Ангел в террариуме

Если  вас  донимают  мухи,  можно  просто  взять  хлопушку,  и  прибить  их,  но  гораздо  хуже,  если  роль  мух  исполняет  человекообразные. 
Я  не  люблю  склоки,  но,  когда  тебе  постоянно  на  мозг  капают,  поневоле  можно  взорваться.  Тут  даже  самый  законченный  пофигист  не  выдержит. 
И  с  тех  пор,  как  я  согласилась  работать  ещё  в  одном  журнале  главным  редактором,  моя  спокойная  жизнь  закончилась. 
Южин  Модест  Львович,  генеральный  директор  глянца                « Планета  спорта »,  перед  самым  Новым  годом  сделал  мне  предложение,  стать  главным  редактором  в  его  журнале. 
Я  немного  разбираюсь  в  спорте,  иногда  смотрю  с  Максом,  это  мой  муж,  футбол,  и  я  согласилась. 
Но  не  согласились  сотрудники  журнала,  они  с  первого  дня  приняли  меня  в  штыки,  как  только  я  переступила  порог  издательства. 
В  тот  день  я  дико  волновалась,  переживала,  утром,  с  волнением  рассматривая  себя  в  зеркале,  думала,  а  достаточно  ли  строго  я  выгляжу? 
А  потом  резко  передумала  насчёт  строгости,  и  надела  бархатную  юбку  зелёного  цвета  с  золотой  вышивкой,
стильного,  летящего  фасона.  К  ней  ярко-жёлтый,  приталенный  жакет  с  чёрным  кружевом,  остроносые  шпильки  алого  цвета,  и  чёрное  пальто  с  опушкой. 
Выглядела  я  на  все  сто,  как  говорит  реклама,  и  закончила  свой  внешний  вид  элегантной  шляпкой,  клечатой,  в            чёрно-белый  тон,  но  на  моих  смоляных  кудрях  смотрящейся  великолепно. 
И  уверенным  шагом  я  вышла  из  лифта  в  холл  редакции. 
- Вы  к  кому? – тут  же  спросила  меня  хорошенькая  секретарша,  милая  блондинка  с  голубыми  глазами. 
- Мне  нужен  Модест  Львович,  скажите,  что  пришла  Эвива  Миленич. 
- Сейчас  я  доложу, - девушка  сняла  трубку,  назвала  моё  имя,  и  сладко  улыбнулась  мне, - он  вас  уже  ждёт, - и  она  подробно  объяснила,  как  найти  его  кабинет. 
Не  успела  я  отойти  от  стойки  секретарши,  и  тут  же  услышала  недовольный  голос  сзади. 
- Это  что  ещё  за  выдра? 
Я  всё-таки  не  выдержала,  и  обернулась. 
У  стойки  стоял  неприятный  тип,  блондин  с  голубыми       глазами-ледышками,  и  с  холодным  взглядом  человека,  готового  ради  своих  амбиций  идти  по  трупам.  Надеюсь,  что  не  буквально. 
Он  был  одет  в  дорогущий  костюм  цвета  беж,  а  я  терпеть  не  могу,  когда  мужчины  одевают  светлые  костюмы.  Во  всяком  случае,  носят  их  постоянно. 
И  в  этот  момент  я  поняла,  что  меня  здесь  не  примут,  и  придётся  кусаться.  Я  кусалась  и  в  « График  Интертеймент »,  отбивалась  от  своего  начальника,  который  руки  мне  под  юбку  тянул,  дралась  с  его  любовницей,  а  потом  мы  стали  лучшими   друзьями. 
Вот  такие  в  жизни  курьёзы  случаются,  и  мне  пришлось  кусаться  и  здесь.  Модест  Львович  представил  меня  сотрудникам  на  общем  собрании,  и  все  онемели,  чувствуется,  такого  никто  не  ожидал. 
- Вы  о  чём  говорите? – растерянно  спросил  тот  самый  мужчина,  которому  я  не  понравилась,  когда  я  только  вышла  из  лифта, - Модест  Львович!  Вы  же  обещали  мне  это  место! 
- Я  вам,  Никита  Николаевич,  ничего  не  обещал, - холодно  ответил  Модест  Львович, - это  вы,  лично,  закинули  удочку,  достанется  ли  вам  это  место.  Я  ответил,  что  подумаю,  но  ничего  не  обещал. 
- Но  это  же  нонсенс!  Женщина  в  спортивном  журнале!  Это  всё  равно  что,  если  сантехника  отправить  танцевать  балет!  Она  же  ни  черта  в  этом  не  понимает! 
- Вот  вы  ей  и  объясните  особенности  спорта, - сказал  Модест  Львович. 
- Издеваетесь? – прищурился  Никита  Николаевич, - вы  меня  места  лишили,  а  я  ещё  должен  ей  помогать? 
- Значит  так,  Никита,  слушай  меня  внимательно  и  запоминай, - холодно  сказал  Модест  Львович, - если  ты  думал,  что,  будучи  моим  зятем,  ты  станешь  главным  редактором,  то  я  слегка  остужу  твой  пыл.  Мне  нужен  хороший  специалист,  и  я  его  нашёл.  Эвива  Леонидовна – автор  замечательных  статей,  и  она  номинирована  на  бриллиантовое  перо.  Мне  нужен  человек,  честный  человек,  который  будет  всё  контролировать,  и  не  подведёт  меня,  как  Матвей. 
- А  вы  думаете,  что  я  подведу? – пошёл  пятнами  Никита  Николаевич. 
- Никита,  отстань,  я  всё  равно  не  назначу  тебя  на  эту  должность, - рявкнул  Модест  Львович, - Эвива  Леонидовна,  пройдёмте,  я  покажу  вам  ваш  кабинет. 
И  он  провёл  меня  в  просторное  помещение,  но  несколько  неуютное.  В  нём  не  хватало  милых  сердцу  вещиц,  но  кабинет  мне  понравился. 
И  сегодня  я,  напевая  весёлую  мелодию,  вышла  из  лифта,  и  выронила  из  рук  картины,  которые  несла,  чтобы  повесить  в  кабинете. 
- Ой,  а  что  это  у  вас? – подбежала  ко  мне  секретарша  Рита,  и  помогла  поднять  картины. 
- Полотна, - улыбнулась  я, - украшу  кабинет. 
- Какой  красивый  пейзаж.  А  что  это за  здание? 
- Один  буддистский  храм  в  Тайланде, - улыбнулась  я, - я  рисовала  его  по  фотографии. 
- Так  это  вы  рисовали? – ахнула  Рита, - красотища!  А  какой  красивый  дворец. 
- Это  Тадж – Махал, - улыбнулась  я, - слышала  о  таком? 
- Нет, - мотнула  белокурыми  кудряшками  Рита, - а  что  это? 
- Ты  не  знаешь  о  Тадж – Махале? – поразилась  я. 
- Нет. 
- С  ума  сойти! – пробормотала  я, - до  сих  пор  я  считала,  что  об  одном  из  семи  чудес  света  слышали  все.  Ну,  да  ладно, - я  встала  с  корточек. 
- А  чего  вы  хотели  от  этой  тупой  блондинки? – услышала  я  голос  Никиты  Николаевича,  и  обернулась. 
- Простите? – сдвинула  я  брови. 
- У  этой  дуры  вместо  мозгов  кисель, - хмыкнул  мой  заместитель, - ничего,  кроме  модных  журналов,  не  читает. 
- Не  правда, - надула  губки  Рита, - я  много  читаю. 
- Ага! – кивнул  Никита, - любовные  романы! – и  он,  засунув  руки  в  карманы  брюк,  вальяжной  походкой  удалился  в  кабинет. 
- Дурак! – обиженно  протянула  Рита, - вы  не  думайте,  я  в  институте  учусь.  Просто  я  немного  недальновидная. 
- Плохое  качество, - хмыкнула  я,  занося  в  кабинет  картины,  и  коробки. 
- Помочь  вам  разобрать  коробки? – спросила  Рита. 
- Если  хочешь, - улыбнулась  я,  и  повесила  картины. 
- Какая  милая  девочка, - воскликнула  Рита,  вынув  фоторамку. 
- Моя  старшая  дочка, - улыбнулась  я, - Василиса.  А  это  младшенькие,  Лиза  и  Лёня. 
Мы  расставили  на  окне  горшки  с  розами,  я  украсила  кабинет,  а  потом  Рита  принесла  мне  чашку  кофе. 
- Вы  такая  милая, - сказала  она, - хорошо,  что  Модест  Львович  вас  поставил  на  эту  должность.  Вы  добрая, - и  она  убежала. 
Что  ж,  день  начался  неплохо. 
Но  я  не  предполагала,  что  мне  будут  строить  козни. 
Сначала  ко  мне  зашла  Рената,  ведущая  одной  из  рубрик,  вслед  за  ней  Никита  Архангельцев,  мой  зам. 
- Слушай,  есть  разговор, - панибратски  начал  он, - деньжат  в                лёгкую  хочешь  срубить? 
- Сразу  чувствуется  подвох, - хмыкнула  я,  вертя  в  пальцах  карандаш, - я  афёрами  не  занимаюсь. 
- Да  ладно  тебе, - махнул  он  рукой, - всё  делается  просто.  Для  завлечения  читателя  предлагаем  тотализатор,  а  тем,  кто  выиграл,  даём  славу,  ставим  список  на  страницах. 
- Извини,  но  это  чушь, - покачала  я  головой. 
- Ты  не  дослушала!  Это  ширма.  Мы  устроим  настоящий  тотал! 
- Спятил? – сурово  осведомилась  я, - я  не  удивлюсь,  если  ты  предложишь  специально  топить  « клиентов »  ради  собственной  выгоды! 
- Это  была  твоя  идея, - заулыбался  Никита, - ну,  как? 
- Никак, - холодно  ответила  я, - вали  отсюда,  пока  я  Модесту  Львовичу  не  пожаловалась.  Теперь  понятно,  отчего  ты  так  взъерепенился,  когда  меня  поставили.  Ты  меня  плохо  знаешь,  дружок. 
- Дура! – буркнул  он, - ну,  я  тебе  устрою! 
- Устроит  он! – фыркнула  я, - смотри,  как  бы  тебе  не  устроили! 
Он  выкатился  из  кабинета,  а  через  час  опять  зашёл. 
- Подпиши, - и  бросился  на  стол  какой-то  документ. 
Но  я  проявила  бдительность,  и  пробежала  глазами  по  строчкам. 
- Это  что? – спросила  я. 
- Документ, - лаконично  ответил  Никита. 
- А  почему  бесплатно? – осведомилась  я. 
- Почему  бесплатно?  Кристина  Юрьевна  уже  всё  прогнала по  финансам. 
- Покажи  платёжки, - потребовала  я. 
- Она  их  уже  сдала  в  архив. 
- Издеваешься? – прищурилась  я, - бери  папку,  и  тащи  сюда,  а  то  не  буду  ничего  подписывать. 
- Это  ты  издеваешься.  Ставь  закорючку, - рявкнул  он. 
- Пошёл  вон! – коротко  ответила  я. 
Никита  секунду  смотрел  на  меня,  сгрёб  свои  бумаги,  и  досадливо  буркнул: 
- Это  всего  лишь  макароны! 
- Думаешь,  если  накормить  футболиста  лапшой  быстрого  приготовления,  он  будет  больше  голов  забивать? – прищурилась  я, - сомневаюсь.  Вали  со  своей  рекламой,  куда  подальше.  Думаю,  что  ты  провёл  её,  как  благотворительность,  и  теперь  мне  тащишь. 
- Придурошная! – выпалил  Никита,  и  вылетел  из  кабинета,  а  я  углубилась  в  бумаги,  но  часа  через  два  ко  мне  заглянула            Кристина,  финансовый  директор,  и  с  ангельской  улыбкой  сказала: 
- Вы  можете  зайти  на  кухню?  Вас  там  ждут? 
- Кто  ждёт? – удивилась  я. 
- Идёмте, - сказала  она,  и  скрылась  за  дверью,  а  я,  удивлённая,  пошла  на  кухню,  где  подчинённые  обычно  обедают. 
Но,  едва  я  переступила  порог,  меня  с  ног  до  головы  окатило  нечто  омерзительное,  и  воняющее  гнилыми  тряпками. 
Пару  минут  я  отплёвывалась,  скидывая  с  плеч  спагетти,  отшвырнула  с  туфель  эту  гадость,  и  досадливо  топнула  ногой. 
Мерзавец! 
Я  отказалась  подписывать  бумаги  на  эту  чёртову  лапшу,  и  он  меня  ею  окатил!  Ну,  Архангельцев,  держись!  Тебе  это  с  рук                не  сойдёт! 
Злая,  как  сто  тысяч  чертей,  я  помчалась  в  туалет,  стянула  с  себя  жакет  с  юбкой,  и  попыталась  отмыть  их. 
Но  одежда  стала  мокрая,  и  я  скинула  с  волос  остатки  макарон. 
Да  я  простыну,  таскаясь  в  такой  одежде! 
Пока  я  оттирала  туалетной  бумагой  туфли,  дверь  скрипнула,  я  обернулась,  и  увидела,  что  моей  одежды  нет. 
От  злости  у  меня  перехватило  дыхание. 
Упёрли  одежду!  Да  что  они  себе  позволяют?  Решили  вытурить  меня  из  издательства?  Ну,  уж  нет! 
Я  Генриху  в  своё  время  такой  отлуп  дала  после  поползновений  под  мою  юбку!  Думают,  что  со  мной  легко  справиться?  Считают,  что  хрупкая  женщина,  одевающаяся,  как  « стиляга »  советских  времён,  одуреет  от  футбола?  От  их  выходок,  и  сбежит?  Не  дождутся! 
И,  не  долго  раздумывая,  я  вынула  из  ведра  половую  тряпку,  обмоталась  ею  по  линии  груди,  вышла  из  туалета,  и,  задрав  подбородок,  продефилировала  в  свой  кабинет. 
Но  ушла  я  недалеко. 
Первой  меня  увидела  Рита.  Она  в  это  время  подкрашивала губы  розовой  помадой,  и,  увидев  меня,  она  провела  помадой  по  щеке.  Её  голубые  глаза  стали  похожи  на  блюдца. 
Но,  словно  этого  было  мало,  прямо  у  меня  за  спиной  раздалось: 
- Госпожа  главный  редактор!  Стоять! – и  я  повиновалась,  поскольку  это  был  Модест  Львович. 
- Что-то  случилось? – спросила  я,  пытаясь  сохранить  невозмутимость. 
- Что  это  такое? – оглядел  он  мой  наряд, - что  это  на  вас? 
- Нравится? – улыбнулась  я, - заказала  в  Интернет – магазине.  Последний  писк.  Не  удержалась,  и  решила  примерить. 
- Вот  уж  не  думал, - оглядел  меня  с  головы  до  ног  Модест  Львович, - у  вас  утончённый  вкус,  хоть  и  дикие  расцветки,  в  одежде.  А  это  похоже  на  половую  тряпку. 
- Повелась  на  поводу  у  моды, - улыбнулась  я. 
- Да  уж, - пробормотала  генеральный,  и  я,  услышав  за  спиной  смешки,  обернулась,  и  увидела  Никиту  Николаевича  и  Ренату  Дмитриевну.  Они  усиленно  шуршали  папками,  закрывая  ими  лицо,  а  повсюду  валялись  бумаги. 
Из-под  стола,  за  которым  обычно  сидит  Кристина  Юрьевна,  торчали  две  стройные  ножки,  обутые  в  чёрные  туфли  на  шпильках,  а  самого  финансового  директора  не  было  видно. 
- Модест  Львович, - улыбнулась  я, - похоже,  моему  незабвенному  заму,  нашему  финансовому  директору,  и  заведующей  отделом  моды  нечего  делать.  Они  хихикают,  уткнувшись  в  бумаги.  Чем  мой  наряд  разглядывать,  разобрались  бы  с  подчинёнными. 
Тот  посмотрел  на  этих  наглецов,  и  направился  к  ним,  сказав: 
- А  вы  снимите  это  непотребство,  а  лучше,  сдайте.  Вам  больше  красное  к  лицу, - и  он  пошёл  разбираться  с  подчинёнными,  а  я  юркнула  в  свой  кабинет. 
Заперла  дверь,  и  закрыла  жалюзи,  чтобы  сотрудники  не  подсматривали,  вынула  мобильный,  и  вызвала  сестру. 
- Привет, - весело  воскликнула  Ася, - поздравь  меня,  я  добилась  оправдательного  приговора  для  убийцы! 
- Молодец! – хмыкнула  я,  плюхнувшись  на  крутящееся  кресло, - офигеть!  Я  убийц  сажаю,  а  ты  их  оправдываешь. 
- Да  он  случайно! – воскликнула  Ася, - неполадки  со  здоровьем,  сердечный  приступ,  и  не  справился  с  управлением. 
- Это  другое  дело, - вздохнула  я,  разглядывая  свои  ногти, - хотя,  тоже  плохо.  Погоди,  а  разве  за  такое  сажают?  Мне  казалось,  что  в  таких  случаях  не  то  что,  не  судят,  даже  не  задерживают. 
- Да  там  долгая  история  получилась, - хмыкнула  Ася, - вообщем,  моё  первое  дело  после  декрета.  Выигранное  дело. 
- Поздравляю, - вздохнула  я. 
- Ты  очень  занята?  Давай  отметим  мой  успех  чашкой  кофе  и  бокалом  « Совиньона ». 
- Лучше  « Каберне », - вздохнула  я. 
- Сама  давись  своей  кислятиной! – фыркнула  Аська, - у  меня  от  него  скулы  сводит! 
- Хорошо,  блондинка, - засмеялась  я,  крутанувшись  на  стуле, - я  бокалом  « Каберне »,  чашкой  ристретто,  и  шоколадным  пирожным,  а  ты  « Совиньоном »,  латте,  и  каким-нибудь  пирожным  с  белым  кремом. 
- Да,  я  блондинка! – взорвалась  Ася, - ты  меня  достала!  Что  ты  имеешь  против  блондинок?  Я  только  что  выиграла!  Прокурор  локти  кусает! 
- Чего  ты  так  раздухарилась? – засмеялась  я, - я  же  любя. 
- Да  знаю, - буркнула  Ася, - так  что,  где  встречаемся? 
- Извини,  но  я  голая, - пояснила  я. 
- Ты  с  Димкой,  что  ли? – закашлялась  Ася. 
- Думаешь,  меня  только  Димка  может  раздеть? – хохотнула  я. 
- Кроме  него  ещё  законный  муж, - хмыкнула  Ася. 
- На  этот  раз  меня  раздел  мой  новый  зам, - ухмыльнулась  я. 
- Ты  спятила,  что  ли? – заорала  Аська, - тебе  двух  мужиков  мало? 
- Успокойся, - захохотала  я, - не  в  том  смысле  раздел.  Облил  одной  гадостью,  а  его  подружанки  спёрли  мою  одежду,  когда  я  отмывалась  в  туалете.  Сижу  теперь  в  кабинете,  в  половую  тряпку  завернувшись,  и  при  этом  убедив  генерального,  что  это  модный  вечерний  туалет.  Но  начальству  я  могу,  сколько  угодно,  лапшу  на  уши  навешивать,  а  выйти-то  в  таком  виде  на  улицу  не  могу.  Я  вся  мокрая,  а  за  окном  февраль  бушует.  Воспаление  лёгких  в  два  счёта  схвачу. 
- Принести  тебе  одежду? – уточнила  догадливая  Аська. 
- Да,  и  полотенце.  Тряпка  мокрая,  и  я  себе  всё  кружевное  ниглиже  измочила. 
- Лечу, - Ася  отключилась,  а  я  нервно  посмотрела  на  ноутбук. 
Что  бы  мне  такое  сделать  Архангельцеву? 
Выходку  с  лапшой  я  просто  по  определению  не  могу  проигнорировать.  Хотя...  он  ожидает  подвоха,  и  сейчас  настороже.  Нужно  подождать  недельку  другую,  а  потом  дать  ему  под  дых. 
Хорош  гусь!  Ведёт  себя,  как  детсадовец,  у  которого  любимую  игрушку  отняли! 
Ладно,  будем  играть  по  его  правилам.  Наверняка,  заходя  в  свой  кабинет,  смотрит,  не  подвесила  ли  я  там  чего. 
А  впрочем... 
В  ожидании  Аси  я  вынула  мобильный,  и  набрала  номер  Аркаши,  двенадцатилетнего  сына  Семена  Аркадьевича,  патологоанатома,  работающего  с  Максом. 
- Здрасте,  тётя  Вика, - воскликнул  Аркаша, - как  здорово,  что  вы  позвонили.  Спасите  меня. 
- Что  случилось? – испугалась  я. 
- Я  Анфису  Павловну  к  стулу  приклеил,  и  Марию  Петровну  скелетом  напугал.  Мама  обещала  свозить  меня  в  Турцию  на  весенние  каникулы,  но  предупредила,  если  ещё  один  косяк,  то  никакой  Турции.  А  я  тут  ералаш  смотрел,  а  Мария  Петровна  такая  вредная... 
- Ералаш,  скелет? – переспросила  я,  и  захохотала, - танцующий  скелет?
- Танцующий, - вздохнул  Аркаша, - Мария  Петровна  очень  испугалась.  И  я  тоже.  Я  не  думал,  что  она  в  обморок  упадёт,  чуть  человека  не  угробил. 
- Главное,  что  ты  это  понял, - вздохнула  я. 
- Придите  в  школу,  ну,  типа,  вы  моя  тётя.  Маму  не  хочу  расстраивать,  и  в  Турцию  хочется.  А  Марию  Петровну  я  больше  пугать  не  буду,  сам  всё  понял  сегодня. 
- Сейчас  приеду, - вздохнула  я,  и посмотрела  на  своё  одеяние, - вернее,  чуток  попозже.  Ты  сколько  будешь  в  школе? 
- До  трёх, - ответил  Аркаша. 
- Тогда  успею, - вздохнула  я, - но  мне  нужна  твоя  помощь. 
- Кого-то  опять  приклеили? – хихикнул  Аркашка. 
- Только  собираюсь. 
- Ладно, - засмеялся  парнишка, - что-нибудь  придумаю, - и  он  отключился,  а  вскоре  в  кабинет  постучались. 
- Викуль,  открой, - это  была  Ася,  и  я  отперла  дверь. 
- Вау! – хихикнула  она, - и  твой  начальник  поверил,  что  это  вечернее  платье? – ухмыльнулась  она,  подавая  мне  пакет  с  одеждой. 
- Он  ничего  не  понимает  в  моде, - хмыкнула  я,  и  взяла  вещи. 
Внутри  оказался  элегантный,  чёрный  костюм;  узкие  брюки,  жакет,  и  белоснежная  блузка. 
Кроме  полотенца,  Ася  принесла  мне  и  бельё.  Она  терпеть  не  может  чёрное  с  красным  бельё,  но  мне  принесла  именно  такое,  зная  мои  пристрастия. 
Я  переоделась,  пока  Ася  стояла,  отвернувшись,  и  мы  вышли  из  кабинета. 
Первый,  кто  попался  нам  по  пути,  был  Никита,  и  у  него  во  взгляде  мелькнула  усмешка. 
- Смотри,  какая  офигенная  блондинка  с  нашей  стервой, - услышали  мы,  и  Ася  поперхнулась. 
- Вот  придурок, - выдавила  я,  когда  мы  оказались  в  лифте, - совсем  мой  зам  оборзел. 
- Да  ладно  тебе, - улыбнулась  Ася, - видимо,  ему  нравятся  блондинки. 
- Он  женат  на  дочери  босса, - вздохнула  я. 
- Ну,  и  что? – засмеялась  Ася, - сомневаюсь,  что  она – его  единственная  женщина  на  данный  момент. 
- А  это  идея, - вдохновилась  я. 
- С  ума  сошла? – возмутилась  Ася, - ты  не  имеешь  права  людям  отношения  портить. 
- Понимаю,  не  имею, - вздохнула  я, - но  он  мерзавец!  Сначала  предложил  мне  устроить  подпольный  тотализатор,  потом 
захотел,  чтобы  я  бесплатно,  мимо  кассы  издательства,  разрешение  на  рекламу  подмахнула.  Уверена,  ему  за  это  должно  было  что-то  обломиться.  Ясное  дело,  он  обозлился,  и  облил  меня  этой  гадостью,  лапшой  быстрого  приготовления.  До  сих  пор  запах  в  носу  стоит!  И  как  люди  это  едят? 
- Ты  избалованная, - усмехнулась  Ася, - редкая  найдётся  свекровь,  которая  будет  своей  невестке  пирожки  с  вишней  на  завтрак  печь. 
- Да  уж, - протянула  я,  и,  когда  дверцы  лифта  распахнулись,  вышла  в  холл, - ты  права,  Анфиса  Сергеевна,  это  нечто  особенное.  Знаешь,  я  для  себя  кое-что  решила.  Когда  Леня  вырастет,  я  буду  такой  же  доброй  свекровью  для  будущей  невестки,  коей  является  для  меня  Анфиса  Сергеевна. 
- Зачем  портить  традицию? – ухмыльнулась  Ася. 
- Просто  я  не  люблю  у  людей  кровь  пить, - вздохнула  я, - я  этого  не  понимаю. 
- Ты  самое  настоящее  чудо, - улыбнулась  Ася, - в  хорошем  смысле. 
- Я  поняла, - засмеялась  я,  и  мы  сели  по  машинам. 
У  нас  с  Асей  есть  любимое  кафе  рядом  с  набережной,  где  мы  часто  пьём  кофе,  и  сейчас  официантка  встретила  нас  весьма  дружелюбно,  и  проводила  за  любимый  столик. 
- Мне  чашку  ристретто, - сказала  я, - шоколадное,  кофейное, клубничное  пирожные,  и  эклер. 
- А  ты  не  лопнешь,  деточка? – хмыкнула  Ася, - а  мне  эклер  и  чашку  каппучино, - и  она  откинулась  на  спинку  стула, - как  там  Зойка? 
- Первая  эйфория  прошла,  теперь  мучается  токсикозом, - вздохнула  я. 
- Самые  неприятные  дни  беременности, - протянула  Ася, - ничего,  пройдёт. 
- Самое  неприятное  в  беременности – сами  роды, - сказала  я.    Взяла  поставленную  официанткой  чашку,  и  хлебнула  отлично  приготовленный  кофе. 
- У  меня  слюнки  текут,  глядя  на  твои  пирожные, - вздохнула  Ася, - я  съедаю  одно,  и  исключительно  с  утра,  чтобы  не  растолстеть. 
- Я  тебе  давно  говорю.  Балда!  Займись  скандинавской  ходьбой!  О  чём  ты  только  думаешь? 
- Я  морально  слабая, - вздохнула  Ася,  и  откусила  от  эклера. 
- Пирожные  есть  ты  сильная, - ухмыльнулась  я. 
- Люблю  сладкое, - сказала  Ася,  потягивая  кофе, - слушай,  а  какие  у  тебя  планы  на  весну? 
- В  смысле? – не  поняла  я. 
- Хочу  Аринку  куда-нибудь  свозить.  Обычно  я  их  с  Яной  вожу,  но  Яна  с  ребёнком  сидит...   Не  понимаю,  как  они  с  Игорем  будут  свою  жизнь  строить!  Янке  шестнадцать,  она  сама  ещё  ребёнок,  даже  не  погуляла!  Она  даже  такого  понятия  не  знает – жить  с  мужчиной!  Что  ей  в  голову  взбрело?  Твоё  влияние,  между  прочим. 
- При  чём  тут  я? – я  подавилась  кофе, - я  на  неё  не  влияла. 
- Да  ты  постоянно  на  неё  влияешь, - отмахнулась  Ася, - она  по  твоей  милости  на  журфак  собралась.  Я  так  надеюсь,  что  у  них  с  Игорем  это  на  всю  жизнь.  Ведь  ребёнок – это  не  игрушка,  ему  полная  семья  нужна. 
- Ты  об  этом  не  думала,  когда  в  койку  с  Ренатом  ложилась, - хмыкнула  я, - слушай,  давай  выпьем  по  бокалу. 
- А  ГАИ? – вздёрнула  брови  Ася. 
- Зажуём  таблеткой,  и  дело  с  концом.  Если  запаха  нет,  и  координация  на  дороге  нормальная,  никто  не  остановит, - отмахнулась  я, - девушка,  принесите  нам  два  бокала 
« Каберне ». 
- Сейчас, - засуетилась  официантка,  и  принесла  нам  вино. 
Мы  выпили  по  граммульке,  потом  Ася  укатила  по  делам,  а  я  поехала  в  школу  к  Аркаше. 
Выслушав  нотации  учителей,  я  предложила  Аркаше  подвезти  его,  и  мы  сели  в  мой  джип. 
- Классная  у  вас  машина, - протянул  мальчишка. 
- Я  люблю  свой  джип, - улыбнулась  я, - а  что  насчёт  химических  соединений? 
- Я  вам  такой  убойный  клей  сделаю, - захихикал  он, - ваш  зам  никогда  не  отклеится. 
- Отлично, - мстительно  процедила  я,  вцепившись  в  руль, - а  то  ведёт  себя...  не  играй  в  мои  игрушки,  и  не  писай  в  мой  горшок...  Будем  играть  по  его  правилам! 
- Вы  ледяная! – воскликнул  Аркаша, - сейчас  мы  устроим! 
Он  явно  предвкушал  очередную  пакость,  и  я  тоже.  Я  привезла  Аркадия  в  особняк,  и  мы  через  террасу,  где  я  выращиваю 
розы,  прошли  в  дом,  и  поднялись  ко  мне  в  мастерскую. 
Я  вынула  купленные  по  дороге  ингредиенты,  и  Аркашка  взялся  за  дело. 
- Ты  мне  только  дом  не  спали, - засмеялась  я, - или  не  взорви.  Ты  голодный? 
- Вообще-то,  да, - кивнул  он,  и  я  окольными  путями  спустилась на  кухню. 
Самой  есть  хотелось,  и  я  сделала  Аркашке  бутерброды  с  солёной  рыбой  и  колбасой,  себе  парочку  с  рыбой,  и  поднялась  к  нему. 
Я  только  коснулась  ручки,  как  прогремел  взрыв. 
Как  я  тарелку,  и  кружку  с  какао  не  выронила,  не  знаю,  но,  тем  не  менее,  я  устояла. 
- Аркадий! – обморочным  голосом  воскликнула  я,  заходя   внутрь, - что  ты  творишь?  Стоило  мне  отлучиться,  как  ты  взрыв  устроил! 
- Я  случайно, - улыбнулся  Аркашка, - это  ерунда,  взрыв  слабый.  Так,  соединение  пошло  не  то. 
- Ты  кому  это  говоришь? – хихикнула  я,  усевшись  на  стул, - ненавижу  точные  науки. 
- Почему? – засмеялся  Аркашка, - это  же  просто!  Я  вот  получаю  пятёрки  по  всем  точным  предметам,  а,  когда  дело  доходит  до  истории,  литературы,  и  прочего,  абзац.  Я  просто  не  могу         понять.  Ну,  что  такого  в  этих  войнах?  Зачем  их  изучать?  Куча  правителей,  как  наших,  так  и  иностранных,  а  уж  про  литературу  я  молчу.  Для  чего  вообще  книги  пишут?  А  поэты?  Кто  это  вообще  придумал,  текст  зарифмовывать?  Я  чумею,  когда  заставляют  стихи  учить. 
- Я  с  тобой  не  согласна, - засмеялась  я, - поэзия – это  самое  красивое,  что  могла  создать  природа.  Я  всегда  по  гуманитарным  предметам  имела  самые  высокие  оценки,  потому  что  понимала  это.  А войны...  наши  деды  сражались,  чтобы  мы  могли  жить  спокойно,  а  мы  этого  не  то  что,  не  ценим,  но  и  не  хотим  знать.  Меня  это  тревожит.  Я  боюсь,  что  скоро  все  об  этом  забудут.  Ведь  за  нас  умирали... 
- Вы  так  говорите  об  этом... – протянул  Аркашка, - что  плакать  хочется. 
- Мне  на  день  Победы  всегда  плакать  хочется, - вздохнула  я, - а  чем  тебе  поэзия  не  угодила? 
- Тупо, - пожал  плечами  Аркашка. 
- Это  выражение  эмоций, - улыбнулась  я, - тебе  грустно,  льёт  дождь,  а  ты  подумай  о  романтике  в  этот  момент.  Я  всегда  видела  в  дожде  скрытый  романтизм.  Двое,  под  одним  зонтом,  в  ливень,  а  в  лужах  отражается  небо. 
- И  оба  промокли, - поморщился  Аркашка, - и  потом,  я  мальчишка,  и  девчонок  терпеть  не  могу.  Они  противные. 
- Все  так  думают  в  твоём  возрасте, - засмеялась  я, - подрастёшь,  и  поймёшь,  что  ты  просто  боялся  скрытого  чувства.  Запомни,  друг  мой,  одну  простую  истину.  Мужчина – который  способен  признать  свои  ошибки,  и  готовый  всегда  подставить  женщине  сильное  плечо,  это  настоящий  мужчина.  Сильных  и  самоотверженных  ценят  женщины,  любят,  и  готовы  идти  с  таким  на  край  света.  Понимаешь? 
- И  зачем  мне  это?  Я  хочу  быть  программистом,  а  девчонки... 
Зачем  мне  всё  это? 
- Однако, - пробормотала  я, - для  самоутверждения,  дружок,  для  самоутверждения.  Ладно,  ты  всё  равно  не  поймёшь,  лучше  займись  клеем. 
Мы  справились  быстро. 
Я  ничего  в  этом  не  понимаю,  а  Аркашка  склеил  два  деревянных  брусочка,  и  разодрать  их  мы  не  смогли.               
У  меня  был  план. 
Аркадий  объяснил,  что  надо  делать,  и  я  повезла  его  домой.  Анфисы  Сергеевны  дома  не  было,  моя  свекровь,  точнее,  бабушка  моего  мужа,  уехала  к  подруге,  и  я  обещала  за  ней  заехать. 
Высадив  Аркашку,  я  поехала  в  противоположный  конец  города.  Анфиса  Сергеевна  уже  ждала  меня. 
Её  подруга,  Евгения  Михайловна,  впустила  меня  в  квартиру,  и  предложила  чаю. 
- Нет,  спасибо, - отказалась  я, - я  за  Анфисой  Сергеевной. 
- Я  ей  сейчас  показываю  один  узор, - сказала  Евгения  Михайловна, - выпей  чайку,  и  поедете, - и  мне  ничего  не  оставалось,  кроме,  как  согласиться. 
- Вот  уж  не  думала,  что  вы  крючком  вяжете, - усмехнулась  я,  глядя,  как  старушки  разбираются  со  схемами  узоров,  и  Анфиса  Сергеевна  ловко  орудует  крючком. 
- Хирургия  приучает  к аккуратной  работе  пальцев, - улыбнулась 
Анфиса  Сергеевна, - я  давно  не  оперирую,  зато  увлеклась  этим. 
Мы  вышла  на  улицу  где-то  через  пол  часа,  и  сели  в  салон. 
- Ну,  и  погодка, - вздохнула  Анфиса  Сергеевна,  устраиваясь  на  сиденье, - метель  какая.  Викуль,  включи  печку, - и  я  нажала  на  кнопку. 
- Как  провели  время? – спросила  я,  заводя  мотор. 
- Чудесно, - улыбнулась  Анфиса  Сергеевна, - детство  вспоминали,  фотографии  смотрели,  крючком  вязали.  Викуль. 
- Да, - не  отрывая  глаз  от  дороги,  ответила  я. 
- Я  хочу  заграницу. 
- Простите? – удивилась  я. 
- Понимаешь, - начала  Анфиса  Сергеевна, - Евгения  милая,  но  у  нас  с  детства  вражда  идёт.  Когда  она  узнала,  что  Максим  женился  на  тебе,  и  где  мы  живём,  скрипнула  зубами  от  злости.  А  сегодня  она  мне  фотографии  показывала.  Дочь  её  в  Турцию  возила. 
- В  Турцию, - пробормотала  я, - затрапезно. 
- Но,  тем  не  менее, - покачала  головой  Анфиса  Сергеевна, - она  мне  заявила,  когда  я  ей  сказала,  что  это  затрапезно,  что  её  хоть  за  границу  свозили. 
- Не  волнуйтесь, - улыбнулась  я, - весной  едем  в  Копенгаген.  Похвастаетесь  своей  подруге.  А  потом  я  вас  ещё  в  Париж  свожу.  На  Рождество,  например. 
- Спасибо, - вздохнула  Анфиса  Сергеевна. 
Было  уже  совсем  темно,  и,  когда  мы  съехали  в  перелесок,  предшествующий  самому  лесу,  в  котором  находится  сам  посёлок,  за  « голыми »  кустами  мелькнула  тень. 
Я  даже  сообразить  ничего  не  успела,  так  молниеносно  всё  произошло. 
Из-за  поворота  показалась  девушка,  и  шла  она  как-то  странно,  покачиваясь.  Наверное,  пьяная.  Иначе  как  объяснить,  что  она  спотыкалась. 
Из  одежды  на  ней  была  лишь  лёгкая  блузка,  и  короткая  юбка,  но  обе  части  одежды  были  порваны,  и  шла  она,  словно  в  ступоре. 
Я  решила  затормозить,  но  Анфиса  Сергеевна  вдруг,  ни  с  того,  ни  с  сего,  схватила  меня  за  коленку,  и  вдавила  мою  ногу  в  педаль  газа. 
- Что  вы  делаете? – вскричала  я. 
Не  раздумывая,  я  столкнула  её  руку,  и  резко  нажала  на  тормоз,  иначе  мы  бы  просто  врезались  в  близстоящее  дерево. 
Покрышки  дико  завизжали,  машину  развернуло,  такой  махиной  трудно  управлять  одной  рукой,  и  девушка  упала  мне  на  капот. 
Это  был  ужас. 
У  неё  из  глаз  текла  кровь,  пальцы  тоже  были  в  крови... 
Мгновенье,  и  она  съехала  по  капоту  в  сугроб. 
Минуту  мы  сидели,  как  вкопанные,  но  я  всё  же  обрела  дар  речи. 
- Что  на  вас  нашло? – хриплым  голосом  проговорила  я. 
- Прости, - просипела  Анфиса  Сергеевна, - я  не  хотела!  Господи!  Ты  сбила  её  из-за  меня!  Какая  же  я  дура! – она  приложила  руки  к  щекам, - прости  меня,  пожалуйста. 
- Что  случилось? – слабо  спросила  я,  посмотрев  на  свекровь. 
- Макс  с  Иваном  вчера  « Рассвет  мертвецов »  смотрели,  и  я  с  ними, - вздохнула  Анфиса  Сергеевна,  и  я  застонала. 
- Анфиса  Сергеевна!  Вам  не  ужастики  надо  смотреть,  а  мелодрамы  со  счастливым  концом.  В  вашем-то  возрасте!  Да  ещё  с  таким  воображением! 
- В  секунду  сработало, - горько  протянула  Анфиса  Сергеевна. 
- Спокойно, - воскликнула  я, - возможно,  она  ещё  жива.  Пойдёмте,  посмотрим, - и  я  вышла  из  машины. 
Красивая,  белокурая  девушка,  в  белоснежной  блузке,  чёрной,  обтягивающей  юбке,  и  чёрных  сапожках  на  тонкой  шпильке,    она  не  походила  на  проститутку,  которую  клиенты  выкинули  из  машины. 
Анфиса  Сергеевна  пощупала  пульс  девушки,  и  подняла  на  меня  глаза.  По  её  взгляду  я  поняла,  что  дело  плохо. 
- Она  мертва? – прошептала  я. 
- Боюсь,  что  да, - кивнула  она, - я,  правда,  не  хотела. 
- Я  знаю, - кивнула  я,  ноги  подкосились,  и  я  села в  сугроб, - но  как  же  так  получилось? 
- Спокойствие, - воскликнула  Анфиса  Сергеевна, - я  сейчас  Максу  позвоню. 
- Я  сама, - я  встала  со  снега,  и  вынула  мобильный, - алло,  милый. 
- Любовь  моя,  ты  где? – воскликнул  мой  муж, - я  давно  дома,  но  ни  тебя,  ни  бабушки,  ни  ужина. 
- Твоя  бабушка  со  мной, - осипшим  голосом  сказала  я. 
- Что  у  тебя  с  голосом? – спросил  Макс. 
- У  нас  ЧП, - выдавила  я, - я  человека  сбила. 
- Прости,  что  ты  сказала? – у  Макса  даже  голос  изменился. 
- Это  трагическая  случайность, - прошептала  я, - но  мне  от  этого  не  легче... – договорить  я  не  успела,  в  ухо  полетели  короткие  гудки.  Макс  бросил  трубку. 
- Как  он  отреагировал? – спросила  притихшая  Анфиса  Сергеевна. 
- Трубку  бросил, - вздохнула  я,  и  в  этот  момент  мой  телефон  ожил. 
- Вы  где? – рявкнул  Макс. 
- В  нескольких  метрах  от  посёлка.  В  начале  перелеска, - ответила  я. 
Мы  просидели  в  машине  минут  десять. 
Примчался  Макс,  приехала  бригада,  и  Андрей  присвистнул. 
- Викуля!  Ты  хоть  понимаешь,  что  ты  наделала? 
- Понимаю, - я  опустила  глаза,  а  Макс  взорвался. 
- Да  ни  хрена  ты  не  понимаешь!  Достукалась?  Ты  хоть  представляешь,  сколько  тебе  дадут  за  наезд  со  смертельным  исходом?  Гонщица,  блин! 
Вот  об  этом  я  не  подумала.  У  меня  всё  перед  глазами  потемнело,  чёрные  точки  забегали,  и  последнее,  что  я  видела,  это  перепуганные  лица  Макса,  Андрея,  и  Анфисы  Сергеевны. 
- Ну,  как  она? – сквозь  вату  донёсся  до  меня  голос  Анфисы  Сергеевны. 
- Похоже,  в  себя  приходит, - ответил  Макс, - и  что  делать,  я  не  знаю.  Я  не  имею  права  покрывать  жену. 
- Макс,  выслушай  меня, - решительно  сказала  ему  бабушка, - Вика  не  виновата,  это  я  выдернула  из  её  рук  руль. 
- Зачем? – этот  был  голос  Григория  Матвеевича,  генерала,  начальника  Макса. 
- Испугалась.  Мы  едем,  видим  эту  девушку.  Вика  очень  тихо  ехала... 
- Я  знаю  её  тихо, - перебил  Макс, - двести  километров  в  час! 
- На  этот  раз  она  ехала  тридцать  километров  в  час, - возразила моя  свекровь. 
- Свежо  предание,  да  верится  с  трудом, - хмыкнул  Григорий  Матвеевич. 
- Она  ехала  очень  медленно, - повторила  Анфиса  Сергеевна, -
вдруг  появляется  эта  девушка,  а  у  меня  в  голове  вчерашний 
фильм  крутился,  про  оживших  трупов,  и  я  сама  не  поняла,  как  среагировала.  Вика  хотела  затормозить,  а  я  ей  колено  в  педаль  газа  вдавила.  Когда  нас  развернуло,  и  девушка  на  капот  упала,  я  поняла,  что  натворила. 
- Бабуль,  это  правда? – спросил  Макс, - ты  её  не  покрываешь? 
- И  не  думаю, - вздохнула  Анфиса  Сергеевна, - вы  же  можете  по  отпечаткам,  как  это  у  вас  про  следы  шин  называется,  проверить? 
- Можем, - вздохнул  Макс,  и  я  открыла  глаза. 
- Меня  посадят? – спросила  я. 
- Не  думаю, - улыбнулся  Макс, - бабушка  всё  объяснила.  Похоже,  когда  ты  гоняешь,  ты  меньше  урона  наносишь. 
- И  как  это  воспринимать? – хмыкнула  я, - как разрешение  гонять? 
- Я  тебе  погоняю, - кивнул  Григорий  Матвеевич, - нарушительница  закона! 
- Я  кофе  хочу, - села  я  на  диване. 
- Ира, - крикнула  Анфиса  Сергеевна, - принеси  кофе  для  Эвивы. 
И  через  пять  минут  Ирочка  принесла  огромный  кофейник,  источающий  умопомрачительный  аромат,  чашки,  и  менажницу,  наполненную  домашним  печеньем  разных  видов. 
Расставила  чашки,  и  стала  разливать  кофеёк. 
Со  второго  этажа  спустилась  Саша,  няня  наших  с  Максом  близнецов,  Октябрина  Михайловна,  няня  моей  дочки  от  первого  брака,  Василисы,  и  Нуцико  Вахтанговна. 
Последняя  родственница  Димы,  отца  Василисы,  и  теперь  она  поселилась  вместе  с  нами. 
У  моей  дочки  абсолютный  слух,  и  Нуцико  занимается  с  ней  вокалом,  обучает  играть  на  пианино,  арфе,  и  лютне. 
Насчёт  последнего  инструмента,  кстати  сказать,  я  не  уверена,  но  раз  тётя  Нуца,  как  она  велит  себя  называть,  решила,  значит,  так  надо. 
Она  говорит,  что  Василиса  талант,  что  она – вторая  Аделина  Хуана  Мария  Патти.  Что  у  моей  дочки  изумительное  колоратурное  сопрано,  и  я  надеюсь,  что  моя  малышка  в  будущем  станет  звездой. 
Октябрина  Михайловна  и  Нуцико  Вахтанговна  делают  из 
Василинки  самую  настоящую  леди,  учат  манерам,  правилам  поведения,  языкам,  и  прочее,  прочее,  прочее... 
Надеюсь,  и  у  младшеньких  тоже  будет  какой-нибудь  талант. 
- Лиза  и  Леня  спят, - сказала  Саша. 
- Отлично, - улыбнулась  я,  взяла  чашку,  и  стала  прихлёбывать  кофе. 
- Макс! – влетел  в  гостиную  Андрей  Сатаневич, - похоже,  твоя  жена  не  убивала  её,  это  был  несчастный  случай. 
- Да  знаю  уже, - отмахнулся  мой  муж, - бабушка  во  всём  призналась.  Она  насмотрелась  ужастиков,  и  вырвала  у  Вики  руль  из  рук. 
- Да? – посмотрел  Андрей  на  Анфису  Сергеевну, - но  вообще-то,  девица  целенаправленно  шла  под  колёса,  мы  у  неё  записку  предсмертную  нашли.  Это,  во-первых,  а  во-вторых,  перед  тем,  как  под  колёса  кинуться,  она  получила  удар  ножом,  и  выстрел  в  голову. 
- Точно,  ходячий  труп, - икнула  Анфиса  Сергеевна,  и  схватила  чашку  с  кофе. 
- Такое  бывает, - вздохнул  Андрей, - с  пулей  человек  может  прожить  несколько  минут,  и  с  ножевым  тоже. 
- Да, - кивнул  Макс, - сил  хватает,  чтобы  доползти  до  больницы,  и  он  умирает  у  дверей.  Силён  организм  оказался,  с  такими  факторами  выскочила  на  дорогу. 
- У  неё  была  возможность  выжить? – спросила  я. 
- Нет, - ответил  Семен  Аркадьевич,  отец  Аркашки,  с  которым  я  общалась  ранее, - проникающее  в  печень.  Она  была  обречена. 
- Слава  богу, - вздохнула  я. 
- Умопомрачительное  высказывание, - хмыкнул  Григорий  Матвеевич. 
- А  как,  по-вашему,  я  должна  реагировать? – дёрнула  я    плечом, - хорошо,  что  не  от  моих  колёс. 
- Викуль,  спокойно, - воскликнул  Макс, - значит,  убийство? – повернулся  он  к  Андрею. 
- Убийство, - кивнул  он, - пороха  на  ладонях  нет,  значит,  в  висок  она  себе  точно  не  стреляла. 
- Семен, - посмотрел  на  него  Григорий  Матвеевич, - ты  в  срочном  порядке  вскрываешь  труп,  и  проведите  судмедэкспертизу.  Макс,  Андрей,  выясните,  кто  эта  девица. 
- Ночка  бурной  ожидается, - вздохнул  Максим. 
- А  мне  чего,  « мужа  на  час »  вызывать? – возмутилась  я, - и  вообще,  возьмите  меня  с  собой. 
- Ещё  чего! – фыркнул  Григорий  Матвеевич, - не  дождёшься! 
- Но  я  заинтересованное  лицо, - фыркнула  я, - вы  же  знаете,  я  решаю  такие  задачки  на  раз-два. 
- Ты  всем  неприятности  создаёшь, - воскликнул  генерал, - и  операции  нам  срываешь. 
- Я  Антона  Антоновича  привлеку, - пригрозила  я. 
- Ты  мне  тут  ФСБшниками  не  угрожай! – побагровел  Григорий  Матвеевич, - на  каком,  чёрт  возьми,  основании  ты  поедешь  с  нами? 
- В  качестве  частного  лица, - ответила  я. 
- Довольно! – рявкнул  Григорий  Матвеевич, - и  скажи  спасибо,  что  твой  джип  не  конфисковали  на  неопределённое  время.  Макс,  Андрей,  за  мной, - он  залпом  выпил  кофе,  взял  пару  печений,  и,  хрустя,  пошёл  на  выход. 
Макс  развёл  руками,  поцеловал  меня,  и  поспешил  за  ним. 
- Ира, - крикнула  Анфиса  Сергеевна, - унеси  поднос, - и  наша  новая  домработница  прибежала  на  зов. 
- Вот  возьму,  и  оформлю  лицензию, - пробурчала  я, - будут  знать. 
- Пойдёмте, - сказала  Анфиса  Сергеевна, - сейчас  я  пожарю  горбушу,  и  будем  ужинать. 
И  мы  отправились  на  кухню. 
Вскоре  рыба  скворчала  на  сковородке,  я  резала  салат  из  свежих  овощей,  а  Ира  готовила  десерт. 
И,  оставив  Иру  жарить  блинчики,  мы  отправились  ужинать  в  столовую. 
Октябрина  Михайловна  привела  Василинку,  и  мы  сели  за  стол. 
В  последнее  время  мы  что-то  стали  обедать  и  ужинать  в  столовой,  хотя  ранее  ею  не  пользовались. 
- Мама,  я  рыбки  хочу, - сказала  Василинка,  указывая  на  солёную  горбушу. 
- Солнышко,  ты  же  уже  съела, - возразила  я, - ты  обопьёшься, - но  всё  же  положила  ей  рыбки. 
- А  я  воды  возьму, - хитро  улыбнулась  дочка,  и  мне  нечего  ей  было  возразить. 
Ира  принесла  горячие  блинчики,  политые  сгущёнкой,  и 
горячим  шоколадом,  фруктовый  салат  в  вазочках,  мороженое, 
тоже  в  вазочках,  и  кофе. 
Мы  уже  принялись  за  десерт,  но  раздался  звонок  в  дверь. 
Ира  пошла  открывать,  и  через  минуту  раздался  собачий  лай,  грохот,  и  в  столовую  влетела  Эля,  моя  подружка. 
Элечка  недавно  родила.  И  так  уж  получилось,  что  отцом  её  дочки  является  мой  бывший  муж,  отец  моей  Василинки. 
Жениться  на  Элеоноре  Димка  не  намерен,  но  Дашеньку  признал,  и  дал  ей  свою  фамилию. 
Эля  была  дико  влюблена  в  Диму,  но  потом  ей  на  жизненном  пути  встретился  Данила,  они  полюбили  друг  друга,  и  собрались  пожениться. 
От  промелькнувшей  было  между  нами  чёрной  кошки  не  осталось  и  следа,  и  мы  по-прежнему  подружки. 
- Привет, - Эля  плюхнулась  на  стул. 
- Привет, - ответила  я, - ты  чего  какая? 
- Вика,  у  меня  проблема, - всхлипнула  Эля, - я  замуж  за  Димку  не  хочу.  Я  Данилу  люблю,  а  Димка – моя  ошибка.  Он  всё  равно  тебя  будет  любить,  а  я  ему  нужна,  как  прошлогодний  снег.  Ярмо  на  шею!  Дашку  обожает,  и  ладно. 
- А  в  чём  проблема? – удивилась  я, - выходи  за  своего  Даньку,  и  дело  с  концом. 
- Мама  с  папой  приехали! – захлюпала  носом  Эля,  и  до  меня  стал  доходить  размер  катастрофы. 
Дело  в  том,  что  родители  Эли  простые,  деревенские  люди. 
Рабочие,  и  Эля  ещё  когда  говорила,  что  они  не  простят  ей,  если  она  принесёт  в  подоле  вне  брака. 
И  вот,  три  часа  назад  в  её  квартире  раздался  звонок. 
Эля,  не  посмотрев  в  глазок,  крайняя  беспечность,  на  мой  взгляд,  открыла  дверь,  и  чуть  в  обморок  не  упала. 
На  пороге  стояли  её  родители  с  чемоданами,  и  ей  ничего  не  оставалось,  кроме  как,  показать  им  дочку. 
А  потом  разразился  скандал,  и  родители  потребовали,  чтобы  она  немедленно  вышла  замуж  за  отца  ребёнка. 
- Не  пойду  я  замуж  за  него! – топнула  ногой  Эля, - у  меня  другой  жених  есть! 
- Это  что  же,  рожаешь  от  одного,  а  замуж  за  другого, - рассердилась  её  мать,  и  отвесила  дочери  оплеуху, - проститутка! 
А  Эля,  не  желая  больше  разговаривать,  схватила  Дашеньку,  поймала  такси,  и  помчалась  скорей  ко  мне. 
- Что  мне  делать? – всхлипнула  Эля. 
- Для  начала,  поговорить  с  Димой, - вздохнула  я, - может,  он         
разрулит  ситуацию? 
- Сомневаюсь, - прошелестела  Эля. 
- Спокойно, - я  вынула  из  кармана  мобильник,  и  набрала  Диму. 
- Привет,  моя  карамелька, - сказал  он. 
- Димка,  у  нас  проблемы. 
- У  кого  это,  у  нас? – спросил  он. 
- Приезжай,  объясню, - сказала  я, - давай. 
- Еду, - он  отключился,  мы  угостили  нервную  Элю  ужином,  а  я  стала  играться  с  Дашей. 
Малышка  махала  ручками,  и,  когда  приехал  Дима,  я  укачивала  Дашеньку. 
- Ты  умопомрачительно  выглядишь  с  ребёнком  на  руках, - улыбнулся  он, - маленький  нюанс,  хочу,  чтобы  матерью  моего  малыша  была  ты. 
- Размечтался, - буркнула  я, - к  Эле  приехали  родители,  и  требуют,  чтобы  отец  её  ребёнка  женился  на  ней.  Они  не  отцепятся,  те  ещё  церберы. 
- Не  пойму,  в  чём  проблема, - улыбнулся  он, - Элечка,  ты  же  вроде  бы  замуж  собралась. 
- Собралась, - кивнула  она, - но  они  меня  шалавой  назвали,  мама  по  шее  заехала,  и  сказала,  что  я  должна  выйти  замуж  за  отца  своего  ребёнка. 
- Ну,  я  быстро  её  разубежу, - хмыкнул  Дима, - быстро  не  захочет  меня  в  зятья. 
- Это,  каким  же  образом? – мне  стало  интересно. 
- Элечка,  звони  своим  родителям,  и  зови  сюда, - сказал  Димка,  и  Эля  стала  набирать  номер. 
- Мам, - прошелестела  она, - мама...  подожди,  не  кричи... – её  лицо  исказилось,  и  она  вдруг  заорала, - хватит  командовать  мной!  Я  уже  взрослая!  Возьмите  с  папой  такси,  и  приезжайте  в  посёлок  Тальянка.  Познакомлю  вас  с  отцом  Даши, - и  она  отключилась, - уфф! 
- Вот  это  ты  выдала, - хмыкнула  я. 
- Сама  не  знаю,  как  получилось, - пролепетала  Эля. 
- Ева,  милая,  подыграй  мне, - сказал  мне  Дима. 
- И  что  я  должна  делать? 
- Ты  моя  жена.  Устрой  скандал. 
Я  в  одно  мгновенье  поняла,  что  он  задумал.  Но,  боюсь,  когда 
родители  Эли  узнают,  что  она  легла  в  постель  с  женатым,  их 
кондрашка  хватит.  Скандал  буду  устраивать  не  я,  а  они. 
Но,  с  другой  стороны... 
Это  шанс  для  Эли.  Она  сможет  спокойно  выйти  замуж  для  своего  Данилу. 
Родители  Эли  прибыли  довольно  быстро,  и,  когда  они  переступили  порог,  у  них  челюсть  с  салазок  соскочила. 
Они  были  простоватые;  полная  женщина,  и  худощавый  мужчина,  одетые  в  дутые  куртки. 
Раскрыв  рот,  они,  глядя  по  сторонам,  прошли  в  гостиную,  и  с  ходу  налетели  на  Элю. 
- Мерзавка!  Проститутка! – затопала  ногами  её  мать. 
- Молчать! – прикрикнула  я, - не  смейте  тут  орать!  Кто  вы  такие?  Представьтесь!  Как  вас  зовут? 
- Представьтесь, - передразнила  меня  женщина, - я  Марья,  мать  этой  глупой  девки, - кивнула  я  на  Элю. 
- Их  зовут  Мария  Николаевна,  и  Евгений  Михайлович, - пискнула  Эля. 
- Развели  тут  цирлих – мырлих, - пробурчала  Мария    Николаевна, - господа  нашлись!  Элька,  чего  ты  нас  сюда  притащила?  Кто  отец  ребёнка? 
- Я  отец, - подал  голос  Дима. 
- Могла  бы  типаж  и  получше  найти, - пробурчала  Мария  Николаевна,  критически  оглядев  его  роскошную  фигуру,  и  литые  мускулы, - значит,  так,  вы  немедленно  женитесь  на  моей  Эльке. 
- Кто  и  на  ком  будет  жениться,  ещё  надо  разобраться! – вскричала  я, - он  мой  муж!  И  у  нас  трое  детей! 
- Что? – вскричала  Мария  Николаевна, - ты  спала  с  замужним? – и  она  бы  у  Эли  вырвала  клок  волос,  если  бы  я  не  встала  у  неё  на  пути. 
- Хватит  тут  тарарам  устраивать, - рассердилась  я, - мой  муж – бабник,  и  дошло  до  того,  что  он  мою  подругу  в  постель  затащил.  Отстаньте  от  Эли,  пусть  выходит  замуж  за  Данилу.  Его  отец  богатый,  а  Данила  адвокат,  и  они  любят  друг  друга. 
- Я  говорила,  что  до  добра  это  не  доведёт, - заорала  Мария 
Николаевна, - отпустили  дочь  в  Москву!  А  за  ней  тут  очередь  из  олигархов  выстроилась! 
И  дальше  началось  такое,  что  я  не  в  силах  передать. 
Мария  Николаевна  пошла  крушить  всё  подряд.  Светильники, 
хрусталь,  всё  полетело  на  пол. 
Мы  все  попрятались  за  диван,  даже  кошки  разбежались,  но,  когда  она  добралась  до  китайских  ваз,  я  не  выдержала. 
- Имейте  в  виду,  это  старинный  фарфор,  и,  если  вы  его  разобьёте,  я  вас  посажу. 
- Притон  порока! – рявкнула  Мария  Николаевна, - это  я  вас  в  тюрьму  посажу!  Совратили  ребёнка! 
- Статья – растление  несовершеннолетних – ограничивается  возрастным  порогом, - крикнул  Дима, - Эля  уже  совершеннолетняя,  и  никто  меня  не  тронет,  а  вас  высмеют. 
- Развратник! – заорала  Мария  Николаевна,  и  в  его  голову  полетело  очередное  бра. 
Он  едва  успел  уклониться,  и  бра  спланировало  в  бар,  а  нас  окатило  дождём  шампанского. 
- Всё,  с  меня  хватит, - пробормотала  я,  и  вынула  сотовый, - Алексей!  Хватайте  ребят,  и  срочно  ко  мне.  Тут  одна  сумасшедшая  решила  мне  всю  посуду  перебить. 
Десант  отреагировал  молниеносно. 
Выбили  входную  дверь,  ворвались  в  особняк,  заломали  руки  нашим  непрошенным  гостям,  и  супружеская  чета  отбыла  в 
« обезьянник ». 
- Уф! – выглянула  я  из-за  дивана,  и  оглядела  « поле  боя ». 
Подняла  с  пола  чудом  уцелевшую  бутылку  коньяка,  и  улыбнулась: 
- Никто  нервы  успокоить  не  хочет? 
- Это  что-то  с  чем-то, - пробормотал  Дима,  отряхиваясь  от  осколков  стекла. 
- Я  тебе  сейчас  дам  что-то  с  чем-то, - рассердилась  я, - огрею  бутылкой,  будешь  знать,  почём  фунт лиха. 
- А  ты-то  чего? – хмыкнул  Дима. 
- Ещё  спрашиваешь?  Между  прочим,  у  Эли  неприятности  из-за  тебя!  Ты  ей  ребёнка  сделал!  Вот  теперь  сам  и  разбирайся  с  её  родителями!  Свою  посуду  под  удар  подставляй! 
- У  меня  опасно, - хохотнул  Дима, - слишком  много  оружия  по  стенам  развешано. 
- Испугался,  как  бы  она  в  тебя  из  арбалета  не  стрельнула? – прищурилась  я, - да,  тебя  только  стрелами  и  сражать!  Или  осиновым  колом!  Кровопийца  доморощенный! 
- Кровопийца,  говоришь? – и  он  схватил  меня  за  шею,  и  впился 
в  губы,  а  я  воткнула  шпильку  для  волос  ему  в  бок. 
- Ты  спятила? – он  посмотрел  на  кровоточащую  ранку. 
- Мало  тебе.  Нахал. 
Из-за  угла  выглянула  Эля  с  Дашей  на  руках,  и  опасливо  огляделась. 
- Где  они? – спросила  Эля. 
- Их  милиция  увезла, - пояснила  я,  вдруг  хлопнула  дверь,  и  в  гостиную  влетел  Макс. 
Он  как – будто  спотыкнулся,  и  оглядел  окружающий  пейзаж. 
- Викусь,  солнце  моё,  а  что  случилось? – спросил  он,  растерянно  глядя  на  бедлам, - я  уезжал,  всё  было  нормально. 
- Было,  да  сплыло, - буркнула  я,  открыла  бутылку  коньяка,  и  хлебнула  прямо  из  горла, - а  ты  чего  вернулся? 
- Мобильный  забыл, - ответил  Макс, - а  всё  же,  что  за  ураган  здесь  пронёсся? 
- Этот  ураган  уже  милиция  забрала, - вздохнула  я, - Анфиса  Сергеевна,  Саша,  Октябрина  Михайловна,  вы  где? 
- Мы  тут, - выглянули  они  из  кухни, - этих  психов  увезли? 
- Увезли, - ответила  я,  и  повернулась  к  мужу, - Макс,  милый,  это  долгая  история. 
- Я  выкрою  пару  минут,  чтобы  узнать  её, - ответил  Максим. 
- Это  мать  Эли  тут  всё  разгромила, - я  плюхнулась  на  диван,  и  заорала  благим  матом. 
- Ты  чего? – бросились  ко  мне  Макс  и  Дима,  а  я  продолжала  вопить  в  диапазоне  ультразвука. 
- Поднимите  меня!  Скорее! – кричала  я,  и  они,  схватив  меня  за  руки,  дёрнули  на  себя. 
- Да  что  с  тобой? – испуганно  спросил  Макс. 
- Осколок  в  заднице, - бесцеремонно  заявил  Дима,  и  выдернул  из  моей  ягодицы  стекляшку. 
- О-о-о! – взвыла  я,  чуть  не  упала,  и  вцепилась  в  Диму, - как  больно!  Нужно  здесь  срочно  всё  убрать,  пока  Василинка        куда-нибудь  не  села!  Ира! 
- Да,  Эвива  Леонидовна? – прибежала  горничная. 
- Быстро  вымети  стекло,  пока  дети  не  поранились, - велела  я. 
- У  тебя  кровь, - сказал  Макс, - тебе  нужно  срочно  обработать  рану.  Пойдём, - он  увлёк  меня  в  спальню,  уложил  на  кровати  на  живот,  и  дал  мне  платок, - засунь  между  зубами. 
- Зачем? – удивилась  я. 
- Засовывай, - велел  он, - и  снимай  штаны. 
- Дивно, - пробормотала  я, - штаны  снимай!  Последний  раз  мне  так  мама  говорила,  делая  уколы, - но  брюки  приспустила,  и  засунула  в  рот  платок. 
Хорошо,  что  он  не  сказал,  что  собирается  сделать. 
Когда  раскалённая  железка  коснулась  моей  ягодицы,  мои  челюсти  непроизвольно  клацнули. 
- Сумасшедший! – простонала  я, - что  за  средневековые  методы!  У  тебя  антисептиков,  что  ли,  нет?  Ты  же  медик! 
- Всё  в  порядке.  Я  и  антисептиками,  я  всем  обработал.  Сейчас  ещё  кое-что, - и  для  острастки  он  всадил  мне  укол. 
- Офигеть! – простонала  я, - как  я  буду  лежать?  А  сидеть?  Как  больно!  Что  ты  мне  вколол? 
- Препарат  действительно  болезненный, - улыбнулся  Макс,  и  я  швырнула  в  него  подушкой. 
- Дурак!  Бери  свой  мобильник,  и  вали  на  работу! – огрызнулась  я. 
- И  оставить  тебя  с  этим  упырём? – прищурился  Макс, - и          всё-таки,  что  тут  произошло? – и  мне  пришлось  пуститься  в  подробности. 
- Ты  назвалась  женой  этого  упыря? – заорал  Максим, - какого  чёрта? 
- Чего  ты  злишься? – улыбнулась  я, - Макс,  милый,  это  же,  чтобы  Мария  Николаевна  отстала  от  Димки. 
- Лучше  б  он  женился! – взвился  Макс, - и  отстал  от  тебя! 
- Он  не  женится, - вздохнула  я, - ему  я  нужна.  А  Эля  влюблена  в  Данилу,  и  за  него  замуж  хочет.  Макс,  милый,  успокойся.  Чего  ты  бесишься? 
- Он  спал  с  тобой, - буркнул  Макс, - он  был  у  тебя  первым! 
- Какой  же  ты  дурачок, - засмеялась  я,  подошла  к  нему,  обвила  руками  за  талию,  и  уткнулась  ему  в  свитер, - слушай,  а  ты  здорово  мускулы  накачал, - решила  я  ему  подольстить. 
- Тебе  нравится? – спросил  он. 
- Ага, - протянула  я. 
- Тук-тук-тук, - раздалось  за  нашими  спинами,  и  я  отпрянула  от 
Макса, - Ева,  карамелька  моя,  я  тебе  тут  кое-какие  бумаги  принёс, - сказал  Дима,  прислонившись  к  косяку. 
- Не  смей  называть  мою  жену  карамелькой! – зашипел          Максим, - и  нечего  врываться! 
- Держи,  конфетка, - Дима  сунул  мне  в  руки  бумаги,  и  вышел,  напевая, - вот  такая  карамелька,  вкусная,  да  сладкая.  Очень  лакомый  кусочек... 
- Ему  повезло,  что  у  меня  табельное  осталось  в  машине, - процедил  Макс. 
- Макс, - улыбнулась  я, - послушай  меня. 
- Слушаю.
- Не  обращай  на  него  внимание. 
- Ты  это  как  себе  представляешь?  Он  наглец! 
- О,  ещё  какой! – кивнула  я, - только  он  вампир. 
- Чего? – вытаращил  глаза  Макс. 
- Энергетический, - уточнила  я. 
- А  мне-то  что  с  того? – удивился  он. 
- Он  же  специально  тебя  подначивает.  Ждёт  твоей  реакции.  Просто  поставь  его  на  место.  Понимаешь? 
- Нет,  не  понимаю, - мотнул  головой  Максим, - я  этого  не  умею! 
- А  вроде  бы  следователь, - улыбнулась  я,  и  сложила  руки  на  груди, - прояви  фантазию. 
- Это  трудно, - нахохлился  Макс, - ладно,  мне  ещё  личность  погибшей  выяснять,  я  пошёл. 
- Макс, - простонала  я, - я  тоже  хочу!  Расскажи  мне,  что  узнаешь. 
- Мне  генерал  голову  открутит, - сказал  Макс,  и,  хлопнул  дверью,  а  я,  нахохлившись,  спустилась  в  гостиную,  где  в  это  время  Ира  подметала  стекло. 
- Можно  тебя  на  минуточку? – подошла  я  к  Димке,  развернулась,  и  отправилась  на  террасу. 
- Что  у  тебя  случилось,  мой  сладкий? – спросил  Дима,  когда  мы  закрылись  в  застеклённой  террасе. 
Я  уставилась  на  метель,  которая  отчётливо  была  видна  в  свете  фонаря. 
- Помоги  мне.  У меня  труп. 
- Опять? – улыбнулся  Дима, - конечно,  помогу.  Я – не  твой  Макс,  который  постоянно  ругается  из-за  этого. 
- Последние  два  дела  он  не  ругался, - вздохнула  я, - наоборот,  всячески  поддерживал. 
- И  что  же  случилось? – заинтересовался  Дима,  а  я  уселась  на  табурет,  и  рассказала  события  последних  месяцев. 
- ФСБ? – присвистнул  Димка, - ничего  себе!  А  что,  ты  наворотила  дел,  и  тебя  отстранили? 
Мне  захотелось  треснуть  Димку  по  шее,  но  я  сдержалась. 
Он  попал  прямо  в  яблочко,  а  мне  стало  неприятно. 
Когда  мы  виделись  в  последний  раз  с  Антоном  Антоновичем,  он  устроил  мне  форменную  головомойку. 
- Понимаешь,  Эвива, - говорил  он, - ты  отличная  женщина,  честная,  справедливая,  но  уж  слишком  горячная.  Не  желаешь  ни  с  кем  советоваться,  лезешь  в  самое  пекло,  не  ставя  никого  в  известность. 
- Но  вы  же  говорили,  что  я  великолепный  сыщик, - возмутилась  я. 
- Ты  не  умеешь  работать  сообща, - сказал  генерал, - так  что,  лучше  тебе  заниматься  своим  делом.  Руководи  издательствами,  пиши  статьи,  и  получай  премии.  Надеюсь,  что  « Золотое              перо » – это  только  начало.  Может,  кроме  « Бриллиантового »,  Нобелевской  лауреаткой  станешь. 
- Куда  вы  замахнулись! – слабо  улыбнулась  я, - я  и 
« Бриллиантового »  ещё  не  получила!  И  потом,  моё  настоящее  призвание – это  сыск. 
- Твоё  настоящее  призвание – это  гуманитарные  науки, - холодно  заявил  Антон  Антонович, - и  хватит  свой  длинный,  курносый  нос  совать,  куда  не  следует. 
- Длинным  и  курносым  нос  одновременно  просто  по  определению  быть  не  может.  Это  нереально, - улыбнулась  я. 
- Курносый  он  у  тебя  по  жизни,  а  длинный  по  определению, - не  остался  в  долгу  генерал, - умудряешь  его  во  все  щёлки  засунуть. 
- Да  я  вам  нашла  бандитку,  которую  искали  все  спецорганизации  мира! – вскричала  я, - милиция  её  двадцать  лет  не  могла  поймать! 
- Честь  и  хвала  тебе  за  это, - кивнул  Антон  Антонович, - и  не  смотри  такими  глазами,  я  от  души  сказал,  не  смеюсь.  Я  прекрасно  знаю,  что  ты  бесценный  кадр,  но  я  не  могу  позволить  тебе  этим  заниматься. 
- Ладно, - рассердилась  я, - тогда  я  поступлю заочно  на  юридический,  и  стану  адвокатом,  как  сестра  и  мать.  Вы  их  обоих,  кажется,  очень  не  любите,  вот  и  я  стану  оправдывать  преступников. 
- Оправдывает  преступников  судья, - скрипнул  зубами  Антон  Антонович, - а  ты,  голубка  моя,  меня  уже  достала.  Не  дам  я  тебе  преступников  ловить.  Разговор  закончен. 
Я  подняла  глаза  на  Диму,  желая  сказать  ему  какую-нибудь  резкость,  но  вместо  этого  грустно  улыбнулась. 
- Не  желает  он,  чтобы  я  этим  занималась, - и  слёзы  потекли  у  меня  из  глаз. 
- Ну,  успокойся, - Дима  коснулся  пальцами  моей  щеки, - я  знаю,  как  для  тебя  это  важно,  и  понимаю  тебя.  Что  случилось?  Где  труп  нашла? – и  я  стала  рассказывать. 
- Вот  вам  и  старушка, - хмыкнул  Дима, - кино  про  зомби  смотрит.  Пошли,  только  за  пальто  схожу.  Сиди  тут, - он  юркнул  за  дверь,  и  вернулся  с  моими  сапогами,  и  короткой  шубкой. 
- Держи, - протянул  он  мне  сапоги,  помог  влезть  в  шубку,  и  мы  вышли  на  улицу. 
Я  накинула  на  голову  пашмину,  и  мы  пошли  по  посёлку. 
- Очень  романтично,  не  находишь? – сказал  вдруг  Дима, - ночь,  снегопад,  двое  идут,  держась  за  руки,  а  снежинки  нам  танцуют  вальс.  Танцуют  лишь  для  нас  двоих. 
- Как  у  Сильвы  Капутикян, - улыбнулась  я, - иронические  стихи.  Пара  гуляла,  а  луна  зевала,  глядя  на  них.  Им  казалось,  что  всё,  что  они  говорят  друг  другу,  ещё  никто  не  говорил,  а  небесная  царица  всё  это  слышала  тысячу  раз. 
- Действительно, - засмеялся  Дима, - очень  метко.  Ты  была  такой  романтичной.  Что  это  тебя  на  восточные  стихи  потянуло? 
- Что-то  навеяло, - улыбнулась  я, - слушай,  а  это  идея. 
- Что  за  идея? – удивился  Дима. 
- Из  этой  же  темы  можно  соорудить  великолепный  лирический  стих, - воодушевлённо  воскликнула  я, - но  не  на  луну,  а  на  деревья  сделать  акцент, - и  я  нащупала  в  кармане  ручку  и  листок, - а  ну,  повернись. 
- Зачем? 
- Поворачивайся, - воскликнула  я,  и  стала  черкать  по  его  спине. 
- Слушай,  что  ты  там  делаешь? – задёргался  он, - в  мои  планы 
не  входило – портить  пальто. 
- Я  по  бумаге  пишу,  а  не  по  пальто, - ответила  я, - слушай, - и  я  прочитала  то,  что  написала. 
- Ты  пишешь  стихи? – изумился  Дима, - с  чего  вдруг? 
- Начала  недавно, - смущённо  призналась  я, - когда  в  Гданьске  была. 
- Случайно,  не  после  звонка  мне? – прищурился  он, - ты  скучала?  Не  делай  удивлённых  глаз.  У  меня  антиопределитель  подключён.  Говорят,  талант  проявляется  в  результате  стрессовых  ситуаций. 
- Знал  бы  ты,  как  я  скучала, - вздохнула  я, - не  говори  никому,  что  я  пишу  стихи. 
- Стесняешься? – улыбнулся  Дима. 
- Макс  точно  не  поймёт, - кивнула  я, - он  не  любит  поэзию. 
- Не  скажу, - Дима  взял  меня  за  руку, - пусть  это  будет  нашей  маленькой  тайной.  А  давай  удивим  луну. 
- Это,  каким  образом? – заинтересовалась  я. 
- Она  веками  слышала  клятвы  в  любви,  так  пусть  посмотрит,  как  двое  могут  неистово  любить  друг  друга, - и  его  рука  скользнула  по  моему  бедру. 
- Кто-нибудь  увидит, - воспротивилась  я. 
- А  мы  на  детской  площадке  устроимся.  Дети  ночью  не  гуляют,  им  в  кроватках  положено  лежать. 
- Во-первых,  мы  ищем  убийцу, - сурово  сказала  я, - а  во-вторых,  я  не  хочу  себе  задницу  отморозить  на  таком  холоде.  Тем  более,  я  себе  туда  уже  осколок  стекла  всадила. 
- Какая  развратная  особа, - хохотнул  Дима. 
- Сейчас  получишь, - пообещала  я. 
- Ладно,  ладно, - засмеялся  он, - ты  у  меня  чудо.  Красавица,  умница,  на  рояле  играешь,  картины  пишешь,  статьи,  стихи,  и  рассказы  сочиняешь.  Да  и  в  искусствоведении  разбираешься.  Уникальный  кадр. 
- Уникальным  кадром  я  была  бы,  если  бы  и  в  точных  науках  разбиралась, - засмеялась  я, - а  так,  просто  гуманитарий. 
- Но  самый  красивый  гуманитарий, - засмеялся  Дима, - слушай,  сжалься  надо  мной,  мне  сейчас  дурно  станет.  Меня  даже  линия  твоих  губ  заводит. 
- Ладно,  пошли, - кивнула  я,  и  мы  забрались  на  детскую  площадку. 
Но  сегодня  мне  катастрофически  не  везло.  Да  и  этого        героя-любовника  угораздило,  затащил  меня  на  качели. 
В  самый  пикантный  момент  что-то  хрустнуло,  и  мы  оказались  в  сугробе. 
Я  отбила  себе  мягкое  место,  и  спихнула  с  себя  Диму. 
- По – ролевому  получилось, - хмыкнул  он,  помогая  мне  подняться. 
- Ролевыми  играми  с  мужем  занимаются, - буркнула  я,  поправляя  мокрые  чулки, - когда  после  долгих  лет  брака  секс  приедается. 
- Секс  не  может  приесться, - ухмыльнулся  Дима. 
- Мы  ещё  молодые,  и  страстные, - пробормотала  я, - слушай,  валим  отсюда,  пока  нас  никто  не  увидел,  а  луна  уже,  думаю,  насмотрелась  на  пару  веков  вперёд. 
И  мы  бросились  долой. 
До  будки  охранников  добежали  почти  бегом,  и  я  постучалась  в  окно. 
- Кто  там? – выглянул  десантник, - а,  Дмитрий,  привет. 
- Привет,  выпусти  нас, - и  замок  щёлкнул. 
- Слушай,  вы  там  полегче,  а  то  дети  увидят  порнушку,  или  муж  нашей  красавицы, - кивнул  десантник  на  меня, - голову  оторвёт, - и  я  залилась  краской. 
- Вы  видели? – пролепетала  я. 
- Уже  стёр  запись.  Вы  что,  забыли? – улыбнулся  Андрей, - сами  же  просили  камеры  по  всему  посёлку  установить. 
- Забыла, - призналась  я, - действительно,  я  хотела,  чтобы  дети  были  на  виду. 
- Пошли, - Дима  утянул  меня  за  ограду,  и  мы  дошли  до  того  места,  где  ко  мне  под  колёса  попала  девушка. 
Место  происшествия  по  полукругу  было  огорожено  лентой,  и  вокруг  сновали  представители  правопорядка. 
Мы  с  Димой  затаились  за  сугробом,  наблюдая  за  происходящим. 
- Откуда  она  выбежала? – спросил  Дима. 
- Вон  оттуда, - вздохнула  я,  сделав  кивок  в  сторону  сугроба.   
- Уверена? 
- На  все  сто, - кивнула  я, - она  оттуда  выбежала. 
- Ты  Максу  это  говорила? 
- Нет, - вздохнула  я, - он  мне  сначала  лекцию  прочитал,  и 
пообещал,  что  из  тюрьмы  вытаскивать  не  будет,  а  потом,  когда  узнал  правду,  успокоился.  Я  ему  не  сказала. 
- Ну,  и  отлично.  У  нас  больше  шансов.  Люблю  твоему  мужу 
палки  в  колёса  вставлять,  и  наставлять  ветвистые  рога.  Скажи, 
а,  когда  мы  были  женаты,  ты  мне  изменяла? 
- Ты  спятил? – фыркнула  я, - у  меня  и  в  мыслях  такого  не  было. 
- Что,  неужели  совсем  не  хотелось? – недоверчиво  протянул  он. 
- Ты  хочешь,  чтобы  я  тебе  сейчас  скандал  закатила? – прищурилась  я, - более  страстного  мужчины  у  меня  не  было,  и,  наверное,  уже  не  будет.  Ты  единственный  в  своём  роде.                Во-первых,  я  тебя  боялась,  как  огня,  ещё  съездил  бы  за  измену.  Я  тебя  знаю,  ты  собственник.  И  потом,  ты  умудрялся  укладывать  меня  на  лопатки  каждый  день  два  раза.  После  такого  никакой  измены  не  захочется. 
- Хочешь  сказать,  что  тебе  это  не  нравилось? – ухмыльнулся  он. 
- Нравилось, - улыбнулась  я, - мы  с  тобой  по  темпераменту  сошлись. 
- Малыш, - Дима  коснулся  моей  руки, - теперь  ведь  всё                по-другому,  и  мы  не  как  кошка  с  собакой,  и  мы  оба  понимаем,  что  друг  без  друга  жить  не  можем.  Мимолётный  секс  в  лифте,  в  офисе,  в  машине,  это  приятно.  Но  сколько  это  может  продолжаться?  Мне  всё  равно  придётся  жениться.  У  меня  огромное  состояние,  и  мне  нужен  сын. 
- Насчёт  сына  я  подумаю, - улыбнулась  я,  впрочем,  неожиданно  для  себя, - хотя  бы  потому,  чтобы  не  переживу,  если  ты  женишься  на  какой-нибудь  блондинке. 
- Что  ты  имеешь  против  блондинок,  моя  страстная  женщина? – Дима  подёргал  меня  за  смоляную  кудряшку. 
- У  тебя  сейчас  есть  кто-нибудь? – вдруг  спросила  я. 
- Генеральный  одной  американской  корпорации  сватает  мне  свою  дочь, - улыбнулся  Дима, - хочет  соединить  состояния.  Трейси  милашка,  модель,  постоянно  в  журналах  светится. 
- Блондинка? – прошептала  я. 
- Блондинка, - кивнул  он, - с  голубыми  глазами,  и  сахарной  внешностью.  Хороша,  как  картинка,  кукла  Барби. 
- Дивно, - процедила  я, - а  ты  что? 
- А  я  что? – засмеялся  Дима, - развлекаюсь,  как  могу.  С  глупой 
блондинкой  только  и  развлекаться.  Она  постоянно  балаболит  о  шмотках,  в  театрах  не  бывает,  терпеть  не  может  балет,  и 
говорит  сплошные  глупости.  Она  не  хочет  ничего,  кроме,  как  хвалиться  у  бассейна,  что  у  неё  десятый  по  счёту  « Бентли »,  пятнадцатая  « Феррари »,  и  она  летала  поужинать  на  Канары.  И,  чтобы  подружки  языки  прикусили  от  зависти. 
- Я  тоже  люблю  пафосные  машины, - кивнула  я, - и  от  Канар  не  откажусь.  На  Тенерифе  отличная  сангрия.  Но  встречаться  с  моделью!  Офигеть!  Она  же  плоская,  как  доска. 
- Слушай,  не  ревнуй, - улыбнулся  Дима, - я  не  собираюсь  на  ней  жениться,  чтобы  там  не  говорил  её  отец.  Вот  ей  облом  будет,  когда  я  ею  попользуюсь,  и  брошу. 
- Ты  спятил? – возмутилась  я, - как  бы  я  не  фыркала,  но  тут  я  с  тобой  не  согласна.  Она  хрупкая  женщина,  а  с  женщинами  так  обращаться  нельзя. 
- С  тобой  я  так  обращаться  точно  не  буду, - кивнул  он. 
- Сейчас  речь  не  обо  мне, - процедила  я, - ладно,  не  буду  читать  тебе  нотации,  до  тебя  не  достучишься.  Лучше  займёмся  делом.  Пошли, - и  мы,  набирая  полную  обувь  снега,  полезли  по  сугробам. 
Хуже  приходилось  Диме,  на  нём были  довольно  лёгкие  ботинки.  Разъезжая  в  джипе,  да  ещё  с  включённой  печкой,  и  такие  сойдут.  А  он  словно  мои  мысли  прочитал. 
- Знал  бы,  что  ты  меня  в  сугроб  потащишь,  надел  бы    валенки, - пробормотал  он. 
- Терпи,  казак,  атаманом  будешь, - фыркнула  я, - да  уж, - выбралась  я  из  сугроба, - я  и  не  надеялась,  что  мы  что-то  найдём. 
Прямо  перед  нами  простиралась  тропинка,  запорошённая  девственно-белым  снегом.  Прошло  три  часа,  и  за  это  время  метель,  что  бушевала  с  самого  утра,  напрочь  замела  все  следы,  если  они,  конечно,  были. 
- Пошли  дальше,  посмотрим,  что  у  нас  там, - потянула  я  его  за  собой,  размышляя  на  ходу, - она  выбежала  в  одной  блузке  и  юбке,  значит,  где-то  неподалёку  она  сняла  пальто.  Не  выйдет  здравомыслящий  человек  в  такую  погодку  на  улицу  без  пальто! 
- Убойная  логика, - хмыкнул  Димка, - слушай,  дорогая,  а  что  это  у  тебя  сзади? 
- Что? – не  поняла  я. 
- Видимо,  при  падении  ты  повредила  рану,  и  у  тебя  кровь  на  белой  юбке.  Держи, - он  стянул  с  себя  чёрный  шарф, - я-то  знаю,  что  у  тебя  там  рана,  а  прохожие  неприличное  подумают. 
- Спасибо, - вздохнула  я,  и  обмоталась  шарфом. 
- Не  за  что, - он  взял  меня  за  руку,  и  мы,  утопая  в  снегу,  порой,  чуть  ли  не  по  колено,  добрались  до  ёлок. 
Эти  ели  окружают  наш  посёлок,  и  далее  следует  роскошный  лес.  Наверное,  на  каждом  участке  есть  ели.  Во  всяком  случае,  на  моём  их  четыре  спереди,  парочка  сзади,  а  уж  в  конце  участка  сколько,  я  и  не  знаю.  С  балкона  видны  макушки,  и  с  десяток  я  насчитываю. 
- Что  дальше? – спросил  Дима,  вглядываясь  вдаль. 
- Лес, - спокойно  ответила  я. 
- Или  я  ошибаюсь,  или  здесь  действительно  кто-то  валялся, - сказал  Дима,  указывая  на  вмятины  на  снегу. 
Они  были  сильно  изломанными,  и,  хотя,  снег  успел  изрядно  припорошить  их,  были  отчётливо  видны. 
- Идём, - Дима  потащил  меня  вперёд. 
Сколько  мы  прошли,  не  знаю,  но  теперь  и  я  нахлебала  полные  сапоги  снега. 
- Кажется,  нашли, - сказал  вдруг  Дима,  и  указал  на  тёмные  пятна  на  снегу.  Он  вынул  фонарик,  и  посветил  на  пятна. 
Это  была  кровь. 
- Интересно, - задумчиво  проговорила  я, - мы,  два  здоровых  человека,  спотыкаясь,  еле  добрались  сюда.  А  молодая  девушка,  получив  одно  огнестрельное,  и  одно  ножевое,  добежала  такое  расстояние,  даже  не  споткнувшись.  Снег  был  только  в  одном  месте  изломан... 
- На  нём  не  было  крови, - кивнул  Дима. 
- Именно, - вздохнула  я, - а  должна  была  быть.  Это  капец!  Ищем  дальше! – и  полезла  через  сугробы  вперёд. 
- Стой! – Дима  схватил  меня  за  воротник,  и  потянул  назад, - это  бессмыслица. 
- Почему? – удивилась  я. 
- Потому  что!  Не  могла  она  так  далеко  убежать.  Понимаешь?  Пошли  назад, - и  мы  повернули  обратно. 
Остановились  у  места,  где  был  излом,  и  Дима  поднял  ветки  деревьев. 
- Смотри,  там  тропка, - он  пролез  вперёд,  осмотрелся,  и  протянул  мне  руку. 
Вперёд  тянулась  проторенная  тропа,  и  мы  пошли  по  ней.  Дима,  на  правах  мужчины,  вперёд,  а  я  за  ним. 
- Гляди-ка,  а  они  тут  что-то  прячут, - указал  Дима  на  снежное  возвышение,  и  стал  разгребать  руками  снег,  уложенный  горкой. 
Я  натянула  перчатки,  и  стала  ему  помогать,  пока  мы  не  уткнулись  в  крышку  люка. 
- Это  подземный  ход? – удивилась  я, - не  знала,  что  здесь  есть  подземный  ход.  Полезем? 
- Надо, - кивнул  Дима, - но  без  фонарика,  и  без  пистолета  туда  лучше  не  соваться. 
- Без  пистолета? – испугалась  я. 
- А  ты  как  думала?  Хотя  бы  травматик,  а  то  мало  ли.  Девушку-то  убили. 
- Я  что-то  боюсь, - пробормотала  я, - а  фонарик,  кстати,  у  меня  есть. 
- Предлагаешь  слазать? – посмотрел  он  на  меня. 
- Предлагаю, - и  я  потянула  за  кольцо  на  себя  крышку,  но  та  оказалась  для  меня  слишком  уж  тяжёлой,  и  Дима  перехватил  её  у  меня. 
Внизу  виднелась  лишь  кромешная  темнота,  и  я  посветила.  Выхватила  из  мрака  лишь  тёмные  стены,  какие-то  провода... 
- Посвети  мне, - сказал  Дима,  и  стал  спускаться  вниз,  по  лестнице. 
Я  напряжённо  вглядывалась  вниз,  Дима  на  пол  пути  забрал  у  меня  фонарик,  и  испарился. 
- Ты  где? – не  выдержала  я, - что  там? 
- Я  тут, - ответил  он, - спускайся,  я  тебя  поймаю. 
- Не  хотелось  бы  мне,  чтобы  ты  меня  ловил, - пробормотала  я,  села  на  снег,  и  спустила  ноги  на  лестницу. 
- Любовь  моя,  как  ты  спускаешься? – раздался  снизу  голос  Димы. 
- А  что  такое? – хмыкнула  я. 
- Во-первых,  ты  Василису  ругаешь,  когда  она  на  снег  садится,  а  сама  уселась.  Во-вторых,  ты  спускаешься,  как  ребёнок,  сжав  коленки,  и  трясясь  всеми  конечностями. 
- Я  с  крутыми  лестницами  не  очень  дружу,  ты  же  знаешь, - хмыкнула  я,  и  через  минуту  оказалась  внизу. 
- Что  там? – спросила  я. 
- Туннель, - ответил  Дима,  и  мы,  взявшись  за  руки,  и  освещая  путь  фонариком,  пошли  вперёд. 
- Это  катакомбы? – приглушённо  спросила  я. 
- Понятия  не  имею, - пробормотал  Дима, - судя  по  всему. 
И  вдруг  мы  услышала  сзади  скрежет,  и  удар. 
От  неожиданности  я  подскочила,  машинально  схватившись  за  сердце,  и  посмотрела  на  Диму. 
- Что  это  было? 
- Не  знаю, - ответил  он, - но  есть  одно  подозрение, - и  он  рванул  назад,  а  я  за  ним. 
- Что?  Что  такое? – бежала  я  за  ним. 
- Нас  закрыли, - вынес  он  неутешительный  вердикт,  осветив  люк.  Потом  забрался,  пару  раз  дёрнул,  но  крышка  не  поддалась. 
- Это  всё  из-за  меня, - прошептала  я. 
- Малыш,  ты  тут  не  при  чём, - вздохнул  Дима, - ты  предложила,  я  согласился...  Вообщем,  оба  хороши.  Значит,  будем  искать  выход. 
- Если  он  не  один, - затряслась  я. 
- Успокойся,  не  паникуй  раньше  времени, - и  он  повёл  меня  вперёд, - идём,  может,  всё  будет  нормально. 
Сколько  мы  шли,  я  не  помню,  но  у  меня  появилось  стойкое  ощущение,  что  мы  идём  по  кругу,  и  идём  целую  вечность. 
Тёмные  стены,  старый,  но  ещё  добротный  кирпич... 
- Для  чего  их  тут  строили? – спросила  я, - вернее,  раскапывали,  и  на  совесть  кирпичами  обкладывали. 
- Трудно  сказать, - вздохнул  Дима, - может,  как  склады,  а,  может,  оборона. 
- Оборона? – удивилась  я. 
- Военная  оборона, - уточнил  Дима, - какое-нибудь  оружие  массового  поражения  разрабатывали  в  своё  время,  или  наукой  занимались.  Многие  химические  соединения  до  сих  пор  сокрыты,  и  хранятся  в  архивах.  Это  яды,  и  яды  такие,  что  страшно  делается,  если  подумать,  что  какой-нибудь  псих  до  них  доберётся. 
- Я  в  этом  ничего  не  понимаю, - вздохнула  я. 
- Хочешь  сказать,  что  ты  псих,  и  тебя  надо  изолировать? – хохотнул  Дима. 
- Вот  дурак! – фыркнула  я,  но  улыбнулась. 
Сейчас  я  почему-то  по-другому  стала  относиться  к  его  шуткам.  Меня  ценят,  как  обладателя  тонкого,  лёгкого  чувства  юмора,  а  я  обижаюсь  на  Диму! 
Наверное,  дело  в  том,  что  я  его  так  сильно  люблю,  обижена,  и  всё,  что  связано  с  ним,  воспринимаю  нервно. 
Но  совсем  недавно  боль  немного  отступила. 
На  место  обиды  пришёл  здравый  смысл,  и  другое  отношение  к  Диме.  Он  милый  и  добрый.  Чуткий,  умный,  и  тактичный,  и  очень  романтичный. 
В  наше  время  мало  романтичных  мужчин,  и  мой  возлюбленный – исключение  из  правил. 
- Боже  мой!  Дим!  А  вдруг  мы  отсюда  не  выберемся? – всхлипнула  я. 
- Не  дёргайся, - сурово  сказал  Дима,  и  сжал  мою  ладонь. 
Дорога  как – будто  пошла  вниз,  и  мне  показалось,  что  мы  на  уже  порядочной  глубине.  Было  как-то  неуютно. 
Конечно,  можно  было  бы  позвонить  Максу,  чтобы  он  открыл  крышку,  но  с  телефонами  творилось  нечто  странное. 
Они  были  вне  зоны  сети,  как  при  грозе. 
- Думаю,  это  специально  сделано, - вздохнул  Дима,  убирая  аппарат,  ставший  бесполезным  куском  пластика, - всё-таки  тут  был  не  склад.  Скорее  всего,  засекреченную  науку  разрабатывали. 
- А  вдруг  тут  какие-нибудь  летучие  яды? – запаниковала  я. 
- Спокойно,  сладкий,  поздно  уже  об  этом  вздыхать.  Это,                во-первых,  а  во-вторых,  помещения  заброшены  давно,  и  наверняка  яды  все  разложились,  если  они  тут  были. 
- А  они  могут  разлагаться? – нахмурилась  я. 
- А  ты  как  думаешь? – хохотнул  Дима, - химию  в  школе  учила? 
- Думаешь,  нам  разъясняли  соединения  цианида? – хмыкнула  я, - формулу  показывали? 
- Шутишь?  Настроение  поднялось?  Ну,  уж  это  ты  должна  знать,  всё-таки  химкабинет  в  своё  время  взорвала, - усмехнулся  он. 
- Взорвала, - кивнула  я, - но  классификацию  ядов  мы  не  проходили,  и  знаю  про  то,  что  да,  некоторые  вещества  могут  со  временем  улетучиваться. 
- А  говоришь...  Смотри! – он  подошёл  к  стене,  и  указал  на 
скруглённую  кладку, - тут  явно  была  дверь,  а  потом  её  заложили. 
Действительно.  Вроде  стена,  как  стена,  но  скруглённая  кладка  говорила,  что  здесь  когда-то  был  проход  арочного  типа. 
- Мне  стало  любопытно, - протянул  Дима,  глядя  на  кладку, - эти  стены  хранят  тайны,  скелеты  в  шкафах. 
- И  что  ты  собираешься  делать? – спросила  я. 
- Погоди, - Дима  вдруг  задумался, - эти  катакомбы  огромные,  и  люк  расположен  под  углом  сто  восемьдесят  от  твоего  дома... 
- Ты  это  на  глазок  определил? – изумилась  я. 
- Ничего  сложного, - улыбнулся  он, - это  ты  у  нас  человек  искусства,  тупеешь  от  этого, - и  он  стал  что-то  подсчитывать. 
- Пошли, - потянул  он  меня  за  собой,  но  мой  взгляд  остановился  на  дверце,  выглядывающей  из-за  угла,  и  я  пошла  туда. 
- Ева,  ты  куда?  Нам  не  сюда, - но  я  его  не  слушала,  и  обнаружила  нечто,  типа  тюремной  камеры,  с  решётками. 
Но  сейчас  дверца  решётка  была  открыта,  и  я  вошла  внутрь. 
- Ты  что  тут  делаешь? – подошёл  Дима. 
- Я  нашла  место,  откуда  выбежала  девушка, - сказала  я,  оглядывая  помещение. 
Вид  был  убогий,  конечно.  На  полу  валялись  какие-то  рваные  тряпки,  явно  бывшие  для  девушки  постелью,  а  в  углу  я  обнаружила  довольно  элегантное,  чёрное  пальто,  и  белый  шарф,  на  котором  были  багряные  пятна. 
Судя  по  всему,  кровь. 
Я  вынула  из  кармана  пакет,  и  полиэтиленовые  перчатки,  которые  предусмотрительно  ношу  с  собой,  и  засунула  в  пакет  шарф  и  пальто. 
Под  пальто  обнаружилась  ещё  и  сумочка,  я  открыла  её,  и  обнаружила  внутри  паспорт. 
- Конфетина  Виринея  Дмитриевна, - прочитала  я, - была  замужем  за  Пальмировым  Александром  Михайловичем,  в  разводе,  проживает  в  Химках.  Есть  сын,  Конфетин  Альберт  Дмитриевич.  Видно,  родила  вне  брака,  и  дала  своё  отчество. 
- И  фамилию  тоже, - сказал  Дима, - смотрю,  Макс  тебя  спецом  сделал.  Перчатки,  пакет  с  собой  носишь. 
- А  что  ты  хочешь?  Столько  дел  расследовала, - улыбнулась  я. 
- Бери  всё,  и  пошли, - сказал  Дима,  и  потащил  меня  в  другую 
сторону. 
- Ты  что-то  придумал? – спросила  я. 
- Придумал, - кивнул  он,  и  вдруг  остановился,  глядя  вверх,  на  решётку. 
Он  вцепился  руками  в  эту  решётку,  но  она  не  поддалась,  и  тогда  Дима  подтянулся  на  ней.  Натиска  в  сто  пятьдесят  килограмм  литых  мускул  решётка  не  выдержала,  и  отвалилась. 
Дима  ухватился  руками  за  края  чёрной  дыры,  и,  с  лёгкостью,  подтянувшись,  влез  наверх,  внутрь. 
- А  мне  ты  как  предлагаешь  туда  забраться? – осведомилась  я. 
- Давай  пакет, - сказал  он,  свесившись  оттуда, - и  решётку  тоже. 
Я  подала  ему  вещи,  и  он  рявкнул: 
- Руки! – и  я  машинально,  не  подумав,  протянула  ему  руки. 
Момент,  он  втянул  меня  в  дыру,  и  я  оказалась  лёжа  на  нём  в  тёмном,  тесном  пространстве. 
- Хорошо,  что  ты  не  сказал,  что  собираешься  сделать, - вздохнула  я,  ёрзая  на  нём,  чтобы  хоть  немного  переместиться          в  сторону. 
- Потому  и  не  сказал,  чтобы  ты  не  повисла  мёртвым  грузом, - пробормотал  он, - слушай,  что  ты  делаешь? 
- Пытаюсь  слезть  с  тебя. 
- Что-то  другое  мне  эти  движения  напоминают, - и  он  стиснул  меня  руками. 
- Прекрати, - вздохнула  я, - как  тут  неудобно.  Где  мы  вообще? 
- Где-то  в  вентиляции.  Это  старая  система  ответвлений,  я  видел  такие  вещи  раньше, - он  переместил  меня,  и  закрыл  люк. 
- Юбка  мешает, - дёргалась  я. 
- Иди  сюда, - Дима  без  лишних  слов  подтянул  меня  к  себе,  и  разорвал  юбку. 
- Что  ты  делаешь? – возмутилась  я,  но  он  перевернул  меня  на  живот,  и  сделал  « шлицу »  и  сзади, - к  твоему  сведению,  это  трендовая  юбка.  Знаешь,  сколько  она  стоит?  Это  тебе  не  дешёвка  с  Черкизовского  рынка,  сляпанная  ловкорукими  китайцами. 
- Детка,  после  лазаний  по  катакомбам  и  вентиляции  от  твоего   
тренда  ничего  не  останется, - ухмыльнулся  Димка, - в  белом  только  и  ползать  по  грязным  трубам. 
И  в  самом  деле,  трубы  оказались  очень  грязными. 
Дима  пополз  вперёд,  я  за  ним,  и  я  не  чаяла,  как  добраться  до 
пункта  назначения.  Он  явно  знал,  куда  лезет,  а  вот  я  пребывала  в  недоумении. 
И  вскоре  мы  упёрлись  во  что-то  железное. 
- Что  это? – удивилась  я. 
- Дай  мобильник, - сказал  Дима,  и  вызвал  номер, - нет,  Анфиса  Сергеевна,  это  не  Ева.  Да,  я.  Скажите,  в  доме  кто-нибудь  из  мужчин  есть?  Отлично.  Тогда  пусть  они  спустятся  в  винный  погреб,  разберут  дощатый  пол,  и  откроют  замурованный  люк.  Мы  с  Евой  сейчас  под  домом  находимся.  Прямо  под  винным  погребом.  Да,  даю.  Держи, - он  протянул  мне  трубку. 
- Слушаю, - взяла  я  телефон. 
- Что  за  ересь  сейчас  нёс  Северский? – спросила  Анфиса  Сергеевна. 
- К  сожалению,  это  правда, - вздохнула  я, - мы  попали  в  ловушку. 
- Но  у  нас  нет  подземелий, - сказала  Анфиса  Сергеевна. 
- Я  тоже  думала,  что  нет.  До  последнего  времени.  Под  посёлком  самые  настоящие  катакомбы.  Лабиринты! 
- Ничего  себе! – протянула  моя  свекровь, - ладно,  сейчас  Ивана  с  Федором  кликну, - и  она  отключилась. 
- Знаешь, - вздохнула  я,  набирая  в  лёгкие  побольше  воздуха, - что-то  мне  нехорошо. 
- Спокойно,  малыш,  расслабься, - Дима  взял  меня  за  руку, - втяни  воздух. 
- Не  помогает, - прошептала  я, - меня  уже  подташнивает.  Чёрт.  И  сердце  колотится. 
- Ну,  и  что  мне  с  тобой  сделать,  чтобы  ты  успокоилась? 
- Клаустрофобию  трудно  успокоить, - сдавленно  проговорила  я, - обними  меня, - и  Дима  прижал  меня  к  себе. 
- Представляю,  что  скажет  твой  Макс,  когда  увидит  нас  в  обнимку. 
- Его  нет, - прошептала  я, - а  Анфиса  Сергеевна  не  выдаст  нас. 
То  время,  что  мы  находились  тут,  показалось  мне  вечностью. 
Я  даже  не  поверила,  когда  нам  на  головы  посыпались  опилки,  и  Иван  Николаевич  и  Федор  разобрали  перекрытие. 
- Вот  они, - воскликнул  мой  свёкр,  и  за  руки  вытянул  меня  из  люка. 
- Спасибо,  Иван  Николаевич, - выдохнула  я. 
- И  как  это  вас  угораздило? – сурово  осведомился  он, - как  вы 
там  оказались? 
- Долгая  история, - прохрипела  я, - выведите  меня  скорей  наверх.  Меня  тошнит, - и  Федор,  садовник,  повёл  меня  наверх. 
- Викуля, - всплеснула  руками  Анфиса  Сергеевна,  глядя  на  меня,  перемазанную  сажей,  в  опилках,  а  юбка  от  « Шанель »,  пожалуй,  произвела  на  неё  самое  сильное  впечатление. 
Не  хуже  был  и  Димка,  только  он  был  в  чёрном,  и  грязь  не  так  бросалась  в  глаза,  как  мои  рваные  чулки,  и  всё  остальное                прочее. 
Я  опрометью  выскочила  из  кухни,  и  бросилась  в  ванную,  на  ходу  стаскивая  с  себя  шубку,  и  кидая  в  спальне  пакет  с  вещами  погибшей. 
Тошнота  подкатила  к  горлу,  и  я  рухнула  на  колени  перед  унитазом... 
Позже,  после  ледяного  душа,  и  в  шёлковой  пижаме,  я  почувствовала  себя  лучше,  накинула  халат,  и  спустилась  вниз. 
- А  кофе  есть? – слабо  спросила  я. 
- И  эклеры  с  кофейным  кремом, - улыбнулась  Анфиса  Сергеевна,  а  я  облизнулась. 
Налила  себе  кофе,  съела  остатки  блинов  с  шоколадом,  парочку  эклеров,  и  окончательно  пришла  в  себя. 
- Клаустрофобия – это  паршиво, - вздохнула  Анфиса  Сергеевна, - от  этого  нужно  избавляться. 
- Как? – хмыкнула  я, - вы  же  врач,  и  понимаете,  что  это  невозможно. 
- Как  вы  вообще  оказались  под  землёй? – недоумевала  она, - откуда  вы  туда  забрались? – и  мне  пришлось  признаться. 
- Пошли  искать,  откуда  выскочила  девушка,  которая  прыгнула  нам  под  колёса,  и  нашли  проход,  а  нас  закрыли  в  подземелье. 
- Надо  Максу  сказать, - заявила  моя  свекровь. 
- Надо, - вздохнула  я, - хотя  не  хочется.  Мерзавец!  Не  хочет  брать  меня  в  команду! 
- Ты  слишком  упрямая,  напористая,  и  с  начёсом, - заявил  Иван  Николаевич,  входя  на  кухню, - вот  и  не  хочет. 
- Я  не  упрямая! – возмутилась  я,  поперхнувшись  кофе. 
- Поговори  мне  ещё, - пробурчал  Иван  Николаевич, - ты  хоть  других  людей  иногда  в  расчет  принимаешь?  Всегда  делаешь  по  своему  разумению,  с  другими  не  считаешься.  Хлеще  только  твоя  мать,  темпераментные  дамы. 
- Однако, - буркнула  я. 
- Вот,  только  тебя  Макс  отругал,  генерал  пропесочил,  и,  едва  они  за  дверь,  ты  хватаешь  бывшего  мужа,  и  по  следу, - покачал  головой  Иван  Николаевич, - в  катакомбы  забрались,  и  пол  в  подвале  сломали. 
- Ломали  не  мы, - ухмыльнулась  я. 
- Умница! – хмыкнул  Иван  Николаевич,  и  в  этот  момент  раздался  звонок  в  дверь. 
- Ира,  открой, - сказала  я,  и  хлебнула  кофе. 
- Аккуратнее!  Тут  севрский  фарфор! – донёсся  до  моего  уха  резкий,  напористый  голос,  а  до  носа  удушливый  запах  « Ив  сен  Лоран », - что  за  косорукая  девка!  Доброго  всем  вечера! – влетела  на  кухню  маман, - Викуля,  нам  негде  жить! – она  закатила  аккуратно  подкрашенные  глаза,  и  плюхнулась  на  стул. 
- Что  случилось? – выдавила  я. 
- Твой  отец  не  вызвал  ремонтником,  и  не  починил  крышу.  Помнишь,  когда  наш  сосед  перестрелку  устроил,  он  нам  черепицу  продырявил? – тараторила  маменька.  А  я  судорожно  хлебнула  кофе,  проглотила  кусок  эклера,  и  с  дрожью  вспомнила,  как  чуть  не  схлопотала  выкидыш. 
Хотя,  для  выкидыша  было  поздновато,  а  вот  для  преждевременных  родов  в  самый  раз. 
Так  уж  получилось,  что  нам  не  с  кем  было  оставить  Василинку,  и  мы  отправили  её  к  матери. 
А  сосед,  который  живёт  рядом  с  моими  родителями,  из  бывших  братков,  сделавших  себе  бизнес  в  начале  девяностых,  застал  жену  с  любовником. 
Разводить  церемонии  он,  конечно  же,  не  стал,  схватил  пистолет,  и  погнался  за  неверной  женой  и  её  амантом. 
Парочка  выскочила  на  балкон,  и,  зацепившись  ногой,  женщина  полетела  вниз,  увлекая  за  собой  хахаля. 
Разбиться  бы  им  вдребезги,  но  нет,  их  спасло  дерево,  растущее  около  нашего  дома  с  незапамятных  времён,  по  которому  ещё  я  лазала. 
Они  зависли  на  нём,  как  маугли,  вниз  головой,  истошными 
криками  оглашая  всю  округу,  а  сосед  палил  по  ним  сверху. 
Когда  маман,  отвлекшаяся  на  минутку,  ей  в  тот  момент  позвонили,  увидела,  что  Василинка,  заинтересовавшись  происходящим,  выскочила  на  улицу,  ей  чуть  плохо  не  стало. 
К  счастью,  сосед  вовремя  заметил  мою  старшую  дочку,  и  прекратил  стрелять.  Но  нервов  мне  это  стоило  немалых. 
Но  дело  ещё  в  том,  что  Семен  прострелил  им  крышу,  и  сегодня,  где-то  около  полудня,  поднялся  шквальный  ветер. 
Ветер  оборвал  провода,  обесточив  весь  посёлок,  и  поломал    несколько  веток  у  пресловутого  дерева. 
Подводя  итог,  можно  увидеть  безрадостную  картину. 
В  доме  моих  родителей  темнота,  выбиты  почти  все  стёкла,  и  основательно  проломлена  крыша.  При  чём  гораздо  больше,  чем  было.  Ветер  постарался,  чтоб  ему. 
И  теперь  мама,  папа,  и  тётя  Аля,  моя  бывшая  няня,  и  одновременно  родная  тётка  моей  матери,  схватив  животных,  драгоценности,  и  прочие  ценные  вещи,  приехали  ко  мне. 
Я  не  знала,  как  реагировать. 
С  одной  стороны,  их  можно  выпроводить  в  отель,  но  с  другой...  в  мои  планы  не  входила  ссора  с  родителями. 
Зато  будет  ссора  с  Максом.  Ну,  да  это  я  как-нибудь  переживу.  Поругается,  и  успокоится. 
- Ира,  отнеси  вещи  в  гостевые  комнаты, - сказала  я  домработнице,  и  та  кивнула. 
- Отлично, - маман  схватила  чашку,  налила  себе  кофе,  и  заорала  на  весь  дом, - Леня!  Леня!  Проследи  за  этой  девкой,  а  то  она  все  статуэтки  перебьёт! 
- Добрый  вечер,  Марьяна  Георгиевна, - вышел  из  подвала  Дима,  отряхиваясь  от  опилок,  а  вслед  за  ним  Федор. 
- Вообщем,  хозяйка,  мы  там  всё  закрыли, - сказал  садовник. 
- Скобы  поставили, - пояснил  Дима, - держи  ключ. 
- Здравствуй,  Димочка, - протянула  маменька, - а  что  у  вас    происходит? 
- У  нас  происходит  убийство, - пояснила  я, - долгая  история, - я  налила  себе  кофе,  а  маман  щёлкнула  зажигалкой. 
- Ты  в  своём  репертуаре! – закатила  она  глаза. 
- Вообще-то,  у  нас  не  курят, - ледяным  тоном  сказала  Анфиса  Сергеевна. 
- Ну,  и  что? – вздёрнула  брови  маменька. 
- Марьяна  Георгиевна! – повторила  Анфиса  Сергеевна, - потушите  сигарету! 
- И  не  подумаю! – фыркнула  она, - это  дом  моей  дочери! 
- Дочери,  говорите? – поджала  губы  Анфиса  Сергеевна,  и  резко 
вышла  из  кухни. 
- Ну,  зачем  ты  так? – я  всплеснула  руками. 
- Твоя  свекровь  совсем  обнаглела, - буркнула  маман. 
- Мама!  Она  врач!  Это,  во-первых,  а  во-вторых,  она  пожилая  женщина.  С  тётей  Алей  ты  так  не  разговариваешь! 
- Слушай,  что  ты  меня  отчитываешь?  Это  моя  прерогатива! 
- Я  тебя  не  отчитываю, - процедила  я, - я  пытаюсь  достучаться  до  твоего  сознания, - и  в  этот  момент  на  кухню  влетела  Василинка. 
- Бабушка! – заорала  она,  и  повисла  на  моей  матери,  а  вслед  за  ней,  топая  ножками,  вошли  Лиза  и  Леня,  которых  за  ручки  вела  Анфиса  Сергеевна. 
- Детки,  поздоровайтесь  с  бабушкой, - язвительно  проговорила  она, - что,  и  при  внуках  будете  курить? – с  этими  словами  Анфиса  Сергеевна  посадила  моей  матери  на  руки  Леню. 
Маман  закашлялась,  потушила  сигарету,  а  малыш  взял  её  пальцами  за  длинный,  породистый  нос. 
- Баба, - по  слогам  произнёс  он. 
- Правильно  говорится,  бабушка, - прогундосила  маменька, - или  бабуля.  Лёнечка,  ты  мне  нос  оторвёшь. 
- Бабуля, - потянулась  к  маман  Лизавета. 
- Что,  радость  моя? – маменька  погладила  внучку  по  кудряшкам,  а  я  взяла  Лизу  на  руки. 
- Василиночка,  не  трогай  конфеты, - сурово  воскликнула  я. 
- Хочу, - возразила  Василюша,  а  я  посадила  Лизу  на  стульчик,  и  отняла  у  дочери  коробку. 
Василинка  тут  же  разразилась  плачем,  а  я  шлёпнула  её. 
- Я  сказала,  нет,  значит,  нет. 
- Ма-а-ма, - взвыла  дочка,  а  я  схватила  её  за  руку,  и  уволокла  в  комнату. 
- Ты  музыкой  занималась? – сурово  осведомилась  я. 
- Да,  тётя  Нуца  мне  гамму  показывала. 
- Отлично,  солнышко,  а  теперь  рисуй, - я  дала  ей  лист,  пастель,  и  вернулась  на  кухню. 
- Где  она? – спросила  Анфиса  Сергеевна. 
- Рисует, - вздохнула  я,  взяла  свой  кофе,  и  ушла  в  кабинет. 
Мне  сегодня  срочно  нужно  закончить  две  статьи.  Я  открыла  ноутбук,  взяла  из  вазочки  зефирку,  и  опомнилась  лишь  в  третьем  часу  ночи. 
Разослав  статьи  по  издательствам,  я  закрыла  ноутбук,  зевнула,  и  пошла  на  кухню. 
Бешеный  день  продолжался,  по  принципу,  продолжение  следует. 
Хлебнув  остывший  кофе  из  носика  кофейника,  я  взяла  стакан  с  клубничным  компотом,  и  подошла  к  окну,  где  в  это  время  мела  метель. 
Через  два  дня  у  Димки  день  рождения,  и  я  ума  не  приложу,  что  ему  подарить.  Он  специфичный  тип,  думаю,  он  оценил  бы  по  достоинству  какой-нибудь  кинжал,  манускрипт,  или  тому  прочее... 
Хотя,  сказать  по  правде,  я  хотела  над  ним  прикольнуться,  и  подарить  ему  картину.  Нет,  не  дорогой  холст,  а  собственное  произведение. 
Я  нарисовала  Димку  на  фоне  гор,  мрачного  замка,  и  полной  луны.  Думаю,  вы  уже  догадались,  что  я  решила  вытворить. 
Он  обожает  вампиров,  вот  я  его  и  нарисовала  в  образе  Дракулы,  с  клыками,  и  в  старинной  одежде. 
А  в  качестве  язвительного  намёка  нарисовала  на  его  руках  себя.  В  алом  платье,  и  без  чувств. 
Портрет  уже  давно  готов,  но  на  смену  моему  чувству  юмора  пришло  благоразумие. 
В  самом  деле,  чего  глумиться  над  человеком? 
Лучше  заявлюсь  в  его  офис  в  шубе,  а  под  шубой  будет  только  комплект  эротического  белья,  и  чулочки  в  сеточку. 
Но  сейчас  я  вдруг  передумала.  Какое  глумление?  Димке понравится  картина,  в  этом  я  уверена. 
Лучше  отправлю  посыльного  с  картиной,  а  сама  сниму  номер  в  отеле,  и  буду  ждать  его  в  пресловутом,  эротическом  белье. 
Тем  более,  у  Димы  день  рождения  четырнадцатого  февраля,  в  день  влюблённых.  Наверняка,  он  и  мне  какой-нибудь  сюрприз  устроит.  Он  это  может,  сюрпризы  устраивать,  при  чём  очень  приятные. 
Я  поставила  на  стол  стакан,  и  стала  подниматься  наверх,  в  спальню. 
В  комнате  мой  взгляд  упал  на  вещи  Виринеи,  и  я  опять  раскрыла  её  паспорт. 
Она  живёт  в  Химках,  надо  завтра  туда  съездить. 
Я  убрала  пакет  под  кровать,  а  сама  скинула  халат,  и  юркнула 
под  одеяло. 
Вдруг  скрипнула  дверь,  и  ко  мне  забежали  кошки.  Манька  устроилась  на  подушке,  Кляксич  в  ногах,  под  бок  мопса  и  пекинеса,  и  под  их  ровное  сопение  я  заснула. 
Утром,  после  пробежки,  и  холодного  душа,  я  одела  строгий,  чёрный  костюм  с  алой  блузкой,  алые  сапожки,  и  спустилась  вниз. 
Макс  так  и  не  приехал,  а  я  забрала  пакет  из  мастерской,  и  поехала  в  издательство. 
Ради  такого  дела,  проучить  Архангельцева,  я  встала  пораньше,  и  оказалась  в  редакции,  когда  ещё  никого  не  было. 
Клей  был  прозрачный,  и  я  с  иезуитским  видом  нарисовала  сердечко  на  стуле,  измазала  спинку,  потом  вынула  из  пакета  бутылки  с  разведёнными  в  них  макаронами,  и  вылила  всё  ему  в  ящики. 
Негодяй!  Думает,  со  мной  легко  справиться? 
Заметая  следы,  я  собрала  бутылки,  потом  подумала,  и  намазала  ещё  и  пол. 
Закончив,  я  прыгнула  в  лифт,  и  отправилась  завтракать  в  ближайшее  кафе. 
- Что  вам,  девушка? – спросила  официантка. 
- Фруктовый  салатик,  кофе,  и  пирожное, - сказала  я,  и  откинулась  на  спинку  стула. 
Я  была  в  предвкушении  пакости,  и  с  довольным  видом  отметила,  что  Никита  входит  в  редакцию. 
Официантка  принесла  кофе,  кусок  шоколадного  торта,  и  салат  с  ананасами. 
С  удовольствием  позавтракав,  я  расплатилась  по  счёту,  и  выскочила  на  улицу.  Поёжившись  от  холодного  ветра,  юркнула  в  машину,  и  поехала  в  Химки. 
Задумчиво  постукивая  пальцами  по  рулю,  я  выехала  на  автостраду,  и  прибавила  скорости. 
Покручивая  барабанчик  на  магнитоле,  я  поймала  « Ретро »,  и  в  салоне  зазвучал  мой  любимый  хит  из  прошлого.  « У  леса,  на  опушке,  жила  зима  в  избушке.  Она  снежки  солила  в 
берёзовой  кадушке... »  И  я  прибавила  звук. 
Я  обожаю  пение  Эдуарда  Хиля,  и  настроение  у  меня  сразу  же          поднялось. 
Припарковавшись,  я  заперла  машину,  и  застучала  каблуками  по 
мостовой.  Вошла  в  затрапезное  парадное,  вызвала  лифт,  и  поднялась  на  четвёртый  этаж. 
Лифт  уехал,  а  я  остановилась  около  одной  из  дверей,  и  нажала  миндалиной  на  звонок. 
Минуту  я  стояла  около  двери,  а  потом  услышала  голос: 
- Кто  там? 
Голос  был  старческий,  и  я  решила  не  травмировать  старушку. 
- Добрый  день.  Скажите,  пожалуйста,  Виринея  Дмитриевна  дома? 
- Нет  её,  и  не  будет, - ответили  из-за  двери, - а  ты  кто?  Она  и  тебя  надула? – и  дверь  распахнулась. 
На  пороге  стояла  старуха  лет  шестидесяти,  но  вот  вид  её... 
Она  походила  на  уголовницу.  Худая,  с  татуировкой,  и  выбитыми  зубами. 
- И  тебя  эта  лярва  нагрела? – хриплым  голосом  осведомилась  старуха,  обнажая  жёлтые,  редкие  зубы. 
- Да, - осторожно  сказала  я, - я  её  ищу. 
- Не  ищи, - улыбнулась  старуха, - она  сюда  не  придёт.  Возомнила  себя  королевой,  а,  как  в  бараке  унижалась,  забыла.  Забыла,  как  Марфа  её  от  этих  лесбиянок  отбила, - старуха  выплюнула  на  пол  шелуху  от  семечки. 
- Кто  такая  Марфа? – спросила  я. 
- Я, - хмыкнула  старуха, - будем  знакомы,  Марфа  Иванчук. 
- Очень  приятно,  Эвива  Миленич, - представилась  я. 
- Проходи, - кивнула  Марфа,  и  пошла  внутрь  квартиры,  а  я  двинулась  за  ней. 
Марфа  уселась  на  продавленную  софу,  вытащила  откуда-то  пачку,  на  которой  было  написано  « Прима »,  заглянула  внутрь,  и  смяла  пустую  пачку. 
Я  стушевалась,  вынула  из  кармана  « Парламент »,  и  открыла  пачку.  Марфа  вытянула  сигаретку,  и  я  дала  ей  прикурить. 
- Закуривай, - кивнула  она  мне, - под  сигарету  разговор  лучше  пойдёт, - и  я  щёлкнула  зажигалкой. 
- Сколько? – спросила  Марфа. 
- Что – сколько? – не  поняла  я. 
- На  сколько  косарей  она  тебя  надула? 
- На  сто, - опрометчиво  сказала  я,  а  Марфа  от  неожиданности  закашлялась. 
- Вот  лярва!  Она  же  раньше  больше  десяти  кусков  не  брала! 
Слушай  меня  сюда,  дура! – пригнулась  Марфа, - ты             хреновину-то  не  пори!  В  тюрьму  захотела?  Мне  Вирка  всё  рассказала! 
- Что  рассказала? – насторожилась  я,  и  у  Марфы  вытянулось  лицо. 
- Ты  чего  задумала? – прищурилась  она, - думаешь,  я  совсем  дура,  и  ничего  не  понимаю?  Пришла,  чтобы  прикончить  меня?  Решила  выяснить,  что  я  знаю,  а  сама  в  куртке  ствол  спрятала?  Учти,  Вирка  умная,  она  за  меня  отомстит.  И  верная. 
- Вы,  вероятно,  не  так  поняли, - промямлила  я, - наверное,  надо  сказать  правду.  Виринея  мертва. 
- Чего? – Марфа  посинела, - ты  чего  ляпнула?  Это  ты  её? – и  с  грозным  видом  встала. 
- Спокойно, - подняла  я  ладонь, - давайте  начнём  сначала.  Меня  зовут  Миленич  Эвива  Леонидовна,  я  главный  редактор  журнала  « Планета  спорта »,  и  заместитель  генерального,  главный  редактор,  и  совладелец  журнала  « График  Интертеймент  Продакшн  Плюс ».  Журналистка.  А  в  свободное  время  занимаюсь  частным  сыском.  Я  не  из  милиции,  просто  помогаю  людям.  Неприятности  тянутся  за  мной  хвостом.  И  вчера  около  коттеджного  посёлка,  где  я  живу,  из  леса  выбежала  девушка,  и  кинулась  мне  на  машину.  Я  решила,  что  сбила  её,  хоть  и  ехала  с  маленькой  скоростью.  Но  оказалось,  когда  приехала  милиция,  что  в  девушку  стреляли,  и  ранили  ножом.  Тайком  от  милиции  я  пошла  исследовать  местность,  и  нашла  катакомбы.  Под  нашим  посёлком  самый  настоящий  лабиринт,  а  там,  в  камере,  я  обнаружила  вещи  Виринеи,  и  её  паспорт.  Она  выбежала  в  одной  блузке,  юбке,  и  сапожках.  Расскажите,  пожалуйста,  я  попробую  помочь. 
Марфа  минуту  смотрела  на  меня,  будто  проверяла  на  прочность.  А  потом  рухнула  на  диван. 
- Правду  говоришь? – хрипло  спросила  она. 
- Зачем  мне  врать? – вздохнула  я, - чистая  правда. 
- Не  верю, - она  разом  втянула  в  себя  остаток  сигареты,  и  посмотрела  на  окурок, - дай  ещё  одну. 
- Пожалуйста, - протянула  я  пачку,  и  дала  прикурить. 
- Не  верю,  что  Вирки  больше  нет, - проговорила  она,  затягиваясь  сигаретой, - она  мне  звонила  неделю  назад.  Сказала,  что  у  неё  всё  отлично.  Что  нашла  какого-то  мужика,  о  любви  что-то  болтала. 
- Вы  что-то  говорили,  будто  Виринея  кого-то  обманула.  Надула,  как  вы  сказали, - напомнила  я. 
- Ладно,  слушай,  только  дай  ещё  сигарету, - и  она  начала  свой  рассказ. 
Она  стала  рассказывать  издалека.  Начала  с  воспоминаний  о  себе,  и  вскоре  стало  понятно,  что  многое,  что  произошло  позже,  имеет  отношение  к  её  прошлому. 
Марфа  Иванчук  была  из  семьи  профессоров.  Да,  к  сожалению,  так  получилось,  что  профессорская  дочка  пошла  по  кривому  пути. 
Ясное  дело,  она  не  собиралась  становиться  зэчкой.  Марфа  планировала  поступить  в  филологический  факультет,  отлично  училась,  и  была  гордостью  родителей. 
Окончила  школу  с  золотой  медалью,  поступила  в  МГУ,  блестяще  окончила  его,  потом  аспирантура,  кандидатская... 
Всё  было  хорошо.  Марфа  стала  работать  в  институте,  вышла  замуж  за  однокурсника,  родила  дочку.  Что  ещё  надо  для  счастья? 
Любящий  муж,  Алиса,  которая  росла  на  радость  матери,  любимая  работа.  Ничто  не  предвещало  беды. 
Но  её  муж  решил  купить  машину.  Когда  сказал  об  этом,  внутри  женщины  ёкнуло,  и  она  стала  отговаривать  его  от  этого. 
- Марфуш,  что  с  тобой? – засмеялся  Аркадий, - машина,  это  решение  многих  проблем.  Алису  будем  возить  в  школу. 
- Я  что-то  чувствую, - вздохнула  Марфа, - сердце  ноет. 
- Какие  глупости! – улыбнулся  супруг, - я  в  это  не  верю.  И  тебе  не  советую, - и  купил  машину. 
В  тот  день  Марфа  была  на  работе. 
Звонок  раздался  в  два  часа,  и  грубый,  мужской  голос  велел  ей  приехать  по  адресу. 
- А  что  случилось? – спросила  женщина. 
- Ваш  муж  и  дочь  попали  в  автокатастрофу,  травмы,  не  совместимые  с  жизнью... – больше  она  ничего  не  слышала. 
Трубка  упала  на  стол,  а  Марфа,  как  сидела  на  стуле,  так  и  свалилась  с  него  в  обморок. 
Все  сорок  дней  она  была  в  коматозном  состоянии.  Слёз  не 
было,  было  лишь  отчаянье.  Родители  видели,  что  она  вне  себя  от  горя,  но  ничего  поделать  не  могли. 
Она  часами  смотрела  в  окно,  а  на  сороковой  день  вышла  на  улицу,  и  пошла  в  ближайший  бар. 
Купила  бутылку  водки,  всю  её  выпила,  и  очнулась  уже  в  милиции. 
Она  ничего  не  помнила,  и,  когда  её  привели  к  следователю,  ничего  не  понимала. 
- Гражданка  Иванчук, - сурово  сказал  следователь, - что  ж  вы  вытворяете?  Вы  хоть  понимаете,  на  какую  сумму  ущерб  нанесли? 
- Я  ничего  не  помню, - прошептала  Марфа. 
- Конечно,  не  помните,  вы  были  пьяны.  Кстати,  отягчающее  обстоятельство, - и  он  рассказал,  что  произошло. 
Напившись,  Марфа  потеряла  контроль  над  собой,  и  бросилась  громить  ювелирный  магазин,  ничего  не  соображая. 
Приехавшая  по  сигналу,  милиция  обнаружила  женщину  в  груде  осколков,  с  ювелирными  украшениями  в  кармане,  и  совершенно  пьяную. 
Марфу  тут  же  посадили  в  « обезьянник »,  а  хозяин  ювелирной  лавки  стал  подсчитывать  убытки.  Оказалось,  что  исчезло  драгоценностей  на  внушительную  сумму,  и,  хотя  все  понимали,  что  Марфа  тут  не  при  чём,  всё  повесили  на  неё. 
На  суде  все  знакомые  твердили,  что  Иванчук  всё  это  сделала  от  отчаянья,  рассказали  о  гибели  мужа  и  дочери,  и  судья  посочувствовала  ей.  Она  дала  всего  два  года  общего  режима  за  разбой  в  пьяном  виде,  и  нанесение  ущерба. 
И  так  Марфа  очутилась  на  зоне. 
Она  была  испуганной,  наивной,  но  очень  скоро  поняла,  что  на  зоне  надо  уметь  выживать. 
Однако,  ей  повезло.  Оказалось,  спустя  какое-то  время,  что  Марфа  беременна.  В  тюрьме  она  родила  сына,  Матвея,  и  его  забрали  бабушка  с  дедушкой. 
Часть  времени  она  провела  на  зоне  относительно  нормально,  а  потом  к  ним  перевели  убийцу.  Женщина  заколола  собственного  мужа  и  дочь,  и  Марфа  возненавидела  её. 
Эта  ненависть  просто  витала  в  воздухе,  и  Танька,  так  звали 
эту  мерзавку,  чувствовала  её.  И  она  кинулась  на  Марфу  с 
кулаками. 
Драка  получилась  грандиозная.  Таньку  в  этой  переделке  случайно  убили,  пырнули  ножом,  и  Марфа  даже  догадывалась,  кто  это  сделал,  но  это  к  делу  не  относится. 
После  той  драки  срок  прибавили  всем,  Марфе  в  том  числе. 
И  с  той  поры  тюрьма  стала  для  неё  вторым  домом. 
Марфа  стала  виртуозно  воровать.  На  зоне  она  познакомилась  с  женщиной  по  имени  Кристина.  Та  была  авторитетной  воровкой,  сидела  много  раз,  и  передала  Марфе  своё  мастерство. 
Прошло  много  лет.  Родители  умерли,  сын  вырос,  женился,  и  завёл  своих  детей.  С  Матвеем  Марфа  мало  общалась. 
Она  не  испытывала  к  нему  никаких  чувств.  Наверное,  потому,  что  боль  от  утраты  Алисы  была  настолько  сильна,  что  затмевала  все  остальные  чувства. 
К  тому  же  Матвей  был  копией  Аркадия,  и  это  доставляло  Марфе  такую  невыносимую  боль,  когда  она  смотрела на  него,  и  бедная  женщина  тут  же  начинала  плакать. 
Матвей  это  понимал,  и  искренне  жалел  мать,  на  долю  которой  выпали  такие  испытания.  Он  даже  поставил  отцу  и  сестре  роскошные  памятники. 
Она  отбывала  в  очередной  раз  срок,  когда  к  ним  пришла  Виринея.  Девушку  поймали  на  торговле  наркотиков. 
Вира  была  сирота,  из  детдома,  выживала,  как  могла,  и  несовершеннолетней  частенько  попадала  в  милицию. 
Марфе  она  напомнила  её  саму  вначале,  правда,  Вире  было  всего  восемнадцать,  но  это  уже  не  имело  значения. 
Но  Марфа  не  хотела,  чтобы  Вира  ступила  на  её  дорожку,  вразумляла  девушку.  Взяла  её  под  своё  крыло. 
Но  дело  было  ещё  в  том,  что  Вира  была  светленькой,  и  голубоглазой,  как  Алиса,  и  Марфа  неожиданно  для  себя  почувствовала,  что  должна  помочь  девушке. 
На  зоне  Виру  попытались  изнасиловать,  и  Марфа,  к  тому  времени  поднаторевшая  в  драках,  выбила  зубы  одной  из  зэчек,  а  Виру  с  тех  пор  держала  при  себе. 
Марфа  рассказала  ей  о  том,  как  она  очутилась  на  зоне,  и  почему  благоволит  девушке,  и  та  ответила  пониманием. 
Но  одного  Вира  не  хотела  понимать.  Она  не  желала  становиться  обычным  гражданином. 
Она  хотела  быть  мошенницей,  хотела  лёгких  денег.  И  однажды 
выдала  Марфе  такое! 
- Я  придумала  гениальную  афёру, - зашептала  она  Марфе, - знаю,  как  срубить  денег  в  лёгкую. 
- Вира,  не  смей, - зашипела  Марфа, - я  тебе  не  позволю.  И  учти,  если  не  пообещаешь  мне  сейчас,  что  ничего  не  будешь  делать,  я  затею  драку,  и  всем  прибавят  срок.  Тебе  это  надо? 
Вира  сделала  вид,  что  поняла,  и  откинулась  на  год  раньше,  чем  Иванчук. 
Но,  когда  Марфа  вышла,  Вира  встречала  её  на  новеньком 
« Ниссане »,  и  у  Марфы  опустились  руки.  Она  поняла,  что  Вира  её  не  послушала,  и  провернула  свою  афёру... 
Марфа  замолчала,  и  испытующе  посмотрела  на  меня.  Я  боялась  сбить  её  настрой,  и  потому  молчала. 
- Купи  бутылку  водки, - сказала  она. 
- Чего? – растерялась  я  от  неожиданной  просьбы. 
- Ты  богатая, - вздохнула  Марфа, - а  мне  что-то  хреново.  Разбередила  воспоминаниями  старые  раны.  Принеси  водки. 
- Хорошо, - кивнула  я,  и  встала  с  места. 
Иванчук  проводила  меня  до  двери,  и  в  спину  вдруг  выдала  странную  фразу: 
- Всё  за  старыми  плинтусами. 
- Простите? – не  поняла  я. 
- Всё  за  старыми  плинтусами, - повторила  Марфа, - напротив  супермаркет  работает, - и  она  захлопнула  дверь. 
Обескураженная,  я  спустилась  вниз,  и  побежала  в  магазин. 
На  секунду  я  остановилась,  подняла  глаза  на  дом,  и  увидела,  как  в  окне  на  четвёртом  этаже  дёрнулась  занавеска. 
Мне  сразу  же  захотелось  вернуться,  но  без  водки  я  прийти  не  могла,  и  побежала  через  дорогу. 
В  супермаркете  была  дикая  толпа.  Взяв  три  бутылки  беленькой,  я  встала  в  очередь,  и  проторчала  там  не  меньше  получаса.  Взглянув  на  запястье,  я  опешила. 
Роскошных  часиков,  подаренных  мне  Димой,  и  след  простыл.  От  злости  я  скрипнула  зубами. 
Вот  нахалка!  Впору  поставить  бутылки  на  место,  рвануть  назад,  и  прочистить  ей  мозг! 
Ох,  не  зря  она  выгнала  меня  из  квартиры,  ох,  не  зря. 
Я  вся  издёргалась,  пока  подошла  моя  очередь,  и, 
расплатившись,  я  бросилась  на  выход. 
- Девушка,  остановитесь, - тормознул  меня  охранник. 
- Что-то  случилось? – спросила  я, - я  очень  спешу. 
- Успеете, - он  бросил  взгляд  на  бутылки  водки  и  коробку  пирожных  в  прозрачном  пакете, - откройте  сумочку. 
- Вы  издеваетесь? – прищурилась  я, - или  вы  слепой?  Я  при  вас  сумку  вытаскивала  из  шкафчика.  Гораздо  рациональней  вам  было  бы  предложить  мне  вывернуть  карманы,  если  бы  не  было  в  наличии  прибора! 
- Самая  умная  нашлась? – оскалился  охранник, - сейчас  провожу  в  комнату  допроса,  по-другому  запоёшь. 
- Я  и  сейчас  по-другому  могу  запеть, - рассердилась  я,  и  щёлкнула  перед  его  носом  красными  « корочками »,  на  которых  золотом  горели  буквы  « ФСБ ». 
Охранник  от  неожиданности  попятился,  а  я,  воспользовавшись  его  замешательством,  выскочила  из  магазина. 
Идиот!  Дали  каплю  власти,  и  он  тут  же  пальцы  веером  выставил. 
На  своих  высоченных  шпильках  я,  бегом,  за  минуту  добежала  до  парадного,  и  уже  издали  заволновалась. 
Дело  в  том,  что  около  парадного  стояла  милицейская  машина,  и  не  одна,  и  я  спросила  у  одной  из  женщин: 
- А  что  случилось? 
- Понятия  не  имею,  вроде,  убили  кого-то, - и  я  кинулась  в  подъезд. 
Вбежала  на  четвёртый  этаж,  и  увидела  Пашу,  эксперта  из  команды  Максима. 
- Привет, - поднял  он  на  меня  глаза, - а  ты  откуда?  Максим  Иванович! 
Я  попятилась  было  назад,  но  меня  сзади  две  руки  схватили  за  плечи,  и  раздался  голос  Андрея  Сатаневича. 
- Куда,  алкоголичка? – и  в  этот  момент  из квартиры  Иванчук  вышел  Макс. 
- Викуля? – изумился  мой  муж, - а  ты  что-то  здесь  делаешь? 
- Я...  э...  ничего... – пробормотала  я. 
- Ничего, - теперь  и  Макс  заметил  мою  ношу, - как понимать  твоё  ничего  с  водкой  около  квартиры  уголовницы? 
- Как  хочешь,  так  и  понимай, - буркнула  я. 
- Понятно,  голубка, - сощурился  Макс. 
- Что  с  Марфой? – спросила  я. 
- Застрелена, - ответил  Макс, - откуда  ты  узнала? 
- Что  узнала? – я  сделала  невинные  глаза. 
- Откуда  ты  узнала,  что  Виринея  связана  с  Иванчук?  Только  не  спрашивай,  кто  такая  Виринея,  а  то  я  взбешусь. 
- Не  скажу, - насупилась  я. 
- Вика,  я  тебя  на  десять  суток  посажу! 
- Рискни  здоровьем! – ухмыльнулась  я, - я  могу  десятью  сутками  другого  формата  тебе  ответить. 
- Переживу  как-нибудь, - фыркнул  Макс, - а  ты  на  третий  день  оборону  сдашь. 
- Эй,  братцы,  может,  свою  интимную  жизнь  вы  обсудите  наедине? – воскликнул  Андрей. 
- Викуль, - устало  сказал  Макс, - давай  по-хорошему. 
- А  то  что? – прищурилась  я. 
- Понятно, - сердито  протянул  он,  и  прошёл  внутрь,  а  я,  обогнув  Павла,  протиснулась  за  ним. 
Марфа  лежала  посреди  комнаты,  раскинув  руки,  а  я  положила  на  тумбу  пакет. 
- Она  тебе  успела  что-нибудь  рассказать? – посмотрел  на  меня  Максим. 
- Нет, - не  моргнув  глазом,  соврала  я, - как  узнала  о  смерти  Виринеи,  погнала  меня  за  водкой. 
- Чертобесие, - буркнул  Макс. 
- А  вы  по  базе  отпечатков  узнали? – спросила  я. 
- А  то  как? – стрельнул  он  в  мою  сторону  глазами,  а  я  посмотрела  на  застеклённую  дверь,  выходящую  на  балкон,  и  вздрогнула. 
Плинтуса!  Старые  плинтуса!  Последние  слова  Марфы  были  о  старых  плинтусах,  и  вот  их  я  и  увидела  на  балконе. 
И  я  тут  же  вынула  сигарету. 
- Не  смей  курить  на  месте  происшествия, - мгновенно  отреагировал  Максим, - и  вообще,  не  смей  курить. 
Но  я  его  не  послушалась.  Показала  ему  язык,  и  выскочила  на  балкон.  Специально  выронила  сумочку  из  рук,  потому  что  Макс  за  мной  следил,  нагнулась,  чтобы  поднять,  и  сдвинула  плинтуса,  которые  не  замедлили  свалиться  мне  на  голову. 
Воспользовавшись  этим,  я  схватила  лежащую  в  самом  углу  в    коричневом,  кожаном  переплёте,  книжку,  и  сунула  в  сумку. 
Очень  вовремя  сделала,  и  едва  успела  застегнуть  молнию,  потому  что  через  минуту  на  балкон  выскочил  Макс. 
- Ты  как? – спросил  он,  помогая  мне  подняться. 
- Нормально, - я  скинула  с  волос  паутину, - только  ушиблась  немного. 
- Макс, - вышел  на  балкон  Андрей, - смотри,  что  я  нашёл, - и  он  показал  часики  из  платины,  усыпанные  чёрными,  и  белыми                бриллиантами,  и  сапфирами. 
- Это  мои, - тут  же  воскликнула  я, - она  их  с  меня  стянула.  Можно  их  забрать? 
- Держи, - буркнул  Андрей,  отдал  мне  часики,  и  ушёл,  а  я  застегнула  их  на  запястье. 
- Расскажи,  что  знаешь, - потребовал  Макс. 
- Да  ничего  не  знаю, - ответила  я, - а  насчёт  Виринеи...  Тебе  отец  рассказал,  как  они  с  Федором  вытаскивали  нас  с  Димой  из  старой  вентиляции? 
- Рассказали, - кивнул  Макс. 
- Вот, - кивнула  я, - её  в  катакомбах  держали.  Я  там  нашла  одежду  и  документы.  Вира  здесь  прописана. 
- И  ты,  только  солнце  вошло  в  зенит,  бросилась  сюда? – хмыкнул  Макс. 
- Я  тоже  хочу  расследовать, - упрямо  сказала  я. 
- Малыш,  ну,  сколько  можно? – застонал  Макс,  а  я  закашлялась.  Горло  у  меня  с  самого  утра  садневело. 
- Что  с  тобой? – спросил  меня  супруг. 
- Горло  болит, - просипела  я, - где  умудрилась  настыть,  ума  не  приложу. 
Как  же!  Ума  не  приложу!  Наши  с  Димкой  любовные  интриги  не  прошли  даром.  Набрала  полные  чулки  снега,  и  подхватила  простуду! 
- Лучше  езжай  домой,  и  выпей  горячего  морса. 
- Посмотрим, - уклончиво  ответила  я,  и  покинула  квартиру. 
Сев  в  машину,  я  налила  себе  кофе  из  термоса,  и  поставила  на  специальную  подставку.  Потом  открыла  сумку,  и  вынула  книжку. 
Открыв  первую  страницу,  я  поняла,  что  это  дневник.  Похоже,  Марфа  вела  записи. 
Выходит,  она  звонила  убийце,  пыталась  о  чём-то  договориться,  но  тот  с  ней  не  согласился,  и  пристрелил  её. 
Она  понимала,  что  он  может  убить  её,  а  за  Виру  отомстить  хотела,  и  потому  сказала  мне,  где  всё  описано. 
Ладно,  посмотрим.  И  я  открыла  тетрадь. 
Вначале  записи  были  выцветшими,  и  я  не  стала  читать  начала,  хотя  бы  из  этичных  соображений,  перелистала  до  самого  конца. 
На  последней  странице  была  сделана  запись.  Марфа  специально  проставила  дату  и  время,  чтобы  я  поняла,  что  пишет  она  для  меня. 
« Я  не  могу  молчать,  писала  Марфа,  хоть  я  и  люблю  Виру,  но  то,  что  она  делает,  она  правильно  делает.  Эти  мерзавки  хотят  избавиться  от  мужей,  и  получают  по  заслугам.  Я  часто  смотрю  на  фотографию  моих  Алисы  и  Аркаши.  И  понимаю,  что  таким  стервам  надо  давать  под  дых.  Жёны  олигархов,  не  скупясь  ничем,  нанимают  Виру  для  того,  чтобы  она  спала  с  их  мужьями,  и  снимала  всё  на  камеру.  Жёнам  она  отдаёт  копию,  нарезанную  и  смонтированную,  получает  деньги,  а  оригинал  продаёт  мужьям.  Она  прилично  на  этом  заработала,  но,  похоже,  заигралась.  Я  не  знаю,  что  она  сделала,  но  последнее  время  она  ходила,  сама  не  своя.  Когда  я  спросила  её,  что  случилось,  она  заплакала,  и  сказала,  что  ей  грозит  опасность.  Она  открыла  шкаф  со  скелетом,  и  теперь  может  горько  об  этом  пожалеть.  Разгадка  её  смерти  хранится  в  её  « клиентах ».  Её  убил  кто-то  из  них.  Я  почти  уверена.  Я  напишу  адрес,  по  которому  она  жила  последнее  время.  Ищи  среди  её  новых  знакомых.  Фрунзенская... 
Фрунзенская?!  Там,  где  живёт  Димка?  Очень  кстати,  заодно  к  нему  заскочу.  И  я  нажала  на  газ. 
Звонок  телефона  раздался  неожиданно,  и  я,  не  посмотрев,  ответила. 
- Слушаю. 
- Эвива  Леонидовна,  срочно  приезжайте  в  издательство, - воскликнул  Модест  Львович, - кому-то  надо  договариваться  с  инвесторами,  а  этот  идиот,  мой,  с  позволения,  сказать,  зять,  приклеился  к  стулу.  Теперь  орёт  на  всю  редакцию,  и  грозится  какой-то  индюшке  шею  свернуть,  и  на  суп  отправить, - и  я  не  сдержала  смешка. 
- Не  смешно,  между  прочим, - воскликнул  Модест  Львович, - он  растворил  лапшу  быстрого  приготовления,  и  поставил  в  ящик.  Она,  мало  того,  была  протухшей,  так  ещё  и  пролилась  на  документы.  Ничего,  я  ему  мозг  прополощу.  Для  еды  существует  кухня. 
- А  кто  его  к  стулу  приклеил? – на  всякий  случай  поинтересовалась  я. 
- Понятия  не  имею.  Какие-то  очередные  его  выходки.  Наверное,  опять  с  кем-то  поспорил,  или  в  карты  проигрался  на  желания.  У  сотрудников  офисные  шутки,  а  мне,  хоть  плачь.  Так  что,  будь  добра,  разреши  проблему.  На  тебя  одна  надежда. 
- Без  проблем, - ответила  я, - еду, - и  помчалась  в  редакцию. 
Ловко  припарковавшись,  я  заперла  машину,  и  поднялась  в  офис. 
- Привет,  Ритуль, - улыбнулась  я,  и  положила  на  стол  роскошный  букет  хризантем, - как  дела? – и  Рита  хрюкнула. 
- Очень  красивые, - взяла  она  цветы, - только  для  чего? 
- Для  украшения  твоего  рабочего  места, - подмигнула  я, - если  парень  не  покупает  цветы,  купи  их  сама,  и  покажи  ему.  Быстро  кровь  в  голову  ударит,  и  он  принесёт  веник  ещё  более  роскошный. 
- И  как  мне  в  голову  такое  не  пришло? – засмеялась  Рита,  любуясь  цветами, - обожаю  хризантемы,  а  Сашка  мне  дарит  только  астры,  и  иногда  гортензии. 
- Гортензии  тоже  красивые, - улыбнулась  я, - а  что  новенького? – а  Рита  хихикнула. 
- Представляете,  Никита  Николаевич  приклеился  к  стулу!  У  него  там  всё  приклеилось!  Шеей,  волосами,  одеждой,  руками... 
И  вылил  себе  на  штаны  макароны  быстрого  приготовления. 
- И  как  это  он  так? – ухмыльнулась  я. 
- Модест  Львович  думает,  что  он  с  кем-то  поспорил, - потупила  глаза  Рита. 
- А  где  сам  генеральный? – я  стала  вынимать  бумаги  из  папки. 
- Да  вон  идёт, - кивнула  Рита  в  противоположную  сторону,  и  я  обернулась. 
По  коридору  вышагивал  Модест  Львович,  а  за  ним,  приклеенный  к  креслу,  и  без  ботинок,  передвигался  Никита. 
- Я  вам  говорю,  это  выходки  нашей  новой  выдры! – орал  он, - это  она  мне  клея  налила! 
- На  каком  основании,  скажи  мне,  такой  милой  девушке,  как  Эвива  Леонидовна,  устраивать  подобное?  Это  спокойная,  уравновешенная  особа,  мать  троих  детей,  карьеристка,  интеллигент,  интеллектуалка,  и  вдруг  подобные  выходки. 
- Интеллигентка!  Интеллектуалка! – орал  Никита, - да  ей  до  этого,  как  до  Китая  пешком!  А,  вот  и  выдра  пожаловала!  Говори  немедленно,  чем  мне  отклеиться!  И  поскорее,  а  то  башку  оторву! 
- Вы  будете  отрывать  башку  женщине? – прищурилась  я,  облокотившись  о  стойку, - однако,  вы  джентльмен. 
- Индюшка  нещипаная! – заорал  Никита  на  весь  холл, - чем  ты  меня  приклеила? 
- Я  бы  сказала,  чем  вы  приклеились,  да  только  не  пристало  даме  таких  слов  употреблять, - ухмыльнулась  я,  а  Архангельцев  посинел  от  злости. 
- Никита  Николаевич, - закончилось  терпение  у  Модеста  Львович, - отправляйтесь  в  свой  кабинет,  и  отклеивайтесь.  Как  ты  это  сделаешь,  мне  всё  равно,  а  вы,  Эвива  Леонидовна,  за  мной,  инвесторы  ждут. 
Закончив  с  инвесторами,  и  подписав  кое-какие  бумаги,  и  зашла  на  кухню,  выпить  кофе,  и  за  мной  на  кухню  въехал  Архангельцев. 
- Слушай,  Миленич,  я,  кажется,  погорячился  с  этими  макаронами, - сказал  он  раздражённо, - признаю. 
- Прогресс, - хмыкнула  я,  пригубив  кофе. 
- Не  беси  меня!  Я  отклеиться  хочу!  Скажи,  чем  клей  растворить? 
- А  волшебное  слово? – ухмыльнулась  я. 
- Слушай,  не  зли  меня, - покачал  головой  Никита, - как  мне  отклеиться? 
- Не  знаю, - честно  ответила  я. 
- Миленич,  заканчивай  в  молчанку  играть.  Я  идиот.  Облил  тебя  макаронами,  а  потом  Кристина  стащила  одежду. 
- Ага, - кивнула  я, - а  я  потом  куталась  в  половую  тряпку,  и  полчаса  врала  Модесту  Львовичу,  что  это  модный,  вечерний  наряд,  надела  новую  одежду  на  мокрое  бельё,  и  простыла, - и  я  от  души  чихнула, - значит,  мы  квиты.  Извини,  но  я,  правда,  не  знаю,  как  растворить  этот  клей.  Но  могу  позвонить  патологоанатому. 
- Кому? – Никита  даже  икать  стал, - зачем? 
- Чтобы  узнать  у  его  сына,  чем  отклеить  этот  клей, -
посмотрела  на  глупое  лицо  Никиты,  и  не  сдержала  смеха, - у  меня  есть  знакомый,  он  патологоанатом,  а  его  сын  увлекается  занимательной  химией. 
- Ну,  ты  и  затейница, - буркнул  он, - звони. 
Но  Аркашка  не  ответил,  и  Семен  Аркадьевич  молчал,  и  я  пожала  плечами. 
- А  мне  что  прикажешь  делать? – вскричал  Никита. 
- Не  мои  проблемы, - улыбнулась  я,  и  поспешила  сбежать,  оставив  Архангельцева  клокотать  от  злости. 
Время  уже  было  позднее,  я  долго  просидела  в  издательстве,  тем  более,  меня  ждала  Фрида. 
Девочка  уже  топталась  около  школы,  и  запрыгнула  в  авто,  когда  я  затормозила,  а  вместе  с  ней  и  Арина. 
- Как  дела  в  школе,  девочки? – спросила  я. 
- Отлично, - воскликнула  Фрида,  а  Арина  нахохлено  молчала. 
- Ариш,  что-то  случилось? – посмотрела  я  на  неё  в  зеркальце, - плохая  оценка? 
- Она  из-за  Джули  переживает, - сказала  Фрида. 
- Джули? – удивилась  я, - о  какой  Джуле  речь? 
- О  Джульетте, - хмуро  сказала  Арина, - мама  обо  мне  совсем  забыла,  младшими  занимается,  и  карьерой,  а  со  мной  даже  времени  поговорить  нет.  Она  забыла  папу! 
- Аришенька,  солнышко,  не  надо  так  болезненно  реагировать, - пробормотала  я, - ты  уже  взрослая  девочка,  и  ты  говорила,  что  хочешь,  чтобы  мама  была  счастлива.  Она  счастлива  с  Ренатом. 
- Я  понимаю, - протянула  Арина, - но  мне  папу  жалко.  Она  так  быстро  забыла  его!  Даже  траура  не  держала,  сразу  замуж  выскочила.  Что  мне  делать?  Может,  повторить  Янкин  фокус?  Мама  на  неё  тут  же  внимание  обратила. 
- Ты  с  ума  сошла? – вскричала  я, - ты  для  этого  ещё  слишком  маленькая,  во-первых.  А  во-вторых,  не  обижайся  на  мать,  она  тебя  любит.  Ты  же  её  дочь.  И  рождение  Джульетты  и  Назара  никак  не  повлияло  на  её  отношение  к  тебе. 
- Правда? – прошептала  Арина. 
- Конечно, - кивнула  я, - она  только  недавно  о  тебе  говорила. 
- И  что  она  говорила? 
- Что  переживает  за  тебя.  Вот  этого  она  и  боится. 
- Чего? 
- Что  ты  будешь  ревновать  её  к  младшим, - вздохнула  я, -
просто  Ася,  она  Ася  и  есть.  Легкомысленная,  любящая  свою  работу,  и,  к  твоему  сведению,  она  опять  у  руля.  Свалила  твоих  братика  и  сестричку  на  вечно  ворчащую  свекровь.  Арина,  а  ты  думала,  куда  пойдёшь  учиться? 
- Ещё  не  знаю, - протянула  она, - да  и  рано  об  этом  думать,  мне  ещё  два  года  учиться.   
- Не  два,  а  полтора, - поправила  её  я, - за  полгода  до  поступления  надо  на  курсы  ходить. 
- Я  на  инженера  хочу, - выдала  вдруг  Арина. 
- Зачем? – опешила  я. 
- К  твоему  сведению,  я  люблю  математику, - заявила  Ариша, - или  на  факультет  прикладной  математики.  Я  ещё  не  решила. 
- Математика, - пробормотала  я, - вот  уж  не  думала,  что  ты  в  математике  разбираешься. 
- И  ещё  как, - улыбнулась  Арина, - а  мама  что,  тебе  не  говорила,  что  я  точные  науки  люблю?   
- Не  говорила, - вздохнула  я. 
- Впрочем,  у  неё  и  проблем-то  со  мной  не  возникает,  не  то,  что  с  Янкой, - протянула  Арина, - вот  она  учиться  не  желает,  учителям  хамит,  и  от  этого  Игоря  забеременела.  Вернее,  уже  родила.  А  насчёт  учёбы,  я  ещё  не  решила,  кем  буду.  Либо  математиком,  либо  инженером,  либо  военным. 
- Военным? – вскричала  я, - ты  спятила?  Ты  же  девушка! 
- Ну,  и  что? – улыбнулась  Арина, - мне  это  нравится.  Это  действительно  моё. 
- Ну,  ты  даёшь! – воскликнула  я,  и  затормозила  около  ГУМа, - со  мной  пойдёте,  или  как? 
- А  ты  куда? – заинтересовалась  Фрида. 
- В  отдел  нижнего  белья, - пояснила  я. 
- Мы  с  тобой, - воодушевились  девушки,  и  я  засмеялась. 
Мы  поднялись  на  второй  этаж,  и  зашли  в  отдел,  где  топталось  трое  человек.
Две  девушки,  общавшиеся  между  собой,  и  мужчина  в  возрасте.  Последний  ужасно  стеснялся,  и  что-то  бормотал  себе  под  нос,  рассматривая  бельё. 
- Добрый  день, - вежливо  сказала  мне  продавщица, - вы  хотите  что-то  конкретное? 
- Да, - кивнула  я, - мне  нужно  бельё.  Очень  дорогое,  и  очень  красивое. 
- Особый  случай?  К  празднику? – она  явно  имела  в  виду  день  влюблённых,  который  будет  послезавтра. 
- Да, - кивнула  я, - цвет,  красное  с  чёрным,  чулочки,  и  кимоно. 
- Могу  предложить  вот  это, - она  вынула  комплекты,  и  сняла  с  вешалки  кимоно. 
Фрида  и  Арина  вертелись  неподалёку,  пока  я  покупала  бельё,  а  потом  подошли  ко  мне. 
- Какая  красота, - вздохнула  Арина. 
- Да, - вздохнула  Фрида, - жаль,  что  я  ещё  маленькая. 
- Ничего, - улыбнулась  я, - у  тебя  ещё  всё  впереди.  Пойдёмте,  я  себе  одно  платье  выбрала,  зацените. 
И  я  примерила  элегантное,  узкое,  суженое  книзу  платье,  с  рукавами  три  четверти,  и  горловиной  « кармен »,  алое  платье,  и  алые  туфли  на  тонкой  шпильке,  и  узкими  носами. 
Девочки  признали,  что  платье  изумительное,  мы  ещё  прошвырнулись  по  магазину,  и  сели  в  машину. 
Все  уже  были  в  сборе. 
Я  загнала  машину  в  гараж,  забрала  покупки,  и  в  гостиной  застали  маман,  папу,  Октябрину  Михайловну,  Сашу,  нашу  няню.  Лиза  сидела  на  руках  у  маман,  Леня  у  папы.  А  Василинка,  под  присмотром  Нуцико  Вахтанговны,  ловко  играла  на  рояле. 
Только  Иван  Николаевич  сидел  с  недовольным  видом. 
- Что  случилось? – прошептала  я. 
- « ЦСКа »  играет, - вздохнул  он, - а  твоя  мать  заставляет  Баха  слушать. 
- Это  не  Бах, - улыбнулась  я, - а  Чайковский. 
- Да  какая  разница, - махнул  рукой  мой  свёкр, - эта  музыка  вся  на  одно  лицо. 
- Вот  уж  не  скажите, - возмутилась  я, - там  нет  ни  единой  одинаковой  ноты. 
- И  чего  с  тобой  спорить? – поджал  губы  Иван  Николаевич. 
- Это,  чего  с  вами  спорить, - улыбнулась  я, - наслаждайтесь  классикой, - а  сама  пошла  на  кухню. 
Заглянула  в  холодильник,  взяла  пару  рыбных  котлет,  жареную  семгу,  и  кусок  шоколадного  рулета. 
Налила  себе  чашку  кофе,  взяла  апельсиновый  сок,  и  пошла  к 
себе. 
Как  мне  заставить  Ивана  Николаевича  полюбить  классику? 
Боюсь,  что  никак.  Ему  это  не  прививали  с  детства,  и  теперь  уже  вряд  ли  возможно  что-либо  сделать. 
Я  юркнула  с  едой  через  боковую  лестницу  на  второй  этаж,  вынула  тетрадь,  и  уткнулась  в  стихи. 
Странно,  но  я  стала  ощущать,  что  мастерство  приходит.  Со  временем,  но  приходит.  На  ум  приходят  слова,  которые  раньше  находились  в  глубине  мозга,  и  теперь  они  выливаются  на  страницы. 
Но,  главное,  что  есть  возможность,  и,  что  получается. 
Рядом  есть  люди,  которые  могут  объяснить,  и  помочь.  Раньше  я  считала,  что  вынашивать  идею  по  десять  лет,  а  потом  написать  пять  страниц,  это  убого  и  бесталанно,  а  теперь  понимаю,  что  оно  действительно  должно  прийти  само. 
Если  пишешь  рассказ,  нужно  писать  лёгким,  литературным  языком,  языком  интеллигента.  Но  ещё  нужно  увлечь  читателя. 
Нужно  уметь  компоновать  рассказы,  то  есть,  составлять,  и  тогда  всё  получится. 
И  в  стихах.  Если  используешь  повествовательный  стиль,  то  стихотворение  может  быть  и  длинным,  а  если  « рисуешь »  картинку,  то  не  больше  шесть – семи  строф.  Главное,  не  размазывать. 
Но  настоящий  поэт  почувствует,  где  стоит  оборвать,  а  где  продолжить.  И  я  научилась  чувствовать.  Мне  бы  ещё  и  технику  освоить. 
Внезапно  зазвонил  телефон,  и  я  взяла  с  тумбочки  мобильник. 
- Ты  где  пропал,  милый? – спросила  я. 
- Извини,  малыш,  но,  боюсь,  день  влюблённых  ты  проведёшь  в  одиночестве, - сказал  Макс. 
- Почему? – удивилась  я. 
- Меня  отправили  в  Петербург  на  пять  дней,  я  уже  в  поезде.  Ты  не  сердишься?  Извини. 
- Ничего,  ладно, - вздохнула  я, - посижу  дома,  или  займусь  статьёй.  Или  рассказами.  Вообщем,  найду  занятие. 
- Давай.  Не  скучай,  я  послезавтра  позвоню, - и  он  отключился,  а  я  возликовала.  Зато  целый  день  проведу  с  Димой! 
Выберу  сейчас  отель.  И  я  сделала  запрос  на  лучшие  отели  Москвы. 
Платит  всё  равно  Дима,  а  я  оттянуться  хочу  в  роскошном  отеле.  « Мариотт »  на  Тверской,  пожалуй,  самое  то  будет. 
Я  спрыгнула  с  кровати,  и,  выглянув  в  коридор,  умчалась  в  ванную. 
- Добрый  день, - ответили  мне, - администратор  отеля                « Мариотт »,  слушаю  вас. 
- Добрый  день, - сказала  я, - можно  забронировать  у  вас  номер? 
- Да,  конечно, - ответила  девушка, - на  какое  число? 
- На  четырнадцатое. 
- Четырнадцатое?  Послезавтра?  Извините,  девушка,  но  все  номера  заняты,  кроме  одного.  Люкса  для  молодожёнов.  И  стоит  он  соответственно. 
- Вот  его  и  давайте, - воскликнула  я, - там  атрибутика  соответствующая.  И  пусть  в  номер  привезут  самых  лучших  закусок. 
- Хорошо, - ответила  девушка, - шампанское  и  вино  прямо  в  номере.  На  кого  оформлять? 
- Северский  Дмитрий  Глебович. 
- Отлично, - сказала  девушка, - мы  ждём  вас,  до  свидания, - и  она  отключилась,  а  я  набрала  Диму. 
- Привет,  моя  сладкая  карамелька, - ответил  он. 
- Я  забронировала  для  нас  номер, - сказала  я, - жду  тебя  послезавтра,  отель  « Мариотт »,  номер  зарегистрирован  на  тебя. 
- Ни  фига  себе! – засмеялся  Дима, - « Мариотт »! 
- Что,  денег  жаль  стало? – свирепо  осведомилась  я, - к  твоему  сведению,  был  свободен  только  номер  для  новобрачных! 
- Да  я  не  о  том, - весело  воскликнул  Дима, - я  только  что  звонил  туда,  хотел  заказать  люкс  для  новобрачных,  но  мне  ответили,  что  все  номера  заняты.  Ты  оказалась  оперативней.  Уже  не  дождусь  послезавтра,  моя  сладкая  карамелька, - и  он  отключился. 
Довольная,  я  плюхнулась  на  кровать,  и  опять  занялась  стихами. 
Через  полчаса  в  комнату  заглянула  маман,  безо  всякого  предупреждения  ворвалась. 
- Чем  занимаешься? – спросила  она,  плюхнувшись  на  кресло. 
- Бизнес-план  разрабатываю, - ответила  я,  отодвинув  тетрадь. 
- В  рукописную? – вздёрнула  брови  маменька. 
- Какая  тебе  разница? – я  пожала  плечами. 
- Интересно, - хвать,  и  она  схватила  тетрадку.  Я  рванула,  чтобы 
отнять,  но  не  удержала  равновесия,  и  свалилась  с  кровати, 
ударившись  бедром. 
- Вот  это  да! – вскричала  маменька,  перелистывая  страницы, - ты  пишешь  стихи? 
- Имею  полное  право! – воскликнула  я,  усевшись  по-турецки  на  полу,  и  скрестив  руки  на  груди. 
- Да  имеешь,  имеешь, - изумлённо  протянула  маман, - и  давно  ты  этим  увлекаешься? 
- Недавно, - пробурчала  я. 
- Это  же  изумительно! – вскричала  маман, - мои  подружки  будут  в  восторге! 
- Не  смей  никому  говорить! – в  панике  выкрикнула  я. 
- Это  ещё  почему? – удивилась  она. 
- Все  будут  смотреть  на  меня,  как  на  диковенное  существо, - воскликнула  я. 
- С  какой  стати? 
- С  такой!  Скажут,  а  посвяти  нам  стихотворение! 
- Что  ж  в  этом  сложного? – дёрнула  плечом  маман. 
- Легко  говорить! – пробормотала  я, - знаешь,  почему  поэта  считают  заносчивым  существом?  Ну,  не  заносчивым,  а,  хотя  бы,  странным. 
- Понятия  не  имею, - ответила  маменька. 
- А  я  тебе  скажу, - свирепо  воскликнула  я, - у  поэта  обнажённая  душа,  утончённая.  И  подойдёшь  к  нему,  и  скажешь,  начеркай  мне  осанну,  а  потом  обидишься,  когда  он  откажет.  Осанну  написать  просто,  только  чувств  там  не  будет.  Не  будет  инаковидения.  Это  же  одни  сплошные  чувства,  эмоции,  ощущения,  и  красивые  слова,  суженые  по  качеству,  и  высокие  по  смыслу. 
- Не  понять  мне  тебя, - хмыкнула  маменька, - и,  по-моему,  дело  ещё  и  в  Матвее. 
- Ну,  при  чём  тут  Максим? – вздохнула  я. 
- Думаю,  он  терпеть  не  может  стихи, - авторитетно  заявила  она. 
- С  чего  ты  взяла? 
- Печёнкой  чую, - засмеялась  маменька, - ты  его  с  трудом  на  балет  вытаскиваешь.  Ты  боишься,  что  он  будет  смеяться. 
- Он  не  смеётся  надо  мной! – со  злостью  воскликнула  я. 
- О,  судя  по  твоей  реакции,  точно  смеётся. 
- Мам,  прекрати! 
- Да  ладно  тебе!  Я  же  тебе  добра  желаю.  И  Дима  бы,  кстати, 
понял,  и  не  стал  бы  смеяться  над  твоими  увлечениями. 
- Я  знаю, - кивнула  я, - он  в  курсе,  и  не  думает  смеяться.  Говорит,  что  стихи,  это  очень  романтично.  Он  меня,  как  никто,  понимает.  А  Максим,  да,  будет  смеяться,  я  в  этом  уверена.  А  тут  ещё  и  Иван  Николаевич! 
- Его-то  зачем  в  дом  притащила? 
- Он  хороший  человек,  в  принципе, - вздохнула  я, - хоть  он  и  предпочитает  Чайковскому  футбол,  и  стихи  тоже  не  поймёт,  но,  он  хороший  человек  сам  по  себе.  Я  его  на  диету  посадила,  он  внуков  обожает.  И  Василинку  тоже,  хоть  она  к  нему  никакого  отношения  и  не  имеет. 
- Ладно, - улыбнулась  маменька, - слушай,  мне  тут  Юля  звонила,  предложила  билеты  в  Большой.  Хочешь? 
- Конечно,  хочу!  О  чём  ты  спрашиваешь!  А  что  будет? 
- « Попугай »  по  Рубинштейну. 
- Супер! – подскочила  я, - насколько  я  помню,  это  комическая  опера. 
- Точно, - кивнула  маменька.
- А  когда  пойдём? 
- После  послезавтра.  Сколько  билетов  брать? 
- А  давай  все  вместе.  Мы  с  тобой,  папа,  трое,  Иван  Николаевич,  Анфиса  Сергеевна,  пятеро,  и  Фриде  с  Мирой,  семеро. 
- Может,  и  Василису  приобщим? – сдвинула  брови  маман. 
- Ну,  тогда  ещё  Октябрине  Михайловне  и  тёте  Але  бери,  итого  десять.  Только  ты  не  предупреждай  никого,  куда  мы  едем.  А  то  Иван  Николаевич  раскричится,  и  его  с  места  не  сдвинешь. 
А  так,  придётся  сидеть,  никуда  не  денется. 
- Отлично, - заулыбалась  маменька,  и  по  её  выражению  я  поняла,  что  она  ни  за  что  не  скажет.  Уж  чего-чего,  а  недовольная  физиономия  Ивана  Николаевича  доставляет  ей  гигантское  удовольствие. 
- Спокойной  ночи,  дочка, - сказала  она,  и  ушла,  а  я  убрала  тетрадь  со  стихами,  и  легла  спать. 
Утро  началось  с  грохота,  топота  ног,  и  я,  сжавшись,  забилась  под  одеяло.  Как  хорошо,  что  Ася  не  стала  жить  со  своим  новым  мужем  с  родителями,  как  с  прежним,  Костиком. 
С  одной  стороны,  конечно,  мне  очень  жаль  Костю,  но  в  его  смерти  никто  не  виноват,  ошибка  медиков.  С  другой,  она  бы  всё  равно  ушла  от  мужа  к  Ренату,  так  что...  Не  надо  судить  меня  предвзято! 
Просто,  если  бы  и  она  свалилась  мне  на  голову  вместе  с  Ренатом,  Яной,  Ариной,  и  двумя  крохами,  это  был  бы  уже  полный  капец!  От  маменьки  шуму  хватает! 
- Ирка! – заорала  маман  на  весь  дом, - ты,  косорукая  девка,  погладила  мой  костюм?  Живее,  я  сказала!  Шевели  лапами,  недотёпа!  За  что  моя  дочь  тебе  деньги  платит?  Чтобы  ты  хозяйский  кофий  распивала?  Чего  ты  молчишь? 
- Простите,  я  просто  снег  отчищала  от  гаража,  а  то  Эвива  Леонидовна  не  выедет, - оправдывалась  Ира, - я  сейчас  всё  сделаю. 
- Слушаюсь,  Марьяна  Георгиевна!  Вот  так  надо  мне  отвечать! – гаркнула  маменька, - отчистила  снег? 
- Отчистила, - пролепетала  Ира. 
- Держи  костюм,  и  пошла  гладить.  Чтобы,  пока  я  принимаю  душ,  костюм  был  с  иголочки,  а,  пока  пью  кофе,  начищены  сапоги.  Живее!  Куда? 
- Гладить, - испуганно  ответила  Ира. 
- Что  сказать  надо?
- Слушаюсь,  Марьяна  Геннадьевна, - заявила  Ирочка,  а  я,  сдерживая  хохот,  вцепилась  зубами  в  подушку. 
Похоже,  маменька  уже  допекла  тихую,  и  беззлобную  Ирочку.  Сомневаюсь,  что  она  случайно  перепутала  отчество. 
- Ах,  ты,  зараза! – завизжала  маменька, - Георгиевна!  Моё  отчество – Георгиевна!  Поняла?  Выдра! – дверь  скрипнула,  и  маменька  гораздо  более  спокойным  тоном  спросила, - Викуля,  ты  спишь? 
- Сплю, - подняла  я  слезящиеся  от  смеха  глаза. 
- Вижу  я,  как  ты  спишь!  Филонишь! 
- Имею  право, - пробормотала  я, - а  зачем  ты  на  Иру  кричишь? 
- Твоя  домработница – наглая  девка! – заявила  маман. 
- И  что  в  ней  наглого? – я  села  на  кровати, - она  тебе  достойно  отвечает. 
- Она  мне  хамит! – взорвалась  маман, - ты  слышала,  что  она  выдала?  Она  исковеркала  моё  отчество.  Твой  дедушка  в  гробу  переворачивается,  наверное,  когда  всякие  мерзавки  такое 
говорят! 
- Вообще-то,  мой  дедушка  жив,  здоров,  и  в  данный  момент 
находится  в  Литве, - возразила  я. 
- Я  говорю  о  том  человеке,  чьё  отчество  ношу!  Не  желаю  ничего  слышать  о  том,  кто  бросил  мою  мать! – взвилась  маменька. 
- Ты  не  желаешь  слушать  Олега  Антоновича  потому,  что  он  пытался  остановить  тебя,  когда  ты  выдавала  меня  за  Диму! – прошипела  я, - слушайте,  братцы,  успокойтесь!  Мам,  ты  же  женщина,  ты  его  дочь,  значит,  должна  сделать  первый  шаг. 
- Ничего  я  ему  не  должна! – рявкнула  маменька, - пусть  сам  шаги  делает!  Он  затащил  мою  мать  в  постель,  а  потом  бросил.  Он  никогда  не  был  для  меня  отцом! 
- Господи,  мама! – простонала  я, - зачем  ты  всё  искажаешь?    Во-первых,  бабушка  его  не  любила,  просто  ей  хотелось  удовольствий,  но  получился  ребёнок.  Она  жила  с  любимым,  который  воспитывал  чужую  дочь,  но  и  твой  отец  тебя  не  забывал.  Мам,  помирись  с  ним.  Мне  его  не  хватает.  Он  так  умопомрачительно  смеётся,  и  поёт  романсы. 
- Роскошным  басом  будешь  петь  не  только  романсы, - пробормотала  маменька, - если  тебе  он  нужен,  можешь  позвонить  ему. 
- Спасибо,  что  разрешила, - буркнула  я,  потягиваясь, - но,  насколько  я  помню,  он  вчера  пел  во  Франции.  Включила  французский  канал,  и  диктор  сообщил,  что  русский  гений,  оперный  певец,  месье  Лихницкий,  обрушил  крышу  Гранд-Опера.  Шутка.  Во  всяком  случае,  все  в  диком  восторге  от  его  пения. 
- Конечно,  в  восторге! – фыркнула  маменька. 
- Мам,  ты  что,  обижена,  что  природа  на  тебе  отдохнула? – прищурилась  я, - скажи  честно,  ты  хотела  стать  оперной  певицей? 
- Чего  уж  теперь  об  этом  говорить? – улыбнулась  она,  и  села  на  кровать, - да,  я  мечтала  стать  певицей,  но  голоса  нет.  Надеюсь,  Василиса  станет.  Детка,  ты  не  злись  на  меня,  просто  мы  с  твоим  дедушкой  поссорились,  и  поссорились  основательно.  Мы  с  ним  оба  вспыльчивые,  и  оба  не  можем  пойти  на  попятный.  Он  не  мог  смириться  с  тем,  что  я  выдала  тебя  замуж  в  раннем  возрасте,  считал,  что  нельзя  начинать  половую  жизнь  в  шестнадцать  лет. 
- В  чём-то  он  прав, - хмыкнула  я, - но  ты  упряма,  и  слушать  ничьих  доводов  не  желаешь. 
- Но  ты  бы  не  пошла  замуж  за  Диму,  если  бы  была  совершеннолетней.  Как  бы  ты  меня  не  боялась,  всё  равно  взбрыкнула  бы. 
- Взбрыкнула  бы, - кивнула  я,  вытянувшись  на  кровати. 
- Вот, - вздохнула  маменька, - а  ты  говоришь. 
- А  ты  решила  сделать  по-своему,  выдать  меня  замуж,  и  рассорилась  с  родным  отцом, - протянула  я, - ну,  знаешь.  Впрочем,  чего  теперь  переливать  из  пустого  в  порожнее?  Уже  ничего  не  изменить,  но  я  считаю,  что  ты  должна  с  ним  помириться. 
- Это  трудно, - вздохнула  маман, - я  переступить  через  себя  не  могу. 
- Поговори  с  ним,  я  тебя  прошу, - сделала  я  умоляющее  выражение, - пожалуйста.  К  чему  эти  распри? 
- Ладно,  посмотрим, - махнула  рукой  маменька, - пойду,  приму  душ, - она  скрылась  за  дверью,  а  я  выбралась  из  постели,  и  тоже  пошла  в  душ. 
Фрида  и  Мира  уже  сидели  за  столом,  потягивая  кофе,  и  я,  зевнув,  опустилась  на  стул. 
- Ты  что  такая  нервная? – спросила  Анфиса  Сергеевна. 
- Кое-кто  с  утра  нервы  поднял, - раздражённо  буркнула  я,  и  налила  себе  кофе. 
- Уж  понятно,  кто, - вздохнула  пожилая  женщина, - Марьяна  Георгиевна  любит  кровь  у  людей  пить,  фигурально  выражаясь. 
- Хорошо,  что  не  буквально, - поморщился  Иван  Николаевич. 
- Не  надо  быть  таким  категоричным, - улыбнулась  я, - кстати,  мы  послезавтра  вдесятером  поедем  в  одно  место.  Иван  Николаевич,  в  пять  будьте  дома. 
- Вообще-то,  мы  планировали  на  матч  сходить, - недовольно  воскликнул  Иван  Николаевич. 
- Потом  сходите, - резко  сказала  маменька,  входя  на  кухню,  и  наливая  себе  кофе, - Викуля,  детка,  у  тебя  есть  запасная  дорожная  карта? 
- Где-то  была, - улыбнулась  я, - а  зачем  тебе? 
- Свою  куда-то  задевала.  Сама  не  знаю,  куда. 
- Сейчас  поищу, - кивнула  я,  прихлёбывая  кофе. 
- Овсянка  есть? – маменька  заглянула  в  кастрюльку, - а  почему 
вы  завтракаете  на  кухне?  Имейте  в  виду,  я  приеду  на  обед,  и  пусть  Ирка  накроет  в  столовой.  Ирка! – заорала  маменька,  Иван  Николаевич  постучал  себя  по  уху,  и,  словно  того  было  мало,  на  кухне  появился  папа. 
- Наряд  вне  очереди! – рявкнул  он  в  трубку,  и  мой  бедный  свёкр  подавился  кофе, - товарищ  лейтенант!  Вы  меня  поняли?  Вперёд,  и  с  песней! – и  он  отключил  мобильник. 
- Хотите  кашки,  товарищ  генерал? – улыбнулась  я. 
- Не  откажусь, - кивнул  папа,  и  сел  за  стол. 
- Вы  меня  звали? – влетела  Ирка. 
- Сапоги  начистила? – рявкнула  маменька. 
- Конечно, - кивнула  девушка. 
- Принеси  мне  красное  манто,  в  спальне  лежит,  на  кресле, - и  Ирка  улетела,  а  я,  проглотив  кашу,  выскочила  вон  из  кухни. 
Маменька  постоянно  кричит.  Рядом  с  ней  находиться  просто  невозможно,  но  начало  этому  положил  мой  дед  и  отец. 
Папа  привык  командовать  на  работе,  и  разговаривать  нормальным  голосом  не  может,  а  дедушка  поёт,  и  эта  особенность  наложилась  на  них. 
Но,  если  дедушкин  голос  приятен,  хоть  и  громок,  всё-таки  он  певец,  то  мама  просто  орёт. 
Я  накинула  пальто,  и  помчалась  в  гараж,  выводить  свой  джип.  На  улице  пошёл  снег  с  дождём.  Пробирало  до  косточек. 
И  я,  подобрав  полы  пальто,  села  в  джип,  и  выехала  из  гаража. 
Ну,  и  февраль!  Его  ещё  вьюжным,  и  самым  свирепым  месяцем  называют! 
Хочется  тех  февралей,  из  детства.  Когда  морозец  хрустел  под  валенками,  и,  когда  дедушка  возил  меня  кататься  на  горку. 
Я  любила  эти  « походы »... 
Дедушка  одевал  меня  в  белый  тулупчик,  на  руки  варежки,  муфточку,  сажал  меня  на  санки,  и  вёз  до  горы. 
Гора  была  высоченная,  скат  крутой,  и  мне,  ребёнку,  она  казалась  Эверестом!  Для  верности  её  ещё  и  водой  поливали... 
Дедуля  сам  садился  на  санки,  меня  сажал  на  колени,  и... 
Это  было  нечто!  Санки  неслись  с  дикой  скоростью,  я  визжала,  и  мы  оба  летели  в  сугроб! 
Потом  он  отряхивал  меня  от  снега,  и  никогда  не  давал  снять  варежки.  Он  надеялся  сделать  из  меня  скрипачку,  арфистку,  или  пианистку... 
Только  я  сама  этого  не  захотела.  В  четырнадцать  лет  я  заявила  дедушке,  что  играть  не  буду,  и  навострила  лыжи  в 
Бауманское.  На  факультет  ядерной  физики! 
В  принципе,  нормальная  профессия...  Но  для  тех,  кто  любит  точные  науки!  Главное,  понимает  их!  А  я  математическая  идиотка! 
Тупею  только  от  одного  вида  формул,  и  дедушка  тогда  лишь  иронически  улыбнулся. 
- Ладно,  Викуля, - сказал  он,  вздыхая, - отправляйся  в  Бауманское,  а  консерватория  тебя  будет  ждать  через  год. 
Ход  его  мыслей  был  понятен:  ну,  промучается  Вика  на  ядерном  факультете,  ошалеет  от  прикладной  тригонометрии,  и  убежит  оттуда,  роняя  тапки.  А  пути  для  отступления  он  мне  приготовил.  Он  меня  любил... 
Я  стряхнула  с  себя  воспоминания,  помотав  головой,  и  услышала  свист  стража  дорог. 
- Сержант  Петров, - воскликнул  гаишник, - права,  пожалуйста. 
- Я  что-то  нарушила? – испугалась  я. 
- Девушка,  не  разговаривайте,  а  предъявите  права, - сурово  сказал  страж  порядка. 
- Да  что  я  сделала? – вынула  я  из  сумочки  права,  и  протянула  сержанту, - вроде,  двойную  сплошную  не  пересекала,  на  красный  не  ехала... 
- Багажник  откройте, - велел  гаишник. 
- Я,  по-вашему,  похожа  на  бандитку? – встрепенулась  я, - не  буду  открывать  багажник!  У  меня  там  ничего  криминального  нет! 
- Я  вас  арестую, - как-то  совсем  неуверенно  сказал  парнишка. 
- На  каком  основании? – прищурилась  я, - багажник  не  открыла? 
- Да, - важно  заявил  он, - вы  подозрительно  себя  ведёте,  и  не  хотите  открывать  багажник. 
- Вот  пристал  к  этому  багажнику, - пробормотала  я, - чем  это  я  тебе  подозрительна? 
- По  дороге  еле  тащитесь.  Почему? 
- Думаю, - иезуитски  улыбнулась  я, - или  ты  хотел  бы,  чтобы  я  со  скоростью  триста  мимо  пролетела,  повизгивая  покрышками?  Могу  исправить  положение! 
- Не  надо! – испуганно  воскликнул  парнишка, - это  будет  противозаконно! 
- Тебе  сколько  лет? – улыбнулась  я. 
- Двадцать, - важно  ответил  сержант. 
- И  тебе  это  надо? – прищурилась  я. 
- Что? – протянул  он. 
- Неприятности  на  свою  задницу  наживать!  Тебе  старшие  коллеги  говорили,  что  джипы  лучше  не  тормозить? 
- Говорили, - промямлил  он, - но  вы  же  женщина! 
- Ну,  и  что? – засмеялась  я, - порой  в  джипах  такие  попадаются!  Считай,  что  со  мной  тебе  повезло,  а  другая  вызвала  бы  хахаля,  а  тот  тебе  дубинкой  навернул  бы. 
- Я  представитель  закона! – нахохлился  парнишка. 
- Можно  подумать,  что  « нуворишей »  это  волнует! – ухмыльнулась  я,  достала  сигарету.  Закурила,  закашлялась.  Горло  саднело  нещадно. 
- Может,  вы  всё-таки  откроете  багажник? – протянул          парнишка, - а  то  я  вас  арестовать  должен. 
- Дурак! – вздохнула  я,  и  выбралась  из  джипа, - смотрите, - открыла  я  багажник,  и  тихо  охнула. 
В  моём  багажнике  лежала  белая  блузка,  насквозь  пропитанная  кровью.  Запах  в  багажнике  стоял  соответствующий... 
Меня  затошнило,  а  парнишка  даже  в  лице  переменился.  Ну,  сейчас  будет,  с  тоской  подумала  я,  но  молоденький  сержант  заводил  ноздрями,  и...  упал  в  обморок. 
Однако,  он  в  обмороке  смотрелся  мило.  Ангел  с  розовыми  щёчками,  только  в  форме  гаишника.  Пол  минуты  я  разглядывала  бравого  офицера,  лежавшего  на  талом  снегу  без  чувств,  а  потом  в  голову  полезли  более  рациональные  мысли.  Например,  если  оставить  его  валяться  тут,  сержант  в  два  счёта  схватит  воспаление  лёгких. 
И  я,  присев  на  корточки,  похлопала  сержанта  по  щекам.  Но  сержант  не  хотел  приходить  в  чувство,  и  я  попыталась  его                сдвинуть.  Попытка  была  никчёмной,  и  я  вскинула  руку. 
Тут  же  у  обочины  затормозил  огромный,  чёрный  джип,  и  оттуда  вышел  роскошный  мужчина. 
Высокий,  широкоплечий,  тёмные  волосы  ровной  волной  падали  на  лицо,  а  в  зелёных  глазах  отражался  ум. 
- Куда  вас  подвезти,  прелестная  леди? – галантно  спросил  он,  а  я  хмыкнула. 
- Вы  очень  милы,  но,  говоря  языком  прошлого,  вы  мне  сейчас 
схамили!  Слово – прелесть,  означает,  прельстить,  то  есть,  излишняя,  напускная  лесть. 
- Простите? – удивился  красавец. 
- Прощаю, - фыркнула  я, - но  подвозить  меня  не  надо,  вон  моя  машина, - кивнула  я  на  алый  джип. 
- У  вас  кончился  бензин? – участливо  спросил  парень, - мотор  не  работает? 
- Нет,  мотор  в  норме,  и  бензина  полно, - кивнула  я, - дело  в  другом.  Идите  сюда, - и  я  подвела  его  к  сержанту. 
- Чем  это  вы  его? – попятился  парень. 
- Монтировкой! – вырвалось  у  меня,  и  я  закашлялась, - остановил,  попросил  права,  и  упал  в  обморок. 
- Вы  такая  страшная  на  фотографии? – засмеялся  парень, - Игорь  Матвеевич,  но  лучше  просто  Игорь. 
- Эвива  Леонидовна,  но  лучше  просто  Вика, - ухмыльнулась  я,  и  чуть  не  упала  от  смеха. 
Эти  церемонии  над  бесчувственным  сержантом  выглядели  сатирично. 
- Однако,  вы  ироничная  леди, - улыбнулся  Игорь, - он  вообще  живой? – кивнул  он  на  сержанта. 
- Понятия  не  имею,  я  не  врач, - ответила  я,  и  Игорь  пощупал  пульс  у  сержанта. 
- Слушайте,  это  уже  не  шутки, - сказал  он, - пульс  в  норме,  но  отчего  он  упал  в  обморок? – и  Игорь,  подняв  сержанта,  прислонил  его  о  перила  моста,  а  я  кинулась  к  багажнику. 
В  одно  мгновенье  я  сунула  блузку  в  пакет,  а  с  канистр  с  бензином  сорвала  целлофан, и  швырнула  его  в  реку. 
- Зачем  вы  мусорите? – осведомился  Игорь,  а  я  засунула  пакет  с  блузкой  под  сиденье. 
Сержант  меж  тем  пришёл  в  себя... 
- Доброго  вам  дня, - улыбнулась  я. 
- Вы  арестованы, - жалобно  сказал  сержант, - вы  человека  убили! 
- И  как  вы  пришли  к  подобному  умозаключению? – прищурилась  я. 
- У  вас  в  багажнике  блузка  с  кровью! 
- Нет  там  ничего! – возразила  я, - вы  « белочку »  словили! 
- Чего?!!! – вскричал  сержант,  отскакивая  от  Игоря, - как  вы  смеете?  Я  не  употребляю  наркотических  и  алкогольных  веществ  на  посту! – и  я  хихикнула. 
- Значит,  когда  вы  не  на  посту,  вы  балуетесь  « травой »? – хохотнула  я. 
- Вы  арестованы! – побагровел  сержант. 
- Точнее  сказать,  задержаны, - хмыкнул  Игорь, - арестована  эта  милая  леди  будет  только  после  выяснения  обстоятельств. 
- Вы  кто? – пошёл  пятнами  от  злости  сержант. 
- Адвокат  Метельский, - представился  Игорь. 
- А,  уже  подготовились, - бросил  на  меня  неприязненный  взгляд  гаишник, - открывайте  багажник,  будем  изымать  улики. 
- Вы  только  в  обморок  снова  не  упадите! – фыркнула  я,  и  открыла  крышку. 
- И  где  блузка? – по-бабьи  взвизгнул  сержант, - куда  она  подевалась? 
- Понятия  не  имею! – ухмыльнулась  я, - а  говорите,  что  на  посту  не  употребляете! 
- Вы  задержаны! – слабым  голосом  пробормотал  сержант. 
- На  каком  основании? – тут  же  осведомился  Игорь, - обоснуйте. 
- Хамство  уполномоченному  лицу, - выдал  гаишник,  а  я  захихикала. 
- Кто  тут  хамит? – прищурилась  я, - покажите  мне  пункт,  который  бы  гласил,  что  ирония  карается  законом? 
- Есть  закон – сквернословие  и  оскорбление  личности, - пробормотал  сержант. 
- Ха!  Вот  и  арестовывайте  тех,  кто  употребляет  матерные,  и  прочие,  нецензурные  выражения! – фыркнула  я, - а  интеллигентную  и  ироничную  девушку  оставьте  в  покое! – и,  развернувшись  на  шпильках,  я  нырнула  в  салон  джипа. 
- Простите,  Вика, - подошёл  к  окну  Игорь, - а  что  вы  делаете  завтра? 
- Сначала  кормлю  троих  детей,  потом  вру  мужу,  что  горю  на  работе,  а  потом  кувыркаюсь  с  любовником  в  постели, - ухмыльнулась  я, - а  что? 
- Понятно, - заулыбался  Игорь, - ко  двору  не  пришёлся?  Думаю,  колье  из  бриллиантов  просветлит  ваш  ум, - и  он  положил  локти  на  дверцу, - как  насчёт  того  целлофана,  что  вы  в  воду  кинули? 
- Шантаж? – мои  брови  поползли  вверх, - а  вы  докажите!  Там,  наверное,  уже  все  следы  смылись. 
- А  всё-таки? – улыбнулся  Игорь, - что  это  было? 
- А  вам  зачем? – удивилась  я. 
- Интересно!  Вы,  в  самом  деле,  кровожадная  убийца? 
- Если  бы  я  была  убийцей,  стала  бы  я  вас  останавливать,  чтобы  сержанта  в  чувство  привести? – прищурилась  я, - сбежала  бы,  пока  он  в  обмороке  валялся,  и  дело  с  концом. 
- Но  улику-то  вы  уничтожили! 
- Уничтожила, - кивнула  я, - но  не  все.  Одна  спрятана  под  сиденьем,  и  я  повезу  её  на  экспертизу. 
- Да  кто  вы  такая? 
- Частный  сыщик, - улыбнулась  я, - честно.  Работаю  без  лицензии,  и  на  голом  энтузиазме.  Источник  дохода  у  меня  другой. 
- Но  при  этом  вы  изумительно  красивы, - вздохнул  Игорь, - и  всё  же,  сходите  со  мной  в  ресторан. 
- Насчёт  того,  что  я  несвободна,  я  честно  сказала, - протянула  я,  и  вынула  портмоне, - а  это  Василиса,  дочка  от  первого  брака.  А  вот  это  Лизавета  и  Леонид,  двойня. 
- Меня  дети  не  смущают!  Вы  меня  просто  пленили, - вздохнул  Игорь, - и  потом,  я  вас  не  под  венец  зову. 
- А  куда?  В  койку? – вырвалось  у  меня. 
- Для  начала  в  ресторан,  потом  в  театр...  а  там  придумаем... 
- А  там  придумаем,  куда  мне  ноги  закинуть  в  вашем  джипе! – ухмыльнулась  я, - извините,  но  я  мужа  люблю.  И  планирую  завести  ещё  ребёнка.  А  ребёнок  мне  нужен  только  от  супруга!  Я  достаточно  внятно  объяснила? 
- Я  упорный, - улыбнулся  Игорь, - и  уведу  вас  от  мужа.  Я  вам  это  гарантирую! 
- Гарантирует  он!  Мужчина  всей  моей  грешной  жизни  не  может  увести  меня  от  мужа,  а  вы  хотите...  Да  ещё  гарантируете!  Имейте  в  виду,  если  я  не  захочу,  никто  меня  в  постель  не  уложит!  Если  только  вы  не  отвезёте  меня  на  дачу  силой,  и  не  изнасилуете  там!  Но  только  это  палка  о  двух  концах.  У  меня  муж – капитан  МВД.  Он  вас  в  порошок  сотрёт,  а  к  нему  присоединится  ещё  и  мой  отец,  военный  генерал,  и знакомый  генерал  ФСБ.  Вам  нужны  такие  проблемы? 
- Смотрю,  вы  опасная  девушка, - вздохнул  Игорь, - но  я  привык  получать  синяки  за  красавиц,  и  я  не  остановлюсь.  Учтите.  Завтра,  кстати,  день  влюблённых,  и  я  буду  вас  атаковать! 
- Атакуйте! – ухмыльнулась  я, - так  огребёте,  мало  не  покажется. 
И,  повернув  ключ  в  зажигании,  я  помчалась  прочь. 
Ещё  не  хватало  этого  адвоката  на  мою  голову! 
Меня  ждала  Фрунзенская  улица,  и  я  помчалась  туда,  взвизгивая  тормозами. 
Я  съехала  с  Комсомольского  проспекта  на  набережную,  и  въехала  на  стоянку  около  многоэтажки. 
Прихватив  сумочку,  я  подошла  к  дому,  и  нажала  на  кнопку  домофона.  Никто  не  открывал,  и  тогда  я  нажала  на  соседнюю. 
- Кто  там? – спросил  звонкий,  девичий  голос. 
- Добрый  день.  Скажите,  пожалуйста,  а  где  ваша  соседка?  Виринея  Дмитриевна. 
- А  зачем  она  вам? – спросила  девушка. 
- Из  нотариальной  конторы  беспокоят, - ляпнула  я, - ей  наследство  дальние  родственники  оставили, - и  спохватилась. 
Ведь  у  Виры  нет  родителей,  она  сирота! 
Девушка  пару  секунд  помолчала,  а  потом  щёлкнула  замком. 
- Проходите, - сухо  сказала  она,  и  я  вошла  в  красивый,  чистенький  подъезд,  уставленный  цветами. 
Я  невольно  залюбовалась  красивой,  белого  оттенка,  с  розовым  окоёмом,  фиалкой.  Она  была  изящной,  цветки  крупные... 
- Любуетесь? – услышала  я  знакомый  голос,  и  увидела  хорошенькую,  рыжеволосую,  с  чайными  глазами,  и  веснушчатым  носиком,  девушку. 
- Мне  нравятся  фиалки, - улыбнулась  я, - а  можно  оторвать  листик? 
- На  здоровье, - девушка  тоже  улыбнулась, - только  быстро  и  тихо,  чтобы  Филимоновна  не  заметила. 
- Кто  такая  Филимоновна? – заинтересовалась  я,  вынув  из  сумочки  маникюрные  ножницы,  и  ловко  отщипнув  пару  листиков. 
- Наша  домоправительница, - хихикнула  девушка, - вернее,  домомучительница.  Близко  никого  к  цветам  не  подпускает. 
- Её  можно  понять, - улыбнулась  я. 
- А  теперь  давайте  на  чистоту, - сказала,  посерьёзнев,  девушка,  когда  я  убрала  листки  в  сумочку, - кто  вы  такая?  Только  не  говорите,  что  вы  из  нотариальной  конторы,  в  жизни  не  поверю.  Вира  была  одинокой,  и  родителей  у  неё  не  было.  Вернее,  родители-то,  конечно,  были,  и  она  потом  нашла  отца,  но  тот  послал  её  по  конечной  остановке. 
- Милый,  однако,  родитель, - ухмыльнулась  я, - да,  вы  правы,  к  нотариусам  я  не  имею  ни  малейшего  отношения. 
- Меня  зовут  Рина, - представилась  девушка. 
- Зелёная? – вырвалось  у  меня. 
- Листопадова, - улыбнулась  она, - Александрина  Листопадова.  Друзья  пробовали  меня  Сашкой  звать,  но  я  просто  не  реагировала,  и,  в  конце  концов,  поняв,  что  словечка  из  меня  не  выжмут,  согласились  с  Риной.  Не  хочу,  чтобы  меня  называли,  как  мальчишку. 
- Да,  мне  самой  не  нравится,  когда  девочек  называют               мальчико – девчачьими  именами, - кивнула  я, - хотя  сама  дочку  Василисой  назвала. 
- Василиса – имя  старинное, - кивнула  Рина, - звучит  по-царски... 
Но  мы  отвлеклись.  Зачем  вам  Вира? 
- А  вы  не  знаете? 
- Что? – не  поняла  Рина. 
- Что  Вира  умерла... – пролепетала  я. 
- Как? – Рина  прислонилась  к  перилам, - как  это  случилось? 
- Её  держали  взаперти,  а  потом  зарезали,  и  застрелили, - пробормотала  я,  а  Рина  отступила  назад,  и  ещё  сильней  побледнела. 
- Господи!  Кто  это  её? 
- Понятия  не  имею, - вздохнула  я, - но  хочу  выяснить. 
- Я  не  понимаю... – вздохнула  Рина, - кому  она  помешала?  Вира  такой  безобидной  была...  Она  мечтала  стать  знаменитой  фигуристкой... 
- Кем? – мне  показалось,  что  я  ослышалась. 
- Пойдёмте  ко  мне, - сказала  Рина, - у  меня  есть  замечательные  пирожные,  эклеры  с  белым  кремом,  и  корзиночки  с  фруктами и  кремом.  Я  терпеть  не  могу  взбитые  сливки,  и  пирожные  пеку  сама. 
- Как  я  вас  понимаю, - улыбнулась  я,  и  поднялась  вслед  за  ней  на  третий  этаж. 
- Заходите, - она  впустила  меня  в  квартиру,  провела  на  уютную,  светлую  кухню,  и  нажала  на  кнопку  кофеварки.  В  чашки  полилась  жидкость  с  упоительным  ароматом,  а  Рина  достала  из  холодильника  пирожные. 
- Угощайтесь, - улыбнулась  она, - мне  запретили  их  есть,  а  то  с  коньков  упаду. 
- Зачем  же  тогда  печь? – задала  я  вполне  резонный  вопрос. 
- Знакомые  постоянно  просят,  Ринка,  спеки  то,  Ринка,  спеки  это,  а  я  фигуристкой  стать  хочу.  Я  одесситка,  но  удачно  вышла  замуж,  вот,  теперь  в  Москве. 
- О! – восторженно  протянула  я, - при  таком  раскладе  вам  не  фигуристкой,  а  кулинаром  становиться  надо. 
- Чтобы  всю  жизнь  стоять  у  плиты? – сморщила  носик  Рина, - нет,  спасибо.  Готовить  я  люблю,  но  спорт  люблю  ещё  больше.  Вы  когда-нибудь  были  на  фигурных  выступлениях? 
- Была,  конечно, - улыбнулась  я,  потягивая  удивительно  вкусный  кофе, - я  люблю  искусство.  Но  давайте  о  вашей  подруге.  Вы,  значит,  не  в  курсе,  что  её  убили? 
- Нет, - мотнула  головой  Рина,  и  разом  посерьёзнела, - бедная  Вирка!  Кто  с  ней  так?  Кто  вас-то  нанял?  Вы  ведь  частник,  насколько  я  понимаю...  Её  папаша?  Сейчас!  Станет  он  на  Вирку  деньги  тратить! 
- Нет,  с  отцом  Виры  я  незнакома, - вздохнула  я, - дело  в  том... – когда  мой  рассказ  иссяк,  Рина  сидела  бледная,  и  озадаченная. 
- Вот  уж  чего  я  не  ожидала,  так  это  того,  что  Вирка  преступница.  Ладно,  хоть  только  мошенница,  а  не  убийца.  Ужас  какой.  Мы  с  ней  подружились,  и  старались  не  завидовать  друг  другу.  Я  ей  сразу  сказала,  что  в  данном  виде  спорта  не  бывает  друзей,  тут  каждый  за  себя.  Да  в  любом  виде  спорта  дружбы  между  коллегами  не  бывает,  все  стремятся  к  золотым  премиям...  И  мы  с  Виркой  решили,  каждая  будет  за  себя,  кто  победит,  значит,  та  лучше,  но  на  нашей  дружбе  это  не  отразится. 
- Это  правильно, - улыбнулась  я, - не  надо  считать  себя  лучшей,  надо  быть  справедливой.  Быть  упорной,  и  добиваться,  открывать  грани  таланта,  и  слушать  тех,  кто  хочет  помочь,  в  твоём  случае,  тренеров.  А  то  некоторые  твердят,  я  талантище,  но  мне  пробиться  не  дают.  Самой  надо  пробиваться  вперёд,  стараться,  а  ещё  уметь  реально  себя  оценивать.  Не  считать,  и  не  говорить  про  себя,  что  ты  гений,  а  просто  стараться.  Изо  всех  сил.  Под  лежачий  камень  вода  не  течёт,  а  апломб  в  этом  деле  не  товарищ.   
- Вот!  Вы  нас  понимаете, - улыбнулась  Рина, - а  Танька – сука.  Она  нас  откровенно  подсиживала.  То  соли  в  коньки,  то  стекловату  в  костюм...  Мы  и  срезались. 
- Такое  тоже  бывает, - вздохнула  я, - меня  тоже  стекловатой  в 
костюме  потчевали,  когда  я  на  сцене  играла. 
- Вы  певица? – удивилась  Рина. 
- Бывшая  актриса, - ответила  я, - сцену  давно  бросила. 
- Даже  странно,  обычно  сцена  затягивает. 
- А  я – исключение  из  правил, - улыбнулась  я, - расскажите  мне  о  Вире.  Что  вы  знали  о  ней? 
- Вира... – Рина  горько  вздохнула, - мы  подружились  с  ней  перед  выступлением  на  льду... 
У  Рины  неожиданно  лопнула  бретелька  на  костюме,  и  она  в  панике  стала  искать  булавку,  чтобы  как-то  закрепить  бретелю. 
Вира,  с  которой  она  дотоле  почти  не  общалась,  вдруг  вынула  из  шкафчика  иголку  с  ниткой,  и  протянула  Рине. 
- Держи,  только  скорей, - Рина  быстренько  зашила  костюм,  и  девушки  кинулись  на  лёд. 
Так  они  подружились,  и  всё  время  были  вместе.  Рина  мало  что  знала  о  своей  новой  подруге,  да  и  та  особо  не  распространялась. 
- Я  сирота, - сказала  она  однажды  Рине, - но  хочу  узнать,  кем  были  мои  родители.  Правда,  сейчас  некогда,  но  когда-нибудь... 
Рина  кивала,  и  ответить  ей  было  нечего. 
Она  родилась  в  нормальной  семье,  родители  её  были  стоматологами,  прилично  зарабатывали,  и  всё  в  семье  было  хорошо.  Она  искренне  сочувствовала  Вире,  и  однажды  та  прибежала  к  ней  в  слезах. 
- Что  случилось? – испугалась  Рина, - что  произошло? 
- Я  узнала,  кто  мой  отец... – всхлипнула  Вира,  и  стала  рассказывать. 
Она  оказалась  в  детдоме  в  младенчестве,  и  с  детства,  когда  она  уже  начала  реально  оценивать  окружающий  мир,  она  мечтала  найти  своих  родителей. 
Ей  казалось,  что  они  отдали  её  на  воспитание  государству  не  просто  не  так,  не  потому,  что  была  им  не  нужна.  Нет,  ей  казалось,  что  произошло  что-то  ужасное,  и  они  спасали  свою  обожаемую  дочь  от  чего-то.  Во  всяком  случае,  от  этой  мысли  ей  было  легче.  И,  решив  найти  своих  родителей,  она  подняла  всевозможные  бумаги,  и  нашла  отца. 
Дмитрий  Михайлович  Лазуретов  встретил  её  довольно  холодно,  и  на  её  радость  не  отреагировал. 
- Ты  мне  не  нужна, - сказал  он,  когда  её  восторг  и  вопли 
счастья  иссякли, - и  никогда  не  была  нужна. 
- Но  почему? – прошептала  Вира, - я  же  ваша  дочь. 
- Ты – идея  фикс  Агриппины.  Инка,  как  она  просила  себя  называть,  была  моей  секретаршей,  и  красивой  бабой  плюс  ко  всему.  Такая  же  милашка-блондиночка,  как  и  ты...  Ты  здорово  на  неё  похожа,  кстати.  Жена  летала  в  Париж,  а  я  не                удержался.  Мне  было  плевать,  а  Инка  дочь  хотела,  а  мне-то  что?  Скажи  спасибо,  что  отчество  дал... 
- Это  вы  меня  сдали  в  детдом? – прошептала  Вира. 
- Так  точно, - ухмыльнулся  добрый  папочка, - и  имечко  дал,  чтобы  гонореей  дразнили.  Мне  это  казалось  отличной  шуткой.  Дети,  они  жестокие. 
- Да! – встала  с  места  Вира,  тряхнув  светлыми  волосами, - дети  жестокие,  и  дразнили  меня  жестоко,  но  в  результате  я  сама  стала  жестокой,  и  научилась  так  драться,  что  заработала  себе  авторитет! 
- Авторитет! – ухмыльнулся  Дмитрий  Михайлович, - разговариваешь,  как  урка.  Интересно,  что  бы  сказала  твоя  мамаша,  эта  тихая,  серая  мышь? 
- Не  смейте  так  говорить  о  моей  матери! – закричала  Вира,  и  от  злости  саданула  ему  когтями  по  лицу, - урод!  Кобель!  Я  всё  вашей  жене  расскажу!  Меня  ваша  холёная  физиономия  бесит!  Кто  вам  дал  право  распоряжаться  судьбами  людей? 
- Заткнись,  дура! – процедил  Дмитрий  Михайлович, - кто  ты  против  меня?  Задница!  Расскажи  жене,  а  я  тебя  в  бетон  закатаю. 
Услышав  это,  Вира  отшатнулась,  и  вдруг  поняла,  что  он  не  шутит.  В  его  глазах  не  отразилось  ничего.  Пустота.  И  от  этого  было  ещё  страшней. 
И  в  этот  момент  в  комнату  вбежала  прехорошенькая  девушка. 
Красавица  с  тёмно-каштановыми  волосами,  и  голубыми  глазами. 
- Папочка,  меня  сегодня  так  хвалили! – воскликнула  она  звонко,  и  чмокнула  Дмитрия  Михайловича  в  щёку,  а  тот  преобразился  на  глазах.  Вира  смотрела  на  новоявленную  сестричку,  и  видела  безграничную  любовь  в  глазах  отца... 
У  него  даже  выражение  глаз  стало  каким-то  затуманенным,  когда  он  смотрел  на  законную  дочь,  а  Вире  было  обидно. 
Она  бросилась  бегом  из  квартиры,  лишь  бы  не  видеть  ни 
отца,  не  видеть  сестру... 
- Ненавижу, - говорила  она  Рине, - сволочь!  За  человека  меня  не  считает! – а  потом  она  исчезла. 
- Я  уверена,  это  сестрёнка  её  новоявленная  руку  приложила, - воскликнула  Рина. 
- Откуда  такая  уверенность? – удивилась  я. 
- Да  она  приходила  сюда,  сучка.  Ввалилась такая  краля,  в  бренде,  и  на  шпильках,  не  знаю,  о  чём  они  говорили,  но  Вира  вытолкала  Дарью  взашей.  И  чего  та  хотела?  С  виду  ангел,  конечно,  но  я  уверена,  что  только  с  виду. 
- Разберемся, - деловито  сказала  я, - а  какие-нибудь  координаты  Лазуретова  у  вас  есть? 
- Никаких, - грустно  вздохнула  Рина, - я  о  нём  ничего  не  знаю,  кроме  фамилии,  имени  и  отчества,  ну,  и  ещё,  что  он  дико  богатый. 
- Ладно,  найдём, - кивнула  я,  поблагодарила  за  угощение,  и  покинула  гостеприимную  квартиру. 
Сейчас  разгребу  завал  в  издательстве,  и  заодно  позвоню  Димке.  Пусть  со  своими  мафиозными  связями  послужит  на  благо  отечества. 
В  лифте  я  столкнулась  с  Региной  и  Кристиной,  и  последняя  с  мрачным  видом  обсуждала  свою  свекровь. 
- Вот  сука! – процедила  она, - с  утра  нервы  взвинтила.  Зачем  каблуки  одеваешь?  Ты  там,  в  редакции  своей,  мужиков,  что  ли,  соблазняешь?  Дура!  Тебе  лучше,  ты  не  замужем. 
- Бывшая  мне  тоже  кровушки  попила, - вздохнула  Регина,  и  я  вздрогнула,  услышав  звон  мобильного. 
- Слушаю, - ответила  я. 
- Викуль,  конечно,  это  не  моё  дело,  но  твоя  мать  несносна, - заявила  Анфиса  Сергеевна, - она  мне  сейчас  звонила,  и  требовательным  голосом  отдала  распоряжение,  что  прибудет  к  обеду.  Это  как  понимать?  Может,  этот  вопрос  можно  будет  как-нибудь  урегулировать? 
- Не  переживайте,  я  ей  сейчас  позвоню, - я  отключилась,  и  набрала  номер  матери. 
- Привет,  Викуль,  что  случилось? – спросила  маменька. 
- Мам,  зачем  ты  хамишь  моей  свекрови? – сурово  осведомилась  я, - она  чудесный  человек,  а  ты  её  обижаешь. 
- Я  обижаю  не  её, - свирепо  ответила  маман, - меня  бесит  твой 
Макс. 
- Мам,  к  твоему  сведению,  она  со  мной,  как  с  родной  по  крови.  Мы  частенько  ведём  задушевные  разговоры,  перестань.  Она-то  тут  при  чём,  что  тебе  стукнуло  в  голову,  что  я  должна  быть  Димкиной  женой? 
- Дочь,  не  ершись, - вздохнула  маман, - ладно,  не  буду  над  ней  глумиться.  Может,  перекусим  где-нибудь  в  городе?  Я  позвоню  Анфисе  Сергеевне,  извинюсь,  и  скажу,  что  не  приеду.  Я  за  тобой  заеду.  В  два  пойдёт? 
- Вполне, - ответила  я,  дверцы  лифта  в  этот  момент  раздвинулись,  и  я  шагнула  в  офис. 
Первое,  что  я  увидела,  это  громадный  букет  роз.  Штук  пятьдесят,  не  меньше,  лежал  на  стойке  у  секретарши.  Шикарные,  ослепительно-алого  цвета. 
- Какая  красота! – невольно  восхитилась  я, - у  тебя  завёлся  богатый  кавалер? – спросила  я  у  Риты. 
- Если  бы, - вздохнула  Рита,  подавая  мне  журнал  прихода  и  ручку, - это  вам. 
- Мне? – изумилась  я,  а  стоявшие  сзади  Кристина  и  Регина  челюсти  чуть  не  уронили, - от  кого?  Муж  у  меня  в  командировке! 
- От  какого-то  Игоря  Метельского, - доложила  Рита, - я  внутрь  конвертика  не  заглядывала,  на  нём  самом  написано.  Значит,  у  вас  завёлся  богатый  поклонник.  Он  вам  и  коробку  конфет  прислал,  швейцарских. 
- Офигеть! – вырвалось  у  меня, - однако,  оперативный  малый.  Только  утром  познакомились,  и  уже  букетище. 
- Значит,  влюбился, - с  авторитетным  видом  завила  Рита, - просто  так  такие  букеты  дарить  не  будут.  Тут  либо  переспали,  либо  добивается. 
- Ни  фига  он  не  добьётся, - ухмыльнулась  я,  беря  букет, - я  не  сдамся. 
- А  если  он  завалит  цветами? – спросила  Рита. 
- Пусть  заваливает,  если  денег  не  жалко, - ухмыльнулась  я,  и  пошла  к  себе. 
Букет  был  поистине  роскошным,  я  поставила  его  в  вазу,  попросив,  чтобы  Рита  принесла  воды. 
- Держите, - вбежала  ко  мне  секретарша,  и  налила  воды, -
красивые,  уж  жуть.  А  наши  уже  злятся! 
- Из-за  роз? – села  я  на  стул. 
- Из-за  чего  же  ещё? – дёрнула  плечиком  Рита, - они  сидят  в  зале,  ждут  совещания,  и  обсуждают,  какая  вы  стерва.  Извините. 
- Ничего, - прикусила  я  губу, - похоже,  я  тут  наживу  себе  врагов.  У  меня  поклонников  много. 
- Да  не  переживайте  вы  так, - воскликнула  Рита, - притрётесь. 
- Пока  я  притрусь,  я  половину  поувольняю, - буркнула  я. 
- Зачем  уж  так  резко? – улыбнулась  Рита,  и  в  этот  момент  ко  мне  заглянула  Кристина. 
- Поставьте,  пожалуйста,  подпись, - положила  она  передо  мной  бумаги.  Я  молча  пробежала  глазами  по  строчкам,  и,  убедившись,  что  там  нет  никакого  подвоха,  поставила  закорючку. 
Кристина  тоже  молчала.  Взяла  бумаги,  и  ушла,  а  я  покачала  головой. 
- Я  же  говорю, - улыбнулась  я  Рите, - тут,  чем  резче,  тем  лучше. 
- Всё  образуется, - вздохнула  Рита, - вас  в  зале  заседаний  ждёт  Модест  Львович. 
- Иду, - встала  я  с  места,  и  вместе  с  Ритой  вошла  в  зал  заседаний. 
- А  вот  и  наш  главный  редактор, - воскликнул  Модест 
Львович, - запаздываете. 
- Наш  главный  редактор  обсуждает  с  секретарём  концепцию  журнала,  а  заодно  решает,  кого  бы  тут  уволить, - процедила  Кристина  с  каменным  выражением  лица, - явилась!  Без  году  неделя,  а  уже  распоряжается!  Модест  Львович,  вы  давали  этой  выскочке  подобные  полномочия? 
- Простите? – малость  ошалел  Южин, - вы  это  о  чём? 
- А  о  том, - вклинилась  Рената, - что  Кристина  Юрьевна,  когда  принесла  Эвиве  Леонидовне  платёжки,  слышала,  как  они  с  Ритой  обсуждают,  что  надо  кого-нибудь  уволить. 
- Да, - с  вызовом  сказала  Кристина, - я  не  подслушивала,  случайно  услышала,  и  потому  заявляю  спокойно,  наш  новый  главный  редактор  совсем  оборзела. 
- Эвива  Леонидовна,  а  что  происходит? – спросил  Модест  Львович,  глядя  на  меня  во  все  глаза. 
- Ничего  не  происходит, - холодно  сказала  я,  взяв  себя  в  руки, 
и,  едва  сдерживаясь,  чтобы  не  треснуть  Кристину  и  Регину  по  макушке  папкой, - они  дезинформированы. 
- Можно  вас  на  минуточку? – Модест  Львович  подхватил  меня  под  локоток,  и  увлёк  в  свой  кабинет. 
- Модест  Львович... – начала  я,  было,  оправдываться,  но  он  меня  перебил: 
- У  вас  проблемы? – спросил  он,  а  я  удивилась.  Я  ожидала,  что  он  меня  песочить  станет. 
- Проблемы? – переспросила  я. 
- Да, - кивнул  Модест  Львович, - у  вас  проблемы.  Я  могу  наказать  этих  нахалок,  скажем,  лишить  премии  для  начала. 
- Ну,  уж  нет! – искренне  возмутилась  я, - они  мне  этого  не  простят!  Особенно,  после  роз,  которые  мне  поклонник  прислал.  Да  и  не  хочу  я  людей  обижать. 
- А  то,  что  они  вас  обижают,  я  должен  пропустить  мимо  ушей? – прищурился  Модест  Львович, - думаете,  я  идиот,  и  ничего  не  понимаю? 
- Что  вы... 
- И  ещё  я  кое-что  понимаю  в  бабской  моде, - добавил  он, - жена  в  женском  журнале  колонку  ведёт.  Чем  они  вас  тогда  облили,  если  не  секрет?  Только  не  врите, - поморщился  он, - я  прекрасно  понял,  что  это  была  половая  тряпка.  А  охранник  мне  сказал,  что  в  тот  день,  когда  Никита  приклеился,  вы  прибегали  ранним  утром  в  офис.  Зачем,  спрашивается?  Уж  не  для  того  ли,  чтобы  своему  заместителю  в  отместку  стул  клеем  измазать?  Чёрт!  Как  мне  это  надоело!  Мои  архаровцы  постоянно  что-нибудь  придумывают! – выдохнул  он. 
- Модест  Львович, - вцепилась  я  в  его  передышку, - а  давайте,  вы  не  будете  ничего  предпринимать?  Я  буду  ответственной  за  выпуск,  ваше  дело – деньги  получать  с  доходов,  и  руководить  моим  процессом.  А  моё  дело – руководить  процессом  коллектива.  А  уж  как  мы  свои  личные  распри  решать  будем,  вы  не  заморачивайтесь.  Уверяю  вас,  я  девушка  с  фантазией. 
- Я  это  понял,  когда  Никита  гонки  за  мной  по  офису  на  стуле  устроил.  Ну,  нельзя  же  превращать  солидное  заведение  в  балаган!  А  если  инвесторы  приедут?  Ты  представляешь,  что  было  бы,  если  бы  нагрянули  инвесторы?  Никита  носился  на  этом  стуле,  как  бешеный. 
- Ну,  вы  бы  легко  поставили  бы  его  на  место, - улыбнулась  я. 
- Милая, - Модест  Львович  обнял  меня  за  плечи, - вот,  зачем  все  эти  проблемы?  Я  не  понимаю.  Слушай,  у  меня  идея. 
- Какая? – заинтересовалась  я. 
- Я  сделаю  тебя  моим  заместителем,  и  продам  тебе  пять  процентов  акций.  Как  тебе? 
- И  на  черта  мне  эта  ответственность? – нахмурилась  я, - у  меня  ещё  « График  Интертеймент »,  и  все  вытекающие  из  этого  подробности. 
- Зато  эти  твари  тебя  не  тронут, - улыбнулся  Модест  Львович, - это,  во-первых,  а  во-вторых,  ты  ценнейший  работник,  и  я  не  хочу,  чтобы  ты  в  итоге  убежала  от  меня.  Акции  заткнут  им  рот.  А,  в-третьих,  с  процентов  тебе  прибыль  будет. 
- Ладно, - махнула  я  рукой, - я  согласна. 
- Тогда  я  подготовлю  документы, - сказал  Модест  Львович. 
- Хорошо  ещё,  что  вы  книги  не  выпускаете, - хмыкнула  я. 
- Мне  этот  геморрой  на  фиг  не  нужен, - поморщился  Модест  Львович, - ваш  Генрих  авантюрист. 
- Но,  тем  не  менее,  это  имеет  свои  плоды, - улыбнулась  я, - мы  выпустили  уже  несколько  книг,  и  планируем  печатать  одного  француза.  Мне  придётся  лететь  во  Францию,  чтобы  купить  у  него  права. 
- Тебя  никто  не  держит,  а  Париж – это  чудо.  Ты  была  в  Париже? 
- Была,  и  не  так  давно.  Приходится  летать,  как  с  господином  Тулузье  заключили  сделку. 
- Тулузье – это  действительно  находка, - вздохнул  Модест  Львович, - а  какие  идеи  насчёт  журнала?  Кто  у  нас  на  развороте? 
- Интервью  с  одним  футболистом, - ответила  я, - но  у  меня  идея.  Я  хочу  переделать  весь  номер  в  корне. 
- Ты  представляешь,  как  общественность  обрадуется? –  воскликнул  Южин. 
- Представляю, - кивнула  я, - но  они  на  время  отвлекутся  от  меня,  и  потом,  идея  стоит  того. 
- Поясни. 
- У  нас  есть  концепция? – спросила  я. 
- Концепция? – заморгал  Модест  Львович. 
- Да.  Концепция.  Нам  нужен  женский  взгляд.  Аудитория  у  нас 
в  основном  мужская,  так  поднимем  и  женскую.  И  первое  тому 
начинание,  мужской  спорт  глазами  обеих  сторон.  Колонки,  правда,  придётся  переделать,  и  к  тому  же  я  предлагаю  ввести  новую  колонку.  Скажем,  чтобы  люди  задавали  вопросы  в  письмах,  а  мы  на  них  отвечали.  В  этом  номере  мы  сделаем  сигнатуру,  а,  как  письма  придут,  накропаем  колонку.  Даже  можно  самим  задать  вопрос,  а  народ  пусть  отвечает. 
- Кому-то  эту  колонку  придётся  вести, - нахмурился  Модест  Львович, - и  остаёшься  только  ты. 
- Нет, - улыбнулась  я, - есть  другая  кандидатура.  Девушку  зовут  Мирослава  Ягода,  она  работает  диджеем  на  радио,  и  мечтает  о  карьере  журналиста.  Девушка  очень  умная,  и  в  этом  году  поступает  в  МГУ,  на  факультет  журналистики.  Даже  больше  того,  она  ещё  и  в  ИЖЛТ  собралась.  И  в  ЛИТ  имени  Горького.  Собирается  стать  бакалавром. 
- Что  ж, - пробормотал  Модест  Львович, - раз  дела  обстоят  таким  образом...  Только  объяви  об  этом  сама. 
- А  вы  боитесь? – хмыкнула  я. 
- Иди,  иди, - усмехнулся  Модест  Львович, - твоя  была  идея... – и  я,  довольная,  поспешила  в  зал. 
- Представляю,  как  шеф  её  сейчас  песочит, - услышала  я  радостный  голос  Кристины,  и  толкнула  дверь. 
- Значит  так,  дамы  и  господа, - начала  я  деловым  тоном, - сейчас  мы  должны  переделать  номер,  и  придумать  концепцию  для  следующего. 
- К-какую  к-концепцию? – Кристина  даже  заикаться  стала, - как – переделать  номер? 
- Вы  что,  спятили? – холодно  спросила  Рената. 
- Точно,  спятила, - скривился  Никита, - какая,  на  фиг,  концепция?  Тебе  кофеин  в  башку  ударил?  Глядя,  сколько  ты  его  пьёшь,  вывод  напрашивается  сам  собой. 
- У  нас  никогда  не  было  никакой  концепции, - пробормотала  Рената. 
- А  фотки  тоже  переделывать? – спросил  Марк,  художественный  редактор. 
- Молчать! – прикрикнула  я  на  них, - и  слушать  меня  сюда, - и,  когда  я  озвучила  свою  идею,  повисло  молчание. 
- Вообще-то,  это  мужской  журнал, - протянул  Никита, - женщины  спортом  не  интересуются. 
- Так  должны  заинтересоваться, - воскликнула  я, - и  при  этом 
мы  не  должны  потерять  мужскую  аудиторию. 
- Это  нереально, - пробормотала  Рената, - либо  мужики,  либо  бабы. 
- А  я  говорю,  реально, - упрямо  повторила  я, - поэтому  я  сейчас  займусь  статьёй,  Кристина,  займитесь  срочной  бухгалтерией,  Рената,  я  сейчас  дам  вам  темы,  пишите  колонку.  С  меня  центральная  статья.  Марк,  сделаете  новые  фотки.  Быстро!  У  нас  мало  времени. 
- Так  я  и  знал, - проворчал  фотограф,  но,  тем  не  менее,  пошёл  делать  фотографии. 
Все  были  недовольны,  но  к  часам  к  десяти  журнал  был  свёрстан,  сдан  в  печать,  и  я,  зевая,  отправилась  домой. 
Пообедать  с  маменькой  я  так  и  не  смогла,  сообщила  ей,  что  горю  на  работе,  и  теперь  ощущала  прямо-таки  зверский  голод.  Но  внизу,  около стоянки,  меня  ждал  неприятный  сюрприз. 
- Здравствуйте,  прекрасная  Эвива, - подошёл  ко  мне  Игорь,  и  протянул  букетище  оранжевых  роз  с  багряной  окаёмкой, - долго  же  вы  сидите  на  работе. 
- Концепцию  разрабатывали, - бросила  я  в  пространство, - слушайте,  не  дурите.  Вы  мне  нужны,  как  снег  в  августе. 
- Снег  в  августе,  во  время  удушающей  жары,  в  самый  раз, - ухмыльнулся  Игорь. 
- А  зонтик  рыбке  точно  не  нужен, - хмыкнула  я, - поэтому  махну-ка  я  плавниками,  и  поплыву  домой. 
- Вы  такая  упрямая,  и  от  того  ещё  более  желанная, - вздохнул  Игорь, - я  вас  не  пущу  в  машину.  Вернее,  мой  охранник  уже  отогнал  её  к  вам  домой,  поэтому  вам  по  любому  придётся  поехать  со  мной.  Не  бойтесь,  я  девушек  не  обижаю.  Но  сначала  я  накормлю  вас  вкуснейшим  ужином,  а  потом  отвезу  домой. 
- Слушайте,  что  за  самоуправство? – возмутилась  я,  но  в  машину  к  нему  села, - имейте  в  виду,  у  меня  в  сумочке  газовый  пистолет. 
- Вооружена  и  очень  опасна, - хмыкнул  Игорь,  и  привёз  меня  в  маленький,  но  очень  уютный  ресторанчик. 
Официантка  провела  нас  за  столик,  на  котором  была  табличка  « Заказ »,  убрала  табличку,  и  подала  меню. 
- Ну,  вы  меня  достали, - вздохнула  я,  открывая  меню, - учтите, 
вы  попали.  Я  закажу  самые  дорогие  блюда. 
- Ничего,  я  не  обеднею, - улыбнулся  Игорь. 
- Да? – вздёрнула  я  бровь,  и  перевела  взгляд  на  официантку, - тогда  мне  жареные  устрицы  под  лимонным  соком,  жареную  сёмгу,  лангустины,  лобстеры,  и  салат  с  омарами.  На  десерт  фруктовый  салат,  кофе  ристретто,  и  пару  клубничных  пирожных.  Довольны? – приподняла  я  бровь. 
- Ничего, - Игорь,  в  отличие  от  меня,  заказал  мясо,  кофе,  и  пирожные. 
Ели  мы  молча.  Игорь  пытался  заговорить  со  мной,  но  я  упорно  отмалчивалась.  Официантка  принесла  бутылку  дорогого,  коллекционного  вина,  но  Игорь  отказался,  он  был  за  рулём. 
Я  выпила  пару  бокалов,  и  почувствовала,  что  мне  хочется  спать. 
- С  ног  валитесь? – спросил  Игорь,  когда  мы  вышли  из  ресторана. 
- Спать  хочу,  умираю, - вздохнула  я,  и  пригубила  вина  из  горлышка, - с  журналом  была  запарка,  целый  номер  переделывали  за  один  день.  Под  концепцию  подводили. 
- Подвели? 
- Конечно, - кивнула  я, - а  как  же  может  быть  иначе?  Со  мной  не  смухлюешь. 
- Похоже,  вы  суровая  девушка, - хмыкнул  Игорь,  открывая  передо  мной  дверцу,  и  подавая  руку. 
- Ещё  какая  суровая, - засмеялась  я, - слушайте,  что  вам  от  меня  надо?  Спать  с  вами  я  точно  не  буду.  Я  вам  ещё  утром  сказала,  что  не  передумаю,  и  что  это  может  грозить  для  вас  проблемой. 
- Вы  так  хороши,  не  в  сказке  сказать... – вздохнул  Игорь,  поворачивая  ключ  в  зажигании, - и  я  влюбился  до  умопомрачения.  Не  держите  меня  за  кретина,  я  просто  влюблённый  болван, - и  я  хихикнула. 
- Мило, - вздохнула  я, - я  не  кретин,  я  болван!  Что,  по  сути,  одно  и  тоже.  Вы  вообще  поняли,  что  сказали? 
- Понял, - горько  сказал  Игорь, - я,  в  отличие  от  вас,  трезвый,  как  стёклышко.  А  вы,  похоже,  уже  далеко  улетели.  Вообще-то,  вино  креплёное. 
- Какая  прелесть! – восхитилась  я, - сказали  мне  об  этом  только  сейчас,  когда  я  упилась. 
- Не  волнуйся, - перешёл  на  « ты »  Игорь, - я  девушек  не 
опаиваю,  и  не  завожу  никуда.  Мне  вы  нужны,  трезвая. 
- И  то  хорошо, - ухмыльнулась  я,  и  благополучно  уснула  в  машине. 
- Доброго  вам  утра, - разбудил  меня  Игорь,  когда  мы  уже  оказались  около  посёлка. 
- Мы  приехали? – спросила  я,  и  увидела  охранников  Лешу  и  Андрея. 
- В  чём  дело,  Эвива  Леонидовна? – спросил  Андрей, - с  вами  всё  в  порядке?  Кто  этот  тип? – кивнул  он  на  Игоря. 
- Хорошая  бдительность,  ребята, - зевнула  я, - спасибо  за  ужин,  он  был  очень  вкусным, - сказала  я  Игорю,  допила  остатки  вина  из  бутылки,  взяла  розы,  и  вышла  из  машины. 
- Спокойных  снов,  моя  нимфа, - сказал  Игорь,  и  уехал. 
- Может,  вас  проводить? – спросил  Леша. 
- Не  мешало  бы, - вздохнула  я,  и  взяла  его  под  руку. 
- А  это  кто? – спросил  он, - если  Димка  узнает,  прибьёт  его.  А,  если  Максим  Иванович  узнает,  пришибёт  их  обоих. 
- Не  пришибёт, - вздохнула  я, - разве  что,  на  десять  суток  посадит.  С  бомжами  в  одну  камеру. 
- Чего  вам  неймётся? – воскликнул  Леша, - муж  замечательный,  дети  отличные,  а  вас  всё  куда-то  на  сторону  тянет.  С  Димкой,  ладно,  вообще  непонятно,  что.  Он  мой  однополчанин,  и  тут  я  молчу,  хоть  и  понимаю,  что  он  вашу  семью  разрушить  хочет. 
- Да  ладно  вам, - засмеялась  я, - вы  что  обо  мне  подумали?  Что  я  гуляю  направо  и  налево?  Он  меня  просто  на  ужин  пригласил,  подарил  цветы,  попытался  охмурить,  и  получил  отлуп.  Вот  дела!  Стоит  с  кем-нибудь  целомудренно  пофлиртовать,  и  мне  тут  же  нотации  читают! 
- Ну,  откуда  ж  мне  знать, - пожал  плечами  Леша, - тем  более,  вы  спите  в  машине,  и  пьяная. 
- Устала  жутко, - улыбнулась  я, - хлебнула  креплёного  на  голодный  желудок,  и  готово. 
- Красивая  вы  баба, - вздохнул  Леша, - и  мне  Димку  жалко.  Я  видел,  каким  он  был,  когда  вы  с  ним  в  ссоре  были.  Мы,  хоть  и  оказались  в  разных  социальных  слоях,  но  по-прежнему  друзья.  Вот,  и  пришли.  Удачи  вам. 
- Леш,  подожди, - воскликнула  я. 
- Что  такое? – повернулся  он. 
- А  ты  ничего  подозрительного  не  замечал  вокруг  нашего 
посёлка? – спросила  я. 
- Чего  подозрительного? – удивился  он. 
- К  примеру,  подозрительную  возню.  Кто-нибудь  не  мотался  по  округе,  и  ближайшему  перелеску? 
- А  почему  вы  спрашиваете? – посерьёзнел  Алексей. 
- Да  ладно  тебе, - вздохнула  я, - ты  же  понимаешь... 
- Понимаю, - кивнул  он, - но  Максим  Иванович  рассердится. 
- А  тебе-то  что? – улыбнулась  я, - он  не  узнает. 
- Узнает  в  итоге, - хмыкнул  Алексей, - джипы  тут  мотались,  один  круче  другого.  Я  все  машины  из  посёлка  знаю,  и  номера  записаны,  а  эти  незнакомые. 
- Номера  есть? – воодушевилась  я. 
- Нет, - мотнул  головой  охранник, - машины  промчались  в  день  убийства,  и  больше  не  появлялись.  А  так,  я  раньше  там  движение  замечал,  пошёл  посмотреть,  и  нашёл  лыжню.  Сначала  думал,  вы  катались,  но  лыжня  уж  очень  неудобно  пролегала,  да  и  вы  в  другой  стороне  катаетесь.  А  пролегала  она  как  раз,  где  девица  вам  на  машину  упала.  Больше  я  ничего  не  видел,  только  выстрел  слышал,  и  машины  промчались  обратно. 
- Понятно, - протянула  я. 
- О  марке  машин  даже  и  не  спрашивайте, - мотнул  головой  Алексей, - могу  только  сказать,  что  это  были  джипы,  либо  какая-то  разновидность  внедорожников.  Громоздкие,  и  тупоносые,  как  у  вас.  Всё,  я  пошёл,  мокро  под  этой  снежной  кашей  стоять, - и  он  растворился  в  темноте,  а  я  вошла  в  дом. 
Скинула  в  прихожей  сапожки,  пальто,  и  сумку.  Цветы  положила  на  тумбу,  а  сама  прокралась  на  второй  этаж,  не  заходя  в  гостиную,  из  которой  слышались  голоса. 
Быстренько  приняла  душ,  почистила  зубы,  и  надела  домашнюю  одежду.  Вот,  теперь  можно  показываться  людям. 
Сон  с  меня  слетел,  сбила  я  его,  заснув  у  Игоря  в  машине.  И  алкоголь  тоже  улетучился.  Есть  не  хотелось,  только  чашечку  кофе,  и  конфеток.  А,  Игорь  подарил  мне  набор  конфет,  вот,  сейчас  и  шоколадку  слопаю.  Внизу  я  застала  Ивана  Николаевича,  и  двух  его  бывших  сослуживцев,  с  которыми  он  смотрел  матч. 
Он  иногда  встречается  с  коллегами  с  бывшей  работы,  они 
смотрят  футбол,  пьют,  и  разговаривают.  Так  уж  получилось, 
что  пока  на  новой  работе  он  приятелей  не  завёл. 
- Доброго  всем  вечера, - сказала  я. 
- Макс  не  звонил? – спросил  Иван  Николаевич. 
- Нет, - мотнула  я  головой, - дела,  наверное,  замотали. 
- Какая  у  тебя  красивая  невестка, - сказал  Матвей  Петрович,  коллега  Ивана  Николаевича. 
- Но  с  вредным  характером, - усмехнулся  Иван  Николаевич,  и  в  гостиную  вошла  Анфиса  Сергеевна,  держа  в  руках  мой  букет. 
- Викуль,  с  каких  пор  Северский  дарит  тебе  жёлто-красные  розы?  До  сих  пор  он  дарил  тебе  белые  и  синие. 
- Это  не  от  него, - отмахнулась  я, - так,  один  подмазывается, - а  коллеги  Ивана  Николаевича  округлили  глаза. 
- Очередной  из  стада  влюблённых  баранов? – улыбнулась  Анфиса  Сергеевна, - какие  красивые, - и  она  поставила  их  в  вазу, - есть  будешь? 
- Нет,  только  кофе, - и  я  пошла  за  ней  на  кухню. 
- Интересно,  а  в  честь  чего  жене  твоего  сына  дарят  такие  букетища? – услышала  я  в  спину, - мужики  просто  так  розы  не  дарят. 
- Ей  постоянно  цветы  дарят, - ответил  Иван  Николаевич, - она мужиков  в  ступор  вводит  своим  внешним  видом,  и  они  за  ней  галопом,  и  с  цветами. 
- И  куда  это  годится,  чтобы  замужней  охапки  роз  дарили?  Замужняя  жена  должна  дома  сидеть,  и  борщ  готовить, - и  я  не  выдержала. 
- А  вы,  сами,  часто  своей  супруге  цветы  дарите? – налетела  я  на  Матвея  Петровича, - наверное,  два  раза  в  году,  на  день  рождения  и  на  Восьмое  марта.  Я  права?  И  не  розы,  наверное,  весной  мимозы,  а  на  день  рождения  гвоздики. 
- Откуда  ты  знаешь? – удивился  он. 
- По  вашему  виду  вижу,  что  вы  не  романтик, - рявкнула  я, - и  скряга. 
- А  зачем  для  жены  на  дорогие  цветы  тратиться? – недоуменно  протянул  он. 
- Для  жены  как  раз  и  нужно  покупать  дорогие  цветы!  Идиот! 
- Я  требую  немедленных  извинений! – побагровел  Матвей 
Петрович, - чтобы  всякие  проститутки  на  меня  голос 
повышали? 
- Что  вы  сказали? – взвилась  я,  схватила  бутылку  с  пивом,  и 
вылила  содержимое  ему  на  голову, - дуболом! 
- Вика!  Что  ты  делаешь? – вскричал  Иван  Николаевич. 
- Угомони  свою  сноху! – заорал  Матвей  Петрович,  вскакивая, - я  в  этот  дом  больше  ни  ногой!  Не  зря  я  говорил,  что  ты  зазнался! 
- Ты  говорил,  что  я  зазнался? – подскочил  Иван  Николаевич. 
- Да!  Ты  зазнался!  Как  получил  богатый  дом,  машину,  и  работу  в  ФСБ,  сразу  нос  кверху. 
- Ну,  всё! – вскричала  я, - вам  отказано  от  дома!  Убирайтесь! 
- Пошёл  вон! – рявкнул  Иван  Николаевич, - чтобы  я  тебя    больше  не  видел! 
- Ничего, - злорадно  воскликнул  Матвей  Петрович, - вот,  сбежит  она, - кивнул  он  на  меня, - от  твоего  сынка,  придётся  тебе    возвращаться  в  квартиру,  и  пересаживаться  на  российский  автопром. 
- Не  пересядет  он  на  российский  автопром  ни  при  каком  раскладе! – рявкнула  я, - если  рассуждать  в  таком  ключе,  то  скорее  я  уйду  из  дома,  чем  выгоню  бывшего  мужа,  и  дедушку  с  прабабушкой  моих  детей!  А  на  оплату  дома  Макс  без  проблем  заработает!  Он  теперь  руководит  больничным  комплексом  помимо  службы  в  МВД! 
- Аферисты! – процедил  Матвей  Петрович,  и  вылетел  из  дома. 
- Ты  уж  извини  меня,  Иван, - поднялся  с  кресла  другой  коллега, - но  я  тоже  пойду.  Но  ты  имей  в  виду,  я  всегда был  за  тебя, - и  Афанасий  Андреевич  тоже  ушёл. 
- Н-да, - пробормотал  Иван  Николаевич,  рухнув  в  кресло, - вот  уж  не  думал,  что  деньги  так  осложняют  жизнь.  Всех  друзей  растерял. 
- Не  переживайте, - улыбнулась  я, - если  бы  они  были  настоящими  друзьями,  их  деньги  не  задели  бы.  Я  была  девочкой  из  богатой  семьи,  Зойка  из  семьи  алкоголиков,  и  она  мне  никогда  не  завидовала,  я  это  точно  знаю.  Не  о  чём  сожалеть.  Они  не  были  вашими  друзьями,  а  друзья...  Это  дело  наживное. 
- Может,  ты  и  права, - вздохнул  он,  а  я  всё-таки  дошла  до  кухни,  и  налила  себе  кофе,  забрала  из  сумки  конфеты,  и  поднялась  в  свою  спальню. 
Я  села  перепечатывать  свои  стихи,  вынула  из  коробки 
конфету,  надкусила  её,  разжевала,  и...  сморщившись, 
выплюнула  на  лист  бумаги. 
Что  это  за  гадость?  А,  швейцарский...  Ну,  тогда  мне  всё  понятно.  Почему-то  швейцарский  шоколад,  которым  завалены  наши  прилавки,  самый  паршивый,  и...  самый  дорогой. 
Нет,  настоящий  швейцарский  шоколад  очень  вкусный,  а  это  фигня  какая-то. 
Хотя,  нет,  бельгийский,  а  так  же  австрийский,  дороже,  и  в  сто  крат  вкуснее. 
Да  обычная  плитка  из  ларька  вкуснее,  чем  швейцарский. 
И,  хотя,  в  нём,  так  же,  как  в  бельгийском  и  австрийском,  отсутствуют  консерванты,  но  он...  солёный. 
Он  ужасно  солёный,  так,  что  есть  невозможно. 
И  я  тут  же  спустилась  вниз,  и  выбросила  коробку  в  мусорное  ведро.  Вынула  из  ящика  белый  шоколад  с  черникой,  но  уже  эстонского  производства,  и  вернулась  в  спальню. 
Это  уже  совсем  другое  дело. 
Слопав  всю  коробку,  и,  напившись  кофе,  я  переоделась  в  пижаму,  и  мгновенно  уснула.
Сны  мне  практически  всегда  снятся  сумбурные,  и  я  всегда  их         
« засыпаю ».  Говорят,  если  не  помнишь,  что  снилось,  это  значит,  что  сон  очень  крепкий,  и  полезный  для  здоровья. 
Но  под  утро  мне  сквозь  сон  слышались  какие-то  голоса,  звук  подъезжающих  машин,  и,  в  итоге,  я  всё-таки  проснулась. 
Окно,  вернее,  форточка,  была  открыта,  моя  кошка  Маня  опять  открыла  лапой  форточку,  вспрыгнув  на  окно  второго  этажа  с  дерева,  растущего  рядом.  И  сейчас  пушистая  фурия  возлежала  на  подушке  Макса,  при  чём  кверху  брюхом. 
- Вот  поганка! – засмеялась  я,  почесав  кошке  брюшко.  Та  муркнула,  будто  говоря,  не  сердись,  хозяйка,  и  перевернулась  на  бок,  глядя  на  меня  своими  умопомрачительно-зелёными  глазами. 
Я  быстро  приняла  прохладный  душ,  надела  светло-серый,  строгий  костюм,  белую  блузку,  и  сама  себе  понравилась. 
А  серый  цвет  мне  идёт. 
Я  всегда  подбираю  под  одежду  и  бельё  соответствующего          цвета,  и  потому  выбрала  неглиже  классического  оттенка,  а  пакет  положила  ало-чёрное,  красные  лодочки,  и  новое  платье. 
Поднялась  в  мастерскую  за  уже  запакованной  картиной,  и  втайне  ото  всех  установила  её  на  крыше  машины. 
Но,  когда  я  вошла  в  гостиную,  глаза  у  меня  невольно 
округлились.  Я  такого  количества  цветов  ещё  не  видела,  а  от 
запаха  кружилась  голова. 
- Откуда  столько? – спросила  я  у  Анфисы  Сергеевны. 
- Тебе  поклонники  прислали, - улыбнулась  она, - тут  есть  визитки, - и  я  стала  просматривать,  от  кого  пришли  цветы. 
Огромный  букет  бордовых  роз  от  Генриха,  моего  начальника  в 
« График  Интертеймент  Продакшн  Плюс »,  букет  алых  роз  с  белыми  лилиями  от  его  отца,  Вениамина  Фридриховича. 
Белые,  трубчатые  лилии  от  Евгения  Массалитова,  одного  знакомого  прокурора,  который  по  уши  в  меня  влюбился  прошедшим  летом...  Два  букета,  один  из  белых,  другой  из  голубых,  роз,  от  Димы,  и  совершенно  огромный  букет  от  Глеба  Никифоровича.  Ну,  тут,  я  так  понимаю,  цветы  предназначаются  моей  матери.  Он,  чтобы  не  вызывать  подозрение  у  моего  отца,  прислал  букет,  якобы  мне. 
Я,  прочитав  открытку,  усмехнулась.  Так  оно  и  есть. 
« Викуля,  солнце  моё,  с  праздником.  Ты,  сегодня,  наверное,  имеешь  повышенное  внимание  со  стороны  нашего  брата.  Я  тебя  люблю,  как  дочь,  а  половину  роз  отдай  матери ». 
Хмыкнув,  я  стала  просматривать  остальные  букеты. 
Кое-что  было  от  прежних  поклонников  по  театру,  и  пять  букетов  тёмных,  почти  чёрных  роз,  от  Игоря. 
Спятил  он,  что  ли,  совсем? 
И,  помимо  цветов,  стояла  ещё  и  целая  гора  пакетов,  в  которых  я  обнаружила  коробки  с  конфетами. 
У  меня  от  запаха  цветов  закружилась  голова,  и  сбежавшей  по  ступеням  матери  я  тут  же  вручила  букет. 
- Держи,  поставь  к  себе. 
- Вот  это  да! – протянул  папа, - откуда  столько? 
- У  меня  поклонников  много, - улыбнулась  я. 
- Моя  дочь – вертихвостка, - вздохнул  папа,  и  пошёл  завтракать. 
- От  Глеба? – шепнула  маменька. 
- От  него, - кивнула  я,  и  вздохнула, - а  Макса  нет. 
- Тебе  так  нужен  букет  от  Макса? – удивилась  маман. 
- Мне  нужно  на  ком-нибудь  зло  сорвать, - ухмыльнулась  я, - он  мне  вечно  дарит  розовые  розы,  а  я  их  терпеть  не  могу.  И  я  постоянно  на  него  кричу  из-за  этого. 
- И  он  при  этом  продолжает  тебе  дарить  розовые  розы? – вздёрнула  брови  маман, - идиот! 
- Говорит,  что  цветами  люди  изъясняются  в  любви,  и,  что  он 
ко  мне  испытывает  очень  нежные  чувства.  Я  терпеть  не  могу 
розовый  цвет!  Придурок!  Уж  лучше  бы  красные  дарил!  На 
худой  конец! 
- Красные – это  страсть, - хмыкнула  маменька. 
В  этот  момент  раздался  звонок,  и  через  минуту  вошла  Ира.  В  руках  она  держала  очередной  букет,  нежно-розовый  на  этот  раз. 
- Это  вам, - улыбнулась  она,  протягивая  мне  букет,  и  подарочный  пакет. 
- Любимая,  прости,  что  я  не  с  тобой, - прочитала  я  в  открытке  сердечком,  и  улыбнулась, - скандал  закачу,  когда  вернётся  из  Петербурга. 
- А  ты  переживала, - ухмыльнулась  маменька, - знаешь,  что  у  нас,  женщин,  получается  лучше  всего? 
- Что? – мне  стало  интересно. 
- Шляпки,  приготовление  еды,  и  закатывание  скандалов.  Ты – истинная  женщина. 
- Я – истинная  стерва, - вздохнула  я. 
- О!  И  ты  стала  так  говорить! – восхитилась  маменька, - мои  гены! 
- А  что  мне  ещё  сказать  о  себе? – я  развела  руками, - мужчинами  верчу,  как  не  знаю  кто. 
- Зато  будет,  что  вспомнить  на  старости  лет, - хмыкнула  маман. 
- На  старости  лет  я  буду  писать  мемуары,  романы,  стихи,  и  прочее,  прочее,  прочее.  Не  хочу  в  старую  квашню  превращаться,  хочу  быть  вечно  молодой  душой.  Впрочем,  при  моём  эмоциональном  и  ветреном  характере  это  несложно. 
- Стихи – вечно  молодая  душа? – удивилась  маменька, - ты  будешь  леди. 
- Какая  из  меня  леди? – хихикнула  я. 
- Думаешь,  леди  и  аристократизм – это  голубая  кровь,  и  прочая  ерунда?  Это  состояние  души!  Леди,  она  и  в  Африке  леди.  Это  благородство  души,  это  тонкость  чувств,  а  некоторые  так 
хабалками  на  всю  жизнь  и  остаются!  Понимаешь,  детка? 
- К  сожалению,  понимаю, - вздохнула  я,  и  пошла  завтракать. 
Шоколад  я  сложила  в  верхний  ящик,  чтобы  Василинка  не  достала,  и  налила  себе  кофе. 
- Ни  фига  себе!  Тётя  Вика! – вскричала  Фрида,  вбегая  на 
кухню, - сколько  цветов! 
- И  какие  красивые! – воскликнула  Мира, - я  хочу  такой  же 
быть! 
- Вертихвосткой? – тут  же  отреагировал  мой  отец, - что  в  этом  хорошего?  Я  не  одобряю  выходки  дочери,  так  ты,  Викуля,  и  младшее  поколение  с  пути  истинного  сбиваешь! 
- Пап,  перестань, - отмахнулась  я, - просто  я  влюбляю  в  себя  мужчин,  а  они  мне  шлют  цветы. 
- Мило, - буркнул  папа,  он  вообще  был  с  утра  не  в  настроении. 
А  я  залпом  проглотила  завтрак,  и  поехала  в  издательство. 
Картину  я  удачно  довезла  до  редакции.  В  лифт  с  ней,  конечно  же,  не  поместилась,  и  пришлось  идти  по  лестнице,  ловя  на  себе  любопытные  взгляды. 
- Здрасте,  Эвива  Леонидовна, - услышала  я  сначала  голос  Риты,  а  потом  увидела  её  саму,  выглядывающую  из-за  кипы  роз, - а  вам  вот  цветы  опять  прислали. 
- Все  мне? – оторопела  я. 
- Все  вам, - кивнула  Рита,  и  зашептала, - наши  в  бешенстве.  Говорят,  вы  сами  себе  цветы  присылаете,  чтобы  внимание  привлечь. 
- Мне  что,  делать  больше  нечего? – удивилась  я, - вот  идиотки! 
- Они  вам  завидуют, - вздохнула  Рита, - а  что  это  у  вас,  такое  громоздкое? 
- Картина, - вздохнула  я, - подарок  одному  человеку. 
- А  посмотреть  можно? – и  я  сдёрнула  упаковку. 
- Это  что  такое? – опешила  Рита. 
- Плод  больной  фантазии, - материализовался  рядом  Никита,  и  две  главные  змеюки. 
- Да  уж, - хихикнула  Рената. 
- Подарок  с  намёком, - хохотнула  Кристина, - однако,  тот,  кто  вам  это  подарил,  большой  оригинал.  Он  вообще  живой? 
- Это  подарок  не  мне,  а  от  меня! – рявкнула  я. 
- А  вы  мечтаете  стать  вампиршей? – сладким  голосом  спросила  Кристина, - хотя,  почему  мечтаете?  У  вас  и  так  клыки  острые!  Может,  познакомите  меня  с  этим  сумрачным  типом?  Я  бы  тоже  не  отказалась  от  вечной  молодости. 
- Он  предпочитает  закусывать  яркими  брюнетки! – фыркнула  я, - вы  не  в  его  вкусе! 
- А  кто  в  его  вкусе?  Вы? – прищурилась  Кристина. 
- Даже  если  и  так? – с  вызовом  спросила  я, - вам  какое  дело? 
Вам  такой  мужик  и  не  светит!  Он,  к  вашему  сведению,  за 
мной  десять  лет  бегает!  Саша!  Куда  курьер  подевался? 
- Бегу, - примчался  тот, - что  угодно? 
- Во-первых,  в  банк  сбегать,  а  во-вторых,  отнести  вот  это  полотно  вот  по  этому  адресу, - я  дала  ему  бумагу  с  адресом,  и  запаковала  картину. 
Саша  кивнул,  и  быстро  умчался.  А  я  собрала  цветы,  и  уволокла  их  к  себе.  Алые  розы  от  Игоря,  розовые  от  Макса,  и  ещё  несколько  букетов  от  бывших  поклонников. 
Мне  некуда  было  девать  цветы.  Вчерашние  ещё  не  завяли.  И  я  по  два  букета  в  вазу  запихнула. 
Меня  уже  подташнивало  от  запаха  роз,  а  их  ещё  дома  незнамо  сколько. 
- Рита,  ну,  что  там  с  рейтингами? – спросила  я,  занимаясь  статьёй  для  следующего  номера. 
- Только  что  звонил  дистрибьютор, - затараторила  Рита, - офигеть!  Они  просят  второй  тираж! 
- Отлично, - обрадовалась  я, - Модесту  Львовичу  сообщила? 
- Конечно.  Он  в  восторге. 
- Ну,  и  отлично, - я  повесила  трубку,  допечатала  статью,  пошла  за  чашкой  кофе,  и  увидела,  что  все  сгрудились  у  окна  в  холле. 
- И  что  происходит? – подошла  я  к  ним, - в  честь  чего  собрание?  Обрадовались,  что  с  журналом  всё  нормально,  и  расслабились? 
- Да  тут  кто-то  цветами  всю  площадь  заставил, - вынырнул  из  толпы  Модест  Львович, - вот  это  жест!  Это  как  надо  любить  женщину,  чтобы  её  имя  цветами  выкладывать! 
- Интересно,  что  за  Ева  такая? – протянула  Кристина,  а  я  поперхнулась. 
- Как  вы  сказали? – вскричала  я,  и  пролезла  к  окну. 
Внизу,  на  площади,  стояли  белые  розы,  синими  выложено  имя  « Ева »,  а  красными  было  выложено  сердечко  вокруг  имени. 
Я  столько  цветов  за  всю  свою  жизнь  не  видела,  их  был  целый  миллион,  не  меньше. 
Телефонный  звонок  заставил  меня  вздрогнуть. 
- Слушаю, - на  автопилоте  ответила  я. 
- Выгляни  в  окно  своей  спортивной  редакции, - засмеялся  Дима. 
- Гляжу  как  раз, - прошептала  я, - ты  спятил? 
- Ну,  малышка,  я  другого  ответа  ожидал, - хмыкнул  он, - только 
для  тебя!  Миллион  роз!  И  твоя  любимая  песня!  Открой  окно. 
Я  раскрыла  створку,  холодный  ветер  тут  же  ворвался  в  помещение,  и  я  услышала  песню  Пугачевой  « Миллион  алых  роз ». 
- Извини,  милый,  но  колер  цветов  песне  не  соответствует, - усмехнулась  я. 
- Хорошо,  подожди  пол  часа,  и  будет  тебе  миллион  алых  роз, - заявил  Дима. 
- Не  вздумай! – испугалась  я, - что  я  с  ними  делать-то  буду?  Варенье  варить?  Совсем  с  ума  спятил?  Ты  же  мне  прислал  утром  два  букета!  Макс  взорвётся,  когда  увидит  столько  цветов!  Решил  моего  мужа  позлить? 
- А  то,  как  же? – голос  у  Димы  был  более  чем  довольный. 
- Слушай,  а  они  что,  целый  день  будут  песню  крутить? – спросила  я, - можно  как-нибудь  остановить  эту  безумную  шарманку?  Народ  взвоет. 
- Тебя  волнует  мнение  общественности? 
- Волнует, - вздохнула  я, - и  убери  розы. 
- Их  отвезут  к  тебе  домой. 
- Пусть  везут, - вздохнула  я, - я  люблю  розы,  только  убери  их. 
- Ладно, - и  он  отключился,  а  я  посмотрела  на  ошарашенные  лица  сотрудников. 
- Я  одного  не  понимаю, - протянул  Модест  Львович, - почему  Ева? 
- Это  его  личная  примочка, - вздохнула  я, - имя  моё  перекроил  на  свой  лад. 
- Эвива  Леонидовна,  вам  тут  принесли, - Рита  протянула  мне  пакет,  я  со  вздохом  взяла  его,  и  убежала  в  кабинет. 
В  пакете  обнаружилась  коробка  конфет,  и  бархатная  коробочка.  Внутри  были  бриллиантовые  серьги,  и  они  были  от  Игоря. 
- Чертобесие, - вздохнула  я,  вынула  сотовый,  и  набрала  Диму. 
- Ева,  что  случилось?  Хочешь  ещё  музыку  послушать? 
- Нет,  у  меня  другая  просьба, - протянула  я,  разглядывая   серьги, - нужно  найти  человека. 
- Это  тех  катакомб  касается? – догадался  Дима, - давай,  говори.  Что  там,  у  тебя? 
- Лазуретов  Дмитрий  Михайлович.  Можешь  узнать,  кто  он  такой?  Я  знаю  только  одно,  он  отец  убитой. 
- Лазуретов? – хмыкнул  Димка, - считай,  что  тебе  повезло,  я 
знаю  одного  Лазуретова,  и  с  таким  же  именем  и  фамилией.  Случайно  познакомились  на  одной  тусовке,  из-за  одинаковых  имён  несуразица  получилось.  Но  тот  Лазуретов  дико  богатый. 
- А  мне  и  нужен  дико  богатый.  У  него  есть  ещё  и  законная  дочь,  Дарья,  шатенка  с  голубыми  глазами. 
- Видел  похожую  с  ним, - сказал  Дима, - красивейшая  девушка,  и  зовут  Дашей.  Похоже,  это  наш  фигурант.  А  теперь  подробнее. 
- А  подробнее  будет  в  отеле, - ответила  я, - только  подскажи,  как  с  ним  связаться. 
- Да  без  проблем, - засмеялся  Дима, - мы  с  ним  с  некоторых  пор  партнёры,  замутили  кое-что  на  двоих,  и  сейчас  я  ему  позвоню, - он  отключился,  а  я  возликовала. 
И  я  решила,  пока  он  будет  договариваться,  позвонить  Мирославе. 
- Мирка,  у  меня  к  тебе  предложение, - воскликнула  я,  когда  она  ответила, - хочешь  вести  колонку  в  « Планете  спорта »? 
- « Планета  спорта »? – ахнула  Мира, - ты  правду  говоришь?  Это  же  супер!  А  что  за  колонка? 
- Ответ  на  письма.  Колонка  творческая,  моё  ноухау. 
- Ноухау?  А  я  смогу? 
- Конечно,  сможешь.  Ты  умница.  Русским  языком  владеешь,  в  отличие  от  большинства...  Учишь  иностранные...  Я  о  тебе  уже  Модесту  Львовичу  наговорила,  и  он  в  восторге.  Так  что  скоро  придут  письма,  а  ты,  как   накропаешь  что-нибудь,  покажешь  мне.  Хорошо? 
- Хорошо, - засмеялась  Мира,  и  отключилась,  а  телефон  тут  же  взвыл. 
- Подъём,  моя  хорошая, - сказал  Дима, - через  час,  в  кафе 
« Рыцарь ».  Знаешь  такое? 
- Издеваешься? – хмыкнула  я, - это  же  наше  кафе.  Еду, - и  я 
вскочила  со  стула,  надела  пальто,  сунула  в  сумку  ноутбук,  и 
помчалась  к  лифту,  не  забыв  про  цветы. 
- Вы  сегодня  ещё  будете? – крикнула  Рита. 
- Наверное,  нет, - ответила  я,  и  вошла  в  приехавший  лифт. 
Погрузила  все  цветы  в  машину,  и  на  встречу  прибыла  с  королевской  точностью. 
Диму  я  увидела  сразу.  Он  потягивал  из  чашки  кофе,  а  рядом 
с  ним  сидел  мужчина  средних  лет. 
- Добрый  день, - подошла  я  к  их  столику,  а  Лазуретов  с  интересом  на  меня  посмотрел. 
- Здравствуйте.  Вы  и  есть  Эвива?  Очень  приятно,  Дмитрий  Михайлович.  О  чём  пойдёт  речь?  Я  человек занятой,  и  не  надо  отнимать  у  меня  время  по  пустякам. 
- Ваша  покойная  дочь – пустяк? – задала  я  наводящий  вопрос,  а  Дима  сделал  большие  глаза. 
- Ты  просто  образец  тактичности, - бросил  он  в  пространство,  а  я  всматривалась  в  лицо  Лазуретова. 
- Вирка  и  должна  была  так  кончить, - пожал  плечами  Дмитрий  Михайлович. 
- Почему  вы  решили,  что  речь  идёт  о  Вире? – прищурилась  я, - может,  я  говорю  о  Дарье? 
- Хватит  на  мне  приёмы  криминальной  психологии  отрабатывать, - буркнул  Лазуретов, - где  в  данный  момент  Дарья,  я  знаю,  её  в  России  нет,  а  убить  могли  только  Вирку.  Она  преступница. 
- Слишком  громогласно – преступница.  Аферистка,  мошенница,  а  в  ваших  устах  прозвучало,  будто  она  убийца.  За  что  вы  так  её  не  любите?  Она  же  ваша  дочь. 
- Я  её  не  любил,  и  не  жаждал  стать  отцом.  Её  мать  хотела  родить  дочку  только  для  себя,  что  и  сделала.  Что  вам  за  дело  до  неё?  Ты  меня  сюда  для  этого  дурацкого  разговора  пригласил? – покосился  он  на  Димку,  и  впился  в  меня  колючим  взглядом, - я  занятой  человек,  а  на  эту  курву  мне  плевать.  И  вообще,  я  что-то  ничего  не  понимаю.  Ну-ка,  объясни  мне, - повернулся  он  к  Диме, - ты  здесь  с  какого  бока? 
- Я  ни  с  какого, - улыбнулся  он, - просто  девушка,  которая  мне  очень  небезразлична,  суёт  свой  курносый  нос  в  криминальные  истории.  А  я  её  из  семьи  увести  хочу,  вот  и  помогаю. 
- Ясно, - на  губах  Лазуретова  заиграла  наглая  ухмылочка, - отличный  у  тебя  вкус, - ощупал  он  меня  глазами. 
 - Хватит  меня  разглядывать, - рассердилась  я, - и  имейте  в  виду,  я  не  успокоюсь,  пока  не  найду  убийцу. 
- Вы  хотите  денег? – прищурился  Лазуретов, - сколько?  Я  не  хочу,  чтобы  до  моей  жены  дошло,  что  я  ей  изменил. 
- Вас  только  это  волнует? – осведомилась  я. 
- Однако,  цепкая  девушка, - вздохнул  он, - я  просто  не  хочу, 
чтобы  ковырялись  в  моём  прошлом.  Повторяюсь,  мне  на  Виру 
плевать,  и  я  не  хочу  требушить  эту  историю. 
- Почему? – рявкнула  я, - что  вы  скрываете?  И  вы,  похоже,  не  поняли,  я  всё  равно  буду  расследовать.  Но  вы  можете  подать  заявление  в  милицию,  обвинить  меня  в  незаконной  сыскной  деятельности... – я  ядовито  улыбнулась,  и  откинулась  на  спинку  стула,  скрестив  руки  на  груди. 
- Хватит  с  меня, - он  встал  с  места, - не  желаю  больше  с  вами  разговаривать, - он  швырнул  купюру  на  блюдце,  и  резко  вышел  из  кафе. 
- Не  получился  разговор, - посмотрела  я  ему  вслед. 
- И  где  наша  хвалёная  тактика? – засмеялся  Дима. 
- Чем  он  занимается? – спросила  я,  и  в  этот  момент  подошёл  официант,  и  поставил  передо  мной  чашку  ристретто,  и  клубничные  пирожные. 
- Это  я  заказал, - сказал  Дима, - твоё  любимое. 
- Ты  душка, - я  отпила  кофе, - как  мой  подарок? 
- Впечатлил, - откинул  он  волосы  с  лица.  Вынул  вдруг  из  кармана  челюсти  с  клыками,  вставил  себе  в  рот,  и  защёлкал  ими, - иди  ко  мне,  сделаю  моей  вечной  невестой, - и  ухватил  под  столом  за  коленки. 
- Смотри,  а  то  проколю  осиновым  колом, - покатывалась  я  со  смеху, - перестань!  Что  ты  делаешь?  Вдруг  коллеги  Макса  увидят? 
- Сомневаюсь,  что  работникам  милиции  вздумается  полакомиться  кофе  такой  стоимостью.  Они  капуччино  лучше  купят  в  пакетике,  и  заварят  хлорированной  водой, - а  я  фыркнула. 
- Ну,  ты  скажешь! 
- Скажу, - кивнул  он,  улыбаясь, - поехали  в  отель,  не  могу  больше  ждать. 
- Поехали, - подскочила  я,  и  мы  отправились  в  « Мариотт »...   
Вечером  я  переоделась  в  своё  красное  платье,  и  мы 
отправились  поужинать  в  роскошный  ресторан  при  отеле. 
- Ты  такая  красивая, - вздохнул  Дима,  усаживая  меня  за  столик. 
Подошёл  официант,  зажёг  свечи  в  канделябре,  и  подал  нам меню. 
- Что  ты  хочешь? – спросил  Дима. 
- Жаркое  из  свинины, - заявила  я,  и  его  брови  поползли  вверх. 
- Мясо? – удивился  он. 
- Да, - кивнула  я, - и  брюта. 
- Нам  жаркое  из  свинины,  бефстроганов,  и  бутылку  коллекционного  брюта, - сказал  он, - с  десертом  определимся  чуть  позже, - и  официант  испарился. 
- Думаю,  на  сладкое  лучше  всего  тирамису, - улыбнулась  я, - и  канолли. 
- Хорошо,  мой  сладкий.  Кстати,  что  ты  сказала  своим  домочадцам? 
- Ничего  не  сказала, - улыбнулась  я, - мама  обещала  отмазать. 
- Чёрт! – вздохнул  он, - ты  неповторимо  красива,  и  обворожительна.  И  это  платье...  Ты  в  нём  просто  конфетка.  Держи, - он  протянул  мне  бархатную  коробочку,  и  внутри  я  обнаружила  роскошный,  сверкающий  красными  камнями  браслет. 
- Рубины? – спросила  я. 
- Бриллианты, - улыбнулся  Дима, - редкий  вид, - и  застегнул  браслет  у  меня  на  запястье, - я,  как  знал,  что  ты  будешь  в  красном. 
Официант  принёс  еду,  и  вскрытую  бутылку  шампанского. 
У  меня  голова  кружилась  от  счастья.  Я  научилась  жить  одной  минутой,  и  быть  счастливой,  а  рядом  с  Димой  я  счастлива... 
Утром  я  надела  вчерашний  костюм,  и  мы  разъехались;  я  в  издательство,  Дима  по  своим  делам. 
На  столе  у  Риты  я  увидела  очередной  букет.  Роскошный  веник  алых  роз. 
- Вам  ещё  бутылку  коллекционного  шампанского  прислали, - сказала  Рита, - в  кабинете  стоит, - а  я  покачала  головой. 
- Смотрю,  вам  деньги  девать  некуда, - процедила  Кристина,  когда  я  забрала  у  Риты  букет, - и  сколько  такой  стоит? 
- Понятия  не  имею, - спокойно  ответила  я,  и  вошла  в  свой 
кабинет. 
На  столе  стояла  бутылка  шампанского  в  ведёрке  со  льдом... 
Поставила  розы  в  воду,  а  сама  села  напротив  компьютера. 
На  столе  лежал  жёлтый  конверт.  Я  повертела  его  в  руках,  вскрыла,  и  ахнула... 
Это  были  фотографии  нашей  Димой,  вчерашней  ночи.  При  чём  во  всех  пикантных  подробностях.  Что  это  ещё  такое? 
- Рита! – заорала  я  в  громкую  связь, - быстро  ко  мне! – и  та 
вбежала  с  округлившимися  глазами. 
- Что  случилось,  Эвива  Леонидовна? – пролепетала  она. 
- Ты  мне  сюда  писем  не  приносила? 
- Нет,  я  вам  всё  прямо  в  руки  отдаю, - ответила  она. 
- Кто  ко  мне  заходил? – допытывалась  я. 
- Никто,  ключ  был  у  меня  на  ресепшен. 
- А  до  тебя  кто-нибудь  приходил? 
- Никита  Николаевич  первым  пришёл,  что  для  него  вообще  несвойственно. 
- Ясно, - процедила  я, - ты  свободна,  Рита. 
В  глазах  девушки  читался  вопрос  и  любопытство,  но,  прочитав  в  моём  взгляде  ярость,  она  выскочила  из  кабинета. 
Я  вскочила  с  места,  и  в  этот  момент  в  кабинет  вошёл  сам  Архангельцев. 
- Как  дела,  госпожа  главный  редактор? – с  ухмылкой  спросил  он, - как  спалось? 
- Крепко  спалось, - прошипела  я. 
- Судя  по  внешнему  виду,  мускулы  у  этого  парня  точно  крепкие, - хохотнул  Никита. 
- Ты  что,  нетрадиционной  ориентации? – прищурилась  я, - оценил  мускулы. 
- Чья  бы  корова  мычала, - хмыкнул  Никита, - понравились  фото? 
- В  фотографы  перекваликафицировался? 
- Молчи  уж,  курица.  И  пошла  вон  из  редакции!  Пришла,  поставила  всех  на  уши,  какую-то  концепцию  выдумала...  Ты  здесь  уже  всех  допекла,  мымра! 
- Идиот! – процедила  я, - никуда  я  не  пойду! 
- Ха!  Представляю,  как  твой  муж  обрадуется,  когда  узнает,  что  ты  ему  с  каким-то  альфонсом  изменяешь! 
Альфонсом?  Понятно... 
- Придурок!  Знаешь,  что  я  давно  мечтала  сделать? – рявкнула  я, 
схватила  со  стола  папку,  и  съездила  ему  ею  по  физиономии. 
- Идиотка! – взвыл  он,  и  за  волосы  втиснул  меня  в  кресло. 
Шпильки  полетели  на  пол,  и  я  заехала  ему  острыми  ногтями. 
- Кретинка! – орал  он. 
- Сволочь! 
- Дура! 
- Скотина! – заорала  я,  схватила  розы,  и  заехала  ему  по  роже. 
- Ты  что  вытворяешь? – он  заломил  мне  руку,  и  усадил  на 
диван...  я  проколола  ему  шпилькой  ботинок... 
А  потом  было  такое,  что  словами  передать  трудно. 
Я  колошматила  его,  он  пытался  меня  урезонить,  по  кабинету  летали  клочки  бумаги,  лепестки  роз... 
- Проститутка! – рявкнул  он, - шалава! 
- Козёл  грёбаный! – растеряла  я  остатки  воспитания, - импотент! 
- А  ты  проверяла? – рявкнул  он. 
- Да  меня  стошнит,  тебя  проверять, - фыркнула  я. 
- Ах  да,  тебя  не  тошнит  от  шкафов  два  на  два! 
- Что  у  вас,  там,  происходит? – раздался  за  дверью  голос  Модеста  Львовича. 
- Концепцию  обсуждаем! – крикнула  я  в  ответ. 
- Как  ты  достала  меня  с  этой  концепцией! – зарычал  Никита. 
- Какая,  блин,  концепция? – вскричал  Модест  Львович, - открывайте  дверь.  Что  вы  там  творите? 
- Позы  из  « Камасутры »  изучаем! – крикнула  я. 
- Чего? – ошалел  Южин,  а  Никита  зажал  мне  рот. 
- Ты  что  мелешь?  Совсем  спятила? 
- А,  испугался, - обрадовалась  я, - теперь  докажи,  что  не  верблюд. 
- Полоумная! – Никита  бросился  к  двери,  рванул  её  на  себя... 
Я  схватила  ведёрко  со  льдом...  замахнулась... 
Никита  успел  уклониться,  а  вот  Модест  Львович  был  прямо  по  курсу,  и  ведро  аккуратно  село  ему  на  маковку... 
Я  зажала  рот  рукой,  кусочки  льда  посыпались  на  пол,  а  Модест  Львович  повалился  на  пол.  Стоявший  сзади  фотограф  едва  успел  его  подхватить. 
Модест  Львович,  приняв  вертикальное  положение,  снял  с  головы  ведро,  и  ошеломлённо  взглянул  на  меня. 
- Снимаю  шляпу  перед  вами,  Эвива  Леонидовна, - выдохнул  он,  и  вошёл  в  кабинет, - что  это  было?  Что  вы  тут  устроили? 
- Мы  немного  повздорили, - пригладила  я  волосы, - вопрос  личного  характера. 
- Немного? – Модест  Львович  оглядел  бедлам. 
- Ты  ничего  начальнику  сказать  не  желаешь? – прищурился 
Никита. 
- Пошёл  вон! – рявкнула  я,  потрясывая  бутылкой  с  шампанским. 
- Вы  с  этим  осторожнее, - воскликнул  Модест  Львович,  и  в  этот  же  момент  пробка  из  бутылки  от  тряски  вылетела,  и  угодила  в  лоб  Никите. 
Тот  взмахнул  руками,  повалился  на  стеллаж  с  папками,  и  оказался  погребён  под  ними. 
- Кажется,  он  лишился  чувств, - хмыкнула  я,  и  отпила  из 
бутылки  шампанского, - недурное, - оценила  я  привкус  кисловатого  брюта. 
- Я  вот,  воды  принесла, - вбежала  Рита  с  пресловутым  ведёрком  в  руках. 
- Очень  кстати, - воскликнула  я,  и  вылила  содержимое  ведёрка  Никите  на  голову. 
- Чего  я  весь  мокрый? – очухался  Архангельцев. 
- Убирайся,  а  то  в  следующий  раз  воды  из  унитаза  на  тебя  вылью, - пообещала  я. 
- Ну,  смотри,  я  тебе  устрою, - и  он  вылетел  из  кабинета. 
- И? – посмотрел  на  меня  Модест  Львович, - что  тут  происходит? 
- Ничего  особенного, - хмыкнула  я,  и  кивнула  коллегам, - по  какому  поводу  столпотворение? 
- Действительно, - повернулся  к  ним  Модест  Львович, - у  вас  работы  нет?  Быстро  по  своим  местам! – закрыл  дверь,  и  покачал  головой, - ну,  и?  Что  тут  было? 
- Вопрос  личного  характера, - буркнула  я. 
- Какие  у  тебя  могут  быть  вопросы  личного  характера  с  моим  зятем? – прищурился  Модест  Львович,  а  я  закатила  глаза. 
- Он  придурок! – выдала  я, - скажем  так,  он  попил  из  меня  кровушки,  упырь  доморощенный,  а  я  расцарапала  ему  физиономию. 
- Он  тебя  ударил? – ахнул  Модест  Львович, - он  посмел  поднять  руку  на  женщину?!!! 
- Не  совсем, - улыбнулась  я, - руками  размахивала,  в  основном,  я,  а  он  отбивался,  и  закрывался. 
- Что  он  опять  сделал? 
- Не  важно, - отмахнулась  я,  и  нажала  на  селектор, - Рита,  позови  сюда  уборщицу.  Срочно! 
- Эвива  Леонидовна! – возмущённо  воскликнул  Модест  Львович. 
- Не  надо  ничего  говорить, - взмахнула  я  руками, - ваш  зять – придурок!  Извините. 
- Ничего, - вздохнул  Модест  Львович, - но  я  сам  виноват,  расхлябанный  коллектив  собрал.  Может,  пригласить  сюда  профессиональных  психологов? 
- Пассаж  про  профессиональных  психологов 
умопомрачительный, - хихикнула  я, - можно  подумать,  вы 
выбирали,  какой  психолог  дешевле:  профи  или  не  профи. 
- Зубоскалим? – усмехнулся  Модест  Львович, - отличное  качество  для  главного  редактора,  но  лучше  вам  его  в  статьях  использовать.  Так  что  здесь  произошло? 
- Хоть  пытайте,  не  скажу, - буркнула  я,  и  к  нам  вошла  уборщица,  Анна  Михайловна. 
- Вот  черти! – воскликнула  она,  опираясь  о  швабру, - вы            чегой-то  тут  наделали?  Ишь,  интеллигенция.  А  громят  по  пьянке,  как  деревенские  мужики. 
- Я  не  пьяная! – воскликнула  я,  и  хлебнула  из  горла. 
- А  сейчас  вы  чего  делаете?  Ситро  хлебаете? 
- Нервы  успокаиваю! – возмутилась  я, - Анна  Михайловна,  выполняйте  свою  работу. 
- Идём, - Модест  Львович  схватил  меня  за  руку,  и  потащил  в  свой  кабинет. 
Усадил  меня  в  кресло,  достал  из  ящика  бутылку  коньяка,  и  разлил  в  два  пузатых  фужера. 
- Угощайся, - протянул  он  мне  фужер,  и  достал  коробку  конфет. 
- Как  он  меня  достал, - вздохнула  я,  чуть  пригубив  коньяк,  и  взяла  конфету. 
- Сейчас  придёт  мой  нотариус, - сказал  Модест  Львович, - и  я  напишу  на  тебя  дарственную. 
- Сколько  с  меня? – спросила  я. 
- Такая  цена  устроит? – он  черкнул  на  листке. 
- Вполне  приёмлемая  цена, - кивнула  я, - я  переведу  вам  деньги  по  карточке. 
- Вот  и  славно, - заулыбался  Модест  Львович, - мне  нужен  в  команде  грамотный  человек,  а  ты  просто  находка.  Девятнадцать  процентов  твои,  будем  аукционерами. 
Я  засмеялась,  потягивая  восхитительный  коньяк.  Потом  пришёл  нотариус,  принёс  бумаги,  оформленные  по  всем  правилам,  и 
мы  всё  подписали. 
Приняли  коньячку,  и,  довольные,  вышли  из  кабинета. 
- Всем  внимание! – громогласно  воскликнул  Модест  Львович, - народ,  слушайте  объявление! 
- Слушаем,  слушаем, - зло  процедил  Никита. 
- С  этого  дня  мы  с  госпожой  Миленич  являемся  аукционерами  редакции, - сказал  Модест  Львович, - я  только  что  отписал  ей  девятнадцать  процентов  акций  редакции, - и  Никита  выплюнул 
воду,  которую  в  это  время  пил. 
- Это  шутка? – спросила  Кристина. 
- Отнюдь, - ответил  Южин, - все  документы  подписаны,  и  я  назначаю  Эвиву  Леонидовну  моим  первым  заместителем.  Прошу  любить  и  жаловать, - и  он  ушёл  к  себе. 
- Что  ты  устроила? – подскочил  ко  мне  Никита, - как  ты  это  провернула?  Думаешь,  тебе  это  с  рук  сойдёт? 
- Пошёл  вон! – коротко  ответила  я,  и  резко  ушла  в  свой  кабинет. 
Там  царила  чистота  и  порядок,  Анна  Михайловна,  хоть  и  ворчунья,  но  работу  свою  делает  отлично. 
Я  плюхнулась  на  стул,  и  повертела  в  руках  карандаш. 
Убийство  Марфы  выбило  меня  из  колеи...  кому  это  могло  понадобиться?  Катакомбы... 
И  я,  подумав,  набрала  номер  Марата,  своего  приятеля. 
- Привет,  Викуля, - воскликнул  он, - в  июле  свадьба,  мы  уже  заявление  подали. 
- Где  подали,  здесь,  или  в  Мадриде? – заинтересовалась  я. 
- Мы  тут  будем  расписываться,  а  в  Испании  венчаться. 
- Интересно,  как  вы  будете  венчаться? – хмыкнула  я, - ты  православный,  твоя  Мария  Кончита  католичка... 
- Я  не  крещённый, - засмеялся  Марат, - окрещусь  католиком,  и  нас  обвенчают.  В  Испанию  едем  сразу  же,  как  распишемся. 
- Международная  семья! – фыркнула  я, - на  свадьбах  разоритесь! 
- Положение  обязывает, - вздохнул  Марат, - всё-таки  женюсь  на  титулованной  девушке.  Кажется,  я  её  люблю. 
- Значит,  я  тебя  больше  не  волную? – обрадовалась  я. 
- Ты  для  меня  самая  красивая  во  вселенной,  но,  к  сожалению,  недоступная.  А  Маша – чудо.  Главное,  она  нравится  маме,  и  мне  по  душе.  Но,  что  самое  плохое,  я  тебя  не  помню.  Чувство,  вероятно,  испытал  повторно. 
- Рада  за  тебя, - вздохнула  я, - но  у  меня  к  тебе  просьба. 
- Какая? 
- Я  на  тропе  войны, - вздохнула  я, - узнай  мне  всё,  что  можно,  о  Лазуретове  Дмитрии  Михайловиче.  Он  бизнесмен,  но,  скорее  всего,  связан  с  криминалом.  О  Марфе  Иванчук,  она  зэчка,  проживала  в  Химках,  и  о  Пальмирове  Александре  Михайловиче.  Последний  был  женат  на  Конфетиной  Виринеи  Дмитриевне.  Начни  с  Пальмирова,  он  мне  срочно  нужен. 
- Ладно,  сейчас, - вздохнул  Марат, - смотрю.  Нашёл.  Виринея  твоя  тоже  в  Химках  прописана?  Как  и  Иванчук? 
- Да, - сказала  я. 
- Так,  Пальмиров...  Александр...  Нашёл!  Работает  консультантом                в  супермаркете,  записывай  адрес... 
Адрес  я  записала,  схватила  пальто,  сунула  в  сумку  ноутбук,  и  выбежала  из  издательства.  Я  не  знала,  за  что  хвататься,  но  вспомнила  про  сына  Альберта.  Надо  было  спросить  о  нём  Рину,  и  я  набрала  её  номер. 
Но  трубку  никто  не  брал,  и  я  уже  хотела,  было,  отключиться,  но  раздался  щелчок. 
- Слушаю, - сказал  приятный,  мужской  голос. 
- Добрый  день.  Можно  к  телефону  Александрину? 
- Её  нет,  она  в  Ледовом  дворце.  Что-то  передать? 
- А  где  находится  этот  Ледовый  дворец?  Мне  очень  нужно  переговорить  с  ней. 
- Записывайте  адрес. 
Получив  очередной  адрес,  я  завела  мотор,  и  набрала  Диму. 
- Соскучилась,  моя  сладкая  карамелька? 
- Соскучилась, - засмеялась  я, - Дим,  спаси  меня. 
- Что  случилось? – испугался  он. 
- Мой  зам  в  « Планете  спорта »  выследил  нас  в  отеле,  и  сфотографировал, - воскликнула  я, - он  хочет  вытурить  меня  из  издательства.  Сделай  что-нибудь. 
- Понял, - воскликнул  Дима, - вот  козёл!  Ну,  он  у  меня   получит! – и  он  отключился,  а  я  поехала  к  Пальмирову. 
Припарковала  машину  около  магазина,  и  поднялась  по  ступенькам. 
В  магазине  было  полно  народу.  В  кассы  стояли  очереди,  и  я,  сунув  сумку  в  ящик,  пошла  в  зал. 
- Извините,  пожалуйста, - остановила  я  девушку-консультанта. 
- Слушаю  вас. 
- Мне  нужен  один  из  ваших  консультантов, - я  показала  ей  удостоверение  сыщика, - Пальмиров  Александр.  Я  могу  с  ним  поговорить? 
- Сейчас, - девушка  огляделась  по  сторонам,  и  пошла  вперёд,  огибая  стеллажи, - Сашка,  к  тебе  тут  пришли, - подошла  она  к  молодому  человеку. 
- Здрасте, - он  оглядел  меня  с  ног  до  головы, - вы  кто? 
- Я  по  поводу  вашей  бывшей  жены,  Виринеи  Конфетиной, - сказала  я,  и  показала  ему  удостоверение. 
- И  чего? – пожал  плечами  парень, - мы  с  Виркой  недолго  прожили,  на  пол  года  хватило.  Она  авантюристка,  а  я  люблю  дома  посидеть,  у  телека  с  пивком.  А  она  вечно  куда-то  свой  нос  совала. 
- Ребёнок  у  неё  не  от  вас? – спросила  я. 
- Нет,  конечно.  На  фига  мне  дети?  Она  залетела  после  того,  как  мы  расстались. 
- А  что  вы  имели  в  виду,  говоря,  что  она  лезла,  куда  не  следует? 
- Она  постоянно  кому-то  звонила,  какие-то  дела  проворачивала.  Какие,  я  не  знаю.  Я  два  месяца  её  не  видел...  да  и  вообще...  А  что  случилось? 
- Вира  умерла, - вздохнула  я. 
- Как? – удивился  парень, - она,  вроде,  ничем  не  болела. 
- Её  убили. 
- Кто  это  её? 
- Пока  неизвестно, - покачала  я  головой, - и  мне  нужно  знать  о  ней  всё,  по  возможности.  Я  ищу  убийцу. 
- А  я  что?  Я  ничего, - пробормотал  Александр,  расставляя  ящики  с  фруктами, - я  ничего  не  знаю.  Она  меня  пинала постоянно,  плакалась,  говорила,  что  ненавидит  благополучные  семьи. 
- В  смысле? – удивилась  я. 
- Ну,  она  просто  бросила  такую  фразу:  ненавижу  эти  полные  семьи.  Твердят  о  какой-то  любви,  о  чувствах...  Она  никогда  не  верила  в  любовь,  она  считала,  что  люди  живут  вместе  просто  так,  из  меркантильных  соображений. 
- Понятно, - вздохнула  я.  Романтика  из  детдомовской  девочки  никогда  не  получится... 
Что  за  сволочь  такая – этот  Лазуретов?!!!  Такое  отношение  к  родной  дочери!  Он  ей  психику  сломал!  Упырь! 
Но  что  она  делала  в  катакомбах?  Окровавленная  одежда,  вещи,  паспорт... 
- Значит,  вы  ничего  не  знали  о  планах  Виры? – уточнила  я. 
- Ничего, - мотнул  он  головой,  и  вернулся  к  своим  ящикам,  а  я  побрела  по  залу. 
По  пути  взяла  со  стенда  три  апельсина,  шоколадку, 
шоколадный  батончик,  упаковку  вафель,  и,  расплатившись,  вышла  из  магазина. 
Юркнула  в  салон  своего  джипа,  и  вскрыла  упаковку  с  вафлями.  Крошки  тут  же  посыпались  на  юбку,  а  с  юбки  на  пол,  но  я  проигнорировала  этот  факт,  и  захрустела  вафелькой. 
Ничего  так,  облитые  шоколадом,  и  обсыпанные  орешками,  но  Анфиса  Сергеевна  такие  же  печёт  более  вкусные. 
Я  вынула  из  сумки  термос,  в  котором  плескался  кофе  с  корицей,  и  налила  себе  чашечку. 
Прихлебнув,  сдёрнула  обёртку  с  шоколадки,  и  вгрызлась  в  неё.  На  нервах  мне  захотелось  есть. 
Слегка  утолив  голод,  я  поставила  чашечку  на  специальную  подставку,  и  вдавила  педаль  газа. 
Сейчас  ещё  разок  пообщаюсь  с  Риной,  а  там  посмотрим. 
Затормозив  около  Ледового  дворца,  я  вошла  внутрь,  и  спросила  у  проходившей  мимо  женщины: 
- Скажите,  пожалуйста,  где  я  могу  найти  Александрину  Листопадову? 
- Она  повторяет  номер, - ответила  женщина,  и  окинула  меня  оценивающим  взглядом, - а  вы  кто? 
- Главный  редактор  журнала  « Планета  спорта », - показала  я  удостоверение. 
- Зачем  вам  Рина?  Лучше  поговорите  с  Таней, - сказала  женщина, - она  обязательно  выиграет,  и  поедет  на  международное  выступление. 
- Что  за  Таня? – удивилась  я. 
- Главный  редактор  самого  крутого  московского,  спортивного  глянца  спрашивает,  кто  такая  Татьяна  Меньшова?  Вы  издеваетесь? 
- Извините, - смутилась  я, - я  слышала  о  Меньшовой.  Но  сейчас  мне  нужна  именно Листопадова.  Где  она  занимается? 
- Пойдёмте, - женщина  пошла  вперёд,  я  за  ней,  и  мы  вошли  в  помещение,  где  девушки  одевали  коньки. 
- Поговорите  лучше  с  Таней, - сказала  она,  указывая  на  стройную  блондинку, - она  лучшая.  Мастер  спорта  по  стрельбе,  и  теперь  у  нас.  Отличное  интервью  получится. 
- Где  Александрина? – я  стала  сердиться, - мне  нужна  только  она! 
- Да  сдалась  вам  эта  Листопадова! 
- В  чём  дело? – подошла  к  нам  Меньшова, - Лариса  Алексеевна. 
- Вот, - воскликнула  Лариса  Алексеевна, - главный  редактор  из     « Планеты  спорта ».  Таня  у  нас  лучшая. 
- Я  иду  на  золото, - тут  же  отреагировала  Меньшова,  и  мне  ничего  не  оставалось,  кроме,  как  взять  у  неё  интервью. 
Может,  пригодится  для  следующего  выпуска,  поговорю  с  Модестом  Львовичем. 
- Эвива  Леонидовна? – вошла  в  помещение  Рина,  снимая  коньки,  а  Таня  поджала  губы.  Похоже,  у  этой  выскочки  огромное  самомнение. 
- Нам  нужно  поговорить, - сказала  я, - я  жду  в  кафе,  что  у  входа,  там  удобнее, - и  я  вышла,  краем  глаза  заметив  перекошенное  лицо  Меньшовой. 
С  ней-то  я  разговаривала  в  подсобном  помещении. 
Я  вышла  из  Ледового  дворца,  и  толкнула  соседнюю  с  ним  дверь.  Заказала  чашку  ристретто,  и  стала  ждать  Рину. 
- Что  случилось? – воскликнула  она,  упав  рядом  со  мной, - вы  что-то  узнали? 
- Я  только  сильнее  запуталась, - призналась  я, - очень  странная  история.  Скажи,  а  Вира  ничего  не  говорила  о  катакомбах  в  последнее  время? 
- Ничего, - вздохнула  Рина. 
- А  Альберт?  Её  сын? 
- Сын? – изумилась  Рина, - какой  сын? 
- Как – какой? – пришла  моя  очередь  изумиться, - у  неё  в  паспорте  написано,  что  у  неё  есть  сын,  Альберт.  Ты  что,  не  знаешь? 
- Нет, - мотнула  головой  девушка,  а  я  на  себя  рассердилась. 
Занимаюсь  чёрте  чем.  С  Димой  по  отелям  шляюсь,  голова  забита  статьями,  стихами,  рассказами,  и  издательствами,  а  время  уходит. 
И  я,  вздохнув,  набрала  номер  Димы. 
- Привет,  моя  сладкая, - воскликнул  он. 
- Привет.  Быстро  займись  катакомбами! – скомандовала  я, - это  срочно! 
- А  что  мне  будет  взамен? – хмыкнул  он. 
- Что-то,  да  будет, - усмехнулась  я, - и  узнай  всё,  что  можно,  о  сыне  Виринеи. 
- Ладно, - он  отключился,  а  я  набрала  номер  Нины 
Дербышевой,  патологоанатома  и  эксперта  МВД. 
- Привет,  как  дела? – бодро  воскликнула  я. 
- Дела  отлично,  Ленка  учится,  пирсинг  изо  всех  мест  вынула,  и,  кажется,  дочурка  повзрослела, - ответила  Нина, - что-то  случилось?  Ты,  случайно,  не  из-за  Конфетиной  звонишь? 
- Случайно,  из-за  неё, - обрадовалась  я, - можешь  помочь? 
- Да  без  проблем.  Конечно.  Приезжай.  Что  нужно?  Дело-то  Максим  Иванович  ведёт,  но  я  теперь  сотрудничаю  с  Семеном,  и  с  твоим  супругом  одновременно.  Максим  Иванович,  наконец,  меня  оценил,  и  взял  к  себе  экспертом. 
- Отлично, - обрадовалась  я, - а  блузку  ты  можешь  проверить?  Вернее,  взять  анализ  крови,  в  которой  она  испачкана,  и  сравнить  с  анализом  крови  Конфетиной. 
- Могу,  запросто, - засмеялась  Нина, - привози  свою  блузку,  но  только  ты  имей  в  виду,  что  ты  потом  будешь  обязана  её  Максу  отдать.  Иначе  эта  улика  не  будет  иметь  никакого  смысла. 
- Поняла, - вздохнула  я, - только  сделай  анализ.  Я  еду  к  тебе, - я  подскочила  с  места. 
- Подожди,  ты  саму  блузку  не  елозь,  возьми  только  крошки  засохшей  крови,  и  положи  в  пакет. 
- А  потожировые? – воскликнула  я. 
- Чёрт!  Ладно,  жду, - и  она  отключилась,  а  я  кивнула  Рине, - до  свиданья, - и  вылетела  из  кафе. 
Прыгнула  в  джип,  и  помчалась  в  управление.  Хорошо,  что 
Макс  сейчас  в  Петербурге,  а  то  мне  трудно  было  бы  попасть  в  управление  незамеченной. 
Но  самое  интересное,  что  ему  и  в  голову  не  приходит,  что 
« сливает »  его  Дербышева.  Она  заслужила  себе  репутацию  в  МВД  в  высшей  степени  чёрствой  особы,  скрупулёзной,  и,  при  этом,  дипломированный  специалист. 
Она  ни  с  кем  из  сотрудников  не  дружит,  держит  дистанцию,  но  я  сумела  к  ней  подъехать.  Мы  с  ней  теперь  лучшие  подружки,  и  я  работаю  наставницей  её  дочери,  Леночке. 
Я  быстро  вправила  мозг  глупой  девчонке,  обвешанной  пирсингом,  и  вот,  пирсинга  не  стало. 
Леночка,  вернее,  Алена,  поступила  в  ГИТИС,  и  активно  занимается.  Я  уверена,  она  добьётся  славы. 
Дурь  из  молодой  головушки  вылетела,  и  теперь  она  зубрит 
Шекспира. 
Я  припарковала  машину,  и  осторожно,  чтобы  как  можно  меньше  попадаться  на  глаза,  и,  стараясь  не  слишком  громко  стучать  шпильками,  пошла  по  коридору,  и  вниз,  в  подвал. 
- Можно? – заглянула  я  в  морг,  и  с  содроганием  поглядела  на  посиневшие  ноги,  торчавшие  из-под  простыней. 
- Заходи, - кивнула  Нина,  в  это  время  заполнявшая  какие-то  бумаги, - садись, - кивнула  она  на  стул,  и  она  убрала  папку  с  документами.  А  я  вынула  пакет. 
- Посиди  тут  минут  десять, - сказала  она,  и  ушла  в  соседнее  помещение,  а  мне  стало  жутко. 
Всюду  трупы,  холодно,  жуткий  запах...  Как  Нина  тут  целыми  днями  сидит? 
Вдруг  из  коридора  послышались  шаги,  и  я  запаниковала.  Спокойно...  только  спокойно!  Нельзя,  чтобы  кто-нибудь  узнал,  что  я  обращаюсь  к  Нине! 
Шаги  всё  приближались,  и  я  в  панике  кинулась  к  свободной  каталке,  залезла  на  неё,  и  закрылась  с  головой  простынёй. 
И  в  этот  самый  момент  скрипнула  дверь. 
- Нина! – это  был  Семен  Аркадьевич, - ты  здесь? – и  он  явно  вошёл  в  помещение, - Нинушь! 
- Я  тут, - раздался  голос  Нины, - что-то  случилось?  Новый  труп? 
- Нет,  я  за  отчётом  по  Конфетиной.  Вечно  жена  Макса  нам  докуку  подкидывает!  Но,  по  мне,  отличная  девка,  а  Панкратова  мечтает  их  развести.  Интересно,  Макс  там,  в  Питере,  удержится?  Девка  хоть  куда! 
Час  от  часу  не  легче!  Что  ещё  за  Панкратова!!!? 
- Слушай,  а  это  что,  ещё  кого-то  привезли? – спросил  Семен  Аркадьевич, - и  почему  в  шпильках? – он  потянул  меня  за  каблук. 
- Лучше  не  трогай,  сама  разберусь, - поспешно  сказала  Нина, -
там  жуткий  случай.  Вот  тебе  бумаги,  иди  к  Андрею. 
- Иду, - ответила  Семен  Аркадьевич, - но  она  дура!  Неужели  она  думает,  что  Макс  от  такой  красотки,  как  Вика,  уйдёт?  Да  ещё  и  с  двумя  малышами?  Вот  дурища! – и  он  хлопнул  дверью. 
- Что  за  Панкратова? – грозно  осведомилась  я,  усевшись  на  каталке,  и  сдёрнув  с  головы  простыню. 
- Похоже,  это  тебя  сейчас  больше  волнует,  чем  трупы, -
хмыкнула  Нина, - иди  уж,  жуткий  случай.  Здесь  нам  не  дадут 
поговорить,  да  и  тебе  здесь  лучше  не  ошиваться.  Вставай. 
Я  хотела,  было,  спрыгнуть  с  каталки,  но  опять  раздались  шаги,  и  я  накинула  на  голову  простынь. 
- Держите  пирожные,  Нина, - раздался  молодой,  звонкий  голос, - еле  урвала  в  столовой. 
- Спасибо,  но  я  тебя  не  просила, - сухо  сказала  Нина, - что  тебе  надо,  Аля? 
- Просто,  интересно, - вздохнула  Аля, - вы  же  теперь  с  Максимом  Ивановичем,  и  мне  любопытно,  что  у  них,  там,  с  Варей. 
- Я  досужие  сплетни  не  собираю! – рявкнула  Нина,  внезапно  рассердившись, - не  уйдёт  он  от  Эвивы!  Она  умная  и  красивая! 
- А  девчонки  другое  говорят! – возразила  Аля,  и  я  вдруг  узнала  голос  Аллы  Симоновой, - я  хочу,  чтобы  он  бросил  свою  стерву.  А  то,  что  такое,  и  деньги,  и  любовь...  Так  нельзя!  А  Варя – чудо!  Она  милая,  и  ещё  девственница.  Интересно,  он  польстится  на  невинность? 
- Невинная – в  тридцать  лет? – хмыкнула  Нина, - не  смеши  меня,  дорогуша.  Вали  отсюда!  Если  у  него  остатки  мозгов  есть,  он  не  променяет  Вику  на  эту  девственную  макаронину!  Сгинь! 
- Дура! – буркнула  Алла.   
- Сама  кретинка! – рявкнула  Нина,  а  я  пошла  пятнами  от  злости. 
- Тебя  какая  муха  укусила? – спросила  Алла. 
- Наформалиненная! – прошипела  Нина,  а  я  решила  пошутить. 
- У-у-у! – издала  я  утробный  звук,  и,  вытянув  вперёд  руки,  стала  медленно  подниматься,  не  снимая  простыни. 
Визг,  который  раздался  через  секунду,  чуть  меня  не  оглушил. 
Хлопнула  дверь,  а  хохочущая  Нина  сдёрнула  с  меня  простыню. 
- Смех  смехом,  а  меня  теперь  за  пособницу  зомби  держать  будут! – хохотала  она,  за  руку  стаскивая  меня  с  каталки. 
- Что  за  Варвара? – взбешённо  спросила  я, - откуда  она  взялась?  Я  не  уйду,  пока  не  расскажешь!  А  мужа  четвертую!  Кобель! 
- Ничего  Макс  не  кобель! – возмутилась  Нина, - а  на  пирожки  этой  глупой  девчонки  и  внимания  не  обращает. 
- Что  ещё  за  пирожки? – взбешённо  воскликнула  я. 
- С  малиной!  И  с  клубникой!  Или  ты  не  знала,  что  твой  муж  обожает  пирожки  с  ягодой? 
- Понятия  не  имела, - процедила  я  сквозь  зубы. 
- Хороши  супруги! – хохотнула  Нина, - давай,  чеши  отсюда,  потом  поговорим, - и  я  выскочила  в  коридор. 
Далеко  я  не  ушла.  Опять  раздались  шаги,  и  я  нырнула  в  ближайшую  дверь,  которая  оказалась  открытой. 
Мимо  кто-то  прошёл,  а  я  обернулась,  и,  как  в  обморок  не  хлопнулась,  не  знаю. 
Всюду,  на  стеллажах,  стояли  заспиртованные  органы,  и  меня  замутило.  Я  непроизвольно  взмахнула  рукой,  смахнула  рукой  банку  с  чьим-то  лёгким,  и  взвизгнула. 
За  фильмом  ужасов  далеко  ходить  не  надо,  достаточно  в  морг  заглянуть,  и  острые  ощущения  обеспечены. 
Не  желая  больше  здесь  находиться  ни  секунды,  я  выскочила  из  хранилища,  и  бросилась  вон  из  морга. 
Зуб  на  зуб  не  попадал,  когда  я  оказалась  на  свежем  воздухе,  и  стала  хватать  ртом  воздух,  глотая  снежинки. 
Запрыгнула  в  свой  любимый  джип,  и  заехала  в  кафе. 
- У  нас  сегодня  отличное  латт2е, - сказала  подошедшая  официантка, - и  каппучино  хорош. 
- Во-первых, - рассердилась  я, - не  латт2е,  а  л2атте! – рявкнула    я, - я,  хоть  на  итальянском  не  говорю,  но  знаю,  что  ударение  ставится  на  первый  слог! 
- Все  так  говорят, - поджала  губы  официантка. 
- Но  это  неправильно, - рассвирепела  я  на  ровном  месте, - словарь  откройте! 
- Я  вам  что,  зубрилка,  чтобы  словари  открывать? – сморщилась  девица. 
- Ты  упрямая  идиотка! – рявкнула  я, - а  привлекательна  та  женщина,  которая,  с  внешним  лоском,  не  гнушается  книг!  И  неси  ристретто! 
- Это  вдвое  крепче  экспрессо, - промямлила  официантка, - не  женское  питьё. 
- Женщины  тоже  могут  обладать  безупречным  вкусом, - проворчала  я, - неси  ристретто,  и  клубничные  пирожные.  Пять  штук! 
Официантка  промолчала,  и  ушла  за  заказом.  Я  в  это  время 
нервно  глядела  на  улицу,  и  судорожно  перевела  дух,  когда 
девушка  поставила  передо  мной  заказ. 
- Извините, - вздохнула  я, - не  хотела  на  вас  кричать.  Была  на 
взводе,  услышала  неправильную  лексику,  и  понеслась  душа  по 
кочкам. 
- Вас  так  волнует,  как  говорят  остальные? – улыбнулась  официантка, - мне  вот  всё  равно. 
- А  мне  за  державу  обидно, - хмыкнула  я,  и  попробовала    кофе, - действительно,  отличный  кофе. 
Официантка  ушла,  я  с  удовольствием  выпила  кофе,  и  вышла  на  улицу  уже  нормальная.  Нехорошо  на  людях  зло  срывать,  но  натура  у  меня  импульсивная.  Весьма  импульсивная. 
Надо  в  « График  Интертеймент »  заехать,  подписать  авторские  права,  вяло  подумалось  мне. 
И  я  помчалась  в  издательство,  проверять,  как  там  идут  дела. 
- Здравствуйте,  Эвива  Леонидовна, - воскликнула  Леночка,  секретарша, - что  с  вами? 
- Запарка, - махнула  я  рукой, - коллеги  по  спорту  достали. 
- Ой,  а  зачем  же  вы  тогда  этим  занимаетесь? – протянула  Леночка, - по-моему,  спорт – это  скучно. 
- А  мне  нравится, - улыбнулась  я, - что  у  нас  сегодня? 
- Приходила  одна  беллетристка,  романы  любовные  принесла.  Такая  прелесть.  Мне  понравилось, - заулыбалась  Леночка. 
- А  ты-то  тут  при  чём? – хмыкнула  я, - любовные  романы!  А  что  ещё? 
- Ещё  две  с  детективами  приходили,  и  одна  с  ужастиками. 
- Генрих  Вениаминович  где? – сурово  осведомилась  я. 
- В  кабинете, - и  я,  оставив  пальто  в  своём  кабинете,  заглянула  к  нему. 
- Привет, - весело  сказала  я,  прикрыв  за  собой  дверь. 
- Привет,  моя  хорошая, - улыбнулся  Генрих, - а  нас  с  тобой  Париж  ждёт. 
- Париж? – переспросила  я. 
- Да,  господин  Тулузье  достал  какого-то  умопомрачительного  французского  автора,  надо  ехать,  права  покупать. 
- Ясно, - кивнула  я, - когда  поедем? 
- В  ближайшие  дни,  я,  как  билеты  куплю,  дам  знать, - вздохнул  Генрих, - и  займись  рассказами.  Их  нужно  напечатать  через  две  недели. 
И  мне  ничего  не  оставалось,  кроме,  как,  взяться  за  литературу. 
Подписала  кое-какие  бумаги,  пришла  к  консенсусу  с 
художником,  оформлявшим  обложки,  а  Нина  всё  не  звонила. 
Но  сегодня  у  нас  в  планах  театр,  и  я  немного  припозднилась,  но  приехала  вовремя. 
Иван  Николаевич  был  крайне  недоволен,  я  всю  оперу  толкала  его  в  бок,  и  из  здания  театра  мы  вышли  в  половине  девятого. 
- По-моему,  опера  была  отличной, - вздохнула  маменька, -
Викуль? 
- Да,  я  давно  мечтала, - кивнула  я. 
- Надо  будет  Лизу  на  наличие  слуха  проверить, - сказала  Анфиса  Сергеевна, - хочу,  чтобы  моя  правнучка  блистала  на  сцене. 
- Вы  просто  помешались  на  этой  классике, - пробормотал  Иван  Николаевич,  а у  меня  в  сумке  завибрировал  мобильный. 
- Слушаю,  Модест  Львович, - ответила  я,  взглянув  на  имя  звонившего. 
- Вика,  быстро,  руки  в  ноги,  и  в  редакцию.  Я  тебя  жду, - скомандовал  он. 
- Что  стряслось? – испугалась  я. 
- Бегом,  я  сказал, - и  он  отключился,  а  я,  объяснившись  с  родными,  села  в  машину,  и  помчалась  в  издательство. 
Охранник  зевнул,  увидев  меня,  и  сонно  пробормотал: 
- Что-то  вы  поздно. 
- Дела, - коротко  ответила  я,  и  вбежала  в  холл  издательства, - Модест  Львович! 
- Идём, - выбежал  из-за  перегородки  начальник,  втолкнул  меня 
в  лифт,  и  мы  поехали  наверх. 
- Учти,  на  данный  момент  только  ты  можешь  спасти  положение, - сказал  Модест  Львович,  вздыхая, - и  отступать  некуда,  только  в  нокаут  для  издательства. 
- Вы  можете  объяснить  толком? – рассердилась  я,  и  он  вытолкнул  меня  из  приехавшего  лифта  в  длинный  коридор. 
За  руку  дотащил  до  одной  из  дверей,  толкнул  створку,  и  две  девушки,  сидевшие  там,  повернули  головы. 
- Мариша,  Алиса,  быстро,  уберите  с  лица  Эвивы  блеск,  чтобы  она  на  экране  нормально  смотрелась. 
- На  каком  экране? – подскочила  я, - вы  спятили?  Что  вы  задумали? 
- Рита  Нермолаева  родила  несколько  часов  назад,  а  эфир  через 
семь  минут!  Что  прикажешь  делать?  Вот  сценарий, - и  он 
сунул  мне  в  руки  листы. 
Сказать,  что  я  испугалась,  не  сказать  ничего.  Но  я 
профессионал,  и  подвести  не  могу.  Эта  передача  идёт  в 
лучшее  время,  и  у  неё  убойный  рейтинг. 
Мариша  и  Алиса  посыпали  меня  пудрой  и  румянами,  потом  появился  худой,  как  жердь,  юноша,  и  начал  опутывать  меня  проводами. 
Сунул  в  ухо  наушник,  закрепил  всё,  как  надо.  Мариша  сделала  мне  « улитку »,  оставив  несколько  прядок,  подкрасила,  и  проводила  в  зал. 
К  счастью,  в  этой  передаче  не  было  аудитории,  только  один гость. 
Меня  усадили  за  прозрачный  стол,  на  высокий  стул,  а  я  тем  временем  просматривала  сценарий,  и  нервничала. 
- Привет, - раздалось  в  ухе,  и  я  дёрнулась. 
Спокойно,  это  всего  лишь  помощник,  вернее,  помощница,  которая  будет  через  наушник  подсказывать  мне. 
- Привет, - вздохнула  я. 
- Вы  первая  не  испугалась,  и  это  обнадёживает, - хихикнула  девушка, - меня  Олеся  зовут,  а  вы  Эвива,  главред  глянца,  я  знаю.  Знаете,  что  Ритка  учудила,  когда  услышала  меня? 
- И  что  же? – заинтересовалась  я. 
- Схватилась  за  уши,  и  стала  орать,  что  в  её  голове  голоса  звучат. 
- Да  уж, - хихикнула  я. 
- Хорошо,  что  не  в  прямом  эфире, - проворчала  Олеся, - посмотрим,  как  у  вас  получится.  Вы  раньше  какие  передачи  вели? 
- Никаких, - честно  ответила  я. 
- Мамочки! – взвизгнула  Олеся, - Модест  Львович  там  что,  совсем  спятил?  Передача  в  прямом  эфире! 
- Как?!!! – ахнула  я,  но  отреагировать  не  успела,  как  раздался  вопль: 
- Поехали! – и  на  меня  поехала  камера. 
В  первую  секунду  я  оцепенела,  но,  неожиданно  для  себя,  улыбнулась,  и  начала: 
- Добрый  вечер,  уважаемые  телезрители.  С  вами  ведущая, 
Эвива  Миленич,  и  в  эфире  телепрограмма  « Калейдоскоп  спорта ». 
Начинать  надо  было  с  обзора  новостей,  потом  разговор  с  гостем,  а  потом  пошли  звонки.  Передача  велась  сорок  пять  минут,  по  пятнадцать  минут  на  каждый  раздел. 
- Ты  молодчина! – простонала  Олеся,  переходя  на  « ты », - меня  тут  чуть  кондрашка  не  хватил!  Только  спокойно,  ещё  немного  осталось.  Принимай  звонок. 
- Здрасте, - раздался  в  аудитории  мужской  голос, - а  вы  кто? 
- Обоснуйте  вопрос, - попросила  я. 
- Вы  вообще  кто? – спросил  собеседник, - где  Марго  Нермолаева? 
- Скажи  правду, - шепнула  Олеся. 
- У  Марго  большая  радость,  она  несколько  часов  назад  стала  мамой, - сказала  я, - по  понятным  причинам  она  сегодня  отсутствует. 
- А  ты  красивая  кукла, - сказал  мужик, - скажи,  с  каким  счётом  сегодня  « Спартак »?  Я  пропустил. 
- Четыре – один, - сказала  Олеся. 
- Четыре – один, - повторила  я. 
- Супер! – заорал  мужик, - эй,  эта  красивая  тёлка  говорит,  четыре – один.  Ура! – и  я  невольно  улыбнулась.  Мне  это  уже  начинало  нравиться. 
Звонков  всего  должно  было  быть  семь,  и  следующие  четыре  я  выдержала  с  достоинством. 
- Слушаю  вас, - сказала  я  шестому  дозвонившемуся, - говорите. 
- Слушает  она! – рявкнула  на  том  конце  провода  женщина, -
ишь,  вырядилась,  как  шалава,  и  улыбается  в  телек! 
- У  вас  какой  вопрос? – спросила  я. 
- У  меня  не  вопрос,  у  меня  требование!  Пусть  ваше  грёбаное  начальство  уберёт  тебя  из  эфира!  А  то  посадили  модель,  умные  словечки  тупице  на  бумаге  нацарапали,  а  ты  и  шпаришь!  Мне  муж  не  даёт  мелодраму  смотреть!  Вырубайте  свою  шарманку! – взвизгнула  она,  и  пошёл  отборный  мат. 
- Гасите! – взвизгнула  в  моём  ухе  Олеся,  и  звонок  оборвали, - офигеть!  Принимай  последний. 
- Добрый  вечер, - услышала  я  бархатный  голос  с  хрипотцой,  очень  знакомый, - у  меня  наводящий  вопрос:  какой  длины  у  вас  ноги? 
- Разве  это  имеет  какое-то  отношение  к  спорту? – промурлыкала  я. 
- Самое  непосредственное.  Секс – это  тоже,  своего  рода  спорт.      
А  ваши  ноги  свели  меня  с  ума. 
- У  вас  есть  какие-нибудь  вопросы,  касающиеся, 
непосредственно,  спорта? 
- Свой  вопрос  я  уже  задал. 
- На  него  я  ответить  не  могу,  он  не  входит  в  концепцию  программы, - сказала  я, - доброго  вам  вечера, - и  звонок  погасили.  Уфф!  Димке  что,  делать  нечего,  кроме,  как  в  эфир  звонить? 
- К  сожалению,  уважаемые  телезрители,  наше  время  подошло  к  концу, - сказала  я, - с  вами  была  я,  Эвива  Миленич,  и  программа  « Калейдоскоп  спорта ». 
Камера  отъехала,  с  потолка  раздался  вопль: 
- Стоп! – а  в  моём  ухе  восторженно  завопила  Олеся. 
- Ты  молодчина!  Так  держалась!  А  говоришь,  никогда  передачи  не  вела! 
- Честно,  никогда, - ответила  я, - сама  ошалела  от  собственной  храбрости. 
- Это  не  храбрость,  а  профессионализм, - подошёл  ко  мне  Модест  Львович, - ты  умничка!  Всё  вышло,  и  скандал,  и  вопросы,  и  ты  держалась  мастерски, - а  тощий  парень  стал  снимать  с  меня  провода. 
- Держи, - появилась  около  меня  милая  девушка  с  густыми,  каштановыми  волосами,  и  протянула  стакан  воды. 
- Спасибо,  Олеся, - узнала  я  голос,  и  осушила  стакан,  а  потом 
оттянула  мокрую  блузку. 
- Фурор  произвела, - воскликнула  Олеся, - это  было  просто  потрясающе! 
- Я  свободна? – устало  спросила  я. 
- Да,  только  давай  для  начала  кофейку  хлебнём, - сказал  Модест  Львович, - я,  пока  тебя  ждал,  включил  кофемашину. 
Мы  спустились  в  редакцию,  и  я  налила  себе  чашечку  кофе. 
- Слушай,  Викуля,  может,  ты  всё-таки  расскажешь,  что  у  тебя  с  Никитой  произошло?  Я  хочу  знать,  что  он  вытворит  в  следующий  раз. 
- Ничего  он  не  вытворит, - мрачно  сказала  я,  прихлёбывая   кофе, - не  сумеет! 
- Почему – не  сумеет? – удивился  Модест  Львович. 
- Потому  что, - буркнула  я, - и  не  с  такими  придурками  разбиралась! 
Южин  поднял  брови,  но  тут  у  него  зазвонил  телефон,  и,  по 
мере  того,  как  он  внимал  невидимому  собеседнику,  у  Модеста 
Львовича  вытягивалось  лицо. 
- Да,  хорошо,  я  скоро  приеду.  Успокойся,  Раечка,  с  ним  полный  порядок?  Отлично, - он  убрал  телефон,  и  посмотрел  на  меня, - а  теперь  колись!  Не  желаю  больше  слушать  никаких  отговорок,  мне  дочь  только  что  звонила.  Кто-то  побил  Никиту.  При  чём  побили  основательно.  Говорит,  выскочили  из  внедорожников  амбалы,  и  начистили  ему  пятак. 
- Что  ж  он  не  уехал? – ухмыльнулась  я. 
- Они  его  подрезали,  и  загнали  в  угол.  А  потом  поколотили.  Ты  мне  ничего  рассказать  не  хочешь? 
- Не  хочу, - упрямо  ответила  я,  и  услышала  звук  своего  мобильного. 
- Привет,  карамелька, - сказал  Дима, - ты  была  умопомрачительна  на  экране.  Я  взгляда  отвести  не  мог. 
- Да,  и  выдал  пассаж  про  длину  моих  ног, - фыркнула  я, - дурак!  Делать  больше  нечего? 
- Решил  позабавиться, - хохотнул  Дима, - кстати,  флешка  у  меня.  Я  разломал  у  твоего  зама  все  компьютеры,  и  надавал  тумаков.  Он  явно  не  ожидал,  что  на  него  нападут,  да  и  я  малость  переборщил,  так  двинул  ему,  что  сам  в  первый  момент  испугался.  У  него  сотрясение  точно  есть,  и  шейные  связки  растянул. 
- Замолчи! – зашипела  я,  но  поздно.  Связь  была  слишком  хорошая,  и  Модест  Львович  всё  услышал.  Он  отставил  чашку,  и  с  интересом  посмотрел  на  меня. 
- В  следующий  раз  башкой  думать  будет, - засмеялся  Дима, - малыш,  я  тебя  хочу.  Прямо  сейчас. 
- Отстань! – сердито  воскликнула  я,  и  вырубила  мобильник, - не 
смотрите  на  меня  так!  Да,  я  мужу  рогов  с  бывшим  мужем 
наставила!  А  ваш  зять  нас  нащёлкал  четырнадцатого  в 
« Мариотте »,  и  хотел  вытурить  меня  отсюда.  Можете  уволить  меня  за  аморальность. 
- Какая  тут  аморальность? – вздохнул  Модест  Львович, - ты  незаменимый  сотрудник. 
- Мне  вот  что  интересно, - протянула  я, - у  вас  есть  дочь,  зять, 
вероятно,  будут  внуки,  а  вы  мне  часть  бизнеса  продали.  Почему? 
- Да  потому,  что  Раиса  тут  же  продаст  журнал,  если  со  мной  что-то  случится.  Понимаешь?  Ей  спорт  неинтересен.  Я  начинал  этот  бизнес  с  нуля,  падал,  поднимался.  И  то,  что  ты  сейчас  видишь,  это  итог  моего  пошатнувшегося  здоровья.  А  ты  пришла  сюда,  объявила  войну  тем,  кто  не  радеет  душой  за  глянец,  с  ходу.  И  Никите  отлуп  дала  с  его  левыми  платёжками.  Ты  не  убежала  из  эфира,  и  вообще,  показала  себя  молодцом.  Я  буду  держать  за  тебя  кулачки,  когда  ты  поедешь  в  Данию.  Я  хочу,  чтобы  ты  стала  бриллиантовым  призёром. 
- Боюсь,  это  нереально, - грустно  улыбнулась  я, - я  только  начинающий  литератор,  а  там  будут  лучшие  акулы  пера  со  всего  мира! 
- Но  по  России  же  ты  выиграла!  И,  знаешь,  какое  у  тебя  основное  качество? 
- Какое? – мне  стало  интересно. 
- Ты  скромная!  Ты  не  твердишь,  что  ты  гениальна,  а,  напротив,  считаешь,  что  занимаешь  чужую  нишу.  И  ты  стараешься,  рвёшься  вперёд,  чтобы  оправдать  восторги  окружающих.  И,  чем  больше  ты  стараешься,  тем  твоё  мастерство  становится  более  отточенным.  Понимаешь? 
- Понимаю, - кивнула  я, - но  мне  страшно  от  этого.  Я  по  жизни  обычный  человек.  Обжорка,  кофеманка,  и  сластёна.  Люблю  курить  сигареты  с  ментолом,  и  заниматься  сексом  со  своим  бывшим  мужем  в  лифте,  и  прочих,  неудобных  местах.  С 
комплексами,  и  аморальностью. 
- Из-за  чего  тебе  комплексовать? – удивился  Модест  Львович, - ты  красива,  как  богиня.  Глаза,  как  у  Клеопатры,  раскосые,  нежная  кожа,  белоснежная,  как  у  аристократки.  Глазищи  в  пол  лица,  губки,  родинка...  Да  тебе,  наверное,  не  одна  женщина  завидует.  А  фигура  чего  стоит! 
- Знали  бы  вы, как  мне  даётся  осиная  талия, - усмехнулась  я, -
это  при  моей  любви  к  шоколаду  и  пирожным!  Вы  даже  не  можете  себе  представить! 
- Ещё  одна  положительная  характеристика, - усмехнулся  Модест  Львович,  а  у  меня  опять  зазвонил  телефон. 
- Тебе  катакомбы  ещё  интересны? – спросил  Дима. 
- Конечно,  интересны, - воскликнула  я. 
- Тогда  приезжай  ко  мне  в  офис, - заявил  он, - сначала  опробуем  на  прочность  мой  стол,  а  потом  займёмся  развалинами. 
- Сейчас  приеду, - пообещала  я,  и  убрала  телефон, - мне  пора, -
и  я,  схватив  пальто  и  сумочку,  выскочила  из  издательства. 
Добралась  я  неожиданно  быстро.  Не  попала  ни  в  одну  пробку,  и  поднялась  к  Диме  в  пустой  офис. 
Его  я  нашла  в  кабинете.  На  столике,  около  дивана,  стояла бутылка  с  шампанским,  ваза  с  фруктами,  пирожные... 
И  повсюду  стояли  канделябры  с  красными  свечами,  букет  белых  роз  в  вазе,  и  я  остановилась  в  дверях,  привыкая  глазами  к  полумраку. 
- Какая  красота, - вздохнула  я. 
- Всё  для  тебя,  моя  сладость, - Дима  обнял  меня,  и  поцеловал за  ушком. 
- Что  там  с  развалинами? – спросила  я. 
- О  развалинах  потом, - он  закрыл  мне  рот  поцелуем... 
Позже  мы  устроились  на  диване.  Дима  вскрыл  шампанское,  мы  выпили  по  бокалу,  и  он  принёс  ноутбук. 
- Что  там? – спросила  я,  отправляя  в  рот  виноградину. 
- Я  был  прав, - вздохнул  Дима, - не  простые  это  катакомбы.  Это  бывшая  химлаборатория.  У  меня  есть  знакомые  сверху,  и     кое-кто  рассказал  мне,  что  там  какие-то  опыты  ставили.  Всё  очень  секретно.  Очевидцы  давно  умерли,  и,  боюсь,  подземелье  до  сих  пор  хранит  свои  секреты. 
- Там  стена  была  замурована, - протянула  я, - давай  её  разберём! 
- Вот,  ты  это  как  себе  представляешь? – усмехнулся  Дима,  подливая  мне  шампанского, - простая  ты  моя!  Мало  ли,  что  там,  за  этой  стеной.  А,  если  она  как-то  защищена?  Хочешь,  чтобы  тебя  кислотой  окатило? 
- Почему,  сразу,  кислотой? – встрепенулась  я. 
- Тогда  газом,  или  ножами, - пожал  широкими  плечами  Дима. 
- У  тебя  нездоровая  фантазия, - фыркнула  я,  и  съела  конфетку. 
- Это  не  у  меня  нездоровая  фантазия,  а  у  тебя  притуплённое  чувство опасности, - парировал  он. 
- Сказал  бы  ты  это  раньше,  я  бы  тебе  быстро  доступ  к  телу  перекрыла, - надулась  я. 
- Только  скажи,  что  я  не  прав, - хмыкнул  Дима, - и  потом,  мы 
не  имеем  права  там  ничего  трогать.  Оно  было  засекречено,  по 
каким-то  причинам  скрыто.  Ни  к  чему  старые  тайны  ворошить. 
- К  твоему  сведению,  старые  тайны – самые  интересные, - воскликнула  я, - Вира  как-то  вскрыла  катакомбы,  значит,  от  кого-то  она  о  них  узнала.  Давай  копать. 
- Всё,  что  угодно,  моя  карамелька,  лишь  бы  ты  не  совала  свой  курносый  носик  в  катакомбы. 
- Наглец! – фыркнула  я. 
- Уж,  какой  есть, - усмехнулся  он, - как  я  твоего  мужа  понимаю.  Ты  без  тормозов.  И  не  вздумай  лезть  туда  одна,  а  то  я  тебя  знаю.  Так,  капец! 
- Что  не  так? – сделала  я  невинные  глаза. 
- Да  я  уже  по  твоему  выражению  лица  вижу,  что  ты  туда  полезешь.  Ладно,  я  попытаюсь  договориться  с  людьми,  чтобы  они  вскрыли  эту  стену.  Лишь  бы  ты  туда  не  лезла. 
- Давай, - воодушевилась  я,  и  взяла  пирожное. 
- У  тебя  на  носу  крем, - засмеялся  Дима,  и  поцеловал  меня  в  нос,  а  меня  залила  краска. 
- Вот  любительница  сладкого, - с  улыбкой  сказал  он, - я  тут  порылся  в  прошлом  Виринеи,  и  появилась  одна  мысль. 
- Какая? – заинтересовалась  я,  измазав  пальцы  своим  любимым,  масляным  кремом. 
- Вира  по  жизни  была  чокнутой.  Не  в  смысле,  сумасшедшая,  а  в  смысле,  бешеная.  Всегда  действовала  на  свой  страх  и  риск,  в  тюрьме  дралась,  и  вдруг,  неожиданный  вираж.  Во  время  последней  отсидки  она  стала  паинькой.  Даже  стала  ухаживать  за  одной  женщиной.  У  той  был  туберкулёз  в  последней 
стадии... 
- Ухаживала  за  туберкулёзной  больной? – вздёрнула  я  брови, - и  не  побоялась? 
- Формы  туберкулёза  делятся  на  открытые  и  закрытые, - пояснил  Дима, - с  открытым  отправляют  на  карантин,  а  закрытые  не  опасны  для  окружающих.  Хотя  они  тоже  микробы  выделяют. 
- Распространённая  болезнь  для  заключённых, - вздохнула  я, - а    как  закрытый  туберкулёз  может  находиться  в  последней  стадии?  Ты  вообще  понял,  что  сейчас  сказал? 
- Я-то  понял,  а  вот  ты,  похоже,  плохо  знакома  с  нюансами  этой  болезни, - усмехнулся  Дима. 
- Вот  уж  чего  мне  для  полного  счастья  не  хватало,  так  это 
ознакомления! – фыркнула  я. 
- А  я  прочту  тебе  маленькую  лекцию,  любовь  моя, - сказал  Дима, - туберкулёз  делится  на  две  формы:  открытые  и  закрытые.  Открытая  форма  опасна  для  окружающих,  человек  постоянно  кашляет,  и  плюётся  кровью,  но  заразить  он  может  только  туберкулёзом  лёгких.  При  закрытой  форме  очаг  заражения  находится  как  бы  в  капсуле,  и  из-за  этого  его  не  берут  некоторые  антибиотики.  Такую  форму  очень  трудно  лечить,  потому  что  сквозь  капсулу  не  пробьёшься,  зато  она  не  опасна  для  окружающих.  Эта  форма  протекает  медленно,  и,  как  ты  понимаешь,  вылечить  её  в  тюремном  лазарете  без  шансов.  У  них  там  ото  всех  болезней  анальгин  и  клизма. 
- Ужасно, - вздохнула  я. 
- Ничего, - процедил  он, - для  маньяков,  педофилов,  и  прочей  пакости,  в  самый  раз. 
- Может,  в  чём-то  ты  и  прав, - протянула  я, - но  они  тоже  люди.  Для  всех  есть  суд  Божий.  Всё  равно  ответят. 
- Это,  да, - кивнул  Дима, - но  вернёмся  к  нашим  баранам.  Вот  в  чём  странность,  Вира  ни  на  шаг  не  отходила  от  больной,  а  потом  вдруг  перестала  воровать. 
- Думаешь,  умирающая  ей  что-то  сообщила? – предположила  я. 
- Думаю,  да, - сказал  Дима, - что-то  кроется  в  этих  стенах.  Но  почему  ты  решила,  что  она  сама  катакомбы  вскрыла?  Может,  её  туда  привезли? 
- Предполагаю, - протянула  я, - а  то  Макс  меня  постоянно  ругает,  что  я  упрусь  рогом  в  одну  версию,  а  другие  не  рассматриваю.  Не  смотри  на  меня  так.  Просто,  понимаешь,  меня  смущает,  что  Вира  знала,  куда  бежать. 
- В  смысле? 
- Она,  раненая,  кинулась  не  на  дорогу,  к  лесу,  в  надежде,  что  там  проедет  какая-нибудь  машина,  а  по  узкой,  неудобной  дороге,  к  посёлку.  Только  аборигены  знают,  что  дорога  ведёт  в  чащу  леса,  а  для  раненой,  она,  согласись,  удобней.  Но  Вира 
помчалась  по  тропке.  Понимаешь? 
- Начинает  доходить, - протянул  Дима,  а  у  меня  зазвонил  телефон. 
- Слушаю, - ответила  я. 
- Привет, - сказала  Нина, - не  могу  ждать,  расскажу  сейчас. 
- Говори, - обрадовалась  я. 
- Кровь  на  рубашке  не  принадлежит  Конфетиной,  я  обнаружила  на  манжетах  остатки  ногтевой  кости,  и  дорогой  лак  розового  цвета.  Кстати,  донесу  до  тебя  шокирующую  новость,  твой  труп  был  серьёзно  болен.  Туберкулёзом. 
- Чем? – ахнула  я,  и,  прикрыв  трубку  ладонью,  прошипела, - значит,  говоришь,  закрытая  форма  не  заразна? 
- Это  нонсенс, - покачал  головой  Дима, - она  не  могла  от  закрытой  формы  заразиться. 
- Как  видишь,  могла, - процедила  я. 
- Викуль,  подожди, - воскликнула  Нина, - от  закрытой  формы  действительно  нельзя  заразиться.  У  неё  разложения  в лёгких,  и  разложения  серьёзные.  Залечить,  конечно,  можно  было,  если  б  схватили  чуток  пораньше.  Впрочем,  и  на  такой  стадии  лечится.  Но  дело  в  том,  что  она  его  не  сама  подхватила,  ей  его  ввели.  Есть  след  от  укола. 
- А  разве  так  можно? – поразилась  я. 
- Конечно.  Взял  вакцину,  и  ввёл.  К  твоему  сведению,  ослабленную  вакцину  вводят  детям.  Не  знаю,  как  тебе,  а  мне  точно  вводили.  Но  ослабленная  не  приносит  вреда,  она  позволяет  выработать  иммунитет.  Хотя,  есть  дети,  к  которым  попадает  палочка  Коха  как  раз  из-за  этих  прививок,  если  слишком  часто  делать.  Но  они,  как  правило,  являются  носителями,  а  не  заражёнными.  Они  могут  и  не  заболеть  никогда,  если  будут  постоянно  на  свежем  воздухе,  и  вести  соответствующий  образ  жизни.  А  Вире  ввели  убойную  дозу.  Понимаешь? 
- Ужас! – прошептала  я, - кому  это  надо?  Зачем  так? 
- Это  тебе  и  предстоит  узнать, - хмыкнула  Нина, - пока, - и  мне  в  ухо  полетели  частые  гудки. 
- Представляешь,  ей  вкололи  эти  микробы, - прошептала  я,  глядя  на  Диму, - зачем? 
- Козлова  Юлия  Степановна, - потёр  Дима  подбородок, - бывший работник  НИИ  имени  Марченко.  Это  НИИ  давно  приказало  долго  жить,  а  сотрудников  раскидали  по  другим  учреждениям.  НИИ  занималось  разработкой  методов  борьбы  с  туберкулёзом,  а  потом  его  прикрыли.  Значит,  произошло  нечто  неординарное,  раз  власти  столь  кардинально  подошли  к  этому  вопросу. 
- Ты  это  о  ком? – сурово  спросила  я. 
- О  зэчке,  за  которой  ухаживала  Вира. 
- Так,  так, - воодушевилась  я, - говори. 
- Я  и  говорю.  НИИ  было  успешным,  имело  спонсоров,  и  вдруг,  прикрыли.  Юлия  Степановна  отправилась  работать  в  институт,  преподавать  химию,  а  потом,  за  кражу  крупной  суммы  денег  отправилась  за  колючку.  Там  у  неё  обнаружили  заболевание,  и  она  умерла.  Будем  выяснять? 
- Конечно,  будем, - воодушевилась  я, - адреса  есть? 
- Есть, - кивнул  Дима, - у  тебя  какие  на  завтра  планы? 
- А,  может,  сейчас? – протянула  я, - большинство  рано  не  ложится,  и  потом,  я  хочу  взять  людей  тёпленькими. 
- Куда  они  денутся  до  завтра? – хмыкнул  Дима,  и  засмеялся, - ты  любопытна,  как  стая  сиамских  кошек.  Пошли. 
Он  помог  мне  надеть  пальто,  и  мы  спустились  в  холл. 
- Сейчас  скажу  Владу,  чтобы  он  отогнал  твою  машину  домой,  сам  тебя  отвезу,  заодно  с  Василисой  пообщаюсь, - Дима  отобрал  у  меня  ключи  от  джипа,  передал  их  охраннику,  а  меня  усадил  в  свой. 
Мы  ехали  молча,  слушая  ретро-песни,  пока  у  меня  не  ожил  сотовый. 
- Привет,  любимая, - это  был  Макс, - как  дела? 
- Чудесно, - лаконично  ответила  я. 
- Что  делаешь? 
- В  данный  момент  еду,  а  что? 
- Я  тоже  еду, - засмеялся  Макс, - вернее,  мы  вот-вот  тронемся. 
- Мы? – сухо  переспросила  я. 
- Поезд  вот-вот  тронется, - уточнил  Макс, - утром  буду  с  тобой. 
- Отлично, - ответила  я. 
- А  что  у  тебя  с  настроением? – спросил  супруг, - ты  какая-то  странная. 
- Всё  в  норме, - процедила  я. 
- Максим  Иванович, - услышала  я  далёкий,  женский  голос, - может,  выпьем  по  бокалу?  Я  принесла  полусладкое  вино  из  вагона-ресторана. 
- Викуль,  до  завтра, - Макс  поспешно  отключился,  а  я  яростно  швырнула  аппарат  в  сумку. 
- Что  такое? – посмотрел  на  меня  Дима. 
- Кобель! – высказалась  я, - я  ему  устрою  пирожки  с  клубникой  и  полусладкое  вино! 
- Макс  чудит?  Впрочем,  имеет  право,  ты-то  ему  рожек 
наставила, - хохотнул  Дима,  а  я  мгновенно  завелась. 
- Заткнись!  Он  обязан  хранить  мне  верность,  а  сам  флиртует  с  коллегой!  И  как  я  не  поняла,  что  что-то  не  так?  Он  всегда  жаловался  на  практикантов,  а  тут  молчит!  Зато  всё  МВД  разбилось  на  два  лагеря,  одни  за  меня,  другие  за  Панкратову,  а  я  узнаю  всё  самая  последняя.  При  чём,  лёжа  под  простынёй,  в  морге. 
- Жаль,  меня  рядом  не  было, - ухмыльнулся  Дима, - в  морге  мы  ещё  не  пробовали... 
- Отстань! – раздражённо  буркнула  я,  и  засмеялась, - вот         дурак! – и  закашлялась. 
- Что  с  тобой?  Простыла? 
- Похоже  на  то, - вздохнула  я,  чувствуя,  как  царапает  горло, - твоя  была  идея,  порезвиться  друг  с  другом  на  качелях. 
- Но  в  катакомбы  лез  не  я, - улыбнулся  Дима, - а  мы  на  холодных  трубах  провалялись  долго.  Это  ты  егозила, - и  он  затормозил  у  подъезда. 
Мы  поднялись  на  второй  этаж,  и  я  нажала  пальцем  на  звонок.  За  дверью  послышалось  шуршание,  а  потом  женский  голос  спросил: 
- Кто  там? 
- Милиция, - и  за  дверью  тут  же  что-то  грохнулось. 
- Удостоверение  покажите, - крикнула  она,  и  я  приложила  липовые  « корочки »  к  « глазку ». 
Потом  загрохотали  замки,  и  дверь  отворилась. 
Женщина  лет  пятидесяти,  с  усталым,  морщинистым  лицом, 
держась  рукой  за  створку,  оглядела  нас  с  ног  до  головы. 
Задержала  взгляд  на  моих  остроносых  сапожках  на  тонкой  шпильке,  и  она,  резко  побледнев,  попыталась  закрыть  дверь. 
Но  Дима  не  дал  ей  этого  сделать,  и  резко,  с  грохотом,  прижал  створку  к  стене. 
- Не  трогайте  меня! – закричала  женщина,  отступая  назад, - я  ничего  не  знаю! 
- Спокойно, - сказала  я,  входя  в  прихожую, - не  надо  шуметь.  Мы  только  хотим  поговорить. 
- Мою  сестру  угробили!  Какие  могут  быть  разговоры? – всхлипнула  женщина. 
- Кто  тут? – вышел  в  прихожею  мужчина, - Ника,  кто  эти  люди? 
- Паша!  Они  убить  пришли  нас! – вращала  глазами  Вероника  Степановна. 
- Вероника  Степановна,  успокойтесь, - ровным  голосом  сказал  Дима, - а  ты,  Ева,  не  пугай  её. 
- Как?  Ева? – диким  голосом  вскричала  женщина,  и  с  размаху  упала  на  стул, - только  не  убивайте!  Не  трогайте  меня!  Не  делайте  этого! 
- Да  успокойтесь  вы, - рассердился  Дима, - чего  вы  так 
испугались?  Я  же  сказал,  мы  пришли  просто  поговорить. 
- Поговорить? – вскричала  женщина, - я  прекрасно  знаю,  что  всем  заправляет  женщина,  и  зовут  её  Ева.  Стильная,  гламурная,  дорого  одетая.  Хотите  сказать,  что  вы  из  милиции?  Да  сапоги  на  вас  стоят  тысячи  долларов, - кивнула  она  мне,  всхлипывая. 
- Да,  сапожки  не  дешёвые, - кивнула  я, - но,  поверьте,  я  не  та  Ева,  о  которой  вы  думаете.  Мы – частные  сыщики,  и  нам  надо  кое-что  выяснить  о  вашей  сестре. 
- Господи!  Когда  же  это  всё  закончится? – всхлипнула  женщина, - как  мне  это  надоело!  Юлька  умерла,  а  я  расхлёбываю, - и  она  залилась  слезами. 
- Успокойтесь, - вздохнула  я. 
- Вам  легко  говорить, - она  захлюпала  носом, - а  всё  время  жду,  что  меня  прикончат.  Молчу,  что  знаю  про  яд... 
- Какой  яд? – насторожилась  я, - быстро  рассказывайте,  что  вам  известно.  Погибли  люди,  и  мы  ищем  преступников. 
- Это  было  давно... – и  она,  сжавшись,  стала  рассказывать. 
Родители  Юлии  и  Вероники  были  химиками-биологами,  и  всю 
свою  жизнь  проработали  на  кафедре,  занимаясь  насекомыми. 
Ездили  в командировки  в  Африку,  поскольку  изучали  редкие  болезни,  переносимые  насекомыми. 
Но  они  не  были  сумасшедшими,  помешанными  на  своей  работе,  и  непременно  желающими,  чтобы  их  дети  пошли  по  их  пути.  Нет,  они  считали,  что  человек  должен  заниматься  тем,  к  чему  у  него  лежит  душа,  и  никогда  не  давили  на  дочерей. 
И  дочери  решили  пойти  на  медицинский. 
Веронику  влекла  стоматология,  и,  выучившись,  она  стала 
хорошо  зарабатывать,  и  неплохо  устроилась  в  жизни. 
Юлия  же  выбрала  лечебное  дело,  и  отправилась  на  другой  факультет.  На  пульмонолога. 
Для  тех,  кто  не  знает,  пульмонолог – врач,  занимающийся  органами  дыхания.  Он  лечит  бронхит,  астму,  и  туберкулёз  в  том  числе.  У  Юлии  была  идея  фикс – помочь  туберкулёзным  больным,  и  она  стала  с  усердием  учиться. 
С  блеском  закончила  первый  мединститут,  потом  аспирантура... 
Вероника  помнит  тот  день,  когда  Юлия,  совершенно  счастливая,  прибежала  домой. 
- Ты  и  представить  себе  не  можешь,  что  сегодня  произошло! – воскликнула  она,  с  восторгом  глядя  на  сестру. 
- Что  случилось? – удивилась  Ника. 
- Меня  берут  в  спец  НИИ,  занимающийся  разработкой  лекарства  от  туберкулёза! – воскликнула  Юлия, - там  всё  очень  секретно,  и  я  больше  ничего  не  расскажу. 
Юлии  очень  нравилось  работать  в  НИИ,  домой  она  приходила,  сияющая,  а  потом  пути  сестёр  разошлись. 
Нику  один  клиент,  ужасно  боявшийся  стоматологов,  пригласил  на  свидание  после  удачно  запломбированного  зуба,  и  вскоре  она  переехала  к  нему. 
Родила  один  за  другим  трёх  сыновей,  дочку,  и  жила  совершенно  счастлива  с  мужем.  Но,  пока  не  появилась  Юлия. 
Сёстры  давно  не  общались,  и  вид  зарёванной  Юли,  стоящей  на  пороге,  ввёл  Нику  в  ступор. 
- Что  такое? – испуганно  спросила  она, - что  ты  ревёшь? 
- Я  больше  не  могу! – взвыла  Юлия,  и  упала  на  колени, - не   могу!  Я  хотела  людей  спасать!  Что  я  получила  в  итоге? 
- Что? – испуганно  отступила  Ника. 
- Кошмар! – простонала  Юлия. 
- Да  расскажи  же  ты  толком! – воскликнула  Ника,  подняла  сестру  с  пола,  и  ввела  в  квартиру, - что  происходит? 
- Нельзя! – простонала  Юля,  падая  на  диван, - нельзя!  Они  меня  убьют!  Отравят! 
- Господи! – перекрестилась  Ника, - да  ты  можешь  внятно  объяснить,  что  ты  натворила? 
- Я  вовремя  не  поняла,  какой  это  кошмар,  и  во  что  я  ввязалась, - и  Юлия  зарыдала,  а  Ника  внезапно  поняла,  что  та  изрядно  пьяна. 
- Тебе  надо  проспаться, - сказала  она  сестре. 
- Да, - подняла  та  совершенно  безумные  глаза, - заснуть,  а,  проснувшись,  понять,  что  всё  произошедшее  было  кошмарным  сном, - и,  закатив  глаза,  она  упала  ничком. 
Утром  Юля  пришла  в  себя,  мучаясь  головной  болью,  и  Ника  стала  её  расспрашивать. 
- Не  могу  я  рассказать, - вздохнула  она, - иначе  меня  просто  убьют. 
- Сейчас  ты,  вроде  бы,  не  пьяная, - покачала  головой  Ника, - а говоришь  ерунду. 
- Никакая  это  не  ерунда, - заплакала  Юля, - я  тебе  всё  расскажу,  только  никому  ни  слова,  а  то  они  тебя  просто  уберут.  Им  это  ничего  не  стоит. 
- Кому – им? – спросила  Ника,  и  Юля,  глотая  слёзы,  стала  рассказывать. 
Юля  поначалу  была  просто  счастлива,  когда  её  приняли  на  работу.  Хороший  коллектив,  милое  руководство. 
Тем  более,  её  назначили  заведующей  отделением. 
И  всё  было  просто  отлично,  пока  Юля  не  узнала  о  существовании  спецотделения. 
Она  мыла  руки  в  уборной,  и  вдруг  услышала  голоса  из-за  двери. 
- Эх,  Рит,  как  я  завидую,  если  бы  ты  знала, - услышала  она  голос  Лины,  девушки,  сидевшей  на  ресепшен, - для  чего  я  столько  училась?  Чтобы  просиживать  на  звонках  целыми  днями? 
- Сколько  ты  училась? – фыркнула  Маргарита,  заведующая  одного  из  отделений, - девятилетка  и  медицинское  училище?  Да  тебе  только  уколы  можно  доверять  ставить  без  последствий,  и  то,  я  не  уверена,  что  последствий  не  будет.  А  ты  в  науку  захотела!  Да  ещё  в  спецотдел!  Туда  только  аспирантов  мединститута  берут! 
- А  я  чем  хуже? – захлюпала  носом  Лина, - почему  всяким  ботаникам  всюду  дорога  открыта,  а  нормальным,  классным  девчонкам – нет? 
- Нет  в  тебе  ничего  классного, - холодно  парировала          Маргарита, - ты  просто  глупая  курица,  возомнившая  себя  профессором.  Учти,  ещё  будешь  ныть,  вообще  уволим.  Отправишься  в  районную  больницу  клизмы  ставить. 
- Всё  понятно! – неожиданно  звонким  голосом  вдруг  сказала  Ангелина, - вы  просто  беситесь,  что  вас  туда  не  берут,  и  другим  пути  перекрываете. 
- Вот  дурища! – воскликнула  Маргарита,  и,  стуча  каблуками,  удалилась. 
Юля  весь  день  себе  места  не  находила.  Она  прекрасно  расслышала,  что  в  спецотдел  можно  попасть  только  с  высшим  образованием,  а  у  неё-то  оно  было. 
А  на  следующий  день  она  оказалась  вместе  с  Маргаритой  и Ангелиной  в  лифте. 
- Здравствуйте,  Юлия  Степановна, - вдруг  чётко  сказала  Маргарита,  и  та  поперхнулась. 
Дело  в  том,  что  Маргарита  была  не  простым  человеком.  Её  родители – очень  влиятельные  люди  из  министерства,  устроили  дочку  сюда  по  блату. 
Она  была  одного  возраста  с  Юлией,  но  та  всегда  с  опаской  смотрела  на  высокую,  стройную,  красивую  девушку,  очень  дорого  одетую. 
По  тем  временам  купить  стоящую  вещь  было  трудно,  а  Маргарита  всегда  ходила  в  изящном,  шёлковом  костюме  чёрного  цвета,  потряхивая  смоляным  хвостом  на  затылке. 
Стучала  тонкими,  чёрными,  лакированными  шпильками,   и пахла  французскими  духами. 
- Здравствуйте, - сдавленно  проговорила  Юлия. 
- Мне  поручено  с  вами  поговорить, - сказала  Маргарита, - насколько  я  знаю,  вы  закончили  лучший,  медицинский  ВУЗ  страны. 
- Да, - кивнула  Юлия, - аспирантура,  бакалавриат,  и  магистратура. 
- Тогда  вы  тот  человек,  которого  нам  как  раз  не  хватает  в  спецотделе, - сказала  Маргарита,  взяла  Юлию  под  локоток,  и  вышла  с  ней  из  лифта. 
Юля  сначала  не  поверила  своим  ушам,  потом  впала  в  шоковое  состояние,  и  только  позже,  очухавшись,  чуть  до  потолка  не  подпрыгнула  от  счастья.   
Оказавшись  в  спецотделе,  Юля  была  счастлива  до  предела,  но  потом  она  вдруг  поняла,  что  там  творится  что-то  неладное. 
Нет,  сначала  она  просто  работала,  погрузившись  в  науку  с  головой. 
Ей  было  очень  интересно  работать  под  началом  у  Маргариты  и  Антона  Павловича,  учёного,  профессора,  а  потом  ей  стало  страшно,  когда  она  подслушала  разговор  своих  наставников. 
Она  искала  в  архиве  кое-какие  бумаги,  и  вдруг  услышала  шаги.  Она  не  хотела  подслушивать,  и,  уже,  было,  ступила,  чтобы  показаться  на  глаза  пришедшим,  она  замерла,  как  вкопанная. 
То,  что  она  услышала,  заставило  её  прирости  к  полу. 
- Так  больше  не  может  продолжаться! – зло  воскликнула  Маргарита, - мне  надоели  эти  трупы! 
- Маргошенька,  солнышко, - зачастил  Антон  Павлович, - но  ведь  это  ты  во  всём  виновата! 
- Что? – вскричала  Маргарита,  и  сбавила  тон, - интересно,  в  чём  это  я  виновата?  В  том,  что  вы  чёрте  что  тут  разрабатываете,  а  невинные  люди  страдают? 
- Да  ты  пойми,  нельзя,  чтобы  эта  информация  просочилась.  А,  если  не  хочешь,  чтобы  новенькая  догадалась,  следи  за  ней  в  оба  глаза. 
- Зачем  вы  вообще  предложили  Козлову  на  эту  должность  поставить? – прошипела  Маргарита, - она  перспективная,  умная,  и  мне  её  жалко...  Мне  их  всех  жалко! – и  до  замершей  от  ужаса  Юлии  донеслись  судорожные  всхлипывания. 
- Марго,  успокойся, - воскликнул  Антон  Павлович, - если  подобным  занимаешься,  нужны  стальные  нервы.  И  мы  должны  сделать  всё,  чтобы  вытурить  её  отсюда.  Следи  за  ней,  пусть  деньги  зарабатывает,  а  я  потом  по  своим  связям  попытаюсь  устроить  её  преподом  в  первый  медвуз.  Отличная  будет  карьера.  Эх,  Маргаритка,  о  людях  ты  думаешь,  а  о  себе  в  последнюю  очередь.  Надеешься,  что  она  тебя  пощадит?  Никто  из  нас  в  живых  не  останется.  У Евы  длинные  руки. 
- Знаю, - глухо  отозвалась  Маргарита. 
- Зато,  знаешь,  какие  деньги  мы  заработаем? 
- Думаете,  на  том  свете  они  нам  понадобятся? – горько  усмехнулась  Маргарита. 
- Не  нам,  так  детям.  У  меня  дочка  о  МГИМО  мечтает,  и  стажироваться  в  Америке.  Это  шанс. 
- Своими  жизнями, - прошептала  Маргарита, - я  бы  предпочла  живого  отца  рядом,  а  не  стажировку  за  счёт  его  жизни. 
- Маргаритка,  ты  пойми,  что  нам  из  этого  болота  не 
выбраться,  а  так,  хоть  дети  добром  вспомнят.  Мы  можем  тут  сколько  угодно  воду  в  ступе  толочь,  но  это  ничего  не  изменит.  Ты,  главное,  следи,  чтобы  Юлия  лишнего  не  узнала,  и  не  сболтнула  где. 
- Я  прослежу, - глухо  ответила  Маргарита,  послышались  шаги,  стук  шпилек,  и  в  архиве  всё  смолкло. 
Юлия  стояла,  ни  жива,  ни  мертва.  Она  не  знала,  что  ей  делать,  и  как  поступить.  Но  одно  она  знала  точно,  если  она  проговорится,  от  неё  избавятся.  При  чём  кардинально. 
И  с  этого  дня  отношение  Маргариты  к  ней  изменилось. 
Если  раньше  Юлия  работала  одна,  то  теперь  Маргарита  стала  её  неотъемлемым  компаньоном. 
Юлию  это  даже  стало  раздражать,  и  она  набралась  смелости,  и  однажды  в  лоб  спросила  Маргариту,  что  происходит  в  спецотделе.  В  глазах  Маргариты  заплескался  ужас. 
- Откуда ты  знаешь? – прошептала  она,  глядя  на  Юлию  расширенными  от  ужаса  глазами, - откуда? – вскричала  она,  вцепившись  ей  в  плечи, - какого  чёрта?  Ты  хоть  понимаешь,  что  это  не  шутки? 
- Чтобы  понять,  шутки  это,  или  не  шутки,  надо  для  начала  знать,  о  чём  речь! – воскликнула  Юлия, - может,  вы  мне  объясните? 
- Ты  сошла  с  ума? – воскликнула  Маргарита, - ты  хоть  понимаешь,  во  что  встреваешь?  Да  ни  черта  ты  не   понимаешь! – вскричала  она, - идиотка!  Зарабатывай  деньги,  и  помалкивай!  А  то  тебе  будет  плохо!  Я  обещаю  тебе  сногсшибательную  карьеру  учёного,  будешь  преподавателем.  Только,  умоляю,  молчи. 
- Это  почему  же  я  должна  молчать? – прищурилась  Юлия, - я  имею  право  знать,  что  тут  происходит.  Я  терпеть  не  могу  всякий  криминал!  Что  стало  с  той,  что  работала  тут  до  меня? 
- Не  важно, - отвела  глаза  Маргарита. 
- Что  значит – не  важно? – разъярилась  Юлия, - немедленно  отвечайте! 
- Хватит  тут  орать! – вышла  из  себя  Маргарита, - давай  встретимся  вечером,  на  нейтральной  территории,  и  там  поговорим. 
Договорившись  о  месте  встречи,  каждая  занялась  своими 
делами.  День  шёл  своим  чередом,  и  к  концу  дня  Маргарита 
вышла  из  комнаты,  где  они  занимались  работой. 
Юлии  она  сказала,  что  пошла  за  какими-то  бумагами,  и  пропала  на  целый  час. 
Девушка  уже  стала  беспокоиться,  и,  когда  услышала  топот,  выглянула  в  коридор.  По  коридору  бежали  люди,  Юлия,  быстро  заперев  комнату,  бросилась  вместе  с  ними. 
Возле  архива  скопилось  немало  народу. 
Первым  она  увидела  Антона  Павловича.  Он  стоял,  зажав  рот  рукой,  а  из  глаз  его  текли  слёзы.  Юлия  от  неожиданности  оторопела.  А  в  глазах  его  сквозили  боль  и  страх. 
Юлия  шагнула  вперёд,  и  тут  же  попятилась  назад,  сбив  со  стола  папки,  и  в  ужасе  сев  на  него. 
На  полу,  с  ножом  в  животе,  лежала  Маргарита. 
В  раскрытых  чёрных  глазах  отражалось  отчаянье,  шпильки  были  подвёрнуты,  а  изящный,  шёлковый  костюм  разорван. 
На  коленях,  лодыжках,  запястьях,  и  шее  были  видны  ссадины  и  лиловые  синяки. 
- Как  же  так? – прошептала  Юлия, - что  тут  произошло? – и  Антон  Павлович,  схватив  её  за  запястье,  вытащил  в  коридор. 
- Что  ты  знаешь? – прошипел  он, - Маргарита  тебе  о  чём-нибудь  говорила? 
- Она  обещала  мне  что-то  рассказать  сегодня, - сдавленно  проговорила  Юлия, - я  слышала  ваш  с  ней  разговор  в  архиве.  Я  не  хотела  подслушивать,  это  случайно  получилось,  не  успела  рассекретиться,  а  потом  перепугалась.  Она  всё  это  время  от  меня  не  отходила,  и  я  не  выдержала,  и  потребовала  от  неё  правды.  Я  хотела  знать,  от  чего  меня  оберегают... 
- Господи!  Зачем? – воскликнул  Антон  Павлович, - ты  хоть  понимаешь,  что  ты  и  себе  смертный  приговор  подписала  и  Маргариту  погубила?  Она  защитить  тебя  хотела,  и  в  результате  её  убили! 
- Кто  это  сделал? – спросила  Юлия, - скажите  мне,  кто  это 
сделал? 
- Ты  дура? – воскликнул  обычно  интеллигентный  профессор, - жить  надоело?  Хотя...  Ты  теперь  точно  не  жилец!  От  тебя  теперь  точно  избавятся,  Марго  неспроста  убили.  Ей  не  дали  сказать  тебе, - и  он,  развернувшись,  быстро  пошёл  по  коридору. 
Потом  приехала  милиция. 
Сотрудники  правопорядка  оцепили  место  происшествия,  стали 
изучать  его,  а  Юля  сидела  у  себя в  комнате,  глядя  в  одну  точку.  Ей  было  нестерпимо  жаль  Маргариту. 
Покончив  с  осмотром,  следователь  перешёл  к  допросам,  и  вскоре  подошёл  черёд  Юлии. 
- Мне  сказали,  что  последнее  время  в  основном  вы  контактировали  с  убитой, - сказал  Валерий  Михайлович,  испытующе  глядя  на  девушку, - скажите,  у  неё  были  разногласия  с  мужчинами? 
- Разногласия  с  мужчинами? – безмерно  удивилась  Юлия, - а  я  откуда  знаю? 
- Вы  же  работали  вместе, - напомнил  следователь, - может,  она  с  вами  делилась  сердечными  переживаниями?  Или  говорила,  что   к  ней  пристают? 
- Ничего  такого, - растерянно  проговорила  Юлия,  не  совсем  понимая  сути  вопроса.  При  чём  тут  амуры? 
А  следователь,  заметив  растерянность  и  удивление  девушки,  пояснил: 
- Перед  тем,  как  зарезать  вашу  коллегу,  убийца  её  изнасиловал.  Вы  же  видели,  она  вся  в  синяках.  Бедняжка  сопротивлялась  из  последних  сил.  Поэтому  я  и  спрашиваю  про  сердечные  переживания.  Никто  о  ней  ничего  не  может  сказать.  Все  твердят,  что  она  была  холодной,  никого  себе  в  душу  не  пускала,  ни  с  кем  ни  дружила.  Держала  чёткую  дистанцию.  У  меня  была  надежда  только  на  вас. 
- Извините,  но  я  вас  разочарую, - вздохнула  Юлия, - Маргарита  и  со  мной  была  такая.  Холодная  и  неприступная.  Говорила  только  о  делах.  Я  не  расспрашивала,  я  считала  удачей  работать  под  её  началом,  и  даже  немного  боялась  её. 
- Почему? – заинтересовался  Валерий  Михайлович. 
- Ну...  она  такая...  французские  духи...  роскошная  одежда... – промямлила  Юлия, - говорили,  что  она  дочка  какого-то  чиновника,  отсюда  и  роскошный  облик...  Это  было  сродни 
уважению. 
- Кажется,  я  понимаю, - кивнул  следователь, - на  вас  морально  давил  её  шикарный  облик? 
- Да, - кивнула  Юлия,  судорожно  сглотнув слюну. 
- Если  бы  Маргарита  не  была  изнасилована,  я  бы  подумал,  что  это  вы  решили  от  неё  избавиться, - выдал  следователь,  а  Юлия  опешила. 
- Да  вы  что? – вскрикнула  она, - что  вы  себе  напридумывали? 
- Я  не  напридумывал,  я  сделал  вывод  на  основе  вашего  поведения, - холодно  парировал  следователь, - вы  нервничаете,  дёргаетесь. 
- А  вам  не  приходит  на  ум,  что  у  меня  свои  проблемы? – воскликнула  Юлия, - а  тут  ещё  и  Маргариту  убили.  Я  считала  её  высококлассным  специалистом,  невзирая  на  её  молодость,  и  уважала.  Мне  её  искренне  жаль...  А  тут  вы  со  своими  подозрениями! 
- Вы  тут  мне  не  указывайте! – воскликнул  следователь. 
Он  помолчал,  и  продолжил: 
- Может  быть,  вы  расскажете  правду? – устало  спросил  он. 
- Какую? – побледнела  Юлия. 
- В  этом  вашем  институте  странные  дела  творятся, - продолжая  буровить  девушку  взглядом,  сказал  Валерий  Михайлович, - до  этого  у  вас  убили  женщину,  которая  сидела  на  вашем  месте.  Зарезали  в  подъезде,  когда  она  возвращалась  домой.  Давайте  поговорим,  и  желательно  откровенно.  Убийства  похожие,  только  на  этот  раз  преступник  не  удержался,  слишком  уж  Маргарита  была  красивой,  и  изнасиловал  её.  Вы  хоть  понимаете,  что  вы  следующая  в  списке?  Дело  в  этом  институте,  я  знаю,  но  пока  ничего  понять  не  могу. 
- Я  тоже  ничего  не  понимаю, - тихо  проговорила  Юлия,  и  осеклась, - то  есть  того,  всё  тут  в  порядке! 
- Вы  два  трупа  считаете  порядком? – прищурился  Валерий  Михайлович. 
- Я  ни  о  чём  ни  в  курсе, - холодно  ответствовала  Юлия, - и  ничего  не  знаю. 
- Всё  с  вами  ясно, - вздохнул  следователь,  вынул  лист  из  барсетки,  что-то  черкнул,  и  протянул  Юлии, - вы  свободны. 
Юлия  сложила  лист,  и,  убрав  его  в  карман,  вышла  из  комнаты. 
У  себя  она  развернула  бумагу.  На  листке  был  номер  телефона. 
Но,  решив  не  терять  времени  даром,  Юлия  спросила  у  Лины,  кто  был  на  её,  Юлии,  месте,  прежде. 
Ангелина  была  первая  сплетница  в  институте,  и  Юлия,  осторожно  начала  разговор. 
- У  нас,  что  ни  день,  то  происшествие, - сказала  она, - сначала 
мою  предшественницу  уволили,  теперь  ещё  хуже,  Маргариту 
убили. 
- Вот  ужас-то! – кивнула  Ангелина,  и  по  огню  у  неё  в  глазах  Юлия  поняла,  что  нашла  верный  источник  информации, - только  с  чего  вы  взяли,  что  вашу  предшественницу  уволили?  Она  умерла! 
Юлия  замерла  с  открытым  ртом,  стараясь  как  можно  естественнее  изображать  страх  и  ужас. 
- Как – умерла? – с  округлившимися  глазами  спросила  Юлия. 
- Представляешь,  зарезали  её, - жарко  зашептала  Ангелина, - тут  вообще  что-то  странное  твориться,  я  давно  поняла. 
- Что  именно? – испуганно  спросила  Юлия,  а  Ангелина  насторожилась. 
- Что  это  ты  интересуешься? – подозрительно  спросила  она. 
- Страшно  мне, - вздохнула  Юлия, - меня  следователь  напугал.  Говорит,  что  я  могу  быть  следующей  жертвой.  Только  я  ничего  не  понимаю,  и  от  того  испугалась. 
- Есть,  от  чего  испугаться, - кивнула  Ангелина,  разглядывая  свои  ногти, - Алевтина  Ивановна  здесь  долго  проработала.  А    потом  пришёл  следователь,  и  стал  всех  допрашивать.  Кстати,  тот  же,  что  и  сегодня.  Бежали  бы  вы  отсюда,  они  чем-то  незаконным  занимаются. 
- Чем? – насела  на  неё  Юлия,  а  Ангелина  нагнулась  над  стойкой,  и  зашептала: 
- Они  что-то  с  разработками  творят!  Что,  я  не  знаю,  но  там  у  них  полная  секретность. 
Больше  Ангелина  ничего  не  знала,  а  Юлия  получила  информацию  к  размышлению. 
Следователю  она  пока  решила  не  звонить,  а  разобраться  сама  в  случившемся.  Юлия  всегда  была  человеком  честным  и  добрым,  и  хотела  справедливости. 
Первым  делом  она  стала  следить  за  тем,  что  делают  с 
разработками,  и  вскоре  застала  Антона  Павловича, 
занимающегося  погрузкой  колб. 
Проследив  за  ним,  она  узнала  о  подвале,  и  решила  спуститься  туда.  Она  выждала  момент,  и,  выяснив  шифр,  ночью  пробралась  внутрь. 
То,  что  она  увидела,  повергло  её  в  шок.  Всюду  стояли  анализы,  колбы,  лежали  бумаги. 
Она  целый  час  просидела  там,  изучая  документы,  и,  наконец, 
поняла,  чем  занимался  спецотдел.  Они  разрабатывали  специальные  яды,  и,  если  ввести  такой  человеку,  тот  заболевал  туберкулёзом,  при  чём  закрытой формой. 
Закрытая  форма,  как  известно,  наиболее  опасна  для  заболевшего,  и  безопасна  для  окружающих.  Её  можно  вылечить,  но,  если  симптомы  долго  не  проявляются,  от  этого  делается  только  хуже. 
И  они  вывели  яд,  который  поражал  бы  лёгкие  туберкулёзом,  но  не  проявлялся  бы  до  критического  момента.  Но,  хуже  всего,  что  разработчики  испытывали  яды  на  живых  людях... 
Юлия  долго  не  могла  поверить  в  реальность  происходящего,  и, скопировав  кое-какие  бумаги,  она  бросилась  к  следователю  с  просьбой  о помощи. 
- Я  должна  вам  кое-что  рассказать, - сказала  она,  позвонив  Валерию  Михайловичу  следующим  вечером. 
- Наконец-то! – вздохнул  тот, - я  думал,  вы  не  созреете. 
- Я,  правда,  ничего  не  знала  на  тот  момент,  но  теперь  многое  выяснила,  и  молчать  не  могу.  Давайте  встретимся. 
- Завтра,  как  закончите  работу,  приезжайте  в  отделение, - сказал  Валерий  Михайлович. 
Но,  когда  она  приехала  в  отделение,  сержант  с  мрачным  видом  сказал,  что  Валерия  Михайловича  нет,  и  больше  не  будет. 
- Но  у  меня  с  ним  очень  важный  разговор! – упорствовала  Юлия, - позовите  его! – но  её  вытолкали. 
На  улице  Юлия  набрала  номер  Валерия  Михайловича,  и  долго  вслушивалась  в  длинные  гудки. 
- Слушаю, - ответил  заспанный  голос. 
- Можно  Валерия  Михайловича?  Это  важно! 
- Не  надо  сюда  больше  звонить, - тихо  сказала  ей  девушка, - Валерия  Михайловича  больше  нет,  его  зарезали  сегодня  утром  в  подъезде, - и  в  ухо  оцепеневшей  Юлии  полетели  короткие 
гудки. 
- Теперь  ты  понимаешь? – подняла  она  глаза  на  сестру, - я  не  знаю,  что  мне  делать!  Это  ужас! 
Вероника  сама  оцепенела  от  страха,  и,  взяв  с  неё  слово  о  молчании,  Юлия  уехала. 
Прошёл  месяц,  сёстры  не  созванивались,  а  потом  Юлия  опять  внезапно  приехала. 
- Наш  НИИ  закрыли, - сказала  она  сестре, - всё  так  неожиданно.  Наверное,  что-то  почуяли,  и  поспешили  свернуть  удочки. 
- А  ты  куда  теперь? – спросила  Ника. 
- В  первый  мед, - вздохнула  Юлия, - откупиться  хотят,  но  я-то  опять  подслушала,  и  знаю,  куда  они  вывезли  всё.  Подслушала  и  выследила.  Дойду  я  до  милиции.  А  Ева  получит  по  заслугам.  Столько  людей  загубить! 
Но  до  милиции  Юлия  не  дошла.  Веронике  позвонили,  и  велели  прийти  в  милицию. 
Как  оказалось,  Юлия  украла  деньги  в  институте. 
Да  и  следователь  вёл  себя  странно.  Задавал  наводящие  вопросы,  и  создавалось  впечатление,  словно  его  не  конкретное  преступление  волнует,  а  пресловутое  НИИ. 
Но  Вероника  держалась,  и  о  НИИ  ни  слова  не  проронила,  а  Юлия  ей  потом  на  суде  потихоньку  сказала,  перед  тем,  как  её  увели: 
- Мне  теперь  конец.  Видимо,  они  решили  к  себе  внимание  не  привлекать,  зарезав  и  меня,  но  в  последнее  время  я  чувствую  страшное  недомогание.  Они  ввели  мне  яд. 
- Глупости! – воскликнула  Ника, - ты  выйдешь  из  тюрьмы,  и  всё  будет  хорошо. 
- Боюсь,  уже  не  выйду, - тихо  сказала  Юлия, - никому  ни  о  чём  не  рассказывай,  правду  лучше  зарыть.  Слишком  уж  страшная  она.  И  из  тюрьмы  я  не  выйду. 
Вероника  ещё  надеялась,  ездила  на  свидания,  но  Юлия  угасала  на  глазах,  и  вскоре  умерла. 
Ника  не  знала,  чему  верить,  и  потому  молчала,  испугавшись. 
Она  смахнула  слёзы,  и,  уставившись  на  нас,  прошептала: 
- Это  всё,  что  мне  известно.  И  я  ужасно  боюсь.  Что  мне  делать?  Если  до  них  дойдёт,  что  я  знаю,  они  меня  убьют.  Это  такие  люди,  которые  ни  перед  чем  не  остановятся.  Двух  человек  в  архиве  убили,  и  меня  прикончат.   
- Лучше  пока  молчите  о  том,  что  знаете, - вздохнула  я,  и 
посмотрела  на  Диму, - пойдём, - а  Нике  протянула  визитку, -
позвоните,  если  что. 
На  улице  пошёл  снег  с  дождём,  Дима  поспешил  открыть  машину,  и  мы  устроились  в  салоне. 
- Что-то  тут  не  так, - сказала  я,  задумчиво  глядя  на  непогоду, - я  за  что-то  уцепилась  взглядом  у  неё  в  квартире,  но  никак  не  могу  понять,  что  мне  не  нравиться.  Знаешь,  что  я  думаю? – поглядела  я  на  него. 
- Что  нам  срочно  надо  « пуговку »  сделать, - вздохнул  он,  а  я  поперхнулась. 
- Ты  всерьёз  думаешь?... – перепугалась  я. 
- Только  предполагаю, - вздохнул  Дима, - подумай  сама,  всё  крутится  вокруг  этих  катакомб,  которые,  кстати,  очень  странные. 
- Да,  я  о  том  же  подумала, - протянула  я, - эта  странная  кладка...  Думаю,  там  хранятся  разработки  ядов. 
- Меня  ещё  кое-что  беспокоит, - посмотрел  на  меня  Дима, - мы  разворошили  осиное  гнездо,  и  они  теперь  и  на  нас  покушаться  могут.  Кто-то  же  закрыл  нас  в  подземелье. 
- Это  играет  нам  на  руку, - улыбнулась  я, - пусть  думают,  что  мы  там  погибли. 
- Катакомбы  огромные, - продолжил  Дима, - пусть  думают,  что  мы  там  сгинули.  Какие  твои  следующие  соображения  относительно  этого  всего? 
- Какую  мою  следующую  бредовую  идею  будем  воплощать  в  жизнь,  ты  хотел  сказать? – прищурилась  я. 
- Ты  сама  это  сказала, - ухмыльнулся  Дима,  а  я  пихнула  его  локтём. 
- Ну,  ты  у  меня  схлопочешь!  И  я  кофе  хочу!  И  шоколадку!   
- Держи, - он  вынул  из-под  сиденья  термос  с  кофе, - твой  любимый  ристретто. 
- Ты  что  это? – удивилась  я. 
- Специально  для  тебя, - улыбнулся  он, - а  шоколадку  я  тебе  куплю, - он  вышел  из  машины,  и  перебежками  бросился  к  ларьку. 
Я,  потягивая  вкуснейший  кофе,  наблюдала  за  ним. 
Дима  простоял  у  ларька  две  минуты,  и  вернулся,  весь  запорошённый  снегом. 
- Держи,  любовь  моя, - и  он  протянул  мне  две  белых  шоколадки,  и  две  чёрных,  зная  моя  пристрастия,  а  так  же  пачку  вафель,  орешки  в  кокосовой  обливке,  и  миндаль  в  шоколаде.   
- Ты  душка, - обрадовалась  я,  захрустев  вафлями, - фу,  гадость. 
С  джемом! 
- Я  же  просил  с  шоколадом, - возмущённо  воскликнул  Дима. 
- Да  ладно,  плевать, - отмахнулась  я, - всё  равно  они  старые, - и  я,  закинув  вафли  в  сумку,  распаковала  шоколадку, - хоть  шоколад  ничего.  Вот,  сейчас  подкреплюсь  сладким,  и  выдам  тебе  очередную  бредовую  идею, - и  я  весело  засмеялась. 
- По  части  бредовых  ты  у  нас  мастак, - усмехнулся  он, - знаешь, 
я  окольными  путями,  чтобы  тебя  это  не  коснулось,  попробую  докопаться  до  катакомб. 
 - Каким  образом? – удивилась  я. 
- Дам  знать,  кому  надо.  Не  пойдут  же  они  полоскать  всех  подряд!  Нам  сейчас  важно  найти  тех,  кто  всем  этим  руководит. 
- Как  ты  думаешь,  для  чего  эти  яды  разрабатывались? – протянула  я.   
- Предполагаю,  что  для  киллерства, - вздохнул  Дима. 
- Ужас  какой! – воскликнула  я,  отломив  кусочек  от  шоколадки,  и  отправив  в  рот, - слушай,  а  у  меня  идея. 
- Шоколад  так  благотворно  подействовал  на  мозг? – ухмыльнулся  Дима. 
- Шоколад  на  мозг  не  действует, - улыбнулась  я, - это  источник  меланина  и  сератонина,  он  мозг  « расплавляет »,  а  рыба,  наоборот,  придаёт  ума. 
- Понятно  теперь,  почему  ты  столько  жирной  рыбы  лопаешь, - засмеялся  Дима, - своего-то  ума  нет! 
- Мерзавец! – вскрикнула  я,  и  стала  колотить  его  по  широкой  груди, - негодяй! 
- Вот  я  тебя  сейчас, - он  схватил  меня  в  объятья,  и  стал  покрывать  поцелуями, - какая  ты  вспыльчивая! 
- А  ты  думал! – и  я  затихла  в  его  сильных  руках. 
- Так  что  за  идея? – спросил  он. 
- Найди  этого  тёзку  Чехова,  профессора  из  НИИ. 
- Думаю,  Антон  Павлович  уже  умер, - вздохнул  Дима, - столько  времени  с  тех  пор  прошло!  Или  убили,  как  Маргариту,  или  сам  концы  откинул.  От  старости.  Попробую  разузнать,  но  ничего  не  гарантирую. 
- Так,  что  дальше? – нахмурилась  я, - меня  вот  ещё  что  волнует.  Как  заразилась  Вира? 
- Ведь  твоя  Нина  сказала,  что  ей  вкололи  вакцину.  Думаю,  тут 
не  о  чем  переживать.  Но  фиг  его  знает,  давай  проверимся.  Чёртовы  катакомбы!  Я  молчу,  мой  сладкий,  но  злость  моя  весьма  красноречива. 
- Заткнись! – ласково  процедила  я. 
- Язва! – буркнул  он, - ладно,  я  мужчина,  и  должен  быть  увереннее.  Но  меня  твоя  безответственность  пугает!  Я,  кажется,  начинаю  понимать  твоего  Макса,  и  остальных. 
Полезла  чёрте  куда,  меня  потащила!  Я  с  тобой  спячу! 
- Что  ж  ты  возишься  со  мной? – прищурилась  я. 
- Потому  что  люблю! – он  бросил  на  меня  неприязненный  взгляд,  и  разжал  тиски, - я  сегодня  просто  обомлел,  когда  увидел  тебя  на  экране.  Ты  была  такая  сексапильная.  Долго  репетировали? 
- Ха!  Это  был  прямой  эфир,  и  сплошная  импровизация!  Модест  Львович  срочно  вызвал,  потому  что  Риту  Нермолаеву  буквально  из  студии  увезли  рожать. 
- Ева,  солнце  моё,  ты  самое  настоящее  чудо! – воскликнул  Дима,  схватил  меня  в  объятья,  и  стал  целовать. 
- Что  ты  делаешь? – смеялась  я. 
- Ты  лучшая, - вздохнул  он,  а  я  положила  голову  ему  на   плечо, - меня  поражает  твоя  талантливость,  твой  ум,  твоя  красота,  твой  характер. 
- Отвези  меня  домой, - попросила  я, - что-то  я  устала. 
- Оно  и  не  удивительно, - улыбнулся  Дима,  и  повернул  ключ  в  зажигании,  а  я  продолжила  грызть  шоколадку. 
Непогода  разбушевалась  ещё  хлеще,  стал  дуть  ветер,  но  в  просторном  джипе  было  уютно,  и  я  стала  клевать  носом. 
- Стой! – вдруг  вскричала  я,  и  Дима  резко  тормознул. 
- Что  опять? 
- Мне  в  аптеку  надо, - сказала  я, - срочно. 
- Что-то  болит? – испугался  Дима. 
- У  Макса  скоро  заболит, - злорадно  воскликнула  я. 
- Так! 
- Быстро  в  аптеку! – скомандовала  я, - я  буду  мстить! 
- Я  что-то  начинаю  переживать, - пробормотал  Дима,  припарковался  у  ближайшей  аптеки  и  мы  вошли  внутрь. 
- Добрый  день, - нагнулась  я  к  окошечку  кассы, - мне  нужен  очень  сильный  афродизиак.  Очень  сильный.  Лучше  в  порошке. 
- А  что  это  такое? – округлила  глаза  пожилая  продавщица. 
- Возбудитель, - пояснила  я, - для  полового  влечения. 
- Вот  развратница! – воскликнула  старушка, - и  не  стыдно? 
- А  чего  стыдиться-то? – удивилась  я, - я  женщина  замужняя. 
- В  наше  время  за  аморальность  тебя  из  комсомола  бы  выгнали! 
- Невелико  счастье! – фыркнула  я. 
- Да  тебя  за  такие  слова  сослали  бы! – пошла  пятнами 
старушка. 
- Слушайте,  ваше  какое  дело? – вмешался  Дима, - отпустите  нам  препарат,  а  не  устраивайте  дебаты.  Ваше  дело – финансовую  сторону  поднять,  а  не  рассуждать  об  аморальности. 
- Что  за  время  пошло! – покачала  головой  женщина, - думают  только  о  деньгах  и  разврате! – и  бросила  упаковку, - тысяча  пятьсот. 
- Ещё  слабительное,  очень  сильное,  и  сто  штук  презервативов. 
- Сколько? – оторопела  пожилая  женщина. 
- Сто  штук, - повторила  я, - изделие  номер  два,  если  вам  непонятно. 
- Да  мне  понятно, - она  странно  на  меня  посмотрела,  и  принесла  требуемое. 
- А  сколько  бинтов  нужно,  чтобы  замотать  человека,  как  мумию? – задумчиво  спросила  я. 
- Мумию? – поперхнулась  фармацевт. 
- У  меня  тяжёлый  случай, - ухмыльнулась  я, - хотя, - посмотрела  я  на  Диму, - думаю,  я  найду  в  морге  бинты. 
- Откуда  в  морге  бинты? – хмыкнул  Дима, - я  сильно  сомневаюсь,  что  покойникам  перевязку  делают. 
- А  челюсть  связать? – я  сдвинула  брови, - у  мертвецов  расслабляются  сфинкеры,  и  челюсть  уезжает. 
- Как  в  « Звонке »? – заинтересованно  спросил  Дима. 
- Почти, - кивнула  я, - и,  чтобы  челюсть  не  закостенела,  её  связывают,  и  она  застывает  в  нужном  положении.  Так  как? – посмотрела  я  на  продавщицу,  которая  уже  порядком  струхнула,  слушая  нас. 
- Что? – испуганно  спросила  она. 
- Бинтов  дайте.  Стерильных. 
К счастью,  она  не  стала  уточнять,  зачем  мне  в  морге  стерильные  бинты,  но  посмотрела  на  меня,  как  на  помешанную.  Впрочем,  меня  и  так  принимают  за  психопатку,  и,  боюсь,  когда  я  выкину  этот  номер,  генерал  лично  вызовет  для  меня  санитаров  со  смирительной  рубашкой  и  носилками.   
- Благодарю  вас, - церемонно  сказала  я,  расплатилась,  и  мы  вышли  на  улицу. 
- Что  ты  задумала? – спросил  Дима, - давай,  признавайся. 
- Отомстить  я  задумала, - сквозь  зубы  процедила  я, - потом  объясню, - села  в  машину,  и  зевнула. 
- Спишь? – посмотрел  на  меня  Дима,  и  перевёл  взгляд  на  дорогу,  а  я  залюбовалась  его  сосредоточенным  профилем. 
- Засыпаю, - зевнула  я, - поздно  уже, - и  я  глянула  на  часы. 
Времени  уже  было  около  двенадцати. 
- Василинка,  наверное,  уже  спит, - сказала  я. 
- Ничего.  Передашь  ей  от  меня  игрушку, - улыбнулся  Дима. 
Но  Василинка  не  спала. 
Во  всём  доме  горел  свет.  Иван  Николаевич  читал  мой 
спортивный выпуск,  устроившись  на  диване,  Анфиса  Сергеевна   
вязала  крючком,  а  Василинка  играла  на  рояле. 
- Папа! – закричала  она,  вскакивая  с  места,  и  бросаясь  к  Диме. 
- Почему  она  до  сих  пор  не  в  постели? – удивилась  я. 
- Нуцико  уехала  в  город, - вздохнула  Анфиса  Сергеевна, - в  какой-то  круглосуточный  магазин  за  приправами.  Решила  завтра  нас  каким-то  блюдом  побаловать.  Василису  оставила  на  Сашу,  а  та  её  не  слушается.  Октябрина  Михайловна  вот-вот  должна  приехать,  а,  когда  мы  попытались  её  уложить,  стала  вопить  на  одной  ноте.  В  результате  проснулись  Лиза  с  Леней,  и  Саша  ушла  их  успокаивать.  Сейчас  они  вернётся,  и  уложит  её. 
- Она  уже  уложилась, - сказал  вдруг  Дима,  и  я,  повернувшись,  увидела,  что  Василинка  заснула  у  него  на  руках. 
- Пошли, - Дима  стал  подниматься  по  лестнице,  а  я,  оставляя  по  дому  мокрые  следы  от  сапог,  за  ним.  Анфиса  Сергеевна  хотела,  было,  что-то  сказать,  но  махнула  рукой. 
Я  первая  вбежала  в  комнату  дочки,  раскрыв  ему  дверь,  и  откинула  одеяльце  на  кровати.  Дима  уложил  Василинку,  которая  была  уже  в  пижаме,  и  укрыл  пледом. 
- Пошли, - шепнул  он  мне,  поставив  на  кровати  плюшевого,  розового  зайца, - мороженое  уберёте  в  холодильник. 
- Какое,  на  фиг,  мороженое? – возмутилась  я,  закрывая  дверь, - вот,  узнает  Нуцико,  что  ты  Василинку  мороженым  кормишь,  выскажет  тебе  всё,  что  думает.  При  чём  на  повышенных  тонах.  Кстати,  она  учит  Василинку  грузинскому. 
- Прикольно, - засмеялся  Дима, - а  как  успехи  в  музыке? 
- Отлично, - улыбнулась  я, - ей  всё  легко  даётся. 
- Главное,  чтобы  она  не  решила,  что  всё  даётся  легко, - вздохнул  Дима, - чтобы  не  загубила  свой  талант  и  себя. 
- Никогда! – лучезарно  улыбнулась  я, - моему  деду  тоже  всё 
легко  давалось,  но  он  не  останавливался,  не  сдавался,  и  до  сих  пор  оттачивает  мастерство.  Хотя  оттачивать  уже  некуда. 
- Слушал  его  недавно  по  французскому  каналу.  Он  звезда, - Дима  помолчал,  и  я  поняла,  что  он  хочет  спросить. 
- Они  не  созванивались, - вздохнула  я. 
- Я  чувствую  себя  виноватым, - Дима  отвёл  глаза, - а  ты?  Ты  общаешься  с  ним? 
- Нет,  я  номера  не  знаю, - горько  протянула  я, - мама  его 
вычеркнула  из  жизни,  сказала  только,  что  он  в  Литве. Я 
скучаю  по  нему. 
- Пойдём, - Дима  стал  спускаться  по  лестнице, - угостишь  кофе? 
- Конечно, - и  мы  вошли  на  кухню. 
Но,  едва  я  налила  нам  кофе,  вынула  из  холодильника  эклеры,  и  соорудила  Диме  бутерброды  с  ветчиной,  на  кухню  вбежал  Иван  Николаевич  с  несвойственной  для  его  возраста  и  полноты  скоростью.  Волосы  стояли  дыбом. 
- Вика,  это  что  было? – спросил  он  свистящим  голосом. 
- А  что  случилось? – удивилась  я,  пригубив  кофе. 
- Мне  только  что  позвонили  бывшие  коллеги,  и  с  явным  злорадством  сообщили,  что  моя  невестка  изображает  на  экране  секс-бомбу, - а  Дима  захлебнулся  кофе,  и  закашлялся. 
- Что-что? – удивилась  я, - Иван  Николаевич,  а  вы  сегодня  не   смотрели  « Калейдоскоп  спорта »?  Вы  же  любите  эту  передачу. 
- Нет.  Не  успел, - признался  мой  свёкр, - работа  замотала.  Но 
Риточка  Нермолаева  мне  очень  нравится,  только  последнее  время  она  заметно  пополнела. 
- Вот  именно! – воскликнула  я, - канал,  по  которому  идёт  эта  передача,  принадлежит  Модесту  Львовичу.  Риту  срочно  увезли  в  роддом,  а  Модест  Львович  в  панике  вызвал  меня,  и  впихнул  в  кресло  ведущей.  При  чём  в  последний  момент,  за  две  секунды  до  начала,  помощник  сообщил  мне  в  ухо  через  наушник,  что  передача  в  прямом  эфире.  Как  меня  кондрашка 
не  хватил,  не  знаю! 
- Ничего  себе! – протянул  Иван  Николаевич, - завтра  утром  обязательно  посмотрю  повторение  на  работе.  Макс  будет  в  шоке! 
- Ева  просто  молодчина, - улыбнулся  Дима, - профи  высокого  полёта. 
- Совсем  захвалили, - проворчала  я,  откусывая  от  эклера, - всё,  я 
падаю.  Спать  пошла.  Чао, - схватила  очередной  эклер,  и  отправилась  в  спальню. 
Доев  сладкое,  я  вымыла  в  ванной  руки,  и  приняла  душ. 
Вынула  из  гардеробной  коротенькую  ночнушечку,  красную,  шёлковую,  и  забралась  под  одеяло. 
В  окно  я  увидела,  как  Дима  отъезжает,  зевнула,  и  натянула  на  себя  шёлковую  простынь. 
Что  же  всё-таки  происходит?  Кому  надо  убивать  Виру? 
Бывшая  зечка  узнала  что-то,  что  ей  не  предназначалось,  и 
была  убита.  Думаю,  что  в  подземелье  вывезли  бумаги  из  того  НИИ,  пытались  замести  следы  после  произошедшего,  испугались  разоблачения. 
Быстренько  убрали  всех  свидетелей,  Маргариту,  ту  женщину,  которая  была  на  должности  Юлии  до  неё,  и,  предполагаю,  Антона  Павловича  тоже  не  пожалели. 
Да,  такие  люди  шутить  не  любят. 
Если  они  убивали  людей  за  деньги,  проводили  опыты  на  живых...  Бомжи  тоже  люди,  и  не  всегда  они  были  бомжами,  жизненная  ситуация  вынудила.  Конечно,  сейчас  немало  придурков,  которые  идут  бомжевать  по  доброй  воле,  но  это  не  означает,  что  их  запросто  можно  лишать  жизни. 
Такие  уроды  свидетелей  не  пожалеют... 
Что-то  я  совсем  запуталась. 
С  одной  стороны  Вира,  снующая  по  подземелью,  с  другой,  Марфа. 
Я  отчаянно  пыталась  собрать  мысли  в  кучу.  Сон  улетучился,  а  за  окном  бушевала  метель.  Как  хочется  тепла!  Хотя,  я  могу  в  любую  минуту  купить  билет  на  острова,  и  махнуть  с  мужем  в  синюю  даль. 
С  мужем!  Вспомнив  о  Максе,  мне  сразу  же  захотелось  придушить  его.  Мерзавец! 
Я  ему  устрою  концерт  по  заказу!  Не  позволю  флиртовать  с
женщинами!  В  следующий  раз  башкой  будет  думать,  когда  ему  очередная  мамзель  на  шею  станет  вешаться,  а  не  причинным  местом. 
Кипя  от  негодования,  я  схватила  телефон,  и  набрала  номер  Лизы  Коротковой,  своей  давней  знакомой. 
С  Лизой  я  знакома  давно,  и  она  садовод-любитель. 
У  неё  всегда,  в  любое  время  года,  можно  купить  свежие 
овощи  и  ягоды,  и  сейчас  мне  нужна  клубника. 
Лиза  ложится  всегда  очень  поздно,  и  сейчас  она  колдует  в  своих  теплицах. 
- Привет,  Викуль, - весело  отозвалась  Лиза, - как  делишки? 
- Лучше  всех, - весело  сказала  я, - мне  нужны  ягоды.  Клубника  и  малина. 
- А  земляника?  У  меня  замечательная  садовая  земляника,  настоящая  вкусняшка. 
- Давай  и  землянику, - сказала  я. 
- Хорошо,  утром  снаряжу  карьера. 
- Слушай, - воодушевилась  я, - заодно  пришли  мне  клубничных  пирожных. 
- Может,  лучше  торт? – спросила  Лиза. 
- Давай  пять, - разошлась  я, - у  нас  народу  много,  а  твои  торты  все  любят.  Пришли  сейчас. 
- Сейчас? – удивилась  Лиза. 
- Да,  ягода  мне  нужна  срочно. 
- Ладно, - удивлённо  протянула  Короткова, - задам  последний  на  сегодня  выезд  курьеру.  Пока, - и  она  отключилась. 
А  я  задремала.  Прошло  не  так  уж  много  времени,  когда  телефон  ожил,  и  я,  помотав  головой,  стряхивая  остатки  сна,  взяла  трубку. 
- Эвива  Леонидовна,  тут  к  вам  курьер  какой-то, - сказал  десантник, - говорит,  сладости  какие-то  привёз.  Только  кто  ж  торты  по  ночам  развозит?  Я  его  в  будку  завёл,  и  вам  звоню. 
- Всё  верно,  пропусти  его,  он  мне  клубнику  привёз. 
- Ладно,  сейчас  пропущу, - а  я  положила  трубку,  и  бросилась  вниз. 
- Что-то  вы  больно  поздно  печь  надумали, - сказал  курьер, 
отдавая  мне  пакеты. 
- В  самый  раз, - сказала  я,  и  пошла  на  кухню,  готовить  пироги. 
Тесто  я  сделала  без  дрожжей,  так  быстрее,  а  потом,  с 
помощью  шприца,  ввела  в  пять  пирогов  афродизиак,  а  в  один  слабительное.  Эти  пироги  я  сразу  убрала  в  сумку,  чтобы  никто  из  домашних  не  съел  случайно,  остальные  накрыла  полотенцем,  и  ушла  спать. 
Утром  началось  со  звонка  Генриха. 
- Привет,  подруга, - сказал  он, - я  тебе  там  бланки  скинул,  посмотри.  Мне  там  кое-что  не  нравится. 
- А  при  чём  тут  я? – я  порядком  удивилась,  села  на  кровати,  и  облокотилась  о  подушки, - профессиональный  юрист  просит  юридического  совета  у  театроведа?  Ничего  смешнее  в  жизни  не  слышала. 
- Всё  равно,  глянь,  за  кого  держат  русских  эти  французские  юристы. 
- Всё  настолько  неприкрыто? – удивилась  я. 
- Откровенное  издевательство, - вздохнул  Генрих, - за  кого  они  нас  считают?  За  лохов? 
- Судя  по  всему, - согласилась  я, - ничего,  тут,  главное,  сначала  повестись,  а  потом  показать,  что  мы  тоже  не  лыком  шиты.  И  поговорить,  непосредственно,  с  автором.  Я  уже  неплохо  знаю  французский,  зубрю  его  день  и  ночь,  а  так  же  испанский. 
- Значит,  объясниться  сумеем, - сказал  Генрих, - ты  молодец,  основательно  к  делу  подходишь. 
Бланки  я  всё  же  посмотрела,  и  только  языком  цокнула,  взглянув  на  условия.  Похоже,  агент  того  писателя  хочет  содрать  с  нас  крупную  сумму. 
Закрыв  ноутбук,  я  быстро  приняла  душ.  Надела  сильно  декольтированный  пиджак,  ярко-жёлтый,  с  чёрной  отделкой,  и   ярко-красную  юбку  типа  годе. 
Взяла  леопардовые  сапожки  на  тонкой  шпильке,  леопардовое  пальто,  красный  шарф  и  сумочку,  и  спустилась  вниз. 
- Викуля,  а  откуда  у  нас  взялись  пироги? – удивлённо  спросила  Анфиса  Сергеевна, - просто  чудеса  какие-то. 
- Это  я  напекла  ночью, - призналась  я, - не  спалось,  и  я  решила  немного  похозяйничать  на  кухне. 
- Ну,  Викуля! – протянула  Анфиса  Сергеевна, - садись,  ешь  овсянку.  Ты  какая-то  нервная, - покосилась  она  на  меня, - кстати,  Макс  уже  приехал. 
- И  где  он? – всполошилась  я. 
- На  работе.  С  вокзала  сразу  поехал  в  управление.  Держи 
пирожные, - она  вынула  из  холодильника  вкуснейшие  шоколадные,  с  лимонными  цукатами,  пирожные. 
Позавтракав,  я  пришла  в  замечательное  расположение  духа,  и,  не  забыв  про  пакет  с  пирогами,  выскочила  на  улицу,  на  ходу  запахивая  пальто. 
Ну,  держись,  мой  милый  супруг!  Сейчас будет  тебе  Армагеддон! 
В  МВД  я  летела  на  всех  парусах,  и,  устроившись  на  парковке,  заперла  свой  « Сузуки »,  и  вошла  в  здание. 
Дежурные  меня,  конечно,  знают,  как  облупленную,  и  потому  пропустили  без  проволочки.  Поднявшись  на  второй  этаж,  я  прошла  по  коридору,  и  резко  толкнула  дверь  кабинета. 
Макса  внутри  не  было.  Зато  была  девушка  лет  тридцати,  симпатичная,  но  какая-то  серая.  Блондинка,  русая,  что  при  мне  вообще  непозволительно,  с  голубыми  глазами.  Да  и  вообще,  она  больше  походила  на  эдакую  матрёшку.  Я  замерла, 
вцепившись  пальцами  в  косяк. 
- Добрый  день, - сказала  девушка  миловидным  голоском, - младший  лейтенант  Панкратова,  Варвара  Васильевна.  Чем  могу  помочь? 
- А  Максим  Иванович  где? – прищурилась  я. 
- Максим  Иванович  у  Матвея  Григорьевича, - сказала  Варвара, - расскажите  мне  свою  проблему. 
- Мою  проблему  может  решить  только  Максим  Иванович, - буркнула  я,  и  плюхнулась  на  стул, - подожду.  Пирожка  хотите? 
- Пирожка? – удивилась  Варвара. 
- Съешьте,  а  то  обижусь, - и  я  протянула  ей  пирог, - ешьте,  а  то  истерить  буду.  А,  если  выкинете,  пожалуюсь  кое-кому 
« сверху ». 
- Господи! – ахнула  Панкратова, - вы  больная,  что  ли? – и  она,  практически  не  жуя,  проглотила  выпечку. 
Чувствуется,  радости  ей  это  не  доставило,  но  ведь  она  ещё  не  в  курсе,  где  очнётся  через  несколько  часов... 
А  я  вынула  зеркальце,  и  стала  внимательно  себя  разглядывать. 
- Как  вы  считаете,  я  красивая? – посмотрела  я  на  Панкратову,  и  та  опешила. 
- Женщине  трудно  судить... – пролепетала  она. 
- Действительно, - кивнула  я, - просто  у  меня  столько 
поклонников,  и  все  охапками  роз  закидывают.  Замуж  зовут, 
даже  трое  детей  не  останавливает,  грозятся  своих  сделать. 
- Так  закрутите  с  кем-нибудь  роман, - робко  предложила  Панкратова. 
- Я  замужем! – рубанула  я  с  плеча,  а  Панкратова  закашлялась. 
- Мужа  люблю,  а,  если  какая-нибудь  белобрысая  стервочка  покушается  на  моё  счастье,  изощрённо  извожу.  Со  мной  вообще  лучше  не  связываться.  Я  однажды  соперницу  до 
больницы  поколотила,  владею  приёмами. 
Панкратова  даже  рот  открыла  от  изумления. 
Она  явно  хотела  ещё  что-то  сказать,  но  в  этот  момент  распахнулась  дверь,  и  вошёл  Макс. 
- Наконец-то  я  вижу  любимого  супруга! – воскликнула  я, - я  так  соскучилась! – и,  вскочив  с  места,  обвила  его  шею  руками,  и  страстно  поцеловала,  оставив  у  него  на  губах  алую  помаду. 
- Викуля,  солнце  моё! – воскликнул  Макс,  крепко  обняв  меня  за  талию, - откуда  ты  свалилась? 
- Узнала  от  любимой  свекрови,  что  мой  любимый  муж  приехал,  и  сразу  сюда.  Я  тебе  собственноручно  пирогов  испекла. 
- Вик,  а  что  происходит? – нахмурился  Макс. 
- Просто  соскучилась, - промурлыкала  я,  и  повернулась  к  бледной  Варваре, - оставьте  нас  одних,  пожалуйста. 
- Вика! – ахнул  Макс,  а  Панкратова,  покраснев  до  кончиков  своих  белобрысых  волос,  выскочила  за  дверь. 
- Вик,  ну,  что  ты  себе  позволяешь? – укоризненно  спросил  Максим. 
- Когда  позволю,  любимый,  мало  тебе  не  покажется! – рявкнула  я, - мерзавец!  Всё  МВД  говорит,  что  Панкратова  тебя  охмурить  хочет,  и  ещё  спорят!  Разве  что  тотал  не  устроили!  Хотя,  наверное,  уже  устроили. 
- Чего? – вытаращил  глаза  Макс. 
- Не  тупи! – рявкнула  я,  и  со  злостью  скинула  со  стола  Варвары  все  бумаги,  а  для  верности  ещё  каблуками  по  ним  проехалась, - пусть  восстанавливает,  сучка! 
- Чего? – тупо  повторил  Макс,  и  я  озверела. 
- Того,  любимый! – заорала  я,  теряя  остатки  самообладания, - все  говорят,  что  она  тебя  тут  пирожками  с  клубникой  кормит!  А  я  лично  слышала  по  телефону,  что  она  тебя  вино  зазывала  пить!  Не  придуривайся!  Ты  всегда  жалуешься  на  своих  студентов,  а 
тут  молчок!  С  чего  бы  это? 
- Просто  Варя  милая,  исполнительная,  умная,  и  без  инициативы, - пожал  плечами  Макс, - не  лезет,  куда  не  просят,  ничего  не  портит  на  месте  происшествия,  и  чётко  выполняет  предписанные  инструкции.  Чего  мне  на  неё  жаловаться?   
- Умная  блондинка  рядом  с  моим  мужем! – ахнула  я,  с  ужасом  посмотрев  на  супруга. 
- Вика,  уймись! – покачал  головой  Макс,  а  я  метнулась  к  сумке. 
- Ешь! – сунула  я  ему  в  руки  пакет  с  пирогами, - сейчас  же  ешь!  С  этого  дня  ты  будешь  только  мои  пироги  есть!  Не  смей  прикасаться  к  её  выпечке!  Понял? 
- Совсем  озверела? – буркнул  Макс,  но  от  пирогов  не  отказался,  и  в  один  присест  слопал  выпечку. 
- Чао! – воскликнула  я,  и  вылетела  из  кабинета,  провожаемая  недоуменным  взглядом  Макса. 
На  лестнице  я  налетела  на  Варвару,  которая  в  это  время  несла  булочку  с  повидлом  и  компот. 
Фруктовый  напиток  тут  же  оказался  на  её  светло-бежевой  кофточке,  девушка  ахнула,  а  я  пролетела  мимо,  громко  стуча  каблуками. 
В  машину  я  села,  злая,  как  не  знаю  кто,  и  вынула  из  сумочки  телефон. 
- Слушаю, - ответил  Дима. 
- Приезжай  к  МВД, - сказала  я, - я  тебя  жду. 
- Сейчас  буду, - хмыкнул  Дима,  и  отключился,  а  я  откатила  машину  на  задний  двор,  чтобы  в  глаза  не  бросаться. 
Пока  Дима  ехал,  я  печатала  статью,  сидя  в  машине,  и  вздрогнула,  когда  раздался  лёгкий  стук  по  стеклу. 
- Забирайся, - открыла  я  переднюю  дверцу. 
- Нужна  помощь? – спросил  Дима. 
- Помощь  мне  всегда  нужна, - ответила  я, - я  одна  эту  кобылу  не  подниму. 
- Какую кобылу? – не  понял  мой  любимый  мачо. 
- Хочу  отомстить  Панкратовой,  она  за  Максом  бегает, - сказала  я, - я  напоила  её  снотворным,  а  ты  вызовешь  её,  и  оттащишь  в  морг. 
- Зачем? – забеспокоился  Дима. 
- Не  бойся,  расчленять  я  её  не  буду, - ухмыльнулась  я,  и 
набрала  номер  дежурного, - позови  Панкратову  Варвару  Васильевну,  и  уговори  её  выйти  на  улицу. 
Дима  покосился  на  меня,  и  взял  трубку. 
- Добрый  день, - сказал  он, - мне  очень  нужно  поговорить  с  Панкратовой  Варварой  Васильевной.  Я  подожду, - прошло  минуты  две,  и  Дима  опять  заговорил, - Варвара  Васильевна?  У  меня  очень  серьёзное  дело.  Меня  шантажируют,  и  мне  нужна  помощь.  Нет,  войти  внутрь  я  не  могу,  не  хочу  подвергать  опасности  своих  родных.  Выйдите,  пожалуйста,  на  улицу.  Да,  хорошо, - и  он  протянул  мне  мобильник. 
- Отлично, - обрадовалась  я. 
- Чему  ты  радуешься,  дурёха? – хмыкнул  Дима, - думаешь,  она  тут  вырубится? 
- А  ты  думаешь,  нет? – забеспокоилась  я. 
- Смотри  и  учись, - Дима  вышел,  что-то  поделал  в  своей  машине,  и  пошёл  к  дверям. 
Он  едва  успел  спрятаться,  и  тут  же  на  улицу  выскочила  Варвара. 
Я  и  глазом  моргнуть  не  успела,  как  Дима  зажал  ей  рот  рукой,  она  дёрнулась,  и  обвисла  у  него  на  руках. 
Он  подхватил  девушку  на  руки,  а  я,  прихватив  пакеты,  выскочила  из  машины. 
- Ты  чем  это  её? – спросила  я,  открывая  дверь  морга. 
- Хлороформом, - сказал  Дима,  входя  внутрь  здания. 
Я  шла  впереди,  открывая  ему  двери,  и  кивнула  на  прозекторский  стол. 
- Сюда  её, - и  Дима  положил  её  на  стол, - малыш,  что  ты,     всё-таки,  что  ты  собралась  с  ней  делать? 
- Ничего  хорошего, - ухмыльнулась  я,  и  стала  стаскивать  с  неё  одежду. 
Дима  с  недоверием  смотрел  на  меня,  и,  даже,  кажется,  с  опаской.  Оставив  Варвару  в  одном  нижнем  белье,  я  вынула  из  пакета  целую  бутылку  зелёнки,  надела  перчатки,  и  стала  поливать  нахалку  зеленью.  Брови  Димы  поползли  вверх. 
- На  смотри  на  меня,  как  Ленин  на  буржуазию! – рявкнула  я,  бросив  на  него  косой  взгляд, - походит  месяц  русалкой,  надолго  запомнит.  Пусть  ищет  себе  девственника  на  факультете  прикладной  математики,  а  не  за  моим  мужем  гоняется! 
- Ты  всерьёз  думаешь,  что  на  математических  факультетах 
одни  девственники? – Дима  смеялся  одними   глазами. 
- Во  всяком  случае,  у  Марата  на  лекциях  я  видела  полно  парней  с  кожными  проблемами  на  лице. 
- Вовсе  необязательно,  чтобы  все  математики  были  девственниками,  бывают  и  исключения, - покачал  головой  Дима,  а  я  скомандовала: 
- Переверни  её. 
Я  измазала  всю  Варвару  зелёнкой.  Лицо,  руки,  волосы...  А  потом  вынула  бинты,  и  опять  же,  с  помощью  Димы,  замотала  её  по  рукам  и  ногам  в  мумию. 
Потом  рванула  на  себя  ящик  холодильной  камеры,  и  взвизгнула,  увидев  молодого  парня,  бледного,  и  с  жуткой  раной  на  шее. 
- Психопатка! – высказался  Дима, - даже  на  том  свете  людям  от  тебя  покоя  нет!  Ты  чего  задумала?  Она  там  околеет! 
- Я  выключу  холод, - улыбнулась  я, - давай,  в  ящик  её. 
Дима  посмотрел  на  меня,  как  на  больную,  но  всё-таки  уложил  Варвару  в  камеру,  а  я  отключила  доступ  холода,  чтобы  она  в  самом  деле  не  окочурилась. 
И  на  этом  я  закончила  свою  месть,  и  мы  вышли  из  морга. 
- Слушай,  а  афродизиак-то  зачем  тебе  нужен  был? – спросил  вдруг  Дима,  остановившись  около  машины. 
- Макса  накормила, - ухмыльнулась  я, - и  слабительного  ему  тоже.  Пусть  наруливает  круги  по  уборной! 
- Я  даже  боюсь  представить,  что  ты  можешь  сделать,  если  будет  реальная  измена, - покачал  головой  Дима. 
- Кастрирую! – рявкнула  я, - тупым  ножом  и  без  анастезии! 
- Офигеть! – захохотал  Дима. 
- Смейся,  смейся, - пробурчала  я, - тебя  могла  бы  ждать  та  же  участь! 
- Я  бы  не  стал  флиртовать  с  другой  девушкой,  когда  рядом  такая  богиня,  как  ты, - вздохнул  он,  и  взял  мою  руку  в  свои  ладони.  Поцеловал  каждый  пальчик... 
- Одну  минуточку,  Дим, - воскликнула  я, - что  там  с  нашим  делом?  Ты  что-нибудь  интересное  узнал? 
- Как  я  и  сказал,  Антон  Павлович  умер,  правда,  от  старости.  Ничего  криминального,  и  никаких  болезней,  просто  сердце  остановилось. 
- Ясно, - вздохнула  я, - тупик. 
- Почему  же  тупик? – улыбнулся  Дима, - знаешь,  с  кем  нам  надо  пообщаться? 
- С  кем  же? – заинтересовалась  я. 
- С  лесником. 
- С  каким  лесником? – удивилась  я. 
- А  ты  не  знала,  что  у  вас  есть  лесник? – поднял  бровь  Дима, - он  там  давно,  и  меня  знает. 
- Первый  раз  слышу  о  каком-то  леснике, - протянула  я, - откуда  он  у  нас  взялся? 
- Дорогая,  тут  же  рядом  лес, - Дима  взял  меня  за  руку, - и  лес  этот  огромный,  и  самый  настоящий.  Не  какой-нибудь  лесистый  парк,  или  перелесок,  ясное  дело,  там  должен  быть  лесник.  Я,  когда  охрану  ставил,  разговаривал  с  властями  местной  деревушки,  и  они  сказали,  что  у  них  там  лесник  живёт.  Они  очень  любят  старика,  и  боялись,  что  я  его  оттуда  выпру.  Я  их  успокоил,  что  никого  выгонять  не  собираюсь,  и  тому  старику  даже  дом  построил.  Он  травник. 
- Мило, - протянула  я. 
- Пошли, - Дима  взял  меня  под  руку, - на  моей  поедем. 
- Нет  уж, - не  согласилась  я, - чтобы  Макс  увидел  мою  « Грант  Витару »?  Он  тут  же  вопросом  задастся,  почему  машина  супруги  стоит  около  отделения,  и  куда  сама  жена  подевалась.  Поехали  на  двух  машинах,  а  я  свою  оставлю  у  въезда  в  посёлок, - и  я  мигнула  сигнализацией. 
- Ладно,  рванули, - вздохнул  Дима,  и  мы  поспешили  в  сторону  моего  посёлка. 
Свою  машину  я  в  самом  деле  оставила  у  посёлка. 
Пересела  к  Диме,  и  мы  поспешили  по  только  ему  одному  известной  дороге.  Всё-таки  хорошо,  что  свою  « Сузуки »  я  оставила  около  въезда,  она  довольно  внушительная,  но  Димин  джип  в  сто  крат  больше,  и  массивней. 
Моё  авто  тут  мигом  бы  застряло,  а  « Грант  Чероки »  Димы  прошла  без  проблем,  он  запетлял  между  ёлок,  и  вскоре  мы  подъехали  к  просторному,  одноэтажному  дому. 
Дима  посигналил,  ворота  открылись,  и  мы  въехали  внутрь. 
Было  странно  видеть  этот  дом  посреди  дремучего  леса,  он  был  здесь,  словно  бельмо  на  глазу. 
- Дмитрий,  привет, - вышел  из  дома,  натягивая  спадающие 
штаны,  худощавый  мужчина  среднего  возраста, - о,  какая 
цыпочка  с  тобой!  Сразу  видно,  опасная  женщина. 
- Это  почему? – возмутилась  я. 
- У  тебя  глаза  бешеной  кошки, - улыбнулся  он. 
- Ты  даже  представить  себе  не  можешь,  какой  от  неё  урон  обществу, - хохотнул  Дима, - бешеная  кошка – это  ещё  невинно.  Она  только  что  соперницу,  на  её  законного  мужа  покушающуюся,  в  ящике  морга  заперла. 
- Зачем? – оторопел  лесник,  и  тут  до  него  дошла  двусмысленность  фразы, - в  каком  смысле? 
- Не  в  прямом! – расхохоталась  я, - измазала  зелёнкой,  замотала  в  бинты  мумией,  и  в  ящик  засунула.  Специально  глаза  не  заматывала,  пусть  повизжит  от  ужаса,  когда  очнётся  от  хлороформа. 
- Точно,  не  в  себе! – протянул  ошарашенный  лесник, - а  ко  мне  зачем? 
- Я  веду  расследование, - важно  заявила  я,  и  мне  показалось,  что  лесник  содрогнулся,  услышав  это. 
- Иваныч,  скажи-ка  нам,  ты  тут  ничего  в  округе  подозрительного  не  видел? – спросил  Дима. 
- А  чего  подозрительного? – пожал  плечами  лесник, - я  только  на  выстрелы  реагирую,  лицензию  спрашиваю,  капканы  убираю,  деревенскими жителями  поставленные... 
- Ты  здесь  выстрелы  слышал?  Недавно  тут  человека  убили, - сказал  Дима,  и  Иваныч  отшатнулся. 
- Прелестную  шатеночку  с  синими  глазами? – спросил  он  охрипшим  голосом. 
- Нет,  блондинку  с  синими  глазами, - сказал  Дима, - а  что  за  шатенка?  Давай,  рассказывай,  что  ты  тут  видел. 
- Пошли  в  дом, - и  он  пошёл  вперёд,  а  мы  за  ним. 
Я  спинным  мозгом  чувствовала,  сейчас  мы  что-то  узнаем,      что-то,  весьма  интересное. 
Иваныч  провёл  нас  в  дом,  довольно  просторный,  отделанный  изнутри  под  дерево,  и  от  того  очень  уютный.  Но  только  тут  царил  какой-то  странный,  пряный  запах. 
Кивнул  на  стулья  возле  стола,  а  сам  налил  нам  по  чашке  чая,  и  вынул  банку  варенья. 
- Угощайтесь, - сказал  он,  а  я  нюхнула  то,  что  сначала  приняла  за  чай. 
Это  был  какой-то  пряный  настой,  и  я  уловила  запах 
смородины,  мяты,  липы,  и  ещё  нотки  каких-то  разнообразных  трав. 
- Это  вкусно,  попробуйте, - сказал  Иваныч,  глядя  на  меня,  а  Дима  усмехнулся. 
- Пей,  пей,  козлёночком  станешь! – хохотнул  он,  и  демонстративно  отодвинул  от  себя  чашку,  а  я,  не  желая  обижать  хозяина,  сделала  большой  глоток. 
Потом  я,  правда,  пожалела  об  этом. 
Я  так  и  сидела,  надув  щёки,  как  бурундук,  не  в  силах  проглотить  эту  гадость. 
- И  как  вам? – участливо  спросил  лесник,  а  я,  собравшись  духом,  проглотила  напиток. 
- Замечательно! – выдохнула  я,  икнула,  к  горлу  подкатил  спазм  тошноты,  и  я,  пулей  вылетев  из  дома,  перегнулась  через  перила. 
Завтрак  выскочил  из  моего  желудка  тем  же  путём,  каким  попал  в  него,  и  я  жадно  вдохнула  свежий  воздух. 
Вернувшись  в  дом,  я  села  на  стул,  и  с  опаской  покосилась  на  чашку. 
- Очень  вкусно! – с  энтузиазмом  воскликнула  я. 
- Как-то  не  вяжется  непредсказуемость  с  тактом  и  интеллигентностью! – хмыкнул  Иваныч,  а  Дима  ухмыльнулся. 
- Милая,  что  с  тобой? – иезуитски  спросил  он. 
- Токсикоз  замучил! – бросила  я  на  него  строгий  взгляд, - и,  судя  по  тому,  что  мучает  он  меня  в  особо  жёсткой  форме,  виновник  токсикоза – ты. 
- Ух  ты! – он  не  сводил  с  меня  наглого  взгляда. 
- Уймитесь,  братцы, - вздохнул  Иваныч,  забрал  травяной  настой,  и  поставил  нам  обычный  чай, - чего  вы  цапаетесь?  И  мне  вообще  непонятны  ваши  взаимоотношения.  Вы, - посмотрел  он  на  меня, - вроде  замужем. 
- Замужем, - кивнула  я, - но  мне  штамп  в  паспорте  не  мешает  наслаждаться  жизнью.  Слушайте,  что  вы  насыпали  в  тот  чай? 
- Сушёную  калину, - вместо  Иваныча  ответил  Дима, - знахарь  доморощенный! 
- Калина  вроде  приятно  пахнет, - озадаченно  протянула  я, - а  это  по  запаху  больше  похоже  на  отходы  жизнедеятельности  кошек. 
- Потому  что  она  пропаренная, - пояснил  Дима, - сначала  сушёная  тепловой  обработкой,  а  потом  ещё  и  заваренная. 
- Гадость! – вынесла  я  вердикт,  и  хлебнула  нормального  чая. 
- Что  ты  там  хотел  рассказать? – напомнил  Дима. 
- Вообще,  тут  много  странного  последнее  время  твориться, - пробормотал  Иваныч,  хрустнув  пальцами, - машины  постоянно  дорогие  гоняют.  А  началось  всё  с  той  девчонки  светловолосой. 
- Светловолосой? – подскочила  я, - а  как  она  выглядела?  Можно  поподробнее? 
- Красивая, - пожал  плечами  лесник, - смазливая. 
- Так  красивая  или  смазливая? – уточнила  я. 
- Больше  смазливая, - ответил  Иваныч, - я  сначала  решил,  что  она  просто  тут  катается... 
Девушка  в  голубой  шапочке,  с  распущенными,  светлыми  волосами,  и  прозрачными,  голубыми  глазами  появилась  внезапно.  На  белых  лыжах,  и  в  голубом  комбинезончике. 
Раньше  Иваныч  её  не  видел,  но  решил,  что  девушка  просто 
надумала  позаниматься  спортом,  и  встала  на  лыжи. 
Но  почти  сразу  он  заметил,  что  ездит  девушка  по  одной  и  той  же  траектории,  и,  опять  же,  подумал,  что  она  просто  педантичная. 
Но,  пока  не  увидел,  куда  лыжня  ведёт... 
- К  катакомбам? – уточнила  я. 
- Точно, - кивнул  лесник, - эти  чёртовы  подземелья  здесь  со  времён  усадьбы,  бывший  князь  постарался,  когда  от  крестьян  убегал.  Революция,  всё  такое,  а,  когда  крестьяне  пришли,  чтобы  ограбить  его,  а  в  усадьбе  тю-тю.  Пусто.  Вывез  все  ценности  за  один  день,  и  сам  исчез.  Крестьяне  обозлились,  и  подпалили  усадьбу,  дотла  сгорела,  а  потом  на  этом  месте  посёлок  вырос. 
- Наверное,  на  том  месте,  где  находится  мой  дом,  был  один  из  ходов  из  усадьбы  в  подземелье, - вздохнула  я, - иначе  откуда  эта  система  ответвлений  под  моим  погребом?  Кстати,  милый, - посмотрела  я  на  Диму, - откуда  ты  узнал,  что  мы  через  эти  ответвления  выберемся? 
- Оттуда,  сладкий  мой, - ухмыльнулся  Дима, - я  прекрасно  знал,  что  на  месте  посёлка  была  усадьба  князя  Воронцовского,  про  подземелья  не  слышал,  но,  когда  мы  там  оказались,  сразу  понял,  что  где-то  есть  выход.  Сделал  кое-какие  математические  расчёты  в  уме,  и  готово.  Тем  более,  я  помнил,  что  Федор  тебе  проходы  в  погребе  заделывал. 
- Смотрю,  ты  чересчур  умный, - буркнула  я, - почему  не  сказал  мне,  что  был  князь? 
- А  зачем? – пожал  плечами  Дима, - князь  давно  умер,  зачем  прах  бедолаги  тревожить?  А  ты  способна  потревожить  даже  покойника!  Одного  сегодня  уже  напугала  своим  визгом.  Надолго  запомнит  сумасшедшую  девицу,  по  моргам  шляющуюся. 
- Сейчас  я  тебе  тресну! – пообещала  я, - ни  слова  не  слышу  без  подкола!  Во  всяком  случае,  от  тебя!  Невозможный  тип! 
 - Я  знаю, - кивнул  он, - мы  с  тобой:  два  сапога – пара.  Иваныч,  рассказывай  дальше. 
- Да  дело  в  том,  что,  когда  усадьбу  спалили,  и  все  ходы  замуровали,  или  почти  все,  один  всё-таки  решили  оставить  на  всякий  случай.  Я  тогда  уже  работал,  сторожил  посёлок,  тут  раньше  не  было  сильно  богатых,  в  основном  богема,  а  они  вели  разгульный  образ  жизни,  и  вооружённой  охраной  не  озадачивались,  как  сейчас.  Так  вот,  туда,  вниз,  что-то  привезли,  я  сам  видел.  Руководили  этим  две  женщины.  Довольно  молодые,  лет  тридцать,  одна  яркая  брюнетка,  Марго  её  называли  рабочие,  которые  что-то  таскали.  Я  так  понял,  что  она  всем  руководила,  но  главной  была  другая.  Марго  эта  с  ней  постоянно  шепталась.  Только  Маргарита  добрая  была,  у  неё  в  глазах  ужас  стоял,  а  другая – холодная,  как  ледышка. 
- Вы  что,  близко  туда  подходили? – не  поверила  я  своим   ушам, - да  вы  даже  представить  себе  не  можете,  что  там  за  кошмар! 
- Я  за  ними  в  бинокль  наблюдал,  у  меня  их  два,  морской, 
« Цейсовский »,  и  полевой, - сказал  лесник, - а  потом  в  местном  магазине  встретил.  Марго  очень  красивая,  тёмненькая,  а  другая  всё  время  молчит.  Блондинка,  глаза  голубые,  но  какие-то  безразличные. 
- А  потом? – в  нетерпении  воскликнула  я. 
- А  потом  ни  слуху,  ни  духу.  Правда,  они  ещё  раз  приезжали,  снесли  туда  какие-то  коробки,  и  всё.  Марго  в  тот  раз  я  не  видел,  только  блондинку.  Заперли  подземелья,  и  молчок.  А  я  думаю,  наверное,  какие-то  разработки  там  спрятали,  в  советском  союзе  полно  засекреченных  материалов  было. 
Он  примолк,  а  у  меня  от  ужаса  волосы  на  голове  зашевелились. 
- Дим, - как-то  жалобно  протянула  я. 
- Не  бойся, - кивнул  он, - не  думаю,  что  тут  власти  замешаны,  хотя  политическая  сторона  меня  тоже  не  радует.  Это  явно  делалось  частным  лицом.  Власти  не  такие  идиоты,  чтобы  под  жилым  посёлком  устраивать  вакханалию.  А  если  кто  из  жильцов  проберётся?
- Это,  да, - я  слегка  дух  перевела. 
- Слушайте  дальше, - воскликнул  Иваныч,  и  продолжил  своё  повествование. 
Звонок  раздался  около  пяти  утра.  Иваныч,  ошарашенный  и  сонный,  тут  же  услышал  собачий  лай,  и  вышел  на  крыльцо. 
- Кто  там? – крикнул  он  в  темноту,  но  никто  не  ответил,  а  его  собака  продолжала  надрываться. 
Лесник  насторожился.  Мало  ли,  кто  там  мог  быть,  и  осторожно  подошёл  к  воротам. 
- Кто  там? – ещё  раз  спросил  он,  но  ответом  послужил  тихий  стон,  а  потом  нежный,  женский  голосок: 
- Помогите!  Пожалуйста!  А  то  она  меня  убьёт!  Я  не  знаю,  куда  здесь  бежать, - и  лесник  распахнул  дверь. 
Он,  конечно,  подумал,  что  за  дверью  могли  быть  бандиты,  которые  держали  эту  девушку  на  мушке,  или  она  сама  была  сообщницей.  Но,  в  тоже  время,  девушка  могла  и  не  врать,  и,  если  он  ей  не  поверит,  её  убьют,  и  лишь  поэтому  он  открыл  дверь. 
На  снегу,  привалившись  спиной  к  забору,  полулежала  девушка  с  тёмными,  спутанными  волосами. 
Из  одежды  на  ней  была  красная  водолазка,  грязная  и  порванная,  чёрные  джинсы,  и  тёмные  сапожки. 
- Что  с  вами? – спросил  лесник,  поднимая  девушку, - что  произошло? 
- Меня  убить  хотят, - размазывая  слёзы  с  грязью  по  лицу,  сдавленно  проговорила  девушка, - пожалуйста,  помогите.  У  вас  телефон  есть?  Я  хочу  отцу  позвонить. 
- Пойдёмте, - он  провёл  девушку  в  дом,  усадил  на  диван,  и  принёс  плед  и  чай. 
Девушка  была  очень  напугана,  и  тряслась  от  холода. 
Пока  Иваныч  заваривал  для  неё  чай,  он  услышал  обрывок  разговора,  который  вела  девушка  с  отцом. 
- Она  сумасшедшая! – плакала  девушка  в  трубку, - папа,  она 
мне  сказала,  что  она  моя  сестра,  и  что  хочет  отомстить  мне.  Что  я  сделала?  За  что  мне  мстить?  Приезжай  скорее,  и  забери  меня  отсюда,  а  то  она  уже  ножом  размахивала. 
Потом  девушка,  напившись  чаю,  уснула.  Иваныч  тоже  отправился  спать,  но  через  пятнадцать  минут  проснулся  от  грохота.  Он  спустился  вниз,  и  увидел,  что  девушки  нет. 
Дверь  открыта,  собака  застрелена,  а  по  тропе,  к  воротам, 
тянется  кровяной  след. 
Испугавшись,  лесник  выскочил  на  улицу,  но  ничего  и  никого  не  увидел.  Стояла  метель,  и,  если  какие  следы  и  были,  то  снег  их  умело  запорошил. 
Не  успел  Иваныч  закрыть  ворота,  как  его  ослепили  фары,  и  рядом  затормозили  три  здоровенных  внедорожника. 
Из  одного  выскочили  двое  мужчин  в  тёмных,  длинных  пальто,  и  кинулись  к  леснику. 
- Где  моя  дочь? – резко  спросил  один  из  них, - где  Даша? 
- Её  нет, - ответил  лесник, - она  уснула  на  диване,  а  я  ушёл  спать.  Услышал  грохот,  вот,  вышел,  ворота  открыты,  кровь  на  снегу,  собаку  мою  пристрелили,  а  девушки  нет. 
- Мракобесие! – выругался  мужчина, - скорее,  Матвей,  а  то  она  её  убьёт!  Ну,  я  ей,  суке,  устрою!  На  Дашу  руку  подняла! – он  сиганул  в  джип,  и  машины  укатили. 
Иваныч  замолчал,  я  сидела,  не  дыша,  глядя  на  него  во  все  глаза.  Лесник  поёжился. 
- Не  знаю,  что  там  произошло, - сказал  он, - но  я  выстрелы  услышал.  А  потом  вот,  сообщили,  что  девушку  убили. 
- Её  вы  видели? – вынула  я  фото  Виры, - на  лыжах. 
- Нет,  это  не  она. 
Мы  с  Димой  переглянулись.  А  я  растерялась. 
- Вы  уверены? – уточнила  я, - ведь  именно  её  убили.  Более  того,  у  неё  в  кармане  была  предсмертная  записка,  будто  она  добровольно  из  жизни  уходит.  Только  как  можно  уйти  добровольно  из  жизни,  когда  тебе  в  печень  нож  сунули,  а  в  голову  пулю  выпустили? 
- Да  уж, - как  всегда,  ухмыльнулся  Дима, - с  такими  факторами  о  суициде  думать  как-то  не  того.  Тем  более,  у  неё  в  лёгких  туберкулёз  развивался  на  плохой  стадии.  Что-то  тут  не  так.  Мешанина  какая-то. 
- А  поподробнее,  как  выглядела  та  блондинка  на  лыжах? –
спросила  я,  глядя  на  лесника. 
- Да  трудно  сказать, - вздохнул  Иваныч, - я  видел  её  издалека,  и  то,  всего  пару  раз.  Бело-голубой  комбинезон,  белые  лыжи,  светлые  волосы  развиваются,  голубая  шапочка. 
- Оделась  так,  словно  хотела  остаться  незамеченной, - вздохнула  я, - зимой  только  в  белое  и  маскироваться,  сливаться  с  окружающим  пейзажем. 
- Промелькнула  девушка  между  сосен,  и  с  тех  пор  я  её  больше  не  видел, - сказал  Иваныч, - кстати,  на  лыжах  она  стояла  очень  уверенно,  и  ехала  тоже  очень  быстро.  Ничуть  не  хуже  вас, - посмотрел  он  на  меня, - даже,  наверное,  лучше. 
- Ясно, - кивнула  я, - только  какова  роль  этой  девушки  тут,  я  пока  не  понимаю...  Ну,  типчик!  Хорошие  у  тебя,  Дим,  знакомства! 
- Я,  когда  контракты  заключаю,  аморальность  своих  партнёров  по  бизнесу  не  проверяю! – огрызнулся  Дима. 
- А  следовало  бы! – огрызнулась  я,  и  вздохнула, - ладно,  пожалуй,  всё.  Сейчас  будем  этого  негодяя  трясти! – и  я  закашлялась. 
- Заболели? – участливо  спросил  лесник. 
- Похоже  на  то, - кивнула  я. 
- Подождите  минутку, - он  вышел  из  комнаты,  а  я  удивилась. 
- Куда  это  он? 
- Думаю,  за  сбором, - ответил  Дима, - он  не  просто  траву  заваривает,  а  с  умом.  И  собирает  её  с  умом. 
- Мне  поневоле  вспоминается  кричащая  мандрагора, - улыбнулась  я. 
- Не  знаю,  кричит  ли  она  в  самом  деле,  но  траву  нужно  знать,  когда  собирать, - пояснил  Дима, - каждый  вид  травы  собирают  в  разное  время  дня,  и  в  разное  время  роста.  Иначе  они  теряют  свою  лекарственную  силу.  Иваныч  умный  мужик,  только  вот  пареной  калиной  он  зря  всех  подряд  потчует.  Я  тоже  бросился  с  унитазом  целоваться,  когда  первый  раз  хлебнул. 
- Держите, - вошёл  лесник,  и  протянул  мне  два  бумажных  пакета, - заварите,  и  пейте  два  раза  в  день.  А  вот  этот, - дал  он  мне  ещё  один  пакет, - заварите  на  стакан  воды,  и  выпейте  разом  на  ночь.  А  то  на  литр.  Сразу  вся  простуда  пройдёт.  И  запах  у  трав  нормальный. 
- Спасибо, - я  убрала  траву  в  сумку, - сколько  я  вам  должна? 
- Не  надо  ничего, - он  махнул  рукой. 
- Вы  же  её  собирали! – воскликнула  я,  и  вынула  купюру, - этого  хватит? 
- Обидеть  меня  хотите? – насупился  Иваныч,  а  Дима  взял  меня  за  руку. 
- Он  не  возьмёт,  пошли, - и  я  убрала  деньги. 
- Я  на  чужих  болезнях  не  наживаюсь, - мрачно  сказал  лесник, -
у  меня  тут  хозяйство  есть,  огород,  лес,  всего  хватает.  А  травы  я  собираю,  чтобы  просто  людям  помочь. 
- Извините, - вздохнула  я, - не  хотела  вас  обидеть.  Похоже,  вы  хороший  человек. 
- Ладно  уж, - махнул  он  рукой,  и  проводил  нас  до  ворот. 
- Странный  тип, - вздохнула  я, - но  хороший. 
- Все  хорошие – странные, - улыбнулся  Дима, - но  Иваныч  душевный  человек. 
- Поехали  к  Лазуретову! – свирепо  заявила  я,  и  Дима  повернул  ключ  в  зажигании. 
Свою  машину  я  оставила  у  посёлка,  решив  не  заморачиваться,  и  Дима  поехал  в  офис  Лазуретова. 
Пока  мы  ехали,  я  успела  по  телефону  поругаться  с  начальником  типографии,  который  позвонил  мне,  и  сказал,  что  для  книг  случайно  перепутали  бумагу. 
- Вы  там  что,  спятили? – кричала  я  в  трубку, - как  вы  могли  матовую  мелованную  перепутать  с  офсетной?  И  много  распечатали? 
- Немного, - вздохнул  сотрудник, - мы  начали  с  офсетной,  и  вовремя  спохватились. 
- Хорошо,  хоть  на  дорогой  не  успели  пропечатать! – рявкнула  я,  облегчённо  переводя  дух, - сколько  там  экземпляров  будет? 
- На  офсетной  сто  штук. 
- Всего  лишь? – обрадовалась  я, - вы  их  допечатывайте,  а  я  договорюсь  с  заказчиком.  Какую-нибудь  пиар – акцию  придумаем, - и  я  отключилась. 
- Проблемы? – улыбнулся  Дима. 
- У  меня  всё  время  что-то  происходит, - хмыкнула  я,  и  закурила  сигарету, - я  сейчас  Максу  позвоню,  а  то  мало  ли,  вдруг  он  нас  пристрелить  захочет, - и  я  вынула  мобильный. 
- Он  же  дезорганизован, - напомнил  Дима. 
- Блин,  не  вовремя, - я  прикусила  губу,  подумала,  и  сказала, -
дай  свой  телефон. 
- Зачем? 
- Давай,  давай, - и  набрала  Сатаневича, - попроси  Андрея,  если  его  жена  снимет. 
Дима  взял  телефон,  и  тут  же  воскликнул: 
- Добрый  день,  можно  с  Андреем  поговорить?  По  рабочему.  Хорошо,  жду. 
- Давай, - я  забрала  у  него  телефон,  и  услышала  голос  Андрея. 
- Слушаю. 
- Привет,  нечисть! – весело  воскликнула  я, - помощь  нужна! 
- Вика! – ахнул  тот, - мне  Лара  сказала,  что  звонит  мужчина. 
- Это  был  Северский, - ухмыльнулась  я, - как  там  Макс? 
- Макс? – удивлённо  протянул  Андрей, - вообще-то,  он  что-то  несвежее  съел,  и  ему  сейчас  очень  плохо.  А  я,  взглянув  на  Макса,  поехал  домой  обедать. 
- Какая  я  проницательная, - пробурчала  я. 
- Что? – удивился  Андрей,  а  я  отмахнулась. 
- Проехали!  Учти,  если  ты  сейчас  не  прекратишь  работать  челюстями,  и  не  приедешь  по  сказанному  мной  адресу,  меня  могут  убить.  А  если  убьют  меня,  и  ты  мне  не  поможешь,  Макс  убьёт  тебя.  Я  внятно  объяснила? 
На  том  конце  провода  повисла  тишина,  а  потом  Андрей  как-то  жалобно  проговорил: 
- Ты  меня  в  гроб  вогнать  хочешь?  Психичка!  У  меня  из-за  твоих  выходок  брак  на  соплях  держится!  Что  ты  опять  устроила? 
- Между  прочим,  я  нашла  убийцу  той  девушки,  что  ко  мне  под  колёса  кинулась,  и  сейчас  еду  к  нему. 
- Зачем? – заорал  диким  голосом  Андрей, - чего  ты  добиваешься?  Чтобы  с  Макса  « лычки »  сняли?  И  заодно  с  меня?  Надо  поговорить  с  одним  знакомым  психиатором  относительно  твоей  нестабильной  психики! 
- Я  тебе  это  припомню,  нечисть! – рассердилась  я, - ты  знаешь,  если  я  мщу,  то  по  полной. 
- Лариса  тебе  твою  « химию »  выдерет! – взбешённо  сказал  Андрей. 
- Вообще-то,  у  меня  нет  « химии »! – со  смехом  сказала  я, - волосы  исключительно  натуральные. 
- Вроде  яркая  брюнетка,  а  мозги,  как  у  блондинки! – рявкнул 
Андрей, - ты,  случаем,  не  крашеная?  Сменила  стиль  сладенькой  лапочки  на  « вамп – ведьма »? 
- Вот  ведьму  я  тебе  точно  припомню! – рявкнула  я, - обещаю,  надолго  запомнишь! – громовым  голосом  отчеканила  адрес,  добавив, - не  приедешь,  плохо  тебе  будет, - и  отключилась. 
- Думаешь,  приедет? – спросил  Дима. 
- Приедет, - улыбнулась  я, - никуда  не  денется! 
- Ну,  ты  и  фурия! – восторженно  протянул  Дима,  а  я  лишь  ухмыльнулась  в  ответ. 
Пока  мы  ехали,  неожиданно  поднялся  ветер,  пошёл  мелкий,  колкий  снег,  и  на  улице  я,  поёжившись,  юркнула  в  здание  офиса. 
- Здравствуйте,  что  вам  угодно? – мелодичным  голосом  спросила  молоденькая  секретарша,  но  я  её  слушать  не  стала,  и  пролетела  под  её  вопли  в  кабинет  Лазуретова. 
- Дмитрий,  Эвива? – удивлённо  протянул  тот, - что-то  не  так?  В 
чём  дело? 
- Что-то  не  так! – передразнила  я  его, - вы  убили  собственную  дочь!  Я  знаю! 
- Вы  спятили? – холодно  осведомился  Дмитрий  Михайлович,  и  перевёл  взгляд  на  Диму, - какого  чёрта,  а?  Тебе-то  чего  надо?  Я  вас  просил  не  вмешиваться  в  это? 
- А  что  вы  сделаете?  Пристрелите?  Как  и  Виру? 
- Ни  в  кого  я  не  стрелял! – побагровел  Лазуретов. 
- А  вот  это  вы  будете  следователю  объяснять, - иезуитски  улыбнулась  я. 
- Какому  ещё  следователю? – пошёл  пятнами  Дмитрий  Михайлович,  и  оттянул  узел  галстука, - совсем  чокнулась? 
- Я  знаю,  что  Вира  похитила  Дашу,  убить  её  хотела,  но  подоспели  вы,  и  убили  Виру!  Вы  это  сделали  в  старом  подземелье! 
- Ах,  ты  проныра! – он  сильнее  оттянул  галстук. 
Он  выхватил  из  ящика  пистолет,  но  Дима  оказался  проворнее,  и  выбил  у  него  оружие,  а  затем  ловко  вывернул  руку. 
- Мерзавец! – орал  Лазуретов, - я  с  тобой  все  контракты  разорву,  и  сделаю  так,  что  ты  мне  ещё  будешь  неустойку  платить  в  колоссальном  объёме! 
- Ага!  Сейчас! – стукнул  Дима  его  носом  о  стол, - я  тебя  потом  в  лапшу  покрошу,  и,  если  ты  думаешь,  что  твои  связи  сильнее,  чем  мои,  то,  смею  тебя  заверить,  это  не  так.  От  твоего  бизнеса  пшик  останется,  а  то  время,  когда  ты  с  автоматом  по  улицам  бегал,  прошло,  и  восстановиться  с  нуля  тебе  будет  нереально.  Я  знаю,  что  ты  бывший  уголовник,  и  в  теме  « по  понятиям »  дети  превыше  всего!  Поднял  руку  на  дочь?  Думаешь,  с  рук  сойдёт?  Да  тебя  твои  же  замочат  в  первую  очередь! 
- Пусти! – прохрипел  Лазуретов. 
- Чтобы  ты  мою  любимую  пристрелил?  Не  дождёшься!  Ублюдок! 
И  тут  же  в  помещение  ворвался  ОМОН,  и  на  Дмитрия  Михайловича  надели  наручники. 
Лазуретов  орал,  матерился,  пока  его  уводили,  но  уже  у  машины  стал  требовать  адвоката. 
- С  таким  защитником, - покосился  Андрей  на  Диму, - тебе  впору  самой  брать  бандитов! – и  он  стёр  пот  со  лба. 
- Кто  бы  говорил! – процедила  я, - дай  телефон  позвонить,  мой  разрядился. 
- Держи, - буркнул  он,  и  отошёл,  а  я  отключила  у  телефона  звук,  быстро  нашла  Ларису,  и,  когда  она  сняла  трубку,  кинулась  с  воплями  Андрею  на  шею, - милый,  я  тебя  обожаю! 
- Вика! – выдохнул  ошарашенный  Андрей,  а  я  зажала  ему  рот  рукой,  и,  воскликнув: 
- Иди  скорее  ко  мне  в  объятья,  нечисть  моя  любимая! – и  вырубила  телефон, - держи, - сунула  я  ему  сотовый,  и  отскочила  за  спину  Димы. 
Андрей  только  открывал  и  закрывал  рот.  Слов  у  него  не  было. 
- Это  уже  издевательство, - каким-то  жалобным  голосом  проговорил  он. 
- О,  ещё  какое! – кивнула  я, - меня  задевать  не  надо! 
- Я  тебя  задевал?! – вскричал  Андрей, - я  констатировал  факт!  Разве  нормальный  человек  полезет  в  бандитское  пекло?  Ты  скажи-ка  мне!  Да  любая  другая  мечтала  бы  оказаться  на  твоём  месте!  Молодая,  красивая,  богатая,  успешная.  Плюс  ко  всему  любима  мужчинами,  и  счастливая  мать!  Вверх  по  карьерной  лестнице  шагаешь!  Между  прочим,  когда  моя  Лара  тебя  на  экране  увидела,  её  чуть  кондрашка  не  хватил!  Она  потом  себе  в  ванной  талию  потихоньку  измеряла,  я  сам  видел.  Она  просто  позеленела  от  злости  и  зависти. 
- А  о  чём  она  думала,  когда  еду  поглощала  в  немыслимых  количествах? – прищурилась  я, - что  ей  стоило  заняться  спортом  после  родов?  Силы  воли  нет?  Да  любую  безвольность  можно  побороть!  С  диетой  тут  не  пройдёт,  ребёнка  грудью  кормить  надо,  а  вот  с  зарядкой  в  самый  раз!  Злиться  сколько  угодно  можно,  этим  большинство  баб  утешает  себя,  когда  они  завидуют  сопернице. 
- Тебе  хорошо  говорить! – вскричал  Андрей, - ты  нам  регулярно  Армагеддон  устраиваешь  дома!  Вот  зачем  тебе  надо  отношения  в  нашей  семье  портить? 
- Я  тебе  добра  желаю, - огрызнулась  я, - хоть  и  терпеть  не  могу,  когда  ты  меня  поддеваешь! 
- Макс  тебя  убьёт, - покачал  головой  Андрей, - а  ты,  как  всегда,  молодец. 
- Я  знаю, - кивнула  я. 
- Застрелил  родную  дочь!  Подумать  только!  Впрочем,  в  нашей  практике  и  не  такое  случается. 
- Её,  вроде,  ещё  и  ножом  ударили, - припомнила  я. 
- Да,  но  первые  предположения  не  подтвердились  после  вскрытия.  Мы  думали,  что  было  проникающее  в  печень,  но  её    можно  было  спасти,  удар  прошёлся  по  мягким  тканям.  Решающим  был  выстрел.
- Теперь  у  вас  есть  преступник, - улыбнулась  я, - а  меня  ждёт  Париж! 
- Завидую  тебе, - улыбнулся  Андрей,  а  я  вдруг  отметила,  что  он  очень  милый  и  симпатичный... 
...Внизу  мелькали  огни  Москвы,  а  я,  откинувшись  о  спинку  кресла,  пила  холодный  мартини,  пытаясь  справиться  со  страхом. 
Я  не  понимала  своей  паники  перед  самолётами.  Почему-то  я  их  боялась  всегда,  хотя  умом  понимала,  что  в  летающей  машине  нет  ничего  страшного. 
Я  никогда  не  летала  дешёвыми  рейсами,  всегда  пользовалась  услугами  лучших  авиакомпаний,  где  сервис  по  высшему  разряду. 
Лучшие  пилоты,  вышколенные  стюардессы,  всегда  вежливо  улыбающиеся,  и  предлагающие  роскошные  десерты. 
У  каждого  пассажира  имеется  исправный  парашют,  и,  если  откажет  механизм,  мы  благополучно  приземлимся  на  землю. 
Не  надо  смеяться  над  пассажем  про  исправный  парашют,  в  некоторых  самолётах  они  в  самом  деле  бывают  неисправны. 
Но  дело  ещё  в  том,  что  я  панически  боюсь  высоты. 
- Не  дрожи, - вздохнул  Генрих, - скоро  мы  прилетим. 
- Лучше  б  на  поезде, - горестно  протянула  я. 
- Представляю,  сколько  времени  мы  бы  добирались, - покачал  головой  Генрих, - за  это  время  наш  писатель  заключил  бы  контракт  с  другим  издательством,  и  к  нашему  приезду  выпустил  первую  книгу. 
- Я  всё  понимаю, - кивнула  я,  пригубив  коктейль, - и  потому  сажусь  в  самолёт,  трясясь  от  страха.  Может,  мне  в  блондинку  перекраситься?  Зато  седые  волосы  не  так  заметны  будут! 
- До  сих  пор  не  замечал  у  тебя  ни  одного  седого  волоска, - усмехнулся  Генрих. 
- Значит,  у  тебя  проблемы  со  зрением! 
- Викуль,  сделай  глубокий  вдох, - посоветовала  мне  Мила,  жена  Генриха,  и  по  совместительству  мой  заместитель, - и  подумай  о  чём-нибудь  приятном. 
- Это  о  чём,  интересно? – прищурилась  я,  с  усмешкой  вспоминая,  как  бежала  из  Москвы.  Этот  самолёт  стал  моим  спасителем. 
После  того,  как  арестовали  Лазуретова,  мне  позвонил  генерал,  Матвей  Григорьевич,  и  сказал,  что  Макс  угодил  в  больницу  с  острым  приступом  аллергической  реакции. 
Перепуганная,  я  кинулась  к  мужу,  и  получила  крепкий  нагоняй  от  генерала  и  Макса,  когда  врач  сказал,  что  в  крови  у  моего  супруга  была  хорошая  доза  слабительного  и  афродизиака. 
Правда,  к  его  аллергии  я  тоже  оказалась  причастна,  но  косвенно.  Ну,  не  знала  я,  что  Макс  не  переносит  садовую    землянику.  И  именно  из-за  неё  он  угодил  в  больницу! 
Но,  не  успела  я  высказать  Максу  всё,  что  о  нём  думаю,  как  в  палату  ворвалась  Лариса  Сатаневич. 
- Ах,  ты  проститутка! – заорала  она, - шалава!  Думаешь,  если  по  телеку  мордой  светишь,  я  тебе  в  табло  не  заеду? 
- Лара! – воскликнул  ошеломлённый  Андрей. 
- А  ты  заткнись!  Кобель! – Лариса  выхватила  из  сумочки  сковородку,  и  огрела  ею  супруга  по  голове. 
Я  тихо  ахнула,  Макс  чуть  с  койки  не  свалился,  а  Андрей  осел  на  пол. 
- Лариса!  Что  ты  делаешь?! – вскричал  генерал,  и  вцепился  в  сковородку  с  другой  стороны, - перестань!  Ты  же  его  убьёшь! 
- Убью! – кричала  Лариса, - и  любовницу  его  убью!  Мерзавцы!  Устроили  в  МВД  « Бристоль »!  Ничего!  Сейчас  я  ей  все  патлы  повыдёргиваю!  Сучка!  Мужей  из  приличных  семей  уводит! 
- Это  где  тут  приличная  семья? – хрюкнула  я, - с  такой  коровой,  как  ты,  только  и  создавать  приличные  семьи! 
Лариса  пошла  пятнами,  у  генерала  дёрнулся  кадык,  он  рванул  на  себя  сковородку,  и  в  этот  момент  в  палату  влетели  взъерошенные  Нина  и  Семен. 
Мне  сразу  как-то  неуютно  стало. 
- Это  пипец! – по-детски  взвизгнула  Нина. 
- Что  опять? – взвыл  генерал,  пытаясь  удержать  Ларису,  готовую  меня  уже  на  куски  разорвать. 
- Короче, - Нина  перешла  на  жаргон, - у  нас  в  морге  мумия! 
- Зелёная! – добавил  Семен,  и  Лариса  и  генерал  синхронно  выпустили  сковородку,  которая  приземлилась  на  голову,  было,  пришедшему  в  чувство,  Андрею.  И  тот  опять  отключился. 
- Вы,  братцы,  что,  чокнулись? – не  сводил  глаз  со  своих  патологоанатомов  Матвей  Григорьевич, - по-моему,  вы  доработались!  В  отпуск  обоим  срочно  пора! 
- Это  не  нам  в  отпуск  пора, - процедил  Семен, - а  супруге  Макса  к  психиатору!  Впрочем,  её  можно  понять.  Но  её  фантазия  переходит  все  границы. 
- С  этого  момента  поподробнее, - нехорошим  тоном  проговорил  генерал. 
- А  поподробнее  вам  Лариса  расскажет, - кивнул  Семен  на  мадам  нечисть, - началось  всё  с  того,  что  она  на  ровном  месте  приревновала  Андрея  к  Вике,  а  потом  Вика  стала  мстить  Андрею  за  его  шутки.  Портить  им  отношения  в  семье.  Макс,  какого  чёрта?  Почему  ты  не  сказал  жене,  что  Панкратова  тебе  по  барабану? 
- А  я  и  не  рассматривал  эту  блондинку  в  качестве  девушки, - пожал  плечами  мой  супруг,  чем  меня  бесконечно  обрадовал, - да,  она  постоянно  приносит  пирожки,  правда,  последнее  время  это  стало  меня  раздражать.  Очень  ответственно  подходит  к  делу,  но  моё  сердце  занято  Викой.  Варваре  в  нём  просто  нет  места.  А  в  чём,  собственно,  дело? 
- А  дело  в  том, - вклинилась  Нина, - что  всё  МВД  обсуждает, 
клюнешь  ли  ты  на  Варвару,  и  даже  ставки  делают.  Всё  отделение  шумит! 
- Как? – оторопел  Макс,  и  потрогал  свою  опухшую  шею, - я  ничего  не  замечал!  Что,  вообще,  за  хрень? 
- Эта  хрень,  Максим  Иванович, - покачала  головой  Нина, - дошла  до  вашей  супруги,  и  она  стала  мстить.  А  вы, - кивнула  она  Ларисе, - в  следующий  раз  головой  думайте! 
- Это  ж  надо  было  додуматься, - воскликнул  Семен, - родную  дочь  к  другу  своего  мужа  подталкивать. 
- Макс  гораздо  младше  Андрея, - пожала  плечами  Лариса, - а  Варечка  давно  влюблена  в  Макса.  Она  порядочная,  невинная  девушка,  а  не  проститутка,  меняющая  мужей  и  любовников, - покосилась  она  на  меня. 
- Слушайте  меня  внимательно! – рявкнула  я, - мне  ваш  муж  нужен,  как  рыбке  зонтик!  Я  просто  пытаюсь  из  него  информацию  о  преступлениях  выудить,  потому  что  частным  сыском  занимаюсь,  а  он  ругается.  Что  вы,  в  самом  деле! 
- Так  я  и  поверила! – рявкнула  Лариса, - ты  самая  беспардонная  особа,  каких  только  видел  свет! 
- Ничего, - ухмыльнулась  я, - теперь  у  вас  надолго  пропадёт  желание  меня  доставать! 
- Точно! – вдруг  заулыбалась  Нина, - нам  Машка,  ассистентка,  на  встречу  выскочила,  и  в  ужасе  заорала,  что  у  нас  в  морге  зомби.  Что  кто-то  колотится  в  ящике  для  трупов.  Открываем,  а  там  мумия.  Мы  Варвару  от  бинтов  освободили,  а  она  вся  зелёнкой  измазанная,  голая.  Лицо,  тело,  волосы...  вся  зелёная.  Она  сейчас  здесь,  в  больнице,  в  неврологическом  отделении. 
- Обязательно  навещу  её, - хмыкнула  я, - и  киви  принесу!  Чтобы  колористика  была  полной!               
- Моё  терпение  лопнуло! – заявила  Лариса,  испепеляя  меня                взглядом,  и  с  воплем  команчей  пошла  на  меня  в  атаку. 
Я  едва  успела  отскочить  за  широкую  спину  Димы,  а  он,  в  свою  очередь,  сильно  накренившись  от  напора  Ларисы,  отшвырнул  её  на  кровать. 
Многокилограммовая  туша  обрушилась  на  койку,  а  та,  не  выдержав  напора,  развалилась  прямо  под  Ларисой,  и  женщина  оказалась  на  полу. 
А  я  пулей  вылетела  из  палаты,  и  понеслась  долой  с  места происшествия.  А  Дима  за  мной. 
Мы  прыгнули  в  его  джип,  и  он  помчал  в  посёлок. 
- Молодец! – хмыкнул  он, - ничего  не  скажешь! 
- И  не  надо  ничего  говорить! – сердито  воскликнула  я, - слышать  ничего  не  желаю!  Сама  виновата!  Блин!  Панкратова  что,  дочь  Андрея? – и  Дима  сдавленно  фыркнул. 
- Молчать! – прикрикнула  я,  и  набрала  номер  Макса. 
- Что,  сбежала  с  места  происшествия  и  звонишь? – хмыкнул  он. 
- Любопытство – не  порок! – ухмыльнулась  я, - кстати,  Варя  что,  дочь  Андрея? 
- Нет, - засмеялся  Макс, - она  его  падчерица.  Лару  когда-то  уже  бросили,  вот  она  и  нервничает.  Родила  Андрюхе  ещё  одну  дочку,  Диану,  а  сына  уже  не  может.  Слушай,  перестань  ты  её  дёргать!  Что  она  тебе  сделала? 
- Ровным  счётом  ничего, - вздохнула  я, - просто  она – баба  с  комплексами  и  недальновидностью.  Не  видит  и  не  понимает  ничего  дальше  собственного  носа.  Что  это  она  сына  родить  не  может?  Пусть  похудеет,  и  рожает!  Нашла  себе  проблему!  Всё!  Отдыхай!  Что  ни  делается,  всё  к  лучшему!  Поспишь  недельку! 
- Ага!  Сейчас! – фыркнул  Макс, - я  уже  пришёл  в  себя,  и  утром  еду  твоего  Лазуретова  допрашивать. 
- Делать  тебе  нечего! 
- Это  тебе  делать  нечего,  постоянно  мне  докуку  подкидываешь.  Ладно,  мне  ещё  на  процедуры  сходить.  Кстати,  я  ключи  от  машины  куда-то  задевал.   
- Давай,  ищи, - усмехнулась  я,  и  отключилась, - отвезёшь  меня  в  аэропорт? – посмотрела  я  на  Диму. 
- Конечно,  само  собой, - улыбнулся  он,  и  дому  мы  доехали  благополучно,  правда,  пока  Дима  не  заметил  некий  диссонанс  на  дороге. 
- По-моему,  за  нами  едет  машина  твоего  супруга, - сказал  он. 
- Отстань  с  глупостями! – отмахнулась  я, - Макс  лежит  с  отёком шеи  в  больнице,  а  ключи  от  машины  куда-то  задевал, - и  мы  въехали  в  посёлок. 
- Я  только  соберусь,  потом  выпьем  кофе,  и  поедем, - сказала  я,  выбираясь  из  машины,  и  мы  вошли  в  дом. 
- Как  там  Макс? – выбежала  Анфиса  Сергеевна,  одетая  в  пальто, - я  уже  собиралась  твою  « Мазератти »  оседлать. 
- Всё  в  порядке,  раздевайтесь, - улыбнулась  я, - Макс  в  норме, 
уже  в  бой  рвётся.  Я  его  пирогами  с  садовой  земляникой 
накормила! 
- Вика! – всплеснула  руками  Анфиса  Сергеевна, - ему  нельзя  землянику!  Ни  в  коем  случае! 
- Теперь  знаю, - вздохнула  я, - у  нас  есть  что-нибудь  съестное? 
- Эклеры  будешь? – сняла  пальто  Анфиса  Сергеевна. 
- Конечно,  буду, - обрадовалась  я, - и  кофе. 
- Пойдёмте,  молодой  человек, - кивнула  она  Диме, - сделаю  тебе   
бутерброд  с  аджикой. 
- Спасибо,  не  откажусь, - ответил  Дима,  и  пошёл  за  ней,  а  я,  скинув  сапожки,  побежала  в  комнату. 
Я,  конечно,  пройдусь  с  Кристинкой  по  парижским  бутикам,  и  накуплю  всякой  красоты,  но  одежда  мне  всё  равно  нужна. 
Вот  это  чёрное  платье  миди,  коктейльное,  подойдёт.  Оно  скромное,  и  элегантное.  Так,  красное,  фиолетовое,  и  достаточно,  теперь  туфли,  дамские  сумочки...  Пару  деловых  костюмов... 
Закинув  вещи  в  клечатый  чемоданчик,  я  взяла  в  кабинете  бумаги,  и  потрепала  Манечку  по  шёрстке. 
Кошка  муркнула,  остальные  тоже  потянулись  ко  мне,  и  я,  погладив  всех,  и,  сложив  бумаги,  и  ноутбук  в  сумку,  пошла  на  кухню,  где  Дима  в  это  время  уплетал  острые  бутерброды. 
Анфиса  Сергеевна  готовит  бутерброды  не  хуже,  чем  датский  шеф-повар.  Бутерброд – это  национальное  блюдо  Дании,  и  хлеба  там  грамм,  а  начинки  гора.  Поэтому  их  порой  приходится  есть  ножом  и  вилкой. 
А  я  налила  себе  в  чашку  кофе,  и  взяла  домашние  эклеры. 
- Я  сейчас  улетаю,  дела  в  Париже, - сказала  я,  хлебнув  кофе, - с  Максом  полный  порядок. 
- Да,  Генрих  уже  звонил, - кивнула  Анфиса  Сергеевна, - просил    передать,  чтобы  ты  не  забыла  о  поездке. 
- Забудешь  тут! 
- Всем  привет! – услышали  мы  громкое, - Ирка,  дура,  повесь  пальто.  Где  моя  дочь? – и  маменька  вбежала  на  кухню, - а,  ты  тут.  Ты  мне  срочно  нужна! 
- Зачем? – спросила  я,  пригубив  кофе. 
- У  меня  освободилось  место  в  магазине,  и  я  хочу  предложить  тебе  поставить  там  филиал  твоего  итальянского  комплекса.  Что  скажешь? 
- Идея,  вообщем,  неплохая, - задумалась  я. 
- Да, - кивнул  Дима,  одновременно  поглощая  бутерброд, - это  интересная  мысль.  Ведь  у  вас  там  и  раньше  было  кафе,  Марьяна  Георгиевна? 
- Да,  но  его  владелец  закрыл  свой  бизнес,  и  уехал, - ответила  маменька,  наливая  себе  кофе, - он  оставил  там  всё,  столики,  стулья,  оборудование.  Остаётся  только  народ  нанять. 
- А  захочет  ли  он  отдать  оборудование? – засомневалась  я, - или  он  тебе  его  продал? 
- Оставил  в  качестве  компенсации  за  аренду,  мы  с  ним  обо  всём  заранее  договорились.  Так  как? 
- Да  я  не  против, - улыбнулась  я, - кафе  с  итальянскими десертами,  впрочем,  можно  и  пиццу  с  макаронами  подавать.  Отличная  мысль.  Я  сейчас  улетаю  в  Париж,  но  заодно  пройдусь  по  вакансиям  итальянских  кондитеров. 
- Значит,  замётано, - обрадовалась  маман,  и  в  этот  момент  мы  услышали  дикий  грохот,  и  крик. 
- Немедленно  уходите! – вскричала  Ирочка, - я  сейчас  милицию  вызову!  Это  взлом! 
- Я  тебе  сейчас  устрою  взлом! – и  у  меня  волосы  на  голове  зашевелились,  потому  что  это  был  голос  Ларисы  Сатаневич, - где  твоя  хозяйка? 
- Она  давно  уехала, - воскликнула  Ира, - в  Париж  улетела!  Вернётся  нескоро! 
- А  ну  не  ври!  Я  за  ней  следила  на  машине  её  мужа!  Выходи,  шалава! – и  через  минуту  Лариса  ворвалась  на  кухню, - значит,  кофий  попиваешь? – упёрла  она  руки  в  то  место,  где  у  людей  обычно  бывает  талия, - порезвилась  с  моим  мужем,  потом  дочку  мою  в  ящике  морга  заперла,  а  теперь  пирожные  лопает! 
- С  точностью  наоборот, - иезуитски  улыбнулась  я,  откусив  от  эклера, - сначала  заперла,  а  потом  пошутила.  И  с  вашим  мужем  я  никогда  не  спала,  свой  есть.  А  вы  не  подсовывайте  свою  дочурку  замужним  мужчинам!  Ладно,  Макс устойчивым  оказался,  в  меня  влюбленным  по  уши.  А  то,  если  б  изменил,  я  бы  с  вашей  Варвары  скальп  сняла,  голову  обоим  проломила  бы  сковородкой.  Со  мной  лучше не  связываться! 
- Думаешь,  что  ты  такая  уж  краса  несказанная? – прищурилась  Лариса. 
- Мне  некогда  об  этом  думать, - ухмыльнулась  я,  и  кивнула  на  букеты  вокруг, - меня  мужчины  в  этом  заверяют. 
- Ах,  мужчины  заверяют! – побагровела  Лариса,  схватила  вазу  с  розами,  и  стеклянный  сосуд  с  колючими  стеблями  полетел  в  меня. 
Взвизгнув,  я  едва  успела  пригнуться,  и  ваза  угодила  прямо  в  шкафчик  с  посудой.  Стеклянные  дверцы,  посуда,  стоявшая  внутри,  всё  это  окатило  нас  дождём  осколков. 
К  счастью,  только  окатило,  и,  в  основном  керамикой,  не  принеся  вреда. 
- А  ну  прекрати  оскорблять  мою  дочь! – заорала  маменька,  и  с  чувством  плеснула  ей  в  лицо  кофе, - и,  тем  более,  руки  распускать!  Корова  эфиопская! 
- Да  ты,  мымра  крашеная,  совсем  офигела! – взвыла  Лариса,  и  схватила  маменьку  за  волосы. 
Вот  тут  я  не  выдержала,  и  вылила  Сатаневич  на  голову  кастрюлю  позавчерашнего  борща,  который  терпеть  не  могу. 
Ничего,  пусть  Иван  Николаевич  рыбный  суп  ест! 
Рыба  постнее,  чем  борщ  на  свинине. 
Лариса  поехала  ногами  на  варёной  капусте,  выпустила  маменьку,  и,  проехав,  как  на  коньках,  впечаталась  носом  в  шкаф. 
- Шалава!  Проститутка!  Подстилка! – кричала  Лариса,  и  стала  метать  в  меня  посуду,  я  опрометью  кинулась  в  гостиную,  она  за  мной,  Дима  за  ней. 
Анфиса  Сергеевна  в  ужасе  стояла,  приложив  руки  к  груди,  маменька  орала,  используя  самые  необычные  обороты  речи,  а  Дима  попытался  скрутить  Ларису. 
Но  не  тут-то  было! 
Когда  он  уже  почти  остановил  её,  в  руках  женщины  оказался  пистолет,  сильно  подозреваю,  что  табельное  Андрея,  и  она  пальнула  сначала  в  потолок,  а  потом  в  бар. 
Я  с  визгом  прыгнула  за  барную  стойку,  чувствуя,  как  мне  за  шею  течёт  коллекционный  коньяк,  и  тут  мне  на  помощь  пришли  кошки. 
Манька  кинулась  на  голову  Ларисы,  та  опять  выстрелила, 
Маус,  вспрыгнув  на  гардину,  тоже  сиганул  на  женщину. 
У  Кляксича  подобный  фокус  не  прошёл,  он  когтями  проехался  по  занавескам,  превратив  их  в  лапшу,  а  пекинесиха  и  мопс  сделали  дружный  подкат,  и  женщина  оказалась  на  полу,  плюс  ко  всему,  прибежали  Жека,  полуалабай,  и  Камилла,  пудель. 
Обе  угрожающе  зарычали,  и  Дима,  перегнувшись  через  стойку,  воскликнул: 
- Выбирайся,  она  обездвижена, - и  я,  поднявшись,  увидела,  что  собаки  держат  Ларису  в  тисках. 
- Развела  бешеный  зоосад! – прошипела  она, - перестрелять  этих  уродов!  Первым  этого,  складчатого, - кивнула  она  на  Себастьяна,  а  мопс  жалобно  заскулил. 
- Мои  собаки  очень  умные! – рявкнула  я, - свою  хозяйку  защищают! 
- Всем  стоять  на  своих  местах! – вбежали  десантники,  и  милиция. 
- Господи! – воскликнул  молоденький  участковый, - что  тут  у  вас  произошло? 
- Просто  заходил  Тимошка,  поиграли  мы  немножко, - язвительно  фыркнула  я,  вспомнив  фразу  из  мультика, - заберите  эту  нарушительницу, - кивнула  я  на  Ларису, - если  можно,  на  пятнадцать  суток. 
- Протокол  надо  составить. 
- Мне  некогда, - вздохнула  я, - Париж  ждёт!   
- Это  долго  не  займёт, - воскликнул  участковый,  оглядывая  царящий  бедлам, - так,  я  смотрю,  тут  оружие.  Нападение  с  применением  огнестрельного.  Это  уже  срок. 
- Какой  ещё  срок? – посерела  Лариса, - за  что?  За  эту  курву? – кивнула  она  на  меня, - она,  значит,  моего  мужа  отбивает,  а  мне  срок?  Да  что  ж  это  такое  в  стране  делается! 
- Спокойно,  гражданочка, - воскликнул  участковый, - а  что  вы  хотели?  Врываетесь  в  дом,  размахиваете  оружием,  пытаетесь  пристрелить  любовницу  мужа... 
- Да  не  любовница  я  её  мужа! – взвыла  я, - и  никогда  ею  не  была! 
- Сука! – рявкнула  Лариса,  а  я  посмотрела  на  участкового: 
- Слушайте,  оформите  всё  без  оружия.  Просто  хулиганство  на  почве  ревности,  и  две  недели  в  камере. 
- Не  смей  меня  жалеть! – заорала  Лариса, - слышишь?  Решила  меня  унизить  своей  жалостью? – а  я  захлопала  ресницами. 
Унизить  жалостью?!  Ну,  не  дура  ли? 
- Унизить  жалостью? – переспросила  я, - первый  раз  слышу,  что  жалость  унижает!  Жалость  возвышает!  И  это  в  том  случае,  если  человек  способен  пересмотреть  свои  приоритеты! 
- А  если  не  способен? – заинтересовался  участковый. 
- Тогда  он  просто  дурак! – улыбнулась  я. 
Лариса  затопала  ногами,  и  стала  материться.  Я  демонстративно  зажала  уши,  и  конвой  запихнул  склочную  бабу  в  машину. 
Участковый  оформил  протокол,  правда,  хотел  забрать  оружие,  но  я  не  дала. 
- Вот  это  уже  вообще! – воскликнул  участковый, - я  обязан  его  изъять!  Если  я  его  не  оформил  по  бумагам,  это  ещё  не  означает,  что  я  должен  оставить  « палёное »,  неоформленное  оружие  частному  лицу! 
- Это  оружие  принадлежит  её  мужу, - пояснила  я, - и,  если  вы  его  заберёте,  у  Андрея  « лычки »  полетят!  Он  коллега  моего  мужа,  капитана  МВД,  старлей.  А  оружие  табельное. 
- Куда  ж  он  смотрит?  Табельное – это  не  шутки,  его  надо  держать  при  себе. 
- Да  она  его  сковородкой  огрела, - отмахнулась  я, - и,  пока  он  без  чувств  валялся,  схватила  пистолет  мужа,  машину  моего  мужа,  и  за  мной. 
- Вы  вообще  уверены,  что  не  хотите  её  сажать? – усомнился  участковый, - может,  переоформить  бумаги,  пока  не  поздно? 
- Не  надо, - отмахнулась  я, - иначе  я  буду  чувствовать  себя  последней  дрянью.  Я  просто  провоцировала  её  похудеть,  действуя  на  нервы,  и  заодно  её  мужу  мстила.  А  в  результате  довела  её  до  нервного  срыва... 
...  Потом  Дима  отвёз  меня  в  аэропорт,  и  уехал  по  своим  делам... 
- Подумай  о  приятном!  Легко  сказать! – и  я  откинулась  на  спинку, - девушка,  а  у  вас  конфеты  есть  шоколадные? – спросила  я  стюардессу. 
- Конечно,  есть, - кивнула  она, - какие  предпочитаете?  Белый,  тёмный  или  молочный  шоколад? 
- Белый,  и  чёрный  с  острой,  сливочной  начинкой. 
- Сейчас  принесу, - кивнула  стюардесса,  и  через  две  минуты  вернулась  с  двумя  коробками,  и  я  отправила  в  рот  шоколадку. 
- Буду  нервы  хоть  этим  успокаивать, - вздохнула  я, - девушка,  принесите  мне  ещё  винограда.  Чёрного  и  кислого. 
Остаток  полёта  я  усиленно  работала  челюстями,  и,  когда  объявили  посадку,  вздохнула  с  облегчением. 
Ну,  не  люблю  я  самолёты! 
В  Париже  лил  проливной  дождь. 
Но  мы  были  предупреждены.  Я,  собираясь  дома,  заглянула  в  Интернет,  и,  узнав  прогноз  погоды,  положила  себе  в  сумку  плащ,  что  тут  же  посоветовала  Миле  и  Генриху. 
И,  когда  мы  прошли  таможню,  то  увидели  Кристину  и  Армана.  Последний  не  только  наш  инвестор,  но  и  любовник  Кристины.  Именно  она  нас  свела  какие-то  время  назад,  когда  нам  позарез  нужен  был  инвестор. 
Арман – очень  богатый  человек,  со  связями,  и  для  нас  он  просто  находка. 
- Добрый  вечер,  моя  красавица, - воскликнул  Арман,  и  галантно  поцеловал  мне  руку. 
- И  вам  не  хворать, - не  поддержала  я  французской  речи,  переходя  на  английский. 
- Не  желаю  слышать  этот  язык! – возмущённо  воскликнул  Арман, - Эвива!  Вы  идёте  путём  наименьшего  сопротивления!  Вам  легче  говорить  на  английском,  но  ведь  будет  проще,  если  вы  выучите  французский. 
- Хорошо! – фыркнула  я, - поговорим  на  смеси  французского  и  испанского.  Потому  что  у  меня  уже  каша  в  голове  от  двух  изучаемых  языков. 
- Эта, - ткнула  в  меня  пальцем  Кристина, - никогда  не  идёт  по  пути  наименьшего  сопротивления.  Видишь,  сразу  два  языка  учит. 
- Да,  и  в  голове  каша, - кивнул  Арман, - мы  будем  говорить  только  на  французском.  Я  буду  вас  учить. 
- И  я! – весело  воскликнула  Кристина. 
- Вот  свалились  на  мою  голову! – сердито  сказала  я,  и  впятером  мы  сели  в  « Пежо »  Кристины. 
Вдалеке  светилась  огнями  Эйфелева  башня,  а  по  окнам  машины  текли  струйки  дождя. 
Я  как-то  сразу  успокоилась. 
Надеюсь,  Макс  мне  по  приезду  всё  расскажет.  Интересно,  а  Марфу-то  он  за  что?  Что  сделала  или  услышала  зечка? 
- Эй,  ты  меня  слышала? – донеслось  до  меня,  и  я  очнулась. 
- Что  такое? 
- Очнись,  ты  в  Париже, - засмеялась  Кристина,  и  погрустнела, - Вик,  у  меня  Поль  умер. 
- Как? – ахнула  я. 
- Инфаркт, - вздохнула  подруга, - у  него  сердце  слабое  было. 
- Бедная  моя! – воскликнула  я, - мне  так  жаль  тебя. 
- Ничего, - улыбнулась  Кристина, - мне  жаль  его,  но  это  уже  четвёртый  инфаркт,  и  он  стал  решающим.  Мы  были  готовы  к  этому, - и  она  отвела  глаза. 
Я  сразу  поняла,  что  что-то  тут  не  так,  и  решила  потом  расспросить  подругу. 
Мила  и  Кристина  трещали  всю  дорогу,  Генрих  читал  какие-то  рукописи,  пересматривал  бумаги,  а  я  просто  смотрела  на  проплывающий  мимо  пейзаж. 
Промелькнула  Эйфелева  башня,  Елисейские  поля,  Триумфальная  арка,  всё  в  огнях... 
Потом  мы  съехали  на  трассу,  и  немного  углубились,  петляя  по  кварталам.  Особняк,  я  бы  даже  сказала,  дворец,  Кристины,  с  огромной  прилегающей  территорией,  был  красив  до  невероятного. 
Машина  подъехала  к  парадному,  шофёр  открыл  нам  дверь,  и  мы  вошли  внутрь. 
Дом  был  громадным,  и,  пока  Генрих  общался  с  Арманом,  я  поднялась  вместе  с  лакеем,  который  нёс  мои  вещи,  в  спальню. 
Когда  молодой  человек  ушёл,  я  сменила  брючный  костюм  на  элегантное  платье.  Обтягивающее  миди,  горловина  « кармен »,  и  рукава  три  четверти  в  фиолетовом  цвете. 
Любимые,  остроносые  шпильки  на  тонком  и  высоком  каблуке,  тоже  фиолетовые,  « вечерний »  макияж,  и  я  спустилась  вниз,  взяв  с  собой  белый  плащ,  фиолетовую  сумочку,  и  сумку  с  ноутбуком  и  документами. 
- Ну,  что,  поехали? – воскликнула  я,  подойдя  к  ним. 
- Поехали, - кивнул  Генрих, - ты  всё  взяла? 
- Конечно, - ответила  я,  а  Арман  воскликнул: 
- Как  вы  смотрите  на  то,  чтобы  потом  обмыть  сделку?  Вы,  как  закончите,  позвоните,  или,  мы  просто  подъедем  через  два  часа. 
- Лучше  через  полтора, - сказал  Генрих, - думаю,  управимся.  А  завтра  будем  плотно  заниматься  типографией.  Эвива,  учи  язык. 
- Учу, - буркнула  я,  застёгивая  пуговицы  на  плаще. 
- Не  учу,  а  учи, - Генрих  сурово  на  меня  посмотрел. 
- И  не  надо  испанским  голову  себе  забивать, - буркнула    Арман, - что  за  блажь  тебе  в  голову  взбрела?  Сначала  французский  выучи  хорошо,  а  там  принимайся  за  язык  страны 
танго. 
- Она  вас  не  послушает, - хихикнула  Кристина, - это  самая упёртая  особа,  какие  только  есть  на  белом  свете.  Если  ей    что-то  надо,  она  сделает  это,  пройдя  по  головам  своими  шпильками. 
Я  кинула  на  неё  уничтожающий  взгляд,  поправила  сумочку  на  плече,  и  пошла  к  машине,  дробно  стуча  каблучками. 
Вопрос  с  автором  мы  решили  быстро  и  просто.  Его  всё  устраивало,  и  он  без  лишних  слов  подмахнул  документы. 
Потом  мы  переговорили  с  одним  французским  чиновником,  Генрих,  было,  вынул  конверт  с  долларами,  но  я  его  успела  перехватить.  Потому  что  видела,  если  бы  он  это  сделал,  этот  чиновник  сделал  бы  нам  большие  проблемы. 
А,  когда  я  поставила  перед  ним  сувенир  из  драгоценного  металла,  и  пакет  с  бутылками  коллекционного  коньяка,  он   просиял. 
Я  людей  обычно  насквозь  вижу,  и  я  видела,  что  этот  тип  не  откажется  от  подарка,  но,  если  просто  сунуть  ему  конверт  с                деньгами,  смертельно  обидится. 
Генрих  был  насторожен.  Но,  когда  чиновник  ушёл,  довольный  подарками,  и  вкусным  ужином  в  дорогом  ресторане,  дав  нм  все  разрешения,  мой  начальник  расслабился. 
- Если  бы  не  ты,  я  сел  бы  лужу, - вздохнул  он. 
- Не  умеешь  ты  людей  чувствовать, - улыбнулась  я,  помешивая  кофе  ложечкой,  а  Генрих  собрал  документацию. 
- Теперь  гульнём? – подмигнул  мне  он, - только  я  не  знаю,  что  тут  работает  в  такой  дождь. 
На  улице  по-прежнему  был  ливень,  который  пузырился  в  лужах,  а,  если  дождь  пузырится,  то  непогода  надолго. 
- Тут  всё  работает, - я  заправила  выбившийся  локон, - сейчас  Кристя  что-нибудь  придумает. 
И  Кристя  придумала.  Они  приехали  с  Арманом  на  такси.  Кристя  в  роскошном,  бирюзовом  платье,  которое  отлично  сочеталось  с  её  каштановыми  волосами,  Арман  в  костюме,  и  мы  поехали  развлекаться. 
- Сейчас  мы  прокатимся  по  Сене, - сказала  она, - тут  на  прогулочных  катерах  кафешки  размещены.  Очень  уютно. 
И  в  самом  деле  оказалось  уютно.  Мы  на  такси  поехали  к  Сене,  и  там  забрались  на  водный  транспорт. 
Тихая,  приятная  музыка,  плеск  воды,  и  звук  дождя  навевали  неповторимые  чувства  и  ощущения. 
Официант  усадил  нас  за  столик  около  борта,  по  краю  посудины  переливалась  огнями  гирлянда,  а  на  самих  столиках  стояли  ночнички,  стилизированные  под  керосиновую  лампу. 
Над  нами  был  стеклянный  потолок,  и  капли  дождя,  падающие  сверху,  застывали  на  стекле,  и  это  было  очень  романтично. 
Окна  были  приоткрыты,  свежий  воздух  гулял  по  помещению,  и  я,  в  своём,  излишне  оголённом  платье,  слегка  поёжилась. 
- Летом стекло  убирают, - сказала  Кристина, - и  ставят  зонтики.       
- Красота, - вздохнула  Мила, - а  давайте  выпьем  шампанского. 
- Конечно,  шампанское, - кивнул  Арман,  и,  подозвав  официанта,  выбрал  самое  дорогое,  а  потом  посмотрел  на  нас, - итак,  что  будем  заказывать? 
- Кухня  тут  умопомрачительная, - улыбнулась  Кристина, - предлагаю  устриц,  шампанское  под  них  будет  как  раз.  Потом,  салат  из  креветок,  жареную  осетрину,  и  что-нибудь  классическое, - она  открыла  меню, - предлагаю  цыплят  с  баклажанами  и  маслинами,  спаржу,  жареную  в  тесте,  и  салат  из  сельдерея  и  ананасов.  А  на  десерт  эклеры  с  шоколадным  кремом,  мороженое  с  кусочками  тыквенных  цукатов,  и  ананасовый  саварен  с  ромовым  соусом  сабайон.  И  кофе-глясе. 
Она  закончила  свой  заказ,  а  я  в  ужасе  уставилась  на  неё. 
- Мы  лопнем, - протянула  я, - и,  насколько  я  знаю  историю  французской  кухни,  это  старинные  блюда.  Правда,  французы  и  по  сей  день  придерживаются  классической  кухни,  но  это  перебор.  Гарсон  не  матюгнулся  орфографией  династии  Валуа? 
Кристя  хихикнула,  и  кивнула  головой  куда-то  в  сторону: 
- Этот  ресторан  специализируется  и  на  морепродуктах,  и  на  старинных  блюдах.  Я  же  это  из  меню  взяла,  а  не  из  головы. 
- Ладно, - кивнула  я, - пусть  будет  французская  кухня. 
Брют  оказался  самого  высокого  качества,  блюда  выше  всяких  похвал,  а  мороженое,  поданное  в  керамических  тыковках,  и  вовсе  восторг. 
Мы  выпили  за  удачную  сделку,  потом  Генрих  и  Арман  завели  разговор  о  политике,  а  мы  с  Кристей  и  Милой  о  тряпках. 
Кристя  пообещала  нас  завтра  отвезти  в  лучшие  бутики  Парижа. 
- А  где  такие  вазочки  можно  достать? – спросила  я, 
разглядывая  тыковку. 
- У  мадам  Бланш, - ответила  Кристина, - у  неё  какой  только  красоты  нет  в  продаже.  Сын  фабрикой  по  производству  фарфора  владеет,  а  она  открыла  магазинчик,  и  у  неё  даже  можно  сделать  заказ.  Любой  эксклюзив  сделает. 
- А  за  границу  вывезти  можно? 
- Конечно, - улыбнулась  Кристина,  а  Мила  хихикнула. 
- Смотри,  тебе  опять  дура  Лариса  перебьёт  все  вазочки. 
- Спрячу, - хмуро  сказала  я, - она  мне  сегодня  все  статуэтки  в  утиль  отправила,  надо  купить  фигурки. 
- Что  за  Лариса? – заинтересовалась  Кристина,  и  мне  пришлось  начать  издалека,  когда  наша  с  Ларисой  вражда  только  началась,  а  потом  живописать  сегодняшние  события. 
- Ну,  ты  молодчинка! – хохотала  Кристя, - это  ж  надо  было  так  людям  жизнь  испортить!  Жили  себе  и  жили,  а  тут  ты  нарисовалась,  и  раскардаш  в  их  спокойной,  семейной  жизни  устроила. 
- Я  хотела,  чтобы  она  похудела,  чтобы  стимул  появился,  ну,  и  Андрея  наказать.  Если  я  хочу  чего-то  добиться,  то  я  этого  добиваюсь,  и  не  терплю,  когда  мне  пытаются  препятствовать. 
- Во  даёт! – продолжала  заливаться  смехом  Кристинка, - кстати,  ты  заметила,  что  трещишь  на  французском?  Как  сорока,  между  прочим. 
- Точно, - протянула  я, - выходит,  каша  разложилась  в  голове, - и  я  прислушалась  к  себе, - и  я,  похоже,  так  же  спокойно  могу  говорить  и  на  испанском. 
- Да  ты  полиглотка! – восхитилась  Мила, - я  только  французский  в  совершенстве  знаю,  а  ты  стала  учить  два  языка  сразу,  и  преуспела  в  обоих. 
- Я  такая,  я  могу, - хмыкнула  я,  пригубив  кофе, - а  мне  это  нравится.  Надо  ещё  какой-нибудь  язычок  выучить.  Например,  японский.  Или  китайский. 
- Смотри,  не  запутайся, - ухмыльнулась  Кристина, - и  зачем  тебе  эти  языки?  Вряд  ли  они  решат, - покосилась  она  на  мужчин, - издаваться  в  Японии  и  Китае. 
- Откуда  я  знаю,  что  им  в  голову  взбредёт? – фыркнула  я,  и  пригубила  шампанское  из  бокала, - а  тут  прохладно. 
- Единственное  неудобство  в  такую  погоду, - вздохнула 
Кристина, - ведь  ресторан  под  крышей,  но  окна  всё  равно 
открыли,  ведь  звук  дождя – это  тоже  атрибут. 
Вечер  удался. 
Потом  мы  танцевали,  Генрих  и  Арман  по  очереди  покружили  под  музыку  меня,  потом  повели  на  танец  своих  женщин,  а  я  взяла  удлинённый  бокал,  и  хлебнула  шампанского. 
Интересно,  как  там  Макс? 
Наверное,  отсыпается,  а  завтра  будет  допрашивать  Лазуретова. 
Андрей,  к  гадалке  ходить  не  надо,  ругается  со  своей  Ларисой,  а  Варвара,  сто  процентов,  сейчас  в  шоке. 
Я  невольно  усмехнулась,  вспомнив,  как  я  её  измазала.  Ей  теперь  долго  придётся  отмываться  от  « зелёнки ». 
Вечером,  лежа  на  широченной  кровати,  и  подпихнув  под  спину  подушку,  я  до  ночи  общалась  в  Интернете,  выставила  новые  стихи,  и,  прочитав  положительные  рецензии,  вышла  из  сети. 
Хлебнула  ароматную  арабику  из  фарфоровой  чашки,  съела  вкуснейшую  швейцарскую  конфету,  и  почувствовала,  что  жизнь  прекрасна. 
Потом  подумала,  и  открыла  файл  с  романом,  который  давно  пишу.  Вернее,  написала.  В  ЛИТО,  куда  я  стала  ходить  сначала  из  любопытства,  а  потом  от  чувства,  что  там  я  найду  общение  с  настоящими  людьми,  милыми  и  интеллигентными,  я  научилась  слогу  писателя. 
Если  до  этого  я  писала  острые,  тонкие  статьи,  то  теперь  мой  слог  приобрёл  другой  оттенок.  Стал  изящным,  лёгким,  я  научилась  развивать  сюжет,  и  неожиданно  меня  осенило. 
Я  хочу  написать  роман. 
Я  могла  заморочиться  с  детективами,  и  вполне  могла  описать  свои  похождения,  но  я  не  люблю  идти  по  пути  наименьшего  сопротивления.  И  потому  выбрала  остросюжетную  мистику,  и  психологию. 
За  полтора  месяца  я  накатала  два  романа,  один  психологический,  а  один  о  привидениях,  и  теперь  тупо  смотрела  на  свои  рукописи. 
Что  с  ними  делать?  Самое  верное  решение,  отдать  Генриху,  и  я  скинула  файл  письмом  на  компьютер  Кристи. 
Через  минуту зазвонил  внутренний  телефон,  и  я  ответила. 
- Я  завтра  там  всё  распечатаю, - сказала  я  Кристе, - у  меня  же  портативный. 
- Я  сейчас  тебе  распечатаю,  всё  равно  не  сплю, - сказала 
Кристина,  и  отключилась,  а  я  закрыла  компьютер,  поставила  его  на  тумбу,  и,  выключив  ночник,  легла  спать. 
Утром,  едва  открыв  глаза,  я  увидела  капли,  стекающие  по  стеклу,  и  вздохнула.  Непогода  продолжается. 
Из-за  двери  послышалось  шабуршание,  и  в  комнату  заглянула  складчатая  морда.  Это  был  мопс. 
- Привет,  красавчик, - воскликнула  я,  сев  на  кровати, - иди  сюда,  малыш. 
Мопс,  забавно  переваливаясь,  поспешил  ко  мне,  а  вслед  за  ним  ещё  двое,  не  менее  умильные. 
Собачки  забрались  ко  мне  на  кровать,  и  уселись,  глядя  своими  круглыми  глазами,  а  я  стала  их  гладить. 
Вдруг  звякнул  мобильный,  я  увидела  смс  от  Макса:  « Открой  Агент »,  и  я  схватила  со  столика  ноутбук. 
- Доброе  утро,  любовь  моя, - сказал  Макс,  когда  я  включила  видеоконференцию, - как  Париж? 
- Замечательно, - улыбнулась  я,  и  облокотилась  на  подушки  спиной,  а  мопс  забрался  ко  мне  на  колени,  и  стал  обнюхивать  экран  компьютера. 
- Это  кто? – засмеялся  Максим, - Кристинины  питомцы? 
- Судя  по  всему, - ответила  я,  погладив  собачку, - их  тут  трое.  Ну,  что,  допросил  мерзавца? 
- Допросил, - Макс  помрачнел, - и  отпустил. 
- Как? – вскричала  я, - зачем?  Как  ты  мог? 
- Как  я  мог, - проворчал  Макс, - генералу  по  шапке  стукнули  сверху,  а  он  стукнул  мне.  Из-за  твоей  сестры  я  чуть  погон  не  лишился! 
- При  чём  тут  Ася? – не  поняла  я. 
- А  при  том,  что  это  она  защитница  Лазуретова! – рявкнул  Макс, - я  переругался  с  твоей  сестрицей  в  пух  и  прах.  Правда,  тут  дело  не  совсем  гладкое.  Он  ранил  Виру,  но  он,  похоже,  её  не  убивал.  У  него  оружия,  из  которого  стреляли  в  Конфетину,  мы  не  обнаружили.  Конечно,  пистолет  у  него  есть,  но  это  не  то.  Оружия  на  законных  основаниях,  имеется  лицензия,  разрешение,  и  справка  от  психиатора,  а  стреляли  в  девушку  из  винтовки  с  оптическим  прицелом.  Кстати,  Марфу  Иванчук  убили  из  того  же  оружия. 
- Н-да, - задумалась  я, - но  ведь  он  мог  кого-нибудь  нанять,  заплатить,  чтобы  избавиться  от  неё. 
- Ни  в  какие  рамки  не  лезет, - вздохнул  Макс, - лесник  подписал  протокол,  и,  согласно  его  показаниям,  Вира  похитила  Дашу.  Хотела  её,  вероятно,  убить,  но  приехал  отец,  и  кинулся  на  старшую  дочь.  Кто  ударил  её  ножом,  неизвестно,  но  рана  была  не  слишком  серьёзной,  а  вот  убили  её  выстрелом  в  голову.  В  Марфу  стреляли  через  окно,  тоже  в  голову.  Тот,  кто  это  сделал,  спец  по  стрельбе.  Либо  это  профессиональный  киллер,  либо  спортсмен. 
- Информация  к  размышлению, - пробормотала  я, - ладно,  будем  думать. 
- Думай,  а  потом  мне  расскажешь  свои  мысли, - заявил  Макс,  а  я  вытаращила  глаза. 
- Что  это  с  тобой? – протянула  я. 
- Генерал  пропесочил, - буркнул  Макс. 
- Ясно, - засмеялась  я. 
- Тебе  хорошо  смеяться, - рассердился  мой  милый  супруг, - ты  там,  в  Париже,  в  особняке,  свои  контракты  заключаешь,  а  на  мне  ответственность  за  твои  выходки.  Облила  Варю                « зелёнкой »,  в  доме  после  нашествия  Ларисы  вся  посуда  перебита,  есть  не  на  чем.  Пришлось  из  дома  отца  привезти.   
- Представляю,  что  вы  там  привезли, - проворчала  я. 
- Нормальная  посуда, - тут  же  дёрнулся  Макс, - а  то  я  чувствую  себя  неуютно,  когда  мы  едим  на  фарфоре.  Постоянно  боишься  разбить. 
- Зато  красиво, - насупилась  я, - и  чего  бояться?  Будь  спокойнее,  не  воспринимай  слишком  нервно. 
- Я  не  привык  к  этому, - буркнул  Максим, - кстати,  Дашу  мы  так  и  не  нашли.  Предполагаю,  что  её  вывезли  за  границу. 
- Ясно, - нахохлилась  я, - ладно,  я  сейчас  Асе  мозг  начищу, -    распрощалась  с  мужем,  и  набрала  номер  телефона  сестры. 
- Покричать  решила? – вместо  приветствия  сказала  Ася, - только  имей  в  виду,  это  моя  работа. 
- Знаю, - сердито  воскликнула  я, - хорошую  вы  с  матерью  себе  специализацию  выбрали,  всякую  мразь  оправдывать. 
- Он  не  убивал  эту  девицу! – взвизгнула  Ася, - да,  он  урод,  моральный  урод,  а  у  меня  комплексы,  я  защищаю  всякую  пакость. 
- Что  у  тебя  с  гормонами,  сестрёнка? – всерьёз  забеспокоилась  я. 
- Фигня  какая-то, - вздохнула  она, - мне  и  гениколог  сказал,  что  у  меня  гормональный  и  нервный  срыв. 
- Он  это  определил,  засунув  тебе  стёклышко? – фыркнула  я. 
- Вообще-то,  дорогая  моя, - менторским  тоном  начала  Ася, - каждый  врач  должен  быть  не  только  специалистом  выбранного  им  направления,  но  и  быть  подкованным  в  общих  чертах  в  других  болезнях,  не  связанных  с  его  специализацией, - отчеканила  она, - а  твой  Макс?  Он,  хоть  и  работает  в  МВД,  но  у  него  за  плечами  первый  мед,  кроме  академии  МВД.  И  он  сможет  не  только  операцию  сделать,  но  и  укол  поставить,  и    определить  психическое  состояние  человека,  и  горло  полечит,  и  в  чужих  анализах  разберётся. 
- Это  да, - согласилась  я, - но  гормоны  у  тебя  явно  не  в  порядке,  и  нервный  срыв  на  лицо.  Успокойся. 
- Легко  сказать, - буркнула  Ася, - у  меня  такое  ощущение,  что  я  главную  женскую  функцию  перевыполнила. 
- Ну,  и  чего? – засмеялась  я, - у  меня  тоже  дети  есть,  но  я  живу  полной  жизнью. 
- Предлагаешь  мне  изменить  Ренату?  Только  с  кем?  Я  прочно  в  него  влюблена. 
- Вот  дура! – засмеялась  я, - даже  не  выдумывай!  Ренат  прикончит  того,  кто  посмеет  к  тебе  прикоснуться.  Хочешь  неприятностей? 
- А  что  делать? – тоскливо  спросила  Ася. 
- Слушай,  а  давай  съездим  на  горнолыжный  курорт!  Скажем,  в июле  в  Австралию,  там  как  раз  зима,  когда  у  нас  лето.  В  Тредбо.  На  лыжах  погоняем. 
- Можно, - вяло  отреагировала  Аська,  а  я  рассердилась. 
- Ладно, - свирепо  сказала  я, - обещаю,  я  тебя  встряхну.  Так  встряхну,  что  мало  не  покажется. 
- Ты  что  задумала? – испугалась  Ася. 
- Не  важно, - отмахнулась  я, - а  теперь  рассказывай,  что  тебе  Лазуретов  поведал,  а  то  придушу  на  месте. 
- Посредством  телефона  это  трудно  сделать, - вздохнула  Ася, - да  тебе  Макс,  наверное,  всё  рассказал. 
- Даша  пропала, - мрачно  воскликнула  я. 
- Ничего  она  не  пропала, - возразила  Ася, - в  данный  момент  находится  в  Париже,  на  улице  Фобур – Сент – Оноре.  Почти  центр. 
- Офигеть! – взвизгнула  я, - это  он  сказал? 
- Это  я  сама  выяснила,  зная,  что  ты  будешь  звонить. 
- Аська,  ты  золото! – простонала  я, - всё,  до  связи,  у  меня  теперь  Дарья  на  повестке  дня, - я  нажала  на  кнопку  отбоя,  встала  с  кровати,  и,  устроившись  на  балконе,  позвонила  Ренату,  мужу  Аси. 
- Привет,  лицо  таджикской  национальности, - весело  воскликнула  я, - как  делишки? 
- Отлично, - удивлённо  протянул  Ренат, - а  что  случилось? 
- Твоя  жена  в  депрессии! – рявкнула  я, - вот  что  случилось! 
- Да,  я  заметил,  что  она  вялая, - вздохнул  он, - но  не  думаю,  что  это  так  уж  серьёзно.  Перебесится. 
- Нет,  не  перебесится,  нужна  встряска, - возразила  я, - и  потому 
у  меня  есть  идея, - и  я  рассказала  ему  о  моей  стычке  с 
Ларисой. 
- И  что? – не  понял  Ренат, - я  знаю,  что  ты  психопатка,  но  какое  это  отношение  к  моей  жене  имеет? 
- А  с  такой,  что  в  этот  раз  я  нарежу  Асю  с  Андреем,  и  отправлю  Ларисе.  Ей  в  отместку  за  перебитую  посуду,  а  Асе  для  встряски. 
- С  ума  сошла?! – вскрикнул  Ренат, - чтобы  она  мне  посуду  перебила?  Ты  больная? 
- На  всю  голову, - хихикнула  я, - учти,  выдашь  меня,  убью.  Я    всё  равно  поступлю  по-своему,  просто  решила  тебя  предупредить,  чтобы  ты  не  подумал,  что  она  реально  тебе  изменяет. 
- Чёрт  с  тобой!  Сестра  моей  жены – конченная  психопатка!  Хорошо,  хоть  предупредила! – буркнул  он,  и  отключился. 
А  я  сбегала  в  комнату  за  ноутбуком,  сделала  нарезку  из  фоток,  и  отправила  Ларисе. 
Понимаю,  что  поступаю  подло,  да  и  Асюта  на  уши  встанет,  но  мне  её  психическое  состояние  важнее. 
Я  поёжилась,  оглядела  простирающийся  пейзаж:  серое,  с  низко  нависшими  тучами,  небо,  скелеты  деревьев,  и  дождь,  льющийся  с  неба  бесконечным  потоком. 
Но  моё  внимание  привлекло  строение,  больше  напоминающее  замок,  во  всяком  случае,  оно  очень  походило  на  замок. 
Башни  виднелись  из-за  деревьев,  и  были  какого-то  серого  цвета,  а  меня  разобрало  любопытство. 
Вернувшись  в  комнату,  я  переоделась  в  брюки  и  курточку.  Волосы  стянула  в  хвост,  который  засунула  в  капюшон,  и  спустилась  вниз. 
- Доброе  утро,  мадам, - попалась  мне  экономка  Франсуаза, - скоро  завтрак.  Вам  ничего  не  нужно? 
- Нет,  спасибо, - улыбнулась  я, - я  только  на  пробежку.  Кстати,  у  вас  есть  овсяная  каша? 
- Конечно, - кивнула  экономка, - мадам  Кристин  требует,  чтобы  ею  кормили  собак. 
- Сварите  мне  на  завтрак, - попросила  я. 
- Овсяную  кашу? – удивилась  Франсуаза, - но  Алан  жарит  бекон, и  делает  омлет.  А  ещё  булочки. 
- Тогда  попросите  его  сварить  мне  кашу, - сказала  я, - а  то  я 
сама  отправлюсь  варить,  и  вряд  ли  моей  подруге  это 
понравится. 
- Хорошо,  мадам, - поджала  губы  экономка,  а  я,  кивнув,  выбежала  на  улицу. 
Бегаю  я  легко,  без  напряга,  икры  давно  не  болят,  и  после  спорта  я  чувствую  себя  увереннее. 
Дождь  продолжал  хлестать,  а  я  пробежала  порядочно,  пытаясь  найти  замок,  и,  поехав  ногами,  споткнулась,  стала  заваливаться,  и  с  воплем: 
- Мама! – покатилась  вниз. 
Наверное,  мой  крик  был  слышен  за  километр,  я  пыталась  схватиться  руками  за  кустарники,  но  они  были  настолько  хлипкими,  что  ломались  под  руками. 
И  я  приземлилась  на  землю,  всю  усыпанную  прелыми,  прошлогодними  листьями. 
- Мадам,  что  с  вами? – услышала  я, - вы  живы? 
Я  со  стоном  села,  пытаясь  стереть  грязь  со  своих  розовых  бридж,  и  белой  курточки,  но  только  усугубила  ситуацию. 
- Бедная  мадам, - всплеснул  маленькими,  пухленькими  ручками  полный  мужчина, - сидите,  не  двигайтесь,  я  сейчас  вызову  врачей. 
- Не  надо, - я  со  стоном  встала  на  ноги, - я  только  бок  немного  ушибла.  И  голову, - я  пощупала  темечко,  и  залюбовалась  звёздочками,  скачущими  перед  глазами, - я  в  норме. 
- Вы  иностранка? – спросил  мужчина, - русская? 
- Да, - кивнула  я, - а  как  вы  догадались? 
- Во-первых,  акцент,  он  у  вас  сильный,  а  во-вторых,  только  русский  человек  откажется  от  медицинской  помощи  после  такого  полёта, - и  мужчина  улыбнулся, - разрешите  представиться,  Шарль  Монтье. 
- Очень  приятно,  Эвива  Миленич, - ответила  я, - я  замок  искала,  и,  кажется,  нашла, - я  залюбовалась  величественным  строением. 
- Да,  красивое  здание, - кивнул  Шарль, - старинное.  Жаль,  что  его  меркантильная  хозяйка  не  хочет  тут  жить,  или  отдать  государству.  У  нас  уже  большинство  замков  давно  принадлежит  стране,  но  некоторые  всё  же  остались  у  частных  владельцев.  Это  настоящая  старина,  а  внутри,  говорят,  неописуемо  красиво.  Я  сторож.  Сижу  около  замка  в  будке,  меня  наняла  его  владельца.  Неразумная  особа. 
- Почему  неразумная? – заинтересовалась  я. 
- Потому  что  содержать  такое  здание  дорого,  и  его  следует  отдать  государству.  Замок  в  прекрасном  состоянии,  он  ещё  веков  двадцать  простоит,  и  не  дрогнет,  умели  раньше  делать.  Но  нужен  ремонт,  уход  за  территорией,  и  на  это  можно  заработать  только  посещениями  туристов.  Их  тут  сотни,  некоторые  даже  сюда  приезжают,  потыкаются  в  закрытые  ворота,  и  уедут. 
Мы  подошли  вплотную  к  замку,  вернее,  к  чугунным,  ажурным  воротам.  Мощь  строения  восхищала,  и  я  горестно  вздохнула: 
- Что  ж  она  не  откроет  его  для  посещений? 
- Не  хочет  возиться, - пожал  плечами  Шарль, - хочет  просто  продать. 
- Понятно, - кивнула  я, - а  она  не  оставляла  номера  своего  телефона,  на  случай,  если  спросят?   
- Оставляла,  а  что  такое? 
- Дайте  мне  номер, - попросила  я, и,  получив  желаемое,  попрощалась  с  милым  Шарлем,  и  побежала  назад. 
На  территории  Кристины  я  остановилась,  присела  на  лавочку,  и  набрала  номер  на  мобильном. 
Конечно,  можно  было  бы  позвонить  из  дома,  но  я  не  хотела,  чтобы  мой  разговор  услышали. 
- Да, - ответили  на  том  конце  провода. 
- Добрый  день, - сказала  я, - я  по  поводу  продажи  замка.  Я  хочу  его  купить. 
- Слава  Богу! – воскликнула  девушка, - я  давно  хочу  продать. 
- Давайте  встретимся  сегодня  у  замка, - сказала  я, - осмотрим  его,  и  договоримся  о  цене. 
- Я  живу  к  северу  от  Парижа, - сказала  девушка, - и  вырваться  смогу  только  завтра  с  утра.  Вас  это  устроит?  Скажем,  часов  в  десять? 
- Вполне, - согласилась  я,  попрощалась,  забыв  спросить  её  имя,  отключилась,  и  набрала  номер  Димы. 
- Как  Париж,  мой  сладкий? – спросил  он. 
- Стоит  пока,  не  разрушила, - не  сдержалась  я. 
- Странно! – хохотнул  Дима. 
- Ты  меня  действительно  любишь? – спросила  я. 
- О  Господи! – вздохнул  Дима, - что  опять?  Что  ты  натворила?  Снова  косяк  с  издательством? 
- Да  нет,  ничего  такого, - усмехнулась  я, - как  ты  хорошо  меня  знаешь! 
- Я  знаю,  если  твой  звонок  начинается  вопросом  о  любви,  ты  что-то  натворила. 
- Или  чего-то  хочу, - хмыкнула  я, - чего-то,  особо  бредового. 
- Куплю  тебе  всё,  что  хочешь, - заверил  меня  Дима. 
- Даже  средневековый  замок? – спросила  я,  и  на  том  конце  провода  повисло  молчание. 
- Ева,  любовь  моя, - закашлялся  Дима, - ты  там  что,  белены  объелась?  Зачем  тебе  замок? 
- Я  давно  хотела  купить  особняк  под  Парижем.  А  тут  увидела  с  Кристининого  балкона  башни,  и  сбегала  посмотреть.  Это  красота  неописуемая.  Замок  является  исторической  достопримечательностью,  поэтому  я  буду  обязана  половину  замка  сделать  музеем,  или  даже  треть.  Но  зато  Василинка  будет  всё  лето  проводить  в  лесопарковой  зоне  Парижа,  а  то  в  Москве  летом  не  вздохнуть.  Смесь  вредных  веществ  в  воздухе  плавает.  Пусть  общается  с  Зойкиными  Лаурой  и  Марселло,  я    им  няню  найму. 
- Ох,  умеешь  ты  уговорить, - вздохнул  Дима, - но,  по-моему,  это  твоя  очередная  фанаберия.  Хочу  замок,  и  всё  тут! 
- Да!  Хочу  замок!  Фанаберия,  завуалированная  практицизмом! – призналась  я, - и  там  виноградники  есть. 
- Ты-то  что  в  этом  понимаешь!? – взвыл  Дима. 
- Вот  именно! – торжествующе  воскликнула  я, - вином  займёшься  ты! 
- А  это  идея, - вздохнул  Дима,  немного  придя  в  себя, - ладно,  малыш.  Номер  твоей  кредитки  я  знаю,  просто,  как  договоришься,  скинь  мне по  смс  цену.  Хорошо? 
- Хорошо, - засмеялась  я,  довольная  сверх  всякой  меры. 
- А  знаешь, - вдруг  сказал  Дима, - я  вылечу  к  тебе,  чтобы  помочь  с  оформлением  документов. 
- Жду, - воскликнула  я, - как  прилетишь,  позвони.  Встречу, - и  я  отключилась. 
Стараясь  не  попасться  никому  на  глаза,  я  проскользнула  к  себе  в  спальню,  и  кинула  в  грязное  бельё  брюки  и  куртку. 
Кроссовки  туда  же,  зная,  что  горничная  со  всем  разберётся,  а  сама  встала  под  холодный  душ. 
Слегка  освежив  себя,  почистила  зубы,  и,  переодевшись  в  костюмчик,  состоявший  из  узких,  чёрных  брючек,  белой  блузки,  и  укороченного  жакетика  с  руками  в  три  четверти,  я  спустилась  вниз. 
- Кристь,  у  тебя  есть  какая-нибудь  машина,  которую  ты  не  водишь? – спросила  я. 
- Да  есть  одна, - ответила  Кристина, - а  зачем  тебе? 
- Хочу  сама  за  руль  сесть, - пояснила  я, - не  люблю  ездить  с  водителем. 
- Сейчас  принесу, - сказала  Кристина,  и  куда-то  ушла,  а  ко  мне   подошла  горничная,  и  поставила  мне  тарелку  овсянки. 
Каша  оказалась  щедро  сдобрена  изюмом  и  сухофруктами,  а  Генрих  недоуменно  покосился  на  мой  завтрак. 
- Зачем  тебе  этот  лошадиный  корм? – спросил  он,  уплетая    яичницу  с  беконом, - тут  такой  омлет. 
- Нет,  на  завтрак  я  ем  только  овсянку, - улыбнулась  я, - предпочитаю  здоровую  пищу  с  утра.  И  булочки  с  кремом, - я  взяла  пару  буше,  и  стала  есть  кашу. 
- Держи, - вернулась  Кристина,  и  положила  на  стол  брелок,  а  я  убрала  его  в  карман, - я  её  приобрела,  а  ездить  на  ней  не  хочу.  Чтобы  не  выделяться. 
- Значит,  так, - начал  Генрих, - сегодня  мы  начинаем  печатать  тираж  книги.  У  меня  в  компьютере  ещё  десяток  рукописей,  и  всё  надо  перевести  на  русский.  Потом  на  ярмарку  писателей,  а  вечером  презентация  у  одного  прозаика,  и  нам  надо  там  быть. 
- Окей, - кивнула  я, - только  я  сначала  съезжу  кое-куда.  По  делам  надо.  А  это  тебе, - я  положила  на  стол  рукопись. 
- Какие  у  тебя  здесь  дела? – удивился  Генрих. 
- Есть  кое-какие, - усмехнулась  я,  доела  свой  завтрак,  взяла  сапожки,  пальто,  и  спустилась  в  гараж. 
Так,  что  тут  у  нас?  Я  оглядела  пять  машин,  стоявших  рядком,  и  цокнула  языком.  « Пежо »,  « Рено »,  « Ягуар »,  « Мерседес »,  и  совершенно  роскошная,  чёрная  « Ламборджини  Дьяболо ». 
Я  щёлкнула  брелоком,  и  обомлела,  когда  фарами  мигнула... 
« Ламборджини ». 
Да,  Кристя  явно  знала,  что  мне  предложить,  любительнице  бешеной  езды. 
И  я  с  удовольствием  села  в  спорткар,  и  выехала  на  улицу. 
- Как  тебе  авто? – крикнула  Кристина,  выйдя  на  крыльцо, - я  на  нём  стесняюсь  ездить,  здесь  не  принято  так  выделяться. 
- Знаю, - крикнула  я  в  ответ, - но  мне  всё  равно, - и,  вдавив  длинным  носком  туфли  в  педаль,  я  понеслась  по  улице. 
Машина  была  умопомрачительная,  из-под  колёс  летел  гравий,  шла  она  плавно,  и  я  наслаждалась  быстрой  ездой,  пока  меня  не  остановил  гаишник,  или  как  это  там  называется.  Патруль? 
- Ваше  удостоверение,  гражданочка, - сказал  мужчина  в  форме,  и  я  отдала  паспорт  и  права. 
- Гражданка  России? – спросил  он. 
- Да, - кивнула  я,  зная,  что  с  жандармами  лучше  в  трения  не  вступать.  Это  вам  не  наши  гаишники,  которым  запросто  можно  сунуть  взятку. 
- Почему  так  гоняете?  Вы  знак  видели? 
- К  сожалению,  нет, - я  покачала  головой. 
Страж  порядка  сделал  мне  первое  предупреждение,  и  я  полетела  дальше,  стараясь  не  нарушать  правил.  Но,  скрывшись  с  глаз  представителя  власти,  прибавила  скорости. 
Улица  Фобур-Сент-Оноре  была  очень  уютной,  тихой,  и,  в  тоже  время,  располагалась  недалеко  от  главных  бульваров. 
Я  заперла  машину,  и  вошла  в  подъезд,  где  консьержем  сидел  негр. 
- Добрый  день,  мадам, - улыбнулся  он, - вы  к  кому? 
- К  Дарье  Лазуретовой, - ответила  я,  и  назвала  номер  квартиры. 
- Извините,  мадам,  но  мадемуазель  Лазуретовой  сейчас  нет.  Она  вышла.  Мне  что-нибудь  передать? 
Не  успела  я  ничего  сказать,  как  открылась  дверь,  и  в  парадное  вошла  молоденькая  девушка. 
Больше  двадцати  я  бы  ей  не  дала. 
Джинсы,  курточка,  длинные,  каштановые  волосы  стянуты  в    хвост,  васильковые  глаза,  и  прелестное  личико. 
- А  вот  и  мадемуазель! – воскликнул  консьерж, - мадемуазель,  к  вам  пришли, - и  кивнул  на  меня. 
- Добрый  день, - прошелестела  Даша, - чем  могу  помочь? 
- Мне  нужно  с  вами  поговорить, - сказала  я  на  французском,  чтобы  не  спугнуть  её.  А  то  ещё  убежит. 
- Давайте  поднимемся  в  квартиру, - предложила  Даша,  и  первой  шагнула  в  лифт. 
Мы  поднялись  на  последний  этаж;  там  была  всего  одна  квартира,  и  Даша  отперла  дверь. 
Моему  взору  предстала  уютная  квартирка,  вся  уставленная  цветущими  розами  в  горшках,  и  картинами. 
Около  окна  стоял  мольберт,  рядом  были  разбросаны  кисти  и  краски,  а  на  мольберте  стояла  недописанная  картина. 
Так  сказать,  живопись  на  пленере,  вид  из  окна. 
- Мило  у  вас  тут, - отметила  я,  оглядываясь. 
- Так  вы  по  какому  вопросу? – спросила  Даша,  сняв  туфли,  и  сменив  их  на  тапочки  на  небольшом  каблучке. 
- По  поводу  Виринеи  Конфетиной, - сказала  я, - помнишь   такую? – и  пакет,  из  которого  торчал  багет  хлеба,  выпал  у  девушки  из  рук.  Она  побледнела  до  синевы. 
- Кто  вы? – пролепетала  она, - что  вам  надо? 
- Только  поговорить, - сказала  я, - не  надо  пугаться,  я  вам  ничего  плохого  не  сделаю.  Мне  просто  нужно  кое-что  знать  о  Вире.  Я  ищу  её  убийцу. 
- Что? – у  Даши  по  щекам  потекли  слёзы, - так  она  убита?  Папа  сказал,  что  она  убежала. 
- Нет,  её  застрелили, - вздохнула  я,  а  Даша  упала  на  диван,  и  зарыдала. 
- Зачем  он  так?! – затряслась  она. 
- Успокойся,  успокойся, - я  села  около  неё, - это  не  он.  Это  точно  установлено. 
- Точно? – Даша  подняла  на  меня  заплаканные  глаза. 
- Точно, - кивнула  я, - правда,  он  меня  пристрелить  хотел,  когда  я  пришла  к  нему  со  встречными  вопросами.  Но  мой  друг  двинул  ему  так,  что  он  долго  потом  в  СИЗО  в  себя  приходил. 
- В  СИЗО? – в  ужасе  воскликнула  Даша. 
- Его  уже  выпустили, - вздохнула  я, - он  признался,  что  ранил  её,  но  рана  была  несерьёзная.  Кто-то  стрелял  в  Виру,  когда  она  убежала, - и  Даша  села  на  диване. 
- Кто-то  нас  закрыл, - сказала  она, - Вира  меня  убить  хотела,  а  потом  приехал  папа,  надавал  ей  по  щекам,  полоснул  ножом  по  животу...  Вира  бросилась  бежать,  выскочила  из  катакомб,  но  охранники  побежали  за  ней.  Она  успела  выскочить,  а  нам       кто-то  дверцу  закрыл.  Охранники  отца  вышибли  её,  а  сверху  оказалось  дерево.  Кто-то  привалил  бревно. 
- Что  тебе  говорила  Вира? – спросила  я, - она  тебе  что-нибудь  рассказывала?  Предположительно,  что  стреляла  женщина.  Лесник  рассказал,  что  видел  в  лесу  девушку  на  лыжах,  одетую  в  белое,  словно  специально  сливающуюся  с  окружающей  средой.  У  меня  несколько  выводов.  Стреляла  спортсменка,  она  попала  с  дальнего  расстояния  точно  в  голову,  стоя  на  лыжах.  И  каталась  она,  по  словам  того  же  лесника,  очень  профессионально... – и  я  запнулась,  задумавшись. 
У  меня  было  ощущение,  что  я  что-то  упустила,  что-то  недопоняла...  Что-то  мне  не  давало  покоя. 
- Она  с  какой-то  женщиной  ругалась, - сказала  Даша, - я  только  слышала  обрывок  разговора... 
Даша  практически  всё  время  была  без  сознания,  Вира  давала  ей  вдохнуть  хлороформа. 
Даша  ни  о  чём  не  подозревала,  когда  к  ней возле  института  подошла  молодая,  красивая  блондинка  с  ясными,  голубыми  глазами. 
- Привет, - сказала  она, - меня  Вира  зовут. 
- Даша, - недоуменно  сказала  девушка,  и  даже  охнуть  не  успела,  как  Вира  зажала  ей  рот  платком. 
Очнулась  она  в  тёмном,  сыром  помещении,  словно  в  камере,  и  пришла  в  ужас.  Стала  кричать,  звать  на  помощь,  и  тут  подошла  Вира. 
- Ну,  что,  очнулась? – прищурилась  она. 
- Зачем? – пролепетала  Даша, - хочешь  выкуп  получить? 
- Плевала  я  на  деньги! – топнула  каблуком  Вира, - я  мести  хочу!  Твой  милый  папочка  обрюхатил  мою  мать,  а  потом,  когда  она  умерла,  рожая  меня,  сдал  меня  в  интернат.  Я  все  эти  годы  жила,  думая,  что  найду  родителей,  а  он,  сволочь  такая,  пообещал,  что  прибьёт  меня,  если  я  буду  вязаться. 
Ненавижу  его!  Ненавижу  тебя!  Какого  чёрта,  а?  Я  ему  что,  не  дочь? – и  Вира  со  злостью  ударила  обрезком  трубы  по  решётке. 
- Ты  моя  сестра? – ахнула  Даша. 
- Да,  сестричка, - скривилась  Вира, - но  в  планах  у  меня  пристрелить  тебя.  Я  из-за  него  на  зоне  очутилась!  Думаешь,  это  приятно,  услышать  от  родного  отца,  что  я  ему  не  нужна.  Даже  имя  мне  дал,  Виринея,  чтобы  озлобленные  интернатовцы  поизощрённее  дразнили.  Решил  пошутить!  Шутник  хренов!  Если  бы  он  принял  меня  в  семью,  ничего  бы  не  было!  Ни   зоны,  куда  я  попала  за  мошенничество,  ни  интерната.  Не  захотел  двух  дочерей,  так  ни  одной  не  будет! 
- Что  ты  такое  говоришь? – пролепетала  Даша, - может,  у  него  были  на  то  другие,  более  благородные  причины. 
- Ха! – фыркнула  Вира, - крошка,  я  его  первенец,  и  всю  генетику  тяну.  Ты – просто  спокойная  девочка,  а  я  его  достойное  продолжение.  По  нашему  папочке-мафиози  тюрьма  плачет.  Знаешь,  как  он  бизнес  сколачивал? 
- Нет, - мотнула  головой  Даша. 
- Как  и  все  в  девяностые,  с  автоматом  по  улице  бегал. 
У  Даши  от  ужаса  закружилась  голова. 
Она  сжала  пальцами  виски,  и  уставилась  в  одну  точку,  пытаясь  справиться  с  нахлынувшими  эмоциями. 
- Что,  хреново? – ухмыльнулась  Вира, - ничего,  посиди  тут.  Хороша  же  ты  будешь,  сестрёнка,  когда  ты  тут  копыта  откинешь  после  голодовки. 
- Не  делай  этого! – закричала  Даша, - не  надо!  Я-то  в  чём  виновата? 
- В  том,  что  на  свет  родилась! – выпалила  Вира,  и  ушла,  стуча  каблуками  о  каменный  пол. 
Даша  и  не  помнила,  сколько  она  пробыла  в  помещении.  Ей  казалось,  что  прошла  целая  вечность. 
Вира  изредка  приходила,  заглядывала  к  ней,  и  уходила.            
Но  в  какой-то  момент  она  очнулась,  увидела,  что  дверь  открыта,  и  слышны  приглушённые  голоса. 
Она  осторожно,  взяв  сапожки  в  руки,  вышла  из  клетки,  и,  пошатываясь,  и  держась  за  стенку,  медленно  пошла  на  голос. 
- Убирайся  отсюда,  дура! – услышала  она  резкий,  женский  голос, - и  сестру  свою  убери!  Ненормальная! 
- А  не  пошла  бы  ты? – воскликнула  Вира, - ты  знаешь,  что  мне  нужно.  Я  молчать  не  стану. 
- Не  учит  тебя  жизнь, - зловеще  проговорила  женщина, - развела  тут  вакханалию.  Ты  ведь  знаешь,  дорогуша,  как  я  расправляюсь  со  свидетелями,  а  ты  лезешь,  куда  не  просят.  За  то,  что  дала  мне  новую  жизнь,  спасибо.  А  то  я  не  знала,  как  избавиться  от  семьи.  Зато  теперь  я  свободна  ото  всех  условностей.  А  теперь  вали,  разбирайся  с  сестрой.  Труп  помогу  тебе  вынести. 
Даша,  запаниковав,  бросилась  по  коридору,  и  упёрлась  в  люк.  Ей  повезло,  лаз  был  открыт,  она  выбралась,  и  побежала  в  лес... 
- Ты  разглядела  женщину? – спросила  я. 
- Да, - кивнула  Даша,  села,  спустив  ноги,  и  вздохнула, - кофе  хотите? 
- Спасибо,  не  откажусь, - и  Даша  вынула  из  ящичка  большую  турку,  кофемолку,  и  сварила  кофе,  добавив  туда  капельку  корицы. 
- Угощайтесь, - она  вынула  шоколадные  конфеты  и  сливки. 
- И  Вира  тебя  нашла? – уточнила  я. 
- Да, - тихо  вздохнула  Даша, - по  следам  на  снегу.  Пока  лесник  спал,  она  вошла  туда,  связала  мне  руки  и  ноги,  и  какой-то  мужик  вынес  меня  на  руках. 
- Она  тебя  ранила? 
- Да,  руку  немного  поверила, - кивнула  Даша, - когда  мне  руки  связывала.  Она  верёвку  перекрутила,  и  стала  перерезать  её,  но    случайно  по  вене  попала.  Кровь  полилась  ручьями.   
- Теперь  ясно,  почему  во  дворе  была  кровь, - кивнула  я, - а  потом  приехал  твой  отец,  и  Вира  убежала? 
- Да, - кивнула  Даша, - правда,  он  сначала  стрелять  начал,  Вира  тоже,  а  потом  кинулась  на  него  с  ножом.  В  этой  потасовке  она  поранилась,  и  убежала.  Куда  тот  мужик  исчез,  я  не  знаю.  Просто  ушёл,  когда  они  меня  обратно  перетащили.  Единственное,  что  я  запомнила,  это  кольцо,  печатка,  чёрным камнем  буква  « Л »  сделана.  На  мужчине  было  это  кольцо.   
Даша  замолчала,  и  в  этот  момент  в  квартире  раздался  звонок. 
- Я  сейчас, - Даша  выскочила  из  кухни,  а  я  взяла  ещё  одну  конфету,  которой  чуть  не  подавилась,  когда  увидела  Дмитрия  Михайловича  собственной  персоной. 
- Какого  чёрта? – хрипло  сказал  он,  испепеляя  меня  взглядом, - что  вы  тут  забыли? 
- А  что,  подписка  о  невыезде  для  вас  пустой  звук? – прищурилась  я, - не  обращаете  внимания  на  такие  мелочи? 
- Как  ты  тут  оказалась?! – взвыл  Лазуретов, - ну,  всё!  Ты  меня  достала! – его  лицо  пошло  багровыми  пятнами. 
- Что – прямо  при  дочери  пристрелите? – фыркнула  я,  и  покосилась  на  бледную  Дашу. 
Лазуретов  прищурился,  схватил  со  стола  тарелку,  и  шарахнул  ею  о  стену. 
- Скажи  спасибо,  что  ты  любовница  Димки  Северского,  а  то  я  бы  тебе  сейчас  шейные  позвонки  сместил!  Глупая  курица! 
- Какой  вы  галантный,  однако! – не  удержалась  я, - а  при  чём  тут  Северский?  Помнится,  вы  были  не  особо  рады,  когда  он  на  вас  приёмы  карате  отработал. 
- Насколько  я  знаю,  он  из-за  тебя  любого  в  нокаут  отправит, - прошипел  Дмитрий  Михайлович, - ведьма!  Манипуляторша! 
- Уж  какая  есть, - я  развела  руками,  и  хлебнула  кофе, - слушайте,  чего  вы  так  беситесь?  Хлебните  литр  валерьянки,  и  уймитесь! 
- Сейчас  ты  у  меня  уймёшься!  Идиотка!  Хватит  лезть,  куда  не  следует! 
- Дмитрий  Михайлович,  в  чём  дело? – прищурилась  я, - я  всего  лишь  допрашиваю  вашу  дочь,  чтобы  понять,  кто  убийца.  Из-за  чего  вы  злитесь?  А?  Всем  и  так  известно,  что  вы  к  этому  руку  не  прикладывали.  Так... – я  задумалась, - вы  что-то  знаете? 
- Что  я  могу  знать? – прошипел  Лазуретов. 
- Не  держите  меня  за  дуру, - прищурилась  я,  и  со  звоном  поставила  чашку  на  блюдце, - вы  ведёте  себя  так,  будто  в  самом  деле  виноваты,  а  на  самом  деле  вы  тут  ни  с  какого  бока  припёка.  И,  когда  мы  с  Димкой  ввалились  в  ваш  офис,  вы  стали  орать,  ругаться,  с  Димкой  пообещали  все  контракты  разорвать,  а  теперь  говорите,  что  только  из-за  него  меня  не  прибьёте.  По-моему,  это  был  лишь спектакль,  вы  отвлекали  внимание  правоохранительных  органов  на  себя.  При  этом  вы  знали,  что  не  виновны,  и  потому  не  боялись,  что  вас  посадят.  Хороший  адвокат  от  такого  обвинения  и  камня  не  оставит,  что  и  произошло.  А  теперь,  увидев  меня  здесь,  вы  поняли,  что  я  не  угомонилась,  и  продолжаю  расследование,  рассвирепели.  Вы  что-то  знаете, - я  встала  со  стула, - сейчас  же  звоню  Максу,  пусть  опять  берёт  вас,  и  начинает  раскалывать. 
- А  ну  сядь! – рявкнул  Лазуретов,  схватил  меня  за  локоть,  и  толкнул  на  стул, - Даш,  налей  нам  кофе, - и  повернулся  ко   мне, - ты  хоть  понимаешь,  во  что  лезешь?  То,  что  спрятано  в  этих  катакомбах,  страшно,  и  туда  лучше  нос  не  совать. 
- Я  знаю, - кивнула  я, - мне  известно,  что  там  хранятся  разработки  старого  НИИ. 
- О  Господи! – вздохнул  Лазуретов, - уже  докопалась!  К  твоему  сведению, человек,  который  хотел  их  разоблачить,  погиб. 
- Это  вы  о  ком? – прищурилась  я, - насколько  я  знаю,  там  был  человек,  красивая  женщина  по  имени  Маргарита,  и  её  изнасиловали  и  убили. 
- Как – изнасиловали? – брови  Лазуретова  поползли  вверх, - не  было  никакого  изнасилования!  Кто  вам  такое  сказал? 
- Следователи  сказали, - ответила  я, - так  в  деле  написано. 
- Вот  сучка! – Дмитрий  Михайлович  вынул  сигареты,  и  щёлкнул  зажигалкой,  а  потом  протянул  открытую  пачку  мне, - будешь? – и  я  взяла  сигарету,  а  он  дал  мне  прикурить. 
- Понимаешь, - начал  он, - Марго – любовь  всей  моей  жизни.  Мы    дружили  с  раннего  детства,  хотели  пожениться,  а  её            родители-дипломаты  посчитали,  что  я,  хулиган,  недостойная  партия  для  их  дочери.  Жизнь  раскидала  нас,  Маргариту  увезли  стажироваться  в  Америку,  а  я  попал  на  зону.  Но  никого  и  никогда  я  так  не  любил,  как  её,  даже  женился  по  расчёту,  но  только  ничего  из  этого  брака  не  вышло.  Александра  родила  мне  двух  сыновей,  а  потом  она  ушла  к  другому,  а  я  опять  женился.  С  Владой  мы  до  сих  пор  вместе,  но  так  уж  получилось,  что  я  чуть  не  бросил  жену  и  дочь.  Но  Влада  простила  меня  за  это,  она  знает,  что  было, - он  затянулся  сигаретой,  а  я  смахнула  пепел. 
- Почему  вы  говорите,  что  Маргарита  не  была  изнасилована? – напирала  я. 
- Потому  что,  там,  в  архиве,  мы  с  ней  были  близки, - вздохнул  он, - она  мне  позвонила,  попросила  прийти,  и  рассказала  весь  этот  ужас.  Она  стала  рыдать  у  меня  на  шее,  и,  так  уж  получилось,  мы  опробовали  там  на  прочность  стол.  До  сих  пор  помню,  я  уже  хотел  выйти  из  архива,  как  по  полу  покатилось  кольцо.  Печатка,  я  поднял  её,  и  разглядел. 
Тёмным  камнем,  скорее  всего,  опалом,  буква  « Л »  выложена.  Марго  увидела,  и  сказала,  что  отдаст,  что  знает,  чьё  оно.  А  я    позвонил  знакомому  прокурору,  и  Марго  настояла,  чтобы  я  вышел  его  встретить,  а,  когда  мы  поднялись  наверх,  то  увидели  толпу  народа,  и  Марго,  мёртвую.  Я  думал,  что  сам  умру,  а  Павел  начал  разбирательство. 
- И  что  узнали? – я  не  сводила  с  него  глаз. 
- В  том-то  и  дело,  что  ему  крылья  в  полёте  обрезали, -  вздохнул  Лазуретов, - но  самое  главное  впереди.  Я  знаю,  кто  за  этим  стоит. 
- Как? – оторопела  я, - и  вы  молчали? 
- А  вы  бы  помчались  в  милицию,  если  бы  вам  ультиматум  поставили,  жизнь  дочери,  или  справедливость? – прищурился  он, - а  справедливости-то  всё  равно  не  добьёшься! 
- Кто? – вскричала  я, - кто  за  всем  этим  стоит? 
- Некто  Арина  Меньшова, - вздохнул  он, - но,  к  счастью,  в  прошлом  году  она  умерла.  Спилась.  У  неё  семья  распалась,  она  стала  хлебать  коньяк  бутылками,  и  подожгла  себя,  а  её  дочь,  Таня,  чуть  с  ума  не  сошла. 
Я  залпом  выпила  новую  порцию  кофе,  и  в  ужасе  уставилась  на  него.  Я  мгновенно  всё  поняла. 
- Кстати,  дорогуша, - посмотрела  я  на  Дашу, - не  дури  мне  голову,  я  знаю,  что  ты  приходила  к  Вире. 
- Что? – оторопел  Дмитрий  Михайлович, - но  зачем? 
- Да  с  чего  вы  это  взяли? – девушка  сжалась, - я  её  даже  не  знаю. 
- Свидетель  есть, - улыбнулась  я, - тебя  видела  Рина  Листопадова,  подруга  Виры. 
- Да  я  просто, - вздохнула  Даша,  и  посмотрела  на  отца, - я  слышала  ваш  с  ней  разговор,  и  решила  с  ней  подружиться.  А  она  меня  чуть  с  лестницы  не  спустила. 
- Глупая  была  затея, - улыбнулась  я, - но,  боюсь,  вам  обоим  придётся  вернуться  в  Россию,  чтобы  раз  и  навсегда  расставить  все  точки  над  « и ».  А  там  делайте,  что  хотите. 
- Подожди, - воскликнул  Дмитрий  Михайлович, - я  не  знаю,  что  поняла  ты,  но  лично  я  ничего  не  понял. 
- На  общем  совете  всё  расскажу, - улыбнулась  я,  и  добавила,  вставая, - когда  все  преступники  будут  арестованы. 
...   – Викуля,  ты  сумасшедшая! – вскричала  Кристина,  когда  мадам  Бланш  принесла  очередную  коробку  из  подсобки, - на  кой  ляд  тебе  столько  фарфора?  Мариновать  на  зиму?  Ты  же  пол  багажного  отделения  самолёта  займёшь! 
- Плевать! – отмахнулась  я, - мне  дома  всю  посуду  перебили,  и 
теперь  я  хочу  оторваться. 
- Макс  ошалеет,  когда  увидит, - хихикнула  Мила. 
- Пусть, - фыркнула  я, - у  меня  на  повестке  дня  ещё  статуэтки,  хрусталь,  и  модные  новинки  одежды. 
Замок  я  оглядела  в  тот  же  день.  Прилетел  Дима,  и  мы  вместе  отправились  осматривать  эту  роскошь.  Он  на  месте  договорился  о  цене,  а  хозяйка  была  счастлива,  что  избавилась  от  недвижимости. 
- Я  сам  всё  оформлю, - сказал  Дима, - тебе  надо  только  договориться  с  зодчими,  ну,  и  ещё  масса  нюансов,  чтобы  вступить  во  владение.  Думаю,  к  лету  ты  станешь  полноправной  хозяйкой,  и  к  осени  закончим  ремонт. 
Я  была  довольна  сверх  всякой  меры  своим  приобретением,  но  вот  Кристе,  Миле,  Генриху  и  Арману  я  не  сказала,  что  приобрела  замок. 
Ни  к  чему  их  раньше  времени  нервировать. 
Утро  началось  сумбурно. 
Меня,  как  всегда,  разбудили  мопсы,  и  я,  приняв  душ,  и  надев  бархатные  брюки  капри  шароварного  типа,  ярко-жёлтого  цвета.      Красную  водолазку,  оранжевый  жакет  с  чёрным  кружевом.   И  замшевые  сапожки  на  высоченной  шпильке  красного  цвета,  и  спустилась  в  столовую. 
- Какая  ты  яркая! – невольно  восхитилась  Кристя,  и  обратилась  к  Генриху, - ну,  как  ваши  писатели? 
- Замечательно, - улыбнулся  он, - через  недельку  мы  опять  прикатим,  нужно  автограф-сессию  и  презентацию  книги  устраивать. 
- Жду,  жду, - закивала  Кристя,  и  они  с  Арманом  поехали  провожать  нас  в  аэропорт. 
В  зале  я  отвела  Кристю  в  сторону,  и  спросила: 
- Что  произошло?  Я  о  Поле. 
- Сердце  слабое, - зашептала  Кристя, - у  него  уже  два  инфаркта  было,  а  мне  секса  надо.  Ему  я  сказала,  что  у  меня  низкий  сексуальный  аппетит,  что  предпочитаю  расслабляться  в  ванне  с  ароматическими  маслами  и  свечами,  а  сама  с  Арманом   кувыркалась.  Но  одна  сучка  Полю  стуканула,  и  тот  застал  нас.  Обширный  инфаркт. 
- Капец! – высказалась  я. 
- Вот-вот, - горько  вздохнула  Кристина, - как  мужчину  я  люблю, 
конечно,  Армана,  но  Поля  я  уважала,  и  разводиться  не  планировала.  Жаклин  думала,  что  он  со  мной  разведётся  и 
всего  лишит,  а  он  умер.  Она  теперь  бесится,  а  я  её  выгнала  из  дома. 
- Кто  она? – вздохнула  я. 
- Племянница  Поля, - ответила  Кристина, - я  пришлю  тебе  приглашение  на  свадьбу.  Мы  с  Арманом  женимся  в  октябре. 
- Быстро  вы, - протянула  я. 
- А  он  сразу,  как  только  узнал,  сделал  мне  предложение, - сказала  Кристя,  и  показала  руку, - и  кольцо  подарил. 
- Красивый  бриллиант, - улыбнулась  я,  разглядывай  крупный,  дымчатый  камень. 
- Знаешь, - вдруг  сказала  Кристя, - по-моему,  ты  ошиблась! 
- В  чём? – не  поняла  я. 
- Макс  тебе  не  пара, - вздохнула  она, - он  мне,  конечно,  очень  понравился,  но  я  за  Димку. 
- Да  почему  вы  вдруг  встали  на  его  сторону? – зашипела  я, - раньше  вы  все  его  недолюбливали,  а  теперь  горой  стоите. 
- Димка  сильный,  властный  мужчина, - вздохнула  Кристина, - и  он  действительно  любит  тебя.  Такие  чувства  дорогого  стоят. 
В  этот  момент  объявили  посадку  на  Москву,  и  я,  обняв  подружку,  пошла  к  паспортному  контролю. 
- Приезжай  с  детьми, - крикнула  мне  вслед  Кристя,  и  мы  все  сели  в  самолёт. 
В  самолёте  я  старалась  не  пить,  увлеклась  компьютерной  игрой,  но  вскоре  отупела  от  неё.  Быстренько  закрыла  ноутбук,  и  вынула  из  сумки  книгу  с  восточными  стихами. 
Макс  встречал  меня  с  дублёнкой  в  руках,  вернее,  с  прелестной,  белой,  песцовой  шубкой. 
Февраль  решил  напоследок,  видимо,  показать  зубы,  и  на  улице,  я  видела  сквозь  стеклянные  входные  двери,  стоял  стеной  снег. 
- Ну,  и  ничего  себе, - вздохнул  Генрих,  на  ходу  переодеваясь  в  пальто,  а  Мила  в  шубку,  они  взяли  верхнюю  одежду  с  собой  в  багаже, - в  Париже  ливень,  тут  метель  с  ветром...  Погода  совсем  обезумела. 
А  Макс  тем  временем  обозревал кучу  вещей,  которые  я  привезла  из  Парижа. 
- Ты  спятила? – обморочным  голосом  спросил  он, - это,  правда,  всё  твоё? 
- Всё  моё, - кивнула  я, - не  тушуйся,  и  складывай  всё  в  машину. 
- Это  сумасшествие, - пробормотал  мой  супруг,  и  часть  вещей 
сложил  в  автомобиль,  а  большую  увезли  на  специально  приехавшей  машине,  занимающейся  грузоперевозками. 
Я  наняла  авто  по  Интернету.   
- Как  твои  писатели? – спросил  Макс,  усадив  меня  в  джип,  и  сев  за  руль. 
- Мы  на  ярмарке  несколько  контрактов  заключили, - улыбнулась  я,  и  в  этот  момент  у  меня  зазвонил  телефон. 
На  дисплее  высветился  незнакомый  номер,  но  я  всё  равно  ответила. 
- Слушаю. 
- Эвива,  здравствуйте, - услышала  я  сбивчивый,  женский  голос, - это  Рина.  Рина  Листопадова. 
- А,  привет, - весело  отозвалась  я, - что-то  случилось? 
- Да, - всхлипнула  Рина, - меня  убить  хотят! 
- Что!? – вскрикнула  я,  а  Макс  дёрнулся  от  моего  вопля. 
- Понимаете, - плакала  Рина, - меня  позавчера  толкнули  под  автобус,  вчера  задавить  пытались.  Я  не  знаю,  что  делать.  У  меня  сейчас  выступление,  и  мне  страшно. 
- Не  выходи  на  сцену! – вскричала  я, - не  вздумай! 
- Но  как? – пролепетала  Рина, - это  же  моя  карьера. 
- Тебе  карьера  дороже  жизни? – рявкнула  я,  и  пнула  мужа, - Макс,  быстро  едем  в  Ледовый  дворец!  И  вызывай  туда  ОМОН!  Я  нашла  убийцу  Виры! 
- Что? – ошалел  мой  супруг. 
- Что? – ошалела  на  том  конце  провода  Рина. 
- А  ты  не  смей  выходить  на  лёд! – рявкнула  я  в  трубку, - если,  конечно,  не  хочешь  получить  пулю  в  лоб! – и  отключилась. 
- Что  опять  происходит? – зашипел  Макс, - что  опять? 
- Всё,  любимый, - улыбнулась  я, - дело  почти  закрыто.  Сейчас  нам  надо  не  дать  застрелить  одну  фигуристку,  и  ещё  кое-кого  арестовать,  и  всё.  Не  сердись,  тебе  же  благодарности  будут. 
- Ага! – кивнул  Макс,  резко  разворачиваясь, - только  сначала  мне  мозг  прочистят!  На  тебя  у  нас  столько  документации  в  архиве  хранится! 
- В  архиве... – задумчиво  протянула  я, - и  как  же  это  я  раньше  не  поняла? 
- Что? 
- Потом,  всё  потом, - отмахнулась  я, - долго  пересказывать.  Быстрее  во  дворец. 
Макс  покосился  на  меня,  и  прибавил  скорости. 
Около  здания  я  увидела  парковочное  место,  но,  похоже,  не  одна  я  его  заметила.  Какая-то  блондинка  с  короткой    стрижечкой  под    пажа  в  серебристой  малолитражке  тоже  приметила  это  место. 
- Макс,  давай  быстрее! – занервничала  я, - если  она  займёт  место,  мы  тут  чёрте  сколько  проищем  стоянку,  и  можем  опоздать.  Я  сильно  сомневаюсь,  что  Рина  меня  послушает. 
Но,  увидев  свирепое  выражение  лица  блондинки,  я  резко  выхватила  руль  из  рук  Макса,  а  тот  его  от  неожиданности  выпустил.  Спихнула  ногу  мужа  с  педали,  и  с  визгом  покрышек  ввинтилась  на  единственное,  свободное  место. 
Джип  подпрыгнул,  и  встал,  как  вкопанный. 
- Ну,  ты  даёшь! – с  ужасом  и  восхищением  протянул  Макс,  и  рванул  дверцу  машины. 
- Выбора  не  было, - я  тоже  выскочила  из  авто. 
Женщина,  которой  я  не  дала  въехать  на  место,  стояла,  облокотившись  о  дверцу,  и  испепеляла  меня  взглядом. 
Поняв,  что  она  сейчас  будет  орать,  я  вытащила  из  бардачка  пистолет,  и  кивнула  Максу. 
- Табельное  с  тобой? – и  женщина,  ойкнув,  прыгнула  в  машину,  и  дала  назад. 
- Убери  эту  игрушку, - сказал  Максим, - а  то  нечаянно  пальнёшь  в  кого-нибудь  газом. 
- Не  пальну, - и  мы  вбежали  в  холл. 
Миновав  охранников,  проходя  мимо  которых,  я  спрятала  пистолет,  мы  побежали  наверх,  где  фигуристки  готовятся  к  выступлению. 
- Вам  сюда  нельзя, - нам  преградила  путь  какая-то  женщина, - для  зрителей  вход  с  другой  стороны. 
- Макс, - посмотрела  я  на  мужа,  и  тот  меня  понял. 
- Капитан  МВД, - воскликнул  он,  и  показал  рабочее  удостоверение, - у  вас  тут  человека  убить  хотят. 
- Какого  человека? – поперхнулась  женщина. 
- Фигуристку  Александрину  Листопадову, - отчеканила  я, - где  она? 
- На  лёд  выходит, - сказала  женщина,  а  я  всплеснула  руками. 
- Я  так  и  знала!  Скажите,  есть  за  сценой  такое  место,  где  безлюдно? – в  панике  спросила  я. 
- Если  только  на  потолке, - пожала  плечами  женщина,  и  пояснила, - вернее,  на  чердаке.  Это  последнее  помещение,  и  там  крепления  для  стеклянного  потолка  сцены. 
- Где  это? – подпрыгнула  я, - как  туда  пройти? 
- Идёмте, - женщина  быстро  пошла  по  коридору,  а  мы  за  ней. 
Но,  дойдя  до  места,  она  воскликнула: 
- Странно.  Тут  же  всегда  заперто. 
- Ну-ка,  пустите, - Макс  вынул  пистолет,  зарядил  его,  и  стал  подниматься  наверх,  а  я  за  ним,  вынув  свой  газовый. 
Наверху  мы  увидели  то,  что  я  и  ожидала. 
Светловолосая  девушка,  которая  целилась  в  винтовку  с  прицелом.  Услышав  шорох,  она  повернула  голову,  а  мы  с  Максом  направили  на  неё  оружие. 
- Ни  с  места! – воскликнул  мой  супруг, - если  двинетесь,  пристрелю! 
- Откуда  вы  узнали? – прошептала  девушка, - как?  Ведь  я  не  оставила  следов! 
- Зато  Вира  оставила, - сказала  я, - лучше  отойдите  от  оружия,  теперь  это  не  имеет  смысла.  И,  к  вашему  сведенью,  Рина  тут  вообще  не  при  чём,  равно,  как  и  Марфа.  Они  обе  ничего  не  знали,  просто  общались  с  Вирой. 
- Вы  арестованы,  гражданка  Меньшова, - сказал  Макс,  и  застегнул  на  ней  наручники, - вы  имеете  право  хранить  молчание,  и  имеете  право  на  адвоката. 
Татьяна  молчала  дала  заковать  руки,  и  вбежавшие  оперативники  увели  её,  а  мы  с  Максом  спустились  вниз,  и  я  невольно  залюбовалась  выступлением  Рины. 
Она  выступала  великолепно.  Надеюсь,  займёт  призовое  место. 
Но  вот,  выступление  закончилось,  и  Рина  вбежала  в  коридор,  и  села  на  скамейку,  коньки  ей  было  рано  снимать. 
- Привет, - сказала  я, - можешь  расслабиться,  Меньшова  арестована. 
- Как!? – ахнула  Рина, - так  это  она?  Но  почему? 
- Потом  расскажем, - отмахнулась  я, - а  ты,  смотрю,  отчаянная.  Не  послушалась  меня,  на  лёд  вышла. 
- Да  меня  уже  начальство  подталкивало, - вздохнула  она, - спасибо  тебе,  что  разобралась  во  всём. 
- Не  за  что, - улыбнулась  я, - я  как  Чип  и  Дейл,  всегда  спешу  на  помощь. 
- Но  лучше  её  об  этом  не  просить, - засмеялся  Максим,  обнимая  меня  за  талию, - а  то  тушите  свет. 
- Видел,  на  ком  женился, - пнула  я  его, - так  что  не  ёрничай,  друг.  Пошли, - я  потянула  его  на  улицу. 
- Ну,  что,  дело  закончено? – спросил  Макс,  остановившись  около  машины,  и  похлопав  себя  по  карманам  в  поисках  сигарет. 
Я  молча  вынула  свои,  и  протянула  ему  сигарету. 
Мак  взял  сигарету,  раскурил  её,  явно  хотел  мне  опять  мозг  прочистить  за  сигареты,  но  промолчал. 
- Нет,  милый, - сказала  я, - дело  пока  не  закончено.  Есть  ещё  один  человек,  которого  следует  арестовать.  Поехали,  мне  ещё  надо  в  издательство  заскочить,  своих  спортивных  коллег  напрячь  маленько. 
И  Макс  повёз  меня  в  редакцию. 
Припарковался,  и  решил  подняться  со  мной  наверх. 
Только  мы  ступили  в  лифт,  как  откуда-то  сбоку  донеслось: 
- Подождите,  эй,  госпожа  главный  редактор, - и  я  поставила  ногу  между  створками. 
- Спасибо, - это  была  Анна  Михайловна,  уборщица, - и  что  это  вы  творите,  Эвива  Леонидовна?  И  это  при  живом-то  муже! 
- Ничего  я  не  творю, - я  бросила  быстрый  взгляд  на  Макса. 
- А  в  чём  дело? – прищурил  зелёные  глаза  мой  супруг. 
- В  чём  дело,  в  чём  дело, - проворчала  уборщица, - меня  Рита  вызвала,  говорит,  что  у  вас  в  кабинете  чёрте.  Любовники  охапки  цветов  шлют! 
- Как  интересно, - пробормотал  Макс,  во  все  глаза  глядя  на  меня,  а  Анна  Михайловна  продолжала. 
- Говорит,  лепестки  по  всему  полу,  стебли  в  воде  перестоялись,  и  вонища  на  всю  редакцию.  А  вы  ключи  с  собой  забрали  от  кабинета. 
Макс  продолжал  буровить  меня  взглядом,  дверцы  распахнулись,  и  мы  шагнули  в  холл  редакции. 
- Господи,  что  это!? – в  ужасе  воскликнула  я,  зажав  пальцами  нос, - что  это  за  вонь? 
- Здрасте,  Эвива  Леонидовна, - воскликнула  Рита,  выглядывая  из-за  горы  бордовых  и  алых  роз, - а  это  ваши  розы  стухли.  У  вас  ключ  с  тобой? 
- С  собой, - воскликнула  я,  опрометью  бросившись  к  кабинету,  и  отомкнула  дверь. 
Вонь,  которая  хлынула  оттуда,  заставила  меня  отшатнуться.   Анна  Михайловна  принялась  за  уборку,  без  конца  причитая,  и  поругиваясь. 
- Назаводят  мужиков,  любовников,  мужей, - бурчала  она,  выплёскивая  содержимое  ваз  в  специальное  ведро, - те  цветов  наприсылают,  а  потом  вонища. 
- Наконец-то! – вошёл  к  нам  Модест  Львович, - Эвива,  милая  моя,  ну,  что  это  такое?  Дышать  нечем!  Вы  бы  угомонили  своих  поклонников!  И  зачем  вы  ключ  забрали? 
- Ну,  всё! – топнула  я  каблуком,  и  повернулась  к  мужу, - милый,  сделай  что-нибудь!  Меня  достал  адвокат  Метельский!  Знаешь  такого! 
- Как  не  знать, - вздохнул  Макс, - отвратительный  тип.  Отвратительный  потому,  что  он  платник,  и  очень  хороши й. 
Один  из  лучших. 
- Замечательно! – вскричала  я,  схватила  со  стола  пакет,  вынула  бархатную  коробочку,  и  показала  ему, - смотри. 
- Красивый  браслет, - кивнул  Макс. 
- Красивый, - согласилась  я, - ты  всё  время  злишься,  что  я  Димку  прошу  убирать  моих  ухажёров.  Давай,  избавь  меня  от  этого  адвоката.  Он  меня  задолбал  розами,  конфетами,  и  бриллиантами! 
- Ладно, - как-то  неуверенно  ответил  Макс,  а  Модест  Львович  хмыкнул: 
- Это  твой  супруг?  Какой-то  он  у  тебя  неуверенный  в  себе, - и  кивнул  на  дверь, - пошли,  обсудим  кое-какие  нюансы, - и  я  пошла  за  ним  в  зал  совещаний. 
- Наша  звезда  конечного  полёта  явилась, - процедила  Кристина. 
- Вечно  на  всё  готовенькое, - вторила  ей  Рената, - из  Парижа  на  бал. 
- Девушки,  хватит  чесать  языками, - прервал  их  разглагольствования  Модест  Львович, - давайте  ближе  к  делу. 
Когда  я  вернулась,  Макс  пил  в  моём  кабинете  кофе,  и  разглядывал  бриллианты,  которые  мне  подарил  наглый  адвокат. 
- Только  этого  мне  не  хватало, - вздохнул  мой  супруг, - ещё  с  этим  законником  брататься! 
- А  что,  слабо? – засмеялась  я,  бросив  папку  на  стол, - ладно,  не  озадачивайся,  Димку  попрошу. 
- Ну,  уж  нет! – возмутился  он,  и  со  звоном  поставил  чашку  на  стол, - даже  не  вздумай!  Сам  разберусь. 
Через  два  часа  я  сидела  в  просторном  кабинете  своего  ресторана  « Орхидея »,  пила  кофе  и  мартини,  закинув  ноги  на 
стол. 
Макс  уехал  в  отделение,  а  я,  проверив  ресторанные  сметы,  попросила  официантку  принести  выпивку  и  кофе,  и  вынула  мобильный. 
- Вероника  Степановна,  здравствуйте, - сказала  я, - это  Эвива  Миленич. 
- Я  узнала, - ответила  она, - а  что,  что  произошло?  Я  ужасно  боюсь. 
- Уже  нечего  бояться, - воскликнула  я, - преступники  арестованы,  и  вы  можете  вздохнуть  свободно.  Мы  только  сегодня  заберём  их  разработки.  У  милиции,  к  сожалению,  нет  возможности  устроить  там  облаву,  и  мы  частным  образом  разворошим  это          осиное  гнездо.  Так  что  теперь  живите  спокойно,  вам  ничто  не       угрожает. 
- Спасибо  вам  огромное, - выдохнула  Вероника. 
- Не  за  что, - и  я  отключилась. 
Конечно,  я  хотела  вечером  пойти  к  катакомбам,  но  Макс  такой  ор  устроил  на  весь  дом,  что  даже  кошки  под  диван  попрятались. 
- Я  позволил  тебе  задержать  Татьяну,  и  хватит! – кричал  он, - это  уже  слишком  опасно, - и  он  хлопнул  дверью. 
Но  надо  знать  меня,  мой  характер,  и  я  этим  же  вечером  позвонила  Диме,  и  велела  приехать. 
Надела  чёрные  джинсы,  свитер  и  куртку,  и  сбежала,  когда  все  легли  спать. 
Дима  ждал  меня  около  забора,  оглядываясь  по  сторонам. 
- Привет, - обрадовалась  я, - где  твой  джип? 
- На  соседней  улице. 
- Подсади  меня, - попросила  я,  и  при  помощи  двух  сильных  рук  забралась  на  забор.  Стараясь  не  привлекать  внимание,  я  поудобнее  устроилась  на  заборе,  если  можно  назвать  удобным  сидение  на  корточках  в  полусогнутом  состоянии. 
- Я  никого  не  вижу, - прошептал  Дима,  прячась  между  широкими  ветвями  высокой  ёлки. 
- Они  маскируются, - сказала  я, - тише,  а  то  выдадим  себя. 
Я  вынула  полевой  бинокль,  который  когда-то  утащила  у  отца,  а  второй,  купленный  мне  дедушкой,  дала  Диме. 
И  он  первым  заметил  приближающуюся  машину. 
Дальше  события  развивались,  как  в  замедленной  съёмке. 
Из  машины  вышли  несколько  мужчин,  и  направились  к  люку. 
Один  из  них  приподнял  крышку,  посмотрел  вниз,  а  потом  на  своих.  Они  о  чём-то  бесшумно  переговаривались,  вынули  оружие,  и  хотели,  было,  спуститься  вниз,  как,  откуда  ни  возьмись,  появился  ОМОН. 
- Всем  ни  с  места! – вскричал  Макс,  и  они  с  Андреем  стали  застёгивать  на  преступниках  наручники. 
- И  зачем  мы  здесь? – спросил  Дима, - они  всех  арестовали,  и  делать  тут  уже  нечего.  Разработками  займутся  вышестоящие организации. 
- Нет,  ещё  не  всё, - покачала  я  головой, - есть  кое-что  ещё,  подожди. 
- А  ну  отпустите  их! – раздался  женский  голос,  и  я  глянула  вниз. 
Женщина,  видимо,  прошла  около  забора,  и  теперь  направляла  на  Макса  и  Андрея  по  пистолету. 
- Попались,  братцы! – рявкнула  она, - расстегнули  им  наручники! 
Живо! – а  я  вдруг  покачнулась. 
- Дим, - я  схватила  его  за  руку. 
- Что  случилось? – испугался  он. 
- Что-то  мне  нехорошо, - выдохнула  я,  вцепившись  в  Диму  обеими  руками,  сознание  помутилось,  и  я  провалилась  в  чёрную  яму. 
Сознание  вернулось  ко  мне  с  резким  стуком.  Я  даже  не  поняла,  отчего  мой  слух  так  обострился,  попыталась  пошевелиться,  и  ощутила  резкую  боль  в  голове. 
- О-о-о, - застонала  я,  приложив  ладонь  к  виску. 
- Очнулась,  девонька, - услышала  я  старческое,  подняла  глаза,  и  увидела  старушку,  сидевшую  на  стуле, - узнаёшь  меня? 
- Нет, - ошарашено  протянула  я. 
- Значит,  всё  нормально, - улыбнулась  она,  и  открыла  входную  дверь, - эй,  ребята,  очнулась  ваша  красавица. 
- Викуля! – вбежал  Макс. 
- Ева! – за  ним  Дима,  и  оба  с  обеспокоенным  лицом, - как  ты? 
- Голова  болит, - пробормотала  я,  ощупывая  голову, - такое  ощущение,  что  сейчас  мозг  посыплется. 
- Ну,  ты  молодец! – воскликнул  Максим, - и  где  ты  только  умудрилась  так  приложиться?  Врач  сказал,  что  у  тебя  сильнейшее  сотрясение  мозга. 
- И  вдобавок  ты  лоб  в  лоб  столкнулась  с  этой  бандиткой, - сказал  Дима, - одно  на  одно  наложилось. 
- Вы  её  арестовали? – посмотрела  я  на  Макса. 
- Конечно,  арестовали, - кивнул  он, - если  бы  вы  не  упали  вдвоём  ей  на  голову,  она  бы  нас  точно  перестреляла  всех. 
- На  то  и  был  расчёт, - вздохнула  я, - я  специально  её  известила,  что  вы  собираетесь  катакомбы  вскрывать. 
- Так  ты  что,  из  нас  подсадных  уток  сделала!!!? – вскричал  Макс. 
- Ладно,  не  шуми, - поморщилась  я, - а  со  мной-то  что  произошло? 
- Ты  сознание  потеряла, - сказал  Дима, - вцепилась  в  меня,  и  мы  вдвоём  рухнули  с  забора  ей  на  голову.  Я  отделался  парой  синяков,  а  ты  пять  часов  уже  без  сознания. 
- Офигеть, - простонала  я, - Макс,  милый,  не  сердись  на  меня,  вы  бы  иначе  её  не  взяли.  Не  было  оснований  для  задержаний,  она  всех  свидетелей  убрала. 
- Но  сделать  из  ОМОНа  и  следователей  подсадную  утку! – вращал  глазами  Макс, - генерала  инфаркт  хватит,  когда  я  поведаю  ему  эту  захватывающую  историю.  Слушай,  и  что  это  за  выходки?  Почему  ты  не  пошла  к  врачу? 
- Только  в  Париже  мне  делать  было  нечего,  кроме  как  по  врачам  шататься, - вздохнула  я, - я  на  пробежке  за  корягу  там  зацепилась,  и  слетела  с  холма. 
- Я  одного  не  понимаю, - воскликнул  Макс, - как  ты  узнала,  что  это  она? 
- Созывай  собрание, - улыбнулась  я, - меня  скоро  выпустят? 
Мои  мужчины  переглянулись,  а  мне  их  красноречивый  взгляд  был  понятен  без  слов... 
Памятуя  взгляды  моих  мужчин,  моего  лечащего  врача,  от  которого  несло  дорогим  коньяком,  и  обилие  закусок  на  моей    прикроватной  тумбочке,  я  поняла – выпускать  меня  отсюда  не  собираются! 
Только  они  уехали,  как  через  полчаса  ввалились  молодые  люди,  и  стали  разгружать  на  стол  картонные  коробки. 
- Что  это? – опешила  я. 
- Тут  записки, - сказал  курьер,  и  вынул  из  коробки  прямо  в  вазах  два  громадных  букета,  один  из  нежно-розовых,  а  другой  из  белых  и  синих  роз. 
Я  достала  записки,  и  скрипнула  зубами  от  злости. 
« Если  ты  думаешь,  что  я  позволю  тебе  опять  во  что-нибудь  ввязаться,  то  ты  глубоко  ошибаешься.  Лежи,  и  лечись!  Я  охранников  тебе  поставил  у  палаты »,  гласило  послание  из  розового  букета,  конечно  же,  от  Макса. 
« Хоть  я  и  люблю  тебя  до  умопомрачения,  и  понимаю,  что  с  твоим  сумасшедшим  темпераментом,  и  несносным  характером  ты  мне  потом  устроишь  кино  и  немцы,  но  я  поставил  около  твоей  палаты  своих  афганцев »,  писал  Дима,  и  я  порадовалась  за  них.  Что  успели  уйти!  А  то  получили  бы  от  меня  этими  вазами  по  голове! 
Вот  мерзавцы! 
А  я  тем  временем  посмотрела  на  столик,  и  ахнула.  Чего  тут  только  не  было.  Икра,  сёмга,  форель,  осетрина – жареная  и    солёная.  Обилие  мясных  закусок,  устрицы,  лобстеры,  лангусты...  Огромное  количество  фруктов,  пирожные,  два  торта,  конфеты,  соки,  и  огромный  ассортимент  японской  кухни. 
Роллы,  суши  и  т.п. 
Я  в  лёгком  шоке  обозревала  всю  эту  вкусноту,  а  потом  махнула  рукой,  и  вгрызлась  зубами  в  свиную  рульку.  Есть  хотелось  по  страшному. 
И  в  таком  виде  меня  застали  Ася  с  Зойкой,  пришедшие  навестить  пострадавшую. 
- Это  что  за  амбалы  у  твоей  двери? – спросила  Аська,  глядя  на  меня  во  все  глаза. 
- Макс  с  Димкой  в  тиски  взяли, - махнула  я  рукой,  одновременно  поглощая  суши. 
- Провизия  тоже  от  них? – догадалась  Зойка,  и  засмеялась, - решили,  что  на  сытый  желудок  ты  не  так  орать  на  них  будешь? 
- Всё  равно  буду, - отмахнулась  я,  и  Аська  плюхнулась  на  стул,  а  Зойка  схватила  кисть  винограда,  и,  вымыв  его,  принялась  есть. 
- Как  токсикоз? – спросила  я  её. 
- Прошёл, - улыбнулась  Зойка, - теперь  балдею.  Что  у  тебя  тут  ещё  можно  съесть? Я  помираю  от  голода!  С  этой  беременностью  я  ем,  как  стая  волков. 
- Что-то  я  тоже  есть  захотела, - воскликнула  Ася, - наверное,  глядя  на  вас.  Вика,  что  ты  делаешь? 
- Что? 
- Зачем  клубнику  немытой  ешь?  Дай  сюда! – она  отняла  у  меня  контейнер  с  ягодой,  вымыла,  вернула  мне,  а  сама  принялась  чистить  апельсин, - ну,  и  что  ты  натворила? 
- Поймала  очередную  бандитку, - улыбнулась  я,  и  махнула  рукой, - да  это  неважно.  Ты-то  как?  Как  дела? 
- Ужасно! – простонала  Аська, - ко  мне  прицепилась  какая-то  идиотка!  Корова!  Совсем  с  ума  спятила!  Решила,  что  её  муж  ей  со  мной  изменяет!  Трясла  какими-то  фотографиями!  Хотела  мне  в  волосы  вцепиться,  но  Ренат  не  дал  ей  это  сделать,  и  вызвал  охрану.  Она  мне  пол  дома  посуды  переколотила. 
- А  как  твоя  депрессия? – вкрадчиво  осведомилась  я. 
- И  думать  забыла, - отмахнулась  Ася,  с  задумчивым  видом  поедая  лосось, - что  за  чушь?  У  меня  дома  тарарам!  Свекровь  с  примочкой  лежит,  а  Ренат  вообще  молчит,  чем  несказанно  меня  пугает. 
- Не  пугайся, - улыбнулась  я, - это  я  устроила. 
- Что  ты  устроила? – вскрикнула  Ася,  и,  подавившись  рыбой,  закашлялась. 
- Это  Лариса  Сатаневич, - сказала  я, - помнишь,  я  тебе  рассказывала? 
- Но  я-то  тут  при  чём? – оторопела  Ася. 
- А  я  решила  тебя  из  твоей  депрессии  вытащить,  и  отослала  ей  фотошоп  с  тобой. 
На  секунду  Ася  окаменела,  смотрела  на  меня,  вытаращив  глаза,  а  потом  схватила  подушку,  и  принялась  меня  ею  колотить. 
- Ну,  знаешь! – орала  сестра, - у  меня  в  доме  капец,  что  творится!  Идиотка! 
- Эй,  девушки,  уймитесь! – воскликнула  Зойка, - сейчас  прибегут  врачи,  и  выставят  нас  отсюда! 
- Удружила  ты  мне,  сестрица, - фыркнула  Ася,  отшвырнув  подушку,  и  села  на  стул, - сумасшедшая!  Свекровушка  моя  и  так  меня  допекает  постоянно,  а  сейчас  вообще  готова  живьём  съесть.  Правда,  кричала  она  на  таджикском,  но,  тем  не  менее,  судя  по  её  тону,  она  много  чего  наговорила  Ренату.  А  он  ноль  эмоций!  Меня  такая  жуть  взяла!  Я  ведь  помню,  как  он  на  глазах  у  всех  ударил  ножом  Костю.  Что  вот  мне  теперь  делать  по  твоей  милости?  Он  ведь  даже  не  поговорит  со  мной! 
- Не  переживай, - улыбнулась  я, - он  всё  знает.  Я  сначала  ему  позвонила,  рассказала  о  твоей  депрессии,  и  сказала,  что  собираюсь  сделать.  Он  выругался,  а  потом  дал  добро.  Пожертвовал  посудой  ради  спокойствия  любимой  жены. 
- Вот  негодяи! – вскричала  Ася,  и  опять  кинулась  на  меня,  но  я  была  настороже,  ловко  выкрутила  ей  руки,  и  стала  щекотать. 
- Прекрати! – задыхалась  от  смеха  Аська, - я  сейчас  умру!  Больше  не  могу!  Перестань! – а  я  резко  разжала  объятья,  и  сестра  грохнулась  на  пол. 
- Вероломная  ты  сестра! – воскликнула  Ася,  смахнув  белокурые  пряди  с  лица,  и  поднявшись  с  пола, - а  теперь  рассказывай  своё  расследование. 
- Да  чего  рассказывать-то, - отмахнулась  я, - потом,  когда  общий  совет  созову.  Могу  только  про  разработки  рассказать, - и  я  поведала  им  о  закрытом  НИИ,  и  о  том,  что  там  творилось. 
- Но  почему  именно  туберкулёз? – протянула  Зойка, - почему  не  чума  или  холера? 
- Ты  что? – я  постучала  себя  пальцем  по  виску, - чума  или  холера  очень  заразные! 
- А  туберкулёз,  по-твоему,  не  заразен? – удивилась  подруга, - да  и  зачем  вообще  всё  это  было  нужно? 
- Всё  просто, - пожала  я  плечами, - например,  захотела  женщина  богатой  вдовой  стать,  а  муж  здоров,  как  бык,  и  умирать  не  собирается.  И  что  делать?  Как  убить  супруга  так,  чтобы  не  возникло  ни  малейших  сомнений  в  насильственной  смерти?  Ведь  иначе  прости – прощай  наследство!  Вот  для  этого  яды  и  разрабатывались.  Проглотит  человек  яд,  и  хана. 
- Но  ведь  он  в  больницу  может  сходить, - подала  голос  Ася, - и  залечат  быстренько. 
- Вот  именно! – воскликнула  я, - но  муж,  больной  чахоткой,  убийце-жене  не  нужен,  и  поэтому  упор  ставился  на  закрытую  форму  туберкулёза.  Она  не  заразна,  потому  как  заключена  в  капсулу,  и  ярких  симптомов,  как  открытая  форма,  не  имеет.  Ну,  слабость,  и  слабость.  Устал,  переутомился.  Бизнес – штука  нелёгкая.  И  пойдёт  в  сауну.  А  мокрый  воздух  только  спровоцирует  болезнь.  Когда  дойдёт  до  ручки,  и  он  побежит  к  врачу,  будет  уже  поздно. 
- Ловко, - пробормотала  Ася,  а  я  взяла  со  столика  роллы,  и  воскликнула: 
- Им  не  нужно  много  трупов!  Во-первых,  чума  и  холера  свирепствовали  в  средние  века,  и  сейчас  этих  болезней  уже  не  существует,  если  только  под  толщей  ледников.  Слишком  уж  они  были  заразны,  и  неизлечимы,  людей,  как  траву  косили.  Достаточно  было  вдохнуть  воздуха  рядом  с  больным,  и  готово.  Открытый  туберкулёз  тоже  не  вариант,  во-первых,  сама  жена  может  рядом  заразиться,  а  во-вторых,  могут  поймать  на  ранней  стадии.  Увидят  затемнение,  и  будут  лечить. 
- А  что  теперь  будут  делать  с  разработками? – спросила  Зойка, - а  если  ими  ещё  кто-нибудь  воспользуется!  Ведь  их,  насколько  я  знаю,  не  уничтожат,  а  засекретят. 
- А  ведь  точно, - протянула  я, - девки!  Нужна  помощь! 
- Что  опять? – подскочила  Ася,  а  Зойка  только  ахнула. 
- Всё!  Хватит  разлёживаться! – я  откинула  одеяло,  и  встала  с  места, - я  хочу  отсюда  поскорей  выбраться! 
- С  ума  сошла? – протянула  Ася, - не  выдумывай!  Что  ты  задумала?  Да  на  тебе  только  ночная  рубашка,  бельё,  и  тапочки!  Как  ты  пойдёшь? 
- Кредитка  с  тобой? – строго  спросила  я, - купишь  мне  одежду! 
- Но  охранники  тебя  не  выпустят, - воскликнула  Зойка,  а  я  ухмыльнулась. 
- Им  ни  к  чему  знать.  Пусть  охраняют  пустую  палату, - с  этими  словами  я  сорвала  с  кровати  простынь  и  пододеяльник, - иди,  Ась,  вниз,  будешь  принимать  меня  из  окна. 
- Ты  спятила! – простонала  Аська, - ты  же  разобьёшься! 
- Никогда! – отмахнулась  я, - я  с  детства  по  деревьям  лазала,  и  по  бельевому  канату  вылезала  из  спальни  со  второго  этажа  втайне  от  матери.  Тут  как  раз  второй  этаж.  Спокойно  вылезу.  Чеши  вниз, - я  вытолкала  Аську  за  дверь,  а  сама  стала  рвать  простыни. 
Мы  с  Зойкой  их  связали,  я  открыла  окно,  и,  привязав  конец  каната  в  батарее,  другой  выбросила  в  окошко. 
Осторожно  выбралась  на  улицу,  крепко  вцепившись  в  простыни  руками  и  ногами,  и  начала  спуск. 
С  детства  у  меня  недюжинная  сноровка  в  этом  вопросе,  и  вскоре  мои  ноги  коснулись  земли,  а  я  сама  поёжилась  от  пронизывающего  ветра  и  напористого,  мелкого  дождя. 
- Быстро  в  машину,  а  то  простудишься, - скомандовала  Ася,  и  я  послушно  села  в  её  « Бентли »  на  переднее  сиденье. 
Ася  села  за  руль,  около  выхода  мы  посадили  в  машину  Зойку,  и  поехали  в  ближайший  бутик,  где  я  приоделась. 
Естественно,  во  всё  красное.  Кожаные,  обтягивающие  брюки,  жакет,  сапоги  на  высоченных,  тонких  шпильках,  пальто  и  сумка. 
- Убойно, - констатировала  Аська,  глядя  на  меня, - я  бы  никогда  не  надела  красное,  да  ещё  и  кожаное. 
- Останови  на  заправке, - воскликнула  я,  а  она  удивилась. 
- Зачем? 
- Бензина  куплю, - обрадовала  я  её. 
- Но  у  меня  полный  бак, - обескуражено  протянула  Ася. 
- Тормози, - потребовала  я,  опять  взяла  её  кредитку,  купила                шесть  канистр  с  бензином,  и  попросила  продавца  погрузить  их  в  багажник. 
- Зачем  тебе  столько  бензина? – спросила  Зойка,  когда  я  села  в  машину. 
- Собираюсь  сжечь  к  чёртовой  матери  всю  документацию, - сказала  я, - чтобы  никто  больше  не  отравился  этой  гадостью. 
- Не  дури! – тормознула  Аська, - а  улики?  Ты  же  уничтожишь  все  улики! 
- Улики? – я  задумалась,  потом  вынула  мобильный,  и  набрала  Макса, - милый,  а  когда  мы  сбор  устроим? 
- Завтра  приеду  за  тобой  в  больницу, - вздохнул  он. 
- Не  выйдет, - злорадно  воскликнула  я, - я  сбежала,  сейчас  улажу  дела  в  редакции,  и  приеду  в  отделение. 
- Тебе  делать  нечего? – закричал  Макс, - как  ты  мимо  охраны  прошла? 
- В  окно  по  бельевому  канату, - засмеялась  я, - Меньшова  во  всём  призналась? 
- Куда  она  денется, - проворчал  Макс, - тем  более,  что  вся  эта  документация  с  ядами  не  будет  представлена  в  суде.  У  нас  есть  письменное  признание,  и  свидетели,  а  разработки  засекретят,  и  уничтожат. 
- И  то  хорошо, - кивнула  я, - я  скоро  буду  у  тебя, - я  отключилась,  и  улыбнулась, - быстрее  мчи  к  посёлку,  не  нужна  им  эта  документация,  сожжём  всё  к  чёртовой  матери. 
Ася  нервно  на  меня  посмотрела,  и  прибавила  скорости. 
Мы  подъехали  как  можно  ближе,  насколько  это  возможно,  потому  что  тут  ещё  лежал,  подтаявший  и  осевший,  но  снег. 
Зойку  мы  оставили  в  машине,  она  беременная,  ни  к  чему  ей  тяжести  таскать,  а  сами,  спотыкаясь  на  шпильках,  поволокли  полные  канистры  к  люку. 
Периодически  останавливаясь,  по  три  канистры  трудно  было  тащить,  мы  добрались  до  люка,  и  я  открыла  крышку. 
Посветила  внутрь,  и  осторожно  спустилась  на  несколько  ступенек. 
- Давай, - сказала  я  Асе,  и  по  одной  спустила  канистры  вниз. 
Потом  Ася  спустилась  ко  мне,  и  мы  потащили  их  по  узкому,  тёмному  коридору. 
- Ты  хоть  знаешь,  куда  идти, - пропыхтела  Ася,  отдуваясь. 
- А  ты  как  думаешь? – фыркнула  я. 
- Даже  думать  боюсь, - буркнула  Ася,  и  вскоре  мы  добрались  до  арочной  кладки  в  стене. 
Я  вынула  из  сумки  бомбочку  со  слабым  зарядом,  которую  мне  собрал  Аркашка,  положила  её  под  кладку,  и  подожгла. 
- Ложись! – крикнула  я  сестре,  и  мы,  отскочив,  рухнули  на  ледяной,  каменный  пол. 
Прогремел  взрыв,  кладка  осыпалась,  подняв  огромное  облако  пыли,  и  в  стене  образовалась  дыра. 
Я  осторожно  встала,  и,  отряхнувшись,  и  посветила  внутрь  фонариком. 
- Оно! – вскрикнула  я,  выхватив  лучом  света  стеллаж  с  бумагами,  и  ступила  внутрь. 
Вынув  одну  из  папок,  я  открыла  её,  и  подала  Асе. 
- Это  ведь  оно? – и  Ася,  пробежав  глазами  по  строкам,  кивнула. 
- Интересная  формула, - пробормотала  она, - я,  конечно,  не  химик,  но  это  же  колоссальное  открытие. 
- Плевать  мне  на  это  открытие! – вскричала  я,  и  вырвала  у  неё  бумаги, - из-за  этого  люди  умирали! 
- Ты  не  поняла! – воскликнула  Ася,  и  вцепилась  в  папку  с  другой  стороны, - они  там,  пока  свой  яд  разрабатывали,  случайно  вывели  соединение,  основу  которого  можно  включить  в  омолаживающий  крем.  Там  среди  отравы  другая  бумага  есть. 
- Где? – остановилась  я. 
- Вот, - Ася  вынула  листок,  сложила  его  и  убрала  в  карман, - потом  разберёмся,  давай  сжигать. 
И  мы  стали  поливать  тут  всё  бензином. 
Потом  я  чиркнула  спичкой,  и  мы  бросились  долой  отсюда. 
Пока  мы  бежали,  дым  заполонил  всё  помещение,  Ася  кашляла,  да  и  я  успела  надышаться,  но,  выбравшись  на  свежий  воздух,  мы  вздохнули  свободно. 
- Ну,  что  там? – спросила  стоявшая  около  люка  Зойка,  и  тоже  закашлялась, - вы  что,  весь  бензин  вылили? 
- А  чтобы  наверняка, - отмахнулась  я, - Ась,  подкинь  меня  до       издательства. 
- Держи, - сунула  мне  формулу  Ася. 
- Что  это? – заинтересовалась  Зойка,  и  мы  втроём  склонились  над  листком, - если  передать  это  тому,  кто владеет  косметическим  концерном,  на  этом  можно  было  сделать  огромные  деньги.  Смотрите,  Марго  Миндалеева,  наверное,  автор  открытия, - и  я  вздохнула. 
- Из  всех  документов  ты  схватила  именно  этот, - сказала  я  Асе,  и  убрала  листок  в  сумочку.  Я  ещё  не  знала,  что  с  этим  делать.  Но  одно  я  знала  точно,  что  не  смогу  воспользоваться  открытием  несчастной,  убитой  Маргариты. 
Интересно,  у  неё  есть  родственники? 
Потом  Ася  отвезла  меня  в  издательство,  и  укатила  по  делам,  а  я  поднялась  в  холл  издательства. 
Риты  на  месте  не  было,  наверное,  опять  пьёт  кофе,  и  трескает  пирожные. 
- Ведьма  явилась, - услышала  я  шипение  за  спиной,  обернулась,  и  увидела  шепчущихся  Ренату  и  Кристину.  Они  тут  же  навесили  на  лица  фальшивые  улыбки,  и  подошли  ко  мне  с  какими-то  бумагами. 
- Нужна  ваша  подпись,  Эвива  Леонидовна, - сказала  Кристина,  подавая  мне  документы. 
Я,  взяв  их,  пошла  в  кабинет.  Потянула  на  себя  створку  двери,  и  оторопела,  увидев,  что  твориться  в  моём  кабинете. 
Всюду  стояли  вазы  с  алыми  розами,  пустым  пространством  был  только  проход  к  столу,  но  сам  проход  был  засыпан  лепестками  алых  роз.  На  столе  стояли  коробки  с  конфетами,  пирожными,  я  узнала  логотип  на  картонке,  и  даже  торт.  Огромная  коробка  стояла  на  стуле,  а  на  столе  их  было  штук  тридцать,  плюс  две  бутылки  шампанского,  и  две  бархатные  коробочки,  явно  с  украшениями. 
И,  кроме  всего  прочего,  под  потолком  зависло  огромное  количество  гелевых  шариков  в  виде  сердец.  Алого  цвета,  разумеется.   
Озверел  он,  что  ли? 
- Рита! – закричала  я  не  своим  голосом,  и  через  минуту  послышался  стук  каблучков,  и  подбежала  секретарша. 
- Что-то  случилось? – пролепетала  она,  и  я, взглянув  на  неё,  поняла,  что  не  ошиблась,  где  она  проводила  время. 
- Сотри  шоколад  с  носа! – сердито  воскликнула  я, - и  слушай  меня  внимательно!  Чтобы,  когда  в  следующий  раз  принесут  посылку  от  адвоката  Метельского,  отсылала  их  назад!  А,  ещё  лучше,  скажи  охране,  чтобы  курьеров  не  пропускали. 
- Хорошо, - кивнула  Рита,  а  я  прошла  в  кабинет,  поставила  подписи,  отдала  местным  фуриям  документы,  и  села  на  стул,  поставив  торт  на  журнальный  столик. 
Но  тут  же  некуда  стало  девать  цветы  со  столика. 
- Стойте! – крикнула  я  сотрудницам,  и  Кристина  с  Ренатой  обернулись,  а  я  сгребла  целую  охапку  роз,  и  дала  целую  охапку  одной,  а  потом  другой. 
- Зачем? – хмуро  спросила  Кристина. 
- На  спрос! – ухмыльнулась  я, - мне  их  девать  некуда!  Поставьте  на  свой  рабочий  стол!  Рита! 
Так  я  раздала  почти  все  цветы,  оставив  лишь  малую  толику  на  столе  для  красоты,  а  лепестки  смела  вечно  ворчащая  Анна  Михайловна. 
- На  завод  надо  работать  идти! – бурчала  она, - около  станка  постоишь,  попотеешь,  мигом  вся  прыть  любовная  улетучится. 
- Да  ладно  вам, - улыбнулась  я. 
- А  мне-то  что? – опёрлась  о  веник  на  длинной  ручке  уборщица, - я  мужу  не  изменяла,  мужа  любила,  детей  исправно  рожала,  у  станка  стояла.  А  что  ж  я  видела-то?  Окромя  грязных  пелёнок  и  тюков  с  тряпьём?  А, - махнула  она  рукой, - гуляй,  девонька.  Пока  молодая,  да  красивая, - и  она,  подхватив  ведро,  выплыла  из  кабинета. 
А  я  невольно  улыбнулась.  Логика  пожилого  человека  не  поддаётся  здравому  смыслу.  Сейчас  он  говорит  одно,  потом  другое,  завтра  третье... 
Я  распечатала  бумаги,  встала,  и  с  недовольным  видом  посмотрела  на  свисающие  с  потолка  ленточки.  Что  мне  с  шарами-то  делать? 
Без  лишних  раздумий,  я  оделась,  разложила  конфеты  по  пакетам,  выкинула  шарики  в  холл,  и,  собрав  их  там,  покинула  помещение  по  лестнице.  В  лифт  я  бы  с  шарами  не  поместилась. 
Сейчас  должен  подъехать  Макс,  я  оглянулась  по  сторонам,  и  просто  отпустила  красные  сердечки.  Шарики  улетели,  а  я  вздохнула  облегчённо.  Хотя  бы  от  этого  балласта  избавилась. 
- Отлично, - раздалось  около  меня, - я  вас  подвезу, - это  был  Игорь,  и  с  букетом  ядовито-розовых  роз. 
- Во-первых,  сейчас  за  мной  приедет  муж, - скрипнула  я  зубами, - а  во-вторых,  у  меня  на  запах  роз  скоро  аллергия  будет, - и  краем  глаза  увидела  подъезжающего  Макса.  А  с  другой  Диму.  Этот-то  что  тут  забыл? 
Ну,  ничего,  это  мне  на  руку.  Сейчас  они  меня  избавят  от  Игоря! 
- А  впрочем, - нарочито  громко  сказала  я,  улыбнувшись, - ни  один  мужчина,  кроме  тебя,  не  делал  для  меня  таких  красивых  жестов, - взяла  букет,  и  страстно  поцеловала  Игоря  в  губы. 
Тот  на  секунду  оторопел,  а  потом  стиснул  меня  в  объятьях. 
- Какого  чёрта?! – оправдал  мои  надежды  Дима,  и  они  с  Максом  кинулись  на  соперника,  а  я  лишь  отскочила  в  сторону. 
Через  десять  минут  Игорь  валялся  на  земле  без  чувств,  а  мои  мужчины  со  свирепым  видом  подошли  ко  мне. 
- Тихо! – воскликнула  я,  подняв  ладони  кверху, - надо  же  мне  как-то  было  от  него  избавиться!  Вот  и  спровоцировала  вашу  реакцию, - а  Макс  нахмурился. 
- Вот  зараза!  Фурия! – выдал  он. 
- Провокаторша  и  бестия, - добавил  Дима, - так  сказать  не  могла?  Я  бы  ему  и  так  челюсть  сломал. 
- Ты  бы  сломал, - кивнула  я, - а  этот, - покосилась  на  Макса, - ревнует,  когда  я  тебя  о  чём-то  прошу. 
- Я  твой  законный  муж,  и  сам  могу  отшить  мерзавца! – возмутился  Максим, - и  ничего  я  не  ревную! 
- Сейчас  я  его  поцелую, - кивнула  я  на  Диму, - и  посмотрим,  как  отреагируешь, - и  Дима  засмеялся. 
- Развели  тут  веселье, - проворчал  Макс, - поехали  в  отделение. 
- Поехали, - кивнула  я. 
- Минуточку, - остановил  меня  Дима, - я  тебе  разрешение  на  реставрацию  замка  привёз.  Прислали  по  факсу. 
- Какой  замок? – ошалел  Макс,  а  Дима  посмотрел  на  меня. 
- Так  ты  своим  не  сказала? 
- Нет, - вздохнула  я,  и  взяла  Макса  под  руку, - по  дороге  объясню, - и  повернулась  к  Диме, - поехали  с  нами,  я  сбор  устраиваю.  Ты  же  в  этом  тоже  участвовал, - и  мы  расселись  по  машинам. 
После  того,  как  я  рассказала  Максу,  что  купила  старинный  замок,  я  всерьёз  стала  опасаться  за  его  психическое  здоровье. 
Боюсь,  если  я  ещё  что-нибудь  выкину,  у  него  начнётся  маниакально-депрессивный  психоз. 
Во  всяком  случае,  он  молчал  минут  десять,  переваривая  полученную  информацию,  а  потом  достал  из-под  сиденья  бутылку  минералки,  и,  свинтив  зубами  крышку,  стал  жадно  пить. 
- Милый,  прежде,  чем  ты  что-то  скажешь... – начала  я,  но  Макс  со  злостью  швырнул  бутылку  в  окно,  и  заорал: 
- Да  ты  только  и  делаешь,  что  создаёшь  проблемы!  На  кой  ляд  тебе  замок?  Это  волокита,  плюс  реставрация,  плюс  половину  надо  для  туристов  открыть. 
- Хочу  жить  в  замке! – упрямо  сказала  я, - детей  будем  возить  туда  на  лето.  У  меня  там  бизнес!  Если  ты  помнишь,  мне  Вениамин  Фридрихович  продал  часть  акций  издательства. 
- Но  почему  замок!? – взвыл  Макс, - можно  было  купить,  если  не  квартиру,  то  небольшой  дом.  А  ты  взвалила  себе  на  плечи  неподъёмный  груз. 
- Подумаешь,  проблема! – фыркнула  я, - мне  плевать  на  туристов.  Найму  человека,  который  будет  плату  взимать,  и  всё. 
- Я  с  тобой  чокнусь! – процедил  Макс. 
- Не  надо, - улыбнулась  я, - я  решу  эти  проблемы  сама. 
- Как  же!  Сама!  При  помощи  Северского! 
- А  можно  бутылками  потише  кидаться? – крикнул  Дима,  поравнявшись  с  нами, - хорошо,  что  не  стеклянная. 
- Слушай,  ты, - вскричал  Макс, - какого  лешего  ты  идёшь  у  неё  на  поводу?  Зачем  купил  дурацкий  замок? 
- Чтобы  ты  позлился, - захохотал  Дима, - я  соглашаюсь  с  ней  во  всём,  что  злит  тебя.  Зато  она  это  оценит,  а  с тобой  переругается. 
- Махинатор  хренов! – зарычал  Макс  в  бешенстве,  и  схватил  бутылку  « Нарзана »,  а  она  оказалась  стеклянной,  и,  я  даже  отреагировать  не  успела,  швырнул  её  в  окно. 
Но  Дима  оказался  проворнее,  и  газанул  вперёд,  а  бутылка  угодила  прямо  на  лобовое  стекло  поравнявшемуся  рядом  с  нами  джипу. 
- Мамочки! – взвизгнула  я,  и  Макс  затормозил. 
Дима  остановился  в  отдалении,  но  выходить  из  машины  не  спешил.  А  из  повреждённого  авто  выбрались  два  бритых  амбала,  и  ещё,  полный  и  лысый,  судя  по  всему,  главный. 
- Ну,  и? – грозно  осведомился  он, - кто  мне  ремонт  оплачивать  будет? 
- Понятия  не  имею, - процедил  Макс, - вы,  наверное. 
- Дорогой, - главарь  явно  был  толи  грузин,  толи  армянин,  судя  по  акценту, - я  с  тобой  церемониться  не  буду,  пристрелю,  и  сброшу  в  Москву-реку.  Тебе  такой  расклад  нравится?  Мне  нет.  Придётся  отношения  с  ментами  выяснять,  взятки  давать.  Денег  жаль,  и  нервов.  Давай  разойдёмся  полюбовно.  Заплатишь  мне  за  стекло,  и  дело  с  концом.  Согласись,  в  произошедшем  ты  виноват.  Зачем  бутылками  кидаться? 
- Я  кидал  не  в  вас, - прошипел  Максим,  и  щёлкнул  у  него  перед  носом  удостоверением, - валите  лесом!  Ничего  платить  я  не  буду!  Я  запомнил,  что  вы  тут  про  трупы  и  взятки  говорили.  Огребёте  неприятностей  по  полной. 
- Да  ты,  дорогой,  кажется,  не  понял, - процедил  главарь,  и  кивнул  своим  амбалам, - ребят,  разбейте-ка  нахалу  фары. 
- Эй,  стойте! – вскричала  я, - не  надо  мне  машину  корёжить!  Сколько!  Я  заплачу. 
- Ты  за  кого  меня  принимаешь? – всплеснул  руками  главарь,  и 
взгляд  его  сразу  умаслился, - чтобы  я  с  женщины  деньги  брал?  Такая  зачётная  тёлочка! 
- Что  ты  сказал? – тут  же  закипел  Максим, - как  ты  мою  жену  назвал? 
- Макс,  прекрати! – топнула  я  каблуком, - заплати  ему,  и  поехали.  Чего  ты  истеришь? 
- Кто  истерит?  Я  истерю? – вскричал  Макс, - да  я  с  тобой  скоро  заикаться  начну! 
- Сам  говорил,  когда  женился  на  мне,  что  не  будешь  ревновать! – теперь  уже  и  я  стала  выходить  из  себя, - а  сам  к  каждому  встречному  ревнуешь! 
- Тише,  тише, - попытался  унять  нас  пострадавший. 
- Отстаньте! – крикнули  мы  с  Максом  в  унисон. 
- Но  я  не  думал,  что  к  тебе  всякие  упыри  клеиться  будут! – кричал  Максим, - а  так  же  присылать  розы  и  делать  сомнительные  комплименты! 
- Ладно,  хоть,  сомнительные! – орала  я, - а  от  тебя  я  даже  такого  не  слышу!  В  театр  приглашаешь  после  того,  как  Дима  мне  какой-нибудь  романтический  подарок  сделает! 
- Да  меня  твой  Дима  уже  достал!  Дима  то,  Дима  это!  Хватит  меня  с  ним  сравнивать!  Я  тебе  Шекспира  не  буду  цитировать! 
- Да,  ты  можешь  меня  только  в  койку  укладывать! – взвизгнула  я, - Шекспир  в  твоей  тупой  башке  не  уместится! 
Макс  открыл  рот,  и  пошёл  багровыми  пятнами. 
- Слушайте,  выясните  свои  отношения  дома, - возмутился  пострадавший, - вы  мне  за  стекло  заплатите! 
- Пошёл  к  чёрту! – рявкнул  Макс. 
- Я  заплачу! – крикнула  я. 
- Вы  меня  достали!  Где  монтировка? 
Нашла  коса  на  камень,  и  решил  вмешаться  Дима. 
- Что  вы  тут  кричите? – подошёл  он, - Арсен,  привет. 
- Димончик! – расплылся  в  улыбке  пострадавший, - ты  откуда?   
- Да  я  вместе  с  ними, - кивнул  Дима  на  нас, - он  в  меня  бутылку  кидал,  ревнует  к  жене, - и  он  отвёл  Арсена  в  сторону. 
Мы  не  слышали,  о  чём  они  говорили,  потом  Арсен  поцеловал  мне  руку,  и,  со  словами: 
- Зачётная  цыпочка, - и  уехал,  а  Дима  вздохнул. 
- Обязательно  было  скандал  устраивать  посреди  дороги? 
- Тебя  не  спросили! – огрызнулся  Макс. 
- Такое  ощущение,  что  у  тебя  в  знакомых  весь  криминальный  мир  планеты, - пробурчала  я,  и  села  в  машину. 
До  отделения  мы  добрались  без  происшествий. 
Но,  только  я  ступила  в  здание,  как  все  сотрудники  стали  оглядываться,  и  шептаться. 
Макс  хотел  мне  ещё  что-то  высказать,  но,  наткнувшись  на  мой  сердитый  взгляд,  промолчал.  Зато  генерал  не  стал  молчать. 
- Добрый  день,  Матвей  Григорьевич, - поприветствовала  я  генерала,  и  у  того  дёрнулась  скула. 
- Уже  не  добрый, - буркнул  он, - если  появляешься  ты,  обязательно  что-то  происходит.  Главное,  что  я  хочу  тебя  запереть,  и  наказать,  но  не  могу.  Твои  выходки  меня  до  печёнки  достают.  Язва  на  нервной  почве  открылась. 
- Кушайте  овсяночку  на  молочке,  и  не  будет  язвы, - улыбнулась  я. 
- Да? – прищурился  генерал, - по  твоей  милости  я  эту  размазню  есть  должен? 
- Все  мужики  одинаковые! – фыркнула  я, - мой  свёкр,  глядя,  как  я  каждое  утро  со  стоном  удовольствия  лопаю  овсянку,  делает  кислую  мину,  а  теперь  и  вы. 
- На  вкус  и  цвет  товарищей  нет, - буркнул  генерал, - все  собрались? 
Я  оглядела  собравшихся.  Лазуретов  с  дочерью,  Арина  Меньшова  с  закованными  наручниками  руками,  рядом  её  супруг,  но  без  наручников.  И,  конечно,  Таня  Меньшова,  и  Рина  Листопадова.   
- Начнём  с  вас,  Арина? – посмотрела  я  в  глаза  женщине. 
- Зовите  меня  лучше  Вероникой, - ответила  та, - я  привыкла  к  этому  имени.  С  кого  хотите,  с  того  и  начинайте.  Я  вообще  не  понимаю,  зачем  нужен  был  этот  сбор.  Я  вам  всё  рассказала. 
- Нужно  ещё  кое-что  прояснить, - произнесла  я. 
- У  неё  голос,  как  у  мамы, - вдруг  прошептала  Таня, - точь-в-точь. 
- Это  твоя  мать  и  есть, - кивнула  я, - пластические  хирурги  кардинально  изменили  ей  внешность. 
- Но  этого  не  может  быть! – вскрикнула  фигуристка, - мама  умерла!  Она  умерла,  когда  эта  тварь,  Вирка,  разрушила  нашу  семью. 
- Начнём  от  печки, - вздохнула  я,  и  встала  с  места. 
Прошлась  по  комнате,  и  в  упор  посмотрела  на  Лазуретова. 
- А  ведь  это  во  всём  виноваты! – сказала  я. 
- А  я-то  при  чём? – поползли  брови  вверх  у  Дмитрия  Михайловича. 
- Сейчас  поймёте, - вздохнула  я, - Арина  Меньшова,  бывший  медицинский  работник,  пульмонолог,  которой  надоело  жить  на  зарплату  медика,  находит  способ  лёгкого  заработка.  НИИ,  в  котором  она  работала,  занималось  разработкой  лекарств  от  туберкулёза.  И,  будучи  директором  данного  НИИ,  она  создаёт  отдел,  который,  помимо  лекарств,  разрабатывает  ещё  и  яды.  Ведь  учесть  надо  всё,  и  индивидуальную  переносимость,  чтобы  раньше  времени  не  схватили  болезнь.  Долгое  время  спецотдел  работал,  и  умерло  немало  бездомных,  на  которых  эти  яды  тестировали.  Пока  этим  не  заинтересовались  правоохранительные  органы.  А  они  заинтересовались.  Бомжи    никого  не  волновали,  никому  и  в  голову  не  приходило,  что  они  умирали  от  ядов.  Но,  когда  вы  стали  убивать  обычных  граждан,  этим  уже  заинтересовалась  милиция,  и  стала  эксгумировать  трупы  бомжей.  Вот  тут-то  и  всплыло,  что      кто-то  намеренно  травит  людей,  и  в  итоге  добрались  до  вас, - обратилась  я  к  Веронике  Степановне. 
- Всё  рухнуло  из-за  какой-то  дуры! – она  с  ненавистью  посмотрела  на  дочь, - я  поняла,  что,  если  буду  действовать  слишком  явно,  меня  опять  засекут,  и  не  думала,  что  всё  рухнет  в  одночасье.  Как  ты  вообще  догадалась,  что  это  я?  Я  не  понимаю!  Теперь  я  совершенно  другой  человек! 
- Чистая  случайность, - вздохнула  я, - когда  я  поняла,  кто убил  Маргариту,  я  поняла,  под  какой  маской  прячетесь  вы.  Даша  рассказывала  про  кольцо-печатку,  которое  видела  на  мужчине,  нёсшего  её  обратно  в  катакомбы.  А  Дмитрий  Михайлович,  который  был  в  архиве  за  несколько  часов  до  смерти  Марго,  сказал,  что  видел  там  такое  же  кольцо.  Я  тоже  видела  кольцо,  но  никак  не  могла  вспомнить,  где.  Что-то  мне  не  давало  покоя  после  разговора  с  вами,  и  я  не  могла  понять,  что.  Я  потом  поняла.  Зачем  вы  мне  всё  рассказали?  Вы  ведь  сначала  закатили  истерику,  тряслись  от  страха,  а  потом стали  выдавать  подробности.  Если  вы  не  та,  за  которую  себя  выдаёте,  вы  бы  ни  за  что  не  стали  так  себя  вести.  Настоящая  Вероника  Степановна  ни  за  что  не  рассказала  бы  незнакомому  человеку, 
что  знает.  Она  бы  молчала,  боясь  повторить  участь  сестры,  а  вы  вывалили  всё  незнакомым  людям,  не  опасаясь,  что  и  вас  отравят.  Когда  я  во  второй  раз  услышала  про  кольцо,  то  всё  поняла.  И,  судя  по  вашему  рассказу,  следователь  вам  сразу  сказал,  что  девушка  была  изнасилована.  Но  ведь  не  было  никакого  изнасилования,  просто  убийца  видел,  чем  занимались  Марго  и  Лазуретов  в  архиве,  и  решил,  что  это  ему  на  руку.  Убив  женщину,  он  разорвал  на  ней  одежду,  сломал  пару  ногтей,  наставил  прямо  на  труп  синяков,  и  поднял  шум.  Когда  Дмитрий  Михайлович  вернулся  с  прокурором,  они  застали  лишь  труп  Марго,  и  переполох  в  институте.  Но  всё  равно,  явных  следов  изнасилования  не  было,  то,  что  у  женщины  был  секс,  выяснили  бы  только  после  вскрытия.  А  по  вашим  словам,  это  установлено  было  сразу.  Значит,  вы  врёте.  Маленькое  ложь  рождает  большое  подозрение.  Неужели  за  то  время,  что  вы  скрываетесь,  вы  так  и  не  научились  вести  себя?  Интересно,  а  настоящая  Вероника  Степановна  знала,  ну,  всё  то,  что  рассказали  мне  вы?  Думаю,  знала,  и  стала  вас  шантажировать,  и  вы  просто  от  неё  избавились,  заняв  её  место. 
- Минуточку, - остановил  меня  Дима, - а  дети?  Как  они  не  поняли,  что  перед  ними  совершенно  другой  человек?  Ведь  Татьяна  по  голосу  сейчас  опознала  свою  мать. 
- Дети  Литвиновых  давно  уехали  в  США,  и  в  Россию  возвращаться  не  собираются.  А  незнакомый  голос  по  телефону  можно  списать  на  неполадки  на  линии,  ведь  связь-то    международная.  Если  бы  они  надумали  вернуться,  то  Вероника  Степановна  умерла  бы,  двум  бомжам  сделали  бы  пластику,  и  подстроили  бы  аварию,  или  несчастный  случай. 
- Как  изощрённо  и  жестоко, - прошептала  Рина, - а  я-то  тут  с 
какой  стороны?  Я  никаких  преступлений  не  совершала.  Тем  более,  таких  страшных. 
- Ты  тут  действительно  не  при  чём, - вздохнула  я,  и  посмотрела  на  Таню, - дело  в  том,  что  у  Виры  была  разбита  вера  в  семью.  Дмитрий  Михайлович, - посмотрела  я  на  Лазуретова, - вы  жестоко  поступили  с  дочерью.  Она  так  озлобилась,  когда  поняла,  что  родной  отец  сдал  её  в  детский  дом,  что  стала  разбивать  полные  семьи,  и  получать  за  это  деньги.  Жена  считала,  что  муж  изменщик,  муж,  что  жена,  и,  в  результате, 
семья  распадалась.  Вира  искала,  как  отомстить  отцу,  и  совершенно  случайно  услышала,  как  тот  рассказал  одному  своему  знакомому  о  ситуации  с  Марго,  и  всю  эту  историю.  Вира  тут  же  прибежала  к  Арине,  ей  было  плевать,  что  за  этим  стоит  гора  трупов,  а  Меньшова  обозлилась.  Ведь  Дмитрий  Михайлович  обещал  молчать,  ведь  ему  закрыли  рот  жизнью  его  дочери,  Даши.  Вира  жаждет  мести,  а  Арина  мечтает  избавиться  от  семьи.  У  неё  давно  любовная  связь  с  одним  из  соратников  по  преступлениям,  и  с  помощью  Виры,  и  её  махинаций  она  « умирает ».  Литвиновых  убивают,  когда  они  начинают  шантажировать  Арину.  Только  Арина  лишний  раз  не  хочет  провоцировать  правоохранительные  органы,  и  лишь  поэтому  Лазуретов  остаётся  вживых.  Она  уговаривает  Виру  повременить  с  местью,  и  все  ложатся  на  дно.  Марго  ничего  не  скажет,  Дмитрий  Михайлович  молчит,  наступает  временный  штиль.  Всё  бы  ничего,  но  Вира  не  может  жить  спокойно,  злость  и  ярость  гложет  её  душу,  а  Таня  случайно  узнаёт,  кто  виновен  в  том,  что  её  родители  умерли.  Она  следит  за  Вирой,  но  в  Веронике  Степановне  не  узнаёт  свою  мать. 
- Я  думала, - тихо  сказала  Таня, - что  вы  втроём  этим  занимаетесь, - кивнула  она  Александрине, - семьи  разбиваете.  Ты,  Вирка,  и  Марфа  Иванчук.  Я  мстила  за  родителей, - и  она  заплакала. 
- Марфа  Иванчук  знала,  чем  занимается  Вира, - сказала  я, - но  она  лично  к  этому  руку  не  прикладывала.  Бедная  женщина  встала  на  воровской  путь,  когда  в  автокатастрофе  погибли  её  горячо  любимые  муж  и  дочь.  Вира  походила  на  её  покойную  дочь,  и  она,  как  могла,  пыталась  вразумить  девушку.  Но  не  получилось.  Пока  ты  следила  за  Вирой,  она  похитила  Дашу,  увезла  в  катакомбы,  собираясь  заморить  её  там  голодом.  Но 
тут  обо  всём  узнаёте  вы, - кивнула  я  Арине. 
- Я  следила,  чтобы  там  всё  было  в  сохранности, - сказала  она, - приезжала,  контролировала.  И  вот,  когда  я  приехала  предпоследний  раз,  то  увидела  её, - кивнула  Арина  на  Дашу, - меня  чуть  кондрашка  не  хватил,  когда  я  узнала  девчонку.  Ведь,  если  с  ней  что-нибудь  случится,  то  этот, - бросила  она  взгляд  на  Лазуретова, - молчать  не  станет.  Я  тут  же  позвонила  Вирке,  и  открыла  решётку.  Пока  мы  ругались  с  Конфетиной,  Даша  сбежала,  и  я  поняла,  что  она  меня  видела. 
- И  поэтому  вы  решили  её  убить? – уточнила  я, - ведь,  чего  бы  Дмитрий  Михайлович  не  рассказывал  милиции,  он  не  знает,  под  чьей  личиной  вы  прячетесь.  А  вот  Даша  запомнила  вас,  и  может  дать  показания. 
- Да, - процедила  Арина, - и  ведь  ничего  бы  не  было,  если  бы  не  ты! – с  ненавистью  посмотрела  она  на  дочь, - вздумала  стрелять  по  Вирке!  Я  бы  сама  её  пристрелила!  Эх,  если  бы  она  решила  повременить,  то  умерла  бы  от  туберкулёза,  и  дело  с  концом!  Всё  дело  мне  испортили!  Ей  оставалось  немного! 
- А  я-то  голову  ломала,  откуда  у  неё  разложения  в  лёгких, - вздохнула  я, - яд.  Хотя  последнее  время  догадывалась. 
- Ничего, - улыбнулась  Арина, - я  найду  способ  выкарабкаться. 
- Думаете,  Павел  вам  поможет? – кивнула  я  на  притихшего  мужчину, - он  отсюда  без  наручников  не  выйдет! 
- Это  ещё  почему? – подскочил  он, - я  вообще  не  в  курсе,  что  она  творила! 
- Но  именно  вы  несли  Дашу  от  дома  лесника, - прищурилась    я, - а  почему  вы  руки  с  того  момента,  как  я  сказала,  что  опознала  убийцу  Маргариты  по  печатке,  прячете  под  столом?   
- Хочу,  и  прячу, - дёрнулся  он. 
- Покажите  кольцо,  Антон  Павлович, - вздохнула  я. 
- Как  вы  меня  назвали? – он  опять  дёрнулся. 
- Я  назвала  вас  так,  как  вас  зовут  на  самом  деле.  Бедная  Марго!  Вот  уж  от  кого  она  не  ожидала  удара  ножом,  так  это  от  вас!  Она  думала,  что  вы  такой  же  втянутый,  как  и  она,  а  вы  её  жестоко  убили.  Не  отпирайтесь,  не  выйдет. 
- А  вот  и  буду  отпираться!  Может  её  этот, - кивнул  он  на  Лазуретова, - сначала  они  там  стол  сломали,  а  потом  он  шлёпнул  любовницу,  чтобы  жене  не  рассказала. 
- А  откуда  вы  знаете,  что  они  там  стол  сломали? – прищурилась  я. 
- Мразь! – вдруг  рявкнул  Лазуретов,  встав  с  места,  одним  прыжком  достиг  Антона  Павловича,  и  припечатал  его  лицом  о  стол. 
- Перестаньте! – вскричал  генерал,  а  конвой  оттащил  Дмитрия  Михайловича  от  преступника. 
- Ненавижу! – кричал  Лазуретов, - сволочь!  Убить  мало!  Лучше  спрячьте  его  за  решётку,  а  то  я  за  себя  не  ручаюсь.    
- Идиот! – процедила  Арина, - по  твоей  милости  мы  спалились! 
- Сама  дура! – огрызнулся  Антон  Павлович, - заткнись,  кретинка! 
- Что  теперь  будет  с  разработками!? – кричала  Арина, - ты  мог  забрать  документацию,  а  теперь  хана!  Придурок!  Что  ты  только  в  ней  нашёл?!!! 
- То,  чего  нет  в  тебе,  тупорылой  блондинке! – рявкнул  тот, - выйду,  и  тогда  посмотрим.  И  вообще,  я  убил  Марго  в  состоянии  аффекта!  А  то,  что  я  был  связан  с  этой  дурой, - кивнул  он  на  Меньшову, - не  докажете! 
- Какого  ещё  аффекта? – хмыкнул  Матвей  Григорьевич. 
- А  такого!  Согласно  плану  этой  дуры,  Марго  собирались  отравить,  но  я  случайно  увидел,  что  она  делала  в  архиве  с  этим, - кивнул  он  на  Лазуретова, - я  давно  любил  эту  женщину,  и  нож  ей  всадил  в  порыве  ревности! 
- О-о-о! – простонала  Арина,  схватившись  за  голову, - замолчи!  Ты  топишь  нас  обоих! 
- Я  ещё  расскажу,  как  прибежал  к  тебе,  и  ты  придумала  изобразить  изнасилование! 
- Кретин! 
- Уводите! – гаркнул  генерал, - достаточно  излияний! 
Преступников  увели,  и  мы  остались  в  полной  тишине.  Слышно  лишь  было,  как  дождь  стучит  по  стеклу,  вперемешку  со  снежной  крупой. 
- Да,  красивая  девушка, - вздохнул  генерал,  вынув  из  папки  фото, - просто  ангел, - и  протянул  мне. 
- Только  этот  ангел  угодил  прямиком  в  террариум, - сказала  я,  разглядывая  снимок  Маргариты. 
Картинные,  иссиня-чёрные  кудри,  белая,  словно  фарфоровая,  кожа.  Большие,  слегка  навыкате,  чёрные  глаза,  во  взгляде  которых  сквозила  проницательность  и  ум.  Да,  настоящая  красавица. 
- Кстати,  товарищ  капитан, - с  хитрой  улыбкой  посмотрел  Матвей  Григорьевич  на  моего  мужа, - а  на  вас  тут  документ  пришёл  по  милости  вашей  супруги. 
- Что  за  документ? – у  Макса  даже  вытянулось  лицо,  а  я  всерьёз  испугалась. 
- За  раскрытие  последних  преступлений, - сказал  генерал, - участницей  в  которых  была  ваша  супруга,  вам  присуждается  внеочередное  звание.  Вы  теперь  майор. 
У  Макса  глаза  полезли  на  лоб,  и  возникла  немая  сцена.   
Внезапно  у  него  зазвонил  телефон,  и  мы  подскочили. 
- Слушаю, - ответил  мой  супруг, - чего? – заорал  он, - дети  целы?  Едем! 
- Что  случилось? – испугалась  я. 
- В  катакомбах  пожар! – воскликнул  Макс, - и  у  нас  пол  в  гостиной  провалился.  К  счастью,  все  целы,  и  люди  и          животные.  Дырка  небольшая, - он  вскочил  с  места,  и  мы  с  Димкой  тоже. 
- Я  с  вами! – гаркнул  генерал,  явно  обеспокоенный  архивом. 
Только,  боюсь,  его  ждёт  разочарование.  Ни  под  каким  видом  не  признаюсь,  что  это  я  подожгла  катакомбы! 
Поскольку  Матвей  Григорьевич  сел  с  Максом,  я,  не  желая  выяснять  отношения  ни  с  тем,  ни  с  другим,  села  к  Диме. 
Поймала  на  себе  злой  взгляд  супруга,  но,  проигнорировав  его,  удобно  устроилась  в  Димином  джипе. 
Вдруг  по  окошку  постучал  Лазуретов,  и  Дима  опустил  стекло. 
- Запомни,  мой  друг, - сказал  Дмитрий  Михайлович, - женщине  нужен  не  просто  мужик,  ей  нужна  опора. 
- Я  знаю, - прохрипел  Дима. 
- Я  до  сих  пор  жалею,  что  не  остановил  Маргошу,  а,  когда  потерял  любимую,  образовалась  пустота.  Годы  прошли,  я  смирился,  но  порой,  вспоминая,  хочется  опять  услышать  её  смех,  и  звонкий  голос. 
- Не  волнуйся, - кивнул  Дима, - ты  будешь  крёстным  нашего  будущего  сына,  если  я  решил,  что  отобью  её  у  этого  смазливого  блондина,  значит,  так  оно  и  будет. 
Всю  дорогу  мы  ехали  молча,  но  у  посёлка  я  не  выдержала. 
- Почему  ты  так  уверен,  что  я  рожу  тебе  сына? – спросила  я. 
- Потому  что  любишь, - ответил  он, - я  знаю,  что  любишь.  Какого  лешего  ты  тогда  испанский  учишь?  Почему  с  Максом  меня  всё  время  сравниваешь? 
- А  что  сделал  бы  ты,  если  бы  меня  убили? – спросила  я. 
- Убил  бы, - спокойно  ответил  Дима, - а  потом  застрелился  бы  сам.  Потому  что  без  тебя  моё  существование  теряет  всякий  смысл. 
Первое,  что  я  увидела,  это  бегающих  по  двору  собак,  и  раскрытую  настежь  дверь,  откуда  валил  дым. 
В  гостиной  было  не  продохнуть,  а  около  дивана  красовалась  дыра  диаметром  с  метр.  Из  дыры  торчала  лестница,  и,  когда  я  вошла,  показалась  голова  пожарника. 
- Скорее  всего,  старую  проводку  перемкнуло, - сказал  он, - тут  такого  накручено,  ладно,  в  доме  пожара  не  произошло. 
- Мракобесие! – высказался  Макс. 
- Там  должен  быть  архив, - сказал  Матвей  Григорьевич. 
- Нет  там  ничего, - ответил  пожарник, - теперь  нет.  Там  так  полыхало,  одни  обгоревшие  стеллажи  остались. 
- Твоих  рук  дело? – шепнул  мне  Дима,  и  я  тихо  ахнула. 
- Откуда  ты  знаешь? – пролепетала  я. 
- Потому  что  я  поступил  бы  так  же, - ответил  Дима, - мало  ли,  в  какие  руки  документация  попадёт...  Не  бойся,  я  не  сдам  тебя. 
- Спасибо, - прошептала  я. 
- А  ещё  мы  нашли  сундук, - сказал  пожарник,  и  крикнул  вниз, - Петрович,  давай  сундук, - и  поставил  на  пол  в  гостиной, - держите. 
- Что  это  такое? – оторопел  Матвей  Григорьевич,  а  Макс,  сбегав  за  ломом,  свернул  замок,  и  мы  тихо  ахнули. 
- Это  же  Веласкес, - сказал  Дима,  взяв  одно  полотно, - а  это  Рафаэль. 
- Кто? – нахмурился  Макс. 
- Художники, - ответил  Дима, - эти  картины  бесценны.  А  обе    статуэтки  работы  Микеланджело.  Слышал  про  такого? – посмотрел  он  на  моего  мужа. 
- Ну,  не  идиот  же  я! – взорвался  Макс. 
- Турецкие  драгоценности, - я  присела  около  сундука, - какие  интересные  украшения,  никогда  таких  не  видела. 
- Это  старинные,  на  голову, - пояснил  Дима. 
- Это  клад, - сказал  Матвей  Григорьевич, - надо  сдать  государству, - а  я  увидела  пачку  писем. 
Развернула  одно  из  них,  и  стала  читать  вслух. 
- Дорогой  мой  Олег  Антонович,  друг  дражайший, - читала  я, - очень  рад  твоему  удачному  супружеству.  Жена  твоя  настоящая  красавица,  я  рад,  и  посылаю  тебе  свои  искренние  поздравления.  Никому  и  никогда  я  не  проговорился  о  нашем  родстве,  но,  будучи  в  абсолютном  уме  и  твёрдой  памяти,  я  оставляю  твоей  любимой  внучке,  Эвиве,  наследство.  Знаю,  ты  больше  всего  на  свете  боишься,  что  всплывут  твои  аристократические  корни,  но  придёт  время,  и  за  это  перестанут  сажать.  Девочка  талантлива,  она  унаследовала  дар,  который  передаётся  по  поколениям,  любовь  к  музыке.  Так  пусть  хранит  фамильные  драгоценности,  и  носит,  конечно.  Твой  двоюродный  брат,  князь  Воронцовский. 
- Вот  это  да, - протянул  Макс,  а  я  резко  повернулась  к  Диме. 
- Друг  дражайший,  не  хочешь  мне  ничего  сказать? – прищурилась  я. 
- Хочу, - кивнул  он, - Марьяна  Георгиевна  мне  чуть  ли  не  на  шею  села,  чтобы  я  именно  в  этом  посёлке  тебе  особняк 
построил.  И  именно  на  этом  месте.  Про  князя  знаю,  а  о  кладе  у  матери  спрашивай. 
- Спрошу, - скрипнула  я  зубами, - партизанка  местного     розлива! – и  вынула  мобильный. 
- Слушаю, - пропела  маменька  на  том  конце  провода. 
- Немедленно  дай  мне  номер  дедушки! – взвизгнула  я, - и  не  смей  говорить  мне,  что  не  знаешь!  Я  нашла  клад  князя  Воронцовского!  Не  пудри  мне  мозг!  Я  прекрасно  знаю,  что  ты  с  дедушкой  связь  поддерживаешь. 
- Хорошо, - сдавленно  проговорила  маменька, - я  позвоню,  и  выясню,  где  он.  Пока, - она  быстро  отключилась,  а  я  посмотрела  на  своих  мужчин. 
- Клад  твой, - ответил  Дима, - считается,  что  это  и  не  клад  даже,  учитывая  письма. 

                Эпилог. 
Что  стало  со  всеми  преступниками,  мне,  честно  говоря,  всё  равно.  Меня  гораздо  больше  волновал  маленький  Альберт. 
Его  нашли  на  квартире  Меньшовой,  и  на  вопрос,  зачем  ей 
понадобился  ребёнок  Виры,  она  ответила,  что  мальчик  является  сыном  одного  высокопоставленного  чиновника. 
Благополучие  этого  чиновника  зависит  от  его  супруги,  и  Меньшова  решила  потрясти  его  на  предмет  денег. 
Вира  не  знала,  зачем  той  ребёнок,  сын  ей  просто  мешал. 
Дмитрий  Михайлович,  терзаемый  муками  совести,  забрал  внука  к  себе,  и  дал  свою  фамилию.  Он  обожает  мальчика. 
Ещё  меня  волновала  судьба  Меньшовой-младшей.  Я  попросила  Асю  защищать  Таню,  и  та  согласилась. 
А  я  вместе  с  Максом  уехала  ближайшим  рейсом  в  Париж. 
Маменька  всё-таки  раскололась:  она  созванивалась  с  дедушкой,  и,  когда  Дима  покупал  мне  особняк,  специально  выкупила  этот  участок. 
Но  мне  совершенно  наплевать  на  аристократические  корни,  для  меня  сейчас  самое  главное,  увидеть  дедушку. 
Мы  с  Максом  сидели  в  зале  театра  оперы  Гарнье,  и  мой  муж  нервно  оглядывался  по  сторонам. 
Он  дёргался  из-за  строгого  костюма,  который  я  заставила  его  надеть,  а  сама  красовалась  в  роскошном,  алом  платье.  В  том  самом,  что  я  ходила  на  свидание  с  Димой  в  отель. 
- Париж,  и  опять  театр, - ворчал  Макс, - зачем  мы  тут? 
- Чтобы  увидеть  одного  человека, - спокойно  сказала  я, - помолчи.  Лучше  оглядись,  красота  какая. 
- Меня  это  мало  трогает, - зевнул  Макс,  а  Дима,  который,  конечно  же,  рванул  за  нами,  и  ходил  по  пятам,  воскликнул: 
- Незабвенный  Жан  Луи  Шарль  был  высоким  эстетом, - и  улыбнулся, - а  знаменитый  « Танец »  сейчас  никого  не  трогает.  Когда-то  в  него  чернилами  кидали,  считая  непристойным,  а  теперь  всё  вполне  невинно. 
- Мне  невольно  вспоминается  моё  первое  дело, - вздохнула  я. 
- Из-за  нашего  знакомства? – тут  же  спросил  Мак. 
- Или  из-за  того,  что  наши  отношения  относительно  наладились  с  того  момента? – прищурился  Дима. 
- Да,  я  по-другому  стала  тогда  к  тебе  относиться, - кивнула  я, - но  я  тогда  таскала  в  сумочке  антикварный  гарнитур,  пресловутый  « Танец »  в  уменьшенном  виде. 
- Минуточку, - прошипел  Макс, - тогда  мы  с  тобой  познакомились. 
- Вероятно, - задумчиво  ответила  я. 
- Понятно, - вздохнул  Максим, - до  сих  пор  дуешься  из-за  того,  что  я  забыл  про  твой  день  рожденья. 
- Дуюсь, - кивнула  я. 
- А,  помнишь, - сказал  Дима, - как  на  нашу  годовщину  мы  были  здесь,  в  Париже.  Ели  блинчики  с  ликёром,  ты  вся  облилась,  а  я  слизывал  с  твоей  шеи  ликёр.  Я  потом  скупил  у  торговки  все  фиалки,  и  осыпал  тебя  ими.  Пошёл  ливень,  а  мы  целовались  под  дождём  на  мостовой,  а  ветер  разносил  лиловые  лепестки.  Они  запутались  у  тебя  в  волосах. 
- Помню, - выдавила  я,  украдкой  прикусив  нижнюю  губу. 
Мы  сидели  на  одном  из  балконов,  и  могли  свободно  переговариваться.  Правда,  шёпотом. 
И  вот,  на  сцену  вышел  мой  дедушка.  У  меня  всегда  мурашки  бежали  от  его  пения,  и  сейчас  его  раскатистый,  могучий  бас  пролился  над  залом. 
Высокий,  с  проседью  в  волосах,  статный  мужчина.  В  роскошном  смокинге,  с  « бабочкой »,  уверенный  в  себе,  с  порывистыми,  но,  одновременно  плавными  движениями. 
Я  замерла,  слушая  его  пение,  а  Макс  зевал.  Интересно,  что  он  скажет,  когда  узнает,  что  это  мой  дедушка? 
Удивится,  точно. 
Когда  концерт  закончился,  Макс  вздохнул  с  облегчением,  а  я  направилась  прямо  за  кулисы. 
- Зачем? – спросил  Максим. 
- Надо, - ответила  я,  и  увидела  дедушку. 
Он  меня  пока  не  замечал.  Раздавал  автографы,  принимал  букеты,  смеялся. 
- Дедуль! – крикнула  я,  сложив  руки  рупором,  и  он  резко  поднял  голову. 
Не  могу  передать  удивления  в  его  глазах,  когда  он  увидел  меня.  Протиснувшись  мимо  толпы,  он  подбежал  ко  мне,  и  сгрёб  в  охапку. 
- Викуля!  Солнце  моё!  Моя  маленькая  черноглазка!  Откуда  ты  свалилась? – восклицал  он,  а  я  поймала  абсолютно  глупый  взгляд  Макса.  От  удивления  у  него  челюсть  отвисла. 
- Здравствуй,  Дмитрий, - сказал  дедушка, - а  это  кто? – кивнул  он  на  Макса. 
- Мой  последний  муж,  Максим, - ответила  я, - дедуля!  Как  же  я  по  тебе  соскучилась! 
- Викочка! – дед  опять  меня  сгрёб  в  охапку, - Марьяша  сдала?  На  мою  дочь  нельзя  положиться!  Но  рано  или  поздно  я  должен  был  с  ней  помириться,  мы  пять  часов  разговаривали  с  ней  по  телефону,  но  я  не  думал,  что  вскоре  увижу  свою  внученьку. 
- Так  вы  помирились!? – в  полном  восторге  вскричала  я. 
- Да, - кивнул  он, - Вика,  Димка,  простите  старого  дурака!  Вы  идеальная  пара,  и  я  должен  был  быть  с  вами  в  Москве,  когда  вы  разводились,  и  помешать  этому!  Вик,  простишь? 
- Ну,  дед,  ты  даёшь! – протянула  я,  посмотрев  на  удивлённое  лицо  Димы,  и  вытянувшееся  Макса,  и  кинулась  ему  на  шею  с  визгом. 
                Конец.