На пороге ночи. Глава 1

Феата дышала цветами и зеленью, ещё покрытой крупной сверкающей росой.
Запахи моря и влажной земли, то сменяя друг друга, то смешиваясь, мягкими волнами пробегали по просыпающимся улицам, вокруг светлых домов, погружённых в утреннюю дрёму, взлетали вдоль высоких стен гостиниц и административных зданий, перекликались с ароматами садов, поднимающихся многоярусными террасами, взбирающихся по стенам, увитым зелёными цветущими плетями, и стремились добраться до парков, разбитых на крышах.
Но до крыш было слишком далеко, и лёгкий ветерок, смешавшийся с ароматами цветов, снова опускался вниз и бежал по улицам, стряхивая с листьев росу.

В столицу Галактического Союза пришло ещё одно утро — прекрасное и безоблачное. И совершенно неудивительно, что одна из лучших гостиниц Феаты, предназначенная для почётных гостей и делегаций, так и называлась — "Утро Феаты".

Сейчас она тоже просыпалась — сначала обслуживающие механизмы и роботы (они, разумеется, не спали, но какое-то время пребывали в вынужденном бездействии) потом обслуживающий персонал и, наконец, постояльцы, но, конечно, нередко находился кто-то, нарушавший заведённый порядок.
Впрочем, если он не беспокоил других постояльцев, то это оставалось исключительно его личным делом. Этой ночью двое гостей столицы почти не смыкали глаз. Может быть, их было и больше, но уж точно не меньше.

Первым был мужчина средних лет, крепкого телосложения, загорелый, с коротким ёжиком рано поседевших волос. Его звали Михал Стенли, но старые знакомые чаще называли его Командиром. Для него эта ночь стала временем воспоминаний.

Они упорно осаждали его долгие годы, а он с не меньшим упорством гнал их прочь. Это была долгая и изнурительная война, за временные победы в которой Михалу пришлось заплатить высокую цену. Воюя с собственной памятью, он оставил Кор — свою суровую снежную родину, планету, где был счастлив, и где потерял это счастье. Он стал наёмником, искал не то забвения, не то смерти, но смерть обычно бежит от тех, кто сам её ищет.

Прошли годы, и Михал Стенли превратился в Командира, совместив в одном слове и должность и имя, которым его отныне стали называть. Он никогда об этом не говорил, но, возможно, люди, ставшие его новой семьёй, почувствовали, что ему не нравится слышать собственное имя — оно было частью прошлого.

У Командира не было ничего, кроме службы. У Михала Стенли была семья — жена и сын. Сын погиб, жена ушла, ведь горе не всегда объединяет людей, бывает и наоборот.
Но однажды в его жизни появилась Мария, и заставила его понять, поверить, что он ещё не умер, ещё способен любить, что он ей нужен… Он поверил и полюбил или наоборот — сначала полюбил, а потом — поверил. И вдруг она исчезла, словно её и не было никогда, словно она ему приснилась.

Осталась только записка, в которой она просила, умоляла не искать её, а ещё — просила прощения; а ещё там было написано, что она его любит… Но кто бы объяснил ему, как это всё может быть — вместе! Если любит, то почему уходит? Почему?..

Может быть, он всё-таки чем-то обидел, сделал что-то не так. Может быть, она решила, что не хочет делить его сердце и память с болью потери, с воспоминаниями о прежней семье, прежней жизни?.. Может быть… Бесконечные "может быть", которые никто никогда не подтвердит и не опровергнет.

Он смирился с тем, что для этих вопросов никогда не отыщутся ответы. Не смирился только с тем, что придётся жить дальше. Но со временем ко всему привыкаешь, даже к жизни, даже к одиночеству, даже к ноющей пустоте в сердце.

Двадцать пять лет прошло, и он, как видно, ослабил бдительность. Жизнь снова поймала его в свою ловушку — она у неё всегда одна и та же: а к чему разнообразие, если срабатывает безотказно? Любовь, привязанность… Самое большое счастье и самая жгучая боль.

Того парня Командир подобрал на чёрном пепелище, оставшемся от погибшей колонии людей на Фрайме. На вид ему было лет двадцать пять и он ничего не помнил. "Повезло, — подумал Командир. — Когда такое за плечами, лучше всего — забыть…"

Командир сделал всё, что от него зависело, чтобы память к нему не вернулась — он-то знал, каким безжалостным палачом она может быть. Потом Михал много раз спрашивал себя, почему так прикипел сердцем к этому чужому человеку.
Потому что он напомнил ему самого себя? Потому что человек, лишённый памяти, абсолютно одинок? Потому что Рэй чем-то напомнил ему погибшего сына?

Но вопросы пришли гораздо позже, когда он уже не мог обманывать себя и вынужден был признаться, что Рэй бесконечно дорог ему, и не случайно он дал ему свою фамилию. Жизнь снова поймала его.

Пять лет Рэй Стенли служил под его началом, и за все эти пять лет, вероятно, не нашлось бы и дня, чтобы Михал не пожалел, что предложил ему поступить на службу. Пожалел — это, конечно, очень мягко сказано. Он казнил себя день за днём, и каждый раз, когда кто-то из его ребят погибал, кто-то — но не Рэй, он испытывал мгновенное чувство облегчения, за которое потом ненавидел себя.

Через пять лет Рэй пропал, и Михал точно знал, кто в этом виноват, но никто не знал, что пришлось ему пережить за те несколько месяцев. Потом пришло известие, что на одной из малоизвестных планет был обнаружен лагерь навров — этого бича Галактики. Там же находились пленники — люди, обращённые наврами в рабство. Пленников удалось благополучно освободить. Среди них числился и Рэй Стенли.

Получив это известие, Командир на целый час заперся в своём крохотном кабинете, а когда вышел, то выглядел, как всегда, и никто не мог бы сказать, что он там делал — плакал, смеялся, возносил благодарственные молитвы или предавался созерцанию видов Кора, которыми в его кабинете были покрыты все стены.

Дальнейшие события вновь свели их — Рэй снова вернулся в его жизнь и более того — перевернул её вверх дном вместе со странной девушкой по имени Лора, которая оказалась, ни много ни мало, первой представительницей возрождающейся расы живущих — одной из древнейших, а может, и самой древней в Галактике, но давно погибшей. А с виду и не скажешь…
Девушка как девушка, милая, симпатичная, но нельзя сказать, что она какая-то необыкновенная красавица, а между тем, есть в ней что-то… если взглянуть со вниманием, а уж если узнать получше…

Рэй, конечно, не мог в неё не влюбиться, Михал это сразу сообразил. А как она относится к Рэю, понял, хоть и не сразу, но тоже довольно быстро. Да… любовь — это прекрасно, но и… опасно. А что делать?
Не отказываться же от неё, если она пришла, ворвалась в жизнь нежданным чудом. Даже у него язык бы не повернулся им это присоветовать, если бы они спросили у него совета…

Но они, разумеется, не спрашивали. Когда человек счастлив, советы ему не нужны, а когда несчастен — они не помогают…
Сейчас они счастливы, наслаждаются покоем после всех волнений и опасностей, пережитых во время экспедиции на Фрайм, и не расстаются, кажется, ни на минуту.

А Михал… пожалуй, впервые за последние тридцать лет тоже почувствовал себя счастливым. Он понимал, что долго это не продлится, но пока продолжается расследование событий на Фрайме, он находится здесь, в номере, соседствующем с номером молодой пары, в гостинице "Утро Феаты", на вполне, так сказать, законных основаниях.
А потом… их дороги разойдутся; он, наверное, снова вернётся к службе, и не будут больше согревать его сердце их счастливые лица, сияющие глаза, радостные голоса… Даже нескольких минут рядом с ними ему хватает на целый день, который можно назвать счастливым.

Михал был доволен, что Высший Совет ведёт расследование неторопливо, обстоятельно: отчасти потому, что у него хватает и других дел, отчасти — потому что у следователей достаточно так же и чувства такта, чтобы дать им время отдохнуть, а в какой-то мере, разумеется, потому, что дело уж очень необычное и серьёзное.

Оно связано и с множеством других. Всплыла давняя история с гибелью Наври — родины навров. И Рэй, и Лора утверждают, что в этом замешаны неживущие; что эти чудовища, которых по виду не отличить от людей, не только стояли за всеми драматическими событиями на Фрайме, но и направляли все действия навров, неизменно оставаясь в тени.

Конечно, с одной стороны, это сильно смахивало на очередную параноидальную теорию заговора, а с другой — многое объясняло. Имелись и доказательства, подтверждения, хотя и косвенные, зато многочисленные. Во всяком случае, Высший Совет отнёсся к этому серьёзно и принял к сведению.

Строго говоря, расследование, конечно, могло бы обойтись и без него, но этот двухмесячный отпуск, лишь изредка прерываемый беседами, даже отдалённо не похожими на допросы — вроде награды для них троих.

Всё-таки они раскрыли дело о гибели колонии, которое не сумели осилить следователи, откомандированные Советом. А кроме того, отчасти благодаря их действиям, наконец-то вышли из комы оставшиеся в живых колонисты, с которыми около шести лет безуспешно бились лучшие врачи Галактического Союза.

Колонисты пришли в себя, а к Рэю вернулась память, но своего отца он вспомнить не мог, потому что никогда его не знал. Мать погибла, едва мальчику исполнился год, и вырастил его дед, чью фамилию и носил Рэй, пока амнезия не лишила его, в числе прочего, и её.

Ещё по дороге сюда, на Феату, Михал спросил его об этом, не расспрашивая больше ни о чём. Захотелось вдруг узнать, как его будут звать теперь, ведь фамилия Михала больше уже не нужна.

— Дилано, — коротко ответил Рэй.

А Михал ощутил, как перехватило дыхание, и сердце перекувырнулось в груди, но он быстро взял себя в руки.

Да, так звали Марию, она тоже была Дилано, и что? Фамилия не из самых редких.

Пролетели два прекрасных безоблачных месяца на Феате, вчера они все в последний раз посетили величественное здание Высшего Совета, потом, весёлые и беззаботные, вернулись в гостиницу, и Командир зашёл в номер Рэя и Лоры — они позвали его пообедать вместе.
Кажется, они уже посетили все кафе и рестораны Феаты и для разнообразия им захотелось пообедать в номере — посидеть вместе с ним. Милые добрые ребята… Он не сомневался, что без него им было бы лучше, но они стояли на своём.

Он вошёл в номер; все они смеялись, вспоминая сегодняшнюю проделку Кенура — этой своеобразной помеси волка с кошкой, которая досталась Лоре и Рэю, как напоминание о Фрайме.
Они смеялись, переговаривались, Кенур оживлённо помахивал толстым полосатым хвостом, и вдруг Михал замер на полуслове, на полушаге, будто увидел привидение прямо перед собой ясным солнечным днём.

Через всю комнату — просторную, наполненную светом, он сразу увидел её, сразу узнал.

Мария смотрела на него с фотопортрета — Мария Дилано — мать Рэя.

В полной тишине, медленно, Михал подошёл к портрету, долго смотрел на улыбающуюся женщину.

— Ты знал её? — тихо спросил Рэй, когда он наконец обернулся.

— Я любил её.

— Когда?.. Когда вы познакомились?

— Это было давно… Лет тридцать прошло, а может и больше…

— Тридцать лет назад она погибла… разбилась на машине… — запинаясь произнёс Рэй. — Как-то странно… это было похоже на самоубийство… но…

— Не может быть! — не выдержал Командир. — Мария не могла покончить с собой! Тем более, став матерью…

— Дед тоже так говорил. Он всегда был в этом уверен, и в то же время…

— Что?

— Мне всегда казалось, что он что-то скрывает от меня, чего-то недоговаривает. И ещё… я думаю, что он знал, кто мой отец, но мне он никогда об этом не говорил…

— Вот как?.. — глаза Михала расширились, он медленно опустился в кресло, стараясь унять внутреннюю дрожь, успокоить сердце, бьющееся о рёбра, как отчаявшийся узник о прутья тюремной решётки.
— А я подумал… — он закрыл глаза.

— Она вернулась с Кора. Дед не хотел говорить, но я узнал. Она прожила там около двух лет, а потом вернулась на Купаву, к отцу — моему деду, и сказала, что беременна и что больше никуда не поедет, — глухо проговорил Рэй.

— Не может быть… — прошептал Михал, — не может быть… Если бы я только знал… если бы мог хотя бы предположить…

— Ты не знал, что она ждёт ребёнка?

— Мне и в голову прийти не могло! Долгие годы меня мучил вопрос: почему она ушла, что я сделал не так? Почему она просила не искать её, забыть? Мария, Мария… Неужели я настолько опротивел тебе, что ты не хотела даже мимолётных встреч, и поэтому скрыла от меня сына?..

— Никогда не говори больше этого, Командир, — внезапно подала голос Лора.
— Не говори и не думай! — она подошла и бережно взяла изящную рамку в руки.
— Я никогда не знала эту женщину, но я уверена, что она не могла так поступить. У неё были причины. Очень веские причины. Она сделала это, потому что не могла поступить иначе, или, по крайней мере, была убеждена, что не может. Что-то произошло с ней… Что-то случилось — там, на Коре.

— Хранитель Пророчества на Фрайме сказал, что моя мать вошла куда-то, откуда никто не возвращался живым… — вспомнил Рэй.

— Должно быть, дело в этом, — согласилась Лора. — Она столкнулась с чем-то очень серьёзным и… опасным. Не исключено, что и смерть её как-то связана с этим. Как бы там ни было, она делала, что могла, чтобы уберечь тех, кто был ей дорог…

— Может быть, ещё можно что-то выяснить?.. — проговорил Рэй, хмуро глядя на портрет. — Если отправиться на Кор…

— Тридцать с лишним лет прошло, — тяжело уронил Командир. — Память стёрлась, следы затоптаны.

— Да и нужно ли? — спросила Лора с сомнением. — Кто знает, к чему это приведёт? Главное, что вы наконец нашли друг друга, а прошлое — не изменить и не вернуть. — Девушка улыбнулась.
— А я-то думала, что вы так сроднились за время совместной службы. Ведь чувствовала, что есть между вами родство — настоящее, глубинное. Но у людей всё так запутано… и родственники бывают друг другу хуже чужих, а чужие люди — роднее любых родных.

Стало тихо, но тишина эта была густой, казалось, что в ней можно услышать мысли, увидеть эмоции, то скачущие беспорядочным галопом, норовящие захлестнуть с головой, то вдруг застывающие на месте, будто налетевшие на нежданное препятствие, и растерянные.

Лора тихо выскользнула из комнаты; Кенур, удивлённо оглядываясь, пошёл за ней.

Продолжение: http://www.proza.ru/2012/09/11/1340