Был самый обычный вторник

Был самый обычный вторник...

Подумать только, какая незавидная, все же, судьба у этого дня недели. Ведь, что ни говори, а вторник и есть самым обычным днем (гадость какая).

Ну, понедельник – понятно, первый день недели. Когда после неги недолговечных выходных, приходится, зевая, плестись на опостылевшую роботу (школу, институт — тут уж кому как повезет), словом, «понедельник – день тяжелый», и этим все сказано.

Среда – середина недели, день, когда давешняя необходимость плестись в такую-то рань к такой–то матери, понемногу сглаживается осознанием того, что там, куда ты идешь, не так уж плохо.  Неплохая, в сущности, компания, а еще есть перекуры, обед, и бесконечные веселые беседы ни о чем за чашкой ароматной черной жидкости, так ободряющей сонный организм по утрам. Словом, жизнь постепенно налаживается.

Четверг - вообще почти праздник, вернее, предчувствие оного. Лично я с детства вынес привычку радоваться именно предчувствию праздника (не знаю уж, как у других, так что не обессудьте). Радоваться, когда он (праздник, в смысле), еще не настал, но  уже - зарождается. Так, обычный утренний поход в магазин, к примеру, мне не нравился совершенно, зато, когда сей незамысловатый обряд выполнялся накануне моего дня рождения – хо-хо, совсем другое дело. Бывало, я не мог дождаться и все боялся, что взрослые забудут позвать меня с собой. Словом, именно день перед праздником будоражил мое сознание,  заставляя колотиться глупое детское сердечко, а сам День рождения был чем-то сродни приятного (хоть зачастую и обременительного) довеска к торжеству...

Про пятницу и писать-то, собственно говоря, нечего. Как говорил один мой знакомый стеклорез по имени Дима: «Все, амнистия!».

Касательно выходных — тоже много говорить не приходится.

Суббота!? Нууу — это кайф… Ты спишь до отвала, если, конечно, рядом не живут юродивые самоубийцы, решившие прервать сие полезное (особенно по субботам) и, несомненно, одно из самых приятных занятий. После пробуждения... хмм, ну тут собственно, за исключением сна,  у каждого свой сценарий, так что – проехали. Самое главное — чем бы ты не занимался в субботу, в голове непременно сияет ярким, ласкающим светом осознание того факта, что завтра НЕ НАДА НА РАБОТУ, и это - истинное наслаждение. Весь кошмар ситуации заключается в дуальности всякой сияющей безделушки, но это ты понимаешь уже в воскресенье. Тоже, казалось бы, выходной со всеми вытекающими... Но! Там, где совсем недавно сияло понимание, делающее твой кайф сродни эйфории, теперь маячит ужас завтрашнего понедельника и изрядно портит жизнь.

В общем, как бы то ни было, а все эти дни недели вызывают эмоции (позитивные, негативные — не суть), и только бедный вторник остается не у дел, совершенно обычным, серым  и скучным. В ту пору, когда я этот факт осознал, мне это показалось форменным безобразием. Что и говорить — больная тема.  Часто в своей жизни (начиная со школы) мне приходилось слышать от взрослых невнятное, но, тем не менее, обидное «ни рыба, ни мясо».  И однажды я решил, что так поставлю свою судьбу на уши, что ни одной суке в мире  больше не взбредет в голову сказать мне этакую гадость. И вдруг – мыслимо ли? – брат по несчастью обнаружился, так что ли?! Ну как тут остаться в стороне?!

Я и не остался..

Как известно (надеюсь все же, что известно, а то неловко как-то выходит), я в прошлом был практикующим сновидцем. Причем сам не осознавал что творю, да и сны видел такие, что иногда не понимал, когда, собственно, был сон, а когда нет... Вот и сейчас, печатая этот текст, ловлю себя на мысли, что вот-вот проснусь, так его и не закончив. Словом,  осознав неспособность дня недели по имени Вторник определится, какую полку он должен занимать, рыбную или мясную, в необъятном супермаркете с пошлым названием «жизнь», я тут же во всеуслышание объявил его своим любимым днем, закадычным другом и вообще братом родным, чтоб мало никому не показалось (правда, умолчав при этом, что братом по несчастью).

Как и следовало ожидать, спустя какое-то время, занятое всевозможными восхвалениями новообретенного друга, последний навестил меня в сновидении.

Дело было так.

В один прекрасный вторник я, придя с работы, наотрез отказался от всевозможных яств, ночных прогулок и других несомненных прелестей скудного отрезка времени между концом рабочей смены и новым трудовым днем. Забравшись под прохладное одеяло, стал дожидаться  старинного приятеля Морфея, чтобы тот дал порыться в своем драгоценном мешке и выбрать достойное вторника сновидение. Морфей, к слову, не заставил себя долго ждать, виной тому было мое плачевное состояние, ведь работал я в ту пору на стройке со всеми вытекающими. Впрочем, в тот день я предпочел убедить себя, что старик просто за мной соскучился. Мелочь, а приятно. К моему изумлению, Бог сна действительно снял с усталого плеча увесистый мешок, и сделал, лукаво улыбнувшись, приглашающий жест. Дед Мороз, ни дать-ни взять. Как вы понимаете, дважды меня просить не пришлось. Я пулей помчался навстречу чудесам, на ходу подмечая, что сходство с "Елкой" в детском саду дополняется нелепыми шортами выше колен. Коленки же, в свою очередь, были безобразно исцарапаны и заботливо выкрашены зеленкой. Но сейчас мне было  наплевать, даже если бы на мне был достопамятный костюм Буратино, неизменно натягиваемый на маленького Лешу во время детских праздников...  Сейчас меня занимал только мешок.

Как и положено, после такого разбега я не совладал с инерцией. И вместо того, чтобы как нормальный взрослый прямоходящий примат выбрать сновидение и со спокойно отрешенным лицом небрежно поинтересоваться у сонного бога:  « - Можно вот это померить?!», я с дуру провалился в него с головой. Зря, между прочим, боялся, что порву, на поверку чертова тряпка оказалась чем-то похожа на заячью нору, в которую по схожей причине провалилась Алиса.

Летел я лишь миг, но право, мог бы многое рассказать об оной секунде. Делать этого впрочем, пожалуй, не стану. Пока. Будет еще время – расскажу... Так или иначе, но упал я в кресло (мягкое такое, надо отдать ему должное). Подумав, что более нелепого погружения у меня еще не было, я, повозившись, поинтересовался у пустой комнаты, можно ли здесь курить, но никто не ответил. Сделал я это, впрочем, от отчаяния, ведь приземлившись, я тут же тщетно попытался встать, и лишь после пятой попытки начал рыскать по карманам в поисках завалящей пачки (нервы ни к черту). Разрешения  спросил  тоже не просто так, рассудив, что раз я уже, так сказать, в мешке (сплю то есть), и данной реальности не очень понравился, если она так отреагировала на факт моего появления... то нет ведь  никаких гарантий, что без спроса закурив, мне... ну скажем, не отсечет голову, некстати отклеившимися обоями, мало ли что. От греха, как говорится, всеми транспортными средствами. Пока я мучился насущными метафизическими вопросами, в комнату вошел юноша с подносом, на котором покоился пузатый чайничек, дымили две аккуратные пузатые же чашки, блюдце с невнятным, но без сомнений,  аппетитным содержимым и стеклянная пепельница (по-видимому, дающая понять, что мир сей не против табачного дыма. И то хлеб!). Всю эту прелесть он поставил на миниатюрный столик, а сам уселся напротив, в точно такое же кресло.

- Ну наконец-то ты решил ко мне заглянуть, Мартин,  - сказал, улыбнувшись, этот тип.
Я вдруг подумал: а чего, собственно говоря, я хотел, падая в злодейский мешок?! Чтобы меня любимого посетило милое видение о бабочках да ромашках?! ЩАС!!  Не по нашу душу такие радости, дружок. Мало ли, что там у Бога сна валяется на самом дне его необъятного мешка. По правде сказать, я почти уверен, что и мешка-то у него никакого нет. На кой ляд он ему нужен? В общем, соберись, и если это очередная чертовщина, постарайся хотя бы получить от нее удовольствие, что ли…

Я широко улыбнулся и что-то наврал, ссылаясь на недостаток времени и постоянную занятость.

– К тому же, – вдруг нашелся я, – мне не доводилось получать от тебя приглашения, а я, знаешь ли, не так воспитан, чтобы без оного ломиться в гости.

Незнакомец почесал в затылке, а потом выпалил:

– Мне, – говорит, – казалось, что лучшие друзья, как ты сам неоднократно нас с тобой именовал, могут заходить друг к другу без всяких там нелепых приглашений и прочей ерунды. Хотя ты прав, мой дом не так просто разыскать. По правде, это не представляется возможным даже для существа твоего порядка.  Стереотип связанный со мной и моей семьей слишком упрочился в сознании людей твоего мира. Для вас мы просто дни недели. Хоть вы сами даже не догадываетесь об истинном значении этого слова. А меж тем, если хочешь знать, именно так очень давно именовалась моя  реальность...

Мне стало дурно.

– Ты Вторник? – тупо спросил я... Хотя какой такой "Я" к чертям собачьим?  Мое "Я" в это время тихо поскуливало от услышанного где-то в дальнем углу сознания. Благо, что у меня есть верный автопилот. Его-то ничем не проймешь, хоть небо на голову обрушивай – все нипочем.

– Ага, – просто ответил тот. - Я, собственно, почему тебя выдернул? (Прости, кстати, за бестактность.) Хотел вот “Спасибо” сказать.

– За что? – я все еще не мог прийти в себя, но где тут усмирить мое любопытство! Мне  до сих пор кажется, что даже после смерти я останусь самой надоедливой «почемучкой» во всем мире.

Вторник поведал мне свою историю, долгую и печальную. Оказалось, что все, или почти все, что я о нем думал, было правдой, и второй день недели ужасно страдал, как и я в свое время, от абсолютной своей ненужности ни в одной из реальностей. Впрочем, природа его страданий была мнооого хуже моей. По-правде, издевательства на фоне муторной дремоты, больше похожей на смерть, действительно – счастье. Да что там – рай натуральный. Но куда, скажите, ему было деться... Шутка ли, он почти до ручки дошел – так я интерпретировал его туманные, повергающие меня в ужас слова, не понятные разуму, но хорошо известные остальным потрохам во главе с душой (она-то, услышав его слова, быстренько собрала манатки и рванула в сторону пяток.

В общем, в один прекрасный момент его кольнула игла внимания, да так, что бедный вторник мгновенно воплотился в своей далекой реальности... Да что там воплотился! Ему еще и на  путешествие в междумирье сил хватило. И меня горемычного разыскать, и вот даже чай заварить… Представляете?!.. Обалдеть можно...

– Про меня, – говорит, – много и писали, и говорили... но никогда , НИКОГДА  так рьяно, чтобы  целиком выдернуть из пустотных волн топкого Нечто. И хоть в запасе у меня осталось не так много силы, я бы очень хотел как-то тебя отблагодарить. Чего бы ты хотел ?

К тому моменту чай был допит, сигареты выкурены, мы сидели, как добрые приятели где-то на задворках вселенной в круглой слабоосвещенной  комнате, и болтали в первый и последний раз. Я заметил, как возле левого плеча скапливается тьма, и машинально достав из нее еще пачку, вдруг неожиданно для себя выпалил:

– Слушааай, -  придвинувшись, будто ЗДЕСЬ кто-то мог подслушать, зашептал я, –  а твоей силы хватит на то, чтобы в ТВОЙ день у меня дома со мной и всяким, кто мне поверит, творились всякие интересные странности?! Я, знаешь ли, своего рода коллекционер подобного хлама. Тебе польза, кстати, тоже немалая. Ведь насколько я понял, вы питаетесь вниманием зверушек вроде меня.
 
– Ну-у... – все еще не понимая моего замысла, согласился Вторник.

– Баранки гну! - не удержался я. – Ты только представь, сколько у тебя будет еды, проверни мы такое. Нам внимания не жалко, как грязи его, прям на каждом углу. Только повод  дай кого-нибудь им одарить – спасу не будет.

– Только есть одно условие! - спохватился я. – Пускай человек, услышавший о «странном вторнике»,  искренне поверит в это. Только тогда осыпай его благодетельную голову случайными несуразностями, а то, не ровен час, попадешь на какого-нибудь юродивого. А он злиться за твой труд станет, кричать там, обвинять, ногами топать, упаси Аллах. Словом, мало ли дебилов, не видящих счастья, свалившегося им на голову, в виде июльского дождя в безоблачный день. Злоба тоже, конечно, внимание, только ну его. Еще несварение желудка получишь от такой пищи, или что там у тебя... вместо желудка. Короче – оно нам надо ?! Ну как, договорились?!
 
– А что, это идея, – с энтузиазмом соглашается Вторник. - А ты думаешь, у меня получится?!

– Я уверен, – без тени сомнения говорю я и тут же понимаю, что, уже проснувшись, адресую последние слова не  Вторнику, а своему потолку.

Стоит ли говорить, что следующего вторника я ждал, как Нового года. Но, как это часто бывает, ожидания себя не оправдали. Особо я не расстроился, рассудив, что, видимо, опять перепутал сон с действительностью. Спустя еще какое-то время, я благополучно забыл об этой истории. Но однажды...

Был самый обычный вторник...

Я ушел с работы пораньше, ведь назначил встречу в районе ВДНХ своей закадычной подруге еще по университетской скамье. Уже и думать забыв про всякие там вторники и связанные с ними гипотетические маленькие чудеса, сижу возле подземки, дожидаясь свою подругу, слушаю музыку. Вдруг чувствую, что на меня кто-то пялится (муторное такое ощущение). Я уже было подумал, что это Лизка, но, подняв глаза, вздрогнул и очень понадеялся, что ошибаюсь. Метрах в 50-ти от меня стояла особа неопределенного возраста, но явно женского пола. Существо было сплошь задрапировано на мусульманский манер, только паранджи не хватало. И это при том, что жара была градусов 40, не меньше. Странно было то, что как только я поднял на нее глаза, она тут же засеменила в мою сторону. Удивился я, к слову, потому, что людей вокруг сновала – тьма, в связи с недавним открытием там новой станции метро. Подойдя, она смерила меня долгим испытующим взглядом, потом воздела очи к небу и нараспев спросила:

– Как пройти к храму Божия? – представляете, так и спросила. Я, честно говоря, и так был изрядно сбит с толку ее внешним видом. Вопрос же, по всему выходило, окончательно отобрал у меня способность членораздельно изъяснятся. Посему, в ответ я промямлил нечто невразумительное, но явно дающее понять, что я не настолько верующий, чтобы знать места дислокации храмов в этом районе. По правде сказать, внятно объяснить я могу только о месте нахождения Лавры, ну и Владимирского собора, наверное. На этом мои скудные познания в богословской архитектуре неумолимо иссякают. Стыдно конечно, но уж как есть...
Женщина тем временем с понимающим видом покивала, но, против ожидания, не ушла, а осталась стоять рядом. Подождав продолжения минут пять, я понял, что сия благоверная христианка видимо вошла в священный транс, решив напрямую у Хозяина спросить, как попасть к Нему домой. Не желая мешать ее диалогу с Всевышним, просто одел наушники. Не успел я потянуться к плееру, чтобы включить его, как монашка (как я про себя ее окрестил) активизировалась, еще раз смерила меня взглядом, потом снова воздела очи небу и произнесла :

– Господи, ну почему мне встречаются одни дебилы?!

Я, по правде, сперва даже опешил от такой ее откровенности, а секунду спустя заржал в голос. Чем, к слову сказать, изрядно напугал монашку. Видать, грешным делом подумала, что я бес какой-нибудь и сейчас хохочу, не в силах сдержать ликование, что путаю следы правоверной  на пути в  Мекку. Так что ли ?!...Подумав это, я засмеялся пуще прежнего, провожая взглядом уходящую, опасливо озираясь, монашку..

Эта история изрядно подняла мне настроение, да и вскоре объявившаяся Лизка не могла сдержать хохот. А отсмеявшись, выпалила:

– С тобой вечно какие-то странные штуки случаются. Медом ты намазан что ли?!.
Только тут я  вдруг  осознал, что эта, без преувеличения, странная история произошла со мной именно во вторник. Что ж,  как говорится, – лучше поздно.

В тот день больше ничего знакового не  произошло. Мы прогуливались с Лизкой по ВДНХ, пили кофе, ворошили в памяти старые времена, смеялись над общими веселыми историями, и снова пили кофе. В общем, ничего странного, обычная встреча старых друзей. Но процесс, запущенный у меня в голове её недавним высказыванием, быстро набирал головокружительные обороты, натурально сводя меня с ума. Воспоминания о "странных вторниках", которым моя забывчивая голова не придавала должного значения, теперь сыпались на неё лавиной. Стоит ли говорить, что давешняя коллекция, о которой я вскользь упомянул вторнику во сне, изрядно обогатилась после этой "инвентаризации" воспоминаний. Что, кстати сказать, меня несказанно порадовало. Ведь методичное "собирательство" – это не мое. Я странный коллекционер, совместивший в себе неутомимую страсть к коллекционированию и терпение годовалого ребенка. Посему, теперешнее лавинообразное пополнение доставляло мне просто-таки экстатическое наслаждение. При  таком  головокружительном скопище "странных вторников", достойными  участи быть здесь описанными, по моему скромному убеждению, являются лишь две. Одна из которых  написана выше.

Не хочу показаться жадным, просто дело обстоит таким образом, что как и для любого коллекционера, для меня играет роль лишь странность, аномалия, будь то дождь средь ясного неба, или стайка мелких птиц, на краткий миг принявшая в воздухе очертание зрачка на фоне единственного облака, так напоминающего в этот самый миг соколиный глаз. К тому же, мои истории не всегда веселые.

Например, однажды во вторник я с другом пил пиво. Мы просто говорили, стоя у магазина, как вдруг у меня заболело сердце. Глупая мышца не давала мне покоя, да так, что постепенно я даже перестал слушать, что говорил мне мой собеседник. Слева к нам побежал доберман. Обычный черный пес (я недолюбливаю собак, поэтому решил посмотреть, с какими намерениями он бежит). Я лишь раз глянул на него и обмер. Никогда в жизни я не видел такого обреченного взгляда. Собака подбежала ко мне, прислонилась лоснящимся боком к ноге, подняла на меня плачущие глаза, а потом забилась в судороге и умерла. После прикосновения боль в сердце тут же прошла. Это было очень странно и очень страшно.  В тот вечер я простился с другом, а потом всю ночь просидел на скамейке у дома, вспоминая этот странный случай. Кто знает, может в тот вечер был мой черед умирать, а  бедный пес меня спас? В любом случае, я еще  долгое время  не мог спать, ведь закрывая глаза, видел, как плачет доберман.

Как видите, не всегда все радужно. Посему дабы не обременять читателя  ворохом несообразных, пресных, а иногда и вовсе трагических воспоминаний, достану из закромов своей коллекции еще одну небольшую жемчужинку.

Как и положено, дело было во вторник. Я с сотрудником после трудового дня сидел на автобусной остановке и дегустировал новшество пивоварения под названием «Белая Ночь». Цех наш находился в промзоне, а посему людей в округе почти не было. И вот, представьте себе картину. Мы сидим уставшие, потягиваем пиво, успевшее на голодный желудок дать общее представление, почему ночь все же белая. Болтаем ни о чем, дожидаясь своего автобуса, как вдруг, проходящий мимо мужчина средних лет, по виду совершенно вменяемый, останавливается напротив,  поворачивается в нашу с другом сторону и начинает нечленораздельно орать во весь голос. Кое-как выйдя из оцепенения, мы стоически дослушиваем  душераздирающий крик. Мужик, меж тем, откричавшись, смотрит так, будто мы некая комиссия и сейчас должны выставить ему баллы за мастерство... Пауза затягивается и я решаюсь:

– Че тебе надо, – говорю, – мужик?

– Прикурить дайте, – просто отвечает тот…

Даем  крикуну  огню, тот подкуривает сигарету и уходит восвояси. Битую минуту мы с другом смотрели ему вслед, задавая про себя один и тот же вопрос: «Что это было?!». А после того, как одновременно его озвучили, захохотали и долго еще не могли остановиться.

Собственно, мной дело не ограничилось. Памятуя о второй части нашего со Вторником договора, я решил втянуть в мир странных вторников  кого-то еще, и выложил все Ольке. Зная, что любопытство этого рыжего бесенка не даст ей спать, я постарался максимально ее заинтересовать, нараспев выкладывая собственные истории. Я знал, что она не выкажет заинтересованности вслух. Но огонек, заблестевший на дне ее глаз, когда я говорил,  выдавал Ольку с головой. И я стал ждать. Недолго, кстати, ждал, неделю спустя это случилось. Вечером во вторник мы вышли покурить. Она уселась напротив и невозмутимо так, почти небрежно, говорит:

– Прикинь, я сегодня в метро с кукушкой ехала.

Я признаться, опешил чутка от такого заявления, посему не нашел ничего лучшего, чем на автопилоте спросить, бессмысленно хлопая глазами, что-то вроде:
– Хмм, и как тебе ?! – завидев, что я в ступоре, моя рыжая бестия просто-таки просияла (видимо, все было написано огромными буквами на моей ошалелой харе) и вдохновенно продолжала:

- Самое обидное, что я сама так обалдела от происходящего, что и думать забыла сосчитать отмеренные мне годки. Жаль, такой, понимаешь, шанс выпал, а я, дуреха,  прозевала.  Что теперь делать – ума не приложу, –  серьезно так, между прочим, толкает она сию бредятину, только глаза смеются... я даже, грешным делом, ведусь сперва, ну надо же... и не поймёшь сразу, то ли устал я до поросячьего визга, то ли и вправду так хреново соображаю. В общем, досадуя на свой кретинизм, прошу ее перестать издеваться и рассказать толком, что произошло. Благо, Олька сегодня и не настроена на длительную экзекуцию, видно ведь, что ее саму аж распирает, так хочется скорее все выложить, а "гонит" она так, для проформы, по привычке, что ли.

– Слушай, – говорит, - я с утра ждала чего-то странного. После твоих рассказов мне, знаешь ли, часто так тоскливо становилось, шутка ли жить с человеком в одной реальности, но при этом отчетливо осознавать, что ты, гад этакий, без особого труда выходишь за ее границы, а я даже границ-то этих узреть не в состоянии, прозрачные они, что-ли?!  Нуу, в общем,  завидовала тебе жутко, и снам твоим, и вообще. А тут приходишь ты и заявляешь, что, дескать, чуду можешь научить, дескать, сложного ничего нет, просто поверь и дело в шляпе. Я как услышала... ну в общем, дело кончилось тем, что каждый вторник я, как ошалелая, рыскала в поисках обещанных чудесных чудес, но ничего не происходило. Вообще ничегошеньки. Грешным делом подумала было, что подшутить ты над бедной мной задумал, обиделась – жутко. Даже план мести придумывать стала. Как вдруг! Представляешь, еду домой, злая такая, усталая, работу адскую кляну, на жизнь про-себя, тихо так, асфальту жалуюсь, а тут еще и в метро надо заходить. В общем, мысли мои лишь о еде да кровати. Впрочем, первый пункт программы можно смело исключать, а тут еще метро... Да не цыкай ты – это я, чтобы ты понял, как мне было паршиво, чтобы проникся. В общем, не до чудес мне в тот день было. Состояние точь в точь, как в песне: «…усталый, побитый, голодный и злой…». Короче, спускаюсь в подземку, захожу в вагон (спасибо, Боже, свободное место!), сажусь, рядом сидит миловидный дядя лет сорока. Ну, сидит - и ладно... Я сперва, как села, аж глаза закрыла, так ноги гудели, сижу - медитирую.  Тут слева: «Ку-ку!!». Нууу все, думаю, мать, приехали, уже на ходу засыпаю. Вдруг опять: «Ку-ку!». Понимаю, что – нееет, не сплю я ни черта.  Поворачиваюсь, а это, представляешь, тот самый дядечка. Подумала было встать или пересесть, и тут как громом шибануло – сегодня же вторник!!! Вот тебе и странность, как заказывала – не обессудь. Короче, весь мой негатив на пару с усталостью – как рукой сняло. А мужичок, меж тем, кукует как заведенный, и так, зараза, профессионально – я аж заслушалась. Думаю (и надо же было такому в голову прийти): кукушка – птица ненадежная, она свои яйца в чужих гнездах оставляет, посмотрела на мужика этого - да как заржу в голос! Бедняга так испугался, что и куковать забыл, а что, думаю, я давно говорила: это город бомжей и психов, так что нечего в общественный транспорт соваться, если не соответствуешь.

Я к моменту завершения её рассказа только что по полу от хохота не катаюсь, так излагает, зараза, хоть сейчас в Камеди или КВН какой завалящий... Ржу аж похрюкиваю, и видать, заразительно, потому как зазноба моя на последних словах и сама еле сдерживается. Но нет, сдержалась, договорила (умница дочка, возьми конфетку) и только потом пустилась, как говорится, во все тяжкие. Давно пора. Несколько вечностей спустя мы, вытирая слезы (счастья, надо полагать), идем готовить кофе и вдруг Олька говорит:

- Слушай, а че мы голый кофеёк хлебать будем, со мной ведь чудо случилось – не грех и тортиком сию прелесть закушать для полного счастья, а? Как думаешь? – в этом вся Олька, только повод дай почревоугодить (отпраздновать, то-есть) – не человек, а фейерверк новогодний, ни дать-ни взять. Впрочем, я и не против, говорю:

- И правда: не грех. Я тебе больше скажу: согрешим мы как раз, если не отпразднуем твой почин, а Бозю гневить опасно.

– Тем более – по вторникам, – смеется моя рыжая подружка.

На том и порешили. Идем в магазин, берем торт (конечно, “Пражский” – всё как в детстве босоногом), возвращаемся, говорим о чем-то пустяшном, потом Олька вздыхает и говорит:
– Жаль только сам товарищ Вторник с нами тортика не откушает. Некрасиво как-то, ведь он можно сказать и есть виновником намечающегося торжества.

– Нуууу, – вздыхаю, – тут уж ничего не попишешь. Наш общий друг, насколько я помню, предпочитает всяким там сладким кондитерским чудесам свежее людское внимание, тоже, впрочем, насколько я понимаю, некислое. В любом случае, кроме моих скромных подачек, теперь его еще и ты подкармливать, небось, станешь. Глядишь, не пропадет с голоду.

- Слуууушаааай, – Олька переходит на  заговорщический шепот, – ты ведь пишешь чутка. А вот возьми да и напиши про все это рассказик, а мы потом его в сетку закинем, и пушку пустим по друзьям да знакомым... дескать, Ттттаккккооооеее ты намедни эссе накропал – упасть-не встать. Глядишь, трапеза Вторника и на праздник потянуть сможет, а если прокатит телега по полной – так пусть там всей своей семейкой пируют, нам не жалко.

А ведь она дело говорит, думаю, и как сам не догадался?! Впрочем, известно как: торт куплен, джезва на плите – преддверие праздника вскружило мне голову эвон как (маленького такого, совсем малюсенького праздника, а ведь вскружило – чтоб ему)!

– Олька, – восхищаюсь, – да ты гений!

– А то, – просто соглашается рыжий бесенок, прижимаясь ко мне, – вот и цени меня. Нас, гениев, ценить надо, холить и лелеять, а то мы и кашлять можем начать, – тут же начинает паясничать, имитируя приступ удушливой пакости. Прижимаю кривляку покрепче, она затихает, мурлыча где-то из под руки невнятное «Вот видишь...».

– Если ты у нас такая гениальная, – говорю, включаясь в её игру, – тебе и карты в руки. Скажи-ка мне, о великая, с высоты своего запредельного ума, как же будет начинаться сия гастрономическо-поучительная повесть? – По глазам вижу, что рыжая сперва опешила от такого моего словоизвержения, но быстро (надо отдать ей должное) взяла себя в руки, шмыгнула носом и в тон мне ответила:

– Элементарно, Ватсон. Я надеюсь, ты осведомлен, что все гениальное – просто, как угол дома... Посему, начало будет таким: «Был самый обычный вторник...»

Ну что же.

Сказано - сделано. Приятного аппетита...