Господин Фенкипец Сб. Руны судьбы, 2007 г

Это было в голодные послевоенные годы. Мой дядя был старым коммунистом, вот партия и направила его в Закарпатье, назначив начальником КГБ небольшого провинциального городка. Узнав из писем о нашем бедственном положении и учитывая приказ сверху об обязательной паспортизации закарпатского населения, а еще  то, что я был первоклассным фотографом, организовал он нам с женой вызов к себе. Советовались мы недолго: оба молодые, энергичные, полные розовых мечтаний и надежд на возможность как-то выжить и еще немного подзаработать, собрали необходимые вещи и отправились в путь.
Встретили нас хорошо (а попробовали бы плохо встретить родственников самого господина начальника!) Поселили в большой, полностью меблированный дом, расположенный на центральной улице. Когда ехали в машине по городу, водитель показал огромное здание, в котором проживал дядя. Мы были почти соседями.
Только вернувшись домой, вспоминая и анализируя события минувших лет, мы поняли, куда делись хозяева того имущества, которое свалилось на наши головы, как манна с неба. А тогда мы только ошеломленно ходили из комнаты в комнату (а их было шесть!) и рассматривали вещи, подобные которым видели только в кино и музеях. Все стояло на своих местах, везде - полный порядок, нигде не было видно ни пылинки. Сравнивая с комнатой в коммуналке, в которой жили вместе с матерью жены, мы были уверены, что попали в рай. Наши впечатления подтвердились, когда в дверь позвонили. То был шофер. Он передал дядины извинения за то, утром не смог лично встретить, что у него очень много неотложных дел, но вечером обязательно нас посетит и поможет решить все проблемы. Муж должен завтра утром приступить к работе, для этого уже приготовлены помещения и оборудование, и со словами: «Просили передать» оставил в гостиной четыре огромных пакета, распрощался и ушел.
Развернув пакеты, мы увидели такие деликатесы, о которых даже мечтать не могли. Перенесли еду на кухню, выложенную розовым кафелем, с сияющей чистотой посудой, и жена, ожидая уважаемого гостя, начала готовить ужин, а я направился по указанному адресу посмотреть рабочее помещение, установить фотоаппаратуру, проверить, все ли необходимые химикаты имеются в наличии.

Работы было много. С утра до вечера приходили люди. Сначала это были жители городка. Потом начались командировки. Надо было охватить все окрестные села, разбросанные по долинам Карпатских гор в радиусе более 150 километров. Прихватив с собой запас пленки, иногда неделями мотался из одного населенного пункта в другой, возвращаясь домой только для того, чтобы запершись в лаборатории, проявлять отснятые материалы и печатать фотографии. Я уже не помню на каком языке слово «фотограф» звучит как «фенкипец», то ли на польском, то ли на каком-то другом, только начали меня все называть «господин Фенкипец».
Сначала в отношениях с жителями городка чувствовалась настороженность и холодок, даже страх, но потом, когда ближе познакомился с водителем, с которым мы преодолели не один километр горных дорог, лед начал таять, а отношения налаживаться не только с ним, но и с местным населением. По натуре я веселый, искренний человек. Конечно, когда приехал, не понимал тонкостей своего положения, но хорошее, человечное отношение к окружающим со временем расположило местных жителей. Меня начали воспринимать не как племянника грозного господина начальника, а как одного из них. А когда не стали прекращать свои беседы при моем приближении, я понял, что теперь имею полное доверие. И это было верное решение с их стороны, потому что доносчиком и сексотом я никогда в жизни не был: дядя делал свое дело, а я - свое. О работе мы с ним старались не разговаривать. К тому же, у каждого было столько своих забот, что виделись мы довольно редко, хоть и жили в десяти минутах ходьбы друг от друга. Кстати, опасаясь нападений, дядя никогда не ходил пешком, а передвигался только на машине, которая всегда была в его распоряжении.

Шел третий год нашего пребывания на новом месте. Мы с женой обжились и начали привыкать к местным обычаям, но оставаться на долго не собирались, очень тянуло домой. А случай, который произошел морозной январской ночью, окончательно убедил нас в правильности принятого решения, ускорив отъезд.
За несколько дней до того по району проползли слухи о перестрелке с бандеровцами, которые прятались в лесах.
Вечер был холодный и серый, вопреки народным приметам, которые говорят, что когда идет снег, на улице теплеет. Подбросив в камин побольше дров, мы собирались ложиться спать. Вид жены, завернутой в огромное пушистое полотенце выходящей из ванной комнаты, настроил меня на лирический лад, когда во входную дверь тихонько постучали.
- Кто там? - спросил я немного недовольным голосом.
- Господин Фенкипец здесь живет? - послышалось снаружи.
- Да. Но приходите утром, - сказал я.
- Вы не понимаете, это очень срочно, впустите меня, пожалуйста, я все объясню, - почти умоляя, зашептал тот, кто стоял за дверью.
И я, святая наивность, открыл.
Из темноты в комнату вошли три мужика. По их одежде было видно, что они издалека. То ли от холода, который ворвался в прихожую вместе с непрошенными гостями, то ли от страшной догадки, мелькнувшей в моем сознании, по спине побежали мурашки. Услышав шум, испуганная жена выглянула из открытой двери.
Тот, кто стоял рядом, сказал:
- Пожалуйста, госпожа, закройте дверь. Это мужское дело. Не волнуйтесь, с ним ничего плохого не случится, - и обратился ко мне, - нам нужна ваша помощь. Мы потеряли близкого человека и перед тем, как похоронить его, хотим сделать фотоснимки, чтобы оставить на память. Окажите милость, возьмите с собой все необходимое для работы, потому что придется не только фотографировать, но и сразу делать фотографии, мы не сможем приехать к вам во второй раз.
- Не отказывайтесь. Говорят, вы хороший человек, и нам не хотелось бы вас обижать, - вышел вперед крепкий парень с суровыми, даже жестокими чертами лица и взглядом раненого зверя, - скажите жене, что наш визит должен остаться в тайне, - добавил он.
 Пройдя всю войну от первого до последнего дня, побывав в разных, казалось, даже безвыходных ситуациях и, научившись мгновенно ориентироваться и принимать решения, я понял, что эта просьба не предусматривает отказа.
- Подождите. Мне потребуется некоторое время, чтобы собраться, - стараясь не выдать естественного в данном случае волнения, сказал я и оставил их в одиночестве.
Быстро одевшись, взял ключи от, как говорят сегодня, офиса и, бросив жене:
- Не волнуйся, я скоро. Никому ничего не рассказывай, от этого, возможно, будет зависеть моя жизнь, - вышел  из дома.

Меня посадили в сани. Аппаратуру очень осторожно положили рядом. Заботливо прикрыли овечьей шкурой по уши и удаленными улицами направились из города. Всю ночь ехали молча. Когда начало светать, ко мне обратились:
- Извините, но для вашего же блага мы должны завязать вам глаза.
Темная мягкая ткань оставила свободным только рот. Проехав еще часа два, остановились. После минутного разговора шепотом, из которого не удалось уловить ни слова, меня, поддерживая под локоть, завели в какое-то помещение. Повеяло теплом, а от аромата свежеиспеченного хлеба перехватило дух, а внутри защемило от голода. Чьи-то руки сняли повязку, и я увидел, что стою в сенях. Открыв погреб, жестом приказали спуститься вниз. Затем закрыли крышку, и я оказался в полной темноте. Так прошло достаточно много времени. Обо мне никто не вспоминал, а голод и холод донимали все сильнее.
Жизнь стала значительно лучше, когда, пытаясь хоть немного согреться, нащупал в кармане зажигалку. Щелкнув ею и внимательно оглядевшись вокруг, с радостью увидел кольца колбасы и окорока, подвешенные на огромных гвоздях. Не колеблясь, оторвал большущий кусок колбасы и, жалея, что нет хлеба, с жадностью начал есть. Конечно, где-то глубоко внутри меня мучила совесть: я не привык брать что-либо без разрешения, но мое положение и поведение хозяев оправдывали такой поступок.
Наевшись, я, пожалуй, заснул, потому что потерял счет времени и очнулся, вспомнив, где и почему нахожусь, только когда увидел вверху тусклый луч света и услышал мужские голоса.
- Господин Фенкипец, господин Фенкипец, вылезайте, - говорил какой-то незнакомый парень, - извините за неудобства, но нам нужно было все приготовить. Садитесь к столу, поешьте горяченького.
- Мне бы сначала до ветра, - пробормотал я, возмутившись его недогадливистью.
- Да-да, пойдемте во двор.
Он пропустил меня вперед. Прищурив глаза от яркого полуденного солнца и ослепительной белизны свежевыпавшего снега, я удивился: получается, что просидел в погребе почти сутки!
Когда вновь оказался снаружи, это было где-то через час после сытного вкусного обеда, все изменилось. Двор был полон народу. Наладив аппаратуру и выбрав наиболее удачный ракурс, скомандовал, куда и как нужно становиться. Толпа расступилась, и я увидел гроб, который очень осторожно перенесли и поставили впереди под углом почти в восемьдесят градусов. Я даже испугался, что покойник может выпасть. Вокруг своего погибшего командира (это стало ясно из уважительного отношения окружающих) собрались все приближенные лица: кто-то уселся прямо на снег, кто-то стал на одно колено, остальные сплотились полукольцом, завершив композицию.
Я снял несколько кадров. Потом снова спустился в погреб - теперь там нужно было оборудовать передвижную фотолабораторию. Установил увеличитель, развел препараты и начал работать. Проявив пленку, выбрался наверх к свету, убедился, что все в порядке. Ожидая, пока она сохла, увидел, как начались похороны, но занимало другое: отвезут ли меня домой, как обещали? Хорошо понимая, куда я попал, все больше склонялся к тому, что, получив фотографии, им нет никакого смысла так рисковать.
Одного меня не оставляли. Казалось, что и те, кто, сменяя время от времени друг друга, караулили рядом, тоже не знали ответ на мучивший меня вопрос
- Сколько делать фотоснимков? - спросил я, увидев, что пленка уже почти сухая и чтобы как-то разрядить обстановку.
Мой охранник вышел во двор.
- На сколько хватит бумаги, - принес через мгновение ответ, и во мне угасла последняя надежда. Автоматически двигался, в последний раз занимаясь своим любимым делом. Страха не было, только какое-то опустошение и осознание того, что изменить что-то не в моей власти.

Фотографии уже сохли, когда в дом зашли те, кто меня привез.
- Спасибо, господин Фенкипец. Вы нам больше не нужны. Собирайтесь. Как стемнеет, будем отправляться, - сказал обладатель звериного взгляда.
И я снова спустился в погреб собирать вещи. В голове вертелась только одна мысль: зачем? Это все мне больше никогда не понадобится!
Дальше было, как во сне: я смотрел фильм, который прокручивался в обратном направлении. Сначала лежал в телеге с завязанными глазами, потом разрешили снять повязку, потом начались улицы города, потом остановились возле нашего дома.
Сани уже скрылись за углом, а я все стоял на пороге, не веря в свое счастье, и не решаясь постучать в дверь...