Пред ликом толпы

Пред ликом толпы
- Эй, смотрите! Это Эрик Эрриксон! Можно автограф?
Я всегда боялся этого крика. Боялся потому, что он служил сигнальной ракетой, бикфордовым шнуром многим многим многим другим. И эхом по улице откликнется на него многоликая, многоногая и многорукая, единая в своем преклонении перед кумиром существо. Имя его — Толпа.
— Эрик Эрриксон! Эрик! Эр-р-р-и-и-и-к!
Мое имя эстафетной палочкой передается в хаотическом порядке.
— Можно автограф?
И я замираю, покрываясь холодным потом. Один на расстреле.
Сотни, тысячи, миллиарды глаз впиваются в меня, изучают, исследуют. Эти глаза проникают в мою душу, пронизывают меня миллионами игл. И вот от них уже не скрыться, не спрятаться…
— Н-е-е-е-т!
Я боюсь выходить на улицу. Ведь она ждет там. Она умеет ждать… до поры, до времени.
Да, я боюсь толпы. Наверное, потому, что "великий писатель Эрик Эрриксон" не более чем МИФ!
Я поддерживал его, пока был Александр. Теперь… Теперь я могу рассказать правду.
2
В науке таких как мы называют двойней.
Так часто любил говорить нам отец, когда к нам приходили гости. Наша семья вообще славилась своим гостеприимством. Редко бывали вечера, когда у нас в гостиной не сидело бы несколько друзей, знакомых или родственников за чашечкой кофе.
Па особенно любил, когда к нам в гости приходили люди молодые, смелые, необычные. Вот тогда будет раздолье для спора! (Уж что-то, а спорить па обожает и умеет). Особенно если вопрос касается медицины.
В его визитке указано: "доктор Виджел Эрриксон, хирург".
Впрочем, меня и Александра это касалось мало. Я по натуре своей был замкнутым одиночкой. Я не любил шумных компаний, да и сейчас не люблю.
А Александр… Александр был романтиком. Он вечно витал в сферах настолько иных нашему грешному существованию, что просто шарахался от людей. Не от всех, конечно, и не всегда, но в большинстве своем. Он любил сидеть в библиотеке, спрятавшись ото всех за пыльными фолиантами (помимо медицины наш па увлекается собиранием старинных книг), а по ночам сидел на крыше.
Однажды он спросил меня:
— Как ты думаешь, звезды умеют говорить?
— Не знаю. Наверно, нет.
— Жаль. Значит, я ошибся. Я думал звезды поют песни.
— Тебе бы сказки сочинять.
После окончания колледжа он подал документы в филологический факультет Университета соседнего штата. Сдал экзамены и уехал.
Так и должно было случится. Он любил нас, но искал уединения. Я поступил на археологический факультет местного — искал самого себя или просто хотел убежать от мира, сейчас и не вспомню. Все произошло так сумбурно.
— Двое сыновей, и ни один не пошел за мной, — вздохнул отец. — Ладно. Ваше право.

3
Однажды мой сокурсник Рон Хэрбарт вытащил меня на вечеринку к своему школьному приятелю. Тупая тусовка, одна из тех, где можно свихнуться от дрянного пива и тупой музыки. Я старался затеряться в людской массе, незаметно исчезнуть. Рон упорно удерживал меня, контролировал, словно глупого щенка на первой прогулке. Я был зол на весь мир, на всю вселенную… пока не появилась Она. Стройная, словно цветок лотоса, легкая как пушинка, величественная как королева. Ее звали Джейн.
И я понял,что просто умру,если она не станет  моей. Всё оказалось гораздо проще: я понравился ей, она понравилась мне. Мы стали неразлучными.  Но не смотря ни на что, я оставался одиночкой. Это сложно объяснить, но я словно раздвоился. (Хотя та часть, что рвалась к одиночеству, стремительно уменьшалась)
Среди  большинства сокурсников я считался сумасшедшим. За фанатическую преданность науке, за малообщительность  и замкнутость (Друзья и Джейн не в счет). А главное — за свои руки. Не смейтесь. За несколько лет обучения мои пальцы приобрели странную особенность: ощупывая черепок, я мог сказать многое о исходном предмете. Я готов бы поклясться, что чувствовал не обломок, а цельную и законченную вещь.
Кто тянул меня за язык рассказывать другим об этом? Слухами земля полнится, слухами.
А, плевать я хотел на все сплетни и пересуды.
— Каким бы ты ни был, ты наш друг, — сказали друзья (все до единого) - а общественное мнение… не бери в голову.
— Не бери в голову, - ласково сказал Джейн, обнимая меня — всё ерунда.
 Да, всё ерунда.

4
Забавная штука почта. Человек на другом конце света… или, в крайнем случае, в соседнем городе, берет ручку и бумагу и пишет, пишет… Читаешь написанное — и словно этот человек сидит напротив тебя. Это не маленькая пластмассовая штучка, которая говорит знакомым голосом , и не более того.
Александр писал довольно часто. Но как-то рывками. То вдруг приходили пачками многостраничные письма, словно ему не хватало листов, как утопающему воздуха. А иногда получал скудные строчки, написанные явно из чувства долга.

4.1

Здравствуй!
Выдалась свободная минутка, вот и решил черкнуть письмо любимому братцу.
Знаешь, сегодня я  видел солнечный свет, купающийся в воде фонтана (у главного входа на факультет большой фонтан). О, как жалко, что я не художник, не поэт. Сколько красок, звуков, движений…
Хотя о чем это я? Ты же не интересуешься жизнью мира нынешнего. Твоя стихия — время минувшего.  Духи прошлого.
Что до того, то в последнее время я полюбил сидеть по ночам в подвале библиотеки факультета, в книгохранилище. Видишь, я тоже немного археолог.
Ночь, слабый свет лампы и духи бродят в тишине…
Я перечитал больше книг, чем за последние 3 года. (Ну, хотя бы за год). Хвала нашим преподавателям, многое прочел в подлиннике.
Пьер Ронсар в переводе? Чушь. Только первоисточник. Готов поклясться, я слышал его голос…
Ладно, хватит подробностей. Ведь это мои проблемы…
Кейт недавно заявила мне, что не обращаю на нее внимания. Каково? Да, женщины — большая загадка. Прости, письмо получилось скомканным и глупым. Мне столько хочется тебе рассказать!

4.2

Добрый день

Выполнил твой последний заказ. К сожалению, достал не все книги. Ну да ладно.
Кейт шлет тебе привет (Она всерьез считает меня своим будущим мужем. Смешно, правда?)
Это всё не важно. Мишура, не более.
Я должен тебе признаться… искренне.
Эрик, со мной что-то происходит. Что-то необъяснимое. Что-то сверхъестественное.
Я готов поклясться, что вижу их всех: Дон Кихота, Санчо, Макбета, Анну Австрийскую…
Конечно не так как других людей. Они приходят как призраки, молча ходят среди живых, а потом уходят…чтоб вернуться. Они входят в мои сны. Не оставляют ни на секунду… Они смотрят на меня так, словно знают обо мне больше меня самого.
Брат, мне страшно.

4.3

Я был у психолога. Он меня успокоил. О Аллах, как я был смешен. Несколько дней отдыха и я снова в форме. Никаких видений, кошмаров. Как всё просто, о как всё просто! Да, надо держать воображение на привязи и не давать спуску
Завтра же уеду на недельку куда-нибудь отдохнуть. Только отдых и больше ничего.

4.4

(телеграмма)
Отдых результатов не дал. Возвращаюсь, смирясь.
Александр.

5
Жизнь Александра "сломалась" как-то  сразу. Я получил от него довольно растерянное письмо:  его бросила Кейт, предали друзья, на факультете начались проблемы… дальше начиналось нечто непонятное.  Я стал получать довольно странные письма. Странные, если не сказать более. Так, в одном из них Александр описывал, "как зеленел кузнечик в салатовой траве".  Зеленел  он долго и основательно — листа на три-четыре.
Брата признали сумасшедшим. Семейный совет решил забрать его из больницы домой . Благо, это совпало с моими выпускными экзаменами на факультете.
Все возвратилось на круги своя. Снова мы жили в отеческом доме. Словно бы не было этого промежутка вне его…
Я много  работал над учебником по истории, попутно издав несколько занимательных книг по археологии и истории медицины. Александр сидел в своей комнате, рвал бумагу на клочки и складывал ее в кучи по одному ему ведомому принципу. Он вел себя тихо и спокойно.
А вечером мы иногда болтали, как и раньше.
— Меня мучают сны — сказал он однажды, безучастно смотря в пол.
— Снотворное на…
— Ты не понимаешь. Они не оставляют меня. Они кружатся вокруг меня…Приходят днем, чтобы просто смотреть и молчать…
Он опустил взгляд.
— Я знаю… Знаю, чего они хотят.
Он протянул мне несколько листов, исписанных мелким почерком.
— Я записал их.
— Значит, нет проблем?!
Он посмотрел на меня так, словно бы ждал от меня решения: жить ему или нет.
— Это не всё. Они хотят увидеть мир.
— Кто хочет увидеть мир?
— Мои сны.

6

Клянусь, это было не более, чем веселая шутка. Я не знал, клянусь вам! Рон Хербарт после окончания университета стал совладельцем небольшого издательства. Я оставил ему рукописи Александра, с просьбой прорецензировать их.
Рон появился у нас через несколько месяцев- довольный собой и раздувающийся как павлин. Он довольно учтиво (даже слишком учтиво) поздоровался с родителями и пригласил всех в гостиную.
Когда же мы собрались все вместе (включая, конечно, Александра), он с гордым видом открыл свой кейс.. Я мог ожидать чего угодно: картину, кассету, даже живую змею. Из кейса появились книга "Эрик Эрриксон. Рассказы".  (Когда я отдавал ему черновики Александра, то назвал их своими. Рон знал о сумасшествии моего брата; не хотелось лишних объяснений и проблем).
Рон прочел рассказы. Они ему очень понравились и он решил, что сделает мне подарок, если издаст их.
Перехватив мой взгляд, Александр прижал палец к губам: молчи! Он был удивлен моим холодным отношением к книге. Но мне удалось его убедить, что это от неожиданности…
Книга имела успех. Огромный успех.
Александр лишь кивнул, когда я сообщил ему об этом.
— Ты имеешь право на мои сны. Ты спасаешь мне жизнь…
А потом закружило, понесло… Александр писал, я отдавал Хербарту. Он издавал. Много. За год таким образом вышло пять книг.  Если вы думаете, что я это делал ради денег, то вы глубоко ошибаетесь. Если на кону жизнь моего брата — деньги не имеют значения.


7

Издать книгу не так просто. Дело не заканчивается лишь напечатанием слов на бумаге. Были еще приемы, презентации и просто нужные обеды…
Именно тогда я впервые встретился с Толпой. Тогда впервые остался с ней один на один. Она изучала меня, словно ученый занятную мушку под лупой. Я чувствовал себя экземпляром музея, экспонатом. Я нужен был ей — единой в своем поиске кумира и согласии поклоняться ему, до появления нового. "Король умер, да здравствует король!"
И тогда я решил твердо и бесповоротно: меня толпа может мучить так, как ей захочется. Но Александра я ей не отдам! Никогда! Ни за что!

8

Он умер. Недавно, сутки назад. Врачи признали нервное истощение и болезнь сердца. Но перед смертью он сказал мне: "Брат, ты имеешь право на мои сны. Ты спас меня. Извини… ".


Теперь я могу откровенно заявить: Это Александр - автор рассказов и повестей. Это он создал "писателя Эрика Эрриксона". Это благодаря ему мир узнал многие и многие истории, недосказанные в свое время Сервантесом, Бодлером и другими. Я верю, что это так. Жизнь коротка - как тут успеть сказать все, что хотелось…Что мог…
Теперь я спокоен. Он там, где толпе его не достать.


Октябрь-Ноябрь 1998