У подножия тригонометрической вышки

После хорошего отдыха на второй день, после обеда, мы снялись и продвинулись ещё назад. Шли лесом, потом вышли на какую то большую поляну. Было уже темно. Здесь приказали остановиться.
Остановились, расположились. Нам сказали, что тут мы постоим основательно.
С дороги и от всех пережитых волнений я долго не мог заснуть, но когда уснул, то проснулся поздно. Когда проснулся и осмотрелся, мне сразу сделалось неловко.
Представьте большую поляну километра в два в длину и ширину, окружённую дремучим лесом. Недалеко от западной окраины поляны, на небольшой возвышенности, тригонометрическая вышка, а вокруг неё наша стоянка.
У меня, как у бывшего артиллериста, от такого пейзажа по коже мороз. Достаточно разведчику заметить и донести. Вышка имеется на каждой карте. Не спеша, прямо в штабе можно подготовить данные для стрельбы и обрушить весь огонь на нас. Только полной неграмотностью командиров можно было объяснить выбор этого места.
Правда, я слышал от людей, что наш командир батальона только тем и занимается, что формирует батальоны. Кажется, уже третий батальон привёз на фронт. Разобьют, он опять едет формировать следующий. Вообще, всё может быть!
На опушке леса появились немецкие разведчики. Я хотел предупредить командира батальона, но он где то далеко, в лесу, с батальоном, а здесь только наша рота. Я скомандовал всем зарыться поглубже в землю, и сам начал тоже окапываться. Вырыл почти в полный рост. Объяснил, почему так рою. Надо ожидать большого огня. Только глубокая траншея спасёт от поражения осколками.
Другие взвода не приняли должных мер, хотя я сказал командирам взводов, почему у меня такие подозрения. Мои ребята потрудились не плохо, особенно Бойко. Но вот певец, что постарше, Байбулатов, оставшись один, так как друга ранили, поленился и видимо вырыл мелкую лёжку.
Я жду. Скоро должны начать. Начался миномётный огонь. Большой, плотный, он шёл волной. Били из миномётов среднего калибра. Вот приближается завеса огня всё ближе и ближе. Прошла по нашим лежбищам, прошла за них метров за тридцать, и пошла в обратную сторону. И так утюжили несколько раз. Потом короткая передышка, и снова идёт волна. Мой взвод отсиживается. Прямых попаданий нет. Всё как будто бы благополучно, хуже в других взводах, где не учли такую ситуацию и не приняли во внимание наше предупреждение. Но вот слышу, кричит Байбулатов. Спешу к нему. Лёжка мелкая, пострадал от мины, осколком видимо перебило руку, повыше локтя.
-  Товарищ командир, - обратился он ко мне плачущим голосом, - я умираю или нет?
-  Зачем – говорю - тебе умирать. Тебя ранили. Придётся тебе в госпитале побыть, полечиться. А потом, пожалуй, тебя пошлют домой. Ты уже старый, без тебя немцев разобьём, а ты уж дома поработаешь.
- Спасибо, спасибо, товарищ командир, большое спасибо, - говорит он уже повеселевшим голосом.
Я сказал, чтобы его переправили в заросли кустов, отстоящих метров в ста за нами. Оттуда направляли раненых в санчасть полка.
Через короткие получасовые промежутки враги опять методично повторяли свои операции и снова замолкали. Рота несла потери. Тогда я пошёл искать командира роты. Он оказался метров за пятьсот позади тригонометрической вышки, в кустах, куда немцы не стреляли. Они утюжили участок примерно метров за тридцать впереди и метров за тридцать сзади вышки. Смотрю, в кустах сидят связные. Стрельба как раз прекратилась. Спрашиваю, где капитан?
- Там - показывают вниз.
Смотрю, ему разведчики и связные выкопали окоп, без лестницы и не вылезешь. Окоп подрыт вперёд, так что видны только ноги и зад бравого капитана. Я окликнул его. Он вылез из ниши и сел на дно окопа, нос, лоб его были в земле. В растерянном взгляде страх пережитого.
- Если рота будет оставаться на этом месте, - говорю я ему, - то от неё никого не останется. Вышка – это хороший ориентир для артиллерии. Сейчас и то большие потери, но они будут увеличиваться. Уже сейчас воронки местами слились в сплошную площадь. Надо выводить роту отсюда, подать её вправо или влево, но только не под этой вышкой, а то немцы с опушки леса наблюдают за нами, лупят во всю. А нам даже защищаться нечем, только винтовки и автоматы. Мы у них как на блюдечке.
- Хорошо, я сейчас пойду к командиру батальона. А ты остаёшься здесь за командира роты.
И он вместе со связным Выдрой быстро ушёл.
Я сказал командирам взводов о сложившейся ситуации. Сказал, чтобы проследили за бойцами, чтобы глубже закапывались и меньше бегали во время стрельбы. Меньше будет поражений.
Долго мне пришлось ждать. Наконец прибежал связной Выдра и передал приказание незаметно вывести роту дальше. Он будет проводником.
Я созвал командиров взводов, дав им задание незаметно по одному бойцу уходить с занимаемого рубежа и сосредотачиваться в дальних кустах в порядке взводных номеров. В последнюю очередь наш взвод.
Так и сделали. Тут послышалось, что где-то заиграла “катюша”, не особенно далеко. Это видимо повлияло на наших противников. Так как после этого они уже нас не тревожили.
Сосредоточившись в кустах, мы потом следом за своим проводником пошли на определённый нам участок. Шли густым лесом. И вот в лесу на высотке, недалеко от болота заняли свой участок. К нему мы пробирались лесом, это километров за пять-шесть от высотки с тригонометрической вышкой.
Здесь, оказывается, был расположен весь батальон. А потому мне просто было не ясно, по чьей инициативе наша рота заняла позиции у вышки, то ли по заданию командира батальона, толи по инициативе командира нашей роты. Этого можно было ожидать как от того, так и от другого. Хотя никакой необходимости занимать этот участок без каких либо действенных средств к его обороне у нас не было.
Я осмотрел выделенный нам участок. Он мне понравился. Тоже высотка, поросшая вековыми деревьями, возвышающаяся над простиравшим от неё болотом, недоступным для техники, особенно для танков.
Дав команду окопаться, я принялся сооружать и себе окоп подле огромного дерева. Начал рыть в полный профиль, с удовольствием отмечая, как хорошо действует моя “трофейная” немецкая пехотная кирко-лопата. Полотно лопаты у неё небольшое, даже чуть-чуть поменьше нашей отечественной лопаты. Но черенок длиннее и сделан из крепкого дерева, кажется из бука. Сталь на лопатке замечательная. Передвижкой кольца лопата превращается в кирку, а киркой можно действовать не только как киркой, но и как топором.
Я с удовольствием замечал, как этот инструмент без особых с моей стороны усилий вгрызается в землю, рушит твёрдые комья глины, перерубает за один взмах коренья толщиной в руку.
Поневоле приходится дать оценку, что фашистская Германия готовилась, и хорошо готовилась к этой войне, даже в условиях, когда после поражения в первой мировой войне ей запрещено это делать. И если бы не наш народ, Гитлер бы осуществил своё чёрное дело.
Изрядно устав после проделанной работы, я сел на кромку окопа, спустив в него ноги, и любуюсь местностью. Но тут раздался какой-то необъяснимо жуткий звук. Он не был громким, но в нём было что-то зловещее. И я увидел, что толстый корень дерева, который с одной стороны проходил по краю моего окопа как надёжная его защита, был пересечён, как топором, а на дне окопа валялся ещё горячий осколок какого-то снаряда или мины, возможно попавшей в крону дерева.
Я сделал небольшой подкоп, так как не хотелось менять своей позиции. Тем более, что на долгую стоянку я не рассчитывал. Как подтянутся отставшие от нас части, мы по полнимся запасами и снова погоним ненавистных пришельцев и их поганую свору, состоящую из всякого отребья, как просто разбойников и грабителей, так и изменников Родине, народу.
Даже в трудные годы начала войны я не сомневался в том, что победа будет за нами.