Записки следователя. Рекивем По Волчаре

Волчара ****овал до самого конца. При первой нашей встрече  широким жестом указал на Марину. Спутница волчариной деградации кокетливо курила мятую сигарету, полулёжа в обшарпанном кресле, и подмигивала мне целым глазом. Затем Волчара продемонстрировал пылесос «Ракета» 1956 года выпуска и, как главную ценность -- дешевые презервативы, сложенные штабелями в серванте.

Последнее его преступление, из-за которого состоялось наше знакомство, произошло также на сексуальной почве. Волчара пригласил домой одну из старых подруг. Хорошее недорогое плодово-ягодное. Сигареты без фильтра. Романтическая музыка через внешний динамик её мобильного… Возлияния и скоротечные плотские утехи сменились алкогольным сном, а на утро Волчара ушёл продавать телефон на рынке. Потому что синдром зависимости от алкоголя  – не тётка. А у неё дома и мама и тётка, и некогда сносное прошлое, и телефон мама покупала под кредит. Доверия к дочери. Чтобы не шлялась. Отзванивалась. Короче, этой кражей Волчара нанес смертельную обиду многим. В итоге, заявили в милицию, разберитесь, мол, расстреляйте Волчару, будьте добры.

Опыт по категории дел «синий у синего украл телефон» креп, и от краж по линии «покрали мобильный», соответственно, тошнило до звёздочек в глазах. Волчарино дело по этой причине пылилось в сейфе тонкое и прозрачное.

А фемидин таймер тикал, и двухмесячный срок расследования, с виду бесконечный, таял каждую секунду. Тщетно прозванивая несколько дней Волчару по телефону, я понял, что магомет в очередной раз пойдет к своей горе, смердящей перегаром. Ранним мартовским утром, как конь перед травой, я встал под адрес. К великому стоянию подготовил семечки и известное количество терпения. К счастью Волчара, хоть и упырь, но солнца не боялся и с первыми лучами вышел курить на крыльцо. Человек в занюханном рубище и закопченным от винища лицом слабо напоминал себя же 25 летнего, каким нагло ухмылялся на паспортной форме.

На излёте 80-х и в разгар 90-х Волчара наводил шороху. Кандидат в мастера спорта по боксу. Любимец женщин. Грабежи, разбои, хулиганства. Лесоповал в Коми АССР. Дальше просто «украл – выпил – в тюрьму». Пьянство. Мелкие кражули. Деградация.

Так что встретил он меня ветераном движения, у которого рамсы с милицией остались в славном прошлом. Доброжелательно встретил, радостно, как подшефная старушка тимуровца. Завёл домой. Показал Марину, которая была в розыске республиканском, пылесос – в розыске музейном и пачку гондонов с просроченным сроком годности, даром никому не нужных. Мол, мы тут ничего, жуируем.

В ходе дальнейшего осмотра квартиры в углу была обнаружена бабушка, завёрнутая в ветхий плащ. В связи с досадной однокомнатностью квартиры, бабушка была определена Волчарой подальше от глаз, то есть на кухню, в холодное затемнённое место. Узнав, что я из милиции и пришел по Андрюшину душу, беззвучно зарыдала. Сквозь всхлипы слышались просьбы посадить его или просто куда-нибудь забрать.

Пока Волчара рявкал на бабуленьку на предмет заткнуться, я наложил арест на пресловутый пылесос и на комод времен польской оккупации. Скоротал сигарету за интеллектуальной беседой с Мариной, и сказал Волчаре собираться в отдел.
- Вещи брать? – оживился Волчара.
- Не надо, - поразмыслив о мягкости правосудия, отрезал я.
- Жаль, -- сник Волчара, нахлобучивая шапку.
- Затосковал по нарам? – спросил я.
- Там веселее, чем здесь, -- кивнул Волчара, и глаза его подёрнулись поволокой.

По волчариному делу нужно было сделать решительно все и до обеда. Ошалев от счастья -- «виновник торжества» со мной, я скорым шагом шел в отдел.
-- Раньше меня опера на чёрных «Волгах» возили, - не поспевая за мной, хвастался Волчара.
-- Развалили страну, - поддерживал беседу я.
-- Сигаретку, командир! – сипел Волчара. – Я тебя как увидел, и за мус… мента не принял. Штаны с карманами, рюкзак. Пацан. Извини, Андрюнь, без обид, ты ж ведь тезка мой, без обид… Ага… И спичку…Я ж ты знаешь, не виноват, оно само как-то. Обложили со всех сторон. Всем денег должен. Сижу дома. Выйдешь на улицу – сразу в табло. Вот и краду по мелочи, жить то надо. Бабулю кормить.

-- Не прибедняйся. А грабеж с проникновением, а разбой организованной группой, а вымогательство, а хулиганка?
Волчара просветлел, шаг ускорил:
-- Были времена...
На площадке перед отделом заунывно гремел оркестр, с махровыми венками сновали незнакомые подполковники. Хоронили бывшего начальника  из департамента охраны.
-- Отчего помер, Андрюнь? – поёжился Волчара.
-- Вздёрнулся. Но это -- милицейская тайна.
-- Да ты шутишь!
-- С вами, ****ями, нашутишся, сам неровен час в петлю полезешь.
-- Да ладно, Андрюнь, дай сигарету.

В отделе Волчара оживился, ручкался с заслуженными сотрудниками, следовал обмен шутками и мимолетными воспоминаниями. В кабинете почувствовал себя совсем хорошо. Рассматривал плакаты и карты на стенах, оживленно ёрзал на табуретке, чапаевским жестом рубил воздух и требовал повесить на него решительно все «глухари» отдела, ссылаясь на то, что я хороший парень и для меня не жалко.

-- Не те времена, гражданин подследственный, -- замогильным голосом отвечал я, громыхая клавиатурой, -- Когда возник умысел на кражу телефона?
-- Я с ним проснулся, -- Волчара закинул ножку на ножку, -- Или даже родился.

Следственное бдение с Волчарой шло по установленному порядку. Я молотил по клавишам, изредка задавая уточняющие вопросы, Волчара параллельно делился воспоминаниями. Золотой век милиции. Ренессанс преступности. Ограбления сонных овощебаз. Дерзкие кражи бобровых шапок из сортира автовокзала. Притоны. Облавы. Романтика… Часа через три, я подсунул протоколы Волчаре. Не читая ни строчки, Волчара подписал все аккуратным, выработанным почерком, на редкость грамотно. Все шло бодрячком до тех пор, пока я не спросил у него про мать. Это нужно было для проведения наркологической экспертизы. Вспомнив про мамку, Волчара разрыдался так, что пришлось заваривать ему чай.

-- Про маманю зачем? Не береди… -- всхлипывал он, глотая чай. Напиши что надо, распишусь. И вообще, дай денег, Андрюнь, «трубы горят».
С сомнением приняв клятвенное обещание вернутся, я остался в кабинете доделывать документы. Через 40 минут Волчара пришел в приподнятом настроении. Вручил пачку кукурузных хлопьев:
-- С витаминами. Долго выбирал. Ты ж не жравши. Возьми Андрюнь, классная вещь, продавщица сказала.

Растроганный вниманием, я запихал пачку в стол, где плесневели кружки с кофейной гущей, и, разминая затекшие ноги, пригласил его прогуляться. Горбаченко, выпивший и счастливый, любезно согласился.

С Волчарой нам предстояла проверка показаний на месте, включавшая в себя вояж по местам боевой славы и фото на память в присутствии понятых. Для этого были приглашены профессиональные незаинтересованные лица, словно поджидавшие нас у магазина. Мужчины были готовы на всё, так как «командир» в лице меня обещался облагодетельствовать на бутылочку. Выбытие прошло образцово и вдохновенно. Волчара почти пошагово показывал мне, как нёс краденный телефон, место, на котором его продал. Переживал по поводу собственной фотогеничности, освещенности, ракурса съёмки. В конце фотосессии затребовал еще «двадцатку» на вино. Цементируя нашу следственную дружбу я дал денег, сказав, чтобы следующим утром он пришел ко мне, и мы с ним вместе поехали на экспертизу. Волчара ритуально приседал под грузом оказанного доверия и, распахивая куртку, клялся, что придет обязательно.

Утром, как водится, не пришел. Тщетно простучав дверь волчариной и соседских квартир, я вышел во двор и присел на лавочку втыкать в блеклое мартовское утро. Из скрытно припаркованной «шохи» вышли четыре одинаковых парня и подкрадись ко мне с явным желанием доставить меня в отдел. Еле отмахавшись от них удостоверением, я узнал о том, что они за Мариной. Сотруднички хмуро влезли обратно «шестёрку», явно им не по размеру, и сверкали оттуда колючими глазками.

Полагаясь на следственное везение, я решил пройтись по окрестностям и вскоре напоролся на участкового Павлова, заслуженного краеведа этих мест. Павлов перебрал у меня перед носом увесистую связку ключей и чипов:
-- ХЗ, где Волчара. С утра у «Продтоваров» нет. Странно. Пойдем на адрес.
Осада волчьего логова прошла культурно. Павлов изучил связку, как химик пробирку. Нашел чип. Открыл дверь в подъезд, затем дверь квартиры. К несчастью, дверей в квартиру было две. Ключа от второй в ключечипотеке Павлова не оказалось.
-- Вот урод, - констатировал Павлов. – Ничего. Первый этаж – это хорошо. Это по-милицейски.
Мы обошли дом с тыла. Я нахлобучил на голову фуражку Павлова, и, зажав под мышкой его портфельчик, подсадил на балкон. Штурм проходил мирно, всё-таки не ОМОН работает. Рабочие, прочищающие канализацию неподалеку, смотрели без интереса. Даже без видео обошлось. Мы с Павловым работали тонко. Но безуспешно: Павлов влез не на тот балкон. Оценив обстановку, он по-кошачьи спрыгнул, и через несколько минут получил на радиостанцию сообщение о собственном проникновении в квартиру, с которым сам же и пошёл разбираться.
-- Онанизм, -- пожаловался Павлов, разругавшись по рации с дежурной частью. – Извини, брат Флудов, не судьба, -- подытожил он. Мы разошлись.

Вечером того же дня в кабинет зашел с иголочки одетый молодой человек. Отсалютовал кепкой. Сел на стул и начал извинятся. Сияла выбритая голова и золотой зуб в улыбающемся рту. Через некоторое время до меня дошло, что блистательный денди, вломившийся в кабинет – Волчара.
-- Извини, Андрюнь, -- сын из Италии приезжал, повидались. Его там усыновили. Он мне денег привез, не забывает папку. Все нормально, Андрюня, завтра съездим куда надо.
-- Завтра в восемь у твоего подъезда, -- сказал я на прощание, удивляясь чудесному преображению.

Утром в назначенное время из подъезда вышли практически все, кроме Волчары. Я злобно постучал в его окно, и, ничего не ожидая, закурил. По делу оставалось провести одну единственную экспертизу и проставить даты в ознакомлении обвиняемого с делом. Для всего этого требовался Волчара, которого не было. Я представил пачку документов, которую мне предстояло готовить для розыска и задержания. Как наяву увидел кислое лицо начкрима и подколки оперов по поводу следственной косорукости.
Минут через пять, после моего стука в окно, железная дверь подъезда медленно и неуверенно открылась. Еле передвигая ноги ко мне вышла старушка в ветхом плаще, повисла на мне:
-- Умер! Умер!
Поддерживая старуху за локоть, я зашёл в квартиру. Волчары не было, увезли. В образовавшемся после смерти вакууме сидел Волчарин приятель и допивал дрянное вино. То ли поминал, то ли мародёрствовал.

В тот же день, я в наглую снял Волчару с учета у врача-нарколога, проставил даты в ознакомлении теми числами, когда он был еще жив и направил его дело в суд. Я подумал, что он был бы не против.

22.05.2012