Переселение душ

   ПЕРЕСЕЛЕНИЕ ДУШ
В школе пацаны считали  Пашку  странным человеком. А как иначе, если уже в пятом классе все пашкины друзья курили по-настоящему, не курил один Пашка. Пашка жил на окраине небольшого  районного городка, на последней его улице .Сразу за улицей начиналась степь. Весной она ненадолго  становилась зелёной, в кустиках и в редких рощицах, которые в этих местах назывались колками, появлялись подснежники. Вечером начинали летать майские жуки. Но постепенно, с приближением лета, степь теряла свою зелёную окраску, выцветала, и в конце июня становилась серой и бесцветной. Каждый день солнце поднималось в небо и к полудню раскаляло землю, выжигало последние зелёные ростки. Школа была в центре городка  и ходил  Пашка в неё вместе с друзьями. Вначале они шли вместе с Генкой и Шуркой, которые жили на одной улице с Пашкой, потом на канаве к ним присоединялся  Витька Баранов. Подходя к канаве, пацаны уже смолили вовсю. Курево они делали из бычков - недокуренных папирос от взрослых. Когда к ним присоединялся  Витька  Баранов, которого они звали просто Бараном, то иногда он угощал ребят настоящими сигаретами, а не бычками. Отец у Барана работал каким- то начальником и Баран никогда не подбирал бычки. Не курил один Пашка. Как- то ребята решили научить его курить.
- Все мы курим,- сказал Шурка,-ты один не куришь. Давай, начинай.
 Пашке совсем не хотелось начинать, но пацаны пристали серьёзно. С неохотой  Пашка взял папироску и попробовал курить, как делали это взрослые, пуская дым изо рта.
- Нет, не так,- сказал Шурка,- кури взатяг.
Пашка затянулся по- настоящему, дым попал ему в горло, он закашлялся, в голове закружилось. Пашка опустился на землю. В общем, в этот день он в школу не попал и ребята больше не приставали к нему с куревом. У всех ребят были клички. Витька Баранов был Бараном, Шурку звали Рыжим ,его волосы были рыжими, а все лицо в веснушках, которых становилось особенно много весной. Вообще, Шурка был хулиганом. Если где- то в школе разбивалось окно, или происходила драка- нигде не обходилось без  Рыжего. Однажды он отсоединил провода от школьного звонка и перемена вместо 15 минут растянулась на полчаса. Пришлось  школьной уборщице найти старый колокольчик где- то в чулане и целый день звонить в него. В этот день уроки начинались и кончались как попало , а коридоры  в школе были помыты кое- как. Только на следующий день пришёл электрик и отремонтировал звонок. Шуркины родители каждую неделю  приглашались в школу  из- за его поведения. Приходила всегда  Шуркина  мать - маленькая, запуганная женщина. Шуркин отец, такой же рыжий, как Шурка, в школу не ходил, но регулярно, каждую  неделю порол Шурку ремнем, причем не только из- за школы.
 Клички не было только у Пашки. Как- то она к нему не прилипала. Пашка был самый умный из всех ребят. Это не значило, что он учился на «отлично». Учился он средне, были и тройки, но иногда он мог сказать такое, что и взрослый  не мог бы так сказать или задать такой вопрос учителю, на который не было у того ответа. Еще одна странность была у Пашки, про которую знал лишь он один. Так, учительница химии- пожилая, полная женщина, походила на букву У, а учитель математики- строгий, подтянутый мужчина, прошедший войну - походил на букву Д.Когда начинался урок химии и химичка входила в класс, перед Пашкой сразу же возникала буква У; когда входил Иван Иванович, учитель математики- сразу появлялась буква Д. Что странно- другие учителя  ни с какими буквами и цифрами в голове Пашки не ассоциировались. Пашка  никому и никогда об этом не рассказывал – засмеют! Иногда Пашка думал, почему эти учителя  ему напоминают эти буквы, никакого сходства или сравнения и ничего общего у  них не было, хотя какое сходство может быть у человека и буквы. Другие  люди таких ассоциаций не вызывали, хотя был ещё один мальчик, в пятом классе учился вместе с Пашкой, потом его родители уехали из райцентра и ,конечно, увезли  этого мальчика. Так вот, этот пацан походил на цифру 8. Были и еще странности, как их считал Пашка, но он и сам  не только никому не рассказывал, но и себе в этом  не признавался. Не будем и мы пока об этом говорить. Было у Пашки одно увлечение. Он читал запоем книжки, причем не только художественные, но и технические, а также про  разные путешествия .Особенно он любил читать про морские путешествия. Одну книжку про кругосветное путешествие на парусном корабле он знал почти наизусть. Особенно нравились ему морские названия, связанные с устройством парусников. Названия эти: грот- мачта, бизань- мачта, фор- брам- рей, грот- марса- рей, фор- марса- гитовы, фор- бом- брам- гитовы -   звучали для него музыкой. Это были названия парусов, мачт и прочей  оснастки такелажа парусников. Иногда он представлял себя матросом, стоящим на марсовой площадке, на самом верху мачты, на тридцатиметровой вышине, всматривающимся в бескрайнюю морскую даль. Парусник рассекал бушпритом волну, барашки волн уходили белыми бурунами вдаль, чайки с криком носились над парусами и идущим вперед парусником. Иногда он вслух произносил  полюбившиеся названия оснастки судна и тогда ребята с удивлением спрашивали его:- Ты о чем это, Пашка?
Доходило до смешного. Пашка был ребёнком военного времени, родился во время войны. Всего в семье было пять ребятишек, у Пашки были два брата и две сестры. Жили не то, что впроголодь, но не сильно сытно, вволю была лишь картошка да молоко, да и то не всегда. В семье была корова, половина молока уходило на выпойку телёнку и поросятам, которых тоже держали. Понятно, что молока не хватало всем- ни ребятам, ни скотине. Но надо было вертеться. Вот Пашкина мать и вертелась, а вместе с ней и дети. Нужно было поливать огород, кормить скотину. Пашке приходилось нянчить двух сёстер, которые были не намного младше его самого. Был он ребёнком ослабленным, как и многие военные  дети- врачи нашли у него золотуху. Матери выделили на работе путёвку в санаторно- лесную школу и два года, две учебных зимы Пашка провёл в такой школе. Была она на севере области, в местности, где росли хвойные леса- сосны, кедры, ели- на берегу большой сибирской реки. Перед первой поездкой Пашке надо было сдать книги в библиотеку,  в том числе и книгу о морских путешествиях. Как ему этого не хотелось! Он уже сросся с этой книгой. Каждый вечер он с замиранием сердца открывал её и погружался в необычные морские путешествия. Конечно, он уже прочитал её всю, многие места знал наизусть, но так ему не хотелось расставаться с книгой, как с чем- то родным.
И Пашка придумал .Он тщательно завернул книгу в целлофан, потом в какое- то тряпьё, положил в ящик, вырыл в огороде ямку и схоронил всё это надежно. Он понимал, что поступает нехорошо, даже по- детски, но ничего не мог поделать с собой. Уже, будучи в школе , Пашка получил из дома письмо. После всех домашних новостей мать писала, что приходили из библиотеки и спрашивали книгу. Дома эту книгу, конечно, не нашли. Пашка послал ответ, а писать он любил, и на отдельном листе нарисовал схему, где в огороде находилась книга. Вот такая оказия случилась с Пашкой, но, как говорится: тут не убавить, не прибавить.
 А годы, точнее два года, проведённые Пашкой в лесной школе, пошли Пашке на пользу. Конечно, особенно помогло этому усиленное питание. Усиленным его можно было назвать по сравнению с тем, что Пашка ел дома. Здесь всё было по часам: завтрак, обед и ужин. На завтрак обязательно  давали маленький кусочек настоящего масла. Но питание питанием, но только потом Пашка понял, сколько всего он почерпнул из этой лесной жизни. Пацаны со всей области, со своей неуёмной  энергией, с фантазией,  много дали Пашке в смысле коллективизма, ответственности за порученное дело, ответственности  за данное слово. У Пашки сразу появилось много друзей, одним из них стал Колька Сократов  из того же городка, что и Пашка, но из другой школы, понятно, что за ним закрепилось прозвище Сократ.  Колька был постоянным заводилой в мальчишеских  делах, особенно любил он физкультуру, разные упражнения на перекладине, или, как её называли - на турнике. Это у него Пашка научился крутить «солнце» на турнике, это когда делаешь оборот, держась за перекладину и еще несколько оборотов. Как- то Колька показывал упражнение на турнике и, заканчивая его, неудачно ударился низом живота о перекладину .С криком он соскочил, спустил штаны, -из его мужского отростка капала кровь. Но, ничего, обошлось. Пашка стал выше, поправился, их постоянно взвешивали на весах, да и сам он любил это делать- благо весы стояли в коридоре. У него расправились плечи, походка сделалась  стремительной  и упругой, налились силой мышцы. Пашка стал получать удовольствие от физических нагрузок, у него стали расти волосы под мышками и в интимных местах, он полюбил своё тело .Самым  интересным временем в школе было, когда после отбоя ребята лежали на своих койках- тогда начинались рассказы. Здесь было всё - и реально произошедшее, и фантазии, и смешные истории. Пашка рассказывал про морские  приключения: в его рассказах причудливо перемешивались события, которые он почерпнул из книг, вымысел, придуманный самим Пашкой и его фантазиями. Но по тому, как ребята слушали Пашку, было яс но, что им нравится. В школе была библиотека, хоть и не такая большая, как дома, но и здесь Пашка умудрялся читать. Была и самодеятельность.  Как- то поставили пьесу, где у Пашки была роль - в конце пьесы он говорил: - А теперь, пойдемте есть, - и все шли к заранее накрытому столу, заставленному всякими кушань ями и сладостями. Вот когда Пашка поверил в настоящую силу искусства- ведь после пьесы они так вкусно поели.
После двух лет в лесной школе Пашка вернулся в свой городок. Уютным и маленьким показался он ему. В своей школе,  осенью Пашка заметил, как девчата, которых он раньше дергал за косы, с интересом заглядываются на него. Он и сам увидел, что многие девчата повзрослели, школьная форма и белые фартучки не скрывали их округлившихся форм. Одна из них, Тамарка  Гирич, откровенно задирала Пашку, то толкнет в бок, то навалится грудью на него сзади на перемене, когда ребята глядели в классном журнале у кого какие отметки. Один раз на уроке военного дела разбирали устройство противогаза. Тамарка, которая сидела впереди со своей подружкой и о чем- то перешептывались, оглядываясь назад, где сидел Пашка, вдруг оглянулась и сказала, протягивая ему свой противогаз: -сунь  сюда палец. И, взяв Пашкину руку, повела её в свой противогаз. Рука Тамарки была горячая, а в Тамаркином противогазе, в дыхательном клапане, прохладная резина приятно обнимала Пашкины пальцы. Что- то щелкнуло в Пашкиной голове, зазвенело и, неве домое доселе зашевелилось внизу живота. Тамарка крепко держала своей горячей рукой руку Пашки, на  щеках её играл румянец. Пашка вырвал руку из противогаза, будто делал что- то запретное. Победительная улыбка играла на лице у Тамарки.
Как- то раз  Пашка шёл по  канаве. Канава она и есть канава. Весной, когда бурно таяли снега и поток воды нёсся, смывая всё на своем пути, эта канава играла свою роль и отводила воду за пределы городка. По сути дела, это была улица, застроенная домами, только вместо дороги посередине проходила канава. Дома на Канаве были разные - и маленькие, похожие на курятники и большие. Здесь застройку никто не контролировал. Здесь жил и отец Витьки Баранова- начальник и Тамарка Гирич, которая появилась в их классе год назад. Родители у неё были то ли цыгане, то ли молдаване. И вот на этой канаве Пашку встретил идущую навстречу Тамарку. Тропинка была узкая, разойтись было трудно и Тамарка отвела одну руку назад за спину, отчего её, уже взрослая грудь выпятилась вперед. Так ходить, отводя руку назад и пропуская идущего навстречу мужчину, было особым шиком. И всё равно Тамаркина грудь проехала по Пашкиному плечу, то ли  это случилось нечаянно, то ли так было задумано Тамаркой. Но Пашка оценил это совсем по - другому. Или в классе, где все на виду и совсем другое, когда они наедине с девушкой. С этого времени будто вихрь подхватил Пашку. Вечерами они украдкой стали встречаться. Целовались до сумасшествия и уже в школе отводили свои взгляды, будто ничего между ними не происходило. В этом же году Пашка испытал прелесть физической близости. Тамарка была смела и настойчива. Многие ребята, Пашкины друзья, прошли через эту школу жизни. По их рассказам всё было похабно и унижало женщину. Не так было у Пашки. После встреч, лёжа в постели, он долго не мог уснуть. Перед ним проплывали Тамаркины чёрные глаза, её шепот, горячие руки девушки. Пашка никому не рассказывал про эти встречи, это оставалось их с Тамарой тайной. В это время Пашка написал свое первое стихотворение. Было оно еще по- юношески незрелым, рифмы не могли похвалиться своей правильностью и точностью, но непосредственное восприятие жизни, радость  от  того, что он живет на земле, уже чувствовались в нем.
После окончания учебного года семья Тамары уехала из городка куда- то на новое место. Но долго ещё, проходя по канаве, сердце его начинало биться и, в мелькнувшей вдали женской фигурке, Пашке мерещились  Тамаркины черты, её тёмные волосы, её стремительный упругий шаг. Пашка уже получил паспорт. Летом после школы он работал-  то разгружал вагоны с песком или углем, он уже много чего умел. Этим летом он устроился в бригаду арматурщиком. Бригадиром там был дядя Петя. Он вместе с семьей объехал полсоюза.  С ним вместе работала его жена и уже взрослый сын. Каждую неделю в конце её дядя Петя вместе  со своим семейством крепко выпивали. Это уже была такая традиция; выпивали прямо в цехе, где крутили арматуру. В понедельник дядя Петя с сыном приходили с глубокого похмелья. Во время обеда, кото рый кашеварила жена дяди Пети из домашних продуктов, дядя Петя доставал бутылку и говорил: - вы, как знаете, а сына я опохмелю.  Дядя Петя строил и московское метро и Братскую ГЭС, уезжал на новые стройки по вербовке. Пашка не участвовал в их попойках. Его хотели сначала приповадить,  но потом отстали. Пашкин характер уже выработался, он уже знал для себя, что хорошо и что плохо. Вообще в этом году с Пашкой стало твориться, что-то необычное. Он будто жил в трехмерном пространстве. Детские мечты о морских путешествиях, о свежем ветре, надувающем паруса на всех трёх мачтах: передней- фок- мачте, кормовой- би зань- мачте, главной- грот- мачте; о бушприте, ныряющем в носовую волну, перемежались с настоящим, окружающим его: школой, с  её повседневными заботами, уроками, учителями, ребятами и девчатами, одна из которых приобщила его к высокому чувству любви, к высшему её проявлению - и всё это  переходило в его стихотворения, в работу над размером стиха, строфой, рифмой и всем тем, что раньше называлось версификацией. Пашка не мог определить для себя, что для него является главным, иногда его нестерпимо тянуло к морю, хотя  он ни разу не видел его; иногда он думал, - а ведь можно стать простым бетонщиком  или арматурщиком, каждый день выходить на работу, вязать арматурным крючком  из проволоки какие- нибудь конструкции и думать, что после заливки бетоном это будет дорожная плита или лестничная  ступенька, черпать из котелка суп, сваренный тетей Машей, женой дяди Пети, получать дважды в месяц заработанные  деньги, сначала аванс, потом основную зарплату, вечером приходить домой  и, помыв руки, садиться  к столу,  и за ужином рассказывать матери о работе. Эта неопределённость мучила Пашку, он еще не знал, что такое состояние характерно для любого юношеского возраста.
Однажды Пашка увидел  объявление  с приглашением работать на лесозаготовках. Он зашёл в приемный пункт по адресу. Разбитной мужчина  лет 30, вербовщик, видно с опытом, красочно описывал прелести заготовки леса в Красноярском крае, в каком- то Усолье- Сибирском. По его словам выходило, что эта работа - сплошное удовольствие. Живут лесорубы в деревянных домах, питание усиленное, есть самодеятельность, много молодёжи. Вербовщик знал, какие струны задеть в молодом сердце. Вербовка была на два года. Модна была в то время песня  с припевом: -Эге- гей, привыкли руки к топорам и что- то про иволгу. В общем ,Пашка дал согласие. Явиться нужно было через четыре дня с паспортом уже на отправку. Пашка поделился своими планами с  Женькой, старшим братом. В день, когда нужно было идти на отправку, Пашка полез в комод за паспортом, но не нашел его там. Оказывается , Женька рассказал всё матери, а она паспорт спрятала  в надежное место. Так не получилось у Пашки стать лесорубом. Как ни странно, Пашка легко перенёс это, у него уже выработалось  такое отношение к жизни, что все должно идти своим чередом.
Этим летом у Пашки появилось ощущение, что должно произойти  что- то необычное. Недалеко от пашкинового дома находился лесопитомник. Там выращивали плодовые деревья: яблони, груши, сливы. Была в питомнике  небольшая дубовая роща. В школе они не раз ходили сюда на экскурсии, а с пацанами, также не однажды,  лазили в основном по ночам за яблоками. Прелесть была в запретности того, что они делали, как на бивали полные пазухи холодными крупными яблоками вместе с листьями, как бежали от сторожей с собаками, раздирая штаны и рубахи о колючую проволоку ограды, а потом сидели где- нибудь на скамейке, уплетая яблоки и вспоминая свой набег.
 В эту ночь Пашке снилось что- то необычное. Они с Тамарой сидели на берегу моря. Он читал ей свою новую поэму. Легко и безостановочно лились слова этой поэмы, они звучали  ритмом священных плясок и были баюкающи и прозрачны. Тамара смотрела на него и её глаза и тёмные волосы фосфорически блестели при свете луны. Утром Пашка проснулся и какая- то неведомая сила повела его к питомнику. Он подошёл к высокому забору питомника и заглянул в щель между досок. К его удивлению,  он не увидел знакомую картину - не было привычных яблонь и груш. Вместо них Пашка увидел большое поле, поросшее  высокой травой. Пашка перелез через забор и спрыгнул  на пружинистую луговую  траву. Будто ветром подуло на него, хотя по ту сторону забора ветра не было. Он пошел через поле, раздвигая высокую траву. Пашка подошел к транспортному механизму, чему- то среднему между трактором  и паровозом. Два парня, сидевшие в кабине то ли трактора, то ли паровоза, передвинули рычаги и машина поехала. Все было непривычно. Непривычность заключалась не только в необычного вида механизмах, не только в отсутствии привычной логики, но и в общей атмосфере, окружающей Пашку. Он повернул назад. По полю ехали люди на велосипедах. Пашка был уверен, что они едут на работу. У всех велосипедов были зажжены фары, хотя было уже светло. Внезапно Пашка понял, что он заблудился. Перед ним возникло строение, похожее на летнюю дойку, стан, где доят коров. Она была огорожена жердями. Пашка подошел и спросил  у девахи, одетой в тёмный халат и резиновые сапоги, как ему выйти отсюда. Деваха ответила что- то  невразумительное. Тогда Пашка окончательно понял, что заблудился. Место было незнакомое, Пашка никак  не мог сориентироваться. Он шёл в направлении обратном тому, как пришел сюда. Внезапно он увидел  МОРЕ. Что это было море, Пашка нисколько не сомневался, хотя ни разу в жизни не видел его .По  окаёму  море  пере ходило в небо,  такое же серо- голубое, как море. Ветер гнал по морю среднюю волну и она набегала на по логий  берег барашками и,  шипя, подкатывалась к Пашкиным ногам. Вдали стоял на рейде корабль, должно быть сторожевик - решил Пашка. Недалеко стояла группа парней, видно чего- то ожидая. Пашка подошел  к ним и обратился к одному, больше внушающему доверие. На вопрос Пашки, где он находится, - парень взял его за рукав и подвел к вывеске, на которой было написано название разъезда.
– А какая это область? - спросил Пашка и в голове  у него что-то щёлкнуло.
 – Как, какая, - ответил парень. – Камчатская.
 Пашка был в недоумении, он не мог понять, - как попал из Омской области, где был всего полчаса назад в Камчатскую.
 -Переселение душ,- сказал парень, как будто он сталкивался с этим каждый день.- Ничего, бывает.
 Пашка много читал об этом , и вспомнил, что это называется то ли департация, то ли реинкарнация. Всё  перемешалось в голове у него. Перед ним блестел узкий рельсовый путь. Оказывается, ребята работали путевыми рабочими. Вдруг раздался свисток и подошел небольшой паровоз с двумя небольшими же вагонами.
 –Хочешь с нами работать? – сказал парень,- поехали с нами.
 – Да, у меня даже спецодежды нет, - сказал Пашка.
 – Там дадут, - ответил парень.
И Пашка поехал с ними.
.