Солдат

**
С холма открывался прекрасный вид на бухту и город. Хотя, прекрасным этот вид мог назвать только конченый сумасшедший. С другой стороны, он и был сумасшедшим – только больной поедет из столицы сюда, за сотни миль, чтобы окунуться в пучину города, в его засасывающую бездну грязи, порока и всего остального низшего и ужаснейшего, что осталось на осколках былого величия.
Он начал спускаться. Под его ногами хрустели высохшая трава, осколки стёкол, обломки костей. Дома постепенно обступали его. Узкая тёмная улица, перекошенные дома настолько близко стоят друг к другу, что почти соприкасаются крышами. Между домами – никаких переулков, никаких щелей, они стоят сплошной стеной, заставляя идти только вперёд, к виднеющемуся впереди просвету. Все окна разбиты. Часть их осклабилась осколками, кое-как держащимися в рамах, часть крест-накрест заколочена досками, вместо третьих вставлены фанеры, полностью или наполовину закрывающие их.
Улица пересекается с другой, чуть более широкой и светлой. Он сворачивает и идёт до следующего перекрёстка. Снова поворачивает. До него начинают доноситься запахи, свидетельствующие о близости порта: протухшая рыба, пот, водоросли и что-то ещё. По отдельности все эти запахи противны, но терпимы, сочетание же их вызывает в нём тошноту, голова начинает кружиться, и ему приходится остановиться и прислониться к стене, чтобы перевести дух и отдышаться. В последствие он убедится, что этим ужасным запахом провонял весь город, все помещения, все люди, живущие здесь. И этот запах не выветривается, как бы далеко ты не уезжал от побережья, он въедается под кожу, в волосы и преследует тебя до конца твоих дней.
Через полчаса блужданий по запутанным улицам города он начал встречать первых его жителей. В грязных лохмотьях, босые, с длинными спутанными волосами, у некоторых они настолько длинные, что волочатся по земле, другие на них наступают, первые кричат, вторые тоже кричат, те вырывают свои волосы, бьют их, третьи встревают, их бьют уже всей толпой, но вдруг всем это надоедает, и они идут дальше, спокойно и отстранённо, как ни в чём не бывало.
Ещё через какое-то время ему стали попадаться первые нелюди. Он был много о них наслышан, даже видел фотографии, но ни разу не встречал вживую. В столицу их не пускали, в другие города вход им хоть и был открыт, но местные жители не очень-то их жаловали. А здесь, на побережье, на них было всем наплевать, так что нелюди со всей страны съезжались сюда и жили среди себе подобных.
Он начал замечать, что прохожие бросают на него подозрительные взгляды. И во взглядах этих чувствовалась некая настороженная враждебность. Каждый из них был готов броситься на него, вонзить свои клыки, когти, клювы в его горло, разорвать его на мелкие куски, возможно даже, что и сожрать, лишь только дай им повод, но повода он им никакого пока не давал, да и побаивались они его, он это тоже чувствовал, поэтому пока он просто шёл да рассматривал тех, кто шёл ему навстречу, кто стоял, прислонившись к стенам домов, покуривая, кто валялся под ногами и пытался схватить его за ноги своими атрофированными руками, щупальцами, клешнями, кто смотрел на него из окон бессчётным количеством глаз.
Он заметил, что какой-то нелюдь преследует его уже несколько минут. Тот пытался делать это незаметно, но делал это настолько неумело, что его заметил бы даже ребёнок. Он остановился, делая вид, что рассматривает витрину мясной лавки, на которой были раскиданы вонючие куски мяса неизвестного происхождения. Хозяин лавки, сидящий на другой стороне улицы на неустойчивом табурете, бросил на него короткий взгляд и продолжил ковыряться длинным ногтем в ухе, настолько огромном, что он мог завернуть в него всю свою башку, тоже, отнюдь, не маленькую по сравнению с телом. Преследователь его остановился у той же лавки и начал рассматривать мясо. Он сделал быстрое движение к нему и схватил за тонкий стебелёк, на конце которого располагался единственный глаз существа. Тот закричал и бешено завращал глазом. Он посильнее сжал руку.
- Заткнись, тварь.
Неумелый преследователь продолжал издавать нечленораздельный звуки и махать длинными руками, пытаясь вырваться из его хватки.
- Заткнись, а то оторву твой глаз нахрен.
Он замолк и моргнул красным глазом.
- Из тебя преследователь, как из меня император.
Он чуть ослабил хватку и нелюдь покачал стебельком.
- Зачем ты за мной следил?
Нелюдь молчал. Он потряс рукой, глаз закачался во все стороны. Жалобным голосом нелюдь ответил:
- Мой хозяин послал меня следить за тобой.
Голос его был похож на крики птиц над помойкой. Окружающие внимательно следили за происходящим, и лишь хозяин мясной лавки продолжал ковыряться в ухе. Он снова ослабил хватку.
- Кто твой хозяин?
- Я не могу назвать его имя, но я могу отвести тебя к нему. Хозяину это не понравится, но у меня, похоже, нет другого выхода.
Он засмеялся и отпустил нелюдя.
- Ты прав, другого выхода у тебя нет. Веди меня к своему хозяину.
Нелюдь заковылял на своих коротких ногах в сторону моря. Через пару кварталов нелюдь шмыгнул в неприметную подворотню, но он успел схватить его за глаз.
- Решил сбежать от меня, тварь? Даже не надейся.
- Нет-нет. Нам сюда. Уже близко.
Они поднялись по скользкой лестнице на несколько пролётов, прошли по длинному коридору, завешанному тряпками и заваленному какими-то коробками, пересекли огромный зал, в котором множество людей и нелюдей занимались самыми разнообразными делами: в одном углу двое существ с головами птиц дрались из-за распотрошённой туши, лежащей рядом, в другом углу совокуплялась целая толпа, кто-то спал, другие ели из железных мисок серую кашу, которая пыталась выбрать из ёмкостей, тут же женщина с ветвистыми рогами на голове стирала в тазу тряпки, другая, с длинным крысиным хвостом, пеленала ребёнка, непрестанно орущего огромным ртом, занимающим большую часть его головы, - поднялись по лестнице с прогнившими ступенями ещё на пролёт, прошли через другой коридор со множеством дверей, в одну из которых они и вошли, опять коридор, тёмный, с низким потолком, и маленькая дверь, неожиданно выходящая на улицу, и ржавая лестница на землю. Окружённый со всех сторон глухими стенами проулок, да и не проулок даже, клочок земли.
Нелюдь подошёл к неприметной двери и остановился.
- Добро пожаловать в Приморье. Мой хозяин ждёт тебя, - сказал он и открыл дверь, пропуская его.
Дверь закрылась за спиной, и темнота окружила его.
- Тварь. Он всё-таки провёл меня. Обманул. Сейчас меня убьют, – подумал он.
В противоположном конце помещения замерцал свет, и он пошёл туда, осторожно ощупывая ногами пространство впереди себя. Свет исходил от лампочки над дверью, он повернул ручку и открыл дверь.
 За дверью опять была темнота. Он сделал осторожный шаг вперёд, дверь за спиной захлопнулась с глухим стуком.
- Здравствуй, Солдат, - раздался голос.
Он в панике озирался по сторонам, махая руками, ничего не видя.
- Прости, Солдат, сейчас включу свет.
Яркий свет ударил по глазам. Он зажмурился.
- Я давно тебя жду, - продолжал говорить голос.
Глаза постепенно привыкали к свету. Голос, как оказалось, принадлежал человеку, сидящему за столом в центре маленькой комнаты. Он удивился размерам этого человека – он был никак не меньше двух метров ростом и очень толстым. Руки его, толстые как трубы, лежали на столе, ладони, которые с лёгкостью обхватили бы и расплющили голову ребёнка, сжаты в кулаки.
- Что ж ты стоишь-то, Солдат? Устал, небось, с дороги, присаживайся, - и толстяк сделал пригласительный жест.
Он подошёл к столу и сел на стул напротив толстяка.
- Почему ты зовёшь меня Солдатом? – спросил он после затянувшейся паузы.
Толстяк засмеялся:
- А как тебя звать предложишь? Настоящее имя твоё здесь никому не нужно. А солдат – он и в мирное время солдат. Тем более, что здесь, в Приморье, война не заканчивается уже очень долгое время.
- Ладно, Солдат так Солдат. А теперь, раз ты знаешь моё имя, которое, между прочим, сам и придумал, может, и ты представишься?
- Конечно, прости. Неприлично это, не представляться гостям.
И толстяк протянул Солдату свою огромную ладонь.
- Одни называют меня Толстяком. Наверное, не надо объяснять почему.
Солдат присмотрелся и подумал, что большую часть объёма Толстяка составляют мускулы, а не пустая плоть и жир, как может показаться на первый взгляд.
- Другие зовут меня Лысым. Наверное, тоже не надо объяснять почему, - и он провёл своей огромной ладонью по выбритой голове.
- Третьи зовут меня Стингером. Именно эту фамилию носил один из моих далёких предков. Этим третьим именем меня могут называть только те, кому я позволяю это делать. Ты можешь звать меня именно так.
И он улыбнулся во всю ширину своего лица.
- Рад с тобой познакомиться, Стингер, - произнёс Солдат, пожимая руку. Лысый сильно сжал ладонь Солдата, кости жалобно захрустели, но Солдат не подал вида, что это рукопожатие доставило ему хоть какие-то неудобства.
- В таком случае, ты можешь называть меня Гилроем. Именно эту фамилию носил один из моих далёких предков.
- Я тоже очень рад наконец-то с тобой познакомиться, Гилрой.
Пару минут они молча сидели друг напротив друга, изучая.
- Зачем я тебе нужен, Стингер? – Солдат первым подал голос.
- С тобой очень приятно иметь дело, Гилрой. Мы знакомы всего несколько минут, а ты мне уже нравишься. Такое случается очень редко.
Лысый улыбался, Солдат, напротив, был серьёзен.
- Ты не ответил на мой вопрос.
- Не знаю даже, что и ответить. Потому что я пока не могу знать, зачем ты мне можешь понадобиться. Нет, такую фразу ты можешь как-нибудь неправильно истолковать.
Толстяк постукивал пальцами по столу.
- Всё не так, как ты мог подумать. Представь себе такую ситуацию. Вот есть Приморье, самый последний гадюшник в мире, дыра, помойка, в которую сваливаются все отбросы, все отходы, которые только можно себе представить. И вот есть я, который знает практически всё, что происходит на этой помойке, который может отличить одну крысу из миллиона от другой такой же крысы. Не подумай, это я не хвастаюсь, это я просто обрисовываю ситуацию. И вот есть ты, Солдат, который много чего успел повидать в своей жизни, который много где успел побывать, много чего успел понаделать во всех этих местах, который всегда оставлял следы, где бы ни побывал. И мне становится интересно, как такого человека, как ты, Гилрой, могло занести сюда, ко мне. Вот я и пригласил тебя зайти ко мне в гости, поговорить, как два деловых человека, позадавать тебе вопросы, поотвечать на твои.
Толстяк замолчал, как бы давая Солдату обдумать его слова.
- Прости, конечно, но у меня пока нет абсолютно никакого желания ни задавать тебе вопросов, ни отвечать на твои.
Стингер развёл руками.
- Очень хорошо. Я ни на чём не настаиваю. Погуляй по городу, присмотрись, что да как, познакомься с парой-тройкой людей.
И он добавил шёпотом:
- И нелюдей.
И продолжил своим обычным громким голосом:
- Но через несколько дней, максимум через неделю, ты сам захочешь встретиться со мной.
Гилрой вопросительно поднял брови.
- Ты в этом так уверен?
- На все сто процентов.
Лысый покивал головой в подтверждение своих слов.
Солдат поднялся со стула, Толстяк тоже. Гилрой убедился, что его первое мнение о нём было несколько ошибочным – под костюмом Стингера угадывалось рельефное тело, мускулы чуть ли не рвали рукава рубашки.
Они пожали друг другу руки. Стингер сказал, показывая в угол комнаты:
- По коридору направо, никуда не сворачивая.
Солдат только сейчас заметил дверь напротив той, в которую он вошёл.
- Не могу сказать, что очень рад нашему знакомству, - сухо сказал Гилрой.
Лысый улыбался:
- А я, напротив, очень сильно рад. До скорой встречи.
Солдат вышел из комнаты.

***
Когда я открыл глаза, солнце уже коснулось своим краем морской поверхности. Значит, прошло что-то около двух часов. Тело затекло от долгой неподвижности в неудобной позе. Я сидел, привалившись спиной к скале на берегу моря. Город находился в паре километров к северу. До того места, где я сидел, его ужасные запахи почти не доходили. Я встал, ноги пронзили тысячи маленьких иголок, попрыгал, чтобы немного размяться и пошёл в сторону юга. Прошагал около двадцати минут и остановился. Разделся и зашёл в море. Вода пока ещё тёплая. Лето закончилось, но в этих широтах осень приходит ближе к ноябрю. От воды идёт запах. Не такой, как от обычной морской воды, чистой. Но не настолько противный, чтобы сразу же выгнать меня на берег. Выхожу на берег и ложусь на камни. Вода сохнет и щекочет тело. Через полчаса встаю, одеваюсь и достаю из рюкзака спальный мешок и остатки провизии: несколько твёрдых как камни сухарей, маленький кусок вяленого мяса и подгнившее яблоко. На дне фляжки плескаются несколько капель воды. Корю себя за то, что был в городе и ничего не купил. Но признаюсь себе, что не совершенно не собирался ночевать на берегу моря. Доедаю мясо с сухарями, запиваю последними каплями воды, яблоко выкидываю в сторону города. Закутываюсь в спальный мешок и закрываю глаза.

****
- И кто это сделал?
- Так кто может знать-то? У Толстяка много врагов в городе было.
- Но и друзей у него много ведь.
- Да какие к чёрту друзья в этом городе!? Это мог быть кто угодно.
- Ну вот прямо-таки кто угодно. Вот скажи мне честно, много ли в городе людей, которые могли бы Лысого голыми руками завалить?
- А кто тебе сказал, что его голыми руками завалили?
- Ну как же. Ты же сам…
- Я такого не говорил. Тем более, что я даже не знаю, голыми ли руками, или чем ещё.
- Я слышал, что он был задушен.
- Мало ли что ты слышал. А я слышал, что его застрелили. Нашли в собственном доме с дырой во лбу. А ещё я слышал, что его зарубили ножом. Что-то около тридцати ранений. И горло перерезанное. А ещё я слышал, что ему на голову упал кирпич.
- Что? Кирпич?
- Ну да. Обычный кирпич. Он шёл по улице, а ему на голову упал кирпич. И всё. Несчастный случай.
- Но ты же не веришь, что простой кирпич…
- Конечно, нет. Я вообще не верю ни одной версии. Но я знаю точно, что Толстяк мёртв. И лучше не задумываться о том, что начнётся в городе после его смерти.
- А что начнётся?
- Ты совсем тупой? Начнётся война. Настоящая война. И лучше не попадаться на пути тех, кто начнёт эту войну.
- И что ты собираешься делать?
- Ну что мне делать? На большую землю нам всем отсюда путь заказан, так что остаётся только один путь – в море. Проберусь на какой-нибудь корабль, или запишусь к какому-нибудь капитану в команду – и вперёд. И тебе советую то же самое сделать.
- Я подумаю над твоими словами, но мне кажется, что лично на моей жизни смерть Толстяка никак не отразится.
- Ты полный дурак, если так думаешь. Смерть Лысого отзовётся в жизни каждого жителя Приморья, а возможно даже, что и в жизни всей страны.

*****
- А чего ты хотел добиться, убивая Стингера?
На Солдата смотрели ничего не выражающие орлиные глаза. Нелюдь, сидящий напротив него, человек с головой птицы, крутил в руках револьвер.
- Ничего. Просто у меня бывают такие моменты, когда мне просто необходимо кого-нибудь убить. В прямом смысле чешутся руки. И постоянная головная боль.
- А почему бы тебе было не убить кого-нибудь не такого важного? Проститутки, наркоманы, торгаши, безногие уроды – в этом городе полно отбросов, смерти которых никто не заметит.
В орлиных глазах впервые за всё время беседы промелькнули отблески хоть каких-то эмоций. Нелюдь был искренне удивлён. Солдат вздохнул и провёл рукой по волосам, как бы приглаживая их.
- Вот в том-то всё и дело. Сейчас я уже не могу удовлетворить смертью какого-нибудь человеческого мусора. Ещё несколько лет назад я мог утолить свою жажду убийства, зарезав проститутку. Но сейчас мне этого мало. Мне нужно убить кого-то действительно важного. Того, чью смерть заметят сотни, тысячи. Того, чья смерть принесёт перемены. Неважно какие.
- У тебя чрезмерно завышенное чувство собственной важность, Солдат, – в глазах нелюдя-орла читалась насмешка, он явно не верил ни единому слову Солдата. 
- Я знаю, - улыбаясь, ответил Солдат. – Но я ничего не могу с собой поделать.
Пару минут оба молчали.
- И что ты теперь собираешься делать? – наконец спросил нелюдь.
- То же, что и всегда, - не раздумывая, ответил Гилрой. – Пойду дальше. Возможно даже, переберусь через море.
Нелюдь покачал орлиной головой.
- В таком случае, удачи тебе.
- Я привык не полагаться на удачу. Я рассчитываю только на себя.
- Тяжело тебе живётся, наверное.
Солдат развёл руками.
- Всем тяжело живётся. И, скорей всего, тебе в несколько раз тяжелее, чем мне.
- В этом ты прав, Солдат. Да, прав.
Солдат поднялся со стула и протянул орлу руку.
- Что ж, был рад знакомству.
Нелюдь тоже встал из-за стола и пожал протянутую руку.
- Мне тоже было приятно с тобой поговорить.
Нелюдь с орлиной головой проводил Солдата до двери.


*
- Ну что, согласен?
- Ты не оставляешь мне выбора.
- Вот и хорошо.
Какое-то время оба молчали.
- Ответь на последний вопрос.
- Ну?
- Тебе-то это зачем?
- А вот это не твоего ума дело. Ты сделай то, что я прошу тебя сделать, остальное тебя не касается. Не в твоём положении задавать вопросы.
- Да, конечно. Моя жизнь, как говорится, в твоих руках.
- Вот именно.
Пару минут стояла тишина.
- То есть, вообще никогда?
- Я тебе уже двадцать раз говорил это. Приблизишься к городу – и ты будешь умолять меня убить тебя. Убьёшь толстяка и отправляйся на все четыре стороны. И мир забудет о твоих деяниях. И всё будет так, как будто тебя никогда не существовало. При условии, что ты никогда сюда не вернёшься.
- Всё, окей. Я понял. В любом случае, меня ничто тут не держит.