Ребёнок Эвелины

В тот день, когда это началось... Эвелина слабо помнит события того дня. Хотя, какие события?! Речь может идти только о её собственном состоянии. Его-то она как раз и не помнит. Почти не помнит. Она сидела на скамейке, не замечая, как жжёт её незащищённую голову немилосердно палящее солнце. Уже потом, вернувшись домой, чувствовала, как горят её плечи, лицо, шея. А ведь нельзя, категорически нельзя ей было находиться на солнце. Но, ноги не несли, позвоночник не держал, сознание не воспринимало происходящего вокруг. Иногда налетал порывами ветер, такой же обжигающий, и в нём чувствовалось что-то недоброе, что-то зловещее. Такое же зловеще-недоброе чувствовалось в шелесте листвы, будто предсказывающем встречу с чем-то неведомым, почти потусторонним, почти запредельным, с чем теперь придётся жить Эвелине, о чём узнала она сегодня, будучи на втором месяце беременности.

Что решила она в тот роковой для себя и для своего будущего ребёнка день? - Да, ничего не решила. Не решила потому, что и не могла в том состоянии вообще ничего решать. Решили они вместе с мужем потом, когда всё несколько улеглось. Эвелина решила рожать. Рожать, несмотря на диагноз, поставленный врачами её пока ещё не родившемуся ребёнку - синдром Дауна. И муж её поддержал. Рожать, заведомо зная, что этому будущему человеку, которому только предстоит появиться на свет, придётся расти, взрослеть, жить и умереть с этой странной и страшной, почти неизвестной науке болезнью.

Впрочем, болезнью ли? Ведь всё чаще и чаще за последнее время в различных изданиях появляется всё больше и больше публикаций, доказывающих, что никакая это на самом деле не болезнь, но форма человеческого своеобразия, доходящего до удивительно высокой, поистине фантастической степени своего проявления.

Ведь, рассказывают же - и даже пишут! - о том, что такие дети всегда и везде безошибочно чувствуют любого человека, саму его глубинную сущность, чувствуют не только: с добром или злом он пришёл к ним, но и гораздо шире - с добром или злом этот человек идёт по жизни! И потому, находясь рядом с таким ребёнком, постоянно - все двадцать четыре часа в сутки! - сдаёшь самый главный экзамен - экзамен на человечность, экзамен на искренность!

"Готова ли ты к этому?", - всё чаще спрашивала себя Эвелина. А время родов между тем приближалось медленно, но верно.

Вспоминала Эвелина свою давнюю поездку в США. Там инвалиды живут полноценной жизнью. Куда бы ни пошла, или ни поехала Эвелина в той далёкой стране, везде встречала она инвалидные коляски. Даже в кафе, в барах и в казино, куда её несколько раз – был грех – занесло. А в Дисней Лэнде повстречала она ребёнка, лежавшего на тележке, который даже сидеть был не в состоянии, он мог только неподвижно лежать, глаза его и то оставались такими же неподвижными, как и всё его тело. Тем не менее, родители привезли его посмотреть на всю эту пёструю, весёлую, смеющуюся красоту. С психическими инвалидами там тоже всё обстоит гораздо более благополучным образом. А в России же, под бесконечные разговоры о какой-то там особой, непонятно в чём выражающейся духовности, в подобных, да и не только в подобных, случаях на человеке сразу же ставят клеймо! О! Как гнусно, как омерзительно!

…Всё чаще пока ещё не рождённый ребёнок Эвелины являлся к ней в снах. Он пытался ей о чем-то сказать. Но всё было так размыто, терялось в какой-то зыбкой туманной пелене, сквозь которую едва-едва проникали очертания людей и предметов, едва-едва доносились обрывки звуков и ещё реже – слов.

* * *

Новорожденный ребёнок протягивал ручки, агукал. Первая ночь дома прошла довольно спокойно. Хотя, потом всякое бывало. Кто-то из друзей в эти дни стал ещё ближе (и таких оказалось очень немного), кто-то наоборот отдалился. Так и бывает в жизни. Но что-то удивительное Эвелина чувствовала в себе самой. Да и в своём муже - тоже. Они почти перестали разговаривать. Однажды Эвелина призналась мужу:

-Бывает, хочу у тебя что-то спросить, а посмотрю на тебя - и мне всё становится и так понятно, без всяких расспросов. Или хочу тебе что-то сказать, а посмотрю на тебя и вижу, что ты это и так понимаешь и думаешь также.

-Со мной тоже в последнее время всё чаще происходит что-то подобное, - признался в ответ её муж.

Какая-то удивительная, необъяснимая никакими доводами разума телепатическая связь возникла и крепла между ними. Между ними самими. Но такую же - и даже гораздо более сильную - связь Эвелина чувствовала и со своим ребёнком.

...При крещении его назвали Павлом. Это Эвелина предложила. Потому, что Павел - значит "маленький". Это ей само как-то пришло в голову, глядя на трогательную беззащитность своего ребёнка.

Не только наяву, но и во сне она видела Павлушу всё чаще и чаще. Опять и опять он хотел ей сказать что-то такое важное, но каждый раз это было так неуловимо...

А время шло. Позади уже и первая стрижка Павлуши. Эвелина собрала прядку его волос - пока ещё таких жидких, - заботливо припрятав их в серебряный медальон в виде сердечка.

Вскоре она решилась на одно смелое дело: завела страничку в социальный сетях. Не свою страничку, а Павлушину.

И появлялись люди в разных концах не только нашей страны, но и всего мира, готовые быть Павлушиными друзьями. Они присылали тёплые, добрые письма, преисполненные любви, выражали восхищение мужеством Эвелины и её мужа, желали всего того хорошего, доброго, чистого, светлого и прекрасного, что только можно пожелать, рассказывали про то, что теперь и в России, то там, то здесь, появляются лечебно-педагогические инициативы и реабилитационные центры, где возвращаются к нормальной, здоровой жизнью дети, а иногда даже и взрослые, страдающие тем врождённым недугом, которым страдает Павлуша, присылали много дельных, полезных советов. Эвелина отвечала всем - и за себя, и за Павлушу. Ведь кому, как не ей было знать, что ответил бы всем этим людям Павлуша, если б мог ответить самостоятельно. Эвелина верила, что когда-нибудь, рано или поздно, настанет день, когда именно так и будет.

А ещё Эвелина поняла, что же хотел сказать Павлуша ей самой, являясь в тревожных снах. Тогда Эвелина села за компьютер и написала на Павлушиной страничке:

"Люди! Соотечественники! Вы знаете обо мне и о моём сыне. Представьте, что испытала я и что испытывают другие матери, родившие тяжелобольных детей, когда в родильном доме, ещё не оправившись от родовых мук, они слышат от акушеров бесчеловечный вопрос: "Будете оформлять отказную?". Некоторые из них идут ещё дальше, когда услышав в ответ твёрдое и решительное "Нет!", имеют дерзость спрашивать: "А почему?". Но кому-то и этого оказывается мало, и они начинают настойчиво убеждать. Так давайте же соберём подписи - сотни, тысячи, десятки и сотни тысяч, миллионы подписей! - под обращением к Президенту, к Правительству, к депутатам Государственной Думы с требованием - с нашим настоятельным и решительным требованием! - принять Закон, запрещающий работникам родильных домов высказывать - даже намёком, даже ничтожно малым намёком! - подобные вопросы, не совместимые со званием Человека В Белом Халате!".