Не кричи на меня

    «Всё, что ты любишь, рано или поздно, обратится в прах», - именно с такой мыслью Льюис Конрой спустился по лестнице и смешался с толпой таких же потерянных, астеничных юнцов, отчаянно пытающихся веселиться уже третьи сутки подряд.
    Он аккуратно поставил фужер с недопитым вином на журнальный столик, и именно в этот момент его заметила какая-то девушка с жутко обесцвеченными волосами, поражающая своей болезненно-неестественной худобой.
    Она широко улыбнулась, и уже собралась было подойти, но Конрой неожиданно отвернулся и зашагал в противоположном направлении, сделав вид, что не заметил её.
    Её улыбка мгновенно потухла, но вскоре, видимо решив, что он действительно просто её не видел, девушка громко окликнула его по имени.
    Какое-то время Льюис прикидывал, надо ли ему притворяться ещё и глухим, но в итоге что-то всё-таки сподвигло его на ответный жест.
    Он помахал ей рукой и сдержанно улыбнулся, подходя ближе.
    - Привет, - сказал он, глядя на её ужасные, обесцвеченные волосы, - Что с тобой случилось?
    - О чём ты? – непонимающе и немного смущённо отозвалась она.
    - Твои волосы. Ты теперь блондинка.
    - Ах, это! – она неловко рассмеялась, сделав вид, что ничего особенного не произошло, и она не выглядит как дешёвая проститутка-анорексичка, - Пустяки. Решила немного сменить имидж. Ну а ты как поживаешь? Я вижу, у тебя цветущий вид.
    - О чём ты? – на этот раз искренне удивился он.
    Вблизи них какая-то парочка явно собиралась заняться сексом. Точнее, парень беспрестанно облизывал девушку и лапал за все места, а она как будто пыталась сопротивляться:
    - Нет, Клифф, пожалуйста, не надо… мы едва знакомы… я не могу так…
    Льюис и его знакомая обменялись стыдливыми смешками, глядя на них.
    - Клифф – просто посмешище, - заявила эта блондинка и уставилась на Льюиса так, как будто ожидала от него бурных оваций в благодарность за свою запредельную наблюдательность.
    Но юноша просто посмотрел ей в глаза, как бы пытаясь понять, - к чему она это сказала, и опустил взгляд.
    - Ты выглядишь великолепно, - сказала она, оглядывая его с ног до головы, - Просто как фотомодель.
    Сказав это, она нервно рассмеялась и начала бормотать невнятное:
    - Не знаю, зачем я тебе всё это говорю… наверное, я просто рада тебя видеть... и я удивлена…
    - Удивлена? – на лице Льюиса читалось лёгкое недоумение.
    - Мы очень давно не общались. Я думала, что ты уехал.
    - Куда?
    - В Лондон. Ты же собирался поехать в Лондон, после окончания школы.
    Сильвия. Он, наконец, вспомнил её имя. Сумасшедшая, которая приставала к нему с седьмого класса. Всюду совала свои любовные записки и постоянно подглядывала за ним, вместе с двумя своими, такими же шизанутыми, подружками.
    Несколько раз она пыталась заговорить с ним, но нормального диалога так и не вышло из-за того, что она едва не кончала от восторга при одном только его виде, а он в принципе не был заинтересован в знакомстве.
    - Я решил пойти на подготовительные курсы.
    - Хочешь поступить в университет?
    - Нет, - не сразу ответил он, - Не знаю. Я просто сейчас хожу на курсы. Может, мне удастся сдать тест. А может, нет.  Я пока думаю, знаешь… Прикидываю разные варианты.
    - Здорово, - она попыталась рассмеяться, и это вышло довольно естественно, - Ведь я тоже собираюсь в университет. Хочу изучать английскую литературу. А ты?
    - Я не собираюсь поступать в университет, - Льюис едва заметно улыбнулся, но эта улыбка говорила что-то вроде - «Делаю тебе последнее предупреждение», и все, кто хорошо его знал, прекрасно распознавали эту чрезмерно вежливую, и от этого жутковатую, улыбочку, - И я не собираюсь ничего изучать. И не планирую ехать в Лондон.
    - Неужели? – не унималась она, - Впрочем, это даже хорошо.
    - Что именно?
    - То, что ты никуда не едешь и остаёшься здесь. Значит, я смогу иногда тебя видеть, не так ли?
    - Не думаю, - Льюис сказал первое, что пришло ему в голову, - То есть, я не часто бываю на всяких больших вечеринках.
    - Очень жаль, - с неподдельной печалью в голосе отозвалась она.
    - Да, - молодой человек неопределённо мотнул головой, видимо, подразумевая вежливый жест, - Ты извини, мне надо идти.
    Не дав бедняжке опомниться, Льюис поспешил подняться на второй этаж. Только там он смог перевести дух.
    «Чёртова анорексичка», - думал он, привалившись к закрытой двери одной из комнат, - «Неужели ей не ясно, что пора бы оставить меня в покое?».
    В последнее время Льюиса не покидало странное ощущение. Как будто всё вокруг нереально. И как будто всё, что он делал, - было частью какого-то плана. То есть, не его плана. Он был лишь чьей-то марионеткой. Как будто вся его жизнь запрограммирована.
    Он часто смотрел на себя со стороны и казался себе очень жалким и слабым. Ему казалось, что он болен, и скоро умрёт или съедет с катушек – настолько странным казалось всё то, к чему он привык.
    Иногда он начинал плакать просто так, без причины, как сейчас.
    Что-то должно было произойти. Что-то плохое. Он чувствовал это, но не мог объяснить, почему это с ним происходит.
    Внезапно он ощутил резкий толчок в спину. Дверь, к которой он прислонился, открылась, и из неё выпали трое парней, укуренных в хлам или надышавшихся какой-то дряни. Льюис вошёл в комнату, в которой всё ещё витал едва различимый запах каннабиса, опустился на кровать и вытер глаза руками. Предметы в комнате перестали расплываться от слёз, и он заметил фотографии, развешанные по всей комнате. На одной из них был запечатлён он сам, рядом с красивым, светловолосым парнем с очень живым лицом.
    Это был Том, хозяин дома. Именно он устраивал эту вечеринку. Удивительно, что они с Льюисом почти не общались, но он повесил в комнате эту фотографию, где им обоим лет по четырнадцать – это был день Рождения Тома Ричардсона, самого популярного парня в школе, на который Льюис получил неожиданное приглашение. Тогда он не придал этому особого значения, но теперь его заинтересовала эта «случайность».
    Ему не хотелось спускаться вниз, тем более, что там его снова могла заметить Сильвия. Он едва прилёг на кровать, чтобы чуть-чуть передохнуть и спокойно подумать, как беспокойный сон тотчас поглотил его.
    Сказывались вторые сутки непрерывного бодрствования.
    Проснувшись, он с удивлением заметил, что за окнами абсолютно темно, и куда-то исчез весь шум. Как будто в уши вставили затычки.
    Он встал, вышел из комнаты, и спустился по лестнице на кухню. Жутко хотелось пить. Едва отворив дверцу холодильника, Льюис услышал:
    - Как поживаешь, Конрой? 
    Вздрогнув, он обернулся и увидел Тома. Тот был в голубой полосатой пижаме, с тлеющей сигаретой в руке.
    - Привет, Том, - немного рассеяно бросил Льюис, через плечо, доставая бутылку воды со вкусом лимона.
    - Потрошишь мой холодильник? – парень усмехнулся и подошёл ближе, - Ты у меня редкий гость, не так ли?
    Он сказал это с такой интонацией, что Льюису стало не по себе. В последнее время он вообще стал очень подозрительным, почти параноиком. Сам он связывал это с тем, что курил много травы, но едва ли это могло быть единственной причиной.
    - Я уже ухожу, - тихо ответил Льюис, крепко стискивая бутылку воды.
    - Неужели? Куда же ты пойдёшь в три часа ночи?
    На лице Тома читалось нескрываемое торжество. Что он ещё задумал, чёрт возьми?
    - Нет, Конрой. Оставайся до утра. Родители вернутся только днём, так что волноваться не о чем, - он затянулся сигаретой и кольцами выпустил дым.
    Льюис открутил крышку и принялся жадно пить, пока не опустошил бутылку почти до половины.
    - Ты спал? – спросил он у Тома, постепенно осознавая, что приходит в себя.
    Видимо, восемь часов сна сделали своё дело. Это были восемь часов полноценного отдыха – без выпивки, наркотиков, секса, разрывающей барабанные перепонки музыки.
    Внезапно Льюис понял, что больше не чувствует себя таким напуганным и несчастным. Таким потерянным. Была лишь лёгкая сонливость и заторможенность. Как будто он, наконец, пробудился от долгого-предолгого сна, длящегося примерно пол вечности.
    - Собирался ложиться, - ответил Том и затушил сигарету в пепельнице.
    Они стояли друг напротив друга, не решаясь нарушить воцарившееся молчание. Тишину прерывал лишь умиротворяющий звук капель, постукивающих по стеклу.
    - На улице дождь, - сам не зная, к чему, сказал Льюис, не смея посмотреть в пронзительно внимательные глаза этого малознакомого ему парня. 
    Том подошёл ближе и странновато улыбнулся:
    - Для здешних мест, дождь – это не новость.
    - Да, - юноша постарался улыбнуться в ответ, но это скорее было похоже на гримасу испуга.
    - В чём дело? Ты какой-то бледный. С тобой всё в порядке?
    Его заботливый тон смутил Льюиса ещё больше. Он собрал всю волю в кулак, и выпалил:
    - Почему в твоей комнате висит та фотография?
    - Какая фотография? – Том сделал вид, что не понимает.
    - Забудь, - Льюис резко отвернулся и стал шарить по карманам в поисках сигарет.
    Том услужливо поднёс ему зажигалку, и Конрой с неохотой прикурил от его пламени.
    - Ты говоришь о том фото, где мы вместе?
    Льюис кивнул.
    - Тебя удивляет, что она висит в моей комнате? – произнеся это, Том подошёл ещё ближе и, выхватив у Льюиса сигарету, дважды затянулся, а затем вернул сигарету, как бы ненароком касаясь тонких, чуть дрожащих, пальцев юноши, - Пойдём в спальню. Я тебе объясню.   
    - Что? – Льюис не был в восторге от идеи, но безропотно повиновался, словно загипнотизированный Томом.
    Так они снова оказались в спальне, и взгляд Льюиса тут же нашёл фотографию, висящую на стене.
    На ней он выглядел совсем не так, как сейчас. Спортивный, румяный подросток, со слишком детским лицом для своего возраста. Тогда он усиленно занимался бегом и играл в футбол. С возрастом Льюис сильно вытянулся, похудел и черты его лица настолько заострились, что в нём было сложно узнать улыбающегося мальчишку с фотографии.
    Вообще, это была одна из немногих фотографий, на которых он улыбался. Его мать до сих пор не могла заставить его изображать хотя бы подобие улыбки на семейных фото, но он не видел в этом никакой необходимости.
    Как будто кому-то нужно это притворство. Ясно же, что ему не до веселья на всех этих глупых, шумных вечеринках, которые устраивают родители. В таких случаях, он обычно просто сидит в стороне, наблюдая за тем, как постепенно напиваются взрослые. Как они танцуют, смеются, пытаются вспомнить давно и безвозвратно ушедшую молодость.
    А потом какая-нибудь изрядно подвыпившая кошёлка обязательно обнаруживает его, скучающего в одиночестве, и пытается развеселить тем, что треплет за щёки и тычет в бока, пытаясь выклянчить приглашение на танец.
    - Господи, какой же ты красавец! – как сейчас слышал он восторженные вопли своей тёти Салли, - Наверняка, все девочки в школе в тебя влюблены?
    Но мысль о том, что это вполне может быть правдой, вовсе не добавляла Льюису оптимизма.
    - Или ты уже нашёл свою единственную? – она потрепала его по волосам, - Ну же, признайся хотя бы мне!
    Да уж, сказать что-то тёте Салли – значит сказать это всему миру. И Льюис прекрасно знал это.
    - Не хочешь со мной говорить? Ну почему ты всегда такой мрачный? Ты не в настроении?
    - Извините, - пробормотал он смущённо и опустил глаза. 
    - О, малыш, прекрати разговаривать со мной, как не родной, сколько раз я тебе говорила! А может быть, ты меня стесняешься – поэтому не хочешь со мной танцевать?
    - Нет, тётя Салли, я просто хочу побыть один.
    - И откуда в тебе эта страсть к одиночеству? Может, у тебя что-то случилось? Ты кажешься таким потерянным… Это из-за девочки?
    - Тётя Салли, мне только четырнадцать.
    - Ты что же, до сих пор не интересуешься девочками?
    - Я просто не придаю этому такого значения, - уклончиво ответил Льюис и стыдливо улыбнулся, вспомнив свой недавний первый сексуальный опыт. Такой неловкий и как будто противоестественный – настолько было тошно от притворства, ведь не было никаких чувств, - одно лишь желание поскорее распрощаться с тем, что называется «девственностью», и ощутимо принижает твой авторитет в глазах сверстников, да и тебя самого.
    - Но ты уверен, что у тебя всё хорошо?
    В таких случаях Льюис обычно просто пожимал плечами. Тоже самое он проделал и в этот раз.
    Нет, родители не оказывали на него такого давления. Они не лезли в его жизнь, не совали нос, куда не следует. В определённом смысле, они были идеальными родителями. Отца постоянно не было дома из-за работы, а мама никогда не докучала ненужными разговорами, и просто давала деньги на карманные расходы и готовила утром сэндвичи, чтобы Льюис мог позавтракать в школе.
    Нельзя было сказать, что Льюис рос заброшенным ребёнком. Просто он сам любил проводить бОльшую часть времени наедине с собой, и родители относились к этому с пониманием. 
    Кстати сказать, особенности характера вовсе не мешали Льюису быть весьма популярным в своей школе. У него было достаточно друзей, а к старшим классам появилось ещё и полно фанаток.
    Вероятно, в его пользу сыграли его спортивные заслуги вкупе со сногсшибательной внешностью, которая немного пугала самого Льюиса, поскольку делала его объектом всеобщего внимания, которое он, мягко говоря, не слишком-то любил.
    И вот, он сидит на кровати, в спальне Тома, не имея никакого понятия о том, чего от него хочет этот, ещё более известный и всеми любимый, парень – звезда баскетбола и душа любой компании. Может быть единственный, по кому девчонки сходили с ума ещё сильнее, чем по самому Льюису.
    - Скажи-ка мне, Конрой, ты за эти дни переспал с кем-нибудь? Удалось тебе кого-нибудь подцепить?
    Льюис явно был сбит с толку этим вопросом:
    - Ребекка Харрис.
    - Ты трахнул Ребекку Харрис?
    - Не совсем, - Льюис покраснел, - Она сделала мне минет. Не спрашивая, понимаешь? Вот так просто подошла, расстегнула молнию на моих джинсах и… отсосала.
    Том залился неудержимым хохотом, от чего Льюису стало немного легче, и он продолжил:
    - А потом, знаешь? Потом она зажевала жевачку и ушла, даже ничего не сказав. И не обернулась.
    - Зажевала жевачку? – у Тома уже скулы болели от смеха.
    - Терпеть не могу, когда они так делают.
    - Именно! – воскликнул он с такой интонацией, словно всю жизнь хотел об этом кому-нибудь поведать, но Льюис его опередил, - Но она сглотнула, когда ты кончил?
    - Эммм… Вообще-то она сплюнула в вазу с цветами.
    - Чёрт, вот сучка! Ненавижу таких! Это как плевок в душу, ты меня понимаешь?
    Льюис неуверенно кивнул. Вообще-то ему было совершенно всё равно – глотает девушка его сперму или нет.
    - Знаешь, я думаю, Ребекка была под кайфом, - сказал Том.
    - Там все были под кайфом, - равнодушно заметил Льюис, не понимая, как умудрился ввязаться в этот разговор.
    - Нет, я хочу сказать, что она РЕАЛЬНО была под кайфом.
    - Что это значит? Что ты имеешь в виду?
    - Ну… она могла принять всё, что угодно. Про неё многое говорят, - уклончиво ответил Том.
    - Кокаин?
    - Нет, спасибо, - машинально ответил Том, не сразу сообразив, что это не предложение, - Ааа… ну, я думаю… это вполне мог быть кокаин.
    - Ну, а ты? – спросил Льюис, чуть погодя.
    - Что – я?
    - Ты с кем-нибудь переспал?
    - Знаешь, Конрой, - медленно проговорил Том, внезапно становясь каким-то безучастным, - Мне уже так всё это осточертело. Я даже не могу вспомнить ни одной девушки, которую я ещё не поимел. Это так… скучно. Ты меня понимаешь?
    Льюис кивнул.
    - Ну, разумеется, ты меня понимаешь. Только ты и можешь меня в этом понять. Ведь, что ни говори, мы с тобой всегда были… соперниками, в определённом роде. Два самых крутых парня в школе, и эта фотография… на ней мы. Самые лучшие. Самые успешные. Самые красивые. Те, кого все хотят.
    Льюису казалось, что он говорит не о нём. Так странно всё это звучало из уст самого Тома Ричардсона.
    - Несмотря ни на что, я никогда не воспринимал тебя, как соперника. Возможно потому, что ты всегда мне нравился. Да, ты был действительно крутым. И в то же время… тебя как будто совершенно не волновала вся эта шумиха вокруг тебя. Ты был таким отрешённым, высокомерным… Ты был действительно выше. Выше всех них, выше всей этой мышиной возни и восторженных писков.
    - Восторженных – чего? – словно выныривая из забытья, переспросил Льюис.
    Том посмотрел на него, что-то прикинул в голове и усмехнулся:
    - Писков, чувак. Типа звук, который издаёт мышь. Я ведь не зря употребил именно это словосочетание – «мышиная возня»…
    Он говорил, объяснял, оправдывался, чему-то восхищался, а Льюис был как будто не здесь, не рядом с ним. Его поразил этот контраст – теперь Том вовсе не казался ему таким уж классным, тогда как раньше он считал его настоящей звездой.
    Томас Ричардсон. Красивый, физически крепкий парень. Настоящий лидер – всегда и во всём. Любимчик учителей, девчонок, а также тот, на кого равнялись все парни. А может – завидовали, или ненавидели его за то, что их подружки наверняка при первой же возможности променяли бы их на Него. Этого древнегреческого бога. Аполлона, мать его так.
    Теперь же Льюис видел вполне обычного, заурядного паренька – глуповатого и приземлённого, думающего только о собственном статусе и о том, кто в кого кончил.
    Нет, он сам определённо был гораздо многогранней Ричардсона. Но только вот осознание этого факта почему-то угнетало его. Хотелось, чтобы рядом был кто-то, с кем действительно интересно.
    Впрочем, был ли сам Льюис таким уж интересным? Возможно, он был неординарной личностью, но всё это было спрятано глубоко внутри. Внешне же – это был молчаливый, всегда немного подавленный, юноша с очень пронзительным и холодным взглядом серо-голубых глаз. И больше ничего. Красивая, безмолвная статуя.
    Именно так он думал о себе, пока неугомонный Том о чём-то увлечённо ему рассказывал.
    - В общем, на права он так и не сдал… а ты?
    - Что? – Льюис, наконец, вынырнул на поверхность.
    - Ты ведь старше, тебе уже есть семнадцать? Ты уже можешь водить?
    - Нет, я… я ещё не вожу.
    - Когда тебе исполнится семнадцать?
    - Мне уже исполнилось, но я ещё не сдавал экзамен.
    - Но ты… ты ведь собираешься? – Том посмотрел на него с таким подозрением, словно не водить машину – форменное преступление, и любой, кто добровольно отказывается от такой чести – тут же теряет всякое уважение великого и ужасного Томаса Ричардсона.
    Сказать по правде – Льюис вообще не планировал учиться водить, ни сейчас, ни через десять лет, но для чего-то ответил:
    - Да, разумеется. Думаю, в ближайший месяц.
    - Конечно же. Я просто пошутил. Ну, ты же не педик, чтоб не водить, - он нервно рассмеялся.
    Льюис так и не понял, с чего это Том решил, будто педики не водят машину, поэтому ничего не ответил.
    - Кстати… ты в курсе, что Джордан вроде как… гей?
    - Джордан?
    - Джордан Вуд. Который пел в хоре.
    - Мелкий Джордан?
    - Да, мелкий, точно. Именно. Откуда ты так хорошо всё помнишь?
    - Это все помнят. Его так называли.
    - Ну и что ты думаешь по этому поводу?
    - По какому?
    - Голубой чувак сидел за партой позади тебя в течение целого года! – воскликнул он.
    - Мы учились в разных классах, - возразил Льюис.
    - Я выражался не буквально, - немного обиженно отозвался Том, - Но вообще-то он однажды сидел позади меня…
    - Думаю, ты от этого не сильно пострадал, - Льюис начинал терять терпение.
    - То есть, ты не считаешь, что это… мерзко?
    - Быть геем?
    - Да.
    Льюис пожал плечами, а Том неожиданно произнёс:
    - Вообще-то я ничего не имею против таких, как Джордан.
    - Тогда зачем ты пытался над ним издеваться?
    - Просто… обычно все относятся к геям плохо. И я подумал, что ты тоже. А так, вообще…
    Льюис даже вздрогнул от неожиданного прикосновения к своей щеке – Том погладил его лицо так осторожно, словно боялся удара током.
    - Хочешь немного выпить?
    - Нет, спасибо, - ответил поражённый Льюис, - А ты пьян?
    - Наверное… наверное, до сих пор. Но я бы не прочь выпить ещё.
    - Может, покурим? – Льюис пошарил по карманам и достал пакетик с травой.
    Он аккуратно свернул косяк и облизал его перед тем, как поджечь.
    - Ну, давай, - Том был сбит с толку, потому что не знал, захочется ли ему продолжать то, что он только что начал, когда его накурит.
    А ведь он ждал этого так долго, несколько лет. Возможно, сначала он не осознавал до конца природу своего влечения к Льюису, но теперь… теперь всё стало предельно ясно. Конечно же, он не был гомосексуалистом. Просто Конрой был лучшим. ТОму Ричардсону всегда доставались лучшие девушки – самые красивые и сексуальные, так почему ему не должен достаться тот, о ком мечтала каждая из тех, кто мечтал о нём самом?
    Самый красивый парень в школе. К тому же, Льюис выглядел довольно женственно. По крайней мере, такими мыслями утешал себя Том.
    Когда настала очередь Тома затянуться, он неожиданно пасанул:
    - Нет, пожалуй. Я не буду.
    - Это хорошая дурь. Она не очень сильная, не бойся.
    - Я не боюсь, просто… я кое-что хотел сказать тебе. Это внезапно стало для меня очень важным. И я не знаю… я просто не знаю, решусь ли я потом…
    - О чём ты? – Конрой сделал уже три затяжки, и начинал чувствовать приход.
    Том смотрел на разомлевшего от кайфа Льюиса и думал о том, что теперь самое время перейти к решительным действиям.
    Он взял косяк и, сделав большую затяжку, обхватил руками голову Льюиса – он податливо накренился в ту сторону, в какую его потянул Том - и, прилипнув губами к его губам – выпустил дым ему в рот.
    Юноша жадно вдохнул и улыбнулся:
    - Я не могу расценить это, как поцелуй.
    - Поцелуй? – Том на мгновение напрягся, - Ты хочешь, чтобы я тебя поцеловал? По-настоящему?
    Льюис ничего не ответил, продолжая улыбаться, и тогда Том впился в его рот с такой силой, что, не будь Конрой таким накуренным, - наверняка инстинктивно оттолкнул бы его.
    Когда Том, наконец, насытился, Льюис без каких-либо эмоций отметил про себя, что все его губы в крови. На губах Тома тоже была кровь – может, Льюиса, а может его собственная.
    - Ты кусаешься, как собака, - с глупейшим видом сообщил Конрой, - То есть, как… я не это хотел сказать…
    - Всё нормально, - сбивчиво дыша от возбуждения, пробормотал юноша, - Называй меня, как хочешь.
    - Но это гей-сленг, ты знаешь? – Льюис расслабленно рассмеялся, - Но я не это имел в виду. Ты просто странный.
    - Я? Странный? – Ричардсон посмотрел на него несвойственным для него взглядом.
    За всю жизнь его впервые назвали этим словом. Раньше он сам называл так тех, кого откровенно не уважал – всяких чудиков и ботанов, или торчков, которые вечно витают в каком-то ином измерении. Но он… он не мог быть странным! Не имел права быть таким!
    - Я хочу сказать, что… какое всё вокруг! – на мгновение Льюис потерял мысль, засмотревшись на огромный аквариум, мерцающий в темноте, - Я тоже куплю себе рыбок. Что они думают, эти рыбки? Ты когда-нибудь смотрел на них… ТАК? Ты представляешь, каково это – жить всегда в воде? А без воды… без воды они задыхаются… Так и мне иногда кажется. Что я задыхаюсь в этом мире людей. Ты меня слушаешь? Я как бы… не из этой среды, ты понимаешь? Вроде как рыба, выброшенная на берег – судорожно ловлю ртом воздух…
    - Что ты имел в виду, когда сказал, что я странный? – не отставал Том, не обращая внимания на то, о чём он говорил.
    В конце концов, ну о чём таком важном может говорить этот обдолбанный кретин?
    - Я имел в виду… что ты не рыба, - неожиданно ответил Льюис и закрыл глаза.
    Так он и сидел – откинувшись на подушку и чуть приоткрыв рот. Чудовищно хотелось музыки. А ещё – приятное тепло, облепившее всё тело, очень уж яростно жгло его между ног. Так хотелось прикоснуться к себе, но он не решался сделать это в присутствии Тома.
    - У тебя есть Longpigs?
    - Нет.
    - А Suede или Pulp?
    - Нет.
    - А что у тебя есть?
    - Nirvana, Radiohead…
    - Давай Radiohead.
    - Сейчас, - Том долго рылся в ящике с дисками, но нашёл только заныканную упаковку презервативов, - Не могу найти. Там должны быть диски моей сестры, но, видимо, она их забрала с собой.
    - Куда?
    - Она уехала на курорт с родителями. И взяла диски. А у меня только рэпак и всё такое.
    - Твоя сестра… да… Наверное, она милая.
    - Нет. Она покрасилась в синий и проколола нос. Носовую перегородку. Ну типа, у неё теперь кольцо там, как у буйвола.
    - А она… она хорошо трахается?
    - Что? Чувак, какую ***ню ты городишь?! Она же моя сестра, откуда мне знать? – закричал Том, вне себя от ярости.
    - Ладно, - хихикнул Льюис, - Я просто хотел тебя подловить. Извини.
    - Подловить?! Да ты вообще в своём уме? Ты что, настолько укуренный?
    - Я не виноват, что ты не курил.
    - Да я… я тебя сейчас…
    - Извини, извини, пожалуйста, - быстро затараторил Льюис, - Я пошутил. Это тупая шутка, я знаю… но я не думал, что ты так отреагируешь. Ведь ты же сказал, что она противная…
    - Я не говорил, что она противная. Просто… я думаю, что это неправильно.
    - Что – неправильно?
    - Ну, ей только тринадцать. Какого *** она так себя ведёт? Я нашёл у неё сигареты недавно. Ей ещё рано курить, да к тому же она девчонка.
    - Так значит… ты такой заботливый братик, типа того? – продолжая глупо ухмыляться, спросил Льюис, - Это мило.
    - Ты надо мной смеёшься? – подозрительно прищурился Том.
    - Нет. Я ПРОСТО смеюсь.
    - Над чем?
    - Над всем.
    - Почему? – Том обескуражено опустился рядом с ним на кровать, - Неужели ты думаешь, что это смешно? Неужели тебе достаточно покурить марихуаны, чтобы ты стал… ТАКИМ?
    Том смотрел на Льюиса и думал, что больше никогда не сможет им восхищаться. Перед ним был совершенно невменяемый, обдолбанный сукин сын, который нёс всякую ересь и не мог дать разумный ответ ни на один вопрос. Безнравственный. Совершенно ни к чему не стремящийся. Сорвавшийся вниз и летящий в тёмную-тёмную, глубокую пропасть. Туда, где нет ничего. В пустоту. Да и в нём самом была лишь только эта пустота.
    Сам Ричардсон собирался поступать в университет, у него был аттестат с одними пятёрками и отличные рекомендации от всех учителей. В будущем он мечтал стать или профессиональным баскетболистом, или заняться чем-то, связанным с юриспруденцией. Он весьма отчётливо представлял себе свою взрослую жизнь – престижная работа, жена, двое детей, отличный дом, шикарный автомобиль…
    А кем был этот странник? Да-да, именно – странник. Льюис Конрой был заблудшей овцой, которая, к тому же, не желала признавать своей принадлежности к стаду. К этому огромному, человеческому стаду, в которой Льюис и правда был лишним – он был попросту ненужным элементом.
    - Какие у тебя планы на будущее, Конрой? Чего ты хочешь добиться в жизни?
    - О нет, Ричардсон, я не верю, что ты спрашиваешь меня об этом, - поморщился Льюис, чувствуя непреодолимое желание заткнуть ему рот, - Ты всего несколько минут назад целовал меня, и, наверное, мог пойти ещё дальше, а теперь вот, задаёшь мне эти сучьи, ****ые вопросы.
    - Почему это тебя так бесит?
    - А почему тебя бесит, когда я спрашиваю про интимную жизнь твоей сестры?
    - О боже, Конрой, ты что, совсем мудак? У тебя в голове одна лишь дурь, да?
    - Дурь, да, - с привычной уже, идиотской улыбочкой ответил Конрой, - Ещё ты мог бы сказать, что в моей голове дерьмо, и в данный момент это не было бы обидным замечанием.
    - Ты никогда не думал, что пора заканчивать валять дурака, и начать искать своё место в жизни?
    - Я – рыба, - равнодушно ответил Льюис, чувствуя, что к горлу подступает комок, - Я здесь задыхаюсь.
    - Ты от дыма задыхаешься, придурок, - резко осадил его Ричардсон.
    - Не кричи на меня.
    - Я сказал это тихо.
    - Всё равно. Не кричи на меня.
    - Идиот.
    - Заткнись! Не кричи на меня! – на этот раз Льюис повысил голос, в котором уже отчётливо слышались слёзы.
    - Я не кричу на тебя! – вышел из себя Том, - Не кричу на тебя, кретин! Да что с тобой такое?! Почему ты заладил эту ***ню – «Не кричи на меня!», блять? Я что, кричал на тебя? Нет! Я не кричал на тебя! Теперь ты меня вывел, и я на тебя кричу! Ты этого хотел, сраный педик?! Ты хотел, чтобы я начал кричать на тебя? Ну же, ну же! Скажи это ещё раз, сукин сын! Скажи – «Не кричи на меня»!
    - Заткнись! Не кричи на меня! Не кричи на меня! НЕ КРИЧИ НА МЕНЯ!!!
    Льюис разрыдался, уткнувшись лицом в подушку. Он не понимал, что только что произошло. Одно он знал точно – Льюис Конрой – ничтожество. Льюис Конрой – чужой на этой планете. Льюис Конрой – тот, кого не должно быть.
    Всю жизнь он не мог понять, от чего бежит. Почему не хочет танцевать со своей тётушкой Салли. Почему никогда не говорил своим родителям о том, что он их любит. И ненавидит вечеринки. Ненавидит людей. Ненавидит себя.
    Теперь он всё понял. Не все люди рождаются на свет. Не все должны рождаться. А он – он увидел этот мир по ошибке. Наверняка, в таких вещах природа иногда ошибается. Ну, по крайней мере, он точно не должен был появляться на свет в образе человека. Может быть, он должен был быть аквариумной рыбкой или растением. Растением… Кустом каннабиса. Тогда люди бы курили его, и он бы делал их хоть чуточку счастливее.
    Бредовые мысли. Должно быть, он действительно не в себе.
    - Конрой, - Том неуверенно тронул его за плечо, - Льюис… Ты что? Ты плачешь? Прости меня, Льюис…
    - Не кричи… на меня, - срывающимся полушёпотом ответил юноша.
    - Я за тебя беспокоюсь. Ты ведёшь себя… странно, - произнеся эти слова, Ричардсон испытал настоящее удовлетворение.
    - Положи меня в аквариум.   
    - Что? В аквариум? Ты с ума сошёл! Хватит ломать комедию.
    - Тогда я… сам…
    Льюис неторопливо встал, вытер слёзы и подошёл к аквариуму.
    - Что ты собираешься сделать? – встревожено спросил Том.
    Конрой уже навис над аквариумом, разглядывая рыбок сверху – они были разноцветными и такими яркими, что, казалось, внутри них горит свет. На самом деле свет горел внутри аквариума.
    - Отойди от моих рыб, - приказным тоном попросил Ричардсон, не двигаясь с места.
    В глубине души ему было интересно, что сделает этот сумасшедший укурок.
    Льюис набрал в лёгкие побольше воздуха и опустил голову в воду. Из носа пошли пузырьки, вода выплёскивалась на пол, но он не спешил «выныривать», пока кто-то одним сильным движением не схватил его за плечи и не вытащил его голову из воды.
    Отплёвываясь и откашливаясь, Льюис смотрел на ту панику, которая воцарилась в аквариуме, и ему было чудовищно стыдно.
    С его светло-каштановых волос ручьями стекала вода, но он не обращал на это внимание. Он шёл прочь из этой комнаты, прочь из этого дома, и от этого парня, который наверняка уберёт ту злосчастную фотографию со своей стены.
    «Чем ближе люди общаются – тем больше они отдаляются друг от друга» - подумал Льюис, словно во сне, идя по тёмной, длинной улице. Он ступал по мокрому асфальту, мокрой траве. Фонари освещали деревья, и они излучали почти мистический свет.
    Льюис пытался понять, он всё ещё под кайфом или уже нет, но, в сущности, это было не так уж важно. 
    Он, конечно, не знал, куда он идёт, и чем закончится его дорога. Но теперь ему было всё равно, и он мог перестать беспокоиться на этот счёт.
    Он просто шёл, курил сигарету и наслаждался долгожданной пустотой в голове.
    А потом начался дождь.
    Настоящий ливень, сметающий всё на своём пути и обламывающий ветви деревьев.
    Гигантская молния расколола небо пополам, и Льюис восхищённо уставился вверх, словно ожидая, что в небе вот-вот появится летающая тарелка, и заберёт его с собой, туда, откуда он родом.
    От мощного раската грома, у припаркованной возле обочины машины сработала сигнализация.
    И если бы в этот момент вы заглянули в комнату Тома – вы бы увидели, как он вдребезги разбивает свой аквариум огромной бейсбольной битой.




                11.07.2012.