После охоты

В моей жизни был такой случай. Полесье, утиная охота, вечерняя тяга. Уже почти стемнело. Вижу, тянет пара. Высоко, не менее 100 метров. Я сидел на маленьком стожке, и когда они оказались почти вертикально надо мной лёг на спину и сделал всего один выстрел. На утиную охоту я чаще всего беру пятизарядный полуавтомат 12-го калибра, и стреляю крупной дробью, единичкой или нулёвкой. Можно бить издалека, да и подранки реже остаются. Задний (селезень) вошёл в крутое пике и с ударом и плеском шумно шлёпнулся в протекавший рядом мелкий ручеёк. Подобрал я бездыханного, и бросил в багажник машины. Там уже было пять уток, я решил, что хватит и мне и друзьям, и поехал домой. Дома, уже утром, открыл багажник и ахнул: сидит мой последний селезень живее всех живых, только крыло подволакивает. Видимо, он вырубился после падения в мелкий ручей, а потом очухался. Осмотрел парня. Всего одна единственная дробина попала в сустав крыла. Достал я его из багажника, отнёс в ванну. Добить рука не поднимается. Другое дело, если бы он был «не жилец», а тут – огурчик. Налил я ему в ванну воды – плавает, покрошил хлеба – ест. Понял я, что попал в ловушку: добить уже не смогу, а выпустить – погибнет сразу. Три дня маялся с этим квартирантом, наконец, пришла идея. Звоню в «дом юных натуралистов», был в Минске такой. Спрашиваю, вы дикого селезня не приютите?
– Откуда он у вас?
– С охоты – говорю.
– Он сильно ранен?
– Да нет, только летать не может, крыло перебито.
– Ну, приносите, посмотрим на него.
Встретила меня очень приятная молодая женщина, директор этого заведения. Посмотрела на нас и говорит: Мы только что купили двух птиц в Гродненском зоопарке, но и для вашего место найдётся. Только вам придётся мне помочь. Нужно принести ему в вольер корыто. У нас тут одни женщины, мы не сможем.
Давайте, говорю, что тащить и куда?
Корыто оказалось БЕТОННОЕ… Намучался же я! Тащу, проклиная всё на свете, свою мягкотелость, всех пернатых и бетонные изделия. А женщина смотрит на меня и говорит: Не понимаю, как в вас это уживается? Сами в него стреляли, а теперь заботитесь, вольер ему обустраиваете, небось, ещё и навещать будете.
А как же, отвечаю, обязательно. Просто, пока он летел, он дичь, а у меня древний азарт охотника. А сейчас он страдающее, да ещё по моей вине существо, которому я обязан помочь, раз уж он не стал блюдом с яблоками.
Директриса только головой покачала. Ладно, говорит, прослежу, чтобы ему здесь хорошо жилось.
А селезень мой, когда увидел компанию из других уток, несколько успокоился. Только в глазах светилось: Всё равно сбегу!