Глава 41 романа Преуспеть на Тверской Вл. Лазаря

/ с разрешения автора/



— Счастливый он. Отдал концы в объятиях девчонки.
— Пинегину всегда везло.
— Рогожин по характеру сквалыга из сквалыг. Но в этот раз не поскупился. Безутешная вдова нисколько не потратилась.
— Еще бы… — усмехнулся Князев.
— Бедолагу отпевали в церкви на Варварке. Он был примерным прихожанином. Подавал убогим. Причащался. Но это не спасло его. После пышной панихиды процессия двинулась в Хамовники. На Новодевичьем у них фамильная гробница. Последние сто метров гроб с покойным несли как полагается — шестериком. Рогожин сказал прочувственную речь. Точно не помню, что он говорил, но смысл такой: «Спи вечным сном, наш благодетель. Скорбим мы по тебе, печалимся». Виктория всплакнула. Сослуживцы просто поднесли платки. Охрана пальнула из волын для усиления момента — и ящик опустили. — Дьяков сделал паузу. — Филеры шастали в гражданском… Зеваки подошли. На поминальной тризне была тьма народа — клиенты из Сибири, мелкие политики, финансисты из «Главбанка». Речи были куцые, фальшивые. Те, что пресмыкались и клялись в любви, когда он был ферзем, как заводные попугаи, бубнили в основном про землю, которая послужит пухом. В общем, впечатление не из приятных. Братва своих солдат хоронит с большей помпой.
— Некстати эта смерть. Она ломает наши планы.
        — Зато теперь никто не дышит мне в затылок. Он бы всех настраивал против меня. Мутил бы воду со своими десятью процентами.
  Князев взял из бара бутылку «Гран Шато». Налил себе и Дьякову.
        — Пинегин выбыл из игры. Но узел всех проблем — Рогожин. Хотя и подставной, но он хозяин банка. И сейчас, когда менты копают по Пинегину, убрать его труднее. Но и тянуть нельзя — если мы этого не сделаем, активы «Доминанта» уплывут на острова. Там мы не найдем концов. Ты уже поднаторел в цифири. Спокойно можешь заменить его. Значит, баста — «мажем лоб зеленкой». — Князев стукнул по столешнице.
  Размышляя над его словами, Дьяков выдавливал бокалом узоры на салфетке. Судя по тому, какие цифры и названия мелькали в распечатках, Князев предлагал разумное решение. Но два убийства в одной фирме… Ищейки будут лезть из кожи вон.
         — Не будем торопиться с этим, — сказал он, покрутив бокал. — Может, эту грязную работу сделают другие. Для партнеров из Сибири, он как чирей на заднице. Зная, что он наш ставленник, его мигом спровадят на тот свет. Закажут местным киллерам, или подошлют своих. Пинегин честно вел дела. И тем не менее — его убрали. Не простили слабости.
  Шеф выпил вина и закурил, пуская дым колечками.
       — На дела он не влиял в той мере, чтобы его заказывать. Я думаю, Пинегина убили по другим мотивам. Может быть, кому-то крепко насолил, и его возненавидели до глубины души. Или не вернул кредит, как обещал. Роковую роль могла сыграть месть обманутой супруги. Да мало ли чего… Подлые хмыри могут кокнуть лишь за то, что плюнул на ботинок. Но вероятнее всего, какой-то шелудивый пес спасал себя. Какая обстановка была в банке, когда Пинегина сместили?
       — Когда он получил под зад коленом, Борзых сократил охрану на Кутузовском проспекте. К своей подружке Пинегин курсировал как частное лицо. Телохранители дежурили в Петрово-Дальнем, где проживает законная супруга, и оставались с ним в те дни, когда он ночевал на Маросейке. Формально Борзых прав: выставлять охрану в трех местах — неслыханная роскошь. И не по должности, поскольку тот слетел с поста. Но в действиях этого прохвоста мог быть обратный смысл — злой умысел. Роман с моделью был в разгаре. По средам, освободясь от дел, Пинегин мчался к своей пассии. Борзых с Рогожиным отлично знали, где он коротает вечера. Так или иначе, но они причастны к этому. До меня им не добраться — слишком большой риск, а грохнуть шефа, чтобы тот не отомстил за унижение — самое оно. Был и другой мотив: любовь к Виктории. Но вряд ли перевесил он. Рогожин — расчетливый стервец. Возможно, это сделано, чтобы нагнать страху на главного хозяина. С потерей акций сибирского концерна Горский не смирился.
      — Мы не знаем, кого завтра возьмут на мушку. — Князев долгим взглядом посмотрел на Дьякова. — Упреждающий удар остудит голову Борзых.
  Дьяков сдвинул брови:
      — Убрать Рогожина нетрудно. Парни, которых мы заслали, прижились среди охраны банка как свои. Они неплохо умеют обращаться со взрывчаткой.
      — Взрывать нужно не в банке. Бомба должна сработать по дороге в Жуковку. Когда он выедет из городской черты. Тогда никто не сможет доказать, что он не делал остановок. Расследуя убийство, менты с Петровки будут крутить тебя по всей программе.
      — Два убийства за один месяц — это перебор, — возражал помощник. — Надо подождать, пока уляжется шумиха с первым.
      — Тянуть нет смысла, — твердо сказал Князев. — Тандем Рогожина и Борзых становится опасным. Ты здорово рискуешь. Вспомни уличные драки. Побеждает тот, кто начинает первым. Сам не отдавай приказ — поручи это Подкидышу. Чем больше звеньев, тем ниже вероятность, что стрелки укажут на тебя. Подкидыш с Донором были закадычными друзьями. Мы не знаем, что у парня на уме. Поэтому, все мокрые дела старайся поручать ему. Если он надумает переметнуться, мы живо натаскаем «голубей» из шляпы. Кислый спит и видит, как обе группировки сливаются в одну. — Князев сжал кулак. — Тоже мне… Тамерлан из Зюзино. Наместник всей Ордынки…
      — Донору он посулил «Экватор». За меньшую цену тот не предал бы. Подкидыш знал об этом. Но выжидал, боясь за собственную шкуру. Чтобы у него не появлялись мысли об измене, держи его в ежовых рукавицах.
       — Если бы Кислому удалось закрепиться на правой стороне Варшавского шоссе и подчинить Ордынку, он обоих перебежчиков пустил бы на котлеты. Подкидыш не понимает этого. Или не желает понимать. Он до сих пор надеется, что ему обломится «Зеленый холм», если сдаст друзей. Гнилой он весь… — Князев сделал резкий жест. — Да и Рудой не лучше. Втихаря стал воровать — скрывает, сколько выжал из хозяйчиков в Казачьем. Сегодня разговор будет серьезным. Оба должны быть здесь с минуты на минуту. Стас их запустит к нам по одному. Включай видеокамеры! — Сашка повернулся в кресле.
  Дьяков быстро нажал кнопку, и экраны мониторов засветились.

                * * *

  В главном зале давали вечернюю программу. Девушки на сцене исполняли зажигательный «трамвайчик». Передние ряды были в оцепенении. Повязки из светящейся травы, по сути дела, ничего не прикрывали. Когда шеренга развернулась и пошла на зрителей, мужчины за столами встрепенулись. У самых падких стали выскальзывать из рук бокалы. Как и в другие дни, пик напряжения пришелся на то время, когда Анастасия с Василисой изображали «пробуксовку».
  «Все в порядке, — улыбнулся Князев. — Публика забыла про еду».
  Верхушка «южных» расположилась за приставным столом возле эстрады. Но бригадиры были не одни.
  — Смотри! — напрягся Дьяков. — Наши парни кого-то закадрили. Телка в кожаном прикиде здорово напоминает Пустышку из Чертаново.
  — Она самая, — вглядевшись, сказал Сашка. — А рядом сидит Танька. Гнать их нужно. Стоит появиться этой парочке — и начинается сумятица, раздор. Хватит с нас того, что они «мутили воду» на Каховке.
  — Неудобно как-то, — отозвался Дьяков. — Пусть посидят: публику они не напрягают. Терпимые наряды… и физии накрашены не густо. Вполне приличные девчонки с виду. На Сумской они носили майки с Куртом Кобейном во всю грудь, да обтерханные джинсы.
  Князев улыбнулся:
  — Тогда это считалось круто. На то время они были украшением компании. Более красивых и покладистых девчонок не было в Чертаново. Боксировать, таскать железки — от этого с ума можно сойти. Когда они ныряли к нам в подвал, начиналась веселая пирушка.
  — Ты игнорировал обеих, — вспомнил Дьяков, — а я бы каждую употребил, но на меня они не западали. А жаль…
  — Ты их пугал своей ученостью. — Сашка рассмеялся. — Сказал бы мне, что невтерпеж, я бы заставил стаю поделиться.
  Дьяков оторвался от экранов:
  — Может, оно и к лучшему, что мы не распылялись. В тебя влюбилась Злата Удальцова. А у меня есть Глория… Шебутные девочки с окраин кончают на помойке.
  — Ты к ним несправедлив. Злишься, что не трахнул их, когда учился в школе. По меркам нашего квартала, девчонки преуспели. Пустышка на «сафари» возглавляет список. А Танька, будь она неладна, поставила на уши все мужское население Москвы.
  — Анжела недовольна ею. Говорит, что здорово сдала, пребывая в постоянном стрессе. Никогда бы не поверил, что она снималась в «Белой лилии», если бы не знал ее по Сумской.
  — «Лилию» стоит посмотреть. А в других картинах с ней много безобразия… Но в целом, Танька молодец — расширила границы жанра.
  — Кажется, они взялись за старое, — заметил Дьяков, повернувшись к мониторам. — Добром это не кончится. Парни подерутся из-за них.
  Жеманясь, Шоколадка сидела на коленях у Подкидыша, а Рудой подлаживался к Зойке, игриво двигавшей плечами, когда он наклонялся и шептал ей комплименты.
  Перед компанией, сидевшей у эстрады, неожиданно возник Сердитый Стас. Глубокая складка меж бровей и плотно сомкнутые губы  свидетельствовали о том, что он не в духе.
  — Леха, дуй наверх, — бросил он, нахмурясь. — Шеф не будет ждать. Тебе назначено на девять.
  Подкидыш похлопал Таньку по филейной части и пересадил ее на стул.
  — Вот так всегда. Только что-то намечается — и бац, шагай с докладом. — Он быстро встал. — Тань, не уходи. Я долго там не задержусь. Кутнем с тобой в «Макс-клубе». Давненько мы не отрывались, — добавил он, смеясь.
  — Дай мне ключи, — сказала Танька. — Я подожду тебя в машине.
  Посовещавшись, Стас с Подкидышем ушли.
  Танька закурила сигарету и уставилась на сцену, где лихо исполнялось болеро. Боковым зрением она следила за подругой. Умело подводя к развязке, Зойка продолжала флиртовать с Рудым. Прищурившись, облизывала губы, низко наклонялась над столом, чтобы он мог заглянуть за вырез, раз за разом перекидывала ногу на ногу. В ее голосе был мед и сахар.
  — Помнишь, как мы ходили в «Олимпийский»?
  — На «Депеш мод»?
  — Ну да. И на «Ю-Ту», на «Продиджей», когда они играли на Манежной, — верещала она, хлопая ресницами. — Чтобы лучше видеть их, я взобралась к тебе на плечи.
  — Да-да. Было времечко, — вздохнул Рудой. — Ты чуть меня не задавила на концерте.
  Пустышка откинулась на спинку кресла и громко рассмеялась:
  — Я поймала кайф, гарцуя на тебе. Сам понимаешь… Музон что надо. Толпа ревет. Заводишься с полуоборота.
  — А после, когда возились в тачке? — улыбаясь, уточнил Рудой.
  — Классно было, — подтвердила Зойка. — Настоящий фейерверк!
  Прильнув, Рудой погладил ей бедро.
  — Может, сбегаем в гримерку, пока девчонки делают отмашку? Пообжимаемся слегка. Или еще чего придумаем…
  — Давай! — В глазах у Зойки, заплясали чертики.
  Старые друзья как по команде встали.
  — Погоди! Отгонишь мой рыдван. — Танька подала ключи. — Когда вернется Леха, мы немного прошвырнемся. Время еще детское.
  Зойка понимающе кивнула.
  Танька раздвинула портьеры и, пройдя мимо кулис, оказалась во внутреннем дворе. Шестисотый «мерседес», принадлежавший Князеву, стоял меж двух каштанов напротив ресторанной кухни. На выезде, справа от ворот, возвышалась небольшая будка. Двое охранников в пятнистых камуфляжах, расположившись за столом, играли в карты.
  Танька прокралась вдоль стены к машине. Присев на корточки, извлекла из сумки мину. Как же ей сделать это? Она вспомнила, что говорил ей Бивень. «Поскольку его возит Стас, то ставить нужно под правое сидение кабины. Основание само притянется — эта штучка на магнитах». Она просунула под кузов руку и через мгновение услышала щелчок. «Получилось!». Превозмогая нервический припадок, Танька попятилась к стене.

/ продолжение.../