Снегурочка

/*короткий рассказ на Новогоднюю тему*/


Тише...
Рука придвинута близко к лицу. Старик взглянул на свои морщинистые пальцы. Ладонь прижата к стене, рядом с чуть приоткрытой белой дверью. Старик всем телом вжимался в стену и старался не дышать, но глаза привычно искали и оценивали. Рука, с чуть подрагивающим большим пальцем, оказалась ближе всего к его глазам – c расширенными от полумрака и адреналина зрачками. Взгляд на секунду замер на ней. 
Да. Он стар.
Тише...
Шаги и приветливые голоса, смеющиеся и обменивающиеся любезностями, искрящимся облаком  уплывали в сторону больничной столовой. Да.... Недооценили старого и немого старика! Так лучше. Он успеет. Успеет...

Так он думал уже когда-то. Он помнил это. Еще помнил...
Всего 50 лет назад. …..

…....
В груди тепло и ярко. Егор спрыгнул с подножки вагона. Под ногами скрипнул снег московского перрона. Егор вздохнул полной грудью и подняв с наслаждением лицо к солнцу, выдохнул долгую струю пара... Сразу с улыбкой вспомнил соседей по вагону, угрюмых работяг с севера — вечно куривших папиросы без фильтра и рассказывавших длинные истории, которые он почти не слушал. Егор еще раз густо выдохнул паром в морозный утренний воздух.. Он успеет...
Полтора года пронеслось как один день.
Тот самый день.

…....
Как рвалось сердце, когда его, в родном его Оренбурге провожали во флот.
Надя... Только один пронизывающий взгляд ее карих глаз, высушивал наполовину - его, наполненное гордостью и предвкушением, сердце. Да, он один из немногих, кто отправлялся не в пехоту, не в танкисты, а во флот.
Северный флот.
Море, романтика, сотни перечитанных книг в библиотеке. Завистливые взгляды более молодых приятелей со двора. Улыбающаяся заплаканная мать и прыгающая вокруг, болтающая косичками сестра.
Но Надя... один взгляд.
Мир — крикливый, шумящий и дергающий за рукава, кажется обесцветился. Кто-то что-то говорил, он что-то отвечал невпопад. Глаза смотрели на нее. Стоящую в стороне и пронзительно-тоскливо смотрящую на него.
Гордячку. Неприступную. Дочь полковника-чекиста. Только его. Надю.
Он поднял в воздух руку, нарисовал пальцем в воздухе сердечко. Губы беззвучно прокричали - «Я напишу». Ее губы в ответ - «Я буду ждать». А через мгновение их губы синхронно повторили древнейшее заклятье... «Люблю».
Она улыбнулась,опустила глаза и торопливо пошла прочь.

…....
Летели письма. Шла служба. Рослый крепкий парень, становился еще более крепким молодым мужчиной. Письма пьянили. Он писал ей стихи, рассказывал о службе, вкладывал в конверты засушенные северные цветы, которые он видел впервые и названия которых не знал. Она наполняла в ответ письма смехом, грустью и нежностью. И каждый раз перечитывая ее слова, он пьянел, как от запаха ее кожи.
Письма шли через соседку.
Надин отец ненавидел Егора с того момента, как застал свою единственную дочь гуляющую вечером с «этим уличным безродным ублюдком». Так он называл Егора. И повторил несколько раз, перемежая эту фразу всеми возможными угрозами, тряся пальцем перед лицом молчащего, но сжавшего упрямо губы, парня.
В декабре Егор вернулся из похода. Похода, о котором не стоило говорить еще очень долго. Никому.
Его ждало письмо. Надя будет неделю гостить в Москве у тетки. Одна. Отец в командировке, мать уехала к нему. Адрес тетки и дата. Внутри стало снова тепло и ярко..
Командир не смог отказать напору лучшего бойца. Увольнительная на две недели,  немного раньше времени.
Лихорадочные сборы. Тщательные, но суетливые выборы подарка. И внезапное понимание — он приедет почти в Новый год. А после него Надя сразу уезжает домой в Оренбург. Его Надя... Он бежит в отдел с игрушками. Скупает шары, зайцев и Дед Морозов. Продавщица видя его сияющие пьяные глаза из под прилавка вытаскивает упаковку больших золотых шаров с тонким рисунком. Цена в 5 раз выше. Не важно. Но на золотисто-желтом шаре нарисована тонкой кистью Снегурочка. Так похожая на Надю.
И вот — он спрыгивает на припорошенный снегом перрон и жмурится на внезапное декабрьское солнце. Утро 30 декабря — он успеет.
Внутри было тепло и ярко. Он знал, что форма ему к лицу.  Его ждет Надя. Это казалось невероятным новогодним чудом. Он знал, что она ждет. Ее губы будут теплыми, кожа будет снова пьянить. Под бой курантов он будет ее крепко прижимать к себе за за талию, а наряженная елка будет поблескивать волшебными огнями...

- Здравия желаю, молодой человек.
Военный патруль появился как из под земли. Хмурый капитан с опухшим лицом и пара солдат.
- Здравия желаю.
- Можно ваши документы и увольнительное.
- Конечно.
Он скинул рюкзак с плеч. Открыл. Внутри похолодело. Не было ни кошелька, ни документов, ни пакета с подарками. Только переложенные газетами бутылки. Сразу вспомнились угрюмые курящие соседи по вагону..
- Значит документов нет? Самовольно значит из части ушли?
- Да вы что ребята..
- Как ты говоришь с офицером!?
- Виноват... Поймите! Я к девушке своей. Мы полтора года...
- Вынужден вас задержать до выяснения. Пройдемте.
- Это на долго?
Капитан ухмыльнулся. Егор заметил, что один глаз его был подбит и видимо недавно.
- Может на день. А может и на три.
Сказка стремительно исчезала в черноте....
- Я не могу! Поймите ребята. Я просто не могу. Я не успею..
- Что морячок. Не уважаешь нас - «сухопутных крыс»? Руки за спину и вперед.
Капитан грубо развернул Егора и пнул его ногой....

После - было как во сне.
Драка. Кровь. Навалившиеся откуда-то милиционеры. Военный трибунал.
Тюрьма.
Мать могла только писать письма, в те края где он был. В письмах мать писала, что к ней прибегала Надя и долго плакала. Потом еще раз приходила. Потом еще. Потом ее отца перевели в Ленинград и он забрал дочь с собой туда. Навсегда. Потом были долгие годы ада... Долгие.
Потом мужчина с аккуратно подстриженными усами, еле заметным шрамом у левого глаза и изможденным лицом, шел по  ленинградской улице улыбаясь и бормоча под нос «Я успею.. Я успею..». Стоял под дождем у подъезда.
Подъехало такси, оттуда вышла Надя. С мужчиной. Мужчина открыл большой зонт. Сверху два звонких голоса - «Мама! Папа! Смотрите какой дождь!». Егор внимательно смотрел в сторону. В темноту. Надя прошла мимо.

Вернулся домой в Оренбург. Пил. Работал где попало. Дольше всего задержался слесарем на швейной фабрике. 15 лет. Его ценили. Несколько раз выступал в самодеятельности. На праздниках в фабричном детском саду играл то Лешего, то Дед Мороза, то Домового. С его бородой ему легко давались эти роли.
Потом сорвался. На Новый год в детском саду, полюбившийся всем детям и взрослым Дед Мороз внезапно замолчал, упал на колени перед елкой и захлебываясь слезами завыл.
Замолчал. Не говорил ни слова. Пил и молчал. Сестра помучилась год-другой и отдала его в лечебницу по совету врачей. Его лечили.

….....................

Это было... Неважно когда. Он не помнил уже. Он не помнил и когда попал в этот дом престарелых.
Важно было другое — не шуметь...

Тише...
Он заметил гостей издалека, он всегда все слышал... Ему нравилось быть незаметным. Он любил прокрадываться мимо дежурных медсестер и подслушивать о чем говорят в сестринской или в других палатах. В этот раз приехало много людей — в основном друзья и родственники работников, причем с детьми. Места хорошие, тихие. По соседству говорят был весьма дорогой пансионат.
Через щель были видны смеющиеся обнимающиеся дородные детки. Они что доставали из сумок, показывали, смеялись, говорили и клали назад.Старик внезапно затаил дыхание. Гости бросили сумки недалеко от входа, где переодевались и подгоняя детей пошли мимо его палаты.
Да. Он заметил что-то....Не может быть... Это.. Это чужое... Нет. Нет. Его! Глупцы! Он внутренне засмеялся.
Тише..
Голоса удалялись по коридору. Старик приоткрыл дверь и осторожно пробрался в коридор. Клетчатая сумка стояла у вешалки. Он подбежал к ней и начал быстро рыться в ней. Нет! Он не ошибся! В глазах потеплело и закружилось хороводом забытых образов. Он теперь его! Его! А вдруг его поймают и накажут.?... Надо бежать..Спрятаться...

Он схватил первое попавшееся пальто с вешалки, нахлобучил шапку и прижав находку к груди осторожно побежал к черному ходу. Вышел на улицу. Лихорадочно осмотрелся. Падал снег.. За спиной раздались первые крики провожающих старый новый год. Егор побежал к ближайшим деревьям.
Снег хрустел под ногами.
Иногда проваливаясь по колено в сугробы, Егор доковылял до ближайшей ели. Силы казалось его оставили. Он упал на колени перед склонившимися от снега еловыми ветвями..
Бережно из-за пазухи вытащил свою драгоценность.
Большой золотистый стеклянный шар. Дрожащими руками Егор расправил петлю и повесил его на заснеженную ветку.
На шаре тонкой кистью была нарисована улыбающаяся Снегурочка.
Егор смотрел на нее. И улыбался в ответ.
А потом зажмурил влажные глаза, запрокинул голову и беззвучно открыл рот в небеса.


Сзади скрипнул снег.
Старик быстро проведя по глазам морщинистой рукой повернул голову.
Девочка с пронзительными взглядом карих глаз удивленно и чуть испугано смотрела на него..

- Вы.. Дед Мороз? Настоящий?

Несколько секунд он смотрел на нее. На свои морщинистые крепкие ладони в рукавах чего-то красного, со светлой оторочкой, пальто. Потом поднялся на ноги. Улыбнулся. Уголки рта дернулись. Егор вздохнул полной грудью морозный воздух и выдохнул долгую струю пара.

- Да...
Он впервые услышал свой голос за долгое время.

- Да... Настоящий. А... А какой стих ты приготовила для дедушки? Ты хорошо себя вела весь год?

Карие глаза просияли.