Гарпун ментовский

Самая середина восьмидесятых.
С коллегой и однокурсником Володей Почиталиным мы уже достаточно долго работаем следователями в одном кабинете. В здании 14-го отделения милиции. По адресу Ленинский проспект, дом 123, корпус 3.

Уже не помню по какому, и даже не помню по чьему, делу, в кабинете хранится “вещдок” – гарпунное ружье для подводной охоты. Достаточно тяжелое, с ржавым гарпуном, оснащенным тяжелым и острым наконечником.
Валяется-валяется себе  несчастное ружье за одним из шкафов.
Пока один раз, вечером, по пьянке, мы с Почиталиным не соображаем пристроить его к делу.


Начертив мелом на  двери кабинета мишень, открываем соревнование по гарпунной стрельбе. Гарпун очень хорошо втыкается в дряхлый дерматин и дерево. Результаты стрельбы у каждого  быстро улучшаются. Качество двери  быстро ухудшается.

Через несколько дней стрельб дверное полотно превращается в решето.

***

Разгар рабочего дня. У нас с Почиталиным нет посетителей. Мо мы интенсивно грохочем на пишущих машинках[1], творя различные процессуальные документы.

Утомившись,  откидываюсь назад, потягиваюсь. После чего, лезу под  стол, вытаскиваю ставшее родным ружье, взвожу и, почти не целясь, ковбойским жестом посылаю гарпун в “десятку”.

Естественно, попадаю. Но гарпун, неожиданно, не дрожит , вонзившись в дерево, а  исчезает за нею. Со стороны кабинета остается лишь небольшой кусочек хвостовика…
Одновременно с этим лязгает дверная ручка.  Долей секунды позже, слышится сдержанный мат. Принадлежащий начальнику отделения милиции майору Гурину Виктору Васильевичу.
Он не является de-jure нашим начальником, но его превосходство мы признаем[2]. Его родственные связи с первым главой  Израиля, давшим имя безопаснейшему в мире аэропорту,  мы не выясняем.
На этот раз он хочет зайти для решения какого-то текущего вопроса. Берётся за ручку двери. И ему в лицо упирается гарпун.
Эмоции милицейского ветерана  не комментирую.

*** 

В жилконторе  раздобываю кусок дерматина, и обивка двери кое-как восстанавливается. 
С ближайшей помойки приносится крупногабаритный кусок какой-то выброшенной мебели. Отныне он прислоняется к входной двери и дырявится гарпуном во время очередных стрельб.

_______________________________________________


[1]  В это же время на очередном ежемесячном занятии по “повышению квалификации” в СУ ГУВД нам прочитали лекцию “о применении оргтехники в следственной работе”. Про “электронно-вычислительную машину”, “ЭВМ”. Слово “компьютер” еще не употребляли. 
Лектор говорил, что можно будет набрать проект документа, раздвинуть строки, вставить нужные вставки, сделать поправки и т.п., а после “сбросить на принтер” готовый документ.
         Слушатели, подремывая, внимали этой фантастике и тихонько бормотали: “****и, ****и…”. 
          А вот, поди ж ты, компьютеризировались…

[2]          В наших отношениях блестяще использовался институт экстерриториальности. Из международного права. Мы пребывали на суверенной территории Гурина, но не находились под его юрисдикцией, будучи из принципиально другого подразделения – следственного отдела.
Только-только началась горбачевская борьба с пьянством. В милиции она превратилась в борьбу с уголовным розыском. Где трезвость официально считалась негативом.
Не пить в УРе нельзя. Пить, как выяснилось, тоже.
Международное право спасало положение. Оперсостав квасил в нашем кабинете.
Начальник отделения соблюдал нашу экстерриториальность. И сыщиков не трогал. При служебной необходимости команда «опергруппа на выезд» подавалась по прямому местному телефону в следственный кабинет. Опера быстро принимали «на ход ноги», закусывали и спешили на подвиги.

 2001 г.