Глава 41

Стоило высунуться из подъезда, из кустов на меня выскочил капитан, перепугав сильнее любого маньяка. Зашикав, схватил меня за локоть и впихнул обратно в подъезд.
– Что ты делаешь?
– Решила предложить тебе перекусить…
– О, Господи! – выдохнул капитан, совершенно сконфуженный таким предложением. – Мне не до перекусов, знаешь ли. Тебе ни в коем случае не следует выходить.
– Но я уже вышла. И к тому же простояла у плиты больше часа.
– Аня, это неразумно.
– Леша, если кто-то планирует напасть на меня в моей квартире, то почему капитан милиции караулит возле подъезда?
– Потому что так больше шансов его схватить.
– Схватить простуду, если пойдет дождь, схватить пулю, если он заметит тебя раньше. – Я решила продемонстрировать настоящее упорство. – Леша, ты же понимаешь, что я права. Находиться в моей квартире вовсе не означает спрятаться, сидеть и ждать. Поверь мне, этого и так слишком много для моей защиты. Я в безопасности, когда ты там, наверху.
Он несколько минут колебался, затем устало вытер ладонью лицо и стал подниматься по лестнице.
– Возможно ты права. Нужно подумать.

***
Когда с сытным бульоном было покончено (лучшее, что я могла предложить в тот момент), уже далеко за полночь капитан снова стал собираться на улицу. Я вспомнила о холодном влажном воздухе, порывах ветра, про его одинокий пост, и снова стала убеждать Алексея никуда не ходить, оставаться в квартире.

– Это неправильно, –  настаивал он.
– Тебе придется торчать под подъездом на протяжении всей ночи, оберегая меня, как английскую королеву. Вот что неправильно. И все только потому, что тебе неловко остаться здесь на ночь и ты, как человек воспитанный, боишься нарушить рамки приличия. Но, Леша, ты охраняешь меня, так про какие приличия или неудобства может идти речь? Кому еще я могу доверять, если не тебе?
Леша неожиданно залился краской, словно подросток, и я с запозданием сообразила, что такие слова могли нанести ущерб тем чувствам, что он испытывал ко мне. Я, считай, в лоб заявила ему, что никогда и ни при каких обстоятельствах он не будет восприниматься мной, как мужчина. Но с другой стороны, я надеялась, что он примет мое доверие, ведь, кокой бы ни была ситуация, но никому другому я не разрешила бы остаться на ночь в моем доме, это правда. И все же этот аспект, видимо, оказался принят во внимание. Одновременно растроганный и гордый таким обстоятельством, Алексей, колебавшийся, в действительности, не так уж долго, почесал колючий подбородок, двухдневная поросль которого практически слилась с усами, делая его похожим скорее на пограничника, чем на капитана милиции, и уверенно кивнул.
– Что ж, сюда ему не пробраться!
Я гостеприимно развела руками:
– Располагайтесь, как дома, капитан! Могу предложить вина.
– Ну, это точно нет, – улыбнулся Алексей. – Но раз я твой гость, то, пожалуй, пойду умоюсь.

И хоть Борщев отказался от предложения выпить, я все равно откупорила бутылку выдержанного белого вина, чувствуя, что сделав несколько глотков, удвою свои шансы уснуть этой ночью. Тем более, что порция коньяка, выпитого до этого, оказалась слишком ничтожна в борьбе с бушующим в моей крови ураганом. Чадаев не посмеет явиться сюда, заключила я с внезапной уверенностью, поразив при этом саму себя. Возможно, я просто устала ждать его, или это присутствие Алексея подействовало на меня так ободряюще, не знаю, но в тот момент я уже не представляла, как бы он заявился ко мне среди ночи, чтобы задушить собственными руками.

Наполнив бокал вином цвета насыщенного янтаря, вдыхая богатый его аромат, я неспешно прогуливалась по квартире, чувствуя неожиданный покой и тепло в душе, и зная, что это ненадолго, старалась насладиться коротким тайм-аутом, чтобы отдохнуть от напряжения и каверзных мыслей.
Сама не понимаю, как такое произошло, скорее всего, я просто следовала привычке, забыв о всякой осторожности, забыв даже безоговорочный приказ Борщева. Почти бессознательно я растворила дверь балкона, ежась от пронизывающего ночного ветра, вышла на улицу и посмотрела на непроглядное небо, находившееся настолько низко, что, казалось, до него можно было без проблем дотянуться рукой. 

Я набрала в легкие воздух, в надежде почувствовать ароматы цветов и лип, таких необходимых мне, способных подтвердить неповторимость, тонкость, превосходство природы. Превосходство жизни! Но в этой застывшей, наполненной сыростью и запахом гнили ночи, не было ничего радушного, прекрасного или просто обнадеживающего.
Прислонившись к краю балкона, я посмотрела на полюбившийся мне перекресток, стремясь найти в нем хоть какие-то признаки былой прелести и восторга. Как же все переменчиво в этой жизни. То, что было вчера неописуемой живой красотой, сегодня уже наполнено мраком, дышит смертью. То, что радовало вчера, сегодня отбирает последнюю надежду…

Я задумчиво пригубила вино, но внезапно поняла, что больше не ощущаю бокал в своей руке. Услышала, как он беспомощно разлетелся на мелкие осколки где-то далеко внизу, столкнувшись с асфальтом. Но я больше не думала о нем… Не думала ни о чем.
Я оторопело, не двигаясь, смотрела на угол дома.
Точно на том месте, где и предполагал Борщев, стоял Кирилл Чадаев.
Он был одет как в тот раз, когда я видела его впервые – в длинный кожаный плащ и плотную вязаную шапочку. Но сомнений не было – то был именно он. И он не сводил с меня глаз.
Страх ударил в голову, будто непосильная доза алкоголя, в миг все поплыло перед глазами, а живот скрутила холодная судорога. Я резко метнулась обратно в комнату, и, запутавшись в занавесках, рухнула на пол. Не в силах подняться, цепляясь за край подоконника, ломая ногти в панике, стараясь как можно скорее запереть дверь балкона, и когда, наконец, смогла это сделать, прижалась к ней спиной и схватилась руками за волосы.
Все же он там! Он там! Он пришел, пришел убить меня!

Из ванной вышел Борщев с полотенцем.
– Мне показалось, или хлопнула дверь балкона? – Увидев меня на полу, он бросился ко мне, как ошалелый.
А я не могла разомкнуть рта от страха.
Он выкрикивал что-то, встряхивал меня, но я находилась будто в ступоре. Он помог мне подняться на ноги и отвел на кухню.
– Я же запретил тебе выходить на балкон! Он там?
Леша приставил к моим губам чашку с водой и заставил выпить. Затем набрал еще воды, посчитав, что этого не достаточно, но я резко замотала головой, протестуя, и тогда он сердито пригрозил:
– Либо говоришь мне, что случилось, либо я сейчас же звоню твоему отцу!

Я взяла чашку, но ничего не сказала. Однако в этот миг одна очень необычная, почти незаметная деталь привлекла мое внимание.
Я смотрела поверх чашки на свой холодильник, сплошь обклеенный цветными напоминашками, смотрела во все глаза, боясь, что у меня начались галлюцинации, что я окончательно сошла с ума…
Поставив чашку на стол я медленно встала, едва не падая в обморок, не сводя с него глаз… с того странного предмета, ПОСТОРОННЕГО предмета, никогда раньше не бывавшего ни в моем доме, ни в моей кухне, ни тем более на моем холодильнике.
– Аня, ты скажешь мне, что происходит? – Голос Борщева звучал почти отчаянно. 
Как в каком-то кошмарном сне я потянула руку к тому месту на холодильнике, где напоминашек было особенно много, наклеенных одна поверх другую, схожих по форме на растрепанного разноцветного осьминога, из-под брюха которого выглядывал едва заметный темный уголок. Я уже не сомневалась, что это было. Но дотронуться до него оказалось несказанно трудно, несколько секунд я не дышала, понимая, что сейчас я открою ящик Пандоры, что обратного пути уже не будет, что вся суть происходящего кошмара станет явной просто сейчас…
Осторожно, не дыша, я дотронулась до того злополучного уголка, потянула его, содрогаясь всем телом от того, что открывалось моим глазам. Сперва я увидела на изображении часть чьей-то руки в свете вспышки, затем жгуче-черные длинные волосы, разметавшиеся по траве…

– Все же, – выдавила я сквозь парализованную от шока гортань, – все же он оставил мне послание, Леша… Ты был прав… Господи… Ты был прав… Это страшный человек...
Истерически всхлипывая, я подала Алексею небольшой квадратный снимок, отпечатанный на цветном принтере. На нем была Мирослава Липка. Только что убитая Мирослава Липка.
– Вот зачем он был здесь… Он хотел, чтобы я знала…
– Черт, – Борщев схватил меня за руку. – Ты выходила на балкон? Ты его видела, да?
И не дожидаясь ответа, капитан выдернул из кобуры пистолет и побежал к двери.
– Нет, – опомнилась я, бросаясь за ним. – Не выходи, Леша! Он слишком опасен! Не нужно... пожалуйста…
Но он уже выскочил из квартиры.
– Запри дверь и звони в милицию, – эхом разнесся его голос по подъезду.
Я упала в пороге, и продолжала умолять:
– Леша, нет… Леша, он убьет тебя, он тебя убьет…
Через минуту где-то внизу на улице послышались два отчетливых хлопка, не оставляя сомнений в том, что это были выстрелы. Я похолодела от ужаса, не в силах даже закричать.
Отчего-то я точно знала, что это стреляли в Борщева. Стреляли в открытую. Не тревожась о том, что выстрелы могли разбудить весь дом. Этому человеку действительно нечего терять!

Еще через минуту я услышала шаги в подъезде.
Шаги, которые не могли принадлежать капитану, всегда ступавшему тяжело и быстро. Те шаги были очень легкими, почти бесшумными, неторопливыми и уверенными.
Это убийца поднимался по темным ступенькам подъезда. Я знала это так же точно, как и то, для чего он идет сюда.
Я увидела в полутьме его силуэт, он приближался. Высокая широкоплечая фигура в черном словно вырастала из недр подъезда, из пролета возникла голова и плечи, я узнала его спину… сейчас он повернется ко мне лицом и поднимется на мой этаж... войдет в мою квартиру...
И в тот момент, когда я практически сдалась, чувствуя себя беспомощной марионеткой в этой хладнокровной игре, я с неожиданной яростью набросилась на дверь всем телом и захлопнула ее за миг до того, как он появился на лестничной площадке.
Я понимала, что он способен войти и сюда.
Я понимала, что он уже не отпустит меня.
Сердце билось, как загнанное.
Не сдаваться! – твердило оно с каждым новым ударом.
Не сдаваться!
Злая улыбка исказила мое лицо.
Ты ведь этого хотел? Чтобы я не сдавалась?

Я быстро поднялась с пола, схватила трубку телефона и позвонила в милицию…




Читать дальше (Глава 42) : [url=http://www.proza.ru/2012/09/11/881]