На бдении св. Илье Пророку

В этом году сбылась моя давняя мечта побывать в Ильинском скиту. Собственно, я там  бывал и ранее, но  тогда по-туристски: проездом на машине. Каким-то образом ловкий Валера, не без помощи, вероятно, не очень тощего кошелька, уговорил кого-то в Пантелеймоновом монастыре предоставить нам на  пару часов машину, и мы заехали в Ильинский скит. Тогда впечатления это не произвело. Более  примечательной оказалась встреча с группой из Польши. Об этом я рассказал когда-то в одном из рассказов. Как и об истории Ильинского скита. После этого утекло много времени. Издательство «Индрик» выпустило книгу об Ильинском ските, где кроме замечательной работы Феннелла, была помещена и моя статья из «Православной энциклопедии», заметно дополненная, в том числе и архивными материалами. Но все же главным материалом книги был архива монастыря. Николай Феннелл   преподаватель из Англии, собравший в себе целый европейский интернационал:  у него есть и греческие, и английские, и русские предки,   сумел перефотографировать архив до его прискорбного исчезновения сразу после захвата скита греками. Так же  прекрасна была статья Михаила Талалая   историка родом из Петербурга, переселившегося в Италию. Одним словом, при подготовке этой статьи я набрался всяких исторических сведений, хотя я бы с большим интересом написал бы для энциклопедии статью об Андреевском ските. Но тут меня опередили более достойные авторы.
 В этот раз я специально подгадал к  празднику Святого Илии, вечером меня любезно подвез до скита  о. Артемий, как здесь говорят, геронта келлии св. Никодима Святогорца. Конечно, было не очень удобно  быть на бдении со всеми вещами:  с рюкзаком и сумкой,   но я просто бросил эти вещи у входа и до конца бдения ими не интересовался.
Оказалось, что  скит расположен весьма интересно. Теперь я воочию увидел, что он первоначально замышлялся как небольшая  отшельническая обитель. Находится  он над Пантократором, и на монастырь открывается отличный вид. Сверху он закрыт  горой от чего создается впечатление особой тишины и уединенности.  От Кареи идти пешком, видимо, не так далеко, впрочем, мы это вскоре установили экспериментально. Но никаких тропинок, которые так хорошо сокращают  афонский путь, я не  заметил.  К монастырю ведет дорога, выходящая на открытое место  прямо над морем задолго до монастыря. Она отлично отреставрирована и имеет весьма аккуратный вид: такая своеобразна галерея, тянущаяся  по горе на высоте  нескольких сот метров. И сам скит  производит вид очень ухоженного, что вкупе с греческой надписью крупными буквами над вратами наводит на мысль, что эта забота происходит от того, что этот скит вполне  незаконно был отобран у русских иноков. Было это по афонским меркам не так давно, но кто-то, видимо, очень позаботился, чтобы убрать русский след. Вот и знаменитый источник Варлаама, оформленный с большой любовью.  По нему видно, как греки ценят питьевую воду. Небольшая колокольня, с неизменной афонской телефонной будкой, которая, как всегда, придает элемент несерьезности этой обители с достаточно  драматичной историей.  И еще штрих. Колоколами на этой колокольне, почему-то я  уверен   русскими, управляют весьма забавно с земли. Зачем тянуть  веревки от земли? Неужели не хватает братии, чтобы раза два в день подняться на колокольню? Впрочем, если это так трудно, можно звонить гораздо реже.
И только несколько икон, которые нельзя было убрать или заменить напоминают, что эта обитель была когда-то русской. В скиту сохранились две чудотворные  иконы, обретенные в русский период. В эту поездку меня удивило, что мое присутствие вообще вызывало мало интереса. Обычно  привяжется кто-нибудь из русских паломников, еще плохо ориентирующийся на Афоне, и пытается завязать знакомство. Но развитие печатного дела обеспечило многих картами и достоверными сведениями.
 Здесь на бдении было очень мало русских. В основном греки. Но и  те, кто были из русских, вообще  не обращали на меня внимания. Некоторых я знаю по причудам своей памяти. Вот высокий   то ли молдаванин, то ли украинец   о. Пантелеймон, бывший монах  Пантелеймонова монастыря.  Я когда-то его встречал еще в  русском монастыре. Он очевидно неустроен и скитается по обителям. Он мне довольно часто попадался на пути во время нынешнего паломничества. Были еще незнакомые русские и миряне.  Мною заинтересовался разве что, если не ошибусь, о. Филимон, которого очень хорошо описал в  своей книге Михаил Талалай. Я купил у него описание скита, творение их архимандрита.  Не очень ценное по содержанию, но богатое высококачественными иллюстрациями. И не надо говорить, что автор не акцентировал  особенно внимание на русском периоде истории скита.  Мы с ним обменялись парою фраз. Он по законам гостеприимства предложил мне  кровать, что мне показалось не нужным в виду неумолимо приближавшегося начала бдения.
Я не могу сказать, что в этом храме было особенно много народа на бдении. Вероятно, играло роль, что и сам храм, хоть и меньше Андреевского собора, но достаточно велик. Поэтому вполне хватило на всех молящихся стасидий, в которых, приложившись к иконам, поначалу заняли  место  греки. Как я уже сказал,  русских на празднике в этой малороссийской обители практически не было, не было и  представителей других русских обителей. А такими гостями очень дорожат на бдениях. Был греческий архиерей, но он не прибавил празднику торжественности. С самого начала я решил, что не буду выходить из храма до  конца литии. Но  мне с этой задачей справиться не удалось.  Бдение совершалось нарочито медленно.  Пел хор мирян, видимо, профессионалов.  Они не блистали партесным пением, но пели красиво. Были хорошие голоса. Но очень быстро мне эта красота надоела. Мелодии были протяжные и удивительно заунывные. Такое однообразие, признаться, утомляло, а еще  и сознание того, что если бы я даже был  великолепным знатоком греческого языка, я в таком исполнении мало бы что понял. И пришлось бы наслаждаться, как и сейчас одною красотою пения, которое, так скажем, на любителя. Хотя все происходит не как в наших храмах, но я не выдержал такого, как мне кажется, странного момента, когда хлебы  на столике были попросту оставлены в притворе храма и диакон и другие клирики  куда-то ушили отдыхать, пока  хор продолжал свое заунывное пение. Вообще  в середине бдения храм совсем опустел, а  у алтаря снаружи замечались фигуры сидящих на стульчиках служащих клириков.  Некоторые неуемные восхвалители афонской жизни любят с придыханием поговорить о восемнадцатичасовых по продолжительности бдениях. Конечно, такие по продолжительности бдения там совершаются, только служат разные иеромонахи и поют разные хоры. Одни служат, другие отдыхают на воздухе на стульчике,   и ничего  тут удивительного нет. Если в миру люди могут целый день смотреть телевизор, то монахи могут почти сутки молиться за богослужением. Только не все время стоя на ногах, но присаживаясь в иные моменты службы, когда такое допускается уставом. Так и течет жизнь монаха, как  мирянин сидит у телевизора, так монах на богослужении. Но не нужно искать в этом естественном образе жизни какого-то чуда: кто-то служит, кто-то отдыхает. Немощный может и прилечь. Вообще неуемное восхваление афонской жизни может привести неопытного человека к полному ее отрицанию. Разные легенды, что на Афоне и птица гнездо не вьет,  что нога женщины не ступала на афонскую землю и т.д. весьма вредят правильному восприятию Афона. При знакомстве с реальной жизнью неофит будет сильно разочарован. Надо увидеть в этих, зачастую простых людях, тружеников, которые всю свою жизнь положили на молитвы. Как это им удается, одному Богу известно и, конечно, Его Матери-покровительнице Афона.
Я сделал несколько кругов вокруг собора и в глубокой темноте буквально рисковал наступить на валяющихся простецов-монахов, поверженных сном. Некоторые спали на скамейках. Но таких тоже было немного, вероятно, большинство разошлось по кельям. Литургия внесла в службу оживление, появились паломники. Наступило утро, храм наполнился дневным светом. Но, как я  неоднократно это замечал, уже к концу бдения впадаешь в какое-то состояние, видимо, крайней усталости, что и некоторые моменты просто стираются из памяти. Так что помню только, отведав антидора, оказался на площади перед храмом. Трапеза прошла в довольно тесном помещении и была довольно скудна, что подчеркивает аскетический характер братии. Выступили дикей и владыка, и я был  очень им благодарен, что говорили  не очень долго, так как уже надо было думать об отходе или отъезде. Мне как-то привычно, что обители, в которых бывают праздники, думают об отъезде своих гостей. Тут я встретил молодого русского парня, который был весьма озабочен такими же проблемами. Мне в этот день нужно было уехать в  Уранополис, поэтому никак нельзя было опоздать на автобус в Карее. Один мой знакомый, с которым мы  познакомились в скиту, получил от архондричного маловразумительный ответ: то ли будет машина, то ли нет, и бросился бежать в Карею. Гораздо мудрее оказались некоторые греки. Они уже на выходе из обители подкараулили русского монаха и взялись ему помогать и стали тормозить все машины. Вполне естественно,  вероятность, что их подвезли бы греческие монахи, мала – другое дело, когда они помогают монаху. В этом сказывается  вековая мудрость греков. Мне удалось тоже подъехать до Кареи, где я встретил взмыленного юношу, который пробежал весь этот путь пешком.  Вообще греки как-то странно стали относиться  к транспорту. Мол, наше дело сторона, и если тебе нужно, можешь по телефону   ведь мобильные теперь есть у всех   и заказать такси в Карее.