой, хотя в низинах еще лежал снег. Серые воды реки пучились белыми барашками, неся кучи мусора. Весна в этом году запаздывала.

      Чем меньше расстояние отделяло его от родного села, тем быстрее шел он, чеканя по -  строевому шаг, а при виде заветной Ивушки, Вариной любимицы, побежал, утирая навернувшиеся на глаза, слезы. Остановился, чтобы перевести дыхание. Щемящее умиление, болезненно родное чувство охватило все его существо. Сердце учащенно забилось, горячая волна захлестнула тело, и он побежал к родному саду, надеясь увидеть заветную копну сена, вдохнуть всей грудью его неповторимый аромат, преследовавший его все это время.

      Но к его огорчению сено убрали. Ему стало до боли жалко этого стожка сена, ведь он так и останется в его мозгу символом любви на всю оставшуюся жизнь.
Продуваемый весенним ветром сад стучал сиротливо ветвями, казался страшно неуютным. Потемневшая от влаги жасминовая аллея тоже смотрелась не лучше. Он оглянулся на иву, представил в ее кроне Вару, и сердце снова учащенно забилось, радость от, предстоящей встречи, захлестнула его с ног до головы, и он почти побежал к дому. Толкнув незапертую дверь, постоял в темных сенях, усмирил прыгающее сердце, но его тревожила непонятная возня, гул голосов за дверью ведущей в гостиную и, беспокоясь, не произошло ли что с Варой, ввалился в гостиную, делая ее намного меньше своим присутствием. Здесь на стульях, вокруг стола, сидело несколько сельских баб с торжественно тревожными лицами. Дверь в комнату Вары была плотно прикрыта, и, именно, там происходило,
нечто тревожно пугающее.
        Его внезапное появление вызвало переполох среди сидящих в зале, но признав в вошедшем отца ребенка Вары, они приветливо заулыбались, а самая пожилая добродушная старушка, приветствуя гостя, прошамкала : - Проходите, мил человек, не стесняйтесь, вас можно поздравить, с минуты на минуту отцом станете.-
 Жору ее слова привели в полное замешательство, заставили вспыхнуть до корней волос. Было видно, что ему ничего не было известно. Он в этот момент выглядел не только растерянным, но и страшно поглупевшим, но, овладев собой, понял, почему Вара не встретила его, но не мог понять, почему она не оповестила его о беременности.
- Как можно было молчать о том, что ждет сына?- А что сына он был уверен и, непрошенные слезы, защипали глаза, и он на правах хозяина толкнул дверь в комнату Вары.

      В дверях с ним столкнулась средних лет полногрудая , пышущая здоровьем крестьянка с крупными, крепкими руками и он, инстинктивно признав в ней повитуху, вопросительно посмотрел в глаза .

      Она поняла его немой вопрос, мотнула отрицательно головой, понимая сердцем, кем он является Варе. При виде Вары, он невольно попятился, сердце чуть не разорвалось от щемящей к ней жалости.
       Она лежала на полу в неудобной , как ему казалось позе, страшно измученная, даже не реагируя на него.
       Он опустился перед ней на колени, виня себя в ее страданиях, стал покрывать поцелуями ее искусанные до крови руки, мокрые от слез щеки, из искусанных губ ее по подбородку текла алая струйка крови, волосы пожаром разметались по подушке. Она в полу сознании от адской боли, смотрела безумными глазами, безучастная к его ласкам, рвала его сердце на части.

      Повитуха принесла стакан темной, тягучей жидкости, уговаривая роженицу выпить содержимое стакана. Та послушно опустошила стакан и, спустя минуту, уже спала. Такой настой из специального сбора трав давали в редких случаях, при болезненных, затяжных родах.
      Жора так и стоял на коленях, у изголовья до неузнаваемости измученной будущей матери своего сына, не переставая чувствовать себя виноватым в ее нечеловеческих страданиях.
      После принятого настоя она проспала недолго, новая неиспытанная волна боли захлестнула ее тело, сильные потуги гнали плод. Живот вздулся горой, казалось, лопнет натянутая, как пергамент, кожа. Вены на висках вздулись жгутами.
-Давай, давай, детка, тужься сильней, ну, приложи все силенки. Ну, не отлынивай, еще чуток и придет конец твоим мучениям. Давай, давай, сильней. Молодец!- подгоняла ее повитуха.

      Вара почувствовала, как некто безжалостно выворачивает ее наизнанку, выдавливает глаза из орбит, разрывает ее тело на части, мелькнула в голове мысль, что пришел ей конец, неистово, по звериному закричала, больше не владея собой. В этот миг между ее ног некто теплый зашевелился, издавая слабый писк, а затем требовательный басистый плач заполнил помещение, заявляя право на жизнь.
       До полу смерти измученная, уставшая родовыми муками, Вара счастливо улыбалась, забыв о своих страданиях.

      Жора, потрясенный случившимся, крепко сжимал ее руки,
не зная, что предпринять.
      Родился богатырь, весом в пять кило весом. Красные, как у матери волосики, бровки, сердитое бордовое личико. Рот требовательно складывался трубочкой, ища материнский сосок.

      Повитуха, колдуя над младенцем, засмеялась: - весь в мать. Даже кисти рук, Вара, твои - широкие с короткими, пухлыми, пальчиками. Вот, что кожей, темноват, так что ж и такое бывает. Посмотрите на кожу мальца, точно маком ее посыпали. Ишь! Какие темные веснушки и сколько их, не сосчитать.- По верху мелких темных веснушек по тельцу младенца крупными горошинами были разбросаны коричневые родинки, придавая коже его цвет солнечного загара. А вот глаза большие, темные, овальные, напоминали глаза отца. Когда он подрастет, то тень от красных ресниц будет делать эти глаза похожими на светящиеся угольки, но это потом. Запеленав новорожденного, повитуха преподнесла его вновь испеченному отцу.
      Жора, глупо улыбаясь, принял от нее сынишку точно деревянными руками, продолжал стоять с растянутым до ушей ртом.
- Ну, что столбом стоишь? Поцелуй сына,- засмеялась повитуха, хлопоча возле Вары .
      Он скованно, боясь уронить свое чадо, поцеловал его в лобик и повитуха забрала его, стала прикладывать к разбухшим соскам матери. Неповторимое сопение и чмоканье сделали Вару счастливейшей в мире. Все перенесенные муки сразу забылись, неиспытанная волна материнских чувств захлестнула все ее существо.
Жора, счастливо улыбаясь, пожирал глазами самих дорогих для него людей.

      Не стану вдаваться в подробности послеродового периода, просто Вара, как и всякая родившая женщина, постепенно оправилась от родов, могла уже заниматься своим немудреным хозяйством, да и новорожденный много времени отнимал, так же муж нуждался в ее внимании. Последний тоже не сидел, сложа руки: привел в порядок сад, перекрыл крышу дома, починил сарай, поправил покосившийся забор. Работа горела в его руках, тем более, что все нуждалось в мужских руках.

      Они с Варой все чаще стали заговаривать о необходимости оформления своих отношений, хотели стать официально мужем и женой перед Богом и людьми, тем более, что надо было зарегистрировать Ванятку, так они назвали своего первенца, а для этого было необходимо вступить в законный брак.

      Весна вступила в свои права, благоухая цветением. У Вары с Жорой под крышей дома ласточки слепили гнездышко, весело щебеча по вечерам. Воробьи, наоборот, постоянно дрались, напоминая Жоре солдат новобранцев, таких же желторотых, только вылетевших из родных гнезд.
      Майские жуки гирляндами висели на цветущих деревьях, привлекая, полчища летучих мышей. Мальчишки гонялись за ними с палками, норовя сбить и, если это удавалось, то несчастный зверек клацал зубами, шелестя крылышками, на забаву сорванцам. Особое зрелище, доставляющее удовольствие Жоре были ястребы рыболовы, несшие увесистых рыбин в свои гнезда. Сам любитель порыбачить, он говорил сам себе:- Ничего, вот немного поуправлюсь с домашними делами и займусь рыбалкой.-

       Для Ванятки Вара нашла няню, опытную в обращении с детьми старушку, которая привязалась к мальцу, отдавая ему все свое время. Мальчик на удивление рос здоровым крепышом, почти не плакал.

      Вара, сбыв сынишку с рук, принялась мастерить для будущего мужа и себя подвенечные наряды. Уйдя с головой в приятные заботы, она в течение короткого времени сшила элегантный костюм для Жоры. Светло серый костюм в сочетании с белоснежной рубашкой делали ее жениха неотразимым.
      Себе смастерила воздушное подвенечное платье из белого шелка. Она отличалась от сельских жительниц манерой одеваться на свой вкус. Если для них доминировали ткани ярких цветов, то Вара одевалась просто, но элегантно, любила спокойные тона одежды, при этом отращивала длинные ногти, красила в яркие тона, любила дорогие украшения. Наверное, это она впитала, как говорят, с молоком матери, в прошлом городской жительницы, принадлежащей к высшему сословию. В наследство от матери ей осталось несколько журналов мод, разных выкроек и она умело все это богатство применяла на практике. Осталось от матери несколько дюжин элегантных перчаток, но она могла разве, что любоваться ими, ведь у матери были тонкие изящные кисти рук, не то что у нее, широкие, короткие, напоминавшие кошачьи лапы. В картонных коробках в материнском шкафу хранились изящные шляпки разных фасонов, а также ажурные веера, употребляемые в свое время своей красавицей хозяйкой..

      Перебирая все эти дамские принадлежности, Вара, будучи сельской жительницей, рисовала в своем воображении другую жизнь, отличную от, своей собственной. Вообще то, вспоминая свою мать, она с возрастом все чаще задумывалась над тем, кто же была ее мать на самом деле? Она ей запомнилась изящной красавицей, красивой отрешенной, неземной красотой, всегда задумчивой, грустной, молчаливой, но в то же время прелестной, великолепной. На этой почве задавала себе вопрос.- В кого же я уродилась, непохожая ни на мать, ни на отца? Почему отец чувствовал себя, виноватым, перед матерью? Любил ее, можно сказать, отцовской любовью, трепетно заботился о ней и все это делал бескорыстно, предано. Она же только пользовалась его услугами, ничего не отдавая взамен. По видимому, мне так и не разгадать этой тайны, не найти своих истинных корней.- Будучи спокойной, доброжелательной, она нутром чувствовала, что в ней нечто бурлит, зреет и это нечто страшное ждет своего часа, чтобы вырваться наружу огненной лавой. Она точно знала, что дремавшая в ее сущности сила даст о себе знать. Не в этом ли заключалась тайна ее родителей, тайна ее рождения?

      Но в данное время она не была склонна копаться в прошлом своих родителей, думать о своих корнях, она купалась в своем счастье. Оно светилось во всем ее облике, в сияющих глазах, улыбке, в обращении с людьми. Она знала одно, что горячо любима и любит так же горячо, и от сознания этого, казалось, отрастают крылья, все посильно.

       И вот наступил их самый счастливый день в их жизни.
Они нарядные, с охапками цветов, в окружении дружелюбных соседей, знакомых, сотрудников, с сынишкой на руках отправились в Загс, А после в церковь, где и совершилось скрепление их союза брачными узами. Вара в белом подвенечном платье, с ниткой дорого жемчуга на шее и в волосах, выглядела просто великолепно, а на фоне атлета мужа даже очень изящной, хотя никогда таковой не была.

       Село гудело, как улей, только и было разговоров, что о Варе и ее избраннике. Мужская половина обратила внимание на нее, увидев в ней женщину, с которой и флирт завести, считалось бы честью. У женской половины, наоборот, закрадывалось самое низменное чувство зависти. Ей стали завидовать даже те кокетки, которые раньше смотрели на нее в лучшем случае, как на пустое место, теперь же провожали завистливыми взглядами. Она же, будучи чиста душой, не замечала произведенного ею переполоха. И, если бы ей сказали, что ей завидуют, не поверила бы, т. к. ей самой было чуждо чувство зависти, наоборот, хотелось обнять весь мир и, казалось, что ей, наконец,* люди отвечают взаимностью. Были и такие сельские кокетки, которые пытались обратить на себя внимание Жоры, явно кокетничая с ним, но он, по мимо, Вары, никого не замечал. Она сумела создать вокруг себя такую атмосферу, что он ни с одной женщиной не ощущал себя таким сильным, ловким, незаменимым, желанным.
      Он сам удивлялся этому и пытался уяснить для себя, чем, в конце концов, так его пленила, околдовала, очаровала эта горящая, как пламя, женщина. Что, именно, заставляет его превращаться в пещерного самца, готового горло перегрызть в соперничестве за нее, только бы добиться ее благосклонности, пылкой тоже пещерной самки. Видимо то и является причиной, что она и есть настоящая самка, а это главное в женщине,^ поэтому его желание быть с нею не иссякает. Он был не в состоянии даже подумать о своем душевном состоянии. Пленение ей, все больше и больше обволакивало его, делая рабом ее желаний.

Глава 6
       По прошествии свадебных торжеств, молодожены решили совершить свадебное путешествие, в уединении провести свой медовый месяц.
       В хозяйстве отца Вары имелась довольно вместительная весельная лодка, на которой он выезжал на рыбалку, но потом по состоянию слабого здоровья забросил рыбалку, и лодка рассохлась, обветшала, подгнила. Жора, осмотрев ее, решил восстановить посудину, чего бы это ему не стоило. Долго пришлось повозиться, но где то, к средине лета, лодка красовалась в заводи, как новая. Вот на ней семья и решила отправиться в свадебное путешествие, оборудовав ее сиденьями для себя, нянечки, местом для спальной кроватки Ванятки.
       Вара взяла необходимые продукты, постель, на случай похолодания теплые вещи. Жора соорудил из брезентовой палатки крышу. Когда все приготовления подошли к концу, они заняли места в своем уютном гнездышке и отправились знакомиться с новыми местами своего родного края.
      Выехали затемно, а когда первые лучи солнца заскользили по крутым берегам родной реки, то их посудина управляемая ее восстановителем была далеко от их села. День обещал быть жарким. Вода в реке была теплой, как парное молоко.
      Серебристые ивы, купая в реке свои косы, приветливо кланялись путешественникам под дуновением свежего утреннего ветерка. Навстречу счастливым хозяевам лодки бежали живописные берега со стадами крупного рогатого скота, отарами овец, табунами лошадей. Над водной гладью реки, над их головами носились ласточки, стрижи, лакомясь разной живностью.
     Ванятка, опьяненный свежим утренним воздухом, спал богатырским сном. Вот только, няня, боязно, косилась на воду, но и ей затея с путешествием была по душе. На реке дышалось легко и привольно, а по правую руку, на горизонте, просматривались очертания леса, куда и держали направление наши герои.

      Вскоре лодка вышла на мелководье, шурша дном по песку, прокладывала путь среди дивной красоты белых, девственных лилий. Вода была настолько прозрачной, что можно было видеть стайки мальков, носившихся среди камешков в серебристых пузырьках воздуха. В небесной лазури, величаво распластав крылья, плыли орлы, оповещая друг друга жеребячьими сигналами, нарушая первозданную тишину. Везде был покой и тишина, но это только на первый взгляд, в природе происходило великое таинство , шел нерест карповых пород рыб. Рыба из речных глубин косяками шла на мелководье, заплывая в тишайшую заводь, обустроенную самой природой для святого таинства, т. е. продления рода. Зрелище было великолепным, казалось, серебряная волна неслась к берегу, преодолевая любые препятствия.

      Когда Вара со своей семьей достигли места своего назначения, то солнце стояло в самом зените. Стояла полуденная жара, даже птицы умолкли, только в лесной глуши пробовала свой голос кукушка, но и та скоро выдохлась, зато неугомонная сорока все больше расходилась, предупреждая лесных обитателей о не прошенных гостях.

      Варя спрыгнула на берег, потянулась от долгого сидения, затекшим телом:- Хорошо то как!- Воскликнула, улыбаясь. Место для отдыха было просто великолепным: белая песчаная полоса тянулась вдоль кромки воды, сколько мог охватить глаз, от нее простирался луг в изумрудно зеленом бархате трав до самой опушки, темно зеленой стеной, стоявшего леса. Изумрудный травяной ковер пестрел солнышками одуванчиков, синими глазами васильков, да ласковыми полянками ромашек. Воздух, настоянный на цветущих травах, сдобренный речной влагой, прямо таки, пьянил. Из чащи леса прозрачной лентой бежал ручей, впадая в заводь, где шел нерест рыбы.
Няня беспокоилась о Ванятке, боясь перегреть ему головку.

       Жора, знакомясь с местностью, выбирал место для постройки шалаша и установки палатки. Выгрузив багаж из лодки на берег, облюбовав место стоянки, они с Варой принялись за сооружение шалаша для няни с ребенком, для себя тут же разбили брезентовую палатку.
       Стена колючих кустов отделяла облюбованное ими место от лесной глухомани. Это было одним из удобств, другое то, что немало важно, отсюда открывался прекрасный вид на противоположный берег реки, изрытый глубокими оврагами, усеянный живописными скалами, нависавшими причудливыми нагромождениями над водной гладью реки.
     Соорудив шалаш, наши молодожены решили искупаться, но то, что они увидели в заводи, потрясло их до глубины души. - Рыба серебром кишела вперемежку с икрой, полчища раков заполонили заводь, лакомясь этой икрой. Увесистые рыбины лежали вверх брюхом, хватая воздух на последнем издыхании, а из речных глубин косяками шла рыба, вытесняя, друг дружку на сушу. Жалкое это было зрелище. Сотни птиц с оглушающими криками лакомились рыбой, одурманенной инстинктом продления рода, не прилагая ни малейших усилий.

     Жора пытался направить рыбу в большую воду, но у него не получилось. Вара со слезами на глазах ломала руки, не зная, как помочь несчастным речным жителям.
Жора, выбрав несколько крупных рыбин, наловил раков и
отправился готовить ужин.После сытного ужина все члены семьи, довольно умаявшиеся, за день, отправились отдыхать.

      Няня с Ваняткой устроились в шалаше и тут же отключились. Ночь выдалась просто волшебная. Лесные дали, река под лунным сиянием были чарующе необыкновенны, божественно восхитительны. Молодой паре спать расхотелось, а с заводи, где происходило таинство жизни и смерти, доносилось грозное рычание, 
тявканье, вой, страшный шум потасовок, хотя пищи хватало всем, звери продолжали выяснять отношения.

      Когда луна краешком глаза заглянула в палатку к молодоженам, то они крепко спали, убаюканные таинством летней ночи. Разбудили их яркие лучи утреннего солнца золотом хлынувшие в их сказочную колыбель.

       Жора тут же выбрался и босыми ногами прошлепал к воде по серебру обильной утренней росы. Водная гладь реки покоилась под пеленой золотистого тумана, берега под, сверкающими брильянтами, росинок. Молодой мужчина, восхищенный красотой земли, ее щедростью, лаской, нырнул в теплую, как парное молоко, воду. И, фыркая, как тюлень, поплыл на середину реки.

       Вара продолжала нежиться под одеялом, не в силах открыть, слипающиеся веки, но поспать ей больше не удалось. Няня принесла ревущего белугой, сынишку. Она радостно прижала малыша к себе. Он засопел, жадно ухватился за материнский сосок, утоляя голод.

глава7

       После завтрака молодожены отправились обследовать новые места. Взявшись за руки, брели куда глаза глядят, радовались каждому цветку, дереву, кустику и сами не заметили, как очутились в заброшенной помещичьей усадьбе. Не могли поверить своим глазам, но им преградил дорогу полуразрушенный старинный замок дивной архитектуры на итальянский лад, с гранитным цоколем, с художественной лепкой, массивными полуразрушенными каменными стенами, почти наполовину вросший в землю. Стены в обширных трещинах. Величавые мраморные статуи поросли грязью, покрылись мхом, паутиной. Многие без рук, без ног, без головы. Буйная растительность творила благое дело, уничтожая все ей чуждое, отвоевывала жизненное пространство. В помещениях замка, из, когда то великолепных паркетных полов, прорастали занесенные ветром семена березы, бузины, багульника. В бывших барских покоях росла: лебеда, крапива, одуванчики, заросли ромашек.

 От многочисленных подсобных построек остались только груды мусора. Всюду царило запустение. Природа безжалостно расправлялась с творением рук человеческих, точно спешила скрыть все те людские страсти, что здесь происходили.

      При виде столь безжалостной расправы, с, когда то по царски устроенным, человеческим жильем, наши герои погрустнели В их сердца закралась щемящая жалость к тем, кто здесь рождался, рос, любил, творил, умирал.

      С пригорка, где стоял замок, просматривалась вся местность, вплоть до противоположного берега реки, поросшего низким кустарником. От стен замка на пологом склоне простирался одичавший сад, в свое время разбитый на аллеи, клумбы, асфальтированные дорожки, вдоль которых, красовались охлаждающие воздух, фонтаны.
   
       От, увитых вьющимися розами, беседок остались одни остовы, в аллеях прогнившие скамьи. Все эти атрибуты былой роскоши, лишенные заботы рук человеческих, пришли в негодность, разрушились под палящим солнцем, проливными дождями в лето, от холодных ветров, лютых морозов в зиму.

       Высохшие деревья походили на чудовищные скелеты, а какие еще не умерли, задыхались под грузом вьющегося винограда, изобиловавшего янтарными гроздьями, служившего приманкой для ос, отвоевывавших все большую территорию под свои владения.

     Были и плодоносящие деревья, под ними земля была усыпана гниющими плодами, вокруг них носилась тучами мошкара, в воздухе стоял запах винных паров. Тучи мух, бабочек, жуков служили кормом птицам, стаями, носившимися меж деревьев.

    Стаи ласточек облепили своими гнездами фасад замка. Стаи воробьев своим наглым чириканьем просто оглушали, устраивая потасовки. На тополиных аллеях галдели сотнями грачи, вороны. Кустами боярышника завладели вездесущие сороки, сойки. Видимо здесь давно не ступала нога человека и эти, в былое время райские, места, стали пристанищем птиц, ужей, насекомых, зверей. Ягодники кишели змеями. Большие бородавчатые жабы, прячась по влажным местам, издавая звуки, наводили тоску.
- Что могло произойти? Почему эти благодатные места в таком страшном запустении? Почему тут нет ни одной человеческой души в такое прекрасное летнее время? Чего люди боятся, что их так напугало и держит все время в страхе?- Задавали себе вопрос Жора с Варой, недоумевая, пробирались по аллее роз в глубь сада. Асфальт, служивший покрытием дорожек в аллеях, потрескался, из трещин росла трава, довершая разрушение. Одичавшие розы в буйном цветении дурманили воздух и без того настоянный на гниющих плодах.

        В дали, на горизонте, стеной стояли вековые липы, от них простирался луг, поросший буйными травами, из которых выглядывали полусгнившие крыши ульев. Из того уголка дыханием ветра доносился запах меда, воска, пыльцы. Невооруженным глазом были видны темные тучи одичавших пчел, носившихся над местностью, страшно агрессивных, не признававших человека. Туда не вела ни одна звериная тропа, там было царство пчел.

      Жора с Варой, боясь их агрессии, обходили их владения стороной, пробираясь сквозь колючие заросли кустарников, исцарапались, а тут еще несносная жара, пот заливает глаза, мучает жажда, обильная паутина цепляется за одежду, липнет к лицу, рукам, дышится с трудом.
      Но, вдруг, повеяло прохладой, подул свежий ветерок, и к их неописуемой радости их глазам открылась водная гладь обширного пруда. Его водная чаша, казалось, колышется, переливаясь зеркальными бликами. Вокруг водной глади тянулась широкая каменная дамба с остатками мраморных плит, ажурных скамеек, беседок, столов для игр в теннис, крокет, бильярд, карты. В данное время весь этот полу сгнивший скарб являл жалкое зрелище, напоминая о счастливых временах, когда здесь звучали дивные мелодии, веселилась молодежь, чинно вели беседу почтенные старцы. Да, было время, когда в конюшнях гарцевали породистые скакуны, на псарнях томились охотничьи гончие. Все это было. Бывало, съезжались на балы, разные игрища, забавы в изящных экипажах, оглашая округу звуками бубенцов, стуком колес, важные помещики со своими дородными женами, красавицами дочерьми, стройными кадетами. Веселились от души, шампанское лилось рекой, да дорогие французские вина.

      Теперь же наши герои жалобно смотрели на поросший ряской пруд, где привольно себя чувствовали выводки диких уток, гусей, куликов. Обмелевший пруд заполонили лягушки , устраивая свои лягушачьи концерты.

     От подножия дамбы, в глубь сада, вело множество дорожек, в былое время, щедро усыпанных лепестками жасмина, роз, сирени, в данное время покорно ожидавших своей участи, быть поглощенными упорно наступавшим лесом.

     Поодаль пруда манила взор молодая дубрава, где крепенькие дубки уверенно тянулись к небу. Там же проглядывал остов оголившейся беседки, напоминая скелет разложившегося животного. Горя желанием, увидеть нечто новое молодая пара наперегонки побежала к этому призраку из прошлой жизни. Получилось так, что Вара бежала первой, радуясь тем, что обогнала Жору, как вдруг резко остановилась, застеснявшись своего веселья.

      Подоспевший Жора увидел, что она рассматривает надгробную каменную плиту с четко сохранившейся надписью, гласившую о том, что здесь покоятся останки молодого пана, принявшего смерть через повешение. Была также выбита дата самоубийства.

      Прочитав надгробную надпись, молодожены почувствовали себя неуютно, веселье пропало, захотелось к няне с Ваняткой. Набрали разных фруктов, винограда и поспешили покинуть это гнетущее место.
     На пути им попался малинник с крупными, сочными ягодами. Набросившись на ягоды, они не сговариваясь, побежали, что было духу. Малинник кишел змеями.

      Отдышавшись от бега, Вара возмутилась: - Как же так, откуда они взялись? Утром мы с тобой лакомились ягодами, и змей не было.- Жора, посмеиваясь над ее страхом, объяснил : - Утром , милая, было прохладно, а змеи любят тепло.- Вара, недовольно фыркнула, но делать было нечего, змеи есть змеи, быстро засеменила за мужем.
       Спустя некоторое время, они уже сидели в компании няни и своего сынишки. Молодая мать кормила проголодавшегося, соскучившегося по материнской ласке, малыша. Сухонькая, почти прозрачная от возраста, няня, радуясь возвращению хозяев, умильно улыбалась, восхищаясь их молодостью, счастьем в сияющих глазах.

      Жора, сидя на корточках, доставал из рюкзака ароматные, румяные яблоки, груши, глянцевито синие сливы, гроздья винограда, взахлеб, рассказывая о саде, на который они наткнулись в лесу.

     Старушка, вникнув в суть его повествования о заброшенной усадьбе, об одичавшем саде, о могилке висельника пана, пришла в неописуемый ужас, стала осенять себя крестом, точно самого сатану увидела.

     - Бабуля милая, вы моя, мы не воровали, фрукты ничейные, сад этот хозяина не имеет, бояться нечего, что нас привлекут к ответственности за воровство,- смеялся молодой мужчина над суеверным страхом пожилой женщины.
     - Сынок, ты сильно заблуждаешься, сад имеет хозяина, да еще какого! Не дай Бог встретить вам его. Молитесь Богу, чтоб он сюда ночью не пожаловал. Это моя вина, я старая, неразумная умолчала об усадьбе, понадеялась, что все обойдется. Так, нет же, не обошлось. - И вот о чем она поведала:
- В том месте, куда вы нечаянно забрели, где как вы думаете, этот ничейный сад, в былое время находилась помещичья усадьба с многочисленной дворней.

      Здоровые молодые девки содержали в идеальном порядке замок с его многочисленными жилыми помещениями, сад, гордость пана : прачки стирали, поварихи готовили, горничные убирали. Богатства там были несметные : тучные стада коров, табуны лошадей, отары овец паслись на привольных пастбищах. Дюжие работники дрессировали породистых скакунов, ухаживали за сворами гончих собак. На водах реки стояло несколько мельниц. Со всего уезда везли туда зерно, а назад, высоко сортную, муку.

      В усадьбу приезжали ближайшие соседи в изящных экипажах, а то и просто верхом. Молодые помещики любили пощеголять друг перед другом породой своих скакунов. Холеные барыни артистично обмахивались изящными веерами. Всюду раздавался смех, песни, шутки. Бывало веселье шло до, утренней, зари.

      Для холопов так же устраивались праздники : убивали несколько быков, баранов, наготавливали добротной еды, выкатывали несколько бочек барского вина. Сам пан угощал, даже ручку разрешал поцеловать. Ух ! Каким молодцем он был! Писаным красавцем слыл, а как на лошади скакал, во всей округе равных ему, не было!.-
     Тут старушка надолго задумалась, видимо припоминая события того времени, когда и сама была молодой, красивой и также внезапно продолжила :- Бывало, выедут с паненкой, краше и дружнее было пары не найти. У пани была белой масти кобыла благороднейших кровей : глаза большие, темно лиловые, грива черная, длинная, шелковистая- не лошадь, огонь, так и танцует, показывая себя. Под паном вороной конь, тоже чистых кровей, кроме, пана с ним никто управиться не мог, любил и подчинялся одному пану. Да, любо было посмотреть, когда они, в волю повеселив душу, возвращались с прогулки, разгоряченные быстрой ездой, радостные ехали рядышком, просто дыша друг другом. Казалось, счастливей пары не найти, никто и ничто их не сможет разлучить, ведь они не могли жить ,не видя друг дружки, ни минуты.

      Их возвращению радовались разодетые холопы, пан любил видеть свою челядь нарядно одетой, не жалел денег на одежду своих слуг, считая это своей честью. А тут, не дожидаясь вечера, жаловал, кто ни будь из соседей. Опять песни, пляски, игры, казалось, их семейному счастью не будет конца. Так бы оно и было, если бы, - тихо промолвила нянечка и надолго замолчала.

      Вара с Жорой слушали неторопливое повествование свидетельницы событий, происходящих в проклятой усадьбе, с разинутыми ртами, им не терпелось узнать, что же было дальше, но не тревожили пожилую женщину .- Пусть вспомнит подробности.-

       Старушка, изрядно помолчав, сощурив слезящиеся старческие глазки, вздохнув о давно, минувшем времени, продолжила:
- Да, так бы и было, если бы не она окаянная колдунья, цыганка, - и вот, что поведала, сгоравшим от нетерпения молодоженам :
     - Однажды весной, когда природа проснулась для общей радости всего живого на земле, в усадьбу наших панов заехали цыганы. Много их было, да все в золоченых каретах, с впряженными в них гарцующими лошадьми.

    Сами цыганы, разодетые в парчовые одежды, играли на цимбалах, балалайках, поющих гитарах, а танцевали, точно черти в преисподней. Среди цыганок много было красавиц, но одна из них затмевала всех своей колдовской красотой, можно сказать, сатанинской красотой, а пела, плясала, точно бес собственной персоной вселился в нее, и вытворяет такое, что уму непостижимо, вращая ее телом. А глаза, глаза то черные, что бездна, так и горят огнем, тянут в себя бесовской силой. Всех эта ведьма околдовала своей красотой, не совладал с собой и пан. Приворожила, околдовала его змея подколодная, бесовское отродье то.
      Позабыл он горемычный обо всем на свете, своей возлюбленной пани даже имени не помнил, забыл, что она есть на белом свете. Золото, брильянты бросал к нотам колдуньи, а ей хоть бы что, знай, поет себе, танцует, рвет сердце пана на части. Задразнила его, одурманила ему буйную головушку. Все готов был отдать гордый пан за один ее благосклонный взгляд, за страстный поцелуй, но красавица не снизошла до этого, укатила со своим диким племенем, оставив пана в расстроенных чувствах, можно сказать на распутье. И все это было проделано глубокой ночью, когда пан забылся сном.

      Узнав о ее коварном побеге, пан, чуть было , умом не тронулся, метался диким зверем в опостылевшем замке, волосы рвал на голове, руки искусывал в кровь, всерьез помышляя наложить на себя руки, да бы себя от мук избавить.

      Так вот, невесть откуда взявшийся , басурманин возьми, да и посоветуй ему:
- Любишь всей душой? Чего ждешь? Так и умом тронешься. Коль припекло, что нет мочи, поезжай за ней, удовлетвори свое желание, свою страсть погаси и сразу легче станет.-
      И, что бы вы думали, дети мои, он последовал неразумному совету басурманина и в святую покрову, это было, помню, как сейчас, он ушел искать эту душегубку, разорительницу, бия себя в грудь:
-Землю целовать буду, упаду ей в ножки, только пусть моею станет. Не жить мне без нее, не жить! Свет померк в моих глазах! - Кричал он, не помня себя.

     А злая колдунья только потешалась над его любовью, смеялась прямо в лицо, ни в грош не ставила его любви.

      Брошенная им панночка, молодая красавица супруга от унижения, стыда перед всем честным народом, превратилась в тень, не зная, куда глаза девать. Он ее перестал замечать, что половую тряпку, а потом и вовсе бросил, позабыл о ее существовании.
     Она все глаза выплакала, не могла переносить жалости собственной челяди, совсем извелась и в одну из ночей бросилась в пруд, утопла горемычная, оскорбленная в лучших своих чувствах, опостылевшая жена.

     Искали ее всем скопом, долго, тщательно, но тела ее не нашли. Не могли понять, куда она подевалась, ведь весь пруд облазили. Народ стал подумывать, что и здесь без дьявольских проказ не обошлось.

      С той поры прошло немало лет, и говорят, что лунными ночами она из глубин пруда, всплывает на поверхность, вся в зеленой тине, убитая горем, поет песни, да так, что сердце рвет на части. А то плачет, ищет, не весть, кого в саду. Если набредет на молодую красивую девушку, защекочет до смерти. Издеваясь над жертвой, безумно хохочет, радуясь чужим мукам, человеческой боли, страху. Просьб о нисхождении не приемлет. Не находит ее душенька покоя и все тут, - сделала вывод бабуля.
- А как же пан, что с ним сталось?- дрожа всем телом, поинтересовалась Вара.
- А, что сталось, дочка, то и сталось, что разорился он. Все дела забросил, запил. Прошел цельный год, когда узнал, что пани и в живых то нет, а однажды нашли его в удавке, в той самой беседке, где и могилка его.
       Дворовые разбежались, кто куда, собаки и те покинули эти проклятые места. Долго бился труп пана о стены той самой беседки, стуча на морозе с искаженным страшной гримасой лицом, с выклеванными вороньем глазами, раскачиваемый ветром, пока не нашелся добрый человек, что не побоялся вынуть его из петли и предать земле.
       За его доброе дело пан и поспешил отблагодарить его. Нашли его мертвым, с покусами на шее, без единой кровинки. Всю кровушку с него высосал ненасытный призрак пана. С той самой поры так и бродит его неприкаянный дух по саду, то в замке его видели, то у пруда. Ночью, если кто осмелится подойти поближе к усадьбе, то может услышать его стенания по цыганке: стоны, рыдания, а то несносный дьявольский хохот. Вот, что сотворила с ним дьявольская сила.

       Замок, творение его ума и фантазии, покинутый Богом и людьми, разрушается под действием времени. Сад все больше дичает, а душа пана все бродит, не находя покоя. Многие годы с тех пор утекли, а эти места люди обходят стороной. Не ходите туда и вы , дети, боязно мне за вас, - слезно просила она полюбившихся ей Вару с Жорой, чем возбудила в них еще больший интерес к этим таинственным местам.

       Когда молодожены уединились в своем гнездышке, то Жора, привлекая Вару к себе, прошептал: - милая, теперь уж точно мы повстречаемся с духом пана и пани.-

       И, правда ни одного дня после полученной информации об усадьбе и ее героях, они не пропустили, чтобы не побывать в саду. Хотя он и был заброшенным, неухоженным, одичавшим, но все равно по своей сути прекрасным и им ничто не мешало, чувствовать себя, как Адам и Ева, в Эдеме. Для общего сходства, разве что не хватало змия.

      Однажды им пришлось задержаться в саду до сумерек. И, возвращаясь в свой семейный лагерь по узкой тополиной аллее, напоминавшей тоннель, беседуя, обсуждая прошедший день, строя планы на следующий, как вдруг, сатанинский хохот, сотрясая воздух, понесся от дерева к дереву, заполняя собой пространство сада и близ лежащего леса. Страшное потрясение от, услышанного заставило их остановиться, умолкнуть на полу слове. Мороз побежал по коже, волосы на голове встали дыбом. Им захотелось стать пониже ростом, спрятаться. Осторожно пробираясь вперед, обходя затененные места, они услышали тот же хохот еще ближе, еще громче, который повторялся раз за разом со страшной силой, и, как им показалось, громадная тень пронеслась над ними, уселась на вершину самого высокого тополя, вращая огненными глазами.

-Да это же филин,- искренне изумился Жора. - У страха глаза велики, не бойся, дорогая, дай мне руку. Идем быстрее, няня, наверное, уже глаза проглядела, ожидаючи нас, страшно беспокоится, - и побежали, смеясь над своим страхом, а хохот все несся им в след.

      Так вот , кто стал истинным хозяином этого райского уголка, а жаль, такое чудное место, - думали они, поспешая.

     На следующий день они отдыхали на пруду. В самое жаркое время дня, вопреки страху перед утопленницей пани, решили искупаться, как, вдруг, к ним донеслись непонятные стоны, вздохи, всхлипы, шедшие из камышей. Помня рассказ няни, о стонах, стенаниях, вздохах пана, они насторожились, мало ли что? Но Жора на цыпочках подкрался к стене камышей, раздвинув ее, и обнаружил выпь, издающую стонущие звуки. Болото, пуская пузыри газа, всхлипывало. Узнав природу звуков, молодые супруги долго смеялись над своими страхами, наслаждаясь купанием в теплой, особо мягкой, воде чаши пруда. Уже , греясь на солнышке, молодая женщина вдруг погрустнела, как то особо тихо заговорила о молодой пани, что, мол, жаль ее, загубившей свою жизнь в такие молодые годы.

     -А мне пана жаль, что не оценил красоты своей панночки, светлой, как цветок лилии, гоняясь за миражом, и... ну ты уже знаешь, что дальше. Ну, улыбнись, милая, иди ко мне,- и ласково обнял ее трепещущее тело, прижал к себе.

Наступил последний день отдыха. Варе с Жорой жалко было расставаться с полюбившимися местами. За это время, что они тут провели, этот одичавший сад стал для них родным. Они пришли в последний день отдыха проститься с могилой его истинного хозяина, а также с местами, где были так счастливы.
     У них было одно особо любимое место на берегу реки, где им нравилось купаться, загорать. Свой последний день отдыха они решили провести именно там, откуда можно было любоваться туманными далями противоположного берега. У них в этом месте возникало особое влечение друг к другу.
      Так произошло и в нынешний день. Вара, в лучах полуденного солнца, сияла красным рубином, и в самом деле походила на прародительницу Еву. Волосы красным шелком, вуалью обволакивали ее обнаженное, в бликах солнца, с крутыми бедрами, пышной грудью, великолепное тело, глядя на которое никак нельзя было поверить, что оно вылеплено из ребра мужа. Ее янтарные глаза полыхали желтым огнем, в вертикальных зрачках вспыхивали красные искорки, тело издавало жар. Она млела от желания, не в силах отвести своих горящих глаз от своего Адама.

      Ее Адам'в свою очередь, горя желанием, не сводил глаз с
ее манящего тела. Готов был целовать землю, где ступали ее ноги, целовал каждый ее пальчик на руках и ногах, а ее затылок в мелких, золотых кудряшках приводил его в •неописуемый восторг. Если бы его спросили . - За что он ее так любит? Что его так влечет к ней? Какой он ее видит, ощущает? — Он, не колеблясь, ответил бы .- Она красное пламя, в ореоле ярко желтых лучей, а жар этого пламени обволакивает его особым теплом, доставляя неземное блаженство. Огонь ее тела зажигает его, возводя на пьедестал жреца любви.- Он и в самом деле казался неземным существом, красив особой мужской красотой, горящий страстной любовью, играя мышцами великолепного бронзового от загара тела, улыбаясь белозубой улыбкой, сияя темными, горящими страстью глазами, казался богом, сошедшим на землю для любовных утех.

      Вара в любовных играх вела себя неадекватно: каталась на песке, урчала, мурлыкала, передвигаясь на четвереньках, терлась о тело своего мужа, что его страшно возбуждало, нечто напоминало, но что именно, он не мог, вспомнить.
      Горячая волна страсти обволакивала его тело вновь и вновь, не давая возможности ни о чем больше думать. И, он, наслаждаясь ее огненным телом, горел адским огнем,растворяясь в ней, превращался в облако, парившее в нереальном мире.

      Поглощенные любовными играми, утопая в блаженстве общения, обладания друг другом, любовники не заметили надвигавшейся грозы : зеленоватая, лохматая туча стремительно надвигалась, заволакивая небо, урча, волнуясь, точно взбеленившееся море во время бури. Мощные раскаты грома сотрясали воздух. Ослепительные молнии разрезали страшное нутро ее, слепя глаза, уходили в землю стрелами Купидона. Вода в реке только, что ласковая, "вздулась, потемнела, неистово волнуясь, повернула вспять, накатывая высокие валы волн, затопила пляж, где они только, что предавались любовным утехам. Казалось, река их невзлюбила, точно взбесилась, угрожая своей непредсказуемостью, гнала со своих берегов.

      Они, взявшись за руки, побежали, волнуясь за сынишку с няней. На полпути к своему временному пристанищу, туча разразилась страшным ливнем, вода струями стекала по их разгоряченным телам. Молнии еще бесновались, но удары грома становились тише, гроза теряла силу. Дождевая вода мутными потоками с немыслимой скоростью неслась к реке, засоряя ее мусором.

       Вара с Жорой вымокшие до нитки, в прилипшей к телу одежде бросились в объятья друг дружке, радуясь, что все хорошо закончилось, и снова побежали, тревожась за близких, дорогих сердцу людей. Еще издали увидели, что в лагере произошло страшное, вместо шалаша колыхалось пенистое, грязное месиво. Вара закричала, хватаясь за Жору, она подумала, что с няней и сыном случилась беда, но к неописуемой радости увидела на возвышенном месте трясущуюся старушку с Ванюшкой на руках, кинулась к ним. Жора побежал спасать лодку, срываемую бурлящим потоком дождевой воды.

Вещи, что не унесла стихия в реку, пришлось расстелить для просушки. Везде стояли большие лужи, место под
костер, тоже было покрыто водой. Стали думать о возвращении домой, тем более, что отпуск Жоры заканчивался.

 Глава8

-Да, хорошего понемножку,- думал Жора, любуясь красотой деревьев в дождевых каплях, подсвеченных ярким, умытым солнцем. Счастье простого бытия выплескивалось
через край, его душа пела.
Вара видела его таким впервые и гордость за себя, что она
сумела привязать к себе такого красавца, навела ее на мысль о своей маме, и щемящая жалость к ней сжала ее сердце. Хотелось, чтоб мать порадовалась ее счастью, простому человеческому счастью, которого не было у нее. А, что мать была несчастной она, как дочь, знала об этом, сердцем чувствовала, ведь мать даже не улыбалась.
• Возвращение домой было не легким занятием, воды реки после дождей со страшным напором сносили лодку, приходилось грести против течения. Жора, выбивался из сил, таща посудину при помощи простой веревки, шагая пешком по суше и это было легче, нежели идти на веслах. К ночи ставил палатку для няни с Ваняткой, а сами ночевали под открытым небом. Засыпали под звон цикад, просыпались под лягушачье кваканье. Рассветы были прохладными, дышало сыростью с реки. Радости не было конца, когда увидели силуэт своей заветной ивушки . В заводи вода была прозрачной, теплой. В саду благоухали зревшие фрукты, ягоды.
Жора радовался возвращению домой, но надо было приступать к работе на новом месте, знакомиться с новым офицерским составом, с солдатами, что, конечно, его не
могло не волновать.

       У Вары были свои заботы, все нуждалось в женских руках. Но она решила первым долгом нанести визит в мастерскую, где работала. Хотелось поделиться с товарками по работе своими впечатлениями от путешествия, рассказать, как она счастлива в замужестве.

       Ее появление в мастерской вызвало бурю оваций, расспросов, ведь она первая из селянок позволила себе маленькое свадебное путешествие, не побоялась оставить домашние дела и уехать. Теперь же в кругу сотрудниц подробно рассказывала о маленьких радостях и горестях их с Жорой отдыхе, а потом возьми, да и расскажи о заброшенной помещичьей усадьбе, об одичавшем саде, о могиле хозяина поместья.

       Что тут началось после ее упоминания об этом месте: молодых разбирало любопытство, как, мол, там, а кто постарше заахали, замахали руками, словно отгоняя от себя нечистую силу. Ужас появился на лицах женщин, только что весело ее внимавших, многие поспешили отойти от нее, мол, от греха подальше. А самая бывалая, да и постарше остальных, тетя Лидия, так ее все называли, боязливо оглядываясь, точно боясь, что ее услышит нечистая сила, зашептала, посвистывая сквозь изъеденные временем, зубы:
      -Вам с мужем жизнь надоела? Неужели не было других мест, что вы выбрали для отдыха это сатанинское место, проклятое Богом и людьми? Еще никто не остался ненаказанным, посетив этот забытый Богом уголок, - высказав удивленной женщине свое возмущение, она неистово стала осенять себя крестом.

      Вара отмахивалась, жалея, что рассказала об этом райском месте, пытаясь все обратить в шутку, говорила, что, мол, все это выдумки пьяных или больных людей, никого, мол, там нет, но переубедить перепуганных людской молвой об этом месте, женщин не было никакой возможности. На нее смотрели, как на покойницу, старались держаться от нее подальше, словно она побывала среди прокаженных.

       Тетя Лидия, овладев вниманием сотрудниц, приводила примеры живых сельчан, а, именно, юродивого Фильку, дурочку Фросю, и важная от внимания к своей особе, принялась рассказывать:
     -Ведь как было то, дети мои, послушайте меня пожилую дуру: - Филька выпимши шел к себе домой, кажись, от кума, что жил по ту сторону помещичьего поместья. Ну, поняли, с другой то стороны. Его кум с кумой предупреждали:- не ходи, милок, через этот заколдованный сад,- а он посмеялся над их страхами, да и ушел, именно, сделал то, в чем его предостерегали - пошел в сад, ведь запретный плод сладок. В саду еще хлобыснул чекушку, ведь кум то снабдил его на дорожку, не пожалел зелененькой, вот охмелевший дурачок, уснул в зарослях калины. Сколько проспал, сам не знал, только проснулся от сверлящего, тяжелого взгляда. Приоткрыв чуток зенки свои, ужаснулся:- Пресвятая Богородица! Над ним пан стоит, сам из себя вялый, бледный, почти прозрачный, а глазищи то угольями горят. Он таким становится, когда людской кровушки долго не пьет. Вот он и готовился Филькиной испить, а Филька не будь дураком, как вскочит, как завопит, да и деру. Откуда прыть то взялась? Но пан сзади в затылок дышит могильным то холодом, не отстает. Филька бежит, что есть мочи, пан сзади наседает, за одежку то его хватает, тот обороняется, руками машет, кричит:- Сгинь, сатана! Отстань , проклятый!-

       -Гнался за ним призрак пана до самой границы усадьбы. Говорят, главное перебежать за пределы усадьбы, за землицей усадьбы сатанинская сила иссякает. Так вот, милые мои, хоть Филька убежал, живой остался, но с тех пор умом повредился : бегает, руками машет, все убегает от пана, кричит: - Сгинь, сатана! Отстань, проклятый !-

       Слушательницы в страхе жались друг к дружке. Рассказ тети Лидии произвел на них удручающее действие, ведь для них не секрет, что Филька действительно умом повредился, невесть от кого убегает, кричит именно, то, что говорит тетя Лидия. Каждая из них осмысливала повествование Лидии, а тут одна из них, возьми, да и поинтересуйся:
      -А Фрося то как? Что с ней стряслось? Расскажите, тетя Лидия,- стали упрашивать и остальные, завороженные ее рассказом. ,
       Лидия, конечно , себя долго просить не заставила, ей бы только поговорить, побыть в центре внимания, немного для солидности помолчала, собрав лоб гармошкой, задумалась, минутку спустя, чинно стала рассказывать о том, что ей
было известно :
- Фрося? Это совсем другое. Ведь Фрося, да, да та самая, что дурочкой зовут, не смейся, Мотя, пожалуйста, в свое время Фроська то красавицей слыла, первой невестой на селе была. Знали бы вы, сколько парубков по ней сохло. Ой, ей,  ей! Скольким она головушку вскружила. А, ведь тоже цыганских кровей была: что петь, что плясать первая была.
      Как сверкнет огнем цыганских глаз, как выгнет бровь дугой, ну где тут устоять, так и рвет сердце парубка, так и тянет чернотой глаз, словно омут.

       И вот в один из праздников, то ли Троица то была, то ли Ивана купала, не скажу точно, да это и не важно. Так вот собралась девичья компания, девки все, как на подбор, одна другой краше, веселые, шкодливые и Фрося с ними, конечно, не лыком шита, погулять то вздумали, по - хороводить и ушли всей честной компанией, и куда бы вы думали? В усадьбу, конечно, не поверив бывалым людям, старшего поколения, что усадьба — место сатанинское и шутки там шутить, только себе вредить. А девки то всей гурьбой костер развели, пляшут, песни поют, венки плетут, куражатся над людьми, что предостерегали, уговаривая, не ходить в усадьбу, смеются:
- Вот, что придумали, место, мол, нечистое. Это только для того, чтоб нам красоту эту не дать увидеть. Ну, что тут может угрожать? Где пан? Где пани? И все: хи- хи-хи, да ха- ха ха! И разомлевшие от жары, девки, гурьбой повалили на пруд, а вода то в нем, что зеркало, тихая, манящая, так и тянет в себя. Время то летнее, полуденная жара стояла,душно, пот глаза заливает. Позабыли, девки, о проделках хозяев усадьбы, но стоило им раздеться, спрыгнуть с визгом, хохотом в воду, как вдруг вода в пруду взволновалась высокими волнами и над темными гребнями волн появилась рука, да такая белая, без единой кровиночки, а ногти , ногти то длинные крючком, пальцы в перстнях, а тут и другая кисть руки появилась, а вслед за нею голова в зеленой тине с неподвижными, вывалившимися глазами и никто и ахнуть не успел, как оказалась в гуще, перепуганных на смерть, девок сама пани, сходу вцепилась руками крючьями в красавицу Фросю.

       Девки врассыпную, кто, в чем мать родила, кто успел хоть, что ни будь из одежды прихватить, попрятались кто куда.
      Фрося вырвалась из рук крючьев, бросилась голышом сквозь кустарник, царапая тело, оставляя клоки волос на колючках, а пани за нею: глаза злющие, руки загребущие, что крючья железные. Настигла несчастную и давай щекотать, кусать, царапать касатушку.

       Фроська хохотала, безудержу, от щекотки то, а та знай, щекочет, и так несчастная Фросенька хохотала, пока сосуды в мозгу не полопались, тогда пани оставила ее полуживую в покое, а напоследок злорадно сказала:
- Живи!. Разлучница! Ты ему такая не нужна, - захохотала по - сатанински, превратилась в столб едкого дыма и темным облаком осела в воды пруда.

       С той поры Фрося и повредилась умом, полной дурочкой стала, а красоту ее пани забрала. С тех пор несчастная хохочет, от всех убегает, всех боится. -
       Лидия помолчала, а потом назидательно произнесла - не дай Господи встретить этих покойников, отдавших свои души дьяволу. Поговаривают, пан на своем вороном жеребце носится по усадьбе, ищет зазевавшихся, случайно там оказавшихся крестьян. Видели их вдвоем с пани. Ехали на своих конях, в обнимку, как бывало в прежние времена. Но в основном бродит он один, все вздыхает, тоскует по колдунье- цыганке, что сердце вынула ему из груди. Если, встретит, какого ни будь горемыку, забредшего в его владения, то кровушку до последней капли высосет, оставляя его труп разлагаться под открытым небом. Приходит к трупу каждую ночь, видите ли, запах его с душком нравится ему. Поэтому и не ходит туда никто, кому охота умереть такой позорной смертью, или юродивым стать.

     - Вам, Вара, с мужем просто повезло, что никого из них не довелось встретить, - обратилась Лидия к, смущенной ее россказнями, молодой женщине.
       — Ты, милая, обязательно сходи в церковь, свечи поставь за их неприкаянные души, помолись Богу, а не то жди беды, тебе не позавидуешь.-
       Вара, озадаченная, истинной верой крестьян в легенду о хозяевах усадьбы, пришла домой и принялась за уборку комнат, надеясь за делом развеять мрачные мысли.

       Убралась в комнате Ванятки с няней и приступила к уборке комнаты покойного отца. После его смерти она сюда еще не заходила и, в данное время, ей чудилось его присутствие. Казалось, что он наблюдает за ней добрым, любящим взглядом.

      Роясь в его вещах в шкафу, она обнаружила небольшой, кожаный чемоданчик.- Что это за чемоданчик? Откуда он взялся? Я его не видела при жизни отца. Что отец тут хранил в тайне от меня? - Она озадаченно крутила его в руках и так, и сяк поворачивая, но он был заперт, а ключика от замочка не было, а ей так хотелось заглянуть в тайну отца, что принесла топор, молоток, долото, провозилась уйму времени, но все таки открыла, и разочаровалась.
       Чемоданчик оказался почти пустым, если не считать нескольких нотных тетрадок, да пухлой, с истертой обложкой тетради. Полистав тетради с музыкальными записями, разочаровано отложила в сторону, а вот пухлая тетрадь, исписанная мелким каллиграфическим почерком отца, вызвала интерес. Но время уже было почти вечернее, должен был муж прийти с работы, а она не хотела показывать ему записей своего отца, не ознакомившись с ними. Поняла, что это нечто интимное, что касается ее родителей, решила, что Жоре это не обязательно знать, тем более, что ему и интересно, то не будет, не то, что ей. Не стала читать написанного, отложила до следующего дня, припрятав тетрадь, хотя сгорала от любопытства:- Что мог отец писать?-

 Глава9

На следующий день, как только Жора ушел на работу, нянечка с Ванюшкой ушли на прогулку, Вара засела за чтение. Вот слово в слово, что ей пришлось прочесть в тетрадке покойного отца. Вот эти записи, начинались они
так:
      - Будучи молодым человеком, почти тридцати восьми лет от роду, я не знал и не интересовался женщинами. Они для меня были существами из другого мира, я их побаивался и не находил с ними общего языка. Так ух получилось, что в детстве в школе я учился только с мальчиками, в музыкальном колледже, будучи уже взрослым, с молодыми людьми, и с девушками не общался вовсе, да и потребности
у меня не было в их общении.

      После окончания музыкального колледжа довелось мне жить в довольно большом городе, снимая скромную меблированную квартиру. Зарабатывал себе на жизнь тем, что давал уроки музыки барышням из состоятельных семей. Жилось мне, худо ли, бедно ли, но я не жаловался.

     По вечерам посещал игорные дома, ночные клубы, если не играл сам, то наслаждался тем, что смотрю, как другие играют. Наверное так бы моя жизнь и прошла без особых всплесков, сильных потрясений, не случись следующее :
     - В один обычный день к дому, где я жил, подъехала изящная карета. Из нее вышла молодая, приятной наружности светская дама. По ее внешнему виду, манерам я понял, что она принадлежит к обществу, к которому я принадлежать не мог. Осведомляясь обо мне, она назвала мою фамилию, имя, даже отчество. Услышав это , я был шокирован:- Кто она? Зачем я ей понадобился? Откуда ей известны мои именные данные? Ведь, если даже приходили со мной договариваться об уроках музыки, то еще никто меня не называл по имени и отчеству, поэтому я был, приятно удивлен.
      Швейцар, выслушав ее, проводил к моей квартире. Я моментально отскочил от двери, чтобы она не догадалась, что я слышал ее разговор со швейцаром, касающийся моей персоны.

       - Спустя минутки две, в дверь вежливо постучали, и на пороге появилась, светская дама. На вид ей можно было дать лет тридцать, может быть, тридцать два, не больше. Миловидное лицо с нежной ухоженной кожей, большие задумчивые глаза выражали непонятное беспокойство, неуверенность в себе, несмотря на казавшееся 'благополучие. Вежливо поклонившись, она сразу стала излагать причину своего приезда ко мне. А приехала она, договориться об уроках музыки для своей шестнадцати летней дочери Елизаветы Алексеевны. Я был польщен, т. к. ко мне редко обращались представительницы светского общества, немного подумав для солидности, назвал цену за свои услуги. Она, не торгуясь, согласилась с моими требованиями, оставила визитную карточку и удалилась.

       После ее ухода, я постоял у окна, глядя через оконное стекло вслед удаляющейся карете, после чего принялся за свои повседневные дела. Дама произвела на меня приятное впечатление, даже понравилась, но не настолько, чтобы о ней думать. На следующий день, если б не оставленная визитка, я бы забыл о сделанном мне предложении. Одевшись, как обычно: в свой довольно потертый, серого цвета, сюртук, рубашку не первой свежести, повязав непонятного цвета галстук, надел свою старую шляпу и отправился по адресу, указанному в визитке, оставленной дамой.

       Долго искал указанный адрес и уже даже отчаялся найти его, как, наконец, в одном из переулков моим глазам представился приличного вида двух этажный дом с вычурными балконами, лепными карнизами, а над парадной дверью красовались с румяными щечками пухленькие ангелочки с забавными крылышками. Дом утопал в изумрудной зелени, ярко освещенной щедрыми лучами солнца. Калитку, скрытую в парадных воротах, открыл мне прилично одетый дворник, входную дверь швейцар в одежде с галунами. Тот же швейцар сопроводил меня по длинному коридору к двери господской гостиной. Я, без всякой на то причины, разволновался. Постоял, да - бы, успокоиться, постучался в дверь, которую открыла та самая дама, что накануне приезжала ко мне на квартиру, впустила меня в нарядную залу с хорошо вощеными паркетными полами. Великолепная хрустальная люстра с красными .свечами, свисавшая с потолка, придавала зале особое очарование, не говоря уже о нарядных занавесях, шторах, золоченых карнизах. В глубине залы стояло изящное пианино цвета красного дерева, из другой мебели несколько мягких кресел в шелковых чехлах светло бежевого цвета. В одном из углов дивно смотрелась фигурная напольная ваза под цвет чехлов, красуясь великолепием белых роз. Стены залы, оклеенные светло лимонным крепом, выгодно сочетались с мебелью, а красное пианино придавало убранству помещения особую торжественность.
       Приятно удивленный, я осмотрелся и только тогда увидел на фоне одного из окон силуэт хрупкой юной девушки своим внешним видом похожий на нежный цветок подснежника. Посадка головы, грациозная лебединая шея, матовая кожа лица, шеи, оголенных рук делали ее до такой степени беззащитной, нежной, хрупкой, что, казалось, стоит до нее дотронуться, как она сломается. Шелковистые пепельного цвета волосы спадали пушистой волной по плечам до пояса, по груди, прикрывая нежные девичьи выпуклости, обрамляя мраморно белый, слегка выпуклый высокий, лоб мелкими кудряшками. Ее точеный профиль четко смотрелся на фоне освещенного окна.

       Я, потрясенный ее почти, что неземным видом, поклонился ей с особым благоговением. Она развернулась ко мне и на меня безразлично взглянули большие бирюзовые миндалевидные глаза, обрамленные длинными, темными ресницами, бросавшими тень на матово бледные щеки. Сделав изящный реверанс, она приняла прежнюю позу, безразлично глядя в окно своими дивными глазами.

       Что со мной стряслось, просто уму непостижимо: по телу прошел ток страшной силы, сердце застучало молотом, густая горячая волна подкатилась к голове, разлилась по щекам, глазам, губам, язык пересох, в глазах потемнело, я еле держался на ногах, боясь упасть. — Господин учитель, вам плохо?- донеслось до моего сознания, и я, как сквозь туман увидел участливое лицо ее матери.

       - Нет, нет, не беспокойтесь, со мной все в порядке, - отвечал я срывающимся, чужим голосом, как мальчишка, уличенный в непристойной шалости, продолжая стоять, потеряно теребя нотную тетрадь. И, сколько бы это продолжалось, одному Богу известно, если бы Елизавета Алексеевна не вывела меня из ступора, прошуршав воздушным платьем, прошла к пианино, уселась на мягкий стульчик, обитый бархатом, положив руки на клавиши, давая понять, что готова внимать мне.

       Я находился в полу - обморочном состоянии от запаха ее духов, шелеста шелка ее платья, но сущность моя, мозг мой, глаза мои впитали по мимо моей воли: темную родинку на левой щеке, голубую жилку беззащитно пульсирующую на виске, тонкие кисти рук с нитевидными голубыми прожилками, грациозно покоившиеся на клавишах пианино, изящно изогнутый тонкий стан, перетянутый голубой лентой, узкие носочки миниатюрных туфелек, сокрытых пышной юбкой ее воздушного платья. Весь ее облик напоминал светящееся воздушное облачко. Может быть, смешно, но, я в самом деле опасался, что облачко улетучится и прекрасный мираж растает, старался не дышать, боясь, что мое дыхание может осквернить это божественное создание.

       Первый мой урок прошел сравнительно спокойно. Я старался держаться уверенно, но только, мне было известно,
чего это мне стоило.

      Барышня оказалась способной, учебный материал схватывала на лету, даже самые сложные аккорды брала с первого раза. - Способная особа, - подумал я, удивляясь, что способен думать. Но вот дошло дело до пения и, оказалось, что голосок у нее слабенький, срывающийся, а мне западал в душу, рвал сердце и я готов был слушать этот голосок вечность. Я, как болван, не мог оторвать взгляда от  ее пухлых розовых губок, от жемчужных зубов и млел, просто таял от неиспытанного, до сей поры, блаженства. Ведь я даже заподозрить не мог, что такое бывает, и задавал
себе вопрос:
- Кто я такой? Жалкий музыкантишка. За какие такие заслуги мне небеса послали такое великое счастье?
Ведь я не думал, даже, мечтать, не смел об этом
божественном даре.

       Домой я вернулся, шатаясь, как от выпитого спиртного, неся в себе нечто такое, что позволяет видеть мир в другом свете. Дома я заперся и долго, безутешно плакал слезами юноши впервые познавшего любовь, это в мои то годы, в моих тридцать восемь лет. Упав на колени перед иконой Спасителя, я взмолился:- Владыка небесный, как мне быть? Ведь быть с нею, это  несбыточная мечта, даже святотатство думать о ней. Мне же столько лет, я старше ее на целую вечность- двадцать два года, это во первых, во вторых, кто я?- Несчастный учитель музыки? Я себя чувствовал ничтожеством, червяком, всю свою жизнь пресмыкавшимся, зарабатывая гроши, чтоб только не умереть с голоду. В данный момент ненавидел , презирал себя. Но, как мне не было горько, неуютно на душе, я решил не сдаваться. Первым делом пересмотрел свой гардероб.

       Вся моя одежда : замызганная, поношенная, штопанная, перештопанная, смотрелась больше чем плачевно. Мне же хотелось выглядеть элегантно, прилично, со вкусом одетым, чтоб хотя бы своим неряшливым видом не вызывать у нее брезгливости.

      Подсчитав свои более, чем скромные сбережения, я решил истратить их на приобретение нового костюма, шляпы, туфель, носков, галстуков, рубашек, перчаток. Самых необходимых атрибутов одежды, ведь у меня не было ни одной приличной вещи. Уйму времени потратил я на магазины: присматривался, подсчитывал, советовался с продавцами одежды, но приобрел себе новые вещи, хотя •бы, мало - мальски, преобразившие мою внешность. На следующий урок я пришел во всем новом, надушенный дорогими духами, с изящной тростью, в новых перчатках по последней моде, с зонтом с позолоченной рукоятью.

       Маменька Елизаветы Петровны, при виде меня, была приятно удивлена моей разительной переменой. На нее я произвел приятное, впечатление, зато дочь ее не заметила во мне перемен. Была скромна, молчалива, послушно брала аккорды, меня не замечая, точно я одно из кресел, то ли люстра, то ли еще не знаю что. Меня ее присутствие страшно будоражило: бил озноб, я дрожал, словно в лихорадке, не помня себя, демонстрировал новые - па-. Если случалось, что нечаянно дотрагивался до ее плеча, или, не дай Бог, до кончика ее розового пальчика, то долго горело это место неугасимым огнем. По дороге домой я подолгу это место целовал со слезами умиления на глазах.

       Дома, оставаясь наедине с собой, видел ее в своем воображении, как живую. Она завладела всеми моими помыслами, парализовав волю, ум, поселилась в моей душе, отняла сердце, просто вырвала его из груди. Я, как личность, перестал существовать, для меня кроме Лизоньки, так в душе я отважился ее называть, ничего и никого не существовало. Она стала моей единственной, первой и последней любовью.

      Прошло несколько месяцев. Я жил от урока к уроку. Елизавета Алексеевна уверенно исполняла любое произведение, как и прежде, меня не замечая. А я все больше привязывался к ней, не понимая, как я мог жить, не видя ее. Готов был служить ей, как преданная собака, но она не нуждалась в этом. Я ей просто был не нужен, был для нее никем.

      И вот, однажды, во время следования к ней на урок, я почувствовал гнетущую тяжесть на сердце. Никогда мне не было так тяжело, так тоскливо. Мое сердце чувствовало разлуку с Лизонькой, я нутром, интуицией своей чувствовал, что не увижу ее, а видеть ее, дышать одним воздухом с ней, стало для меня жизненной потребностью, это вносило радость в мою серую жизнь, помогало выживать. Я мог умереть, не видя ее, не впитывая всей своей сутью запаха ее духов, не созерцая ее божественного облика. Так вот со мной происходило нечто страшное: сердце разрывалось от боли, руки тряслись, слезы текли из глаз, ноги стали, как гири. Мне было совсем плохо. Я уговаривал себя не впадать в панику, успокаивал сам себя, что сейчас увижу ее. — Не надо так себя изводить. Будь ты мужчиной.-

      Наконец, то ее дом, я уже взялся за ручку калитки. Немного отдышался, чтоб успокоиться, стал стучаться, но на мой стук никто не откликнулся. Я тогда забарабанил, что есть мочи. Молчание. Тогда я, как безумный, барабанил, без устали. Мои бесчинства услышал сторож, подошел к калитке, пошатываясь, видимо воспользовался отсутствием хозяев, как я потом понял, заложил за воротник. Он меня по непонятной причине недолюбливал, а тут и вовсе разошелся, смерил меня с ног до головы, эдак, презрительно, укоризненно с ехидной улыбкой глянул на меня, хладнокровно ответил на мой немой вопрос, почему, дескать, не открываешь?- Урока не будет. Барыня с барышней уехали к портнихе, просили до конца месяца их не беспокоить.-

       Его слова на меня так подействовали, точно меня облили
ушатом ледяной воды, а он ушел , мурлыча себе под нос
мотив непонятной песенки. Я же продолжал стоять, словно
громом пораженный, если бы мне сказали, что завтра
наступит конец света, на меня бы меньше подействовало,
чем сказанное сторожем.

      - Ну, что' было делать? Ведь ясно сказали, что мои услуги
пока не нужны. Надо уходить и ждать, когда я им понадоблюсь снова. Они хозяева, а я кто? Ну, кто я? Кто обязан давать мне объяснения в своих действиях? Но, уйти, не повидав ее хотя бы издали, хотя бы краешком глаза, я не мог, это было выше моих сил.
      Выбрав укромное местечко, на одной из бамбуковых скамеек, я решил дождаться их возвращения. Ждать пришлось изрядно, что я только не передумал за это время, чего только не перечувствовал. Проехало множество экипажей, и при приближении каждого, я вздрагивал всем телом, думая, что это Лизонька с маменькой в своей фамильной карете, самой дорогой для моего сердца.
      А вот и она желанная подъехала к их дому. По ее ступеням сошел молодой красавец кадет, молодцевато помог выйти Елизавете Алексеевне, затем ее маменьке, еще чуток потолковал с ними и раскланялся. Мать с дочерью вошли во
 двор, даже меня не заметив.

      Ну, что мне оставалось делать? Долго еще смотрел я на окна их дома, но там все было тихо, спокойно и я ушел, чувствуя себя самым несчастным, из всех живущих на земле.

      Дома я хотел, было предаться грезам о ней. Я так часто делал, сидел и вспоминал каждую черточку ее прелестного личика, каждую линию ее юного тела, получая от этого неслыханное удовольствие, становясь счастливее, но, на
глаза мне попалась газета «Вечерние новости», где писалось о светском препровождении жизни. Пробежав ее заголовки глазами, я наткнулся на объявление « Бал в замке князя Оборотня». Оборотень? Почему оборотень ?- удивился я. Что это кличка его такая, а может быть, фамилия? Ладно, оборотень, так оборотень, меня беспокоило то, что Елизавета Алексеевна усердно, как я понял, готовится, шьет наряды к этому балу, даже уроки музыки забросила.

      Страх за Лизоньку поселился в моей душе, меня трясло, я действительно боялся за мою ученицу, дело в том, что я вспомнил, что за князем закрепилась дурная слава. Наезжая в город, он устраивал балы, после чего оставались разбитые жизни, сердца. Князь славился сатанинской красотой, обладая колдовским умением покорять женские сердца, обольщать, кого бы то ни было. Ни одна красавица, приглянувшаяся ему, будь то замужняя дама, будь то невинная девочка, не могла ему противостоять. Ему стоило только взглянуть на барышню или обратить на себя ее внимание, и она считалась пропащей, становясь добровольно его очередной жертвой.

        - Что же их заставляет так усердно готовиться, что толкает к нему в когти? Почему они жаждут попасть пред его светлые очи? Прочитанная в газете статья немного меня отвлекла, уменьшила мои страдания по Лизоньке, и я стал придумывать, как помешать ей, появиться на балу. Что я только не придумывал, но через минуту все мои придумки лопались, как мыльные пузыри. Я не мог забыть, кто я есть на самом деле, помнил свое место.- В городе только и было разговоров, что о предстоящем бале, а о самом князе слагались легенды. Его приезд и устраиваем им бал, вывели город из привычной жизненной колеи, взбудоражили его жителей.

      Для меня двери дома моей единственной во всем мире Лизоньки  были закрыты. Я уже потерял надежду увидеть ее, услышать голос ее. Все время, испытывая страх за ее безопасность, потерял, сон, аппетит, а потеря надежды видеть ее, привела меня к расстройству психики, я все чаще стал думать о самоубийстве, меня больше ничего не держало на этом свете, ничего хорошего впереди не ждало, я не видел в своей жизни никакого просвета. Находясь в таком состоянии, я потерял счет времени, сидел сиднем: небритый, опустившийся, опустошенный, думая о никчемности жизни, о ее непредвиденности, как в мою дверь постучали.

      Я встревожился, вскочил с насиженного места.- Кто это? Кому я еще нужен?- И нехотя поплелся открывать дверь. Под моей дверью стояла незнакомка, укутанная теплой шалью, шевелила губами, но я словно оглох, ничего не слышал, просто смотрел на нее, как маньяк. Она протянула  из - под шали руку и подала мне записку, сложенную  треугольником. Я машинально взял у нее бумажку и сам, не знаю почему, захлопнул перед ее носом дверь. Но, когда в комнате развернул бумажку, то в нос ударил знакомый запах духов, от которого я чуть не потерял сознание. Это были ее, Лизоньки, духи, я бы их узнал среди тысяч других запахов. Дрожа всем телом, обливаясь потом, я силой воли взял себя
в руки, начал читать:
- Уважаемый Петр Семенович, прошу, выслушайте меня и, если можно, помогите. Я больше чем уверена, что только вы сумеете мне помочь. Если да, то на обратной стороне моего письма, напишите «да». Ваша ученица Е. А.

       От радости, что увижу ее, я рыдал, растирая слезы по небритым щекам, как маленький ребенок, не стесняясь своих слез, и, конечно, написал «да».

       Женщина в шали ждала моего ответа под дверью и на словах передала, что мне надлежит явиться к Елизавете Алексеевне завтра к двум часам по полудни. Она ушла, а я все стоял посреди комнаты, не в силах унять слабость в своих членах тела. Меня бросало, то в жар, то в холод, казалось, вибрирует каждая клеточка моего тела. Перед, глазами стоял образ Лизоньки, я думал - зачем ей понадобилась моя помощь. Не мог понять, чем именно, я ей могу помочь, но радовался, что она обратилась за помощью ко мне, и всем сердцем благодарил ее за это.

       -Время до вечера, ночь и часы до полудня следующего дня тянулись мучительно долго. Мне казалось, что не выдержу этой пытки, скончаюсь от разрыва сердца. Но моим мучениям пришел конец, наступило время отправляться к Лизоньке.

       Я одетый во все лучшее, что только у меня было, ровно в договоренное время, стоял под дверью моей повелительницы. Она приняла меня, как обычно, в зале, где мы с ней занимались музыкой. Была необычайно возбуждена, точно ее подменили. Лихорадочный румянец покрывал ее обычно бледные щеки, глаза горели несвойственным ей огнем. Внутри нее бушевал ураган, жег непонятным, до сего времени, огнем. При виде меня, она пошла мне на встречу, взяла за руки, что было так не свойственно ее натуре, что меня привело в еще большее волнение за ее судьбу.

       Мы стояли рядом, держась за руки. Я так близко ее видел
впервые, ощущал ее дыхание, поэтому чуть не упал от
горячей удушливой волны. Она, не подозревая о моем
состоянии, стала благодарить меня, назвав настоящим
другом, и чистые слезы покатились по ее щекам. При виде
ее слез, я еле сдержался, чтоб не заплакать, готов был жизнь
за нее положить, лишь бы ей было хорошо. Стал мямлить.
-Ну, полно вам, что вы, да я...,Елизавета Алексеевна, я
ради вашего счастья на все готов, ради вас я жизнь отдам.-

     Она, как то боязно, оглянулась на дверь, почти шепотом
предупредила:- Маменька должны вернуться с минуты, на
минуту, времени у нас в обрез, а мне многое надо вам сказать и еще тише зашептала:- Вам необходимо убедить маменьку в том, что мне завтра, к одиннадцати часам надлежит, быть в музыкальном колледже для сдачи вступительных экзаменов, - и, видя мое удивление, поспешила заверить:- Это не будет ложью, там действительно завтра приемные экзамены. Еще я хочу попросить вас, как своего учителя, сопровождать меня до колледжа. Но есть одно «но», маменька считают, что колледж не для меня, вы же, господин учитель, постарайтесь их переубедить.

      Я страшно обрадовался, что она желает продолжить музыкальное образование, ничего не подозревая, согласился переговорить с маменькой и убедить ее в необыкновенных музыкальных способностях ее дочери, что у Елизаветы Алексеевны талант и грешно его губить.

       Она смотрела на меня полными благодарности глазами, а я не мог оторвать своих глаз от ее лазоревых, таких восхитительно прекрасных глаз. Вскоре пришли маменька, и я с ними уединился для разговора о дальнейшем образовании их дочери. В разговоре с маменькой мне пришлось прибегнуть и к хитрости , и к лести, приводя убедительные доводы, что у Елизаветы Алексеевны музыкальный талант и будет кощунством загубить этот дар. Ей просто необходимо совершенствовать свои, музыкальные способности, а для этого необходимо поступить в музыкальное заведение.

       Вышел я от нее, как из бани, но довольный собой, удивляясь своему красноречию. К своей великой радости выбил из нее согласие, и на другой день мне предстояло сопровождать свою ученицу в музыкальный колледж для сдачи экзаменов. Раскланиваясь с хозяйкой дома, я встретился с благодарным взглядом Лизоньки, и она даже мне подмигнула. И этого ее взгляда было достаточно, чтобы
с моей помощью скатиться в пропасть.

       Я думал, что у нее роман с тем кадетом, который имел счастье сопровождать их с маменькой к портнихе, и был несказанно счастлив, что могу быть им полезен, заранеерадовался их счастью. Я, для ее счастья не колеблясь, отдал бы жизнь, и уже боготворил ее избранника, так же как и ее саму.

       По истечении положенного времени, как и было условлено, я явился к ним к одиннадцати утра. Елизавета Алексеевна уже меня ждала, поднялась навстречу с необыкновенным блеском в глазах, лихорадочным румянцем во всю щеку, во всех ее движениях проскальзывала нервозность, неуверенность в принятом решении. Было заметно, что она пытается скрыть огонь, тлевший в ее теле, который стремится разгореться в бушующее пламя, способное убить эту неопытную душу. Она беспомощным мотыльком летела на огонь. В лазоревом воздушном платье, так гармонировавшем с ее глазами, казалась совсем девочкой, а поднятые в прическу ее дивные волосы, показывая грациозность ее лебединой шеи, с ниткой белого жемчуга, еще больше подчеркивали ее юный возраст. Маленькие ушки выглядывали, из прически настолько, чтоб показать платиновые серьги с белыми жемчужинами. Весь ее облик был настолько трогательно милым, что разве можно было сравнить с весенней фиалкой. Лазоревым воздушным облачком она, вся трепещущая оперлась на мою руку, застучав каблучками туфелек платинового цвета, упорхнула из родительского дома навстречу своей судьбы.

       Маменька предложили, было карету, но она отказалась, ссылаясь на то, что желает совершить пешую прогулку. Мы вышли со двора под руку, маменька долго смотрела нам в след. Меня распирало от гордости, что как я думал, она мне доверила свою тайну, о которой даже маменька не знали. Миновав один из кварталов, Елизавета Алексеевна заволновалась, посмотрела в одну сторону улицы, в другую, и попросила оставить ее одну. Мое естество протестовало против такой постановки вопроса, но я был не в силах ей противоречить. Молча, раскланялся и отстал. Но мое неудовлетворенное любопытство заставило меня следовать по ее стопам, правда, на расстоянии.

      Она вначале шла спокойно, затем побежала, свернула в переулок. Я, что было сил, побежал за нею, боясь потерять ее из виду. Настигнув переулка, увидел великолепную карету с бархатным верхом, запряженную тройкой гарцевавших вороных. Дородный кучер в дорогой ливрее важно восседал на своем месте. Маленького росточка паж черный, как сажа, стоял на облучке кареты, сверкая необыкновенно белыми белками глаз. При виде кареты Елизавета Алексеевна беспомощно оглянулась, словно ища защиты, после чего бегом бросилась навстречу своему счастью, как ей казалось. Со стороны видно было, что ее тянет к этой злополучной карете непонятная сила. Как удав .заставляет жертву самой заползать ему в пасть, так она бежала прямо в когти дьявола, не соображая, что делает. Ей навстречу распахнулись дверцы сатанинской кареты, сильные мужские руки подхватили ее , подняли в воздух, внесли во внутрь. Сытые вороные мигом умчались, увозя самое дорогое моему сердцу человеческое существо.

       Мне показалось, вернее я видел, что глаза мужчины, внесшего ее в карету, горели волчьим огнем. Не буду врать, что я не страдал, потеряв ее, как я думал тогда, навсегда, но радость за то, что Лизонька счастлива со своим избранником, была сильнее моих душевных мук. После случившегося, я надеялся, что меня разыщут родители Елизаветы Алексеевны, но мной никто не интересовался. Позже я узнал, что она все предусмотрела, оставив родным записку, где просила простить ее поступок, заверяя, что, если б она этого не сделала, а сделала она то, что сбежала с князем Оборотнем, то умерла бы от любви, будучи с ним в разлуке, просто бы засохла от сердечных мук. Как отреагировали на ее побег ее отец и мать, описывать не стану, потому что не знаю. Моя жизнь текла, по- прежнему, нудно, скучно. Перестав следить за своей внешностью, я превратился в неряшливого буку. Все вокруг казалось серым, обыденным, только образ Лизоньки стоял перед глазами, как живой, не мерк ни на секунду.

      Газеты писали, что Оборотень исчез из города так же внезапно, как и появился, и увез с собой юную красавицу, дочь Ольховских. Родители ее в полном отчаянии, но поиски ее не увенчались успехом. С Оборотнем даже власти предпочитали не иметь дела, одно упоминание его имени приводило в ужас.
Долго не умолкала молва о случившемся, шушукались по углам, но жизнь есть жизнь: кто то умер, кто то родился, кто то женился, и случившееся с Лизонькой стало забываться, обросшее, как ком, новыми сплетнями, россказнями.

      Я каждый день приходил к дому Ольховских, стараясь быть незамеченным, наблюдал за его жильцами, надеясь 'хоть краем уха услышать о Лизоньке, хоть что ни будь, но все было напрасно, никто не упоминал ее имени.

      Прошло около полу года, я уже перестал, надеяться не то, чтобы увидеть, а даже услышать весточку о Елизавете Алексеевне, как вдруг, мою квартиру вновь посетила та самая женщина в серой шали, что приносила ту злополучную записку от Лизоньки. Поклонившись мне чуть ли не в ноги, она протянула мне синий конверт, благоухавший дорогими духами, от запаха которых меня чуть не хватил удар.
 
     Наверное, я выглядел глупее глупого, потому что «серая шаль» хмыкнула, глядя на меня, попросила как можно быстрее прочесть письмо.
Письмо было написано рукой Марьи Сергеевны, маменьки Лизоньки. В нем меня просили срочно навестить их. Объяснений с какой целью я им понадобился , не было. Меня вся эта история с письмом потрясла до глубины души. Я кричал, прыгал, хохотал, позабыв, о присутствии прислуги Елизаветы Алексеевны. Немного успокоившись, я увидел серую шаль, которая смотрела на меня полными ужаса глазами, словно видит ума лишенного, но покорно ждала моего ответа. Не помня себя от радости, что, может быть, увижу Лизоньку, я закричал:- Передайте, приду!
Приду непременно !- Серая шаль ушла, а я все не мог успокоиться: то плакал, то смеялся. Но, наконец, приказал себе, точно постороннему лицу:- Хватит сходить с ума! Иди к ним, узнай, что произошло с Елизаветой Алексеевной,- а что с нею, у меня не было сомнений.

      Приведя себя, хоть мало, мальски в нормальный вид, я отправился в дом моей бывшей ученицы, не терпелось, узнать все из личных уст, а, может, даже увидеть ее самую.

      Выйдя из дому, я пытался поймать извозчика, но видимо их пугал мой нищенский вид, никто не соизволил остановиться. От нетерпения попасть вновь в дом, где я .познал божественную любовь, пошел пешком. Думал, буду идти степенным шагом, но где там было до степенности, не заметил, как перешел на бег. Прохожие на меня оглядывались, а мне было все равно, что обо мне подумают, не обращал ни на кого внимания. Расстояние от моей квартиры до их дома в этот раз казалось бесконечным.

 глава10
      Но вот и заветная калитка, которой я поклонялся, как идолу. Отдышавшись, позвонил. На звонок подошел все тот же, то ли сторож, то ли дворник, встретившись с моим сияющим взглядом, молча отвернулся, не ответив на мое приветствие. Видимо, я ему казался маленькой сошкой, перед которой нет смысла раскланиваться. Мне было все равно, за кого меня принимают, я мигом был под дверью, позвонил.

      В дверях появились маменька Елизаветы Алексеевны. Я их вначале не признал, настолько они постарели, осунулись лицом, в золотистых волосах седина появилась, в уставших глазах печаль, видно немало слез пролили, но держались с достоинством. Осведомились о моем здоровье, о погоде и так, о разных мелочах. Я же с нетерпением ждал главного, не пригласили же меня осведомиться о моем здоровье.
Немного помолчав для приличия, они , как бы спохватились, извиняясь, пригласили в другую комнату, усадили меня в кресло напротив своего и горько заплакали.
Я растерялся, не зная, куда деть себя, да и вообще я не выносил женских слез, не зря же я с этими милыми созданиями не находил общего языка. Насупившись, как сыч, тупо глядя под ноги, молчал и выглядел наверно очень
глупо.
Маменька, высморкавшись в носовой платок, вытерев слезы со своих все еще прекрасных глаз, без всяких обиняков предложили руку Елизаветы Алексеевны.

      Я подумал, что ослышался, растерялся до немоты, не мог говорить, только мычал, но, придя в себя, несказанно обрадовался. Долго не мог собраться с мыслями, соображая, не смеются ли надо мной? Спустя некоторое время, обиженно произнес:- Полноте, Марья Сергеевна, пошто, издеваетесь над бедным учителем музыки? Такими вещами не шутят. Да и как прикажете жениться противу воли Елизаветы Алексеевны. Без их согласия я не могу этого сделать.-

      Марья Сергеевна слезно проговорила: - Знаю, Петр Сергеевич, мне достоверно известно, что вы хоть человек бедный, но благородства вам не занимать. Так же мне известно, что вы по настоящему любите мою дочь, и с чего вы взяли, что я без ее согласия сделала вам такое на первый взгляд странное предложение. Да, вы и сами можете убедиться в этом при встрече с Елизаветой Алексеевной.
Она ждет вас.

       Не могу сказать, как я оказался в комнате Лизоньки, потому, что не помню, но не могу забыть неизгладимого впечатления нашей встречи.
Елизавета Алексеевна, одетая в просторный капот, по верх легкого маркизетового платья, сидела у окна, утопая в глубоком кресле. Ее милое, столь прелестное личико сильно осунулось, покрылось темными пятнами, тонкие черты его
непростительно расплылись, темные тени легли вокруг глаз, упрямая морщинка прочертила лоб между бровей, частые мелкие морщинки легли вокруг прелестного рта, признак глубокого потрясения. При взгляде на нее, щемящая жалость тисками сжала мое сердце, раскаленными гвоздями вонзилась в мозг, не знаю, как я устоял на ногах.

       Потрясенная моим состоянием, она поспешно указала на кресло напротив того, в коем сидела сама. Я смотрел на нее сквозь пелену слез с преданностью верной собаки, с преданной по - юношески чистой, святой любовью, не, как на женщину с кровью и плотью, а как на святыню, над которой совершили святотатство. Говорить я не мог, она заговорила первой:
- Вам маменька поведали обо всем?- И покраснела до корней волос.
 Я, чтобы ей не причинять боли, поспешно кивнул головой.
- Вы приняли ее предложение?- Спросила она осипшим голосом, беспомощно глядя в пространство потемневшими глазами.
     -Вам ли спрашивать, да для меня это неслыханное счастье, за вас, Елизавета Алексеевна, я готов умереть, только повелите.-

    Она поднялась во весь рост, считая разговор исчерпанным, ее изменившаяся фигура сказала все и обо всем.
Не откладывая в долгий ящик, мы на следующий день обвенчались. На церемонии венчания из присутствующих были только посаженные родители и ее отец с матерью. На вопросы священника Елизавета Алексеевна отвечала машинально, еле держась на ногах, сухо смотрела перед собой, выполняя указания по ходу венчальной церемонии, с нетерпением ожидая конца своим мучениям.

      Я держался с достоинством, стараясь как можно меньше причинять боль несчастной Лизоньке.
Сразу же после венчания , мне пришлось уехать по телеграмме, полученной во время церемонии венчания.
Меня вызывали, как единственного наследника для получения наследства после смерти моей тетушки. Как в последствии, выяснилось наследство, доставшееся мне, оказалось солидным.

      Закончив формальности, связанные с наследством, я вернулся уже в качестве законного супруга Лизоньки, но меня ждало новое испытание. Лизонька находилась в глубоком трауре по внезапно скончавшимся родителям от непонятной болезни.

      Я был в полной растерянности, не зная, что предпринять, ведь Лизонька находилась в невменяемом, состоянии, все время твердила, что жизнь ее жестоко наказала, и она не желает больше жить. Я, как умел, старался успокоить ее, но она меня не хотела слушать, я для нее, был пустым местом. О родителях Елизаветы Алексеевны ходили слухи, что они наложили на себя руки, приняв яд. Дело в том, что они разорились, живя не по средствам. Все их имущество продано с молотка, Елизавета Алексеевна осталась без средств, к существованию и, только из жалости, ее еще не выселили из родительского дома на улицу. Я предложил ей уплатить долги родных и остаться в городе, жить в доме родителей, но она наотрез отказалась от моего предложения, умоляя увести ее из этих мест, как можно подальше, чтобы ни одна живая душа не вспомнила, что она тут родилась, росла, что еще существует на этом свете.

     Я не мог не исполнить ее просьбы, мы уехали, покинув ее родной город навсегда. В этой деревеньке, где мы живем и поныне, я купил небольшой, но добротный деревенский домик, с кой какими удобствами. Деревенька живописно раскинулась по берегам полноводной реки, а наша усадебка даже омывается ее благодатными водами. Лизонька родила здесь Варочку без медицинской помощи, как простолюдинка, при услугах повивальной бабки.
      Дочь свою она с первого дня ее рождения невзлюбила, просто не считая ее человеком, причислила к уродам, ни разу не взяла на руки, не приласкала, вообще не интересовалась ее существованием. Мне пришлось отыскать для нее кормилицу, которая и заменила ей мать. Как женщину я Лизоньку не познал, но был счастлив тем, что живу рядом с нею, имею возможность заботиться о ней, быть ей полезен, видеть ее хоть изредка. Она не любила, чтоб я заходил в ее комнату, да я и сам понимал, что не вызываю у нее положительных эмоций. На, физическую близость я и не рассчитывал, не мог претендовать. Ну, какой из меня любовник? Я был рад, что могу служить ей, помочь в' трудную минуту.-

     Вара, узнав из написанного, о роли отца в жизни ее матери, не могла сдержать слез. Прижав тетрадь к груди, безутешно плакала. Читать дальше была не в силах, безудержные рыдания сотрясали ее тело, а губы шептали:
- Отец! Ты был настоящим человеком, одним из лучших отцов, был для меня не только отцом, но и матерью. Только тебе я доверяла свои радости, горести, страхи, сомнения. Пусть же будет земля тебе пухом, папа.- Напрягая память, она пыталась восстановить в ней образ своей матери, но так и не могла, только нечто воздушное, как облако, прекрасное, но не доступное.
       Припомнила, как однажды, искала отца и вошла в комнату матери и увидела незабываемую картину. Отец со страдальческой гримасой на лице поддерживал матери голову. Она же напряглась, как струна, хватая воздух, как рыба без воды, а изо рта ее стекала струйкой алая кровь на подушку. Ее воздушная ночная рубашка была красной от крови. Вдруг мать приподнялась, глядя, не весть, куда широко раскрытыми глазами, пыталась заговорить, но в горле заклокотало, и она упала на подушки, вытянулась и затихла. Мне было страшно жалко отца, но не ее. Меня увели. Няня плакала, я оглянулась, отец сидел подле ее тела, держал ее коченевшие руки, страшная боль утраты перекосила его лицо. Еще запомнилась она мне в гробу. Меня привели проститься с нею.
      Она лежала маленькая, худенькая с полу прозрачным лицом, но торжественно спокойная. Ее бескровное лицо, такое прекрасное в этот миг светилось добротой, лаской, она радовалась, что покидает этот мир. При жизни я такой ее не видела. Такой я ее запомнила. При жизни она меня боялась, если, бывало, няня меня приводила в ее комнату, то она при виде меня, менялась в лице, начинала нервничать, просила увести. Видимо мое присутствие воскрешало страшное, неизвестное никому ее прошлое.

      Я любила ее всем своим естеством, жаждала ее ласки, хотя бы теплого слова, но, увы, это все старался дать мне отец.
Он меня провожал в школу, он забирал, готовил со мной уроки, защищал, когда я в том нуждалась.- Прости меня, отец, за мой эгоизм, за непослушание, непонимание,- все это приходило ей на ум, когда она сидела над тетрадкой отца. Успокоившись, она продолжила чтение:
       -Спустя год после рождения Варочки, моя ненаглядная Лизонька заболела чахоткой. Надрывно кашляя, она таяла на глазах, чахла, что цветок в темнице, ведь не зря же эту страшную болезнь назвали «чахоткой», видимо от слова «чахнуть». Что только я не делал, чтобы продлить ее дни: возил ее в горы, на море, на самые престижные курорты, хотя она об этом не просила. Все мое наследство ушло на лечение, но ничего не помогало, у нее все чаще открывалось легочное кровотечение, харканье кровью было постоянным. Ей не хотелось жить, не было стимула к жизни. Ее ничего не держало в этом мире, и она ушла, угасла, как догоревшая свеча, оставив малолетнюю дочь, которую так и не смогла полюбить.

        По прошествии многих лет, я даже самому себе не могу сказать, кого я больше из них любил, и любил отцовской любовью. Ведь одна мне в дочери годилась, другая во внучки. Для них обеих я был отцом. Теперь, когда я предчувствую свою скорую кончину, одного прошу у Всевышнего, чтобы он продлил мои дни, пока не
определится судьба Варочки. Неописуемый ужас вползает в мою душу, когда я думаю, что могу не дождаться этого часа. Мне с каждым днем все труднее приходится бороться с поразившим мое тело недугом. В страшное отчаяние впадает моя душа, когда я думаю, что станет с моей единственной дочерью, когда меня не станет, и ей придется остаться одной в этом суровом мире?- Записи закончились.
       Вара долго вертела тетрадь, надеясь, найти еще что ни будь. Думая в дальнейшем о судьбе своих родителей, она пришла к выводу, что отец был, по своему счастлив. Он любил, и предмет его обожания находился при нем. У матери не было никого, кому бы она могла дарить свою ласку, любовь, заботу, ничто не поддерживало ее жизненных сил, даже единственная ее дочь, плоть от плоти ее, служила ей укором. Она винила себя в ее уродстве. Поэтому плоть ее, не поддерживаемая духом, не выдержала, пружинка жизни, теплившаяся в ней, лопнула, и она умерла.

 глава 11
       Приоткрыв завесу жизни своих родителей, Вара долго не могла успокоиться, но, окунувшись в домашние дела, пришла в норму. Забралась в ягодники и от пряного аромата ягод потеряла сознание, после чего пожаловалась соседке, что заболела, терять сознание стала.
       Соседка засмеялась:- Наверное, второй Ванятка в мир просится, а может Василинка.- Вара замахала руками:- Типун вам на язык, я еще от первых родов не пришла в себя, никак не забуду тех страшных болей.-
      Соседка, мать троих детей, заверила ее, что только первые роды бывают такими болезненными.

      Они, не много пообщавшись, разошлись. Вара, находясь в хорошем расположении духа, после беседы с хорошей женщиной, просто, грезить, стала о дочке. - Если мне Господь пошлет доченьку, я ее буду любить всем своим существом, чтоб ей не пришлось быть сироткой при родной матери, как было со мной. Ведь я не знаю материнской ласки, любви, даже прикосновения ее рук. Ее мысли нарушил Жора, вернувшись с работы, и сразу заметил, что ее что то тревожит, но ждал, чтоб она сама сказала в чем причина ее тревог.

      Молодая супруга, соскучившись за целый день по мужу, обняла его ласково, да и без всяких обиняков, выпалила.
- Милый мой муженек, к нам снова прикоснулся Бог своим дыханием, ты снова станешь отцом, но на этот раз уже дочери. -
     Жора отодвинулся, чтоб видеть ее глаза : - Не понял,
милая. Какой дочери?
      - Нашей с тобой дочери, чьей же еще? Я беременна.-
    - Почему молчала? Разве о таком важном событии можно
молчать?
- Я сама только сегодня это поняла. -
Он прижал ее к себе, бережно взял на руки, кружась по
‘двору.

- - Смотри не урони, я теперь не одна, со мной Василинка, я ее так назвала. -
- - Да я лучше сам умру, нежели причиню вам, что ни будь подобное.-
- - Этого тоже не надо делать, ты нам живым нужен,- смеялась Вара, довольная, что муж ее так хорошо понимает.- Так они жили в любви и согласии, но Вара, оставаясь наедине с собой, все чаще возвращалась, к написанному, ее отцом. Не выходило из головы, что ее отец по крови и плоти Оборотень. Но, почему отец его описывает писаным красавцем, со сверх естественным обаянием. Получается мать красавица, отец красавец, а я уродина с леопардовой кожей, нечеловеческими желтыми глазами, если подумать, то не от мира сего. Видимо не зря, я ощущаю в себе нечто от зверя, оно просто затаилось во мне, и ждет своего часа. Одного не могу понять, почему моя мать, будучи красавицей, прожила такую тоскливую, серую жизнь, так и зачахла ее красота, никем невостребованная.

      Что это божье наказание за чьи то грехи, или проделки дьявола? Теперь возьмем меня, страшную уродливую, но такую счастливую. Если подумать, то мы с Жором по настоящему счастливы, ведь мы сумели свить кокон взаимопонимания, доверия друг к другу, страстно любим друг друга. Тьфу! Постучи по дереву, не то сглазишь.-
      Пришли с прогулки няня с сынишкой. Мальчик капризничал, температурил, как в последствии выяснилось, у ребенка резались зубки. Так в повседневных хлопотах протекали будни. В природе тоже произошли изменения, незаметно подкралась осень, зачастили дожди, травы пожухли, лес стал желто багряным, все чаще слышались прощальные крики, покидавших родные места, косяков птиц. В повседневных заботах не заметили, как осень , сменилась зимой, вышли однажды после ночи, а земля принарядилась в белое, точно невеста, да еще и синичек с собой привела. У жителей прибавилось работы, ведь для синиц кормушки понадобились. А там и Рождество Христово, святки, загремели крещенские морозы.

      Вара уже на работу не ходила, но работы дома хватало. С мужем они жили так, что душа радовалась, не заметили, как весна дала о себе знать, загудела ледоходом. Для сельчан вскрытие реки было большим праздником, и стар , и млад боялся пропустить это зрелище, спеша на берег, конечно, в их числе и Вара с сынком и нянечкой. Ванятка вырос за зиму так, что обогнал в росте трех летних малышей. Крепко держась на ногах, в белой меховой шубке походил на медвежонка, а темные глаза, отражая, как в зеркале красноту ресниц, горели красными огоньками, вызывая у людей чувство тревоги. Смуглая кожа в темных веснушках, родинках делала его похожим на мулата, а красные брови, волосы на экзотическую игрушку.
     Когда они, радостные, втроем возвращались с реки домой, Вара споткнулась, и с размаху упала. Казалось, не ударилась, но, по приходу домой, почувствовала себя плохо, поняла, что падение вызвало преждевременные роды. Не, дожидаясь болезненных схваток, превратила их с мужем, спальню в родильную комнату, готовясь произвести на свет свою дочь, а что дочь, она не сомневалась. А тут и тетя Дуня наведалась, поняв, что Вара будет родить, побежала за повивальной бабкой. Роды прошли нормально, почти без болей, правда, младенец родился всего два с половиной кило, и как утверждала роженица, женского пола.

      Повитуха, осматривая младенца, воскликнула:- Вара, гордись, ты родила дочь жемчужинку! Посмотри, кожа девочки чистый жемчуг, главное без единого пятнышка в отличие от тебя и Ванятки.-
 
     Младенец, словно понимая, что речь идет о ней, перестала кричать, открыла глазенки, излучая желтый цвет. Светло . золотистые кудряшки волос, темные бровки, реснички делали, ее неповторимой.
- Вот так чудо! - дивилась повитуха.- Я уже не первой молодости, как говорят, зубы съела, принимая детишек, но ангела во плоти, приняла впервые.

     Сердце Вары прыгало в груди от материнской радости, но непонятная тревога закрадывалась в сердце, но, преподнесли ей дочурку, и изумление пересилило, не весть, откуда заползавшую в сердце тревогу. Ее дочь была вылитой копией ее матери, т. е . бабушки девочки.

- Уму непостижимо, до чего же большое сходство!,- воскликнула роженица, и вспомнила какой описывал ее мать, в своих записях отец, девушку подснежник, какой он ее видел, и снова удивилась, что эта хрупкая юная девчушка является родной бабушкой ее жемчужинки. Вот только глаза у бабушки изумрудно лазоревые, а у внучки желтые, мои. Так же и волосы у бабушки пепельные, у внучки золотистые. Может, с возрастом у внучки и родинка появится на левой щечке, как у бабушки. — А потом к младенцу:- Ведь появится, доченька, мы же еще совсем маленькие.-
      Вернулся с работы Жора и был удивлен, что его жена встретила его с дочкой на руках, приложив к груди, первый раз кормила их жемчужинку, неимоверно гордясь красотой младенца.
      -Не буду описывать радости родителей, просто опишу крещение их дочурки. Крестили ее в сельской церкви, как и положено церемонию крещения проводил священник сельского прихода отец Афанасий. Он здесь всех знал с детских лет, всех крестил, венчал, отпевал. Дело было привычным, но, развернув дочь Вары, отец Афанасий повел себя неадекватно, при виде младенца, ахнул от удивления:- Ай, да, красавица! Господи, ты послал в мир еще одну Клеопатру! Восхищаясь младенцем впервые за свою приходскую практику, он приподнял девочку, показывая ликам святых, взмолился:- Смотрите, в нашем приходе произошло божье чудо, родилась девочка — жемчужинка! Господу Богу помолимся! Всевышний, если ‘ ты ей подарил неземную красоту, подари и счастье, огради от бед и несчастий, аминь!

      Прихожане, удивленные поведением священника, с благоговением пожелали девочке счастья, умиленные ее божественной красотой.
- Люди, не дайте себя ввести в заблуждение, здесь не обошлось без нечистой силы!- выкрикнула мать одной малышки, тоже принимавшей крещение. — У нас дети, как дети, а у этой уродины, прости меня, Господи, «жемчужинка», "Клеопатра». Тьфу! Сатанинское отродье!
Ишь! Сияет на весь храм!-

        На нее зашикали, пытаясь остановить сквернословие в божьем храме, но она, зажав рот, осталась при своем мнении.

       Дети подрастали, все, что, происходило во время крещения, забылось, но что греха таить дети Вары резко отличались от других детей.

Ванятка обещал стать богатырем, обладал недюжинной силой, при .том замкнутым, угрюмым характером.
Василиса , обладая неземной красотой, могла бы носить
титул Василисы Прекрасной.

Конечно не все было гладко, не прощали Варе красоты ее дочурки, от зависти сельские кумушки придумывали разные небылицы, а одна старая ведьма, божилась, что видела Вару в объятьях сатаны. Если, где то собиралась кучка баб, то, знай, злословят по адресу Вары и ее детей.

       Вара, же после рождения детей, налилась соками, распустилась из бутона в пышную розу. У нее появилась манящая походка, похотливое виляние бедер, тонкость и гибкость стана, что страшно дразнило противоположный пол. Ее желтые глаза затягивали в себя, обещая рай, вертикальные зрачки мигали красным огнем, пробуждая похотливые чувства, возвращая в первобытность бытия.

   Мужики жаловались друг другу, что мимо Вары нельзя  пройти. Ее дьявольский взгляд затягивает, будоража кровь. От ее гибкого манящего тела исходит дурман, заставляя терять рассудок. На самом деле с молодой женщиной за последнее время творилось неладное. В весеннее время она начисто охладевала к своему, так горячо, казалось бы, любимому мужу, днем больше спала, зато ночью ее будоражили: разные звуки, шорохи, запахи.

       Тянуло уйти из дому, появлялась, не весть, откуда бравшаяся недюжинная физическая сила, возникало желание убежать, спрятаться в зарослях, в оврагах, на чердаке, в темный угол от людей подальше. У нее, как говорится, опускались руки, ничего не хотелось делать по дому, не интересовали ни дети, ни муж, даже убегала с работы в мастерской.

      Такое с нею случалось и раньше, но не до такой степени Особенно тяжелой оказалась для нее последняя весна. Может быть, это было вызвано бурным ее течением, т. к. солнечные дни, весенние запахи, прилет птиц, подготовка всего живого к воспроизводству потомства будоражили  молодую женщину до того, что она стала дичиться людей, прислушиваясь к происходящему в природе. В ее душе родилась тревога, она, явно, кого - то ждала, искала, не понимая себя самой.

      С Жорой они прожили около восьми лет, всякое бывало в их семейной жизни, но любовь в них не охладевала друг к другу. Но вот веснами стали происходить с ней непонятные вещи. Своего супруга она почти не узнавала. Что днем ее клонило в сон, я уже писала, но вот и с телом происходило несуразное, оно стало до такой степени гибким, словно, кости из него вынули. Язык стал длиннее обычного, походка осторожно крадущейся. Ушки всегда настороженные, глаза загорались фосфорическим огнем, но самое главное голос стал срываться на кошачье мяуканье, а стоило ей разозлиться, как она начинала угрожающе рычать.

      Однажды, ночью, она долго металась в постели, мучаясь бессонницей, но, скрутившись калачиком, затихла.

      Жора, уставший за день, только успел уснуть, как тут же проснулся от странных прикосновений чего то влажного, горячего, и со страхом понял , его вылизывают горячим, липким языком. Язык прикасался ко лбу, глазам, носу, губам, перешел на интимные места. Он думал, снится ему все это, но стоило пошевелиться, как его прижали точно львиной лапой с такой силой, что дышать было трудно.
      Облизав его, как котенка, его благоверная мягко спрыгнула на пол, урча и мурлыча, принялась кататься на спине, на кошачий манер, прогибая спину, выпячивая зад, призывно, угрожающе завыла, сверкая фосфорическим огнем глаз.

      Жору оторопь взяла, он даже был напуган выходками своей жены, попытался успокоить ее, мало ли что, может быть, она сон видит и не может проснуться? Но разъяренная, точно львица, его половина дала ему такого тумака, что в глазах потемнело. Зло зафырчала и выскочила из дому, в чем мать родила.

     Опешив от ее поступка, он выбежал следом, но ее и след простыл. Напрасно он искал ее, она словно в воду канула. Ночь стояла тихая, по - весеннему, теплая, с реки неслись влажные порывы ветерка, неся запахи, будоражившие кровь. Жора заглянул в сарай, на чердак, думая, что она такую игру придумала, но ее нигде не было. Он стал звать ее, просить вернуться, но в ответ глухое молчание. До самого утра он глаз не сомкнул, прислушиваясь к каждому шороху, звуку, ждал, что, она вернется, но она не вернулась. Ему от усталости, казалось, что дурной сон видит, но на душе было муторно, в душу закрадывался страх за детей и, конечно, за рассудок жены.

      Наступило утро, детям было пора в школу. Они спрашивали, где мама. Он, скрепя сердце, отвечал, что скоро вернется. На работе был рассеян, только то и думал что, о, случившимся с Варой.

      Вара после того, как покинула дом, оглянулась вокруг и 'прыгнула в заросли ивняка, где стоял стожок сена, втянула в себя знакомый запах, вызвавший в ее памяти нечто приятное. Мягкой кошачьей походкой подошла к нему, брезгливо ступая ступнями лапами, обошла вокруг, и стала рыть в нем углубление, где улеглась калачиком и мгновенно уснула.

      Проснулась на другой день к вечеру и не могла понять, где она, где дети, Жора. Страшно смутилась, когда увидела себя обнаженной, стала искать одежду, а тут соседки судачат о своих повседневных делах прямо через плетень. Она выбралась из своего убежища, нагая, волосы и тело в сенной трухе, тревожно оглядываясь, прячась в зарослях кустов, на четвереньках поползла к веревке с бельем, сдернула один из халатов, лежа на земле, натянула на себя, и, как воровка, вошла в дом.
       Обрадовалась, что дома никого нет, даже принялась прибирать разбросанные вещи, как вдруг в голове все смешалось: в глазах потемнело, по телу прошла судорога, не бывалый жар, заполнил все естество. Неотступный зов крови, зов продления рода, напомнил ей, что надо спешить, бежать, не то, можно не успеть.

      Она, продолжая метаться из угла в угол, походила на дикого зверя в клетке,нечаянно встретилась со своим отражением в зеркале, откуда на нее смотрела горящими глазами рыжая растрепанная бестия. Она резко отпрянула, испугавшись самой себя, механически стала приглаживать свои растрепавшиеся волосы, боясь, что муж придет с работы, увидит ее в таком неприглядном виде. Порою она становилась на какое то время собой, прежней Варой, ушла в ванную комнату, приняла душ.
 
       Казалось, ей на время полегчало, т.к. подошла к платяному шкафу, стала перебирать свои великолепные платья, сшитые с выдумкой, любовью собственными руками. Выбрала самое любимое , из темного бархата, опушенное вокруг горловины и рукавов белым пухом. Оно на ней лежало, как литое, а переливы бархата подчеркивали достоинства ее крепкого молодого тела. Накрасила длинные ногти красным лаком, широкие, пухлые губы яркой красной помадой, а, когда заканчивала укладку волос, вернулся с работы Жора.
      Он весь день провел в страшном волнении, поэтому, когда увидел свою жену нарядной, приветливой, то посчитал, что на самом деле ему сон ночью приснился, поднял на руки, прижал к себе:- Прости меня, моя дорогая, я, было чуть не свихнулся,- но боясь напомнить ей что либо, перешел на другую тему. Позабыв о бессонной ночи, о пережитом кошмаре, любил ее такой, какая она есть всем сердцем, ласково спросил:- Ну и куда же мы идем?-

      Она, тоже ласково глядя ему в глаза влюбленными глазами, просто ответила, что в сельском клубе сход, хотелось бы пойти, мы так давно никуда не ходили.
- Я, только за, милая. Ты это здорово придумала. Вижу, ты превосходно себя чувствуешь и так же выглядишь, - и тут же пожалел о сказанном, ее настроение молниеносно изменилось. Она начала зевать, он забеспокоился, что они ни на какой сход не пойдут, но она своего решения не изменила. Смеркалось. Погода стояла по - весеннему теплая, пахло свежескопанной землей, навозом, дымом. Они нарядные, счастливые шли, взявшись за руки.

       Здание сельского клуба, показалось впереди, приветливо сияя, освещенными окнами. Слышны были звуки духового оркестра, привлекая сельчан на сход. Народу было видимо не видимо, здесь были и взрослые, и дети, и старики. На Вару, массовое сборище народа, подействовало возбуждающе. Она, не дожидаясь мужа, можно сказать, ворвалась в освещенное керосиновыми лампами, помещение клуба. Сельчане суетясь рассаживались на скамьи, но т. к. всем места не хватало, то мужики тесной толпой пристроились стоя, женщины пугливой стайкой заняли место у противоположной стены. На сцене, занимавшей, изрядную часть помещения, за длинным столом, крытым зеленым сукном, важно восседали самые
*
• Зажиточные крестьяне села в нарядных зипунах, по случаю столь важного мероприятия, как сход, тупо, по - бычьи смотрели в зал, напыжившись от собственной важности. Староста села Онуфрий, приземистый, широкоплечий, с окладистой бородой, мужик, чувствовал себя хозяином положения, важно восседая во главе стола. Рядом с ним сидел директор сельской школы стройный, аскетического телосложения, мужчина: с утонченными манерами, интеллигентным лицом с правильным овалом, тонким носом, высоким с залысинами лбом, который через выпуклые стекла пенсне в золотой оправе смотрел в зал, не переставая стучать карандашом о графин с водой, пытаясь привести собравшихся к порядку.

       Вара, ворвавшись в зал, сразу приковала взгляды сельских кумушек, ведь она на фоне сельских баб, повязанных платками, в фуфайках подпоясанных веревками, в лаптях из грубо тканой, конопли, смотрелась более чем эффектно. Были в зале и женщины со вкусом одетые, к примеру, жена директора школы, удивительно сохранившаяся для своих сорока лет. Жена старосты, сероглазая, круглолицая,
уверенная в себе женщина. Жены рыбаков, музыкантов, но так изящно одетой, как Вара не было, ни одной. Приди она в городской театр, в своем наряде и там бы, отличилась.

        Все бабы при виде Вары с пышной, изысканной прической, с крашеными губами, ногтями, не говоря уже о наряде, сразу объединились против нее, подталкивая локтями, друг друга, зашептались, бросая недобрые взгляды в ее сторону.
- Ишь! Вырядилась, с чего бы это? Слышала по крышам бегала, в чем мать родила, виляла своим мясистым задом, - засипела одна плюгавенькая сплетница.

       Вара, не обращая внимания на их неприязнь, блестя фосфорическими глазами, бесстыдно виляя крутыми бедрами, направилась в гущу стоявших толпой, мужиков.

- Посмотрите, куда она прет, подумать только, как она ’любит мужиков, - говорила исполинского роста, ширококостная баба, все время битая своим низкорослым мужичком, похожим на мышь. Все удивлялись ее терпению, ведь сущий кузнечик против нее, мышонок, приложи его своей исполинской ногой, и он не шелохнется, но она терпеливо сносила его зверства. Ей многие советовали, дать ему сдачи, но она только тупо смотрела перед собой, сопя и хлюпая носом. - Ну, коли так, носи синяки, если тебе так нравится, - говорили бабы, в душе жалея ее.

       Востроглазая, пушистая, как кролик, Ляля, которая шила свои платья у Вары возмутилась такому натиску баб против своей любимой портнихи, защищая ее, говорила: - что вы мелете, а ты Паша,- обратилась она к исполинке. - Как ты можешь, так говорить, как у тебя язык то поворачивается?
- Мелю,- говоришь. — Ничего я не мелю! Спроси у соседей своей любимой швейки, они тебе порасскажут, они то видят все ее проделки уже который год подряд. Не могу одного понять, куда военный смотрит, чем она его приворожила? Возмутилась Паша. Жору на селе называли «военным».
 
      Тем временем взбудораженная, наэлектризованная Вара с горящим животной страстью телом, с дьявольским фосфорическим огнем в глазах, со странно мигавшими, вертикальными зрачками, протискиваясь среди мужиков, по кошачьи мурлыча, терлась своими упругими грудями, бедрами о их тела, лизала горячим языком кого в губы, кого в нос, кого в глаз. При этом тело ее издавало головокружительный дурман, вызывавший первобытную страсть, похоть вожделения животного, потерявшего контроль над своими желаниями, ее горячее прерывистое дыхание сулило рай.

       Сельские мужики всегда смирные, уравновешенные, соприкоснувшись с ее блудным телом, поддались блуду, пробудившему в их сути животный инстинкт продления рода, помутивший их разум, превратились в зверей, готовых перегрызть глотку друг другу за обладание самкой, начали, тузить друг друга, давя женщин, детей, стариков.

      Вара, посеяв смуту в толпе мужчин, породив в их среде сатанинскую страсть, маняще виляя бедрами, направилась к выходу, уводя за собой мужиков. Они, следуя за нею, кричали, давя друг друга, хватая за бороды, рвали их в клочья. На них с сатанинской силой действовали ее гипнотически горящие глаза, повергая в безумие.

      При виде столь явного безумия, обособленно стоящие женщины, замерли в ужасе, как вдруг одна чернобровая красавица Анка бросилась наперерез Варе: - Ах! Ты, стерва! Ты, что творишь?- Только и успела выкрикнуть.

       Вара, взбудораженная, разъяренная, как хищное животное, душераздирающе, по львиному зарычала и своей широкой пятерней с длинными ногтями с силой полоснула красавицу по лицу. У той кровь брызнула из глубоких борозд, несчастная женщина вскрикнула, хватаясь руками за лицо. Нестерпимая боль обиды, стыда, страха охватила все ее естество, хотя она еще не ощутила физической боли.

       Женщины обступили ее, пытаясь помочь, а Вара, со скоростью разъяренной кошки выскочила на крыльцо, спрыгнула с него вниз, призывно завыла, бросилась убегать скачками к лесу. Мужики ей вслед. Между ними завязалась драка. Они разбивали носы друг другу, пошли вход камни, бутылки, палки, кулаки, даже ножи.

      Жора, ни о чем, не ведая, стоял в сторонке, беседуя с учителем физкультуры, не мог понять, что происходит. У него и в мыслях не было, что в этой катавасии виновата его жена.

      На другой день в селе не досчитались пятерых мужчин. Среди них оказался и интеллигентный директор школы в золотом пенсне, супруг чернобровой красавицы Анки, двух рыбаков и, совсем еще юного белокурого красавца, трубача духового оркестра. Куда они подевались? Где пропадали? ’Никто не мог сказать. Их точно преисподняя поглотила.

      Возвращались в село на пятые сутки, по - одиночке, искусанные, исцарапанные, в изодранной одежде, стараясь быть незамеченными.

      Директор школы без своего пенсне походил на ощипанного петуха. Красавец музыкант с лысой, как яйцо, головой. Куда подевалась его пышная шевелюра, он сам сказать не мог. Остальные трое жалкие, несчастные, в кровоточащих ранах, синяках, кровоподтеках. Жалкое это было зрелище, им не позавидуешь.

       Вара добралась домой на рассвете. Красная заря пурпуром горела на стеклах окон сельских хат, окрасила кровавым пожаром воду реки, беленные известкой хаты, стали алыми. Село просыпалось,  пели петухи, лениво лаяли полусонные собаки, а Вара бежала берегом реки, оставляя кровавый след израненных стоп. Бежала со стороны леса, боясь оглянуться, точно леший гнался по ее следу. Поравнявшись со своими родными владениями, упала в траву, переводя дух. Сердце раненой птицей рвалось из груди, то страшно колотилось, то замирало. Болело израненное тело, ныла каждая косточка, жилка, клеточка, страшно кружилась голова. Перед глазами плыл красный туман, ее качало, тошнило, рвало.
Немного передохнув, она напрямик, через малинник побежала к дому, боязливо оглядываясь, точно дикий зверь.

       Сад ее встретил буйным цветением. Садилась благодатная роса, орошая цветущую землю. Стояла предутренняя тишина.
Опершись, устало о стену дома, она дернула дверную ручку, но дверь оказалась запертой, тогда она стала стучаться в окно.

      Жора, отпер дверь и чуть не лишился сознания, увидев свою жену в лохмотьях, с израненным телом, в синяках, царапинах, кровоподтеках, покусах. Она стояла босая, простоволосая. Сбитые до крови пальцы ног, оставляли  кровавые следы на асфальтной дорожке, дощатых ступеньках крыльца. Обнаженная, в кровоподтеках ее прекрасная грудь беспомощно торчала багрово красными сосками, трепеща, казалось, жила самостоятельной жизнью, в независимости от тела. Из разорванных мочек ушей капали алые капли крови. Волосы, сбитые в колтун, тяжелым снопом свисали, сосульками по спине, прикрывая упругие круглые ягодицы. Красные от бессонницы глаза, полные слез, беспомощно смотрели в глаза мужа, излучая тревожный, полыхающий желтый огонь, прося простить ее, пожалеть. Жалкие лохмотья ее прелестного бархатного платья с белым пухом, не могли прикрыть наготу ее тела. Она упала на колени перед мужем, целуя ему руки, не понимая, что с нею произошло, взмолилась:- Милый, самый близкий человек, объясни, что со мной произошло? Почему я ночью оказалась в лесу, притом одна? Если бы ты знал, любимый, какие кошмары мне снились? Что мне пришлось пережить? Но еще страшнее оказалось пробуждение. Где ты был? Почему оставил меня одну? Знал бы ты как страшно ночью остаться наедине с враждебным лесом? Сколько страхов я натерпелась, в полной темноте одна бежала, а за мной гналось эхо моих шагов. От меня шарахались лесные звери, лучше б я умерла. Объясни мне, что произошло и, как дальше жить? Как смотреть людям в глаза?- ее тело сотрясалось от рыданий, а руки обнимали ноги мужа.

       Что только не пережил Жора за время ее отсутствия, а теперь его сердце заходилось от жалости к этой непонятной душе. Любил он ее еще больше прежнего, всем сердцем, всем своим существом, сам не знал за что, но любил: эти дикие кошачьи глаза, ее леопардовую кожу, пухлые широкие губы, короткие широкие кисти рук с пухлыми пальцами, широкие, короткие ступни ног, каждую пульсирующую жилку, весь ее почти нечеловеческий облик. Любил это пылкое страстное тело, горящее красным пламенем , столь щедрое на ласку и любовь. Во все время их совместной жизни, он не замечал других женщин, для него они были все на одно лицо. Он изнемогал от запаха ее тела, волос и страшно скучал вдали от нее, когда долго не мог ее обонять. Она ему, виделась красным пламенем, и он готов был сгореть в этом пламени, ни о чем не жалея.

       В данную минуту, принимая ее такую униженную, несчастную, самую родную, самую любимую, сбитую с толку, кающуюся грешницу, он плакал вместе с ней, вдыхал запах ее тела, волос и был самым счастливым человеком на свете, радуясь ее возвращению, радуясь, что видит ее живой. Не дай бог, случись, что ни будь с нею, он бы, не перенес ее смерти, покончил бы с собой.

       Он понимал, что она не помнит того, что с нею случилось, даже не подозревает о своей страшной трагедии, верил ей всем сердцем, как верят чистые, благородные в своем постоянстве, люди, любящие страстно, предано раз и навсегда. Он тяжело страдал, не зная, как ей помочь. Как в данное время защитить от злых языков, от разъяренных супружниц тех мужиков, что тоже сурово наказаны за соделанное. Где искать лекарство от этого пагубного недуга, овладевавшего все больше с каждым годом ее сущностью? Ставя перед собой все больше вопросов, он опустился перед ней на колени, притянул ее к себе, желая принять часть ее боли, мук, унижений на себя.

       Она с благодарностью прильнула к нему, и, как всегда в его объятьях, успокоилась от любви к нему, уснула. Он вдыхал терпкий запах ее грязного тела, и этот запах был для него целебнее лечебного бальзама. Так, держа ее в объятьях, спящую, доверчивую, просидел с нею, пока солнечный луч не заскользил по стене, напротив, тогда перенес ее на кровать, прикрыл одеялом, пошел топить баню.

       Вскоре проснулись дети, чувствуя, что с мамой произошло нечто из ряда вон выходящее, притихли, чтоб дать ей возможность поспать. Отец учил их любить и ' ценить свою мать, как самое дорогое, что может быть в этом мире, напоминая, что они ее плоть и кровь. Так его воспитали, теперь он так воспитывал своих детей.

       Когда баня была доведена до нужной кондиции, любящий супруг понес свою спящую половину в банное помещение, смыл с нее грязь, кровь, омыл раны им же приготовленным отваром целебных трав, после чего она проспала сутки, не просыпаясь. Купаясь в заботе и любви близких ей людей, Вара быстро восстанавливала свое здоровье, смеясь, называла себя кошкой, а кошки, мол, живучи.

      Зато с жителями села контакт был прерван, враждебно настроенные жители бросали в сторону дома Вары с Жорой не только злые взгляды, но и камни. Анка, оставшись без глаза по вине Вары, грозила судом. Жены мужчин, которых увела все та же Вара, объединились и ждали удобного момента, чтобы отомстить «лярве», «шлюхе», как только они ее не называли за свои унижения.

       Она, чувствуя враждебность сельчан по отношению к себе, не решалась покидать своего двора, но не понимала, чем она им не угодила. Почему Жора и дети от нее скрывают, за что ее даже близкие соседи обходят стороной? Когда надоедало сидеть в четырех стенах, она прокрадывалась на берег реки и там отдыхала, загорая на своем маленьком пляже, купалась в заводи, ни с кем не общаясь.

       Жены мужиков, убежавших в тот вечер за Варой, считали, что она путалась с ними, не могли ей простить этого, все больше обозлеваясь, раздували сплетни, тем более, что их благоверные освободившись от ее страшных чар, лили на нее грязь, в угоду своим половинкам.

       Однажды, когда Вара спокойно загорала у заводи, женщины,' как хищные звери, набросились на нее и избили до полу смерти. Били в основном сухопарые жены рыбаков, а молодая хохотушка, жена, белокурого красавца трубача, убежала, испугавшись зверств ревнивых баб, что они в припадке ревности могут убить Вару.
   
      Перед этим супруга директора школы, тактичная, мягкая женщина пыталась оказать влияние на жен рыбаков, уговаривая их оставить несчастную женщину в покое, не держать на нее зла, ведь она тяжело больной человек и всем селом надо думать, как ей помочь. Но те только ухмылялись, мол, мы ей поможем так, что больше ей неповадно будет соблазнять наших мужиков. - А, может нам взять, шефство над ней? Отпускать, своих волокит к ней по очереди? Отпусти своего, первым, коль тебе так жаль ее,- съехидничала конопатая женушка одного из рыбаков. Другая миловидная с черными юркими глазами , сжав кулаки, заскрипела от злости зубами.
- Ну, вас, делайте, как вам совесть подсказывает, - отмахнулась от них директриса.

       И вот они привели в исполнение свой замысел.
Вара, искупавшись, прогуливалась на пятачке своего пляжа, в это время увесистый камень полетел ей в голову. От силы удара она камнем рухнула на землю. В это самое время и убежала с места преступления жена трубача. Трясясь от страха и жалости к, беззащитной женщины, она бежала, не ожидая такой жестокости от простых крестьянок, думала, они ее пожурят, посмеются, да и по мирному разойдутся, а тут убийством пахнет. Спряталась в зарослях лещины, в овраге, а уже оттуда, стараясь быть не замеченной , пробралась к себе домой. Звать на помощь, боялась, что узнают, что она тоже там была. Жены рыбаков, после бесчувственного падения Вары , выбрались из укрытия, жестоко истязали бесчувственное тело своей жертвы, топча ногами, после чего хотели сбросить в реку: - На корм рыбам стерву! - Вопила конопатая, но немного поостыв,'думая, что убили , как воровки, убежали с места расправы.

       Вара то ли по чистой случайности, то ли, благодаря кошачьей живучести, осталась жива. Пластом лежала под полуденным солнцем, истекая кровью, но все таки пришла в себя, не понимая, что с нею, ведь она не могла знать какой экзекуции подверглась, потеряв сознание, никого не видела и ничего не чувствовала. Истерзанная, с обожженной кожей тела, истекающая кровью, мучаясь страшной жаждой, она, волоча свое тело, ползла сантиметр за сантиметром к своему саду. От запекшейся в ушах крови полностью потеряла слух, кровь засохла в носу, горло пересохло от жажды, что затрудняло дыхание. Язык стал, что наждак, повернуть его во рту не хватало сил, но особенно болело в голове при малейшем движении, уже не говоря о теле, которое горело огнем.

      Жора, придя с работы и не застав никого дома,
 встревожился за Вару, дети то всегда в это время отсутствуют дома, где Вара, ведь она ни с кем не общается, не выходит за пределы двора. Побежал в сад и наткнулся на нее отекшую, разбухшую от побоев. Вместо лица сплошная кровавая масса. Он вначале подумал, что она мертва, но до него донесся тихий шелест ее окровавленных губ:- Пить.- Он всегда спокоен, уравновешенный, при виде зверства учиненного над его женой, потрясая кулаками, закричал :
-Изверги! Убийцы! Настолько надо быть бесчеловечным, чтоб так изувечить живого человека! Поднял ее почти бесчувственную, понес в дом, медленно ступая, чтоб не причинять еще большей боли. Первое, что он сделал, напоил ее водой, после чего она затихла. На нее страшно было смотреть, лицо с затекшими глазами, представляло сплошную кровавую массу и при виде всего этого ему только оставалось беспомощно сжимать кулаки.

 Глава 12
       На этот раз Вара мучительно долго восстанавливала свое здоровье, провалялась в постели лето и осень, мечась в жару, ко всему безразличная, что то шептала, кого то звала,от кого то убегала.

      По селу поползли слухи, что Рыжая, умирает, что жить ей
осталось считанные дни.

. - Так ей и надо, скатертью дорожка, будет знать, как блудничать! - Никто ее не пожалел, никто не навестил, не сказал доброго слова в ее адрес, хотя она, будучи здоровой, многим добро делала. Никому не было дела до ее детей, только и знали, что обзывать «сатанинским отродьем», травили их всем селом, как зверят.

      Приезжали из полиции, в надежде найти виновников зверской расправы над Варой, но никто ничего не знал, никто ничего не видел. После чего сельское хулиганье зверски расправилось с Ваняткой, и Жоре пришлось и его выхаживать.

      Не трогали только Василинку, считая ее, исчадием ада, которое повергает в ужас своей ведьмовской красотой, но не могли не восхищаться этой красотой. Она являлась талисманом селу, а для своей семьи табу, при ней не смели трогать ее брата. Помнили ее крещение и то, как юродивая Катька, завопив на весь храм:-
 "Младенец от Бога, кто его, не дай Бог, обидит, того ждет божья кара". - Так девочка стала неприкосновенной, и ей это пригодилось в нынешней ситуации, хотя бы при защите брата.

      Семья Вары жила в полной изоляции, к ним никто не заходил, с ними не разговаривали. Но хозяйка дома не падала духом, немного оправившись от побоев, занималась домом, детьми, даже, похорошела, стала веселой, жизнерадостной.

       Село постепенно успокоилось, тем более близилась весна, предстояли полевые работы. Мужики чинили сельскохозяйственную утварь, бабы торопились покончить с пряжей, устраивали небольшие посиделки. О, выходке Вары постепенно стали забывать, тем более, что она не давала повода для сплетен в свой адрес.

      Но тут нежданно, негаданно, в небе загрохотало, выси его разразились проливными дождями, наступило обновление земли, всех тварей земных, в том числе и человеческих душ. Пришла весна, а т. к . весна пора любви, то все живое
*спешило, воспроизвести себе подобных. Вара не стала исключением, встревожилась, взбудоражилась, а однажды увидели ее на крыше своего дома, в чем мать родила.
Может злые языки, выдумывали эти байки, может на самом деле, это было. Говорили, что лично видели, как она бегала по крыше, завывая, по - кошачьи, выгибая спину, выпячивая зад.

       Бабы всполошились, припомнили прежние ее проделки, закипая злой ненавистью, стали вооружаться палками, камнями:- Ну, теперь ей уж не быть среди живых!

       Мужики, наоборот, ухмылялись в бороды, маслянисто щурили глазки, как нашкодившие, коты. Мужика разбирало любопытство, ведь мужик не прочь похлебать с общей лохани, обязательно сунется туда, куда все, да еще оправдываться будет: - чем я хуже или лучше других. Им можно, а мне нельзя? Я, что рыжий?- Но в, то же время опасались попасть под колдовские чары Рыжей, боясь явного помешательства, ведь те пятеро мужиков тоже не лыком шиты, нельзя назвать их глупцами, но что с ними происходило, до сих пор объяснить не могут.

       Бабы другое дело, у них в отличие от мужиков другой склад ума, другое отношение к происходящему, они не стали доверять слухам о Варе и ее бесчинствах, установили слежку за ее домом. Прячась в кустах, залезая на деревья, следили днем и ночью, но, Рыжая, как они ее больше называли между собой, вообще не выходила из дому, не то, чтобы бегать по крыше в непристойном виде, стали сомневаться в сплетнях распространяемых о ней. Посовещались между собой и решили, что их просто разыгрывают, мол, зловредные языки без костей, болтают почем зря, ослабили свою бдительность, а тут еще и работы не початый край, весна ведь.
- Да, злые языки кого угодно очернят, не говоря уже о женщине, которая однажды споткнулась,- успокоили они себя.

.       Но на самом деле, дело обстояло хуже не куда. Однажды,
 Жора, вернувшись со службы, не застал своей жены дома. Где он ее только не искал, но все напрасно, Вара точно в воду канула. Не досчитались и семь жен своих мужей, хороших семьянинов, заботливых отцов.

    Село гудело пчелиным ульем. Семь обманутых , разъяренных жен не обещали ничего хорошего при встрече с Варой, требуя у старосты организовать поиск пропавших.
- Успокойтесь, вы. Прошу вас, будьте благоразумны, ну кто вам сказал, что ваших мужей увела Вара? Увещевал их староста.- Подождем, ведь люди мы. Может с ними, нечто, другое приключилось. Может на лодках ушли порыбачить,
да и задержались?-
- Никуда они не выходили, и ты, Онуфрий, об этом знаешь,
не хуже нашего. Лучше помоги нам разыскать эту лярву и
наших, кобелей, а что с нею делать, мы сами решать будем.
Хватит будоражить село! — Заявили в один голос
озлобленные бабы.

       Дело приобретало плохой оборот, куда не заведет злость
человеческая, попахивало убийством.
- Нельзя допустить над Варой самосуда, - говорили пожилые, знающие жизнь, люди. - Надо выяснить, что с нею происходит, ведь она выросла у нас на глазах, а теперь и сама матерью стала, двое несовершеннолетних деток у нее с военным. Но потворствовать разврату тоже нельзя, если это так. С каких пор, существует наше село, ничего подобного не было. Нельзя допустить, чтоб нормальные люди превращались в зверей.

      На поиски Вары первым отправился ее муж, предварительно заперев в доме детей, строго наказав им, никого не впускать к себе и самим из дому не отлучаться. Вечерело. Солнце косыми лучами скользило по склонам холмов покрытых только распустившимся после зимы, лесом, ощущалось прохладное дыхание ветерка, все в природе было прекрасно, а у него на душе кошки скребли. Он быстрыми шагами приближался к опушке леса, помня, что Вара в первый раз убежала именно в лес, решил искать ее в лесу. Солнце скрылось за верхушками деревьев, начало темнеть.
      Лес полнился тревожными звуками, тропа, по которой он шел, пропала, но его тянула в глубь, леса непреодолимая сила, и он шел наугад, останавливался, прислушиваясь, и вдруг его слух уловил рев зверя. Шел он из лесной чащи. Мужчина, хоть был не из трусливых, но безоружный, остановился, прислушиваясь. Может, просто послышалось? Но рев повторился. Зверь выл жутко тоскливо. В его голосе слышался зов, будораживший душу. Но, углубляясь в лес, сколько он не прислушивался кроме звона в ушах, ничего не слышал. Уже начал уставать, все эти волнения за жену подтачивали силы, как снова услышал, не то стон, не то смех, было такое впечатление, что зверь бесится, бегает, борется с кем то, рычит, мяучит.

      Жора, теряя бдительность, побежал на звуки, и вскоре очутился в пологой местности, упиравшейся в нагромождение скал, над которыми высились кроны великанов деревьев, уходящих в ночное небо. В былое время здесь находилась пилорама помещика, теперь это место поросло высокой травой, ежевикой, голубикой, рос здесь шиповник, боярышник, а вокруг естественной изгородью разросся колючий терн. Раздвинув колючие кусты терна, Жора увидел освещенную луной ровную местность, поросшую высокой травой. Вот тут то и бесновалось странное животное, не то тигр, не то лев. Разглядеть его мешала высокая трава. Странным было то, что в обличье животного сквозило нечто человеческое. Приглядевшись к зверю, он узнал в нем свою жену, да, именно, свою Вару.

       При виде ее в облике зверя у него похолодело в груди, удушающий ком подкатил к горлу, но факт, оставался фактом, это была его жена, полу нагая, в изодранном в клочья платье, которое не покрывало крупа зверя, которым она обернулась. Взбившиеся ее пышные волосы львиной гривой торчали на затылке, глаза горели фосфорическим огнем, клыкастая пасть ничего хорошего не обещала. Ее руки, ноги превратились в коктистые лапы. Она, катаясь на спине, призывно рычала, становилась в призывную позу, выпятив зад, при этом громко мурлыча, мяукая, угрожающе рыча.

       Неподалеку, в кустах, валялись два оборванных звероподобных существа. Жора узнал в них своих близких соседей. Они, сверкая глазами, с вожделением наблюдали за ее беснованием. Трое других напротив первых двух, кубарем катались в высокой траве, кусая, царапая друг друга, издавали не свойственное человеку рычание, сопение, стоны, нечленораздельные звуки.
     Вдруг один из них, отделившись от своих товарищей по несчастью, звероподобными прыжками направился в сторону бесновавшейся самки, которой обернулась Вара, предлагая себя в роли самца.

      Она, с интересом наблюдая за ним горящими глазами, подпустила его поближе, после чего, мощным ударом когтистой лапы, сразила наповал. Кубарем катясь, он
заскулил, как побитый пес, плюхнулся на живот. Она подползла к нему на брюхе, обнюхала, облизала, зарычала, точно смеясь, и принялась играть им, как кошка играет мышью, подбрасывая свою жертву высоко в воздух, прижимает ее после падения лапой, урча от удовольствия.
      Пытаясь, сбежать от нее, он уползал на четвереньках под ее бдительным наблюдением, и только обретал надежду спастись от ее мощных лап, как она делала молниеносный прыжок в его сторону, хватала зубами за его жалкие лохмотья, оставшиеся от костюма, волокла на прежнее место, прижимала лапой, облизывала, вновь подбрасывала в воздух. Падая, он охал, ахал, скулил, как побитый щенок. Животина, наслаждаясь его страданиями, наклоняла голову на бок, наблюдая за ним горящими глазами. Только, когда зверюга отвлеклась невесть на, что, ему удалось уползти в ‘ кусты, но там ему досталось от таких же бедолаг, как он. В этом несчастном Жора признал директора школы, удивляясь, что его вновь угораздило попасть под влияние Вары.

      Вара- зверь хищно наблюдала за копошащимися в драке мужиками, воспринимая их, как дичь, которой можно поиграть, съесть, настороженно, тревожно ждала самца под стать себе.
   
      Ее несчастный муж, хоть и был сражен видом своей жены, не мог не смеяться над ее жертвами, у которых она вызывала животную страсть. Он представлял, что угодно, но только не это, не мог избавиться от мысли, почему она их до сих пор не съела? Наблюдая эту страшную картину, невольно перенесся в юность нашей планеты, кода наши хвостатые прародительницы, сидя в кронах деревьев девственного леса, посылали призывные сигналы продления рода. Наши не менее хвостатые праотцы, уловив сигнал, бросались, сломя голову на зов и, если на пути встречали соперника, то жестоко дрались за право обладать самкой. Побеждал более сильный, так происходил естественный отбор, но, но если бы побеждали лишь силой, то, вряд ли, человек мог бы построить такую, развитую цивилизацию, какую мы имеем в данное время.
        Отвлекшись другими мыслями, он не заметил, когда привлек к Себе внимание чудища, которое еще только вчера было его женой, во время ретировался, успев осознать, что происходит с его женой. Эта мягкая, любящая жена и мать в весеннее время заболевает страшной болезнью, превращаясь в хищного зверя. Благодаря таким людям и существует столько сказаний об оборотнях, вампирах, волках - кулаках, они действительно есть в нашем обществе. Самка, в которую превращается, казалось бы, нормальная женщина, посылает призывные сигналы первоздания мира, когда инстинкт продления рода, доминировал над разумом. За многие миллионы лет природа видоизменила, этот самый главный для всего живого, инстинкт, сделав его ' выборочным, управляемым разумом человека. Во время тяжкой болезни, когда человеческая сущность побеждается звериной, заслуги цивилизации ослабевают настолько, что разум молчит перед догмой продления рода. Что мы и имеем в данном случае.

       Анализируя увиденное, Жора ловил себя на мыслях одна чудовищнее другой. Он даже был уверен, что ему удалось найти ответ на проблемы, связанные с маньячеством, потрошительством, насильничеством. Он был убежден, что маньяк это человеческое существо сохранившее ген догму продления рода далеких своих предков, а, формируясь в условиях, где не дополучил ласки, любви, испытывая на себе сильную, жестокую волю, не в силах ей противостоять, только делал вид, что его устраивает такое обращение к себе. Но, сам, будучи трусливым, жестоким, попадая в среду более, слабых физически, беззащитных, становился неуправляемым чудовищем, способным жестоко издеваться над жертвой. Такие мужчины превратно относятся к женскому полу, к отношениям между полами, брезгливо воспринимают физическую близость, не в силах предоставить радости своей партнерше. В нормальных человеческих условиях в интимной близости мало возбудимы, слабые, как партнеры, вялые. В обыденной жизни : эгоистичны, грубы, неряшливы, начатое дело не доводят до конца. В семейной жизни настоящие садисты, делают вид, что податливы более волевой супруге, только потому, что не хотят брать на себя ответственности за семью. Интимная жизнь в семье для них настоящая пытка, они не получают удовлетворения со своими женами, ищут случайных связей на стороне, где запрет, получая удовольствие от того, что это чужое, что надо прятаться, скрывать свои отношения, часто в таких связях и проявляются их садистские наклонности.

     Жоре, казалось, что он нашел ответ на то обстоятельство,
. почему некоторые мужчины становятся маньяками, будучи любящими сыновьями, мужьями, отцами. Его версия заключалась в следующем:
- Будь то женщина, будь то подросток или ребенок, при сильном стрессе, испытывают страх. В этой ситуации своей сущностью возвращаются к далеким истокам жизни, выделяя доминирующее вещество продления рода, благодаря которому, если у насильника осталась хоть крупица памяти тех далеких времен, то он превращается в самца, у предка которого оно доминировало над разумом. Вот в чем по его доводам трагедия маньяков.

      Он так же пытался объяснить в человеческом обществе, таких  выродков, как потрошители. Потрошитель достигает верха блаженства и наивысшей жестокости при сопротивлении жертвы. Чем жертва больше напугана, тем большая кара ее ожидает. Крики о помощи, просьбы о пощаде, усиливающийся страх, перечеркивают начисто у потрошителя чувство добра, жалости, снисхождения, выработанные за время цивилизации, и доводят его до исступления. По его доводам получается так, что перепуганная жертва выделяет вещество первоздания мира, стараясь продлить себе жизнь и жизни, заложенные в ней природой, тем самым, провоцируя жестокость маньяка - потрошителя. Ведь суть то в чем? В те далекие времена самец усвоил для себя правило, что за продление себя, т. к. и за выживание надо жертвовать или собственной жизнью, или жизнью соперника. У маньяков предметом насилия является сам предмет любви. Поэтому, казалось бы, нормальный мужчина превращается в пещерного самца, свою жертву, режет, рубит, душит, проявляя не свойственную ему в обычных условиях жестокость, достигает наивысшего наслаждения при тяжких страданиях жертвы, пытаясь повторить свои зверства, вновь и вновь, становится все изощреннее в издевательствах над своими жертвами, соблюдая наибольшую осторожность.

      Срытых маньяков, т. е. мужчин, у которых осталась в их сущности, хотя бы крупица начала эволюции мира, не так уж и мало, и при определенных условиях в них проявляется звериное начало. Вот в случае с Варой создались такие условия, но ведь не все мужики, сломя голову, побежали за ней, а только те, что способны воспринимать действие доминанты того далекого времени.

      Вара, превращаясь в самку зверя, наряду со звериным веществом продления рода, будучи по своей сути человеком, выделяла человеческое вещество- доминанту, которое и действовало на мужчин, способных его воспринимать.

      В природе нет женщин маньяков, т. к . женщина дарит и защищает жизнь, а мужчина по своей сути самец, борющийся за количество побед, он этим утверждается в жизни, и чем бесхарактерней, тем больше утверждается, даже не прочь ликвидировать соперника, лишь бы победить, он не виноват, такой он по своей сути.

 И вот, по мере усложнения жизненных условий в борьбе за выживание, мужское население, т. е самцы объединялись для общей охоты, ловли рыбы. Но, когда им на пути встречалась особь женского пола не их рода - племени, они насиловали ее сообща, издеваясь над ней, убивали, если ей удавалось выжить после насилия, совершенного над ней. По этой причине и в наше время нередко бывает подростки, а то и взрослые мужчины могут сообща участвовать в насилии над женщиной, забывая начисто, что они сыновья, отцы, мужья, братья.

      Так, окунувшись в мысли разного рода о сути человеческой, Жора вспомнил о зверской расправе над своей соученицей Машенькой. Это была тихая, ласковая девушка, с шелковистыми льняными волосами, что лебедушка, а, большие синие глаза в пушистых белесых ресницах, делали ее личико похожим на утреннее солнышко. Эта юная красавица служила предметом восхищения. Занимаясь хореографией, она прекрасно владела своим телом. Отдавая все свободное время занятиям музыкой, танцами, поэзии, она в отличие от своих соучениц мало интересовалась противоположным полом. Это, как раз, и разжигало к ней интерес молодых людей, вызывало восхищение, ею, связанное с похотливыми желаниями. И вот в роковой для нее день все ее соученики и она с ними выехали на природу в ближайший лес.

       Опьяненная запахами весеннего леса, Машенька, не задумываясь, углубилась в лесную чащу, облюбовала цветущую лужайку и уселась с недочитанной книгой, позабыв обо всем.
В это время группа мальчишек одноклассников чуток, навеселе от выпитого спиртного, возвращалась с охапками хвороста в расположившийся лагерь, к своим товарищам, набрела на лужайку, где, склонившись над книгой, сидела, Машенька, не подозревая, что за ней наблюдают зоркие глаза молодых людей, разгоряченных выпитым шампанским. Они же, пошептавшись, решили напугать ее, выбежали на лужайку со страшными воплями, а тут еще выпитое вино ударило в голову, молодая кровь взбунтовалась при виде недоступной для них девушки.

      Машенька от неожиданности приняла их не весть за кого, страшно испугалась, бросилась изо всех ног в чащу леса. Они, всей оравой, за ней, взбудораженные ее страхом, уже преследовали ее с вожделением. Девушка, споткнувшись о корягу, упала. Пышная юбка, ее воздушного платья, задравшись, оголила стройные ноги, а сквозь ажурные трусики, просветилось все девичье естество. Это и решило ее участь, превратив ее одноклассников в самцов, которых ничто не могло остановить. Они набросились на беззащитную жертву, срывая с нее одежду, нанося побои, при этом действуя, как хорошо налаженная машина, став единым организмом пол действием совершаемой гнусности. Сообща они в миг превратились в подонков, издеваясь над юным телом, не внемля ни мольбам о благоразумии, ни крикам от причиняемой боли.
Когда надругательство было совершено, похоть юнцов поутихла, они, словно протрезвели, придя в неописуемый ужас от содеянного. Но, не от жалости к своей жертве, а из боязни за себя.

      У ног не совершеннолетних преступников лежала растерзанная краса и гордость школы, нежная, как только что распустившийся цветок лилии, Машенька. Она была еще жива. Ее юное тело бессознательно цеплялось за жизнь. На виске трогательно пульсировала нитевидная голубая жилка, из разодранной блузки, сиротливо торчали девичьи поруганные груди. Окровавленный низ живота и бесстыдно раскинутые ляжки вздрагивали от нестерпимой боли.

      Подонки, не сговариваясь, вырыли яму, опустили в нее еще живую Машу, забросали землей, кидая комья ей прямо в лицо. Когда могилка сравнялась с поверхностью земли, тщательно утоптали землю на ней, вернулись в лагерь к одноклассникам и продолжали со всеми вместе отдыхать, как ни в чем не бывало. Но, что печально вместе со всеми искали пропавшую девушку, не осознавая, содеянного, и, не раскаиваясь в нем. Но стоило разойтись по домам, как их преступный единый организм , распался. Тогда каждый в отдельности испытал ужас от содеянного, глубоко раскаиваясь, рассказывал подробности совершенного преступления.

      На суде не один из них не мог объяснить своего поведения, не понимал, что его заставило совершить этот нечеловеческий поступок, тем более не мог объяснить своей жестокости, своего неадекватного поведения. Так по дороге домой, перед мысленным взором военного плыли воспоминания его юности, которых он до сих пор не может, как следует понять. Вскоре показалось село, утопавшее в цветении садов. Пирамидальные тополя, как свечи, стояли стражами по его обочинам. Он успел сердцем прикипеть к этим красивым местам, да и они его приняли с распростертыми объятьями. Даже в данный момент встретило его размеренное спокойствие. Но разве, что тишину нарушало тихое журчание ручейка.

        Жора перешагнул его и оказался на знакомой тропке, бегущей у самой кромки, тихо плещущейся о берег, реки. Над водной гладью клубился туман, а из крестьянских садов несся аромат цветущих деревьев. Светало. Из камышей выплыла на воду стайка уток- нырков. По сельской мостовой стучали колеса крестьянских подвод, выезжающих в поле, рабочий день для крестьянина был в полном разгаре. Жора старался пробраться к своему дому, незаметно. О Варе старался не думать, а вот судьба детей снедала его сердце. Казалось, что над его семьей навис злой рок и безжалостно рушит его маленькое семейное счастье. Поравнявшись с Ивушкой , немного успокоился и почти бегом направился к дому под полусонными деревьями в кипах цветения. Все кругом дышало спокойствием, а у него на сердце кошки скребли.
     Дети спокойно спали, и это его окончательно успокоило. Склонившись над кроватью сына, стал внимательно присматриваться к нему. Мальчик во сне хмурил свои красные брови, вращал глазными яблоками. Нечто неуловимое в его облике тревожило, даже пугало отца за дальнейшую судьбу этого сорванца, столь отличного своим внешним обликом от других детей.

      Василиса, как он любил называть ее с некоторых пор, спала, поджав коленки к подбородку. Легкое прикосновение руки отца к ее волосам сразу оборвало ее сон. Она повернулась на спину, открыла глаза, осветив его их солнечным сиянием, и снова провалилась в сон. Волосы, золотым ореолом разметавшись по подушке, оттеняли ее детское личико, светящееся в предутреннем свете. Жора невольно залюбовался своей дочуркой. Ее природа наделила ангельской красотой, и это его тревожило: - К счастью этот божий дар или к погибели?- Беспокоило его. Но, когда он меньше всего ожидал, она вдруг спросила: - папа, где мама? Почему ты от нас скрываешь, что с нею случилось?-

      Жора растерялся, не зная, что ответить, но тут проснулся Ванятка, недовольный, что его разбудили, а Жора этим воспользовался, ничего не объясняя детям, велел срочно одеваться, взять самое необходимое в дорогу. Собирая вещи Вары, он вспомнил, что с нею происходит и мурашки побежали по спине, но радовало то, что она себя в обиду не даст. Он был уверен, что из за его жены могут пострадать дети, тем более, что Василинка обладала даром укрощения. Одним взглядом могла развести дерущихся мужиков, наверное, ей эта способность досталась от дедушки Оборотня. Жора сам был свидетелем такой сцены, когда солнечный свет глаз его дочурки подчинял ее воле взрослых мужчин. Они мирно расходились, как побитые щенки, а потом возмущались:- Что же это? Дьяволица народила дьяволят!-
- Не к добру это,- судачили кумушки. - Вара знается с самим сатаной, а дети ей сродни. Кровь то не водица. А глазища то у них! Где это видано, чтоб глаза горели адским огнем?-
- Чует мое сердце, страшная кара ждет наше село и то же сатанинское отродье навлечет ее,- распиналась сухонькая старушенция, ломая костлявые ручки.

 Глава13
     Жора, как любящий, заботливый отец не мог допустить расправы над, ни в чем неповинными детьми, тем более, что был уверен, что поступок его жены ей не сойдет с рук, а могут пострадать дети. Поэтому с утра пораньше усадил их в лодку и вывез из села, как говорится, от греха подальше. Привез в воинскую часть, где служил. По службе он был на хорошем счету. Сослуживцы его успели полюбить за то время, что он был с ними, солдаты любили за справедливость, спокойный, уравновешенный характер, но закадычных друзей, с которыми бы он дружил, у него не было. Никто не был знаком с его семьей, никто у него дома не бывал, да и он ни к кому не напрашивался. Служил верою и правдою, честно исполняя свои обязанности, ни кому не раскрывая своей души, поэтому, когда привел в часть таких экзотических дочурку с сынишкой, то удивил всех до глубины души.

      Сослуживцы были в курсе дела, что у него есть жена, что родила ему наследников, но, что таких даже подумать не могли. Ему по долгу, службы бывало, приходилось оставаться, ночевать в части, тогда, если у него был какой то час, два для отдыха, то он коротал их в комнате для командировочных, напротив солдатской столовой. Помещение было оборудовано самым необходимым. Стояло там несколько кроватей, длинный стол, крытый клеенкой, бельевой шкаф, умывальник, на полу потертый ковер, но главное, что было чисто. Вот в эту комнату и привел он своих детей, а те пугливо озираясь, спрашивали, где мать.- Папа, ты говорил, что мама ждет нас, где она?- Она скоро придет, ведь она уже здесь работает,- соврал он.

     Зашел с визитом вежливости кок, добродушный, с лысой головой толстяк, принес хлеб, масло, котелок солдатской каши, медный чайник. Детям понравился и сам кок и пища, которой он их угостил. Затем и другие сослуживцы Жоры и тоже не с пустыми руками. Кто книжку детям принес, кто игрушку. Детей не оставляли одних, т. к . их отец вернулся обратно в село. Село встретило его полным безлюдьем. Крестьяне все были заняты на полевых работах. Это его даже обрадовало, давало возможность незамеченным пройти в лес, где он надеялся увидеть собственными глазами, что же дальше будет с его женой. Но, лес стоял молчаливый, на том месте, где он наблюдал за Варой и мужиками, никого не было. Тогда он решил дождаться ночи, спрятался в кустах неподалеку от того места, где накануне видел свою жену. В траве лазили муравьи, стрекотали кузнечики, особенно вредничала сорока, обнаружив его присутствие.
       Он в предыдущую ночь даже . глаз не сомкнул, и усталость взяла свое, стоило приклонить голову, как тут же уснул. Проснулся в сумерки. Лес наполнился шорохами, криками своих обитателей, но тех ради кого он терпел все эти мучения, нигде и близко не было. От долго положения в одной позе у Жоры затекло все тело, безжалостно кусали комары, хотелось, есть, особенно пить. Уже и луна поплыла над лесом, надоедливо грызли древесину короеды, но ничего не указывало на присутствие Вары, и ему больше всего хотелось встать и уйти, но непонятный шум, донесшийся со стороны скал, заставил его сильнее вжаться в землю. Некто невидимый, уверенно приближался к освещенному луной, открытому пространству. Казалось, идут прямо на него, даже оторопь брала. Послышалось кошачье мурлыканье, а то не с того, не с сего грозное рычание, но Жора уже был уверен, что ждал не напрасно. Даже испугался, когда мимо его укрытия, стелясь на брюхе, проползла его жена, полу зверь, полу человек. На открытой освещенной луной местности она настороженно прижалась к земле, прислушиваясь к каждому шороху, как все звери. Но все было тихо, спокойно вокруг и она уселась в позу кошки и стала прихорашиваться , вылизывая длинным языком, то одну, то другую лапу, приведя в порядок тело, тщательно облизала нос, губы, нижнюю челюсть.

      Жора изумленно наблюдал за ее длинным языком, удивляясь, как он мог так вырасти? А зубы? Как могло человеческое лицо за короткое время преобразиться в звериную, клыкастую пасть? Ведь это уму не постижимо. Но, как зверь, она не могла, не нравиться своей грациозной красотой, в лунном свете напоминая экзотическую игрушку. После тщательного туалета звероподобное существо встало на все четыре лапы, обнюхивая каждый клочок земли, насторожено пофыркивая, ероша свою гриву на затылке.

      Жора, наблюдая за тем существом, которое принесло ему в прошлом столько радости, будучи его женой, не мог, не беспокоиться, быть обнаруженным, боясь последствий их встречи. Но к его радости все обошлось. Не найдя ничего подозрительного, она прогнула спину, замяукала, зафырчала, стала совершать круговые пробежки, вглядываясь в темень лесной чащи, настойчиво звала партнера в брачных играх, выпячивая призывно зад.

      Из лесной чащи донесся шум, гам, топот, треск ломаемых сучьев и вскоре на открытую местность выбежали трое мужиков, представляя жалкое зрелище в своей изодранной одежонке, страшно исцарапанные, искусанные, но, неподвластная их воле, сила удерживала их в компании Вары.
- Куда подевались остальные? - смеялся несчастный муж, бывший ее страстный любовник.

   Мужики притаились в траве, похотливо наблюдая за предметом своего вожделения, но она их даже не замечала, продолжая свои беснования. Сколько длился период ее такой неудержимой активности нельзя было сказать, но Жора заметил, что она, то приходит в неистовство, то становится вялой, ко всему безразличной, все больше жмурит глаза, зевает.

      Он, затаив дыхание, наблюдал за происходящим, боясь себя обнаружить. Она стала затихать, становиться вялой, стал меняться ее внешний облик, звериная морда, с клыкастой пастью стала обретать форму человеческого лица, когтистые лапы форму женских рук. Он выглянул из зарослей, чтобы получше, рассмотреть зверя, но на его месте, прижавшись к земле, лежала его жена, испуганная, жалкая, несчастная. Хотела встать на ноги и обратно упала, протяжно простонав. Он убедился, что звериная сущность покинула ее. Она озиралась, не понимая, что с нею произошло? Где она? Почему одна в лесу?

       Мужики, точно очнувшись от кошмарного сна, бросились, кто куда, боясь взглянуть друг другу в глаза.

      Жора подождал, не станет ли она оборачиваться зверем, подошел к ней.
Она, стыдясь своей наготы, плача, бросилась к нему. Это уже была его прежняя жена, дрожа всем телом, прижалась к нему, ища ответ на вопросы:- Почему я так долго спала? Почему мне снятся одни кошмары? Где наши дети? Для чего ты привел меня в этот лес, и когда? Я ничего не помню. -
- Ты спала, когда мы сюда приехали, поэтому не помнишь. Все будет хорошо, только надо переодеться, а детей я отвез в часть, туда уедем и мы. - Она вопросительно посмотрела ему в глаза, но вспомнила, что ее чуть не убили, после такой ночевки в лесу, не стала ему противоречить, понимая, что с нею не все в порядке, просто Жора не говорит ей, что она сходит с ума. Ей было жалко бросать свой дом, сад, но им действительно грозила опасность. Набожные крестьяне не могли допустить, чтоб дьяволица со своими дьяволятами меняла устоявшийся уклад их жизни.

      Жора торопил ее, надеясь успеть покинуть село затемно, боясь агрессивно настроенных баб, которые угрожали при встрече забить его жену- оборотня до смерти. Он сам не мог ее винить, понимая, что она тяжело больна, но как это объяснить ревнивым женам тех мужиков, которых тоже нельзя назвать здоровыми. Он страшно переживал за свою семью, постоянно сверлила мысль:- как жить, если болезнь Вары будет прогрессировать, и приступы ее будут повторяться все чаще и чаще? Лечится этот недуг? А может это и вовсе не недуг, а такова суть этой непонятной человеческой особи? Что тогда? Кем вырастут наши дети? - а тут еще Вару приходилось, чуть ли не нести на себе.

       Когда они добрались до лодки, то уже светало, в дом так и не входили, по быстрому, уехали в воинскую часть, где их ждали дети.
Вара привела себя в порядок и, если б не синяки и царапины, то было не плохо. Она сразу принялась прибирать свое временное жилье. Расставила все по своему вкусу. Комната преобразилась, стала, по- домашнему, уютной.
 
      Сослуживцев Жоры потряс ее неординарный внешний облик, ведь схожесть с кошкой была не только внешней, но и повадки были кошачьими.

     Кок, работая на кухне, подражал ее походке, подымая, стопы ног, точно кот, когда боится наступить в воду, вызывая смех у своих товарищей.

      Жора, не откладывая задуманного в долгий ящик, решил  увезти свою семью из этих мест, поспешил к командиру части, и, ничего не утаив, изложил ситуацию своей семьи, попросил срочно отставку.

    Командир понимающе отнесся к его просьбе, поражаясь его привязанности к этой неординарной женщине, уступил его просьбе, но не удержался от любопытства, попросил представить его своей жене. В чем тот , конечно, отказать ему не мог.
После общения с Варой, командир долго не мог прийти в себя, ухмыляясь в усы, крутил головой, точно, хотел избавиться от наваждения:- Не поверил бы, если бы, не увидел собственными глазами,- ухмылялся он. - Это явление, уникальнейший случай. Может быть, произошло нарушение между параллельными мирами, и несчастная попала в земное измерение, а ход закрылся, назад пути нет, вот и мучается, здесь и других мучит. -

       Уезжал Жора со своей семьей поездом утром рано. Провожали их всей частью. Товарищи по службе собрали на дорогу денег, снабдили продуктами, теплыми вещами, ведь им с Варой некогда было, и подумать об этом. Путь же предстоял не близкий, увозил он своих домочадцев, можно сказать на край света, на свою далекую родину, в Уссурийский край, по которому страшно тосковал. В данной ситуации все успокаивал сам себя:- надеюсь, все будет хорошо. У нас люди добрые, отзывчивые, набожные, уверен: поймут нашу беду, полюбят моих домашних. Край богатый, привольный, есть, где развернуться. Куплю домик. Работа тоже, думаю, найдется. А сколько там ягод? Грибов? Кристально чистые речки рыбой кишат. В тайге зверя хоть отбавляй. Да, что там говорить - хочешь, рыбачь, хочешь охотой промышляй, грибы, ягоды собирай, нигде в проигрыше не останешься, - так он успокаивал себя, а перед глазами плыли родные с детства места. За окном бежала навстречу тайга, то белоствольных берез, то кедров в золотистых шишках, устланная коврами цветов, опьяняя бальзамом бодрящего воздуха. - Вот, что гнус и комары надоедают, - думал он.- Но, что поделаешь, привыкнут, полюбят свою новую родину, как я ее родимую люблю. - А вагоны все поскрипывают, монотонно стучат колеса, в таежном лесу подмаргивают синими глазами озера. Жора мысленно был уже дома, в родных краях, где родился, рос. Перед глазами стояли, как живые, отец с матерью. - Как они там родные мои?- Жора почитал родителей, был привязан к ним всем сердцем.
Хоть наступили сумерки, лес просматривался далеко, здесь не наступала мгновенная мгла, как в южных районах, а темнело постепенно. Вара с детьми уже забрались в,
постели, а Жора все сидел, прислушиваясь, как поезд мчит сквозь тайгу, приближая его родину.

       Дети спали на верхних полатях, Варе с Жорой достались нижние. Становилось прохладно, Жора подошел к спальному ложу сына, подгибая под него одеяло, снова испытал смутную тревогу за его судьбу, а то еще Вара во сне кричала, от кого то, отбивалась, убегала. Одна Василинка, сжавшись в комок, спокойно глубоко дышала, прикрыв ее одеялом, полюбовавшись ее необыкновенно красивым личиком, Жора сел на свою постель напротив жены. Она смешно морщила свой кошачий нос, поражая схожестью с кошкой. Ее ушки настороженно торчали, казалось она и во сне к чему прислушивается. Жору словно током ударило, он только сейчас осознал, что напоминали .ему ее повадки, ее облик:- Это же схожесть с кошкой, как я раньше не догадался?- Он долго смотрел на нее спящую и чувство вины, щемящей жалости, все нарастало. Но, подумав, он спрашивал себя:- Если подумать, то в чем моя вина? Разве только в том, что я не такой, как она? В этом нет моей вины. Я ее принимаю такой, какая она есть. Что сделал бы не каждый, - это его успокоило, и он лег спать. Во сне видел отца с матерью, что пришли к поезду встретить его с семьей счастливые, что, наконец, увидят внуков, сноху, но вдруг ужасе бросились на утек, а по их следу гналась Вара в облике хищного зверя, угрожающе рыча.

      Страх за родителей поднял его спящего с постели, но до него донеслось настоящее рычание, и он проснулся. Его жена сидела в постели, с открытыми светящимися глазами, угрожающе рыча. Обняв ее за плечи, он ласково уговаривал ее лечь в постель, успокоиться. Ее тело было напряжено, как у зверя, готовящегося прыгнуть на добычу. Он понял, что она спит с открытыми глазами, но вскоре она успокоилась, и он свободно вздохнул, что этого не видели дети. Укутал ее в одеяло, но сам больше не уснул до утра.

      Понимая, что придется столкнуться с большими жизненными трудностями, даже, может быть, не понятым своими близкими, но ничего не мог с собой поделать, любил ее такую, какая она есть, больше прежнего, осознавая свою ответственность за ее судьбу, и судьбу своих детей.
     Светало. Мимо окон проносились высокие сопки в кипах девственного леса. Поезд мчал через Уссурийскую тайгу, проносясь сквозь длинные тоннели. Дети примолкли, чувствовалась усталость от преодоления столь длительного пути. Вара от нахождения в замкнутом пространстве зверем металась по тесному купе. Один Жора ликовал при виде родных мест, подсчитывая последние минуты до последней остановки. Но вот уже паровоз замедляет скорость, пассажиры высовываются из окон, радуясь, смеются, плачут.

 Глава14
 Жора задыхается от радости, предвкушая встречу со своими, близкими. На перроне стоят: мать, отец, старший брат, сестра и просто жители родного села. Здесь люди живут, как одна семья, а Жора не был в родных местах, шутка ли, около десяти лет, конечно, пришли встретить его семью, все знавшие его.
       Мать глаза выплакала, зная, что где то на краю света живет ее сын, плоть от плоти, кровь от крови ее, внуки родные кровиночки, а она не может их увидеть, подержать на руках, приласкать, при виде пассажирского состава, несшего ее ненаглядных, взмолилась:- Господи, ты услышал меня, унял моим просьбам, я еще увижу сына, внучат своих, касаточку- невестушку. Благодарю тебя, - шептала она, смахивая не прошенные слезы.

      Первыми на перрон вышли дети: мальчишка гривастый, как львенок, жался к вагону, дичась людей. Девочка, поразившая встречающих необычайным великолепием волос, сияющих янтарных глаз, с мигающими вертикальными зрачками, переливающейся перламутром кожей тела. При виде ее вначале все восхищенно ахнули : - Вот так диво!- Только и смогли выговорить.

       Мать Жоры простая крестьянка, не могла найти слов для выражения своих чувств, удивленно хлопая глазами, стояла каменным изваянием, разинув рот. Вид Ванятки привел в изумление не только его бабушку, но и всех встречающих: смуглая кожа в темных мелких веснушках, в черных родинках, величиной с горошину, ярко красная грива волос, краснота ресниц, бровей, чернота горящих глаз, приплюснутый нос, широкие длинные губы, втянутая нижняя челюсть, делали это существо почти не земным. Мощное телосложение: коренастое упругое тело, широкие кисти рук, львиные стопы ног, все кричало о том, что растет богатырь, каких редко рожает земля. Улыбка поражала длинными острыми зубами, львиным прищуром горящих глаз. - Внучка похожа на говорящую фарфоровую куклу, .внук на дьяволенка, - перешептывались встречающие.

      Их родная бабушка, прижав их к себе, заплакала, то ли от радости, то ли от потрясения.
Ваня, улыбаясь, жался к бабушке. Ему столько рассказывал о ней отец, что он ее любил уже заочно, а настоящая живая бабушка ему еще больше понравилась, такая добрая, ласковая, мягкая, пушистая, а руки какие ласковые, все гладили его по головке. Губы ласково шептали: - Родненькие мои, вот какие вы. Какие ни есть, все равно наши.-

       Жора со стороны наблюдал за встречей бабушки с внуками. Она, нарадовавшись внучатами, обратила внимание на свою невестку, не в силах скрыть своего удивления.

      Вара, стоя в стороне, казалось, смотрит на нее, как на добычу, только, силой воли удерживая себя, чтоб не прыгнуть на нее. Даже вздыбилась на затылке красная грива волос. В добавок к этому краснота бровей, ресниц, косой, к бровям, разрез желтых глаз, леопардовая кожа тела, мягкая, кошачья настороженность, приплюснутый нос, широкие, длинные губы, втянутая, нижняя челюсть, делали ее до такой степени, схожей с породой кошачьих, что старушка невольно попятилась, осеняя себя крестным знамением.

      Зато невестка не растерялась, смело протянула свои пышные руки с широкими ладошками, пухлыми, короткими пальцами, с красно яркими длинными ногтями, сжала свекровь в щедрых объятьях, что заставило ее мужа, наблюдавшего за встречей двух небезразличных его сердцу, женщин, с облегчением вздохнуть.

     Мужское население села Вара, можно сказать, задела за живое: своим высоким пышным бюстом, крутыми бедрами, крадущейся мягкой походкой с похотливым вилянием бедер:- Ах! Вот, ты какая! Ах! Так баба!- Только и смогли они вымолвить.- Вот это краля, так краля, отродясь, такой не видел,- думал про себя каждый мужик, борясь с . заползавшим в душу, грехом.

‘    Отец Жоры, хоть здорово постаревший за время разлуки с сыном, но еще довольно крепкий, старик направился к сыну:- Ну, сынок, с возвращением тебя. Услужил ты нас стариков, спасибо, что не забыл нас непутевых,- и крепко обнял сына, по русскому обычаю трижды расцеловал.

      Жору удивила кряжистость отца, его сила, подумал:- Крепок старик, что дуб, вросший корнями в землю. — Глядя ему в лицо, заметил замешательство в его глазах, озабоченно спросил:- Батя, как тебе, моя семья?-
- По мне все нормально, было бы тебе, сынок, хорошо, а мне то что, твои близкие, так же мне близкие. А там поживем, увидим, - ответил отец, любуясь военной выправкой сына, его богатырским ростом, мужской красотой, которая дается мужчине в полном расцвете сил.

      Сельчане, потрясенные видом новых жителей села, по доброму, судачили про меж себя, о семье Жоры. Девочки просили купить им куклу похожую на ту, что приехала к бабушке Анне. Им объясняли, что к бабе Ане приехала живая девочка, ее внучка. Но они не понимали, как может быть кукла живой девочкой, да еще и внучкой.
Василинка снилась им во снах. Зато вокруг Ванятки образовался вакуум. Его по настоящему боялись. Он одним взглядом наводил ужас на детей , и, они пятясь, убегали от него

      Поселился Жора с семьей в доме отца, и хоть отцовский дом и был добротным, но для двух семей тесен, поэтому сразу по приезду сына, отец заговорил о строительстве сруба для семьи сына. Отец с сыном проговорили почти до утра, советуясь, подсчитывая что, да как оно будет.

   Вара с детьми после баньки, спали в чистых мягких постелях:, отдыхая телом и душой после вагонной качки, а Жора так и не сомкнул глаз. Утром ушел с отцом в тайгу, после чего под исполинами кедрами, на околице села, облюбовал место под строительную площадку для своего нового жилья.

      Уссурийское лето короткое, поэтому нельзя было медлить со строительством дома, чтоб к осени успеть поселиться в нем, поэтому Жора с помощью отца, старшего брата, двоюродных братьев, близких соседей, взялись за дело немедленно: заготовили лес, вбили сваи и с молитвой принялись сколачивать сруб. Возводили его из пяти комнат: три, из которых предназначались под спальни родителей, сына и дочурки, одна предназначалась для общей залы,  а так же кухня столовая. Двери всех комнат выходили в залу. Из кухни дверь вела в кладовую, а другая в небольшую, с зарешеченным окном, комнату.

      Люди строившие сруб, смеясь, спрашивали у хозяина, для
чего , мол, комната — крепость?

      Жора отшучивался, мол, медведя хочу завести, а то просто
смеялся, мол, пригодится для чего, ни будь.

      Высокое крыльцо с перилами. Стеклянная веранда были в диковинку для уссурийцев. Погода стояла прекрасная, строительство дома продвигалось быстрыми темпами, так, что к осени Жора перебрался с семьей в новое жилище. Всем селом отпраздновали новоселье, а тут и наступило резкое похолодание. Дети пошли в школу.

      Василинка сразу влилась в новый коллектив. Ване тоже своей недюжинной силой удалось расположить к себе мальчишек.

      Жора чувствовал себя самым счастливым в мире, наслаждаясь простым, человеческим счастьем, думая, что человеку надо? И сам себе отвечал: понимание, любовь домашних, надежная работа, верные товарищи, достаток в доме. У него все это было: семья, работа, а главное любимые с детства родные места с девственными лесами, полнившимися зверьем, река богатая рыбой. Как тут не радоваться жизни: дом полная чаша, с женой доверчивые отношения, дети радуют успехами в школе, растут здоровыми, послушными. Не заметил, как наступили холода, с волчьим голодным воем, с медведем шатуном, с выездами на охоту за пушным зверем.

     Дети не могли нарадоваться, что могут наблюдать, как клесты кормят птенцов в зимнюю стужу. Их гнездо находилось прямо над домом, в кроне кедра.

     Жора ежедневно сверлил лунки во льду, доставал полусонных линей, благо дом стоял на высоком берегу полноводной реки, кишащей рыбой.
Уходил в тайгу, охотясь на белку, соболя. Жизнь текла, весело, спокойно, да все в приятных хлопотах. Всем селом отпраздновали рождественские праздники. Дети нашли общий язык с детворой села. Василису признали прирожденной снегурочкой, Ивана самым сильным мальчиком среди сверстников. Даже старожилы удивлялись его силе, ловкости, выносливости. Жора с Варой стали уважаемыми людьми, получив всеобщее признание, что в деревне не легко, заслужить. Варе не было равных в портняжном деле. Жора прослыл неплохим сапожником, занимаясь ремонтом обуви в свободное от работы время, а умение ставить печи делало его желанным гостем, чуть ли не в каждом доме.

     Так в общих заботах не заметили, как зима сдала свои позиции, солнце все сильней припекало, наращивая длинные сосульки, говорили к урожаю. А там и птичьи косяки потянулись, медведицы покинули берлоги, волки, лисы обзавелись потомством, начался брачный период у кошачьих: тигры играли в свои свирепые игры, оглашая тайгу воем, мяуканьем, грозным рычанием.

 Глава 15
       С наступлением весны повторились проблемы с Варой. Она стала беспокойной, стала дичиться людей, прислушивалась к весенним запахам. Уходила в тайгу, подолгу там оставаясь, возвращалась злой, взъерошенной. Ночами тревожно вскакивала с постели, беспокойно металась из угла в угол, а то всматривалась сквозь оконное стекло в ночную темень.

     Жора по своей доброте думал, что все пройдет само по себе, но, когда она начала кататься по земле, тереться об деревья, ставить на них метки, призывно мяукать, он понял, что кошмар повторяется. Началось самое страшное, чего он боялся, в ней снова проснулось звериное начало. С весной вернулись страшные проблемы, звериная сущность заложенная в ней природой, проснулась с новой силой, неумолимо требуя своего удовлетворения.

       И вот, однажды, встав на четвереньки, принюхиваясь, мурлыкая на кошачий лад, она прыжком, точно кого то испугавшись, запрыгнула в комнату, что Жора приготовил :- Авось пригодится. Для медведя.- Он же мгновенно дверь за ней запер на засов, таким образом, изолировал ее от внешнего мира, заранее снабдив комнату пищей, водой, теплой постелью, на пол еще с осени настлав сена. Через зарешеченное оконце мог наблюдать, что с нею происходит. Он это сделал ради нее самой, ради детей, готов был умереть лишь бы ее превращения не стали оглаской.

      Она первое время не замечала, что оказалась в изоляции, обнюхала все углы своего убежища и, оставшись довольной, разворошила сено, и, свернувшись калачиком, уснула, довольно попрядывая. В такой позе проспала до наступления сумерек.
      Жора даже подумывал отпереть ее, но, когда стемнело, она заметалась, зарычала, принялась царапаться в дверь, ища выхода. Стала рвать подушки, одеяла.

     Жора заглянул в окошко и в ужасе отпрянул, на него уставились фосфорическим огнем горящие глаза, а уши резанул душераздирающий звериный рык. Он поднес к окошку лампу, надеясь увидеть свою жену, но вместо нее там находилось четвероногое животное с клыкастой пастью. Облизываясь длинным языком, оно пускало слюни, издавая угрожающее рычание. От него шло звериное зловоние. Возбужденно посапывая, зверь ложился, катался , вороша сено, выпятив призывно зад, мяукал, дыбом топорща шерсть на загривке.

     Жора от болезненной жалости к своей горячо любимой жене, страшной безысходности, страха за судьбу своих детей, опустился на пол под дверью, за которой бесновалось животное, заплакал скупыми мужскими слезами. Невыносимая боль, от нахлынувшего несчастья, почти сломила его волю.

     Сколько ему так, пришлось просидеть, сам не мог сказать, только страх за детей, боязнь огласки случившегося с его женой заставили, взять себя в руки. Он встал, шатаясь, проверил, надежно ли заперта дверь, а также крепость оконной решетки и ушел из дому, впервые заперев дверь, пошел встретить детей, возвращавшихся из школьных занятий. Велел им заночевать у бабушки, солгав, что они с мамой уезжают.

     Детей такая постановка вопроса обрадовала, они любили бывать у бабушки, а тут еще отец сказал побыть у нее несколько дней. Жора не хотел, чтоб они, даже не заподозрили, что происходит с их матерью: - Пусть знают и любят свою мать такой, какой она бывает здоровой. Зачем калечить им души?-
      На другой день он попросил у своего начальства по работе отпуск за свой счет, что , мол, возникли обстоятельства, требующие их с женой отъезда на некоторое время.

       Придя домой, он запер дверь из нутрии, готовясь к страшным последствиям в связи с превращениями своей жены. Днем все было спокойно, оборотень больше спал, а ночью начинались кошмары: душераздирающие вопли сотрясали дом, расшатывание двери, решетки на окошке, царапанье стен.

      Жору беспокоило окно, выходящее в тайгу, если она порушит на нем решетку, то уйдет, а она не успокаивалась ни на минуту. Заметив Жору в окошке, зверь набросился, стал грызть решетку, расшатывать его крепления со страшной силой, удивляя своими размерами, ведь Вара не была крупной женщиной, а ее звериная сущность просто огромная. Следя горящими глазами за Жорой, зверь подкрадывался ползком на животе, хищно облизываясь, пускал слюни, явно показывая, что не прочь им полакомиться.

       Он, в свою очередь, наблюдая за действиями коварной зверюги, стал сомневаться в прочности убежища. - Что случится, если она сломает дверь или выломает решетку на окне? Страшно даже подумать об этом. Кровь стынет в жилах, сердце обливается кровью, ведь зарубить ее или застрелить я не смогу, рука не поднимется на мать моих детей. Зато она думать не станет, сходу горло перегрызет, - так терзался измученный этим страшным кошмаром этот добрый человек..

      Шли сутки за сутками, оборотень не успокаивался, наоборот, все больше ярился, становясь активнее, злее, коварнее. Под его напором дверь трещала, сошла с петель. Жора забаррикадировал ее, после чего провалился в кошмарный сон.

Проснулся от внезапно наступившей тишины, страшно испугался, думая, что она выломала оконную раму и ушла в тайгу. Заглянул в проем оконца, стараясь хоть, что ни будь увидеть. По- прежнему, было тихо. Он принялся разбирать баррикады, чтоб увидеть, как ей удалось бежать. Клочья одеял, простынь валялись смешанные с сеном, вода была разлита, пища не тронута.

      Осторожно отодвинув засов, он только хотел ступить за порог, как на него обрушился удар страшной силы, еле дав ему устоять на ногах. Разъяренный зверь полоснул, его когтями по лицу, руке, груди, жгучая боль, как от острой бритвы, удесятирила силы человека. Он с несвойственной ему силой оттолкнул оборотня, стоя с ним лицом к лицу, чуть не задохнулся его смрадным дыханием, сдерживая напор зверя, запер дверь на засов.

       Чудовище продолжало атаковать дверь, грызя древесину, царапая когтями.
Жора проверил засов на прочность, ушел в магазин, где продавали: свежую лосятину, медвежатину. Попросил продавца взвесить ему несколько кило самых кровянистых кусков лосятины, рассчитался быстро и побежал к своему дому, удивив продавца, что никуда не уехал, а покупает кровянистую лосятину, что сам с рваной раной через всю щеку.- Не уж то и в самом деле обзавелся медведем? Видимо не зря шутил по поводу комнаты - крепости для медведя.- Потом пришлось обслуживать других покупателей, и он забыл о медведе Жоры.

     Жора пришел домой, запер за собой наружную дверь дома, насадил на железный прут куски мяса наиболее кровавые, просунул прут с мясом в окошко к зверю.

     Тот, учуяв кровь, забеспокоился, плотоядно рыкнув, ударом лапы выбил прут из рук Жоры, просунув лапы в проем окошка, с силой стал расшатывать дверь.

     Жора растерялся, не зная, что предпринять, бить зверя по лапам не мог, помня, что это кисти рук его Вары. Но видимо запах крови на данный момент был сильнее свободы, зверь набросился на мясо и с жадностью принялся поглощать его. Из окровавленной пасти капала слюна, но животное с удовольствием утоляло голод. Видя, что мясо съедено, Жора захлопнул окошко, прислушиваясь, что же происходит там за дверью. Поражала тишина, животное, забившись в темный угол, спало, довольно по – кошачьи, мурлыча..

    На лице любящего мужа при виде спящего животного, а он воспринимал его не иначе, как свою жену, отразилась неописуемая жалость и в то же время довольная улыбка: - Так вот, чего ты добивалась !- Несколько дней кормил он мясом оборотня, но, вдруг, стал замечать, что он стал с каждым днем, есть все меньше:- значить, близится развязка,- радовался несчастный, в своей привязанности, муж. Но другая напасть беспокоила его: матерый тигр- самец, привлеченный любовным запахом и призывным ревом оборотня, бродил вокруг дома, стелясь по земле, заползал на брюхе на крыльцо, ломился в дверь, призывно мяукая, будоражил жителей села. Те возмущались, удивляясь:- Что за напасть, спокон веку тигры в село не забредали, и почему полосатая мурка облюбовала, именно, дом нашего Жоры?-

      Жора, хоть был не из трусливых, стал трусить перед напором тигра, авось ему удастся проникнуть в дом, закрывался в чулане, и, скрепя сердце, слушал беснования двух свирепых зверей: оборотня, кем стала его жена, и гостя из тайги, опасного особенно во время брачных игр.

     Когда до продавца мяса дошли слухи, что в дом Жоры ломится тигр, его любопытству не было предела: - Тут явно не чисто! Только вот, в толк не возьму, чтобы это могло означать? Тигр зря ломиться, не станет, да и для кого Жора брал столько мяса? Может тигру скармливает? Приручает его, что ли? А, может быть, сам в тигра превращается по ночам, пожирает мясо, и атакует свой дом, наводя ужас на соседей? Наверное, не зря построил комнату- крепость? Кто ему нанес такую глубокую рану? Почему он никуда не уехал, как задумал? Ведь, насколько мне известно, даже отпуск испросил, чтоб якобы уехать. Тут явно, что то, не так. Но что? Как узнать, что за этим кроется?- Он искал ответ на все эти вопросы, и не находил, даже стал шептаться с покупателями, надеясь узнать хоть, что ни будь.

     Те, слушая его, соглашались, что у Жоры совесть не чиста, но ничего не знали, пожимая плечами. По селу поползли слухи, что Жора с Варой хранят, не весть, какую тайну. Надо, мол, выяснить, что они скрывают. Но Жора перестал покупать мясо, тигр ушел в тайгу. Пришлось лишь руками разводить, что остались с носом.

     Дело было в том, что оборотень стал вялым, не ел, не пил, в глазах появилось человеческое выражение, как самка тигра, перестал выделять призывное вещество, и тигр ушел в тайгу.

     Жора, выбившись из сил, проспал больше суток, а когда проснулся, то в доме было непривычно тихо. Он даже подумал, что оборотень выломил окно и ушел в тайгу.
Из комнаты, где находилась, все эти дни его жена, не доносилось ни звука, и он решился, открыл дверь в ее убежище. Она, лежа на сене, спокойно спала . Правда, ее пышное тело было в синяках, ссадинах, из под ногтей сочилась кровь, но это была она ( Вара). Жора, если бы не прут с мясом, посчитал бы, что у него самого с психикой не в порядке, стал быстро прибирать комнату, да - бы, скрыть все, что здесь происходило, от своей жены, коей она вновь стала. В помещении стоял зловонный запах, полно фекалий, но оборотень исчез, а тут Вара стала интересоваться, почему, мол, она спит в этой комнатушке, где такое зловоние.- Меня все болит, я что болела? -

     - Да, милая, ты болела, но уже все позади, во всяком случае, на год,- и испугался своей оплошности, но она не обратила внимания на его слова, занятая тем, что ей снилось:- Жора, мне снился кошмарный сон. Я в нем была лютым зверем. Очень это мое состояние доставляло мне большие страдания, но я не могла проснуться. Ты во сне меня кормил сырым мясом с кровью, и вкуснее этого мяса я никогда ничего не ела. Но самым страшным было то, что мне хотелось тебя съесть, а еще больше хотелось поиграть тобой, как мышью. Во мне присутствовала непонятная сила. Я была не только сильной, но страшно злой, жестокой. Запах крови приводил меня в неистовство. Почему эти кошмары повторяются? Меня преследует злой рок, я это чувствовала давно.-

- Ты все себе внушила, никакой рок тебя не преследует, давай, дорогая, уйдем от сюда, тут дышать нечем,- и увел ее из ее бывшего заточения.

      На этот раз она поправилась быстро, но стала задумываться о судьбе своих детей .Красота дочери ее радовала, особенно, когда она вспоминала, как ей самой ее не хватало. Сынишка вызывал тревогу в ее душе, она видела в его глазах, затаившееся нечто, что его погубит. Зная в глубине души, что она не такая, как все, видела в нем себя, знала, что это таившееся страшное нечто, только ждет своего часа. А тут еще с Жорой отношения разладились. Он ‘ избегал ее, не мог заставить себя сойтись с ней, как с женой. Брезгал ее, не мог забыть той окровавленной пасти с острыми клыками, жадно рвавшими мясо, пену, капавшую с этой пасти, ее горящие хищные глаза, звериную силу.
- Кто может заверить, что с нею не приключиться завтра же то же самое, и она меня сожрет, во время любовного экстаза, как самка своего любовника паука.-

       - Она не могла понять, что произошло с ее мужем, любила его по - прежнему и страдала, чувствуя его холодность.
Но время лечит, и любящие люди нашли общий язык. В доме снова установилась благожелательная атмосфера, все было, как у людей, но Жора не мог согласиться с несчастьем посетившем его семью. Перечитывал множество литературы, надеясь найти хоть кое какие сведения об этом страшном недуге. Но его старания были напрасными, нигде о нем даже не упоминалось.

     Проходили годы, Вара снова и снова оборачивалась зверем, и с каждым годом звериная сущность все больше овладевала ее сознанием, вытесняя, побеждая человеческую. Одному Жоре было известно, что ему пришлось  претерпеть за эти годы.
    Он устал бороться в одиночку с этим коварным заболеванием, да, и Вару перестал любить той светлой, преданной любовью, что любил раньше. От нее исходил звериный дух, повадки становились звериными. Все больше менялся ее человеческий облик. А эта весна, седьмая по счету их совместной жизни у него на родине, выдалась для их семьи особо тяжелой: Вара превратилась в настоящего зверя, лютого, хитрого, коварного хищника, обладавшего недюжинной силой, одолела оконную решетку, и ушла в тайгу.

     Жоры не оказалось дома, никто не мог ей помешать, этого сделать. Он, не застав ее дома, был в ужасе от одной мысли, что она может вернуться, стал превращать свой дом в  настоящую крепость: ставить решетки на окна, двери, защищаясь от ее вторжения. Думая, что она будет рваться в дом, он первые минуты отчаяния решил застрелить ее. Взял ружье и ушел в тайгу, ища ее след. Но цветущий лес очаровал его своей красотой, своим жизненным устремлением. Он задумался, правильно ли он жил, ведь его жизнь прошла мимо. Он каждую весну сидел взаперти, лишая себя благодатного общения с природой, не видя, не ощущая на себе ее красот. Взобравшись на одну из самых высоких сопок, откуда тайга величаво просматривалась от горизонта к горизонту, торжественная, напоминая живой организм, жила своей жизнью: цвела, размножалась, умирала, охраняя свои согбенные тайны,  поражая Жору своим величием, гармонией, независимостью устоев, полным безразличием к человеческой судьбе.

      Он оперся в ствол кедра, глубоко задумался:- Кто я такой в этом мире полном гармонии, чтоб кого- то лишать жизни? Разве мне кто-то дал на это право? Тем более, что я не смогу выстрелить в мать своих детей, ведь она подарила мне столько счастливых минут.- Шел по направлению к дому и думал:- Я уверен, что не смогу ее убить, а интересно она меня убьет при встрече? Если убьет, то , то будет не она, но мне то от этого легче не станет.- Малейший шорох, писк, вздох заставляли его подолгу прислушиваться. Он не знал, как он поведет себя, когда она набросится на него в обличьи зверя. Смеркалось. Из глубин таежного леса неслись крики, вой, рычание. Там происходили потасовки, выяснялись отношения. Ему же казалось, что из каждого куста, деревца за ним наблюдает кто - то злой, коварный идет по следу. Но ему только все это рисовало его больное воображение, Вара так и не встретилась.

      В селе все всполошились, узнав, что Вара пропала . Как Жора не пытался скрывать все эти годы происходящее в его семье, люди догадывались, что с Варой творится неладное.

     В сельской местности ничего не утаишь. Ему сочувствовали, предлагали посильную помощь. А так ползли слухи: что видели в тайге зверя непонятной породы, другие слышали плач, а то, якобы зверь бродит вкруг села, что лежбище его нашли, что два матерых тигра, и это походило на правду, один полосатый, другой красный, с еще более красными пятнами, справляли брачный ритуал.

      Жора, оставшись без жены, страшно тосковал, не мог найти себе места ни днем, ни ночью не мог отвлечься от мыслей о ней. Дети не понимали, почему их мать обзывают «зверюгой», сочиняют разные непристойные истории в ее адрес. Василисе в ее возрасте особенно была нужна материнская помощь, ее совет, ласка, любовь. Жора был хорошим заботливым отцом, но не мог ей заменить мать, и она тяжело переносила разлуку с матерью.

      Прошел год с того времени, как Вара убежала в тайгу. Охотники рассказывали, что видели в тайге экзотического зверя, по повадкам похожего на человека: якобы при нем было трое красных котят. Делали попытку проследить за зверем, но он исчез на глазах, точно растворился в воздухе. Рассказ охотников никто не воспринимал в серьез, уж очень много, небылиц наслушались.

      Жора денно и нощно бродил по тайге, все искал следы своей жены, но так и не встретил ее, постепенно успокоился. А вот душевное состояние сына его не могло не волновать.
     Иван вырос, что Тарзан, настоящим богатырем и все чаще стал уходить в тайгу, а когда возвращался, то только молчал, избегая общения со своими домашними, дичился и других людей. А то возвращался искусанным, исцарапанным, смотрел на всех зверем. И вот, однажды, ушел в тайгу и больше не вернулся. Никто не мог сказать, что за беда с ним стряслась: то ли зверь, какой загрыз, то ли он дорогу найти не мог домой. Искали его всем селом, но никаких следов его пребывания в лесу, так и не нашли.

      Остался Жора с дочкой, которой была нужна мать, да он и сам нуждался в заботе, был плохим ей советчиком. Но, как бы ни было трудно ли, легко, время вершило свое: дочь росла, расцветала в прекрасную девушку. И, однажды, как бывает с женским полом, уснула ребенком, а проснулась взрослой барышней. Увидела мир другими глазами. В ней, вопреки ей самой, зарождалось, то таинственное, что посещает нас лишь на заре юности: то ли это сновидение, то ли ключ жизни юного тела, точно родник чистой воды, ищет выход наружу.

      Заря жизни! Что может быть прекрасней? Точно так же, как нет ничего прекрасней нетронутого девичьего тела. Целомудрие это святость, данная свыше, это родник чистой воды, благоухающий нежным ароматом, нетронутой поверхностной глади. Невинную девушку разве, что можно сравнить с девственным цветком ромашки, нежностью подснежника, но нельзя предсказать ее внутреннего мира Можно любоваться ее золотистой кожей, сиянием, как чистая лазурь, глаз, но не уловить ее порхающих мыслей. Василиса своим внешним видом походила на нераспустившийся бутон розы, в утренних капельках росы. Весь ее облик излучал мудрость юности, что таит в себе столько не разгаданных загадок, и только она одна не понимала своей значимости в этом мире, не знала о своей неотразимости, оставалась дитем природы, не замечая своего перевоплощения, т. е . перехода из невинного детства в вопрошающую юность. В ней рождалась тяга к прекрасному, душа рвалась в неведомые дали, хотелось улететь в лазоревые небеса, слиться с ними и носиться над землей, любуясь ее красотами. Предоставленная самой себе, она часами всматривалась в небо, уносясь от реального мира в неведомые дали. Ждала перемен в своей жизни, именно, с небес, поверяя им свои сокровенные тайны. В распахнутое окно лился благоухающий воздух с водных просторов реки, доносился волшебный шепот тайги, переливавшейся бархатным изумрудом. В лазури неба плыли косяки птиц, тоже исполнявших премудрость природы.

     Вдруг, в небесной выси появилась красная точка, а спустя мгновение, превратилась в полыхающий, пожаром шар.
     Юная девушка возликовала:- Я знала, что он прилетит за мной. Знала, что только небо принесет перемены в мою жизнь. Вот оно рядом мое счастье, только бы его не упустить!- И принялась лихорадочно одеваться, боясь опоздать.  В, золотом, как само солнце, платье, со снопом поднятых ветром сияющих солнечных, волос, она походила на горящую свечу, выделяясь среди толпы, как брильянт среди песка.

     Небесный шар поджидал ее на площади, полыхая пожаром утренней зари. Не меньше полыхал его единственный пассажир в рубиново красном одеянии, напоминая космического пришельца. В утренних лучах солнца он казался вылитым из бронзы. Ветер шевелил его черные длинные волосы, а раскосые , горящие, внутренним огнем, глаза, освещали смуглое скуластое лицо.

     Василиса, запыхавшись от бега, прокричала:- Я здесь!- Она была уверена, что небо послало его именно ей.

     Толпа расступилась, и начала начал, «Инь» и «Янь» двинулись друг другу навстречу, точно с рождения знали один другого. Он заглянул в глубину ее янтарных глаз, и понял, что нашел ту, что искал. Она таяла от прикосновений его рук, укрытая, как золотым плащом, ручейками своих дивных волос, сбегавших по спине, груди, золотым ореолом, обрамлявших ее дивной красоты лицо, с кожей переливающейся перламутром. Он бережно взял ее на руки, внес в корзину, подвешенную под шаром, словно боясь потушить горящее пламя свечи, и шар взмыл с ними в небо.

     Завороженная толпа проводила их глубоким, молчанием. Только когда шар растаял в небесной лазури, пронесся над толпой протяжный вздох от восхищения, случившимся фактом. Так покинула родительский дом единственная дочь Вары.

     Жора остался без семьи, один, как перст, дома его ничего не удерживало, и он неделями пропадал в тайге, не теряя надежды отыскать следы Вары. Опустился, перестал следить за своей внешностью. Стал ходить грязным, небритым, не стриженым, точно леший. Довел себя до такой степени, что им, стали пугать детей.
    Соседи пытались с ним сблизиться, помочь пережить утрату близких ему людей, но он игнорировал их добрые намерения. Женщин не замечал, для него существовала только Вара, даже в своем страшном уродстве, самая желанная, а она покинула его. Где он только не искал ее, наверное, не было уголка в тайге, где бы не ступала, его нога: звал ее ласковыми именами, плакал, рвал волосы на голове. Тайга, слушая его мольбы, молчала, безразличная к его горю.

      Однажды, после длительных скитаний, вернувшись к, себе, домой, он услышал жалобный писк. Некто беспомощный просил о помощи, да так слабо, точно шелест листвы после дуновения ветерка. Жора встрепенулся, прислушался, но все было тихо, подумал:- Показалось,- как вдруг явно услышал плач младенца, несшийся с, высокого крылечка его дома.   Мужчина, хотя был страшно уставшим, казалось, взлетел на крыльцо, и увидел небольшой сверток, который, сопя и ворочаясь, прилагал все усилия, пытался высвободиться из пеленок.

      - Кто здесь есть еще кроме младенца? - Спрашивал хозяин дома. Но ответа не последовало. - Кто же мне оставил этого человечка?- и взял сверток на руки. Сопение возросло, после чего требовательный крик резанул, слух Жоры, точно лезвием бритвы. Маленькое голодное существо требовало есть.

      -Господи! Живой младенец!- Несчастный скиталец сомлел от свалившегося на него счастья. По всему телу разлилась слабость, а в мозгу вспыхнула звездочка: он так радовался этому живому существу, как не радовался в своей жизниникогда и ни кому.
А младенец в пеленах ворочался, пищал, требуя ласки, заботы, любви.
Жора прижал его к себе, дрожащими руками открыл дверной замок и внес драгоценную ношу в свое холостяцкое жилище. В помещении пахло сырой затхлостью, плесенью, но ему показалось, что лучше запаха он никогда и не вдыхал.- Теперь будет все иначе , ведь я буду, не одинок, - и развернув шевелящийся узелок, чуть не лишился чувств. В пеленах лежала новорожденная девочка, вылитая его Вара. При виде младенца, Жора упал на колени, обливаясь слезами, благодарил Господа Бога за то, что он услышал его мольбы, унял его страданиям и послал ему простую человеческую радость в лице, беспомощного младенца, и тут увидел в пеленках синий конверт. Не раздумывая, вскрыл дрожащими руками, пахнущий дорогими духами, конверт, стал читать, но при первых, же словах письма, нахлынувшие слезы застлали глаза, сердце сжала страшная боль. Вот содержание этого письма:
- Дорогой папа! К тебе обращается твоя дочь Василинка. Во - первых, прости меня блудную, неблагодарную дочь. Во вторых, слезно прошу тебя, родной мой, папуличка, прими и вырасти мою дочь Вару. Я ее назвала в честь нашей мамы, присмотрись, к ней, ведь она точная копия, нашей любимой нами, мамы. Как мне не прискорбно, но мой супруг, доктор медицинских наук, утверждает, что она, урод. Даже пытался, заспиртовать ее, чтоб показывать, потом студентам, какими бывают уродства. Но, ведь это не так, папа, ты видишь, что она никакой не урод, а даже очень красивая девочка. Надеюсь, она скрасит твое одиночество, доставит много радостных минут. Обо мне не беспокойся, я сама выбрала свой жизненный путь. Прилагаю небольшую сумму денег, чтоб вы с Варочкой жили безбедно. Любящая тебя, твоя дочь Василинка.  -Только теперь он заметил объемную пачку банкнот.

     Окончив читать, он долго вертел, исписанный тетрадный лист бумаги, надеясь найти, хоть, что ни будь, но больше не было ни слова. Его это не удивило, после того, что с ним произошло, он ничему не удивлялся, но внучке был рад несказанно. Всю свою любовь, пламеневшую в его сердце, он отдал ей. Самая любящая мать не могла бы так лелеять свое дитя, как это делал он, ее дедушка. Все свое свободное время, силы, ласку, любовь, умение и заботу, наконец, всего себя отдавал этой малютке.

     Девочка росла: смышленной, ласковой, но главное здоровой. Дедушке на его любовь и заботу отвечала взаимностью, радуя его своими детскими выходками. А вот жители села все больше отчуждались от Жоры и его внученьки:- Еще одного оборотня растит нам на горе,- шептались они между собой. —

     Жоре фактически приходилось жить в изоляции: редко, кто заходил к нему, его тоже у себя никто не привечал. Он, конечно, старался не предаваться горестям по этому поводу, но порой, бывало, возмущался:- Что мы им сделали? В чем повинен этот ангелочек?- и лишь покрепче прижимал внучку к груди, словно пытаясь защитить от людской злобы, любил еще больше.

     Варочка встала на свои полные ножки и пошла самостоятельно, смешно переваливаясь из стороны в сторону, не менее смешно лопоча, тормошила дедушку за волосы, ставшие, словно припорошенными инеем. В такие минуты не было счастливее человека на свете, чем Жора: его сердце таяло в груди, глаза сияли, счастливая улыбка не сходила с его лица. Он брал ее с собой в тайгу. Даже для этой цели смастерил специальный рюкзак, где девочка чувствовала себя более чем комфортно, путешествуя с дедушкой по таежному лесу. Они вдвоем облазили самые потайные уголки тайги, пребывая в ней неделями. Работу свою он забросил, ребенок отнимал все свободное время, где тут было еще и работать.

      Однажды, после длительных скитаний в тайге, Жора вернулся домой и вместо дома застал одни обугленные кочерыжки. Красавцы кедры высились над пожарищем страшными скелетами. Пахло гарью. — За что они так с нами? Мы никого не трогаем, не обижаем, никому не навязываемся, просто живем под солнцем, правда, Варочка,- скорбно обратился он к несмышленой внучке.

      Но она поняла, что дедушке плохо, протянула пухлую ручонку и принялась вытирать катившиеся слезы. За такое проявление заботы ему и сгоревшего дома стало не жалко. На пепелище пожарища они просидели до утра. Варочка спала, а ее дедушка так и не сомкнул глаз.

     Утром следующего дня отправился в рабочую артель, где остались недополученные деньги. Он раньше не мог выкроить свободной минуты , чтоб их получить, да и ни к чему они ему были, зато сейчас пригодились, как никогда. Хватило их на железнодорожный билет и пропитание в дороге, те деньги, что оставила Василиса, сгорели вместе с домом.

     В этих местах его больше ничего не задерживало. На следующий день, ранним утром, он взял ребенка на руки, закинул рюкзак за спину и ушел на вокзал. Никто не пришел проводить их, но он ощущал следящие за ним глаза из каждого окна.

     Родители его умерли, брат и сестра переехали со своими семьями в город, а друзей он растерял за последние годы. Так уж получилось, люди тянутся к благополучию, а, если, не дай Бог, что ни будь не так, моя хата с краю, хотя народ здесь покладистый, доброй души.
      Жора не забыл их помощи при строительстве дома своего, а, если некто один из них, оказался не таким, сжег тот дом, что всем селом строили, то нельзя винить всех,- такие мысли одолевали, человека, фактически потерявшего свою родину, ведь не понятый земляками, он уезжал искать новое место жительства.

     А возвращался Жора на родину Вары, не зная, что там его ждет. Не стану описывать его возвращение, дорога была не из легких, да еще и с малым ребенком на руках. Добрался до села поздней ночью. Брошенная ими усадебка, встретила их гробовым молчанием, словно храня на них обиду, за то, что ее бросили. Дом почти что, развалился, сад одичал, казалось, здесь не ступала нога человека многие годы. Речной заводи не было и в помине, Ивушку злая душа безжалостно срубила, а, может быть, она засохла от тоски по своим хозяевам. Но Жору радовала встреча с рекой, со своим одичавшим садом, ведь многие деревья он высадил сам лично.

      Внучка крепко спала, он постлал под нее свою куртку, сам уселся на старый изъеденный пень. - Ничего страшного или трагичного я не вижу. Я еще крепко стою на ногах, все отремонтирую, сад приведу в надлежащий вид, будет, где Варочке резвиться. Вот люди, как они нас примут? Много с тех пор воды утекло, как мы позорно бежали из села, бросив дом и все нажитое, но память о нас у них не изгладилась. Жаль Вары нет с нами ,- и сердце больно сжалось при
воспоминании, о ней, слеза покатилась по щеке, подбородку, и тихо упала в траву.
Светало. Жора приподнялся с насиженного места, получше накрыл внучку, и принялся срывать доски с окон, двери, добрый человек позаботился, забил досками дом. От стука проснулись соседи:
- Кто там ломится в чужой дом?-
- Доброе утро, люди добрые, а дом этот мой, я ему хозяин, Жора я, военный, если помните.-

   Соседи отнеслись к нему доброжелательно, с сочувствием, удивляясь схожести внучки со своей бабушкой. О самой бабушке никто не обмолвился, может быть, им стала известна ее трагическая история.

    Так Жора остался в родном селе Вары, а село заполучило еще одну Вару, присматриваясь к ней, надеясь, что она не повторит судьбы своей бабушки.

    По прошествии некоторого времени к ним заглянула в гости Варя, та бывшая девчушка, что пыталась в былое время, защитить Вару от зевак, да так у них и осталась, заменив Варочке родную бабушку, а Жоре став верной спутницей жизни.