Дуняша

                Светлой памяти матери посвящаю
1

        Дуняша  кубарем скатилась с обледенелого  крыльца. Была она в длинной вязаной юбке из грубой шерсти,  на  голове  некогда  пуховой, а  ныне облезлый и заштопанный платок, завязанный  узлом  на спине и в больших валенках.  В руках холщевая сумка с помятой замусоленной  тетрадкой  и  книжкой,  да куском  ржаного хлеба.  Морозный воздух  полыхнул  в  лицо, из глаз побежали слезы. Дуняша зашмыгала носом. Весь поселок лежал под снегом, сосны так и  трещали от мороза.
Вокруг никого. Идти одной в школу как-то не хотелось. Дуняша  принялась ждать Ленку Герасимову, с которой вместе учились и считались подругами. Чтобы согреться,  девочка принялась,  было подпрыгивать, но ничего не получилось: валенки были  тяжелые, неподъемные.
       Из-за поворота показался Мишка Тарелкин  в рыжей  меховой шапке, надвинутой  по самые глаза, в справном  овчинном полушубке,  валенках, не чета  Дуняшкиным.
Мишка с трудом  пробирался через сугробы. Девочку  он не заметил, поэтому,   когда услышал окрик  Дуняши  «Эй, Тарелка!»,  от неожиданности отпрянул в сторону,  затем рванул, было вперед, но не так-то легко вырваться из снежного плена,  повалился на бок.
Дуняшка  весело  засмеялась. Она озябла, и ей не хотелось  изводить Мишку.
- Вставай, вставай! Сейчас холодно, а ужо  после уроков держись! Ох и  поваляем  мы тебя  в сугробе.
Мишка  тяжело поднялся и поплелся в школу.
- А вот и я! - услышала Дуняша звонкий  Ленкин  голос. Смуглая и худенькая Ленка была антиподом белолицей пухленькой Дуняше.
- И отчего Дунька такая  ладная да справная? Живут бедно, сытости не знают,- сокрушалась мать Ленки, глядя на худущую фигуру дочери.- А мы тебя пичкаем, пичкаем  и все без толку.
-Видать не в коня корм, -  язвительно замечал свекор.
После школы девчонки поджидали Мишку. Ленке уже надоело сидеть в засаде, хотелось домой, в  натопленную   избу, где вкусно   пахнет свежеиспеченным  хлебом. Но упрямая Дуняша  решила-таки  поколотить Тарелку.
  Из-за  огромной шапки обзор у Мишки был невелик, он и не заметил своих постоянных обидчиц,  спрятавшихся  за сугробом. Дуняша с криком «Тарелка, держись!» толкнула мальчишку в сугроб,  Ленка схватила  шапку и бросила в сторону. Шалуньи принялись забрасывать  Мишку снегом. Снег залепил глаза, попал в рот, нос, уши. От обиды он разревелся.
   Дергуновы  жили  на краю поселка в небольшом деревянном доме, когда-то  сколоченным молодым Василием и братом Михаилом.
Семья  ужинала. Трехлетняя  Маруся и  полуторагодовалая   Люба сидели на коленях у старших сестер, Нюры и Дуняши. Керосиновая лампа освещала   чашку с отварным картофелем, сваренным  «в мундире»,  квашеную   капусту, а  в миске поменьше – постное масло.
-  Проходи, Левонтий,  присаживайся. Угощайся,  чем Бог послал, - пригласил  гостя  глава семейства  Василий Иванович.
-   Благодарствую!- сухо и важно  произнес гость.
Отец вопросительно посмотрел на сыновей  Гришку и Ваньку, подозревая, что визит Левонтия  непременно  связан с их  мальчишеским озорством.
- Тут вот такое дело, - начал нежданный гость и закашлялся. Нюра подала гостю  алюминиевую кружку с морковным чаем. Чай пили  с сахаром вприкуску, возле каждого лежал небольшой кусочек сахара серого цвета.
 Дети, затаив дыхание, смотрели на Левонтия. Не так-то  часто в их дом заглядывали гости. Любили они, когда приезжала шумная тетка Зина, сестра отца, из Кунчерово,  полная веселая  женщина. Ее приезд всегда был праздником  для детей. Она  привозила с собой  запах яблок, меда, вкусное топленое масло и каравай белого пшеничного хлеба.
-Дуняшка твоя  лупцует  мово  мальца почем зря. Давяча опять  шапку скинула  да  в сугроб забросила. Озяб совсем малец! Да и шапка –то  чай  немалых  денег стоит. Не маленькая, чай, понимать должна, что творит.
 Дуняша густо покраснела и опустила голову.
-Ты чаво отца позоришь? Ужо смотри мне!  Не посмотрю, што деваха, отхожу ремнем!- строго сказал отец, когда за гостем захлопнулась дверь.
Братья Гришка и Ванька, облегченно вздохнув, встали из-за стола и направились  в сени.
- А вы куда?
- Тять, мы на улицу, можа до клуба прогуляемся.
 Нюра вытерла насухо стол и  через несколько минут уже крутилась перед крохотным зеркальцем, прихорашивая  свое симпатичное  личико. Она тоже торопилась в клуб - комсомольская ячейка решила, поставить  пьесу к ноябрьским праздникам. И как раз  сегодня новый завклуб должен  распределять роли.
 Нюра  работала  телефонисткой  на фабрике, была в курсе всех фабричных дел и считала себя важной  и нужной персоной. Комсомольская работа ей нравилась, нравилось быть на виду  да   вдобавок  увлекалась спектаклями. Этому способствовал молодой культ массовик, а по совместительству  зав клуб из Кузнецка.
- Заневестилась, заегозилась! -  Василий Иванович затянулся крепким табачным дымом. - Вот и выросла.
  С каждой зарплаты Нюра   «справляла»  себе что-нибудь новое: платье, косынку, юбку.  Дуняша  тайно  завидовала сестре.
-Ну,  все разбежались, - недовольно ворчал отец.- А ты, Дуняша, останься дома. Что-то нехорошо мне, - тихо попросил он.

2
Главу семейства Василия Ивановича Дергунова  верхозимцы знали, как  серьезного и немногословного  человека, человека нелегкой судьбы:  воевал в первую мировую,  три года  был в плену, уже никто и не ждал его, даже Прасковьюшка.
Вернулся он ранней весной, как снег на голову. О своем приезде сообщил  только брату Михаилу.  Тот встретил его в Кузнецке на своей хорошо смазанной  телеге, усадил на душистое  сено и прикрыл овчинным полушубком.  Собрался везти к себе, уговаривал брата:
-И баня натоплена, и стол накрыт!
-Да ты что! Домой, к детям, к Прасковьюшке.
-Успеется! Банька славная, венички березовые приготовлены. Сколь годков почитай  не мылся, не парился! Нет, брат, ко мне!
-Бог с тобой, уговорил! Ну,  хоть на минуточку домой заскочим, гляну на своих галчат!
- Ну, смотри, как знаешь! - тихо проговорил Михаил. - Чтоб потом не пожалел - едва слышно проговорил он.
 К избе с шумом  подлетела телега. В сенях послышался стук сапог. Широко распахнулась дверь, и в избу вместе с морозным облаком влетел Василий.
 Возле печи  дети  играли с котенком. Прасковья сидела у люльки и укачивала младенца.
Тишина. Оцепенение. И вдруг крики детей: «Тятенька! Тятенька приехал!»
У Василия потемнело в глазах. «Едем!»- бросил он брату и выскочил из избы.
Прошло несколько минут. Прасковья очнулась как ото сна. Что это было? Видение?
- Кто это был, Нюра?
- Кажись, тятя. Только жуть бородатый!
За весь  оставшийся путь Василий не проронил  ни слова. Михаил  яростно размахивая вожжами, беспричинно хлестал лошадей.
- Будя – то, полегче! Чай, скотина не виноватая ,-  хмуро процедил Василий.
Баня действительно была славной. От пара разомлели все косточки, березовый дух прочищал закопченные суррогатной  махрой легкие. Василий с  остервенением  хлестал  себя березовым веником.
После третьего стакана самогонки  его прорвало:
-Как она могла, с кем ….?- А я по ночам не спал, все представлял нашу встречу. Выжил лишь потому, что о ней думал, о детях своих. Рвался к ним всей душой
Михаил долго молчал, давая брату высказаться. А у того рвались и рвались злые слова от обиды и горечи.
- Чаво молчишь? Аль не прав я? Фронт, плен, вши,голод! Ужо и не чаял, что выживу.   А  тут такой фортель учудила ссс…, -  заскрипел зубами Василий. – Как жить теперь, как людям в глаза смотреть?
- А ты подумай, обмозгуй. Никто тебя  не торопит. Поживи пока у меня, сходим на охоту. Съездим в Кунчерово,  там тебе завсегда рады, ну а там и  ..домой, к детям, к Прасковье.
Василий сверкнул глазами: «Защитничек!»
Брат выждал паузу и продолжил: « Прежде чем судить подумай, как она одна с малыми детьми осталась – маялась.  Фабрика  не  работала. Яичко на пятерых делила. Нанялась в работницы к местному богачу, вот он, гад, и воспользовался. Она и руки на себя наложить хотела, От тебя ведь вестей,почитай  несколько лет не было! Тебя ужо и ждать- то  не ждали!



3
Василий овдовел рано, причем дважды и теперь воспитывал семерых детей. Держал  их в строгости,  как ему казалось, однако односельчане жаловались иногда на Ваньку с Гришкой, но чтобы девка  дралась… Вот бедовая!
 А мать была  скромной  работящей  девушкой.  Один недостаток -  из бедной семьи. Василию сватали Коршунову Ульяну. Хозяйство Коршуновых крепчало год от года. Вот и хотели состоятельные  Дергуновы, которым мельница приносила неплохой  доход, породниться с Коршуновыми. Но белокурая  Прасковьюшка  занозой сидела в сердце молодца. Так без родительского благословения, после венчания в церкви и скромной свадебки, стали молодые жить вместе. И только старший брат  Михаил изредка помогал молодым - где мешок муки подкинет, где с дровами подсобит.  Делал он это все тайно, дабы не навлечь гнев сестер Зинаиды и Клавдеи.
 В семье Дергуновых считалось, что каждый должен  рубить сук по себе.
Зинаида вышла замуж за богатого вдовца, дом - полная чаша, но деток  Бог не дал! Она с завистью смотрела на  Прасковью, которая  рожала  через каждые три  - четыре года.
 Клавдея жила с мужем в Ленинграде. Оба работали на  Кировском и растили двух дочек.
Дуняша сидела у стола, придвинув к себе лампу, вязала носок и что–то напевала.
-Певуньи, что одна, что другая, все в покойницу мать, - ворчал в усы  Василий Иванович, - да и белянки, походкой, взглядом напоминают  покойную Прасковью.


- Глянь,  Дуняша, Тарелка в курятник пошел. Поди,  за яйцами, у них ведь кур тыща.  Мать его возит яйца на базар в  Кузнецк и продает.
- Вчера вечером  отец Тарелки  приходил, - уныло сообщила  Дуняша, –  тяте жаловался.
- Чай, попало?
- Не очень. Тятя осерчал, конечно. Стыдно  было перед сестрой да братьями.
- Что-то долго  не кажет носа! Давай дверь палкой подопрем, чтоб он выйти оттуда не смог,- подзадоривала Ленка. - Или толкнуть его, когда с яйцами из курятника покажется? Вот хохоту будет!
-Только кто хохотать будет? Мы – то в клуб пойдем, в кино. Давай подопрем дверь, но не сильно, чтоб выйти  смог.
- А где билеты? У нас и контрамарки нет!
- Идем, чай не впервой!

Прошмыгнуть в кинозал, когда народ валил гурьбой, не  трудно.  Спрятавшись под скамейку, девчонки ждали начала сеанса. Когда начинался киножурнал, они выползали  из-под скамейки. Зрители лузгали семечки, курили и,  хотя контролер  призывала к культуре, после сеанса на полу оставались  горы шелухи и окурков. Зрители  вслух обсуждали действие на экране, высказывали мнение, переживали за героев.
-Смотри, смотри пошла! Ишет своего милого.
-Кто пошла?- спрашивает голос  из темноты.
-Газета пошла!
-Бабки, будя! Не Газета, а  Козетта. Сидите  дома на печи, не мешайте!
-Кто это?
- Да, Митяй губошлеп.
-А он про што?
-Што,што…Про фильму…
-Плачет девка! Аж жалость берет!
Контролер бегает по залу, тщетно пытаясь, установить тишину.
В середине сеанса внезапно включили в зале свет: крепкая рука контролера схватила девчонок и потащила к выходу. Из зала неслось
 – Соплячки, рано вам по кино шляться!
- А тебе, что  жалко. Пущай смотрят.
- Пусть дома грамоту учат.
Дома, лежа на печи, Дуняша рассматривала учебник, но учеба мало ее привлекала. Вот бы ткачихой стать! И одеваться,  как артистка.
В сенях послышалось топот и  пение - это пришла Нюра.  Раскрасневшаяся  и  румяная от мороза, подошла к галанке, чтобы погреть руки.
- Дунь, ты опять меня позорила? Думаешь приятно смотреть, как   тебя из зала за шиворот волокут? Что комсомольцы скажут?
-Я тоже в кино хочу.
- Подрасти надо.

4
- Каникулы начинаются. Чай отдохнем от уроков. Можно в лес  на лыжах, - предложила Ленка.
-Нет, мне подтянуться по письму и по арифметике нужно. Мария Васильевна и Иван Васильевич к себе давяча звали.
- Опять к себе домой?! И что ты там делаешь? – зависть прозвучала в словах Ленки.
- Немного позанимаемся, потом пьем чай с шанежками.  Иногда пою.  Просят: «Спой, да спой, Дуняша, «Ах вы сени, мои сени». Нравится им, как я пою! А мне что, трудно,  что ли!
Молодые учителя выделяли Дуняшу, эту озорную и смышленую девчушку. Понимали, что пропускает занятия  из-за бедности, отсутствия обуви
Жители поселка охотно  снабжали  молодых учителей продуктами: яйцами, молоком, свежим хлебушком, а те  охотно потчевали свою любимицу.


В больших валенках, закутанная в платок  с фанерным  чемоданом, перевязанным веревкой,   Дуняша стояла в здании  вокзала. Она испуганно  озиралась по сторонам, ее пугало огромное скопление народа,  толкали то справа, то слева. Люди с мешками, с чемоданами, с баулами  через плечо сновали взад и вперед. Вдруг  у стены Дуняша увидела такую же девчонку с таким же чемоданом, во все глаза смотрящую на Дуняшу.
-Тоже из деревни приехала,- подумала она. - И на меня все глядит. И  чем- то на меня смахивает.- Она сделала движение рукой, и девочка повторила его.
-Так это же я! - засмеялась Дуняша.- Это я в зеркале.
-Ну,  здравствуй, Дуняша! Узнала тебя! Очень уж ты на мать свою похожа! -Рядом стояли женщина  с мужчиной.  - Битый час тебя по вокзалу ищем! Давай знакомиться.  Я  тетка твоя, тетя Клава. Добро пожаловать в Ленинград!