Он весь - излученье тайных сил

«Излучение света», исходящее от Блока, так велико, что многие ослеплены, не понимают поэта, его великих творений. Попробуйте поговорить с кем-нибудь о Блоке... На вас лишь посмотрят удивлённо. Молчит о нём современная критика, считая, что о Блоке сказано достаточно. Молчат СМИ... Хотя политологи часто цитируют поэта. Ни дат, ни юбилеев. В полной тишине о Блоке плывёт 21 век. Лишь стыдливо сообщалось, что в августе пройдут в Шахматове  «Блоковские чтения»
Да, Александр Александрович любил Шахматово. Здесь в общении с природой у него развился лиризм, пробудились его «песни»
               
«А там, далеко, из-за чащи лесной
Какую-то песню поют.
И, кажется: если бы голос молчал,
Мне было бы трудно дышать,
И конь бы, хрипя, на дороге упал,
И я бы не мог доскакать!»

Интересно, что через семь лет Блок в «Вольных мыслях» вернётся к этой теме: «…Всю жизнь скакал – с одной упорной мыслью, чтоб первым доскакать. И на скаку  Запнулась запыхавшаяся лошадь, Уж силой ног седла не удержать…» Это был трудный период в жизни уже прославленного поэта, но именно тогда он написал цикл стихов о России. Тогда же были написаны хватающие за душу строчки: «…Россия, нищая Россия. Мне избы серые твои, Твои мне песни ветровые, Как слезы первые любви…»
«Песни» - так часто поэт называл свои стихи.

«Дорога моя тяжела, далека,
Но песня – мой спутник и друг».

Он сам выбрал эту дорогу, и - все его «песни» о России. Россия -  огромная лирическая величина, упорно раздвигающая рамки творчества Блока! (Едва ли сегодня найдётся поэт, который бы так болел за Россию) Россия в его произведениях возвышается над всеми другими образами и темами, начиная с первой книги и кончая последней поэмой «Двенадцать», написанной А. Блоком к годовщине Октябрьской революции.
Эта поэма вызвала «целую бурю: два течения, одно восторженное – другое враждебное, образовалось вокруг этого произведения. И те и другие приняли поэму за большевицкое кредо. Бывшие «друзья» не захотели подавать руку «певцу революции».

Об Александре Блоке написаны десятки книг, сотни статей. И большинство из них изображают весь творческий путь его как путь к социалистической революции. А вот что пишет «Литературная Россия» 14. 07. 2006. «…не вызывает у него (у Блока) сомнений: избавление  человека, России от несчастий,  «коршуна» возможно лишь на пути непокорства, преступления через крест. Когда это всё произошло, Блок, как следует из всего сказанного, был готов уже воскликнуть:
« Чёрная злоба, святая злоба», «Эх, эх без креста…»
Автор этих строк приписывает Блоку слова, сказанные героем поэмы, будто это не художественное произведение, а публицистическая статья. Мало того, что он обвинил Блока в непонимании России, «неприятии её сути, духовного предназначения». Далее следует оскорбление:
«Поэтому то, что произошло с поэтом после Октября, - это не временное помрачение ума, а естественное завершение, сложного противоречивого пути, пройденного до логического духовного конца» - Это круто! По-нашему!)

Да. Так любить Россию, как любил её и стремился понять Блок, сегодня кажется безумием. Но после «Двенадцати» Александр Александрович ответил всем, если понимать его буквально, всем врагам России, он ответил за всё своё поколение:      «Да, так любить, как любит наша кровь,
            Никто из вас давно не любит!
     Забыли вы, что в мире есть любовь,
Которая и жжёт, и губит!»

Тяготения Блока и его современников к народной жизни  в начале 20 века были чрезвычайно велики. Внимание к северу, к старообрядчеству было в известной мере обострено. Первые книги М. Пришвина, написанные по впечатлениям от путешествий по Олонии  «В краю непуганых птиц» рассказали о русском севере, где сохранились  «остатки чистой,  не испорченной рабством народной души».
Под этим влиянием в октябре 1907 года Блок делает первые наброски стихотворения о самосожженцах, законченного позднее «Задебренные лесом кручи», в котором отражена народная душа, охваченная пожаром. Блок пытается понять народную жизнь, тянется к ней, как тянется ребёнок к огню. Ярким примером тому является знакомство его с поэтом Клюевым, с которым он вёл переписку. В одном из писем Клюев писал Блоку:
«…Ясно, что такие люди, как я, могут быть для Вас лишь материалом, натурой для ваших операций…»… «Повторяю, что моя беседа с Вами была сплошной борьбой с иноземщиной в Вас. Я Вас звал в Назарет, Вы тянули в Париж, я говорил о косоворотке, о картузе, - Вы бежали к портному примеривать смокинг, в то же время, посылая поцелуй картузу и косоворотке…»
В сентябре 1908 года Блок получил от Клюева статью. В ней подробно рассказывалось о положении дел в олонецкой деревне, о растущем среди крестьян недовольстве всякой властью, о приобщении их к политической борьбе. «Религиозность народа не препятствует для восприятия революционных идей» - убеждал Клюев поэта. Блок ему ответил на это утверждение лишь в поэме «Двенадцать»
  Возможно в те годы (1907 – 1912) отношение  Блока к зреющей ненависти в русском народе считал справедливым, воспринимал народ как стихию. Но уже накануне революции, особенно после революции - его взгляд на революцию изменился. В поэме Блок не воспевает революцию. Он возвращается к своим прежним взглядам, которые отразились в его письмах матери из Европы. Чтобы понять это, достаточно внимательно перечитать  поэму «Двенадцать»
                - 2 -

Работая над поэмой, Блок знал, что его ждёт: ему - словно слышалось: «Распни его! Распни его!» Но иначе он написать поэму не мог. И следует сказать сразу: нет ни одного поэта более мистичного, чем Блок, но - ни один писатель - реалист не сравнится с ним в «реализме», если понимать под реализмом нежелание лгать. В поэме он отразил свои самые сокровенные мысли о России, о Боге, об интеллигенции, о революции. Это итог многолетней внутренней работы Блока. И как говорил о творчестве поэта один из современников  - «Это – религиозная влюблённость в Изначальную Реальность и в то же время ...безумная насмешка над ней. Быть влюблённым и не пожалеть – значит не пожалеть себя»
Чтобы исключить предвзятость в подходе к теме революции в поэме, обратимся к высказываниям поэта, где он предельно откровенно оценивает события предреволюционного времени. 
Ещё 17 мая 1909 года Блок в письме своей матери писал из Милана: «Более чем когда-нибудь, я вижу, что ничего из жизни современной я до смерти не приму и ничему не покорюсь. Её позорный строй внушает мне отвращение. Переделать уже ничего нельзя – не переделает никакая революция». Вот когда ещё Александр Блок пришёл к выводу о бессмысленности революций!
2 августа 1911 год. - «Несмотря на то, что живём в Британии и видим жизнь, хотя и шумную, но местную, всё-таки это – Европа и мировая жизнь чувствуется здесь сильнее и острее, чем в России... Жизнь – страшное чудовище... В каждом углу Европы человек висит над краем бездны... Здесь ясна вся чудовищная бессмыслица, до которой дошла цивилизация... В Германии и Франции – нисколько не лучше. Вильгельм ищет войны и, по-видимому, будет воевать»
Вдумайтесь, господа, в эти размышления. Можно ли согласиться с теми, кто считал Блока «сумеречным поэтом», далёким от жизни?
19 марта 1917 год. – «Мама, сегодня приехал в Петербург... Произошло то, чего еще никто оценить не может, ибо таких масштабов  история ещё не знала. Не произойти не могло... Случиться могло только в России... Зимний дворец разгромлен.. Выгорели дотла Литовский замок и окружной суд»
Как писатель, поэт, художник Александр Блок считал своим долгом быть там, где происходили самые важные события.
22 мая. – «У меня ... много неизгладимых впечатлений за эти дни...»
26 мая. – «Я сораспинаюсь со всеми... Действительно, очень тяжело. Вчера Царскосельский комендант рассказывал подробно, что делает сейчас  Царская семья. И это тяжело...»
19 июня. – « Кроме того я нисколько не удивлюсь, если народ также спокойно и величаво начнёт вешать и грабить интеллигенцию для водворения порядка...»
30 июня. – «Если пролетариат будет иметь власть, то нам придётся долго ждать порядка, а может быть и не дождаться...» Так Александр Блок писал самому близкому человеку, подчёркивая: бесполезность революций. Он давно чувствовал её роковую неизбежность. Эти чувства подтверждались окружающей жизнью, действительностью. Но юноша, пророчествуя, заявляет, что он принимать участие в революции не может:
«Увижу я, как будет погибать Вселенная, моя отчизна, Я буду одиноко ликовать  Над бытия ужасной тризной...»
Горькая самоирония звучит в словах «одиноко ликовать». Перед юношей стоят  трудные вопросы: что он будет делать во время этой «ужасной тризны? где его место в этой жизни?


22 марта 1916 года в его стихах появляются мотивы  поэмы «Двенадцать», образ ветра – дикой стихии. –
«Дикий ветер Стекла гнёт, Ставни с петель Буйно гнёт…»
Те же короткие строчки, ритм. И вдруг опять вопросы:
«Как мне скинуть злую дрёму? Как мне гостя отогнать? Как мне милую – чужому, Проклятому не отдать?»
Сразу на память приходят строки стихов о России: «О, Русь моя, жена моя...»

И будто не остановившись, будто продолжая свои мысли, Блок начинает поэму «Двенадцать»: 
        «Чёрный вечер.
                Белый снег…»
Чётко звучат короткие строки. Этот ритм, как было написано мною в 2005 году в первой книге о поэте «Встречи с Александром Блоком», он привнёс из популярной испанской народной песни «Трогала, перо»:
                «Малые дети.
          Старые люди
Все повторяют:
Глотай её, собака…
Глотай её, говорим
Мы невеждам,
Тем, что питались
Потом народным.
Ну, а теперь
Отошло ваше время…»

Эта песня была острым разящим орудием  политической борьбы между либералами (сторонниками конституции) и консерваторами (раболепными сторонниками короля) во время испанской революции 1820 – 1823 годов.  Александр Блок свёл воедино разные страны, разное время. Но это не есть простое следование художественным приёмам.Поэт подчеркнул, что поэма не только о Великой октябрьской революции, он обозначил мысль о революции, как явлении "бытия ужасной тризны" - общечеловеческого значения. Об этом  он сказал задолго до начавшейся трагедии.
       И вот свершилась эта трагедия.(Февральская революция). Началась расправа над "старым миром". "Зимний дворец с красными флагами". Блока приглашают "быть одним из редакторов"на заседании. Кто-то со злорадством обвинит Блока, приписывая ему все грехи меньшевиков и большевиков, забывая о том, что Блок - поэт, художник с мятущейся душой, что от него, как и от многих и многих не зависит ничего, но он должен знать правду, должен видеть всё своими глазами, как говорится.

Он "собственноручно читает записку Николая второго Войекову"... "Вчера Царскосельский комендант рассказывал подробно, что делает сейчас царская семья. И это тяжело.  Что же он ещё увидел? Он был поражён, как меняются люди в несчастье. "В горе и унижении к людям возвращаются детские черты", - с глубоким сочувствием к "подсудимым"пишет он матери в своём письме, "У меня много неизгладимых впечатлений за эти дни". "Вообще все правы - кадеты правы, и Горький с двумя душами прав, и в большевизме есть своя страшная правда" Об "аполитизме" поэта говорили многие. Он не был профессиональный политик, ему не нужно это,он "пророк" знающий предвидящий то, к чему приводит одержимость в политике.

      Поэма "Двенадцать"- поэма о революции, как об одном из исторических явлений, её свойствах, о судьбах народных, судьбе интеллигенции. Рассмотрим подробнее: образы, и художественные методы.... Одна из особенностей поэтики Блока – это наличие таких  художественных элементов, благодаря которым из-за простых, ощутимых, как будничная реальность образов встают другие – скрытые образы. Например, образ пса в поэме несёт сложную смысловую нагрузку.
«Стоит буржуй на перекрёстке
В воротник упрятал нос,
А рядом жмётся шерстью жёсткой,
Поджавши хвост, паршивый пёс…» (9 глава)

Почему пёс жмётся к буржую, а не к бродягам и не к красногвардейцам? Какой за ним стоит  образ? Чтобы разобраться в этом обратимся к другому произведению Блока.
«По улице бежал бочком
Поспешно, точно пёс голодный,
В шубёнке никуда не годной
С потрёпанным воротником» («Возмездие»)

Таким изобразил нам поэт своего отца – профессора и декана, представителя  трудовой интеллигенции, которому, конечно же, по духу ближе буржуй. А вот ещё тому подтверждение:
  «…так жил отец: скупцом забытым Людьми, и богом, и собой - Иль псом бездомным и забытым».
Так мы убеждаемся в том, что пёс в поэме олицетворяет собой класс интеллигенции. А далее поэт объединяет  буржуев и интеллигенцию – это и есть «старый мир»:
«Стоит буржуй, как пёс голодный, Стоит безмолвный, как вопрос,
И старый мир, как пёс безродный, стоит за ним, поджавши хвост…»
Осиротел «старый мир»: нет царя-батюшки, нет у него России. Что же произошло? Обратимся к поэме «Возмездие»
«Страна под бременем обид, Под игом наглого насилья – Как ангел опускает крылья, Как женщина теряет стыд…». Она предваряет образ Катьки, олицетворяющий в «Двенадцати» Россию.
«Безмолвствует народный гений - И голоса не подаёт…» - Эту строку объясняет В. Брюсов в статье «Вчера, сегодня, завтра русской поэзии». Он пишет:
«…Октябрь был для многих, и очень многих, как бы ударом обуха по голове. Голоса обычные в нашей поэзии примолкли…». «Самым значительным за революционный период осталась поэма «Двенадцать», конечно антиреволюционная».
Но Блок о себе пишет в «Возмездии»:
«А сын – он изменил отчизне! Он жадно пьёт с врагом вино. И ветер ломится в окно, Взывая к совести и жизни…» - Эти строки перекликаются с произведениями 1916 года: «Что ж ты ветер, Стёкла гнёшь?..» И мы уже в который раз встречаемся с особым художественным приёмом Блока: то, что недосказано в одном произведении – досказывается в другом. Это помогает глубже разобраться в его концепции. Но сначала договорим об «изменнике, пьющем с врагом вино».
М. А. Бекетова пишет в своей книге о любимом племяннике:  «Почти весь день Александра уходил на служебные обязанности… Он чувствовал себя скованным насильственной  не милой работой» … «К этому времени Блоки вообще применились к новым условиям жизни. Они кое-что начали продавать из личных вещей. Голодать больше не приходилось»… Таково было положение «певца революции», которого мы узнаём в двенадцатой главе:
«- Впереди сугроб – холодный, - Кто в сугробе? – Выходи! Только нищий пёс голодный ковыляет позади»…
Буржуи и друзья – поэты покинули Россию. Блок не мог уехать. Он остался   работать в той России, какой  она была. Его вызывали в комендатуру, допрашивали, «уплотнили» жилую площадь: отняли квартиру у его матери. И Александр Блок на руках унес её больную к себе наверх.

Обратите внимание на эти строки: «Отвяжись ты, шелудивый, Я штыком пощекочу!» - говорит в поэме красноармеец. И перед нами возникает образ Христа, казнённого палачом, который вонзает копьё в тело распятого Христа. За этим сложным образом - поэт – мученик.  (Но так ему и надо!) Ведь – «Скалит зубы - волк голодный! - Хвост поджал – не отстаёт – Пёс холодный – пёс безродный…» - так переговариваются красноармейцы. – Эй, откликнись, кто идёт? – Автор будто спрашивает: «Узнаёте?» - В квартиру поэта рвалась январская стужа, когда он писал поэму. С большим трудом приходилось добывать дрова Блоку. Интеллигенция не нужна была новой России. Большевики создадут «свою» интеллигенцию. За образом пса – личная трагедия поэта. Никто из исследователей творчества Блока не обратил внимания на образ пса, приняли его за незначительную деталь.
Антитеза интеллигенция – народ не была для Блока отвлечённой теоретической проблемой. Как преодолеть эту пропасть? Ответить на этот вопрос, значит  определить дальнейший путь: что делать, как жить…
Уйти с народом, измениться Блок окончательно не мог. Он был художником, цельной личностью, человеком культуры… Но и уехать из России, как другие поэты и писатели, он тоже не мог.
               
- 3 –
Являясь связующим звеном между испанской карманьолой и поэмой «Двенадцать», образ пса вырастает до глобальных размеров аллегорий фресок «Дома Гойи». У исследователей всегда вызывают недоумение такие композиции как голова собаки у огромной скалы, летящие на крыльях люди и другие. Страшные видения войн запечатлены на фресках, которые называются «Они становятся как дикие звери», «Капричос», «Шабаш» и др. Поэт мог их видеть в Мадриде, в Музее Прадо.
Блоку был близок Гойя неприятием кровавых войн и революций. Образы поэмы «Двенадцать» напоминают «призраки» с аллегорических фресок «Дома Гойи». Так на одной из композиций – согбенная фигура старухи с вытянутыми босыми ногами. И в поэме мы её видим:
« Старушка убивается – плачет: …….
…А всякий раздет и разут…»
На  другой фреске - идёт трагическая  фигура в чёрном капюшоне,  похожем на распущеннее волосы. Огромные глаза полны ужаса и тоски. В поэме читаем: 
«А это кто? – Длинные волосы 
И говорит вполголоса:
-- Предатели!
– Погибла Россия!
Этот иронический образ  напоминает одного из литературных спутников Блока.  В  словах «витии» сконцентрирован пафос его  публицистических выступлений. И с этого момента поэма звучит как «парадиз» на произведения этого писателя – совершенно, разумеется, несопоставимые по уровню мастерства с «Двенадцатью»
А там, на узкой стене, в глубине зала на фреске – группа мужчин взволновано читающих и обсуждающих какой-то листок. – «Политики» У Блока они говорят: … И у нас было собрание
  …Вот в этом здании
…Обсудили -
  Постановили: 
На время – десять, на ночь – двадцать пять…
На самой большой композиции изображён огромный утёс. На его вершине город, окружённый войсками, обстреливаемый из орудий. В воздухе по направлению к нему летят две фигуры – мужская и женская. С этой композицией перекликается поэма Блока:
«… Снег летит, лихач кричит, Ванька с Катькою летит…»
Но самые близкие по характеру «двенадцать человек» и «Процессия в
 Сан-Исидоро», где люди идут под низкими тяжёлыми тучами, застилающими небо. У них искажённые лица, иступлённый взгляд, широко открыты рты, испускающие вопли. Это иллюстрация к словам поэмы:
«Гуляет ветер, порхает снег.
Идут двенадцать человек.

  Винтовок чёрные ремни,
  Кругом  - огни, огни, огни…
 
    В зубах – цыгарка, примят картуз,
    На спину б надо бубновый туз!»

Фрески Гойи воздействовали на сознание и эстетические чувства Блока стали частью его внутреннего мира.
В записке о «Двенадцати» Блок писал: « Моря природы, жизни и искусства разбушевались, брызги  встали радугою над ними. Я смотрел на радугу, когда писал «Двенадцать»;  оттого в поэме осталась капля политики». Ясно, что каплей политики являются заключительные строки поэмы «Двенадцать» Они прозвучали,точно гром среди ясного неба. Но об этом в следующей части...