Зацепиться за небо. - IX. Лондон-Париж

 Вернулась Эльвира из Питера с долгами: потому – что подарков накупила родственникам и знакомым, потому – что активно и недешево лечилась, ведь к климату за три года поездок так и не привыкла – то и дело в Питере простужалась. Ко всем этим расходам добавлялись расходы на маленькие радости – модные обновки. В былые времена она могла себе позволить и дорогие подарки, и смену гардероба, и в итоге: умело оставалась свободным человеком. На данном жизненном отрезке времени она была загнана обстоятельствами в  другой социальный класс.
Эльвира подметила закономерность:  почти всем, кому отмерен полный цикл жизни,  дается не только право, но и обязанность побывать в разных социальных классах с разным материальным достатком. 
Квартира была в полном порядке, а нужно было продолжить приводить в порядок бабушкино наследство. Пришлось оформить ссуду в банке. Недолго отдохнув от поездки, и осознания новой кабалы, решила ринуться на природу. Пригласила в гости сестру Елену, пора было объясниться с ней.
–Ты приехала? Я тебя заждалась, конечно, поеду, пообщаемся, –   бодро выпалила. Раньше она отказывалась от подобного предложения.
До посёлка, где находился скромный домик и участок в четырнадцать соток, на автобусе полчаса езды. От остановки топать минут двадцать. По беспорядку в ограде Эльвира поняла, что побывали непрошенные гости. Косяк двери был в глубоких трещинах – пытались открыть замок, но не смогли. Эльвира с опаской открыла дверь в теплые сени, затем двери в дом толкнула. Осмотрев комнаты, вышла в палисадник, чтобы открыть ставни. Сделала несколько шагов и наткнулась на неподвижно тело Елены, лежащее на большом махровом полотенце.
– Лена!
Эльвира наклонилась, чтобы потормошить сестру, та, медленно  подняла голову.
 – Мне только этого не хватало! – возмутилась Эльвира.
– Я уже два часа тебя жду, лежу! – Елена неохотно приподнялась.
– Могла бы и не лежать, а поливать  все подряд, – сердилась Эльвира, скрывая испуг.
– Я так устала, пока ехала и шла.
Елена старается быть продвинутой пенсионеркой, ведь воспитывать нужно двух внучек. С утра до ночи ими занимается, душой отдохнуть некогда. А здесь: полежала на солнышке, свежий ветерок в мозги впустила, помечтала и снова генератор для окружающих. Ходила по огороду, радовалась и цветочкам и кустикам и травке.
– Морковочку уже можно есть! Вот и ягодка созрела! Лондон–Париж, голуби вверх, блики крыш, старый бульвар и на деревьях пожар…
Сестры полили грядки, настырно размножающуюся вишню выкопали, пропололи морковочку. Устав, сели отдохнуть на погребок.
– А, когда шашлыки–то будут? – Спросила Елена.
– Только ночью, – отшутилась Эльвира.
Гоша – ближний и самый драгоценный сосед, понаблюдав некоторое время за отдыхающими, пришел пообщаться. С Гошей особой дискуссией время не обогатишь, это Елена не знала, но скоро поняла.
– А слабо баню затопить? – отвлекла Эльвира.
Гоша отказываться от соревнования не стал, пошел топить  баню.
– У Гоши жена есть? – поинтересовалась Елена.
– У него пол–поселка жен, но чаще живет один.  То женится, то разводится в связи с частыми возлияниями с дружками–соседями. Соседям выгодно, чтобы он был доступен в любое время суток: всякие интриги плетут,  избранниц отваживают. Как ему это скажешь? Мужики, тем более соседи – больше родственники, чем женщины. Чаще он знакомится с городскими невестами. Когда понимает, что он нужен для удачного оформления быта, то побалуется, а потом выгоняет, как собаку и долго пьет. Тогда для мужиков в поселке  лафа наступает, ведь   каждый второй  две недели за счет Гоши «здоровье поправляет».
Гошин двор отлично просматривается с полисадника: Гоша то в бани исчезал, то в доме.
– Веник запарил! – прокричал во всю силу. – Идите!
Сестры собрали банные принадлежности, взяли тазики и потопали навстречу  томным запахам чистилища.
Гоша стоял у бани, улыбался, а лицо будто перекошено.
– Что такое? Травмировался? – спросила Эльвира, близко приблизившись.
– Да, вот, вас звал – звал, мошкам задание дал –  вас поторопить, в вашу сторону погнал, а они, туды – сюды, в меня вцепились.
После бани Гоша подобрел и повеселел, пригласил на шашлыки. Эльвира увидела посредине двора на кирпичах дырявое ведро вверх дном, от шампуров сверху лежащих, так маняще пахло. Гоша не скрывал радости,  что надолго застрял в женской компании. Елена, оглядывая просторы с высоты Гошиного двора,  сплошь в богатой зелени кустарников, раскинув руки, то и дело запевала:
– Лондон–Париж, голуби вверх, блики крыш, Старый бульвар и на деревьях пожар… Сколько времечка, господа хорошие?
– Только еще два часа ночи! – с неудовольствием ответил Гоша.

Эльвира проснулась от скрипа ступеньки на крыльце. Снова скрип, а затем последовал осторожный предупредительный стук в дверь. Она прислушалась, припоминая: все ли двери закрывала ночью, когда они с сестрой вернулись в дом. Снова скрип ступеньки, но уже требовательный стук в дверь. Она встала. Елена голоса не подала – спокойно  спала в другой комнате. Брезжил рассвет; он, осторожно проскальзывая сквозь узкие щели задернутых оконных штор, помогал просыпаться в поселке неуемным работягам.
Эльвира не стала зажигать на кухне свет, она это никогда не делала, боясь привлечь внимания  вечно ищущей приключений хулиганистой братии. Босыми ногами ступая,  прошла в сени, опираясь одной рукой о гладь бревенчатой стены дома, остановилась у дверей, приглушенным голосом спросила: – Кто там?  Ответа не последовало. Помолчав, уже суровым голосом спросила: – Кому не спиться? – и снова не услышала ответа.
Обе сестры проснулись ближе к полудню, когда солнце настырно требовало внимания. Полдник скромный: оладьи со сметаной и квас.  Сидели, пересмеиваясь и  уплетая оладьи, вспоминали банную вечеринку.
– Поставим прошедшему выходному дню жирную пятерку! – Елена нарисовала восклицательный знак в воздухе между собой и Эльвирой, бодрая и довольная взошла на крыльцо, лучше бы, конечно, в палисадник вышла – было бы все иначе.
 Свежий ветерок в лицо и как тут не распахнуть объятия шелковой синей кофты для встречи с солнечным летним днем и не запеть:
– Лондон–Париж, голуби вверх, блики крыш, Старый бульвар и на деревьях пожар…
Проходивший мимо коренастый черноволосый мужик, будто ненароком приостановился у калитки и, перебивая азартное пение, выкрикнул:
–А Вира где?
–Эльвира! Вылетай! Гость принес горьких ягод горсть! – скороговоркой прокричала в сени.
Вышла Эльвира, спустилась по ступенькам, подозрительно – ласково обратилась к гостю:
–А–а–а! Петя? Проходи Петро, поговорим, – и приглашающим жестом, показала на скамеечку, притуленную к стареньким перилам крыльца.   
Петя почесал затылок, немного подумал, озираясь на соседний двор, прошел через калитку во двор.
–Иди–иди! Сейчас расскажешь: как ты ночью двери перепутал. Опять на любимую мозоль наступил?
С каждым шагом, сокращающим расстояние до Эльвиры, у Пети  портилось настроение, это было заметно.  Петя молча присел на скамейку,  похоже, смущался неизвестной гостьи.
– Это - наша знаменитость! Самый порядочный в поселке житель, – без тени иронии Эльвира представила Петра.
Елена внимательно разглядывала гостя, не веря своим глазам.
Петр отпираться не стал, признался:  – С Геной посидели, шашлыки доели, он мне недопитую бутылку водки отдал и послал вас охранять. Ну, я проверил, поохранял.
– Охранял, пока не допил водку?
Елену ноги понесли по ступенькам  вниз.
– Я же в доме спал с вами, – уточнил Петя.
Елена, присаживаясь рядом с Петром, посмотрела на Эльвиру, ожидая объяснений.
–Послушай, Елена, какие сказки Петро плетет, когда ненадолго прописывается среди трезвенников. У него вон даже шевелюра от сочинений темнеть начинает, а чаще – то он седым бывает и сказки заменяются спиртом.
– Ну – ну! – начал подгонять Петр речь Эльвиры.
На Петре темный местами отглаженный пиджак, под пиджаком виднеется белый воротничок, по черным брюкам бежит острая стрелка.
– И давно он с тобой спит в доме? – с наигранной завистью спросила Елена и закашлялась.
Эльвира уже стояла над Петром, как коршун над добычей.
–Чего мелешь? – сказала и сразу же руки переплела на груди, сдерживая рвущийся изнутри эмоциональный порыв.
–Я прошел сквозь дверь, лег на твою кровать у стенки, там и спал.
Елена слушала, открыв рот.
В этот момент Эльвира вспомнила ночной сон: «Незнакомый мужик подполз к ее кровати, она не успела сообразить–отказать или хотя–бы крикнуть: «на место!», как мужик оказался на ее кровати  у стенки, где обычно спят подкаблучники. Одеяло на себя не потянул, и Эльвира,  чтобы убедиться – не почудилось ли, рукой ударила по месту, где мужик пристроился. Ан, нет никого!».  Сон рассказывать не стала, знала точно, что утверждение: «алкоголики – трудоголики» в параллельных мирах живут, будет преждевременным.
–А ушел как? – спросила любознательная Елена.
Петр перестал смущаться, и дар сказочника совсем на свободу отпустил.
– Прошел сквозь стену своего дома на свою кровать упал, тогда и проснулся.
«Вот заливает!» – сказала бы днем раньше Эльвира, но не в этот раз.
–А пришел–то зачем? Проверять или охранять? – пыталась завершить аудиенцию Эльвира.
– Дай двадцать рублей!
– Иссякли сказки, заправка спиртом требуется? Забор починить надо. Сделаешь – заплачу.
–  Нет, Вира, работать не буду. Дай 20 рублей. 
Эльвира, опираясь одной рукой о спинку скамьи, другой рукой вынула из кармана халата мелочь, протянула.
–Отдам! – сказал бодро Петр и хохотнул, встал, не оборачиваясь и не прощаясь, пошел к калитке.   
– Петь, постой! – крикнула Эльвира, не очень уверенная, что его еще раз встретит в этом мире. – Расскажи нам: как ты ходишь по разным измерениям.  Или мирам?
Петр остановился, вернулся к скамейке, опять присел.
– Да, ходил. Переходил из одного измерения в другое. Дошел до третьего и понял, что сначала был в шестом, потом в пятом, потом в четвертом. В шестом – две луны. Если рот открыть, то манная каша в рот повалится – сладкая.
– В Евангелие начитался про манну небесную? Наверное, кушать хотелось? – задиралась Эльвира.
–  Манной каши в детстве не наелся,  – уточнила Елена.
– В четвертом измерении в отстойнике был. Люди там стоят прижатые друг к другу и ни о чем не говорят,  ничего не смыслят. Стоят и спят. Без души они, думаю. Они ни в ад не попали ни в рай.
– А ты как рядом оказался? И что сам там делал? –допытывалась Елена.
– В шестом измерении? Говорил же, что был в шестом измерении, удивился – две луны надо мной было. Много работал, много думал и так далеко отлетел. Когда одумался, то понял – надо возвращаться. Из четвертого измерения прошел прямо на койку. Утром попробовал – не получилось.
– Утром, когда вернулся, был трезвым? – спросила Эльвира.
– А я трезвым был и вечером. Я кому рассказываю – никто не верит.
– Если это было после пьянки, тогда поверю, – сказала Эльвира.
– Какая пьянка. Я тогда не пил. Я и в аду был – на прогулку ходил. Знаю, что не девять кругов ада, а семь только.
– Как ты это понял? – спросила Елена.
– Шел по лестнице, – хохотнул Петр и, вворачивая палец винтом в пространство над собой, продолжил, – зашел наверх, там котлы стоят. Так много котлов. Возле самого большого котла оказался, и мне кто–то руку подаёт. Я того подальше послал, повернулся и пошел дальше. Семь кругов сделал и поднялся на небо.
–  На небо или на планету Земля? За что тебя отпустили, думаешь? – Эльвира уже спрашивала без охоты.
– Я же не умер. Я же просто прогулялся.
После этих слов Петр поднялся со скамейки и быстро–быстро зашагал к калитке.
Когда исчезла фигура Пети–сказки из поля зрения, Эльвира присела  рядом с сестрой.
– Приоделся, как будто свататься пришел, а потом раздумал.
– Честный мужик! Переспал – готовься жениться, а  ты  заплатила, значить отказала, – применила не дюжую логику Елена и долго хохотала.
 И тут уже Эльвира вынуждена была признать прозу жизни: помощников нет, и не предвидится, с наследством надо прощаться.
– Конечно, продавай! – подытожила Елена.