Глава 11

Часом позже я сидела за столом в углу рабочего кабинета редакции и разглядывала густые капельки, стекающие по стеклу, так похожие на слезы, что я уже почти не сомневалась, что это небо оплакивает смерть Мирославы Липки.            
Новость о трагическом событии – как и предполагалось – накрыла город взрывной волной. А траурный ливень своими грязными тонами только подрисовывал атмосферу всеобщего ужаса.

В редакции «Информ-недели» стоял неестественный для субботы гул. Телефоны разрывались даже сегодня. Люди требовали объяснить, что происходит и насколько все серьезно. Будет ли назначен комендантский час? Переспрашивали по тысячу раз, правда ли, что убийца арестован и дело скоро закроют…
Бесконечные звонки, бесконечные вопросы, доводящие секретаршу Вику до белого каления. Я предложила девушке свою помощь, но после двухчасового марафона под названием «Сто вопросов в минуту», стала понемногу склоняться к мысли, что голова моя вот-вот превратится в камуфляж стокилограммовой тыквы, – а затем взорвется!

Приятно, конечно, что земляки не безразличны к происходящему, но всему же свой придел! И, в конце концов, я вынуждена была снять трубку одного из аппаратов и положить ее на стол, решив, что так будет честно, особенно в тот день, что отнюдь законно располагал к  такому действию.

– Корпеть над работой в выходной, – пожаловалась секретарь, – да в такую погоду, что приходится врубать все лампочки – удовольствие для мазохистов!
И увидев трубку на столе, нервно хохотнула:
– Что, перебор?
– Кофе? – предложила я.
– О, это было бы супер! – простонала девушка, возводя глаза к потолку. – И желательно внутривенно!

Я вернулась в кабинет, где Федя Васин и еще несколько молодых сотрудников старательно управлялись с версткой, помогая дизайнеру с выпуском. Их практически не было слышно за компьютерами, они только изредка перекидывались короткими фразами и увлеченно шелестели большими пакетами чипсов.
В том же кабинете имелась узенькая дверца, почти неприметная, ведущая в маленькую кухню редакции – неожиданно уютную и спокойную.

Дожидаясь, пока закипит чайник, я услышала через приоткрытую дверь, как в кабинет кто-то быстро вошел и спросил, где я. Это была Лада Пикулина, большой ценитель кредитных фондов, курсов валют и развитий экономики. Наверное, Федя пожал плечами, либо ее вопрос вообще проигнорировали, потому что ответа я не услышала. Зато услышала, как мое рабочее кресло тяжело заскрипело под ее внушительным весом и готова была поклясться, что она перечитывала мою статью. Меня это не удивило. Лада относилась к разряду тех людей, которые всегда и во всем должны находиться в курсе событий. Через минуту она уже выскочила в приемную, а я, приготовив две чашки кофе из стиков, пошла за ней.

Лада уже трезвонила с кем-то по телефону:
– Ну что ты, Артем, – донеслось до меня ее кокетливое контральто. Затем чуть приглушено, почти интимно: – Конечно, я готова… В любое время...
Я поставила перед секретаршей парующую чашку кофе и девушка чуть не сомлела от благодарности.

Лада положила трубку и, круто развернувшись, налетела на меня всеми своими килограммами, от чего меня откинуло в сторону, будто я столкнулась с идущим напролом броненосцем. Пробормотав какое-то невнятное извинение, коллега тут же поспешила удалиться восвояси, напустив на себя вид глубокой занятости, и даже не предоставив мне возможности поинтересоваться, зачем она меня спрашивала.
Когда я вернулась в кабинет, за моим рабочим компьютером пахло ее приторно-сладкими духами. Пахло кресло, стол, все помещение. Сразу же припомнилась реплика из рекламы туалетной воды: « Я узнаю тебя во сне…»
«Еще бы, – подумала я с невольным сарказмом, – если когда-нибудь проснешься!»
Перед тем, как вернуться к работе, я решила приоткрыть окно. Никогда еще не встречала человека, который так перебарщивал с благоуханием.
На мониторе черным по белому светился небольшой столбик набранного текста, который еще следовало редактировать. Пока допивала кофе, не спеша прошлась по нему глазами, прощупывая каждое слово.

«Ночь со среды на четверг стала роковой для 19-летней королевы красоты и талантливой актрисы… Причинами этого убийства занимается специально назначенная следственная группа... Есть подозреваемый – 25-летний мужчина, с которым убитую связывали давние отношения... 
 По одной из версий, произошедшее несчастье может являться результатом личного конфликта, однако, пока длиться расследование, делать такие выводы слишком рано…
 Следственная группа призывает горожан быть бдительными, не поддаваться панике, но в случае, если возникнет полезная для расследования информация, непременно обратиться в прокуратуру или в отделение милиции…» 

Сухое, сжатое, схематическое изложение «криминальной хроники», которое меня всегда раздражало, и от которого нельзя было уклоняться.
Шеф поначалу долго морочил голову увещеваниями о статье-расследовании, пока я, наконец, не разъяснила ему с предельной ясностью о просьбе следователя. Ему такая позиция  не пришлась по душе, он запланировал номер спецвыпуском, даже побелел от злости, – и все же был вынужден это проглотить.
– Ладно, – смиренное наитие. – Ты сама знаешь, что делать.

Я снова задумалась о словах Черныша.
Предположим, убийца (если это действительно не Гришин) прочтет в газете, что арестован кто-то другой. Может, попадясь на уловку, лицедей снимет маску и выйдет на свет? Не на это ли рассчитывал главный следователь?

Черныш производил впечатление человека грамотного и опытного. Если он надеялся закрыть папку с делом  в течении нескольких недель, может, так и будет?
В случае, если убийца, к примеру, – морально-неустойчивый псих, задушивший девчонку сдуру, в порыве тупой ярости, после чего спрятался подальше и ждал теперь, чем все закончится. Конечно, его можно легко поймать на крючок.
Только это портрет примитивного пятнадцатилетнего недоумка, или же, правда, маньяка. Но картина выглядела куда сложней, куда запутанней: слава, наркотики, ревность. И кто знает, какая еще могла быть причина покончить с девушкой.

 «Сроду здесь такого не бывало», – утверждает моя бабуля. И к ней бы прислушаться.
Даже, если Черныш щелкает подобные дела на закуску, как белка орешки. Даже если мне не знакомы те методы, что он использует в своей работе, и на что в действительности рассчитывает, – но я уже догадывалась к тому моменту, что за страх гложет мою душу.
Я почти не сомневалась, что имя убийцы никогда не станет известно.

Жизнь – это не кино. Не возможно нанять крутого сценариста, чтобы он все продумал и разложил по полочкам, взял под собственный контроль вожжи возмездия.
Жизнь довольно часто ломает стереотипы. И пока лесорубы линчуют волка за то, что он бесправно разделался со старухой, Красная Шапочка стоит у них за спиной с окровавленными руками и наблюдает за казнью…

* * *               
– А твоя «криминалка» стала популярной, да? – поинтересовался Федя, поворачивая ко мне перепачканное крошками от чипсов лицо.
Парень потянулся, хрустя костяшками пальцев, почесал голову – рыжие волосы встали торчком как у панка.
– Что? Чего смеешься? – и сам заулыбался.
– У тебя еда в волосах.
Федя комично тряхнул головой и обтер лицо футболкой.
– Так лучше? Здорово, когда ты смеешься. Тебе это обалденно идет, веришь? Смотри, даже дождь прекращается…
– Тебе бы поэмы писать, а не гороскопы, – заметила я. – Уже закончил?
– Если бы, – вздохнул парень.

К обеду обстановка в редакции стала еще напряженней. «Труженики пера» общим коллективом подгоняли материалы к печати, возбужденный не на шутку шеф маячил у каждого за спиной, требуя двойной работы, как за два номера, мучаясь не столько потребностью реабилитироваться перед читателями за перенесенный выпуск, как в самом создании этого спецвыпуска видел огромную ответственность. Внимательно следя за процессом, время от времени он что-нибудь да корректировал, но лицо его оставалось стянутым, крайне сосредоточенным и порою очень недовольным.

– Готово? – спросил он, когда очередь дошла до меня.
Я вручила ему еще теплый после распечатки листок. Он задумчиво его прочел и, ничего не сказав, исчез за дверью кухни.
Лада за соседним столом громко чертыхнулась и спросила, нет ли у меня пилочки. Сегодня она выглядела раздражительной, как никогда раньше. Сверхплановое составление колонки, трудоемкое высасывание деталей из пальца и, очевидно, сорвавшееся свидание с любовником, явно выбивало ее из колеи.
Я стояла у приоткрытого окна, спасаясь от ее духов и от внезапно нахлынувшей головной боли.
– Возьми в сумочке, – ответила рассеянно.

Лада крайне редко оказывалась чем-то довольна, излишне напрягаясь казаться серьезной. Что-то непременно ее злило, отвлекало, мешало творческому процессу. Бедолага, она трижды поступала в университет, пока ее, наконец, приняли. Зато теперь она могла собой гордиться.  К тридцати – уже пышная, как сдобная булочка, платиновая блондинка, всегда в чем-то облегающем, она с изобилием использовала косметику и принадлежала к официальному разряду журналистов, получая за свой труд не просто гонорары, а как мечталось – полный оклад.
Через секунду раздался ее протяжный испуганный возглас и, обернувшись, я увидела в руках у Лады фотографию – ту самую, что я стянула в четверг у Борщева. Она разглядывала снимок с широко раскрытым ртом, страдальчески прижимая ладонь к груди.
– Кошмар! Это она? – спросила Лада.
Тут как тут, словно сам черт из табакерки выскочил редактор и выхватил у нее фотографию.
– Аня, это что? – осведомился он строгим голосом, как директор школы у нашкодившей пятиклассницы. – С минуты на минуту материал окажется в типографии, в два часа дня выпуск должен находиться во всех киосках города!
– О нет, вы не поняли. Нельзя…
Я попыталась забрать у него злосчастное фото, но шеф отскочил на шаг и удивленно посмотрел на меня.
– Что значит – нельзя? Фотография просто необходима, мне ли тебе объяснять?
– Тогда запросим фото из архива театра, – настаивала я. – Вы же видите – это следственный снимок, на него нужно разрешение...
– Для сценических портретов у нас нет времени, об этом стоило подумать раньше.  Позже, я надеюсь, ты мне расскажешь, откуда у тебя снимок, но сейчас главное, что он есть.

И с этими словами, а так же с фотографией Мирославы Липки, в которую каждый стремился заглянуть, пока он ею размахивал, шеф покинул кабинет.
Лада бледно простонала:
– Ань, ты что? – и смылась следом за редактором.
Потом долгие пятнадцать минут я стучала в дверь кабинета Виктора Палыча, в котором он заперся вместе с Ладой. Они старательно изображали, что их там нет, но я слышала, как они перешептывались.
– Господи, ну поймите же! Этот снимок нельзя публиковать! У нас нет на это права! – тщетно упрашивала я дубовую дверь. – Вы же сами знаете…
– Вика, – в последней надежде я обратилась к секретарше. – Пожалуйста, передай шефу мою просьбу. Так поступать нельзя. Категорически! Пусть забудет про это фото!

Из-за такой нелепой и непростительной оплошности я чувствовала себя настоящей сволочью. Оставалось только надеяться, что шеф пересилит в себе юношеский максимализм и побоится отвечать за необратимые последствия...





Читать дальше (Глава 12) : [url=http://www.proza.ru/2012/09/09/1360]