Как я не стал артистом

О театральном кружке Дворца пионеров я узнал, когда учился в первом классе. Я посмотрел у них «Снежок», «Красный галстук», «Снежная королева», «У лесного озера». На сцене царили Олег Табаков, Игорь Негода, Слава Нефедов, Лиля Кондрашенко, Миша Свердлов, Юля Косырева. Пусть простят меня те из этой славной плеяды, которых я здесь не упомянул. Мне очень нравились эти спектакли. Но в отличие от Володи Краснова, который, первый раз посетив спектакль, решил: «Пацаны. Такие же как я. Они могут. А я чего?», я считал, что эти ребята сделаны из другого теста, и едят они не так, и желудок у них не так устроен. Я, конечно, и думать не смел, что я тоже могу играть. И вот Вам Его Величество Господин Случай. В пятом классе (в 1952 году) у нас появился новый ученик Женя Лашицкий. Посадили его со мной за одну парту. Он оказался сыном актёра М.П.Лашицкого, который переехал семьёй в Саратов и стал играть в театре драмы имени К.Маркса. Женя всё меня уговаривал пойти во Дворец и поступить в театральный кружок. Я сначала отнекивался. Куда уж мне? Но где-то в середине осени я решился, и мы с ним пришли. И тут я впервые увидел Наталью Иосифовну. Она произвела странное впечатление: неулыбающееся лицо, пронзительный взгляд. Только теперь, после просмотра фильма «Натали», я стал понимать, в чём дело.


Наталья Иосифовна предложила нам что-нибудь прочесть. Так как я специально не готовился, да и не знал, что что-то надо готовить, я прочёл две басни И.А.Крылова, которые задали назавтра, а я успел их выучить. Она нас послушала. Меня взяла, а Жене отказала. Ну, прямо как у Горького с Шаляпиным, когда первого приняли в хор, а Федора Ивановича нет.


Наталья Иосифовна сразу стала вводить меня в готовящийся спектакль «Зайка-Зазнайка» и предложила заглавную роль. Я стал репетировать. Очень старался. Наталья Иосифовна пыталась выжать из меня побольше эмоций, сделать роль яркой, но тщетно. Моя органика не поддавалась. Тогда она оставила эту роль за Аллой Гришиной (тоже пятиклассницей), которая репетировала до меня, а мне дала роль Горе-Охотника. Увалень. Под мою органику подходит. Роль пошла, но возникла новая проблема. Спектакль должен начинаться с выходной песни Горе-Охотника. А у меня тогда отсутствовала координация между слухом и голосом. Из-за этого в своё время меня признали непригодным для занятий музыкой: нет слуха! И вот надо петь. Со мной стал заниматься концертмейстер Дворца, обаятельнейший человек Юрий Викторович Иванов. Он по ноткам научил меня мелодии, а она была речитативная и вовсе не мелодичная. Но я её помню до сих пор.


Параллельно меня и других пятиклассников ввели в массовку спектакля «У лесного озера». Надо же! Я видел этот спектакль из зала, как зритель, а теперь сам на сцене.  А в главной роли Олег Табаков! Играл шпиона. Когда его разоблачали, он так выразительно двигал стулом, что весь зал замирал. И так было на каждом спектакле. Но я ещё на сцене уверенно не держался. Слава Богу, что нас выходило несколько пионеров и на заднем плане. Мы пробегали вдоль задника, чего-то кричали бравурное и исчезали со сцены. Поэтому мне было не так страшно.


Пока я был просто зрителем и не видел, что творится перед спектаклем за кулисами, я, как и все зрители, сильно хлопал в ладоши перед началом, чтобы поскорее начинали. Но за закрытым занавесом я увидел, как Наталья Иосифовна ходит с молотком по сцене с неизменным «Беломором» в зубах и проверяет каждую декорацию, как прибит каждый косячок, а если что, то и выдергивает гвозди (на втором конце молотка был гвоздодёр) и забивает снова. Она прямо преображалась, ходя по сцене с молотком. И пока всё не проверит, занавес не откроют. С тех пор я перестал, бывая зрителем, аплодировать перед началом. Понял, что ничего мы аплодисментами не ускорим.


Не успели мы выпустить «Зайку-Зазнайку» до зимы и в конце ноября срочно переключились на подготовку новогоднего спектакля. Текст написал Лев Горелик, известный в Саратове эстрадный артист, будущий основатель театра «Микро». Главный герой – Сказочник. Перекочевал из «Снежной королевы». Он выходил на авансцену и начинал, как в «Снежной королеве»: «Снип. Снап. Снуре. Пуре. Базилюре». Конечно же, его играл Олег Табаков. Я играл одного из десяти (или восьми) пионеров. Срепетировали мы спектакль к сроку. И вот теперь я всем рассказываю, что я играл вместе с Олегом Табаковым в двух разных спектаклях, а в ёлочном выходили 24 раза подряд (по 2 спектакля каждый день всех школьных каникул). И вот, когда мы репетировали ёлочный спектакль, да ещё со взрослыми ребятами (там участвовало несколько человек из старшей группы), прошла робость (и ведь навсегда!), я стал уверенно держаться на сцене, не бояться зрителя, произносить роль не напрягаясь, но так, чтобы было слышно в последнем ряду. А зал был большой, рядов двадцать. И микрофонов у нас не было. Всё на дыхании и на связках. И как-то всё само получилось. Специально со мной Наталия Иосифовна сценической речью не занималась. Форсировать звук не заставляла. А вот как-то постепенно пришло. Тут мне ещё помогло то, что я своими глазами видел, как это делает О.Табаков, другие ребята. Как репетируют, как играют. Это тоже оказалось моей сценической школой.


На первом же ёлочном спектакле случился казус. Когда мы его заканчивали, Сказочник (Олег Табаков), жестикулируя, произнёс свой заключительный монолог и обнял за плечо стоящего справа от него пионера – меня, и стоящую слева от него Аллу Гришину. Она начала дёргать плечом и вырывать его из Олеговой ладони. Наталия Иосифовна всё это увидела. Закрыли занавес. Она приказала всем не расходиться. И вот мы все стоим на сцене. Она стала отчитывать Аллу: «Что он тебе сделал?» Остальных слов не помню, но было не по себе, потому что обращено-то это было ко всем нам. А как пронзительно Наталия Иосифовна смотрела! На всех. Я до сих пор это помню. Мы получили урок, как вести себя на сцене и как нельзя ломать рисунок спектакля. Больше Алла плечом не дёргала.


Ещё один урок Наталии Иосифовны. У меня был дублёр – Люда Григорьева (4-й класс). Роль была такая, что всё равно: пионер или пионерка. Наталия Иосифовна всё её не выпускала на зрителя, а приходила Люда во Дворец каждое утро. И вот однажды я  договорился с Людой, что она завтра будет играть вместо меня утренний спектакль. Наталии Иосифовне мы ничего не сказали. Утром следующего дня она была поставлена перед фактом, а я преспокойно пошёл в кинотеатр «Пионер» на первый сеанс, который начинался в 9.00, на новый фильм. А к дневному спектаклю я появился во Дворце. Когда меня увидела Наталия Иосифовна, она выдала мне такую эпиталаму, что больше я такого не позволял. Отругать отругала, а играть позволила. И вот первые уроки исполнительской дисциплины и коллективного творчества, которые потом мне в научной деятельности очень пригодились, я получил от Наталии Иосифовны.


И ещё эпизод. Снегурочкой у нас была Галина Николаевна Кузьмина, взрослая женщина, кажется, зав. педагогической частью Дворца. Однажды нас предупредили, что её не будет. А у меня по тексту коронная фраза для её выхода: «А где же Снегурочка?» И хотя предупредили нас, но на утреннем спектакле я на автомате на весь зал (а играли мы прямо в зале у ёлки) вопросил: «А где же Снегурочка?» Партнёры на меня зашикали, прямо на глазах зрителей. Выручил ситуацию кто-то из старших, кажется, Володя Марченко (тогда 9-й класс, впоследствии актёр Саратовского ТЮЗа). Что-то наговорил, что Снегурочка куда-то улетела на каком-то волшебном корабле. После спектакля Наталия Иосифовна устроила разборку. И вот, несмотря на всё это, Наталия Иосифовна мне доверяла. Когда мы, наконец, завершили «Зайку-Зазнайку», премьеру и ещё несколько подряд спектаклей играл я. Хотя я до этого уже был на сцене, и роль была у меня «со словами», своим дебютом я считаю премьеру «Зайки-Зазнайки». Робости уже никакой не было, волнение было только творческое, оно меня не давило, я чувствовал себя уверенно и владел залом.


Кроме спектаклей Наталия Иосифовна стала вставлять меня в сборные концерты Дворца. Там я читал стихи и басни. И ещё она отрекомендовала меня вести радиопередачи. Мы вместе с Галей Петровой (старшеклассницей) вели «Пионерский радиодневник». Я участвовал и в радиоконцертах, как чтец. Сотрудники радио быстренько обратили внимание Наталии Иосифовны на мой нос. На сцене это не так заметно, а вот на радио сразу проявились дефекты с дыханием и звуком. Наталия Иосифовна разыскала моего отца по каким-то своим каналам. Во всяком случае, я был очень удивлён, когда мой папа появился во Дворце во время одной из репетиций. Она порекомендовала ему разобраться. Мы с ним пошли по врачам. Виной всему оказался хронический ринит, который у меня был сезонным. Начинался с осенней сыростью, а тёплыми весенними днями затихал до следующей осени. И вот, казалось бы, какое дело Наталии Иосифовне до моего носа? А ведь вот обеспокоилась!


В начале следующего учебного года она со мной побеседовала и посоветовала параллельно заниматься в хореографическом кружке, чтобы с пластикой у меня стало получше, и с ритмикой. Я согласился и так и ходил в два кружка. И опять поражаешься её небезразличию к детям, обеспокоенностью за каждого. После просмотра фильма «Натали» многое стало понятно. Такова была её внутренняя культура. Она, как стало известно из фильма, приняла участие в многих судьбах.


В очередном ёлочном спектакле я играл Зайца. Их было несколько, в том числе в ролях зайцев выступали будущие народные артисты Володя Краснов и Гена Ротман. Он, кстати, в фильме про таких зайцев упоминает. Мы играли в зале, а потом дожидались своего выхода за закрытым занавесом на сцене. И вот 31 декабря во время дневного спектакля мы за занавесом не скучали, а бесились, и стали состязаться, кто выше прыгнет и сделает в воздухе ногами «ножницы». Пару раз я подпрыгнул удачно, а потом с высоты упал на спину, и оказалось, что сломал левую ключицу. Володя Марченко со сцены перенес меня в нашу комнату, уложили меня на диван. Стали ждать врача. Все подбегали смотреть, что со мной, заглядывали в комнату и спрашивали у Наталии Иосифовны, как я там. А она всех успокоила: «Ничего. Лежит, улыбается». Врачи надели на меня фиксаторы, и я почти все каникулы просидел дома. Но дня за 3 до окончания каникул навестили меня девочки из хореографического кружка и упросили мою маму отпустить меня во Дворец. Надели на меня отцовский свитер, ничего другого одеть было невозможно, и я появился во Дворце. Наталия Иосифовна меня увидела и воскликнула: «О! Пришёл». Она дала мне задание  стоять у фонаря под названием «пистолет» и светить на крутящийся шар, обклеенный кусочками зеркала. В темноте был эффект летящих снежинок.  И я остатки каникул с удовольствием приходил во Дворец и по два спектакля в день «работал» осветителем. И вот за это осветительство я тоже признателен Наталии Иосифовне. За то, что так изящно она нашла подход к инвалиду, что я был причастен к нашему общему делу и чувствовал себя в родной стихии.


А после зимних каникул была премьера «Сестрицы Алёнушки и братца Иванушки». Алёнушка – Галя Петрова, я – Иванушка, а Козлёночек – Володя Краснов. Я ещё был слабенький после перелома, но премьеру играл.  В первом антракте подходит ко мне Наталия Иосифовна и говорит: «Хорошо, Слава, хорошо». А я чувствую, что играю не в полную силу. Я так удивился её похвале. Ведь Наталия Иосифовна очень строго  относилась ко всему, что мы делали на сцене. А во втором антракте снова меня подбадривает. Такая моральная поддержка дорогого стоит. Он всем была мамой. Вот такой я запомнил Наталию Иосифовну.


В 2002 году я встретился с Олегом Табаковым в гримерной после его спектакля на гастролях в Новосибирске, где я проживаю с 1963 года. И он меня спросил: «Володю Краснова помните?» Я ответил: «Ещё бы! Мы с ним за одним кустом отсиживались. Я – Иванушкой, он – Козлёнком».  Олег захохотал и  рассказал, что берёт Володю Краснова в МХТ из Саратовского ТЮЗа. Сказал: «Вот, своих собираем». Потом я встретился в МХТ с Володей после его спектакля. Мы узнали друг друга и очень долго проговорили. Многих вспомнили.


Вот пишу и думаю: значит, Наталия Иосифовна что-то во мне увидела, раз давала большие роли, доверяла играть в первом составе, ввела в концерты и на радио. Концерты и спектакли сделали своё дело. Появилась уверенность, даже смелость, владение кубатурой зала, чтобы без форсирования звука ты был услышан в последнем ряду. А концертировали мы в самых разных залах. Иногда весьма вместительных. Да и во дворце, как я уже упоминал, зал, слава Богу, не маленький. А ещё появилось чувство логического ударения, опыт расстановки пауз, жестикуляции и других средств выразительности, раскрытие темперамента при выходе на публику. И это осталось у меня навсегда. Я ощущаю подъём перед выходом на аудиторию. Возникает готовность и полная раскованность. И, спасибо Вам, дорогая Наталия Иосифовна, за такую школу.


За логические ударения мне даже досталось впоследствии, уже во времена студенческой самодеятельности, от А.Г.Василевского, у которого я играл параллельно в Доме Ученых и в драмкружке медицинского института. Он меня однажды пожурил, за то, что я недостаточно работаю над образом, а «выезжаю» за счёт логических ударений.


Уже будучи студентом, я встретился однажды с Аллой Гришиной, и она попросила меня срежиссировать стихотворение одной девушке для смотра художественной самодеятельности. Это было стихотворение Маргариты Алигер с такими словами: "Когда в концертном белом зале японец Моцарта играл" Я с ней позанимался, и она заняла даже призовое место на смотре.


Я не стал артистом. Устроен по-другому. В школе мне легко давались точные предметы, особенно математика. Сплошные пятерки без напряга. И хотя вне школы увлечением был театр, организм требовал пищи для ума. Поэтому судьба в итоге привела к тому, что я стал учёным. Я поступил в Саратовский медицинский институт, а в 1963 году, дойдя до 5 курса, уехал из Саратова в научную Мекку Советского Союза – Новосибирский Академгородок. Перевёлся в тамошний университет на биологию, по окончании стал работать в Академии Наук. Защитил кандидатскую и докторскую диссертации. Получил аттестат профессора. Параллельно с научной работой преподаю в ВУЗах с 1969 года и до сих пор. А в душе осталась сцена.


С некоторого времени я понял, что я не сею «разумное, доброе, вечное», а даю концерты и лекциями студентам, и научными докладами коллегам. То есть во мне осталась потребность в публике, во владении аудиторией, в выразительности подачи материала, а не только информации, которую он содержит. Я форсирую звук, произнося междометия и вводные слова типа «но», «и», «итак», «следовательно», «однако», «таким образом», а потом держу паузу и после этого подаю смысловой текст. Это происходит и на международных конференциях, где я делаю доклады на английском языке. Однажды в Риме у меня был часовой доклад на английском. Это был мой моноспектакль. Я выступал на комиссии экспертов, их собралось 18 человек из 14 стран ради моего доклада. После доклада коллега из Англии сделала мне комплимент за прекрасно поданную презентацию доклада. А моя манера делать доклад её просто восхитила.


Выразительность моих докладов отмечают многие. Кому-то это импонирует, а некоторых коллег раздражает. И это не скрывают мои обожаемые коллеги. А меня радует, что они так реагируют. Зато студенты всегда отмечают  выразительность, с которой я читаю лекции, когда они по просьбе деканата ставят оценки преподавателям.
Я никогда не боюсь быть последним докладчиком на послеобеденном заседании после десятка предыдущих. Я знаю, что обязательно разбужу всех, и всем будет интересно. Такое было не один раз. Помогает мне в этом мой сценический тренаж, начало которому положила Наталия Иосифовна.


Я никогда не отказываюсь от прочтения лекций, от выступления с научными докладами, будь то рядовой институтский семинар или международный симпозиум, от рецензирования и оппонирования диссертаций, от встреч со школьниками или студентами. Потому что во всех этих случаях я выступаю перед публикой. И это мои концерты. И эта тяга к общению с публикой и потребность владения залом, привитые мне сценой и, прежде всего, дворцовской, у Наталии Иосифовны, остались.


Довелось мне участвовать в научных конференциях, проводимых в Саратове. На одной из таких конференций я пригласил на свой доклад Ирину Внукову, профессиональную актрису, с которой вместе играл в самодеятельности в Доме Ученых у А.Г.Василевского, и показал ей: вот такие у нас гастроли, такие аплодисменты.


А при встрече с В.Красновым рассказал ему о нашей специфике, о том, что у нас каждый может сыграть своего Короля Лира. Была бы голова! Когда В.Краснов был на гастролях в Новосибирске, мы встретились и опять долго разговаривали. Я ему рассказал, чем я занимаюсь в биологии, и подарил своё учебное пособие. Мы с ним до сих пор поддерживаем связь.


Наука – это тоже коллективное творчество, как и театр. И вот при подготовке коллективных экспериментов или научных конференций у меня перед глазами Наталия Иосифовна со своим «Беломором», молотком и косячками. И это тоже жизненный урок самоотдачи, которая так была характерна для неё. Я про эти молоток и косячки рассказываю своим молодым сотрудникам, когда у нас заходит разговор об отношении к делу.


Моё сценическое прошлое сильно помогает мне в научной и преподавательской работе, но и выдаёт меня. Это многим заметно. Поэтому меня просят провести и институтский новогодний вечер, и банкет по поводу завершения конференции, и почитать стихи женщинам Института по поводу 8 марта. А ещё я сам по своей инициативе устраиваю уже несколько лет ёлочные представления для детей и внуков сотрудников нашего Института, где я бессменный Дед-Мороз. И я всё это делаю с удовольствием и легко. И это тоже школа Наталии Иосифовны.
Дворец не стал проходным эпизодом в моей жизни, а отпечатался довольно глубоко.


В 1989 году после научной конференции в Харькове я полетел в Саратов. В ожидании вылета я находился уже в отстойнике, и там на меня так пристально смотрели две женщины, что я невольно подошёл. Они попросили представиться. Я сказал, что я из Новосибирска. Они ответили: «Но Вы же из Саратова». Я подтвердил: «Да, я родился в Саратове». Тогда они воскликнули: «Слава!». И пошёл такой диалог: «Откуда Вы меня знаете? – Но ты же был в драме. – Был». Оказалось, что они были во Дворце в вокальном кружке и участвовали в одних концертах со мной (вот спасибо Наталии Иосифовне!) и видели меня в спектаклях. Мы сели в самолёт, и весь полёт до Саратова непрерывно говорили, вспоминали наше детство, наших учителей, ребят, которые с нами выступали, и из вокального, и из театрального, и из хореографического. Они были страшно потрясены, что я занимаюсь какой-то наукой. А они все кто в искусстве, кто в культуре. И я спросил: « Как же вы меня узнали? Ведь прошло 37 лет!» Они ответили: «По глазам». Я даже вспомнил, как одну из них зовут.


Когда моей старшей дочери было три года, она попросила меня рассказать ей про Снежную Королеву. И я прочёл ей «Снежную Королеву», но не Андерсена, а пьесу Е.Шварца, которую ставили у нас во Дворце. С тех пор она не представляет себе сюжет без Сказочника и Советника. А Колыбельную, которую пела Мачеха в "Сестрице Алёнушке", я запомнил, получилось, на всю жизнь. Я и старшей дочери её пел, и младшей, а теперь вот своему сыну (ему скоро восемь меяцев).


Когда старшая дочь стала подрастать, я стал устраивать домашние концерты для неё и её сверстников. И пригодился мой дворцовский репертуар, и «Вредный кот», и «Про одного ученика», и «Зрители кино». Им это очень нравится. Их мамам тоже.

К моему 70-летию сотрудники моей лаборатории подарили мне альбом, составленный из моих же фотографий с раннего детства и по сю пору. Там есть упоминание и о Дворце. Помещена фотография молодого О.Табакова. И есть такие стихи:
«Когда был юн, играл на сцене,
Приумножал свои уменья,
Постиг он ремесло богов.
Там начинал и Табаков.
Там храм театром увлеченных,
Но Табаков…НЕ СТАЛ ученым!»

Просматривая фильм «Натали», я увидел фотографию 1954 года, где вокруг Наталии Иосифовны её питомцы и среди них я в компании будущих народных артистов. Это меня так тронуло, что я позвонил создателю фильма Г.И.Яцкиной и выразил ей свой глубочайший восторг. Это не просто соприкосновение с детством, это – кусочек моей жизни. И после фильма я понял, что неправильно поступил, когда приезжал в Саратов в отпуск или в командировку, и ни разу не заглянул к Наталии Иосифовне. Я как-то стеснялся зайти. Я же не стал артистом! Это вот теперь уже понимаешь, особенно после просмотра фильма, что мы все были для Наталии Иосифовны её дети, а не просто кружковцы. И, возможно, ей было бы небезинтересно узнать, что один из них стал учёным. Простите меня, дорогая Наталия Иосифовна.

Жизнь у меня сложилась. Я нашел своё призвание: фундаментальная наука. Да ещё в Академгородке, да ещё и вузовское преподавание. Я занимаюсь любимым делом, и очень успешно. И определённой долей этого успеха я обязан Наталии Иосифовне. Потому что в придачу к этому есть артистизм. Могу без преувеличения сказать, что это Наталия Иосифовна сделала меня таким. И в этом нет никакого парадокса. Просто в процессе написания этих воспоминаний родилась формула о себе самом: артист по форме, ученый по содержанию. И вот эта артистическая форма, сохранённая до сих пор, создана была дорогой и незабвенной Наталией Иосифовной. И я счастлив, что жизнь моя так сложилась.


Жизнь предоставила мне счастье общаться с несколькими очень яркими неординарными личностями. И среди них с Наталией Иосифовной Сухостав.