Рассказы о Баку - 3. соседи

3.СОСЕДИ

 

Соседи в жизни  моей семьи сыграли очень важную роль.


Достаточно сказать, что от обиды на оскорбившую её соседку -  жена поэта, моя
бабушка тихо со слезами на глазах, в тот же день скончалась.

 Таковы были сложные отношения с семьями нашего огромного дома –
вплоть до смерти от несправедливой обиды!

Итак, соседи!

В хозяйской квартире, нашего закутка, на моей памяти сменились несколько семей.
Первой, была семья знаменитого адвоката, с немецкой фамилией, а может и с
еврейской, не помню.


В этой семье был мальчик, моего возраста, с которым мы дружили. Именно
потому, нас с ним однажды взяли на ипподром. Папа с другом, азартно ставили
на беговых лошадей. Помню, что в тот день они крупно выиграли.
Отпраздновали в ресторане, где мы с сыном наелись пирожных.


Именно это и осталось в моей детской памяти. Домой, возвращались на фаэтоне
– жуткая  роскошь, включая пирожные,  для моей семьи со скромным достатком.
Трагедия семьи адвоката началась с началом Великой отечественной войны
1941-45 гг.


Как-то ночью, весь наш закуток был разбужен громкими рыданиями женщины,
сына, и громкими возражениями адвоката. Мелькали какие-то военные люди с
ружьями. В общий шум добавлялись рыдания от страха мои и других детей.
Никто ничего не понимал. Семью адвоката в течение короткого времени,
заставили собраться и с узелками в дорогу, вывели из дома.

От их знакомых мы узнали, что из Баку в эту ночь были вывезены сотни семей
с похожими на немецкий лад фамилиями.
Больше этих людей мы не видели.

 
В квартиру въехала молодящаяся азербайджанка. Постепенно стало известно,
что она любовница какого-то чина в Бакинских партийных органах.
Этот мужчина часто появлялся на квартире любовницы. Вид  у него был очень
болезненный – оказалось, что у него туберкулёз. Поведение его было странным.

Он взял за привычку выходить на наш общий балкон, курить и сплёвывать под ноги.
Бабушка в ужасе, что он специально разносит заразу, посыпала плевки хлоркой,
а потом это всё смывала.

 
Мне она объясняла, что   такая манера есть у туберкулезников – мне плохо, пусть
и вам будет так же.
Конечно этот человек был очень плохим.

Как уж он не заразил этой болезнью любовницу и других – осталось загадкой.
Вскоре он умер. И в квартире любовницы начался кошмар, для нас соседей. Там
стали проходить «посиделки» с оркестрами азербайджанских инструментов,
пением и танцами.

 
Зачем-то эта странная женщина удочерила шестилетнюю девочку. Её она обучила
танцам перед гостями. Женщиной она оказалась очень злой – ругала девочку, била
её смертным боем. Однажды ударила её палкой по спине и девочка стала инвалидом.
Бабушка и мама очень жалела девочку и приносили к нам в квартиру. Девочку
усаживали, обложив подушками, а меня просили с ней поиграть. Помню её грустные
глаза и слабую улыбку.

 
Вскоре девочка умерла.

На этом женщина не успокоилась и удочерила следующую шестилетнюю девочку,
для тех же целей. История повторилась. От удара палкой, девочка стала хромой,
таская свою сохнущую ногу.

 
Она часто подходила ко мне и просила с ней поиграть. Именно она дала мне
первый опыт сексуального общения мальчика с девочкой. Всё было очень просто.
Именно она предложила поиграть в «докторов». Игра заключалась во взаимном
осмотре – чем отличается девочка от мальчика.

Мне эта игра понравилась не очень и я стал от неё убегать. Такой ранний
сексуальный интерес этой девочки, стал понятен моей бабушке и маме.
Именно для ублажения мужской части гостей, женщина заводила возле себя
малолетних девочек.  Вскоре и эта девочка бесследно исчезла.
Также тихо и бесследно исчезла и злая приёмная мамаша с остальными
домочадцами.

 
Вскоре в квартиру въехала семья известного в Азербайджане поэта.
Весь наш закуток вздохнул с облегчением. В семье был старичок, который
любил сидеть на балконе на  корточках , покуривая очень душистую самокрутку.
Только потом я узнал, что это наркотик – «анаша».  Жена поэта гоняла старика
с его цигаркой. Но это повторялось с завидной частотой.

Курение «анаши» в Баку в те годы, было делом обычным, а власти смотрели на
это «сквозь пальцы»
Этот же старичок устраивал на балконе в железном листе костерок, на котором
он с помощницами  варил пахучий плов. Чтобы заглушить недовольство остальных
жителей, нам доставалось от семьи поэта, угощение этим пловом. На костерке
готовился и лаваш, очень вкусный.

 
Этот вид «хлеба» я и полюбил на всю оставшуюся жизнь, включая  и популярный
в Азербайджане чурек.

 
 Поэт был очень добрый и ласковый мужчина. Он любил разговаривать со мной
и моими женщинами. Память о нём осталась очень приятной.
Жена его был похожа на часто встречающиеся в жизни скандальных женщин,
которых народ называет «хабалками».

 
Она была намного моложе мужа. Как потом я узнал из медицинских исследований,
такой характер бывает у женщин, не удовлетворённых мужем в супружеской
жизни. Всё это своё неудовлетворение, женщина скандально изливала на
подвернувшихся под руку соседей, своих детей и старичка – своего дядю.

 
В семье была дочь, моего возраста и младший по возрасту сын.
Девочку звали Севиндж. Она была очень красивой, застенчивой, тихой и доброй.
Я конечно очень любил с ней общаться. Ей это нравилось. Но немедленно
появлялась её мамаша и гнала её в квартиру.

 
Рядом с нами в небольшой комнате жила семья Нестеровых с двумя дочками
Верой и Таней.

Чем только не занимался их отец. Он  периодически ловил рыбу. Для этого
он нанимался в рыбацкую артель на острове Нарген, что напротив Бакинской
бухты.  Нам, периодически за небольшую цену, доставалась часть его улова.
 Это была рыба «берш». С очень вкусным мясом и почти без костей.

 
В другое время он тачал сапоги. Я любил смотреть, как под его руками
появляется красивая обувка. Особенно нравились мелкие белые деревянные
колышки, которыми он крепил подошву, ловко забивая их молотком .  Объяснял,
что деревянные колышки под воздействием влаги, как-то расширяются и
держат подошву намертво.

 
Но основное его занятие  было – лить дробинки для охотничьих патронов.
На примус ставилась жестянка с маленьким отверстием. Когда олово
растапливалась, через маленькую дырочку скатывались капельки расплавленного
металла.

 
Скатываясь по мокрой тряпице, и в таз с водой падали круглые дробинки. 
Готовую кучку дробинок он складывал в приспособление, которое скругляло
неровности. Затем, всё это засыпалось в мешок с графитовым порошком.
Мешок потряхивался и дробинки приобретали «товарный» матовый вид. Товар
Нестеров сбывал на рынке.

Очередную сделку он  крепко «обмывал», сдавал жене деньги и заваливался
спать, при этом страшно скрипел зубами.
С обеими сёстрами я натянуто дружил.

 
Старшая Вера, смотрела на нас свысока – подумаешь малолетки! Сразу после
школы вышла замуж. Родила детей и раздобрела до невозможности. Задница
её имела размер с корму торпедного катера.

 
Младшая Таня снисходила до общения со мной. Чем объяснить такое отношение,
не понятно до сих пор. Она очень быстро превратилась в девушку, с аппетитной
фигуркой. Об этом знала и, возможно поэтому, смотрела на своих сверстников
мальчишек, свысока своей женственности

 
Дворовые парни на неё засматривались, а однажды подглядели, как она загорает
на крыше нашего дома голышком.  Потом и мне рассказывали о её статях в
мельчайших подробностях. Особенно мальчишек восхитил рыженький холмик
внизу животика и они  в захдёб восторгались  этим цветом. Так и прозвали Таньку
"рыжая".

Узнав подробности этого прозвища, Таньку мама отхлестала по щекам при  всех.
Мужа и обеих дочерей жена Надежда Петровна держала в строгости.

 
С этой семьёй нас соединял голландская печка, которая обогревала в Бакинские
холодные зимы нашу и соседскую комнаты. Печка сначала топилась углём, а
потом провели газ.

 
Третья был семья азербайджанки с двумя сыновьями. Ютились они в вообще
малюсеньком закутке. Место там было только для постели матери, а сыновья
на ночь укладывались в коридоре. Туда же выходила задняя дверь большой
квартиры.

 
В дни «гулянок» у любовницы, из квартиры то и дело выскакивали гости в
уборную. Они спотыкались о спящих сыновей. Те просыпались и начинался
скандал. 

 
Старший сын Надир, а младший Адыль.
Надир жизнь построил правильно – стал инженером нефтяником.
Адылька – стал «кирщиком».

 
«Кир» это смола, которой покрывали горизонтальные крыши зданий в Баку.
Приготовление «кира» заключалось в разогреве открытым огнём  огромного
закопчённого котла. Периодически, «кирщик» запускал в массу смолы 
длинную и толстую железку. Повисал на ней и тяжестью тела, переворачивал
массу. Над котлом висела чадящая туча, кошмар для жителей домов.
Но Бакинцы  терпели, так как приходило время ремонтировать и крыши
их домов – просто закрывали окна..

 
Адылька приходил домой весь прокопчённый, воняющий запахом «кира»,
мылся под краном и ложился спать.
«Кир» он променял на воровскую шайку и сгинул в тюрьмах.

 
Жизнь других моих сверстников проходила в огромном дворе.

 
Пацаны гоняли тряпичный мяч – кожаных тогда купить было невозможно.
Иногда приглашали в свою команду и девочек – играть в лапту с приговоркой
«Чашка, ложка, суп картошка,
Чёрный город, Белый город– на кули!»

 
На команды делились  специальным образом. Подходили к капитанам и
произносили магическое:
«На золотом крыльце сидели,
Царь, Царевич, Король, Королевич,
сапожник, портной – кто ты такой?»

 
В зависимости от выбора капитана – набиралась команда.
Меня изредка бабушка отпускала поиграть во двор. Там же, вовремя игры,
и происходило моё дворовое «образование».

 
Ещё один сосед, этажом выше, по фамилии Малинин, сыграл огромную роль
в моей жизни. Этот военный моряк, получил назначение в Высшее
военно-морское училище, которое находилось на далёкой окраине 
города – Зыхе.

 
До получения там квартиры, моряк снимал комнатку в нашем доме.  У него
был сын. Парня надо было как-то приспособить к новым условиям и  папа
выбрал меня  к сыну в сотоварищи.

 
Для поощрения  и разнообразия наших игр, папа однажды взял меня и сына
на рыбалку. Это был первая рыбалка в моей мальчишеской жизни.
К моему удивлению на удочку я поймал три селёдки «залом». Радости мой и
моих женщин не было описания. Селёдку бабушка зажарила и мы с
удовольствием её съели.

 
В дальнейшем Малинин способствовал моему поступлению в училище, где он
был секретарем Парткома. Он же посоветовал мне, по окончанию училища
проситься на Балтийский флот.
Очень я ему благодарен.

 
И последним сотоварищем был Алик. Его мама учительница русского языка
и литературы, происходила из очень интеллигентной азербайджанской семьи.
С мужем она развелась и получила огромную комнату в нашем доме.

 
Сын Алик моего возраста, учился в музыкальной школе на виолончели. Мы
очень с ним сдружились и я попробовал поступить в класс виолончели.
В школу меня не приняли – сказали «Мы готовим национальные кадры, а
ты русский!».

Очень я обиделся тогда.

С Аликом мы прошли долгий путь вхождения во взрослую жизнь – учились
курить и ухаживать за девочками. В том и другом преуспели.

 

Создано

Юрий Елистратов

12.09.2012г.

пос. Развилка