Глава 20

Вид кладбища всегда вызывает в душе смуту.
Каждый раз напоминает о том, что человеку, в сущности, ничто не принадлежит.
Карьерные баталии, семейные конфликты, жажда власти, материальные ценности – все обретает свою истинно-ничтожную форму пред неоспоримой реальностью: из праха пришедший в прах обратиться!
И лишь одно становится по-настоящему важно: что постигла твоя душа?

В большей степени они – кладбища – для того, наверное, и существуют, чтобы время от времени привносить ясность в человеческое сознание, напомнить о неизбежном, заставить задуматься о прожитых днях и о будущем. В такие моменты люди мысленно возвращаются к своему первоистоку, к внутреннему созерцанию, становятся тем, чем они есть в действительности.
Удивительные эмоции порой возможно прочесть на лицах тех, кто стоит у могилы: от самых светлых и раскаянных до самых лицемерных и бесчувственных…

У Ларисы Михайловной был отрешенный вид, воспалившиеся от слез глаза казались почти недвижимыми. Черное платье и платок придавали ее коже очень нездоровый земляной оттенок. Под локти ее поддерживали ученики из театра, женщина очень слабо держалась на ногах.
Лица молодых людей по-прежнему искажал отпечаток застывшего, почти панического испуга.
Задумчиво-усталый Борщев.
По-казенному беспристрастный Лихачев.
Я – бледная и практически такая же неприметная, как полупрозрачный дух, случайно затерявшийся среди надгробий.
Два заунывно отпевающих священника, преисполненных выражения религиозной благодати, да гроб, который уже закрывали крышкой.

Безотрадная картина…
Вот, пожалуй, и все.
Все, что осталось от прекрасной, налитой соком молодости девушки с необычным именем – Мира.
Ее могилу засыпали землей. А мне лишь осталось восслать мысленную благодарность своему отцу за своевременно подмешанный антидепрессант, действие которого все еще угадывалось в организме, пусть не так сильно замораживая ощущения, как хотелось бы, но все еще придерживая нервы в герметичном состоянии.

– Если бы это был фильм, то в этом самом месте зазвучала бы очень красивая душевная мелодия, от которой все переворачивается внутри и текут непримиримые слезы сочувствия!
Я увидела рядом с собою Лихачева. Судя по всему, его немало забавляла собственная острота.
– Если бы это был фильм, – заметила я холодно, – вас бы здесь не было.
Лейтенант намеревался добавить еще что-то из прежней серии, но в этот момент ко мне подошел Борщев.
– Пришла, – сказал он без ноты сомнения, будто по-другому и быть не могло. – Рад тебя видеть, хоть место не самое подходящее. Да и в отделении не весть что твориться.

– Черныш взбешен? Небось, кроет меня на чем свет стоит, – предположила я.
– Да не то чтоб очень, – поделился капитан, морща лоб. – Но указание дал строгое – никаких бесед с журналистами. Вот так! Газета, разумеется, обязана реабилитироваться. Черныш не позволит кому бы то ни было мешать его работе, – усмехнулся Алексей. – Я за малым уже убедил его, что вчерашняя пошлость – не твоих рук дело, что произошла банальная утечка информации…
– Леша, это лишнее, – успокоила я друга. – Тебе не обязательно меня выгораживать, я больше не имею отношения ни к газете, ни к криминальным новостям.
– Как так? – Лицо Борщева приобрело вид простодушного изумления, он уставился на меня, не зная, что сказать и только беспомощно хлопал глазами.
– Но ведь любая газета только и ждет, чтобы зацапать тебя, – вымолвил он, в конце концов.
– Никаких больше газет.
– За столько месяцев я привык к твоему обществу, – признался Леша. – Трудно представить, как может быть иначе…
– В таком маленьком городе мы, так или иначе, будем пересекаться, – добавила я с улыбкой, видя, что мое сообщение не на шутку его огорчило. – Скажи лучше, что ожидает Гришина, если это, конечно, не тайна. Его отпустят после того, как алиби подтвердилось?
– Шутишь? – вздохнул капитан. – После последней «криминальной хроники», его порвут прямо у стен милиции. Нет уж, пока посидит на госпайке. Это самое алиби – ничем не лучше нового обвинения. Но, как говорится, из двух зол – выбирай меньшее. Потому и пришлось ему разоблачить собственный притон. С виду – обычное придорожное кафе, а на деле – бордель. Так что, сама понимаешь. Ну да ладно, расхлебается как-нибудь. Мне вот другое покоя не дает: как это чертово фото попало в газету?
– Леша, я должна тебе кое в чем признаться, – сказала я, понизив голос, заметив, что лейтенант Лихачев все еще вертится около нас, как коршун и, без сомнения, слышит каждое слово.

Взяв капитана под локоть, я отвела его в сторону шагов на десять и тогда, посмотрев ему прямо в глаза, спросила:
– Помнишь, как в тот день, когда нашли тело Мирославы Липки, ты показывал мне снимки?
– Само собою…
– Вот тогда я и своронила один из них… Прости!
Глаза Борщева чуть не повыпрыгивали от удивления. Он скорее был склонен заподозрить меня в неадекватности, истерике, сумасшествии, чем в подобной выходке.
– Не спрашивай, зачем я это сделала. Но, клянусь, не ради статьи, и тем более, не ради газеты. В руки редактора снимок попал не намеренно. И ты здесь ни при чем…
Переборов, наконец, приступ шока, Борщев подумал с минуту и, наконец, заключил:
– Знаешь, Ань, я бы очень хотел, чтобы эта деталь осталась между нами, хорошо? – В том послышалась не так просьба, как требование. – А еще лучше – забудь! Договорились?
Я согласилась, почувствовав долгожданное облегчение, после чего Алексей стал подгонять своего напарника возвращаться в отделение, и нам пришлось попрощаться.

Меня окликнула Лариса Михайловна, смутив невольно тем, что не испытывала ко мне ни гнева, ни осуждения. Ведь я наверняка должна была являть собою, по ее соображению, человеконенавидящее  существо, нагло плюющее на все признаки чести и морали.
От нее исходил приторный аромат валерьянки, а голос звучал глухо, как будто на одной ноте.
– Злые убеждения не привели бы вас сюда, я знаю. Кирилл мне все объяснил про статью…
От этих слов во мне словно перестала сжиматься стальная пружина, стало легче дышать.

Под руку женщину держала Алиса и не отходила ни на шаг. С момента моего появления здесь, девушка не прекращала напряженно поглядывать в мою сторону, стараясь показать обжигающим взглядом, что я абсолютно лишняя в этой компании. Когда же я спросила, почему на похоронах нет Кирилла, она сделала резкое телодвижение, поддавшись немного вперед, словно стремясь отгородить от меня руководительницу, которая могла сболтнуть что-то лишнее. Так, во всяком случае, мне показалось, хотя не исключено, что это был обычный, плохо сдерживаемый порыв ярости, при котором девушке захотелось ударить меня, либо просто оттолкнуть, чтобы я не лезла не в свое дело.

Лариса Михайловна сокрушенно покачала головой.
– Не понимаю… Его никто не может найти, после того, как мы поговорили вчера. Мобильный не отвечает. Нам дали разрешение на похороны только сегодня с утра. Театр взял на себя все обязательства, все уже было готово… Хотя мы и понимали, мы все понимали, как он расстроится! – Красные глаза женщины наполнились слезами, но мне показалось – самой кровью.
Я пересилила всплывающую вспышку боли в душе, которая судорогой прошлась по сердцу.
– Вы не возражаете, если я поговорю с Алисой, – спросила я у женщины, нарочно проигнорировав при этом саму девушку.
Последняя позеленела, но открыв было рот для возражения, мгновенно запнулась, потому что Лариса Михайловна подтолкнула ее ко мне и ласково попросила:
– Да, Алиса, ты поговори, пожалуйста, а то я совсем устала и собеседник из меня никудышный…
Затем она неспешно побрела к микроавтобусу, у которого ее дожидались остальные ребята. Девушка осталась с показной неохотой, и, скрестив руки на груди, сразу дала понять, что настроена отнюдь не миролюбиво.

– Ты знаешь, где Кирилл? – спросила я.
– А тебе то что? Он не обязан здесь быть.
– Не обязан проститься с любимой девушкой? – удивилась я.
– Они простились, – выдавила она сквозь зубы, и, чтобы не осталось сомнений, уточнила: – Вот тогда и простились!
Невероятно, подумала я, неужели Алиса до сих пор ревнует парня к Мирославе, стоя прямо у ее могилы? От бешенства девушку трясло, как в ознобе.
– Когда – тогда?  – спросила я в недоумении.
– Когда ее убили! Кирилл был со мной – весь вечер и всю ночь. С того момента – я его девушка! Тебе теперь все понятно? Нам больше не о чем говорить.
Круто развернувшись, она почти бегом отправилась за руководительницей. Ребята остановили ее и о чем-то спросили, но ответив коротко и пренебрежительно, девушка юркнула в салон автобуса и больше не высовывалась оттуда. Молодые люди предложили мне поехать с ними в кафе, где они собирались по всем традициям помянуть свою подругу.
Но я сослалась на какую-то ерунду, якобы уже входившую в мои планы на остаток дня.
Ведь это правда – я лишняя в их компании.








Читать дальше (Глава 21) :[ulr=http://www.proza.ru/2012/09/10/778]