Поделился

Однажды зимой Михаил собрался на охоту.  Он к тому времени здоровым мужиком стал – кряжистым, что дуб реликтовый – ветром не сдунешь. Идёт по тайге, а тайга, будто вымерла. Ни заяц не пробежит, ни мышка, не то, что кабанчик. Зато Амба где-то кружит, тигр, значит. Следы видны и тихо как во гробе – верный признак.

Вдруг, глядь, лежит чушка на снегу, тигром задавленная. Амба трапезничал уже, да отошёл, учуяв человека. Человек дымом пахнет, порохом, да железом. Не любит Амба человека. Страшновато Михаилу не к своей добыче подходить, да мяса уж больно хочется – не с пустыми же руками домой возвращаться, к жене и ребёнку. Чем их кормить?

Выхватил он нож, и давай остаток чушки разделывать. А она, как назло, не режется. Нож то ли в кость упёрся, то ли в хрящ. И тут слышит Мишка, из-за кустов Амба рычит. Страшно Михаилу. Пальнул он в ту сторону, откуда рык раздаётся, но тигр, известно, единственный зверь, что на выстрел идёт. Переметнулся только за другой куст – с другой стороны стал от добычи.

А Мишка сам добычей стать не хочет. Перезарядил он ружьё, да так заряженным и воткнул в снег – с той стороны, откуда слышал ворчание. Сам же мясо режет, не останавливается. Отрезал шматок килограмм в двадцать, спрятал в рюкзак, и пальнув ещё раз, сделал ноги. Поделился, в общем, с Амбой. Точнее, Амба с Мишкой – по старой памяти.

Тигр разгневанный вернулся к обеду, а Михаил домой, домой, скорей, через сопочки. Дома жена с дочкой и верный Греюшка. Захворал он сегодня, и хорошо, что захворал. Амба-то, говорят, собак из под рук выхватывает. Не сдобровать бы Греюшке. Может, потому и захворал.  Шибко умный пёс стал. Золотой пёс.

(9.9.12)