Глава 16

Покинув офис, я почувствовала внезапный упадок сил, как будто лицемерная баталия в кабинете редактора происходила не словесно, а физически.
Поднявшийся ветер яростно затрепал волосами, а мелкие холодные капельки, набирая скорость и частоту, обрушились на голову и за шиворот. Мельком я успела подумать, что вероятно июль в то лето решил изобразить пародию на октябрь. Угнетающая сырость внушала ощущение безысходности и печали.

Давление вдруг беспорядочно запрыгало в висках, а ноги, наоборот, перестали ощущать земную твердь. Поддавшись этой слабости, я ринулась к автобусной остановке, где только сегодня утром беседовала с Ларисой Михайловной – чуткой и сердечной женщиной, которая открылась мне так доверчиво, излила душу и всю свою боль. И что же ей теперь оставалось думать? Господи, да такая «криминальная хроника» могла ее просто убить!

Я практически забилась в угол остановки. Тело казалось вялым и непослушным, в ушах заунывно и фальшиво звучал тромбон. То ли я находилась на грани истерики, то ли на грани обморока. Разум же словно помутился, все происходящее выглядело размытым и неясным, как бредовый сон.
– Ты представь, как я изнервничалась из-за этого трупа в парке, – прозвучал возмущенный выкрик в двух шагах от меня. – Я свою Машку держу взаперти, муж на месяц раньше отпуск взял, чтобы ее караулить, а тут… Вот, взгляни-ка…
Послышался легкоузнаваемый шорох бумаги и, обернувшись, я увидела двух женщин, детально изучающих фотографию Мирославы Липки в спецвыпуске «Информа».
– Меня девочки на работе валерьяной отпаивали, – с завышением продолжала женщина. – А по какому поводу шум, спрашивается? Из-за наркоманов! Да по мне – пусть бы они вообще перебили друг друга, чтоб и духа их не было…
–  И ты подумай, – с изумлением подхватила ее собеседница. – Я ведь к этой девушке на спектакли ходила, детей своих водила, хвалила ее. А она, помилуй Боже, проституткой была…

Я вскочила так быстро, что едва не сбила с ног застывших в ужасе подруг, помчалась, не разбирая дороги, сталкиваясь с прохожими, нанося болезненные ушибы себе и другим, не замечая доносившихся вслед оскорбительных возгласов. Все равно что под гипнозом, все равно что одержимая, не принадлежащая больше себе самой.
Но даже не представляла, куда бежать, что будет дальше, когда «Белая площадь» закончится.

Все выглядело как никогда чужим и холодным. Абсолютно все! Чужой город, улицы, дома, перекрестки, светофоры. Не осталось ничего, что еще можно было назвать родным или близким сердцу. Милая и привычная квартирка моя, крепость, бастион – и та не внушала доверия в тот момент, напоминала ловушку.
Я словно потерялась в чужом городе, в чужой жизни. Мне лишь показалось, что я готова встретиться с реальностью. Но, судя по всему, это стало невозможным. Это никогда не станет возможным. Я не смогу унять эту жгучую внутреннюю лихорадку, эту вопящую боль!
И что мне делать?
Что со мной?

Вспомнился отчаянно-припадочный образ героя Достоевского, гонимый несносным пожаром в голове, тупиковым чувством обездоленности и безысходности. Вот к чему я пришла в итоге. Вот что движет сумасшествием...

Визг тормозов неожиданно прорезал слух, оглушил и парализовал сознание.
Тело мое наполнилось сначала неимоверной тяжестью, а затем приятной успокаивающей невесомостью. Весь мир вокруг в мгновение померк и благополучно скрылся в темноте…





Читать дальше (Глава 17) : [url=http://www.proza.ru/2012/09/09/1376]